Через час мы выехали за ворота Тар-Каэра. Я оглянулась на город и шпили Академии, а затем и Кэл сделал то же самое. Мы переглянулись, рассмеялись и пустили лошадей рысью.
Дорога к Варнельской долине большей частью проходила по одному из главных торговых трактов Каэрии. Через час пути я поняла одно: похоже, как минимум одна из традиционных бед моей прежней Родины здесь отсутствовала — дорога поддерживалась прямо-таки в идеальном состоянии! Так что копыта лошадей весело стучали по гладкому полотну, а мы с Кэлом негромко переговаривались или попросту молчали: нам было удивительно уютно молчать вместе, время от времени обмениваясь улыбками. Первые три дня мы ночевали в небольших придорожных постоялых дворах. Увидев первый из них, я предложила Кэлу остановиться на ночлег на природе, на что он развел руками и сказал, что здесь поблизости нет ни одного леска, а устраивать стоянку в чистом поле…
Вечером четвертого дня нашего путешествия мы въехали в небольшой городок Горат. Как сказал Кэл, здесь был приличный постоялый двор: в нем были номера с нормальными ванными комнатами! Я заранее радовалась этому, всё же мыться в тазике холодной водой для меня по-прежнему было весьма непривычно и некомфортно.
Постоялый двор оказался трехэтажным каменным строением, увитым плетями дикого винограда. Как сказал мне Кэл, именно из-за этой особенности его называли «Зеленый дом». Хозяин, невысокий лысеющий толстячок лет пятидесяти, развел руками на наш вопрос, пояснив, что из комнат с ванной свободна только одна, зато, как он заявил, с очень большой кроватью. Кэл, смутившись, отвел меня в сторону и шепнул, что он может остановиться и в комнате без ванной, на что я отрицательно помотала головой. Он сглотнул и повернулся к хозяину, заявив, что мы выбираем предложенный вариант.
Как только за нами закрылась дверь, я тут же направилась мыться: все-таки три дня пути меня здорово измотали. Сервис действительно оказался неплох — в ванной на стуле были сложены стопочкой огромные полотенца, так что вышла я из нее, закутанная в полотенце с головы до ног. Кэл взглянул на меня и тут же сбежал мыться, заставив меня внутренне улыбнуться. А теперь… пришло время удивлять!
Порывшись в переметной суме, я достала небольшой сверток. Маленькая шалость, сюрприз для Кэла… Золотистое кружево роскошного пеньюара, что пошила для меня Фралия, красиво подчеркнуло очертания фигуры. Когда я рассказала Фралии, чего именно я от нее хочу, она была в полном восторге — такого шить ей еще не приходилось. Расчесав волосы, я оставила их распущенными, потушила часть светильников, создав в комнате интимный полумрак, и принялась ждать…
Похоже, Кэл решил сидеть в ванной, пока я не засну, усмехнулась я, вряд ли у него есть привычка мыться по два часа? Наконец шум воды стих и я застыла в предвкушении.
Кэл открыл дверь ванной практически бесшумно, сделал шаг вперед и застыл, а у меня перехватило дыхание. Он был почти обнажен, наготу прикрывало только узкое полотенце на бедрах. Не в силах сказать ни слова, я любовалась его потрясающе красивым телом, скользя жадным взглядом по широким плечам, плоскому животу с кубиками пресса, длинным стройным ногам и представляя, какова на вкус эта шелковистая кожа без единого волоска… Кэл рвано вздохнул и шагнул ко мне, оказавшись почти вплотную, и впился поцелуем в мои губы. Я застонала ему в рот, поощряя, без слов умоляя о большем, и прижалась к горячему телу любимого, обив его руками. Он продолжал жадно пить мое дыхание, а его руки скользили по моей спине, обжигая даже сквозь ткань пеньюара… Кэл оторвался от моих губ, чуть отстранился и прошептал, задыхаясь:
— Моя Лин, как же давно я ждал этого!
Его руки потянули за завязки пеньюара, легкое движение — и тот соскальзывает на пол, оставляя меня обнаженной и жаждущей его ласк, мечтающей только об одном — чтобы он не останавливался! Я потянулась к нему, Кэл застонал и подхватил меня на руки, чтобы через секунду опустить на кровать. Он отстранился на секунду, заставив меня протестующе вскрикнуть, и сбросил полотенце с бедер, демонстрируя всю мощь его желания. Секунда — и он склоняется надо мной, покрывая поцелуями шею, грудь, руками нежно лаская бедра, сводя меня с ума жаркой страстью и щемящей нежностью… Его ласки длились и длились, становясь все острей, а мое тело откликалось на малейшее движение желанного мужчины. Наконец жаркие губы накрыли затвердевший, ноющий сосок и жадно втянули его в рот, заставив меня всхлипнуть, внизу живота скрутилась огненная спираль желания. Еще немного — и я стала бы умолять его, но тут Кэл чуть приподнял мои бедра и вошел одним сильным движением.
Моя страсть была такой сильной, что боль показалась мне чем-то несущественным, но Кэл застыл, чуть приподнявшись и потрясенно глядя на меня. Я подалась ему навстречу, приглашая его продолжить, обвивая ногами его бедра, и он сорвался. Шепча что-то бессвязное, он покрывал поцелуями мое лицо, одновременно вонзаясь в жаждущее лоно — сначала осторожно, а потом все более и более резко. Не переставая двигаться, он чуть прикусил острый кончик моего уха, и волна наслаждения захлестнула меня, а через секунду я почувствовала, как и он достиг пика.
Через несколько минут, когда наше дыхание немного успокоилось, а потолок перестал качаться, Кэл приподнялся и прошептал:
— Лин, любимая моя, спасибо! Боги, мне никогда еще не было так хорошо!
— Люблю тебя, — шепнула я в ответ, снова притягивая его к себе.
Он покачал головой и нежно поцеловал меня, а затем сказал, отрываясь от меня и ложась рядом:
— Тебе нужно отдохнуть, радость моя… Спи, моя красавица!
Я положила голову ему на плечо, уткнулась носом в шею, вдыхая аромат тела любимого, и закрыла глаза.
Проснулась я от того, что мне стало неуютно: такое странное ощущение, как будто и не мое вовсе. Открыла глаза и поняла, что это чувство Кэла: он сидел на краю кровати и о чем-то задумался, опустив голову. Я неслышно подвинулась и поцеловала его между лопатками, он вздрогнул, а я прижалась к его спине щекой и прошептала:
— Доброе утро, любимый!
