Не прерывая его эмоциональный монолог, Даша встала, подошла к нему вплотную и крепко обняла. Сегодня они в спальню не пошли, остались в гостиной. Дэмиен был взвинчен, его буквально трясло от злости, и Даша решила, что надо дать ему возможность высказаться. А там видно будет.
– Не знаю, сколько она там просидела, я лег спать, но в конце концов, очевидно, убралась восвояси, раз уж к девяти утра успела под завязку нагрузиться снотворным и в бессознательном состоянии оказаться в больничке.
Прижимаясь к груди стоящего посреди комнаты Дэмиена, Даша слышала частые тяжелые удары его сердца. Он говорил быстро, хрипловато, сквозь зубы, изредка делая паузы, чтобы собраться с мыслями.
– Она живет с матерью? – спросила Даша во время одной из таких пауз.
– Да. Мать и вызвала «скорую», обнаружив эту дуру в ванной на полу. Ей чертовски повезло, «скорая» приехала быстро. После того, как несостоявшуюся Карин Бойе[1] откачали, решив на всякий случай подержать еще пару дней в отделении, мамочка не придумала ничего лучше, чем позвонить мне. И обвинить во всех смертных грехах. Разумеется, она была в курсе нашего разрыва, дочь ей все рассказала. Как я мог? Девочка мне доверяла. Потратила на меня лучшие годы жизни. Впрочем, это я слышал и от самой девочки. Что же я теперь собираюсь делать? Мой честный ответ, мол, собираюсь пойти пообедать, вызвал приступ праведного гнева. Ах, так? И я не брошу немедленно все свои дела ради бедной страдалицы и не проползу на коленях весь путь от больничных ворот до ее постели, дабы пасть на лице свое и смиренно молить о пощаде? Я сказал, что обдумаю ее предложение, попрощался и пошел в «Грабли».
– Мне нравится, как ты об этом рассказываешь, – сказала Даша. – Правда нравится. Ведь ты ни в чем не виноват. Ты не обязан следить за тем, что делает со своей жизнью взрослый здоровый человек, каким, несомненно, является твоя бывшая подруга, и нести ответственность за ее поступки. Это целиком ее личное дело. Она решила покончить с собой или изобразить самоубийство? Да пожалуйста. Кто ей запретит? Ты не обманывал ее, не давал обещаний. Так какие могут быть претензии? Дэмиен, я не знаю… возможно, я не права… но я честно не понимаю, почему ты так нервничаешь сейчас. Тобой пытались манипулировать, ты дал адекватный ответ. Ну и всё.
– Я нервничаю, потому что… – Он обдумал то, что собирался сказать. – Потому что глупость меня обескураживает.
– Эти женщины пытаются вызвать у тебя чувство вины. Не поддавайся.
– Зачем же им это нужно? Ну допустим, они его вызовут. Я почувствую себя последней сволочью и женюсь на бедняжке. Будет ли она счастлива со мной? При том, что женюсь я исключительно для того, чтобы избавиться от чувства вины. Сомневаюсь. Дело кончится тем, что мы возненавидим друг друга. Достойная цель, ничего не скажешь.
– Многие женщины не думают так далеко вперед. И очень, очень многие не думают вовсе. К тому же бытует мнение, то лучше выйти замуж и развестись, чем вообще не выйти замуж. Потому что, если ты ни разу не побывала замужем, значит, с тобой что-то не так. Тебя признали негодной. Бракованной. Никто замуж не берет! Какой позор.
Дэмиен схватился за голову.
– Перестань. – Она пощекотала его спину через рубашку. – Девица под присмотром врачей, за нее можно не волноваться. Конечно, выписавшись из больницы, она еще попортит тебе кровь, но это будет цена твоей свободы. Не мог же ты совершенно не понимать, с кем связался. За шесть-то лет можно было изучить ее привычки и повадки.
– Я понимал, Флинн. Понимал, что рано или поздно захочу избавиться от нее и это будет непросто. Но мне даже в голову не приходило, что она начнет играть в самоубийство. До сих пор не могу поверить, что она это всерьез. Но ведь если не всерьез, если она с самого начала рассчитывала на то, что ее отвезут в больницу и откачают, это тем более не помещается в моей голове!
