Старшая школа Йокай

Глава 19

Я лежал на матрасе и старался не открывать глаза. Кощей гортанно пел, и волны Нави омывали тело, не задерживаясь.

В груди будто сдвигались тектонические плиты. Перед внутренним зрением возникла картинка из медпункта: потоки движения энергии в правой руке. Где-то в глубине мышц перекатывались омерзительные колючие шарики. Казалось, что кожа не выдержит их напора.

Хоп — и ощущение, разрывавшее правую руку, испарилось. Я впервые ощутил чистый поток ки.

Заломило нижние зубы. Наступила очередь левой руки.

Через двадцать минут мне казалось, что из меня вытащили все кости, прополоскали меня изнутри, высушили, отпарили и выпустили чистым и обновленным.

— Теперь ки цепляться не будет, — подытожил Кощей. — Надеюсь, ты готов.

В центр груди обрушилась волна живой воды.

— Карачун, что ты тут делаешь?

Я находился во внутреннем мире. Здесь было светло. Поле, раньше покрытое сухим ковылем, превратилось в роскошный луг. Кое-где сверкали яркие броского вида цветы. Повернув голову, я оценил дом, стоящий на опушке глухого леса. Белый сруб, будто еще пахнущий свежим деревом. На крыше фигура коня-птицы. Скаты были продолжением скакуна, образовывая его крылья. Их украшали…

— Это называется причелины, — пояснил Карачун, садясь на лавку перед домом и для наглядности показав костистым пальцем в небо. — Над твердью земли находится твердь неба с солнцем, а выше солнца и луны — хляби небесные. Оттуда на землю льется вода. Поэтому причелины так выглядят. Волнистые линии резьбы — глубина небесной воды, а небольшие кружки — это отдельные капли.

Он помолчал еще немного.

— Что я делаю — понятно. Сижу и не мешаю твоему отцу. А ты здесь какими судьбами?

— Скорее всего, занимаюсь тем же самым.

— Ну, тогда тоже посиди.

Я сел рядом. Что-то делать команды не было.

— Костян, пора домой.

Голос Кощея донесся с той стороны, где, по мнению Карачуна, находились «хляби небесные». Времени прошло всего ничего.

Я открыл глаза. Барьер был на месте.

— Вставай, нужно проверить, как сработало.

Оглядев мою помятую матрасом спину, батя удовлетворенно кивнул и встал напротив меня.

— Делай как я.

По нему начали литься потоки мертвой воды.

Я повторил.

— Ты умеешь усиливать нервную систему?

Я кивнул в ответ.

— Вот самое время.

Я занялся нервной системой, а Кощей, вытянув одну руку, собрал в ладони шар. Я понимал примерно ничего из происходящего. Папа развел пальцы и воткнул их в шар, после чего сфера начала стремительно раскручиваться вокруг невидимой оси.

По нервной системе пробежал жар. Мир должен был стать ощутимо медленнее — но этого не происходило, вращение странного конструкта передо мной продолжалось в том же темпе.

Отец ускорял время для нас обоих.

— Позови оружие.

— Карачун, — в вытянутую руку прыгнула большеберцовая кость.

Это будто была привычная кость… но почему она так вытянулась?

Появившееся мертвенное мерцание было обычным.

Но в моей руке больше не было глефы. Там была коса.

— От судьбы не уйдешь, — покачал головой отец. — Смотри.

Чувство, что на мне появилась какая-то дополнительная одежда, не обмануло. Длинный, до пола, плащ с широченными рукавами состоял из той же дымки, в обрывки которой было одето воплощение моего Карачуна.

— Поздравляю, Костян, ты теперь не только сильный, но еще и быстрый.

Я еще раз осмотрелся.

— А из этой… материи можно еще что-нибудь создавать?

— А, пафоса маловато? — понимающе кивнул отец. — Можно, если сил хватит.

Я поднес ладонь к глазам. Раз уж я теперь одет как надо, что было бы уместно?

Наверное…

Антрацитовые потоки Нави завихрялись на пальцах. Я лепил их так, как мне нравилось. Оперирование родной стихией было приятным. Как будто я вернулся домой из долгого путешествия.