Кэл повернулся, разбудившее меня чувство исчезло бесследно, сейчас его глаза сияли и смотрели на меня с нежностью.
— Доброе утро, радость моя! Ты на меня не сердишься?
Я недоуменно посмотрела на него:
— За что?!
— Я был не слишком-то ласков с тобой вчера, — вздохнул он, — просто не ожидал и не сдержался…
— Глупый, — шепнула я, обнимая его, — все было волшебно! А если ты собой недоволен… Ну, у тебя будет много ночей, чтобы это исправить!
Он рассмеялся, погрузив лицо в мои волосы:
— Лин, ты чудо! Мое ласковое и нежное чудо!
— Только лохматое. И мне надо в ванную, — смущенно сказала я.
— Хочешь, я тебя отнесу? — спросил Кэл, целуя меня в макушку.
— Нет, — еще больше смутилась я, и вскочила, подхватив пеньюар, — я сама!
Плескалась я долго, краем уха слыша в комнате какие-то разговоры, так что когда я вышла, стол был накрыт к завтраку, постель перестелена — я вспыхнула, осознав, что увидели местные слуги — а посреди стола стояла ваза с невероятно красивыми чайными розами.
Кэл просиял улыбкой мне навстречу:
— Лин, иди сюда, нам обоим надо подкрепиться! А это тебе, — указал он на цветы, — жаль только, что они не столь прекрасны, как ты!
— Ох, Кэл, ты просто мастер головокружительных комплиментов, — произнесла я, — а есть-то и вправду хочется!
После завтрака он сел в кресло, усадил меня к себе на колени и сказал:
— А теперь я буду тебя допрашивать, — после чего поцеловал долгим, тягучим поцелуем, — согласна?
— Мм, на такой допрос я согласна всегда, — промурлыкала я, — только смотри, милый, в эту игру могут играть двое…
Кэл рассмеялся и поцеловал меня в кончик носа:
— Ты прелесть! Ну а если серьезно… Как ты себя чувствуешь? Помощь целителя не требуется?
Чуть покраснев, я помотала головой. Кэл внимательно посмотрел на меня и продолжил:
— Тогда… Как ты смотришь на то, чтобы задержаться здесь дня на три?
— Я бы с удовольствием задержалась, — ответила я, вспыхнув от явного намека, прозвучавшего в этом предложении.
И мы действительно задержались: сначала на три дня, потом еще на два… Ночи и дни, наполненные нежностью и страстью, откровенными ласками и нескромными признаниями… Кэл оказался невероятно нежным и умелым любовником, раз за разом вознося меня на вершину наслаждения. А когда через пару дней я поняла, что ощущаю его чувства от моих ласк, а он — мои… О, это было восхитительно: и без того острое удовольствие становилось двойным, дурманя голову и заставляя нас все сильнее ласкать друг друга, выискивая чувствительные места на теле возлюбленного…
Так и вышло, что Горат мы покинули намного позже, чем намеревались, и теперь спешили, пытаясь нагнать упущенное время. Несколько раз, впервые еще в Горате, я предлагала Кэлу рассказать мою тайну, но он все время отказывался. В конце концов я не выдержала и после очередного его «позже» спросила:
— Кэл, почему ты не хочешь меня выслушать? Ведь это на самом деле важно!
— Я понимаю, но… Мне кажется, что это может разделить нас…
— Только если ты этого захочешь. Я от тебя не откажусь ни за что!
— Лин моя… Тогда давай подождем до дома, хорошо? Считай, что у меня предчувствие!
Я кивнула, и больше мы к этой теме не возвращались.
Чем ближе становился конец пути, тем больше нервничали мы оба: я переживала, как меня примут его родители, Кэл… да в общем-то, он думал о том же самом. А еще он мучительно настраивал себя на конфликт с матерью. Я это понимала, но молчала, не желая причинять ему лишней боли.
Наше путешествие подходило к концу: вот уже второй день мы ехали по Варнельской долине. Все, что я читала в книгах и рассказывал Кэл, оказалось правдой: это было место невероятной красоты и глубокого, проникающего в душу покоя. Только теперь, чувствуя, как куда-то уходят тревоги и печали, вдыхая напоённый ароматами трав и цветов воздух, любуясь на яркую зелень деревьев и необычно густой шелковистой травы, я поняла истинный смысл слов «заповедное место». Казалось, здесь была невозможна подлость, злоба, ненависть…
Наконец перед нашими глазами возникло озеро, то самое, о котором мне так красиво рассказывал Кэл — с цветущими лилиями, а чуть позже и сам дом. Белоснежный трехэтажный особняк со стрельчатыми окнами, увитый плющом, с цветущими розами вокруг него, он казался воплощением изящества и красоты. Чуть поодаль виднелось каменное приземистое здание мастерской отца Кэла и конюшня, а на лугу в стороне паслись лошади. Как-то раз я спросила Кэла, как его родители управляются с хозяйством, на что тот пояснил, что его отец достаточно зарабатывает изготовлением артефактов и амулетов, чтобы щедро платить слугам, которые были людьми из расположенной неподалеку деревни.
Меня все больше охватывало волнение. А если они, лишь завидев меня, велят убираться прочь? Как это воспримет Кэл? Ко всему остальному — неприязни, косым взглядам, едким замечаниям — я была готова, но есть и то, что не в моей власти. Видимо, и Кэл думал о том же: его лицо было бледным и полным решимости, а руки сжимали поводья так, что побелели костяшки.
Мы спешились у калитки, Кэл на мгновение задержал меня в своих объятиях, словно пытаясь удержать. Я шепнула ему: «все хорошо, любимый», и решительно потянула его внутрь, навстречу спешившему к нам отцу Кэла. Не узнать его было невозможно, сын был его копией. Кэл сжал мои пальцы — сильно, почти до боли — и сделал шаг вперед.
— Кэл, сынок, наконец-то! — в голосе его отца звучала явная радость и облегчение, он сжал сына в объятиях, — мы тебя заждались!
— Я тоже соскучился, — ответил Кэл, — папа, позволь тебе представить мою любимую. Алиэн эс Лирэн, для друзей и близких — просто Лин. Лин, родная, это мой отец Лартарион.
— Тар Лартарион, — поклонилась я.