У Даши мелькнула мысль, что неплохо бы выпить, но сегодня Дэмиен, вопреки обыкновению, ничего не принес, наверное, в стрессовом состоянии забыл обо всем на свете. Он даже не курил.
– Знаешь, что забавно? Если бы я разместила в какой-нибудь соцсети свои соображения по этому поводу, то комментаторы обвинили бы меня в мизогинии как минимум, а как максимум вылили бы ушат дерьма. Где моя женская солидарность? Где сочувствие к несчастной жертве, которую использовал гнусный абьюзер и которая теперь находится между жизнью и смертью? Еще неизвестно, оправится ли она от этой ужасной психологической травмы… И так далее и тому подобное. Ну, ты понял.
– Да. – Он чуть усмехнулся. – Кстати, где твоя женская солидарность?
– Нет ее. Так же как и мизогинии. На белом свете полно глупых женщин и глупых мужчин, от пола это не зависит. Вот что есть, так это определенный снобизм. Я считаю себя умнее многих.
– Если бы ты написала в соцсети, что занимаешься любовью с абьюзером, познакомившись с ним в доме своей соседки по даче, которая доверила тебе кормление ее котов, то узнала бы все о своих умственных способностях, дорогая.
Они дружно рассмеялись, и Даша мысленно поздравила себя с успехом. Ей удалось направить беседу в другое русло. Жаль, что выпить нечего, эх… Покушаться на хозяйский бар она считала недопустимым.
Хотя почему? Ведь покушение на хозяйский бар ничуть не ужаснее, чем покушение на хозяйскую спальню.
– Мне кажется, все эти социальные сети созданы специально для того, чтобы несостоятельные по жизни пользователи могли безнаказанно сливать друг на друга свой негатив.
– Созданы они, конечно, не для этого. Созданы они для того, чтобы контролировать людей, изменять их поведение и в конечном итоге превращать в покорное, управляемое стадо. А возможность безнаказанно сливать свой негатив – просто бонус. Опять-таки сливать безнаказанно удается далеко не всем и далеко не на всех. Но это отдельная интересная тема.
Ей захотелось сделать еще один шаг в направлении восстановления его душевного равновесия.
– А я сегодня совершила колдунство.
– Так ты ведьма? Я должен был догадаться.
– Дай же рассказать! – Даша ущипнула его за бок. – Стою я на кассе супермаркета, кассирша взвешивает на электронных весах мои товары: пакетик с яблоками, пакетик с морковью, пакетик с репчатым луком… И тут, на репчатом луке, что-то пошло не так. Лук смирно лежит на весах, окошко под ним светится, как положено, а касса на код не реагирует. Кассирша кнопку тык-тык, тык-тык – все без толку. Между тем собралась очередь. «Да что ж такое, – бормочет несчастная кассирша. – Ни с того ни с сего заглючило…» Осенила репчатый лук крестным знамением. Не помогло. А у меня на ленте еще большой желтый помидор, тоже в пакетике, и бутылка кефира. Тогда я говорю тихонько: «Снимите лук и положите помидор. Взвесьте его, а потом опять положите лук». Она меня послушала, вероятно, от безысходности, и – о чудо! – все получилось. Я расколдовала кассу супермаркета.
Дэмиен расхохотался.
– Страсть как выпить хочется, – призналась Даша, решив, что подходящий момент настал.
– М-да… чувствую себя предателем.
Даша ждала. И он не обманул ожиданий.
– Заглянем в бар?
– Думаешь, там можно найти что-нибудь подходящее? Не очень элитное. То, что продается в магазинах. Надо же будет возместить ущерб.
– Посмотрим.
Обследовав бар, встроенный в один из кухонных шкафчиков, Дэмиен вернулся с литровой бутылкой интересной формы. Поставил на журнальный столик.
– Что это? – поинтересовалась Даша, даже не пытаясь угадать.
– Glenfiddich. Шотландский односолодовый виски. Сейчас принесу стаканы и лед.
Дверь в кухню, где горел свет, он оставил открытой, и пока ходил туда-сюда, случайно или намеренно предоставлял возможность сидящей в кресле Даше оценить его стройную фигуру, горделивую осанку и чеканный профиль. Черты лица угадывались в повороте, но именно угадывались. Территория для «достраивания» оставалась весьма обширной.