Тот покачал головой:
— Зови меня просто Ларт, девочка, и добро пожаловать! Я рад, что мой сын нашел свое счастье и надеюсь, что тебе у нас понравится!
— Спасибо, Ларт! — я была просто счастлива, похоже, хотя бы отец Кэла не видит препятствий к тому, чтобы мы были вместе.
— А мама? — голос Кэла был холоден.
— Мама… Сынок, я узнал о том, что она сделала, через седмицу после твоего отъезда, и поверь, она раскаивается в своем поступке! Надеюсь, ты простишь ее!
— Будет зависеть от того, как она примет Лин, — отрезал Кэл.
Я погладила его по руке, прошептав еле слышно:
— Ну зачем ты так, милый?
Ларт взглянул на меня с благодарностью, а сыну ответил:
— Сынок, ты же знаешь, какой она бывает упрямой. Просто дай ей время, я уверен, она все поймет!
— Прости, но я не могу ничего обещать, — покачал головой Кэл, — то, что она сделала… Это было, — он замялся, но потом буквально выплюнул, точно это слово жгло ему рот, — подло!
— Я понимаю твое возмущение, и все же, дай ей шанс. А теперь идем в дом, негоже дорогую гостью на пороге держать!
Мы прошли мимо розовых кустов по выложенной разноцветным камнем дорожке и вошли в дом, оказавшись в просторном светлом холле. По лестнице, ведущей на второй этаж, навстречу нам сбежала невероятно красивая эльфийка: изящная фигурка, совершенные черты лица, длинные черные как смоль волосы, серые глаза. Она воскликнула:
— Кэл, сынок! — и бросилась к нему на шею.
Кэл обнял мать, затем отстранился и представил меня:
— Мама, это моя любимая Алиэн эс Лирэн, или просто Лин. Лин, родная, это моя мама Таллэриэль.
— Тари Таллэриэль, — склонила перед ней голову я.
— Нари Алиэн, добро пожаловать в наш дом, — она произнесла любезные слова таким ледяным тоном, что я поняла — с гораздо большей радостью она велела бы мне убираться восвояси.
— Талли! Мама! — голоса мужчин были одинаково возмущенными.
Она вскинула голову и закусила губу, прямо посмотрев на сына и мужа. Затем обратилась ко мне:
— Нари, вас проводит в ваши комнаты служанка. Кэл, мне надо поговорить с тобой!
— А есть ли нам о чем говорить, мама? Судя по тому, как ты встретила Лин — не о чем! Если ты хочешь добиться того, чтобы я отказался от рода — я сделаю это! И свою невесту я сам провожу в ее комнаты!
Он взял меня за руку и повел по лестнице наверх. На его лице перекатывались желваки, а во взгляде было какое-то отчаяние. Как только мы отошли на достаточное расстояние для того, чтобы нас нельзя было услышать, я спросила:
— Зачем ты так? Может, стоило дать ей время привыкнуть ко мне?
— Лин, она говорила с тобой так… Боги, я ничего не понимаю! Чего она добивается?
— Кэл, я, как и твой отец, прошу только об одном: дай ей шанс, хорошо? Потому что если ты этого не сделаешь, то будешь жалеть всю жизнь!
Тем временем мы поднялись по лестнице, навстречу нам вышла служанка, которая предложила проводить до отведенной мне комнаты. Мы кивнули и последовали за ней, остановившись у двери в левом крыле на втором этаже. Отпустив служанку, Кэл открыл дверь и пригласил меня войти. Мы оказались в небольшой и просто обставленной комнате: кровать, шкаф, письменный стол и стул — вот и все предметы мебели. Небольшая дверь вела, как сказал Кэл, в ванную комнату. Оглядев предоставленное мне помещение, он со злостью стукнул кулаком об стену:
— Ну, мама!
— Что случилось?
— Это комната для гостей, да, но у нас есть и совсем другие гостевые комнаты! А это… Я бы назвал это комнатой для не совсем желанных гостей!
— Не переживай, милый, все необходимое для жизни здесь есть, а роскошь вовсе необязательна! Если честно, мне жаль только, что здесь не будет тебя!
В ответ он поцеловал меня и шепнул:
— На берегу озера есть чудные уголки, которые я хочу непременно показать тебе. Я всегда мечтал, что однажды встречу свою любимую и разделю с ней волшебное очарование этих мест!
— Я с удовольствием побываю с тобой везде, где ты захочешь! — с жаром заверила его я.
Он улыбнулся и, велев мне отдохнуть хорошенько, ушел.
На следующее утро я проснулась с ощущением тревоги. Быстро приведя себя в порядок, я вышла из комнаты и двинулась туда, куда звала меня интуиция — в сад. Голоса спорящих я услышала раньше, чем увидела их:
— Талли, прекрати! Ты уже и без того натворила достаточно глупостей!
— Ларт, ну как ты не понимаешь! Я видела его истинную пару, и это вовсе не она! Ты что, желаешь нашему сыну вечного брака с той, кто не является его истинной парой?
— Хватит! — голос Кэла был ледяным, его родители тут же смолкли, а он продолжил, — мало того, что ты отказала мне в праве выбора, украв браслеты, ты еще и вмешиваешься в то, что тебя совершенно не касается! Лин — мое сердце, моя душа, без нее я… не чувствую себя цельным! Мы любим и чувствуем друг друга, и она — единственная, с кем я хочу быть! Отец говорил, что ты раскаиваешься в том, что совершила, но я вижу, что это ложь! Ты считаешь себя вправе решать мою судьбу, и готова даже на подлость, лишь бы не дать мне быть с любимой. А коли так…
Он глубоко вдохнул, и совершенно мертвым голосом начал:
— Я, Кэлларион Морванэ, отрекаюсь…
— Нет, Кэл, — мой крик заставил его повернуться ко мне, — прошу тебя, не надо! Нам надо поговорить, и срочно! Всему этому может быть и другое объяснение, милый, умоляю!
Он шагнул ко мне и вгляделся в мое лицо, по которому катились слезы, и спросил только:
— Ты уверена?
— Да, как никогда в жизни! Сейчас, именно сейчас ты должен узнать все!
— Что ж, идем, — кивнул Кэл и обернулся к потрясенным родителям, — мы еще не закончили!
И, метнув эту парфянскую стрелу, он повлек меня за собой. Уходя, я услышала полный гнева голос Ларта:
— И чего ты добилась, Талли? Видения ослепили тебя! Только слепой мог не увидеть, что они — истинная пара!