– Какого цвета твои глаза? – спросила Даша, когда Дэмиен поставил перед ней стакан с виски. Низкий квадратный стакан с толстым дном. – Напомни. Я забыла.
– Ничего ты не забыла, зеленоглазая ведьма.
Взяв стакан, она откинулась на спинку кресла. Сделала маленький глоток.
– Неплохо. Очень неплохо!
– Еще бы.
Дэмиен тоже уселся со своим стаканом и стал почти невидим в темноте.
– Ты так уверенно запустил руку в хозяйский бар… Олег Петрович – твой старый друг? Ты сказал, не коллега. Может, родственник?
– Не родственник и не коллега.
– Но вы давно знакомы?
– Да.
– Твоя лаконичность наводит на мысль, что здесь зарыта какая-то собака.
– Зарыта, – подтвердил Дэмиен после паузы.
– Что же вас связывает?
И вновь он помедлил, прежде чем ответить негромко:
– Я его конфидент.
– Что?
– Хранитель секретов. Ты же знаешь, у каждого из нас есть секреты, большие и маленькие, которые ужасно давят на мозг. Не всем удается жить под таким давлением. Кто-то несет их духовнику, кто-то психоаналитику, а Олег – мне.
– О господи! – воскликнула Даша.
И тут же пожалела, что не сдержалась.
Дэмиен тяжело вздохнул, одним глотком прикончил свой виски и налил еще.
– Мы познакомились восемь лет назад. Совершенно случайно оказались в одной компании, выпили, разговорились.
– О чем?
– О философии, поэзии, музыке.
– Ничего себе!
– Чему ты удивляешься? Тому, что я способен поддержать разговор с профессором?
– Сама не знаю. Наверное, мне показалось странным, что мужчины в подпитии говорят на такие темы.
– Ты думала, мужчины в подпитии способны только рассказывать неприличные анекдоты?
– Не ехидничай. Рассказывай дальше.
Дэмиен приложился к стакану.
– Олег начал собираться раньше, чем я, и перед уходом попросил у меня номер телефона. Ничего особенного, решил продолжить полезное знакомство. Многие люди обмениваются номерами, адресами и потом обращаются друг к другу в случае необходимости. Он позвонил на следующий день. Я не ждал его звонка так скоро и слегка обалдел. Не помню, что за повод он нашел, вроде предложил закончить обсуждение начатого на вечеринке, и я, застигнутый врасплох, согласился скорее от удивления, чем от желания что-то еще обсудить. Мы встретились в кофейне на Тверской. Олег, как всегда, выглядел безупречно: модный пиджак, дорогая обувь, дорогие часы. Он очень стильный мужчина, ты замечала?
– Честно говоря, нет. Но я и не присматривалась. Когда я приходила к Генриетте, его, как правило, не было дома. Мы редко пересекались.
– Тогда поверь мне на слово. Олег выглядел на миллион долларов, но держался очень напряженно. Как будто ожидал подвоха. Я спросил, не будет ли он возражать, если я закурю, и он решил присоединиться, хотя накануне говорил, что не курит. Выпив свой кофе, но так и не дождавшись объяснений, какова цель нашей встречи, я задал ему вопрос в лоб. Тут он впервые посмотрел мне в глаза. «Смелее, – сказал я, вдруг поняв, что он напуган. – Ваша тайна умрет вместе со мной». Это была шутка, но лицо Олега перекосилось, и он со смешком произнес: «Вы даже не представляете, насколько это важно. Важно для нас обоих». Тут я тоже малость напрягся. Этим неожиданным заявлением он связал нас, как веревкой. Себя и меня. С какой стати? Мы только вчера познакомились и еще не успели поучаствовать ни в какой совместной авантюре. Мы чужие друг другу! Не тут-то было. Как сказал Жиль Делёз, если ты оказался в фантазиях Другого, считай, что тебя отымели. Собравшись с духом, Олег рассказал мне об одном неблаговидном поступке, совершенном в далекой юности. И попросил разрешения рассказывать об остальных. Не обо всех сразу. По очереди.
– Ох!..
– Хорошо, что я уже сидел на стуле.
Представив себя на его месте, Даша содрогнулась. Ничего себе знакомство на вечеринке!
– Но почему ты почувствовал себя связанным? Ты мог отказаться. И не выслушивать его исповеди.
– Мог. Но не отказался. Сперва меня обуяло любопытство, а потом стало уже поздно спрыгивать с карусели.
– Лучше поздно, чем никогда, – изрекла она, морщась от тошнотворной шаблонности этой фразы.
– Спасибо, дорогая, – усмехнулся Дэмиен. – Меня удержала нелепость, невозможность ситуации. Ведь это же форменная дичь – вот так взять и вывернуться наизнанку перед случайным знакомцем. Но Олег совершил невозможное. И я последовал за ним.
– Он сделал тебе неприличное предложение?
– Нет. Он сделал признание.
– Не представляю…
– Просто и скромно, что делает ему честь, он сообщил, что с тех пор, как увидел меня, ни о чем другом думать уже не может. Я вошел в его сердце, как ядовитый шип, и там застрял. Что с этим делать, он не знает. Такое с ним впервые. Может быть, я знаю? Нет? Очень жаль. Он, разумеется, слышал о том, что некоторые мужчины вступают в любовную связь с другими мужчинами, но сам никогда этим не занимался и вообще абсолютно уверен, что в нашем случае имеет место нечто иное. Любовные утехи его не интересуют, но он будет бесконечно признателен за беседы, походы на выставки, в концертные залы и тому подобное, лишь бы иметь возможность видеть меня и обмениваться впечатлениями обо всем на свете. Я ответил, что буду рад составить ему компанию на любом культурном мероприятии, а насчет любовных утех разговоров со мной лучше не заводить – мне, как и ему, они не интересны. Он кивнул и заказал еще кофе. – Дэмиен вздохнул. – С тех пор мы вместе. Олег интересный собеседник и просто умный человек. Ни разу он не дал мне повода послать его к такой-то матери. Общение с ним ценно для меня, и я, так же как он, не хочу, чтобы оно прекратилось.
– Он никогда не позволял себе… ну… каких-то провокационных действий?
– Никогда. Что было странно и не совсем естественно. Мальчики, знаешь ли, от начала времен полощут эту тему. В мужских сообществах такое можно увидеть и услышать… А тут – ничего. Понятное дело, он боялся меня спугнуть. Боялся моей неадекватной реакции и контролировал свое поведение. Но я из-за этого чувствовал себя не в своей тарелке. Он чересчур старался вести себя прилично.
– Сейчас он ведет себя иначе?
– Да, постепенно он прочертил для себя границу между дозволенным и недозволенным, и ее местоположение меня вполне устроило. Я сказал, что если ему захочется пожать мне руку, хлопнуть меня по плечу, прикурить от моей сигареты и все такое, то он может себе в этом не отказывать. Это нормально. Он принял к сведению мои слова, и нам обоим полегчало.
– То есть, вы друзья.
– Не знаю. Дружба подразумевает симметричные отношения, а наши отношения симметричными назвать нельзя. Я для Олега по-прежнему являюсь доверенным лицом, наполовину врачом, наполовину адвокатом, а он для меня – старшим товарищем с небольшими причудами, которого надо беречь.
– Беречь? От чего?
– Его отношение ко мне имеет драматический оттенок.
– Ты сочувствуешь ему, – проговорила Даша, пытаясь вспомнить Олега Петровича, которого, как выяснилось, толком никогда не видела.
Интересно, знает ли Генриетта об этой, гм… привязанности своего мужа.
– Да, мне жаль, что он так влип, – согласился Дэмиен. – Но сочувствие не мешает мне его уважать.
– Ты уважаешь его, ценишь ваше общение. Послушай. А ты никогда не думал о том, что вы могли бы… Ведь он не вызывает у тебя физического отвращения, если я правильно понимаю.
– Нет, отвращения не вызывает. – Дэмиен опять потянулся к бутылке. Рука его на секунду зависла в воздухе, словно он усомнился в целесообразности начатого действия, но потом все же плеснул еще немного в свой стакан. – Но и желания тоже. Я безнадежный гетеросексуал.
– Ни разу в жизни тебе не нравился мужчина?
– Я способен оценить мужскую красоту. И мне встречались мужчины, на которых было приятно смотреть. Чисто эстетическое удовольствие, понимаешь? Ни один из них не привлекал меня в качестве сексуального партнера.