Мы вышли за ограду дома и пошли вдоль берега озера, пока наконец не оказались на кусочке берега, заросшим высокой — по колено — травой, и отгороженным от посторонних глаз зарослями дикой малины. Мы уселись на траву, и Кэл выжидающе посмотрел на меня:
— Я слушаю тебя, милая.
— Кэл, мне придется рассказать тебе очень многое. Но прежде, чем я начну свой рассказ… Прошу, помни, что я люблю тебя, люблю всем сердцем. И буду любить, даже если ты не захочешь быть со мной после всего, что узнаешь сегодня!
— Лин, что ты такое говоришь…
— Ох, Кэл… Только не сбивай меня, ладно? Мне будет сложно говорить о таком…
Я глубоко вздохнула, опустила глаза и начала:
— Я начну не с самого начала, но с того, что важнее. Алиэн эс Лирэн появилась под небом Аллирэна чуть более двух лет назад, когда одна молодая драконица, желая скрыться от притязаний родни, провела ритуал изменения внешности и ауры. Она должна была превратиться в обычную человеческую девушку, но вмешался случай, или Боги решили поиграть — вместо человечки на свет явилась полуэльфийка. Так что… имя, данное мне при рождении — Ринавейл. Ринавейл эр Шатэрран.
Произнеся эти слова, я подняла взгляд на Кэла, который смотрел на меня как громом пораженный. Сглотнув, он тихо спросил:
— Дочь главы клана Шатэрран? Та самая?
— Да, та самая.
— Ты отказалась от внешности и ауры, и я понимаю почему. Но ты сможешь ее вернуть? Или это навсегда?
— Я не знаю. Именно поэтому я когда-то сказала, что возможно Ринавейл эр Шатэрран мертва. И… Возможно лучше бы ей оставаться мертвой! Хотя на ритуале связи со стихией ко мне чуть не вернулся Огонь и внешность Рины!
— Ты поэтому так нервничала перед ритуалом?
— Да. Если бы не еще одна книга от тара Фрейна… Возможно, я бы умерла в той комнате…
— Не смей так говорить! Неужели ты думаешь, что мне важно, как ты выглядишь?
— Кэл, — я сглотнула слезы, — ты не презираешь меня за то, что я так долго лгала вам всем?
Он вгляделся в мои глаза и задумчиво покачал головой:
— Презирать? Глупая моя девочка, разве я могу тебя презирать? Я понимаю, ты не могла рассказать, когда не было защиты. Кто-нибудь еще знает?
— Один человек. Тот, кто нашел этот ритуал, кто дал мне возможность стать такой, какой я стала. Один из всего лишь двух друзей Ринавейл эр Шатэрран. Раян, мой учитель и во многом — мой спаситель. Но… Есть кое-что, чего не знает Раян, но знает Эрвейн. Поэтому я и не хочу, чтобы Эрвейн узнал, что Рина и Лин — одно лицо.
— Эрвейн?! Но…
— Он стал первым моим другом в этом мире, первым, кто протянул мне руку помощи…
— Лин, я ничего не понимаю! — воскликнул Кэл, — или… Ты предпочитаешь, чтобы тебя звали Рина?
— Нет! Более того, я не хочу возвращаться к прежнему имени! Да я и в Академию-то поступила для того, чтобы получить право на новый род и новое имя! Чтобы стать свободной от тех, кто хотел использовать меня по своему усмотрению, и прежде всего — от родителей!
— Хорошо, сердце мое. Так что за вторая тайна?
Я уперла взгляд в землю и сглотнула: комок в горле мешал говорить. Ну что, настал момент истины? Вздохнув, я тихо произнесла:
— Вторая тайна состоит в том, что душа Ринавейл эр Шатэрран навсегда оставила тело за три года до ее исчезновения из замка Шатэрран. И его заняла душа женщины из совсем иного мира…
Ответом мне была тишина. Я робко подняла глаза на любимого, страшась увидеть в его взгляде неприятие или даже отвращение, но увидела лишь потрясение и… страх? Запинаясь, Кэл спросил:
— Лин, когда ты говорила, что любишь меня… Кто говорил это? Лин, Рина, или та женщина из другого мира? Кто?
— Ох, Кэл. Есть только я, и я — это и Лин, и Рина, и Елена — так звали меня там. Тела лишь маски, а душа… Она связана с тобой навсегда, сердце мое! Ты понимаешь?
Ответом мне был жаркий поцелуй. Казалось, Кэл мучительно хотел заставить себя верить в истинность моих слов, в то, что я нуждаюсь в нем… Оторвавшись от моих губ, он взглянул мне в глаза и приказал:
— Рассказывай. Все с самого начала.
Вздохнув, я начала свое повествование. О том, как очнулась в замке колдуна и знакомстве с Эрвом, об осознании себя Риной и жизни в замке, о побеге и пути в Тар-Каэр, и даже о том, что ощутила я на борту «Морской девы» год назад, о своей клятве, данной этому миру… Обо всем, кроме того о чем я по-прежнему не могла говорить — о тайне, что поведал мне дневник Шэра.
Еще в начале рассказа Кэл привлек меня к себе, и по мере того, как я раскрывалась перед ним, его объятия становились все крепче. Договаривала я, уткнувшись носом ему в шею и счастливая от того, что он не сделал ни одного поползновения меня оттолкнуть. Наконец я умолкла, ожидая его реакции.
— Бедная моя девочка, сколько же тебе всего довелось пережить! — в голосе Кэла звучало подлинное потрясение, он покачал головой, — и сколько еще доведется… Воистину, Боги играют нами! Знаешь, я думаю, что ты не случайно пришла в этот мир, смотри, сколько всего произошло вокруг тебя!