– А кто-нибудь предлагал тебе однополый секс?
– Было дело. Но в юности я людям с девиациями не сочувствовал и уж тем более не водил дружбу с ними. Возможно, потому что все девианты, искавшие моей благосклонности, были на редкость неприятными типами. Они либо заискивали передо мной, либо вели себя как скоты. Однажды мне пришлось драться, чтобы назойливый поклонник наконец понял, что «нет» – это значит НЕТ. Окончательно и бесповоротно.
– Ты был красавчиком, да?
– Приходилось слышать о себе такое.
– А сейчас?
В темноте раздался короткий смешок.
– Сейчас я уже старый и облезлый.
Вот так. Дверцы шкафа распахнуты настежь и оттуда с грохотом вываливаются все новые и новые скелеты. Жизнь хозяев этого дома всегда казалась тебе образцовой. Приятные, воспитанные люди, культурные, состоявшиеся профессионально. Идеальная пара! И вдруг такой Дэмиен. Случайная встреча, иллюзия обретения «своего» человека, головокружение, зачарованность, страх потери – и застревание в странном, мучительном состоянии «ни туда, ни сюда». Чего в действительности хочет Олег? Чего ему не хватает в браке с Генриеттой? Быть может, сына? Но Дэмиен вряд ли годится в сыновья.
Сколько вопросов… Уйти в пустыню, где акриды и дикий мед. Начинать свой день с молитвы и заканчивать молитвой. Жить в простоте.
Если Олег представил его жене, то как? Мой приятель. Мой коллега. Мой соавтор. Не обязательно же было признаваться в наличии каких-то непонятных отношений, тем более что ничего предосудительного между ним и Дэмиеном не было. И Дэмиен не собирался становиться разлучником. Кем считает его Генриетта? Другом семьи?
А что бы предпочла ты? – спросила себя Даша. Знать или не знать? О странной привязанности своего мужа к постороннему мужчине. С одной стороны, лучше знать. Предупрежден значит вооружен. Но с другой…
– Дэмиен.
– Что?
– Можно вопрос?
– Конечно.
– Какие у тебя отношения с Генриеттой?
– Она мне нравится. А я ей – нет.
Через день Даша первая начала разговор о незадачливой самоубийце. Дэмиен был в хорошем настроении, кормил ее шоколадными конфетами вперемешку с апельсиновыми дольками, много шутил. После секса оба расслабились и, приоткрыв окно, за которым шелестел дождь, вытянулись на кровати, соприкасаясь плечами. Свежий воздух с ароматом садовых роз приятно холодил разгоряченные тела.
– Как твоя бывшая? – лениво поинтересовалась Даша, решив, что после сегодняшних постельных баталий имеет право задать этот вопрос.
– Без понятия, – пробормотал Дэмиен.
– Она не звонила?
– Нет.
– Ни она, ни ее мамаша?
– Никто.
– Думаешь, это все?
Он глубоко вздохнул.
– Думаю, нет. Хотя в глубине души теплится надежда, что все.
– Я, наверное, плохой человек, потому что мне ее не жаль. Я ей не сочувствую. Олегу сочувствую, а ей – нет. Ведь, в сущности, она тебя шантажировала.
– Ты не плохой человек, Флинн. Ты просто смотришь на это со стороны. Трезвым, незамыленным взглядом. И не имеешь никакого шкурного интереса.
– Я больше ни слова не скажу об этом, если тебе неприятно.
– Неприятно? – задумчиво повторил Дэмиен. – Знаешь, нет. Мне без разницы. И я даже не заметил, когда это случилось. Когда на смену интересу пришло безразличие.
– Не думаю, что тут можно вспомнить точный день и час.
– А ты по каким признакам определяешь, что все прошло?
– Перестала ждать звонков, значит, все прошло.
– Так просто?
– Ну как есть…
На самом деле все немного сложнее. Перестать ждать телефонных звонков или sms-сообщений – это, конечно, серьезный шаг к освобождению. Но выйти из мысленного диалога с бывшим другом сердечным, отключить его навовсе, не делиться по привычке радостями и огорчениями, не советоваться по пустякам – вот что, пожалуй, можно назвать освобождением.
Спасительный рецепт Даша нашла самостоятельно. Лежа поздно вечером в своей целомудренной постели, балансируя на грани между сном и бодрствованием, она нарисовала себе образ мужчины, в котором идеально сошлись все несравненные достоинства, пленяющие ее со школьной скамьи. Он предстал перед ней, как живой – король темных эльфов с сияющими глазами и грацией танцора. Предстал и улыбнулся уголками рта. С тех пор, стоило Даше, оказавшись в затруднительном положении или поддавшись панике в связи с предстоящими событиями, призвать его всей силой своего отчаяния, как он тотчас же возникал из ничего и оказывал ей незримую поддержку.
Она прекрасно помнила, как однажды летом – необычайно жарким летом, когда столбик термометра день за днем вылетал за отметку тридцать пять, – ехала с работы домой, и в метро ей стало дурно. Закружилась голова, во рту пересохло, ладони стали влажными, по всему телу разбежалась противная дрожь. Стоя напротив дверей мчащегося по тоннелю вагона, Даша взглянула на свое мутное отражение в темном стекле и прошептала одними губами: «Иди ко мне, пожалуйста…» За ее спиной обозначился знакомый силуэт. Прикосновение? Возможно ли это?
Дуновение свежести в лицо, точно поцелуй Духа Ветра… обволакивающее спокойствие… а теперь определенно – прикосновение. К телу? Нет, скорее к разуму.
Я держу тебя, моя девочка… держу.
В следующую минуту она задышала ровнее, в голове прояснилось, дрожь прошла. И до дома она добралась в добром здравии.
Почему ей никогда не нравились богатыри? Добры молодцы, о которых говорят «косая сажень в плечах». Был запрос на изысканность, утонченность, аристократизм. Чтобы верхом на легконогом скакуне и сам легкий, стремительный, гибкий, неукротимый. Предводитель воинства полусильфов, полулюдей. С этой загадочной сущностью, приходящей из Иного мира, Даша могла говорить о чем угодно. Но в последнее время это место все чаще занимал Дэмиен.
– Ты можешь описать женщину своей мечты?
– Что? – удивился Дэмиен.
– Ну, идеал женщины, как ты его себе представляешь.
– А, ты имеешь в виду Аниму? Юнговский архетип.
– Да.
– Но это же архетип индивидуального бессознательного. Я никогда не пытался вывести его в поле сознания.
– Так попытайся!
– Ты прямо как моя сестрица, – фыркнул Дэмиен. – Что тебе нужно от женщины?.. – Процитировав сестру, он фыркнул еще раз и негодующе продолжил: – Да поймите вы, наконец, такие вещи невозможно осознать полностью. Даже если сегодня я напрягусь и выложу перед тобой список тех качеств и черт характера, которыми должна обладать женщина, чтобы я полюбил ее, а завтра познакомлюсь с такой женщиной при самых благоприятных обстоятельствах, это вовсе не означает, что я ее полюблю. Скорее наоборот, высока вероятность того, что эта женщина не произведет на меня ровно никакого впечатления.
– Почему?
– Потому что мы не можем поймать, ухватить, удержать то, за что любим другого человека, оно все время ускользает. А если можем, значит, это не любовь.
– Но вот я, например, всегда влюблялась в мужчин определенного типа и даже рассказывала тебе какого именно.
– Да, я помню. Мужчин такого типа довольно много. Ты что же, влюблялась в каждого встречного?
– Нет, конечно.
– Может быть, в каждого, с кем удавалось познакомиться?
– Нет.
– А почему? Если они отвечали твоему запросу.
Даша задумалась.
– Должно быть что-то еще, кроме внешности, которая меня цепляет… какая-то искра.
– Вот. Об этом я и говорю.
– Ускользающее нечто. Искра. Даже не знаю, хорошо это или плохо – невозможность ее поймать и рассмотреть.
– Господь Бог сыграл со своим творением хорошую шутку. Человек научился лечить болезни, контролировать рождаемость. Обрати внимание, рождаемость, но не влюбленность. Этот процесс, увы, неуправляем.
– Интересно, если бы он был управляем, как много людей предпочли бы не влюбляться.
– Для начала ответь сама на этот вопрос. Что бы предпочла ты?
– Не влюбляться, конечно. А ты?