— Не помню, говорила я об этом или нет… У принца Тирриана была на этот счёт теория, и похоже, он прав. Он говорил, что есть люди, вокруг которых всегда что-то происходит, действия которых влекут за собой последствия, о которых они и не думают. Как камень, брошенный в пруд: он уже давно на дне, а круги по воде все расходятся. Или как маленький камешек, вызывающий сход лавины…
— Видимо, это действительно так, — вздохнул Кэл, — поэтому я и боюсь за тебя! И… теперь я наконец понимаю все то, что казалось мне таким странным в юной полуэльфийке Лин: глубокое понимание чувств и мотивов других, умение видеть суть, мудрость… И… — он вдруг вспыхнул, а затем, взглянув на мое удивленное лицо, добавил, запинаясь на каждом слове, — опыт… определенного характера… что чувствовался в твоих ласках… Поэтому я и не ожидал в нашу первую ночь, что ты… что я окажусь у тебя первым… и не сдерживался, — окончательно смутившись, он отвернулся. А я почувствовала, как тают остатки напряжения, заменяясь щемящей нежностью, от которой хотелось плакать. Запустив руки в волосы любимого, я принялась покрывать короткими поцелуями его лицо и шею. Кэл отдавался моим ласкам, блаженно закрыв глаза, а потом открыл их и чуть отстранил меня.
— Значит, вот почему ты так тепло относилась к Раяну и Эрвейну. Они не просто женихи твоих подруг, они твои давние друзья… И получается, все то, что так удивляло меня в тебе, имеет объяснение, все идет из твоего прошлого опыта… Расскажи мне о твоем прежнем мире, о твоей прежней жизни! — это было практически требование.
Я вздохнула:
— О жизни… Прости, но я не хочу о ней говорить, все давно подернулось прахом. Для всех в том мире я умерла, да и не осталось там никого по-настоящему во мне нуждающегося или того, в ком нуждалась бы я. Та Лин, которую ты знаешь — это опыт и мудрость Елены, знания Ринавейл и Лин… И друзья, и любовь… Я — сплав всего, что было, понимаешь?
Кэл кивнул, каким-то жадным взглядом всматриваясь в мое лицо. Я нежно поцеловала его в морщинку между сдвинутыми бровями и продолжила:
— А мир… Знаешь, он показался бы тебе странным и, возможно, уродливым. У них нет магии и только одна разумная раса — люди…
Он прервал меня:
— У них? Значит, ты…
— Давно чувствую себя своей именно здесь. Знаешь, первое время в замке — до знакомства с Раяном — у меня было много времени для размышлений. В том мире я была довольно успешной женщиной, и вместе с тем всегда чувствовала себя не на месте. Это чувство то утихало, то становилось сильнее, но никогда не исчезало полностью. Там нет места чудесам, и поэтому люди так отчаянно хотят в них верить! Так много историй о магии, других, удивительных мирах, о сильных чувствах, неподвластных времени и испытаниям…
Я передохнула, качнула головой и продолжила:
— Человеческая жизнь в том мире коротка, полна болезней и горестей. А еще… Многие так успешно рушат свою собственную жизнь, отдаваясь только погоне за материальными благами! Большинство сомневается в том, что истинные любовь и дружба вообще возможны, более того, нередко те романтики, кто еще верит в них, подвергаются циничному осмеянию… А сам мир… Когда-то это было красивое место, но постепенно оно становится все более грязным и загаженным! В отсутствие магии развиваются технологии, нанося природе невосполнимый ущерб, а она мстит уничтожающим ее людям все новыми и новыми катаклизмами…
— Знаешь, это звучит страшно, — тихо сказал Кэл, — как же хорошо, что ты теперь здесь! Я готов благодарить за это Богов ежечасно, вот только…
— Только что? — подалась к нему я. Кэл явно о чем-то напряженно думал, и что-то подсказывало, что его вывод может быть для меня неприятен и неожиданен.
— Я не понимаю, зачем я тебе. Что могла такая девушка, как ты, найти во мне…
— Неужели так сложно понять? Я люблю тебя!
— Но за что? — он с каким-то отчаянием вглядывался в мое лицо, — скажи мне, Лин!
— Кэл, — ласково произнесла я, — любят не за что, а просто потому, что не могут иначе! А за что меня любишь ты? За ум? За внешность? Так в Академии много девушек красивее меня!
— Прости меня, родная, я глупец! Просто я вдруг подумал, что ты-то почти принцесса, а я…
— А ты тот, кого я люблю. Сильный, умный, нежный и заботливый, и что греха таить — потрясающе красивый мужчина! А еще верный и надежный друг! Что же насчет меня — я сознательно отказалась от той жизни и судьбы!
Он вдруг вскинул голову:
— Лин, скажи… А если ты вернешь себе прежний облик… Ты сможешь обрести ипостась?
— Если бы я знала, милый! А ты бы хотел этого?
— Честно? С одной стороны — да, всей душой, ведь это значило бы, что мы с тобой сможем прожить вместе гораздо больше лет. А с другой… Ты уверена, что тебе нужен будет бескрылый муж? Сейчас тебе может казаться, что да, а через десять лет? Через сто?
Я взглянула на него очень внимательно. Похоже, вот он — его главный страх, и все, что он говорил до сих пор, связано с этим! Поэтому он и пытается выяснить, за что я его люблю, чтобы компенсировать свою бескрылость?
— А если я не верну себе прежний облик? Или никогда не обрету ипостась? Ты уверен, что тебе нужна будет жена-полуэльфийка?
Он охнул и посмотрел на меня серьезно и прямо:
— Прости, родная. Я и не подумал, что мои сомнения можно трактовать как неверие в тебя. Скажи, теперь, когда ты рассказала мне все… Ты согласишься принять мои браслеты? Хотя… — он опустил голову и продолжил глухо, — если мне придется отречься, то и браслеты нужно будет делать заново, так что я смогу предложить тебе их нескоро… Ты подождешь?
— Кэл, я с радостью стану твоей невестой! А насчет отречения… Я не понимаю, зачем тебе это?
— Я вчера говорил с отцом, это ведь он сделал мои браслеты. Из-за поступка матери… Словом, ее отношение отразилось на магии браслетов, и отец не может сказать, как именно. Получается, действовать как должно они смогут только в одном случае — при полном принятии матерью тебя, а я уже не верю, что мы сможем этого добиться! А значит, единственный выход — отречение и новые браслеты…
Кэл горько вздохнул и отвернулся. Я коснулась его руки:
— Родной, а ты не подумал, что твоя мама могла увидеть в своем видении меня в облике Рины?
Казалось, его ударили, он взглянул на меня неверяще и прошептал:
— О Боги! Лин, ведь это и вправду возможно! Тогда надо спросить, как выглядела девушка в ее видении! Лин, — в его глазах зажегся интерес, — а твой настоящий облик сильно отличается от этого? Только не думай, что для меня имеет значение внешность… Мне же надо будет говорить с матерью! Да и, если честно, мне интересно!