– То же самое. Не влюбляться.
– Да мы с тобой отличная пара!
Повернувшись, Дэмиен легким поцелуем коснулся ее щеки.
– Я в душ. Не скучай, ладно?
Даша засмеялась. Счастливым смехом удовлетворенной женщины.
– Постараюсь.
Пока его не было, в спальню проник Ниро, запрыгнул на кровать и с громовым урчанием разлегся посередине. Почесывая его толстый загривок, Даша скользила взглядом по оконной раме, по зигзагообразному орнаменту портьер.
Ему безразлично. Значит ли это, что у шантажистки нет шансов? Они бывают довольно изобретательны. По крайней мере в кино.
И тут из кармана Дэмиенова пиджака, переброшенного через спинку кресла, донеслось мелодичное курлыканье. Смартфон. Который Дэмиен сегодня забыл выключить на время свидания со своей Флинн.
Ниро навострил уши и уставился на кресло. Даша тоже навострила уши, но ее интересовали звуки со стороны ванной. Там шумела вода. Рискнуть? Не рискнуть? Она знала, что рискнет раньше, чем соскочила с кровати.
Черт, да где же… ага, вот.
Во внутреннем кармане. Руки дрожат. Пальцы, повлажневшие от волнения, оставляют на серебристом корпусе мокрые отпечатки. На экране – надпись «Anastasia» и номер.
Она?
Даша вдруг осознала, что совершенно не помнит, называл ли Дэмиен имя своей бывшей. Ладно, будь что будет. Стоя голышом напротив открытой двери – из ванной все еще доносился плеск воды, – Даша провела пальцем по экрану.
– Алло!
Молчание.
Что, удивлена?
Улыбнувшись, Даша отчетливо произнесла: – Говорите, вас слушают.
– Ты кто такая? – послышался хриплый женский голос.
– Тот же вопрос.
– Его новая жертва?
Держа смартфон около уха, Даша вернулась на кровать. Ниро там уже не было.
– Что значит новая? Ты считала себя жертвой?
Подсознательно Даша была готова к тому, что девица сольется, и даже этого ждала. Но нет, на той стороне был стреляный воробей.
– Чувствовала себя жертвой. Чувствовала, ясно? И ты почувствуешь, не сомневайся. Он не заинтересован в нормальных отношениях с женщиной, ему нравится причинять женщине боль.
– А зачем ты мне это рассказываешь?
Шум воды стих, но Даша осталась лежать в прежней позе. Теперь ее интересовало не только то, что скажет бывшая Дэмиена, но и то, что скажет сам Дэмиен. Как он себя поведет.
Дэмиен вошел, оценил обстановку и молча улегся рядом с Дашей.
– Предупреждаю. – Хриплый, капризный голос. Звучит высокомерно, как будто его обладательница изо всех сил старается убедить воображаемый зрительный зал (или себя?..) в том, что уж она-то точно знает, как обстоят дела. – На чужом несчастье счастья не построишь. Имей в виду. Он бросит тебя так же, как бросил меня. Как бросал всех предыдущих доверчивых дурочек.
– Буду иметь в виду. – Даша зевнула. – Только не надо выдумывать, что ты беременна или что у тебя внезапно обнаружили порок сердца. Мужчину ты не вернешь, а нервы себе попортишь. Себе и своей матери. Она ведь, наверное, не молоденькая.
– Тебя это не касается! – завизжал смартфон.
– Ну почему же, – рассудительно проговорила Даша. – Ты предупреждаешь меня, я предупреждаю тебя. В порядке взаимопомощи.
Дэмиен чуть шевельнулся, но по-прежнему не сделал ни малейшей попытки помешать разговору.
– Где он сейчас? Позови его. Я хочу с ним поговорить.
– Увы, это невозможно. Он в ванной.
Жестом крайнего изнеможения Дэмиен прикрыл глаза согнутой рукой. Он трясся от смеха.
В смартфоне снова послышался визг, затем ругательства и прочие звуки, не несущие никакой смысловой нагрузки.
Вздохнув, Даша передала смартфон Дэмиену. Говорить он не стал, просто все отключил. Аккуратно положил смартфон на пол и повернулся к Даше.
– Сердишься? – спросила она шепотом.
– Нет. С чего бы?
– Я залезла в твой карман. И в твой смартфон.
– Так я же сам виноват. Забыл его выключить. Искусивший, знаешь ли, совершает гораздо более тяжкий грех, чем поддавшийся искушению. Так говорят отцы церкви.
– Шутишь?
– Ни в коем случае!
Даша бросила на него осторожный взгляд – взгляд сквозь ресницы – и, увидев широкую улыбку, успокоилась. Она и сама толком не понимала, кой черт дернул ее ответить на звонок этой дурынды. Мелкое хулиганство: воспользовавшись случаем, раздвинуть шторки еще немного, заглянуть еще чуть дальше. Он мог вспылить, возмутиться, имел полное право. Хотя выглядел бы при этом довольно глупо. Хм… Может, потому и воздержался? Выбрал иронию, беспроигрышный вариант.
– С какой целью она приезжала к тебе? – спросила Даша, когда они уже медленно одевались, как всегда, оттягивая момент расставания. – Чего хотела?
– Поговорить, – ответил с усмешкой Дэмиен.
– О том, как жить долго и счастливо и умереть в один день? О чем вообще можно говорить перед разрывом? Ведь все уже ясно.
– Потребность «поговорить» обычно возникает у той стороны, которая разрыва не хочет, которая считает себя пострадавшей. – Застегивая брюки, Дэмиен звякнул пряжкой ремня, и этот звук придал какой-то зловещей сексуальности его фигуре, угадывающейся в темноте. – Это может быть потребность, испытывая боль, причинить боль и бывшему партнеру, или потребность выяснить, что и когда пошло не так, чтобы учесть на будущее, не повторять в новых отношениях старых ошибок… Не знаю, Флинн. Больше ничего мне в голову не приходит.
– В новых отношениях будут новые проблемы, работа над ошибками вряд ли принесет пользу.
– Это если рассуждать логически. Но кто помнит о логике, выясняя отношения? Там эмоции рулят.
Дома она проверила почту, ответила на письмо Генриетты, которая интересовалась, как поживают коты, и уточняла дату своего возвращения, посмотрела прогноз погоды и задумалась, в чем идти завтра на работу.
Но как выкинуть из головы историю Дэмиена?
Если задаться целью оправдать эту странную женщину, эту Анастасию, или, если не оправдать, то хотя бы объяснить себе ее поведение, то придется, наверное, лезть в жуткие дебри детских психотравм, делать предположения о жестоком обращении в семье, травле в школе, неудачном первом сексуальном опыте и так далее и тому подобное. Потому что невозможно же поверить в нормальность человека, бегающего хвостом за любовником, который объявил о разрыве, и совершающего попытку суицида после его отказа участвовать в спектакле под названием «нам надо поговорить». За шесть лет любовной связи неужели Дэмиен ни разу не поинтересовался прошлым своей подруги, чтобы составить представление о ее жизненном опыте и привычных способах реагирования на проблемы?
А ты сама-то, ты сама! Поучительный пример анти-Анастасии. Она стремится любой ценой пристроить себя замуж, ты же, напротив, любой ценой стремишься этого избежать. В ход идут любые отмазки: не хочу рожать, не могу спать под одним одеялом с другим человеческим существом, не люблю чужих вещей в своем доме… Так что помалкивай, дорогуша, не тебе ее судить.
Да? А почему, собственно? Я имею мнение и желаю беспрепятственно его высказывать хотя бы в диалоге со своим альтер эго.
Ладно, что скажешь насчет Дэмиена? Он оказался черствой скотиной или как? Бывшая подруга приехала поговорить и, просидев почти всю ночь под дверью, с утра решила отправиться на тот свет. Кино да и только. Ужасно глупое кино, до странности напоминающее недавнюю встречу на садовом участке, когда завернутая в кухонную клеенку юная дева с отчаянными криками перемахнула через забор, испугавшись несуществующей соседской собаки. В обоих случаях ты подумала о кино. Только здесь у нас не кино, а сериал, ведь после того, как на тот свет голубушку не взяли, она опять принялась за свое – звонить, выяснять…
И тут только Даша осознала, что за все время разговора настоящего имени Дэмиена его бывшая ни разу не назвала. Могла назвать, это было бы естественно. Но почему-то не назвала.