Я улыбнулась загадочно. Что ж, милый, время для еще одного сюрприза? Заодно это поможет ему немного сбросить напряжение…
— В виде Рины я красивее. Чуть более тонкие черты лица, заметнее… скажем так, округлости. Светлее волосы — почти золотистые, и… фиалковые глаза.
Кэл выглядел… ошеломленным. А потом вдруг улыбнулся, сощурился, и его голос приобрел те самые нотки, которые неизменно действовали на меня как хорошая доза афродизиака:
— Лин, — имя он протянул нараспев, заставляя меня судорожно вдохнуть, — а скажи-ка мне, радость моя… Не бывало ли у тебя очень интересных снов? Снов, где ты была бы в том облике?
Я опустила ресницы, пытаясь изобразить из себя скромницу. Кэл покачал головой и прошептал, почти касаясь губами моего уха:
— Не желаешь признаваться? Тогда тебя ждет допрос, и очень суровый!
Гордо вскинув голову, заявила:
— Можешь пытать меня, я ничего не скажу!
— Скажешь, прелесть моя, — шепнул он, быстрое движение — и я лежу на траве, а он прижимает своими руками мои запястья, — ты скажешь мне все…
Какой-то жест — и мои запястья обвивают прочные нити Воздуха, а мужские руки и губы начинают свое путешествие по моему телу, избавляя меня от одежды, лаская, заставляя выгибаться, подчиняясь сладчайшей муке… Мой возлюбленный мучитель был настойчив и непреклонен, доводя меня до самой грани снова и снова, и вновь шепча: «скажи мне».
— Да, — вскрикнула я, не выдержав, — это я была в тех снах, и поэтому мне было так больно видеть тебя в Академии с девушкой, похожей на меня-Рину.
Он глухо застонал и заполнил меня собой, заставив мое тело выгнуться от острого, почти непереносимого наслаждения…
Пришли в себя мы лишь через какое-то время. Я в ленивом блаженстве потянулась, и вдруг подскочила, вспомнив все, что предшествовало нашему разговору.
— Кэл, — толкнула я растянувшегося на траве мужчину, — твои родители ждут результатов нашего разговора, а мы тут…
— А мы тут что? — стремительно распахнувшиеся зеленые глаза были полны ехидства.
— Плюшками балуемся, — не менее ехидно ответила я, сдерживая абсолютно детское желание показать ему язык.
— М-да, с плюшкой меня еще никто не сравнивал, — совершенно серьезно заявил этот невозможный… остроухий и подмигнул, — одеваемся, моя плюшечка?
— Ах ты! — с трудом сдерживая смех, я попыталась изобразить грозную жену.
— Сдаюсь, моя прекрасная и грозная повелительница! — патетично воскликнул Кэл, — и как я, дурак такой, до сих пор не догадался, что ты настоящая драконица?
Мы одевались, перебрасываясь дурацкими шуточками. Одевшись, я шагнула в направлении дома, но Кэл вдруг задержал меня, сказав:
— Я просто хочу еще раз сказать, что очень сильно тебя люблю и мечтаю, чтобы ты стала моей женой, как только это будет возможно. И, Лин… Ты понимаешь, что нам придется открыть родителям то, что ты изменила ауру и внешность? То, кто ты?
— Понимаю. Но без особых подробностей и хотя бы под магическую клятву! И потом, я в любом случае хотела посоветоваться с твоим отцом. Видишь ли, я не уверена, что браслеты истинной пары не повлияют на возможность возвращения моего подлинного облика.
— Хорошо. Ну что, ты готова?
Я кивнула, чувствуя, как возвращается волнение. А что если Таллэриэль видела в видении вовсе не Рину? Взглянула на Кэла, тот нежно улыбнулся мне в ответ и сказал:
— Выше нос, радость моя. Мы будем вместе, даже если весь мир будет против нас! А теперь идем!
— Подожди, — остановила я его, — прошу, не будь слишком суров с матерью. Знаешь, каким бы взрослым и сильным мужчиной ты не стал, она всё равно видит в тебе того маленького мальчика, каким ты был когда-то!
— Лин, она ведь и тебя попыталась оскорбить…
— Милый, прежде всего она пыталась тебя защитить, и эта комната — последний отчаянный жест, последняя попытка доказать тебе, что я не та, что тебе нужна. Я готова ее простить… если она пообещает никогда больше не вмешиваться в наши отношения. Тем более что мне очень понравился твой отец, а ваш разрыв ударит и по нему тоже!
— Я подумаю, хорошо?
Мы медленно шли по дороге к дому, у самой калитки нас перехватил Ларт — бледный и взволнованный. Казалось, его рвет на части, и неудивительно: находиться на перепутье между любимой женой и не менее любимым сыном… Не позавидуешь!
— Кэл, Лин, я могу кое-что сказать вам? — во взгляде его была мольба.
Мы дружно кивнули, Ларт глубоко вздохнул и начал:
— В первую очередь, я хочу извиниться перед тобой, Лин. Как бы Талли к тебе не относилась, то, что она предложила тебе ту комнату… Я просто не знал! Так что если ты не против, тебе подготовили другую, рядом с комнатой Кэла. А теперь ты, сынок… Мы никогда не говорили с тобой об особенностях пророческого дара твоей мамы. Что ты вообще знаешь о пророках и инструментах пророчества?
— О пророках — только то, что вы мне рассказывали, об инструментах пророчества — ничего, я вообще не знаю, что это такое!
— Тогда пойдёмте, я расскажу. Это вообще-то считается тайной эльфов, но я хочу, чтобы и Лин это знала.
Мы прошли в глубину сада, сели на скамейку, и Ларт начал свой рассказ. А это оказалось действительно интересно…
Как выяснилось, у эльфов пророки рождаются примерно раз в три поколения, и это дает им огромные преимущества перед другими расами: помимо эльфов, пророки бывали и у людей, но они почти никогда не жили долго. Как правило, пророческий дар проявлялся у детей-эльфов в возрасте трех-пяти лет, и их тут же лишали семьи, более того — заставляли забыть все, что касается семьи. Воспитывали этих детей в строгости, почти жестоко, им не позволялось ни к кому привязываться. На наш общий с Кэлом возмущенный вопрос: «зачем?!» Ларт пояснил, что в противном случае пророк видит будущее только тех, кто связан с ним эмоциональными узами. Обучение пророков длилось долго и велось по книгам, к которым был крайне ограниченный доступ. А у Таллэриэль все пошло не так… Дар пророчества проявился в пятнадцать лет, и она никому не сказала об этом. Даже ее родители так и не узнали о том, что их дочь оказалась видящей! И, разумеется, ни о каком систематическом образовании в данном случае не было и речи, она училась втайне и наощупь…
— Вот так и получилось, что Талли видит только то, что касается ее близких, либо их друзей — тех, кто важны для будущего нашей семьи.
— Как ее видение о Раяне? — спросила я.
— Именно! А теперь об инструментах пророчества… Это те, через которого пророчества реализуются. Они не могут сопротивляться, все их поступки подчиняются одной цели — воплотить пророчество в жизнь, причем иногда они действуют так, что это полностью противоречит их натуре! Инструментом может быть кто угодно, вот только в случае Талли… в ее случае инструментом является лишь она сама. Иногда видения заставляют ее действовать, и тогда она становится буквально одержимой! Так было и с браслетами… Я понимаю, это не оправдывает, но надеюсь, хотя бы объясняет ее поведение…
— Отец, но почему вы никогда не говорили об этом раньше? Прости, но ты понимаешь, как сложно мне сейчас поверить в это?
— Сын, я хоть раз солгал тебе? — взгляд Ларта, казалось, был устремлен в самую душу.
— Нет, — покачал головой Кэл, — прости, я не должен был сомневаться в твоих словах. Но ты уверен, что сам правильно понимаешь ситуацию? Хоть раз такое раньше было?
— Да, дважды. И в первый раз мы чуть не поссорились из-за моих сомнений в ней, хотя к тому времени были уже женаты шесть лет. Я не могу говорить об этом, Талли взяла с меня клятву никогда не рассказывать о том, что тогда произошло. Но после этого я разыскивал любые упоминания о пророках и пророчествах, и в результате понял, почему пророки-люди живут так мало: многие из них являются инструментами пророчества и погибают, пытаясь сделать его истинным…
— Пусть так, но даже если это правда, — прервал его Кэл, — ты должен понять: что бы не говорила мать — я не собираюсь отказываться от Лин!
— Я и не прошу этого от тебя, сынок… Я понимаю, что такое истинная пара, уж поверь. Если что… я уничтожу браслеты и создам новые, только не отказывайся от нас!
— А разве можно их уничтожить? — вырвалось у меня.
Ларт помрачнел:
— Да. Это очень сложно, но…
— Отец, ты с ума сошел! Я знаю, чего тебе это может стоить! Не вздумай!
Встретив мой удивленный взгляд, он пояснил:
— Это может попросту убить его!
— Ларт, Кэл, прошу вас, — вмешалась я, — давайте принимать решения разумно! Ларт, можно нам поговорить с вашей женой? Видите ли… Я подозреваю, что есть кое-что, могущее объяснить её видения и примирить её с выбором Кэла…
Ларт взглянул на меня с надеждой:
— Боги, хоть бы это было так! Конечно, Лин, идемте!
— Подожди, Лин! Папа, помнится, ты разрабатывал артефакт, который позволял бы считывать зрительный образ из памяти? Он закончен?
— Да, но зачем он вам?
— У Лин есть одна идея. А так будет проще доказать матери ее ошибку, правда, любимая?
Я кивнула. Пожав плечами, Ларт привел нас в свою мастерскую и достал с полки небольшое зеркало в серебряной оправе, пояснив, что образ возникнет в нем, стоит сделать особый знак и вспомнить то, что хочешь показать.
— Лин, это лучше сделать тебе! Я уже смутно помню твой другой облик, да и не думаю, что его стоит показывать родителям в том виде, в котором ты была в моих снах, — прошептал мне на ухо Кэл.
Усмехнувшись, я взяла зеркало, на котором Ларт предварительно начертал тот самый знак, и вгляделась в него, вспоминая свой первый бал. Минута — и вместо моего отражения в зеркале возникла Рина в роскошном бальном платье — та, какой я увидела себя в тот вечер. Я протянула зеркало Кэлу:
— Вот, смотри.
Он взглянул и покачал головой:
— Знаешь, возможно, этот твой облик и красивее, но я обожаю твою улыбку: теплую и словно солнце освещающую все вокруг, то, как горят твои глаза, а здесь… В улыбке нет души, а в глазах — искры, словно передо мной просто очень красивая кукла. Ты не обиделась?
— Нет. Именно так я себя тогда и чувствовала. Мой первый бал, где меня выставили напоказ, точно породистую лошадь…
Ларт переводил взгляд с меня на Кэла, явно пытаясь понять, о чем мы говорим. Кэл вопросительно посмотрел на меня, и, дождавшись моего одобрительного кивка, повернулся к отцу:
— Папа, у Лин есть одна тайна, смертельно опасная для нее и всех, кто ее знает. Но именно это может объяснить видения матери. Лин готова открыть ее вам при условии принесения магической клятвы неразглашения, ты согласен?
Быстрый взгляд Ларта на меня — и на его ладони возникает странное сплетение символов стихий, а клятва звучит четко и ясно, не оставляя сомнений в двойном толковании:
— Клянусь не выдавать то, что мне поведают о тайне Алиэн эс Лирэн или того, что я сам каким-либо образом смогу узнать о ней, ни словом, ни мыслью, ни действием!
Он сжал ладонь и выжидающе посмотрел на нас. Я вздохнула и произнесла:
— Ларт, чуть больше двух лет назад я провела ритуал, отказавшись от своего подлинного облика и ауры. Я не уверена в том, что смогу их вернуть, но, возможно, ваша супруга могла видеть меня в прежнем виде…
Взгляд зеленых глаз, так похожих на глаза моего любимого, было сложно описать словами: смятение, радость, но самое главное — надежда. Ларт воскликнул:
— Да, это возможно! Лин, а что это был за ритуал? Какая магия?
— Это не была магия, я ею не владела в тот момент. Вернее, одной стихией я владела, но мне пришлось от нее отказаться в ходе ритуала.
— Но… Можно мне посмотреть? — Ларт протянул руку к зеркалу, глядя на меня очень-очень удивленно.
Я вернула ему артефакт, Ларт посмотрел на него и застыл, а потом поднял на меня полные потрясения глаза:
— Лин, отказаться от стихии в юном возрасте… Только одна раса Аллирэна в полной мере владеет одной из стихий с рождения… Кроме того, я артефактор, и очень хорошо понимаю значение символов. Так что… это традиционный наряд дракониц из клана Шатэрран, верно? А с учетом того, какой именно жемчуг пошел на украшение этого платья… Ты что, дочь главы клана?! Или кого-то из советников?
— Главы. Имя, данное мне при рождении — Ринавейл эр Шатэрран.
— Но… — взгляд Ларта стал острым, — я кое-что слышал о ней, и…
— Мы объясним, но позже, — прервал его Кэл, — так ты считаешь, мама действительно могла видеть Лин в этом образе?
— Вероятность этого очень высока, — энергично кивнул головой его отец, — вы ждите здесь, а я приведу Талли! И, Лин, — обратился он ко мне, — если это все-таки окажется не так, я уничтожу браслеты. В конце концов, вина моей истинной пары — и моя тоже, и я сделаю все, чтобы ее загладить. А еще… я счастлив, что у моего сына будет такая жена: добрая и великодушная, ведь мало кто мог бы простить Талли ее поведение. А ты на это готова, я чувствую, и безмерно благодарен тебе за это!
Резко склонив голову, он поспешил в дом, а Кэл притянул меня к себе и шепнул:
— Умница моя, спасибо тебе за понимание и поддержку. Смотри, идут!
Я попыталась высвободиться из объятий, не желая провоцировать его мать еще сильнее, но Кэл только крепче прижал меня к себе, словно предъявляя на меня права и демонстрируя, что не собирается позволить разлучить нас.
Наконец родители Кэла подошли к нам. Я потрясенно уставилась на Таллэриэль: серые глаза заплаканы, лицо потухшее… Муж вел ее, обнимая за плечи так, словно хотел защитить от всего на свете, а она… Она выглядела такой потерянной, словно маленький ребенок, что впервые в жизни понял: мир — вовсе не приятное и безопасное место, а его родители — не всемогущи. Мама Кэла искательно заглянула в глаза сына, и мое сердце кольнула жалость: после объяснений Ларта я попыталась поставить себя на ее место и поняла, что не знаю, как бы вела себя в такой ситуации… Наступило неловкое молчание: никто не решался начать разговор, наконец Ларт нарушил тишину:
— Талли, дети только что рассказали мне кое-что, что может примирить твои видения и выбор Кэла, но для того, чтобы проверить это, тебе придется дать магическую клятву, ты готова?
Она посмотрела на него с такой надеждой, что у меня вдруг сжалось сердце, и кивнула. Повторив за мужем слова клятвы, подняла глаза и попросила еле слышно:
— Скажите скорей, не мучайте…
— Лин, дочка, это твоя тайна, тебе и говорить, — обратился ко мне Ларт.
Вздохнув и мысленно скрестив пальцы, я сказала:
— Я изменила свой облик чуть больше двух лет назад и, возможно, когда-нибудь верну его. А выглядела я вот так, — и протянула ей зеркало.
Таллэриэль бросила в него быстрый взгляд, потом выхватила его из моих рук и стала жадно рассматривать. Несколько секунд, и от ее лица отхлынула кровь. Побелев как полотно, она взглянула на меня полным отчаяния, потрясения и стыда взглядом и попыталась что-то сказать, однако не смогла издать ни звука. Зеркало выскользнуло — его у самой земли поймал Кэл — руки взметнулись к горлу, точно пытались разорвать невидимую веревку, глаза закатились… Таллэриэль пошатнулась и потеряла сознание, подхваченная сильными руками мужа.
— Мама! — рванулся к ней Кэл, — что с ней?
— Похоже, мы получили ответ на свой вопрос, — тихо ответил его отец, нежно обнимая жену, — судя по тому, какие эмоции шли от Талли, именно Лин в образе драконицы она и видела. Так, дети, не думаю, что сегодня она будет в состоянии говорить, да и день был трудным. Поэтому предлагаю все обсудить завтра. Сынок, новые комнаты Лин рядом с твоими, ужин вам подадут в столовой, а я пойду, доброй вам ночи!
Крепко обняв меня за талию, Кэл уткнулся носом в мои волосы и прошептал:
— Лин, родная, как же это все… ужасно. Я уже даже и не знаю, что мне думать и делать!
— Главное, чтобы все хорошо закончилось. Вот только твой отец прав: нам стоит отдохнуть и поесть, и если честно, то я страшно голодная.
Улыбнувшись, Кэл повел меня в столовую, где уже был сервирован ужин, а потом — в уютную просторную комнату на третьем этаже: как он сказал мне, это этаж хозяев, его комнаты — соседние. И, прищурившись, добавил, заставив меня улыбнуться, как сильно он жалеет об одном — комнаты не смежные. Усадив меня в кресло, Кэл опустился на пол и положил мне голову на колени. Какое-то время мы молчали, потом я тихо спросила:
— Кэл, мне жизненно необходим твой совет! Говорить ли нашим друзьям обо мне? С одной стороны, я не хочу им лгать, с другой…
— Это действительно опасно, и не только для тебя — для них тоже, — понимающе кивнул он, — конечно, есть защита от магии Духа, и можно взять магическую клятву, но опасность возрастет с каждым, кто посвящен в тайну. Знать о другом мире им точно не стоит, а вот о том, что ты драконица… Милая, я не думаю, что это необходимо именно сейчас, тем более, ты не знаешь точно, вернется ли к тебе прежний облик!
— Но если да, то я боюсь, что они будут обижены на меня. Как ты считаешь, они смогут простить то, что я скрывала это так долго? А делать мне это придется как минимум до окончания Академии!
— Лин, я верю, что наши друзья все поймут. Мы все любим тебя не за внешность, а за теплоту твоей души. Ты ведь не будешь относиться к нам по-другому, если станешь драконицей?
— Конечно, нет!
— Так почему друзья должны переменить к тебе отношение? Все будет хорошо! Главное, сейчас разобраться с мамой… Знаешь, то, что сказал отец… Я просто не знаю, как к этому относиться!
— Я ему поверила и если честно, мне стало ее жаль, — призналась я, ероша его волосы, — эта жуть с инструментами пророчеств… Представляешь, каково это, не иметь собственной воли? Не думаю, что, поразмыслив, она поступила бы с браслетами таким образом!
— Разберемся завтра, хорошо? А сейчас… Иди ко мне, радость моя!
И больше в этот день о делах мы не говорили…