На ладони лежала полумаска в виде нижней челюсти. Я надел ее.

Часть барьера, повинуясь знакам отца, стала зеркальной. Оттуда на меня смотрел Мрачный Жнец.

— Красавец, — подытожил Кощей. — Возвращайся на исходную. У нас еще бабы не обсуждены.

— Пап, а вы с дедом использовали такой же способ? — говорить под маской было легко, ничто не мешало. Я наслаждался новой формой.

— Нет, мы были сконструированы намного раньше. К тому же нам не требовалась взрывная эволюция. В твоем случае сам бы ты такое не провернул, нужна помощь стороннего лица.

Я осознавал свою исключительность.

— А еще, дорогой сын, тебе в принципе труднее. У деда коса, у меня коса, только ты в семье нонконформист хренов.

— И Кен тебе сказал, что есть вариант подглядеть в душе, когда эта цепочка девиц пойдет мылить друг другу попки?

Я уже вкратце рассказал Кощею о том, что я делаю в Сайтаме, и о цепочке событий с валькирией Хильдой. Вкратце упомянул о быстрых свиданиях и о сэмпае с татуировкой под ключицей.

— Да этого не может быть, — констатировал батя. — Просто потому, что этого не может быть. Мы в Японии. Здесь не делают татуировок. Или твоя новая красотка из якудза, или там что-то другое.

— Слушай, а встретить нареченную — это как? Я сразу пойму, что это моя пара? Или она будет вешаться мне на шею? Или мы начнем читать мысли друг друга?

Мысленно я схватился за голову. Костик, что ты мелешь? Заткнись, просто заткнись. Перед тобой Кощей, у которого восемь жен. Что он тебе расскажет о нареченной?

— Чисто технически это будет ощущение родства душ. Не физическое влечение и не какая-то абстрактная отметка на теле, — отец смутился, понимая, что сейчас топчется по моему больному месту. — И, да, у кого-то она одна, как у твоего деда. У кого-то побольше… кхм. Ладно, давай разберем особенности поведения японских девушек. Что там с помощью знающих людей… эээ… знающих?

Я уже сидел в мессенджере.

«Кен-кун, привет. Чем занят?»

«Привет, лич-сан. Не поверишь, ничем. Подскочить к тебе? Я живу в соседнем крыле».

«Уже ставлю чайник».

— О, суровая мужицкая компания. Привет, Константин-сэмпай. Здравствуйте, господин, — Кен протянул руку. — Я Кен Нагано, учусь в первом классе старшей школы.

— Кощей Кощеев, очень приятно, — протянул ему руку отец. Кохай не удивился.

— Так что, — уточнил вечерний гость, принимая чашку с чаем, — сегодня по плану мы подглядываем за бабами в душе?

— Фу, как пошло звучит, — Кощею предложение явно понравилось.

— Если это звучит пошло, то предлагаю заняться вуайеризмом относительно банных процедур прекрасных дам. Но смысл от этого, уверяю, не изменится.

— Тогда приступим. Кен-кун, у тебя есть какое-то предложение, к тому же, ты говорил, тебе известно, когда кто посещает душевую.

Кен достал блокнот и начал рисовать в нем схему женского общежития, отмечая слуховые окна и особо выдающиеся пригодные для засады кусты, По его уверениям, в них спокойно поместилось бы пятеро, и наш рост не был бы препятствием. На том мы и решили. Сверившись с часами, инкуб схватился за голову:

— Так, мужики, быстро собираемся. Ваша северянка будет на месте через четырнадцать минут, а еще заныкаться надо.

Уговаривать нас не было нужды.

Входов в душевую было два: из корпуса и с улицы. Небольшая стайка демониц толпилась недалеко от второго, сосредоточенно пиная что-то лежащее на земле.

Когда поток девушек всосался в двери, мы вышли из тени. На брусчатой дорожке лежал зонтик.

— Зацените, сейчас будет весело, — Кен наклонился к валяющемуся предмету. — Больно тебе, бака-каракаса?

— Ой больно, — прохрипел зонтик.

— А чем же ты занимался?

— Подглядывал, — голос стал плачущим.

— А может, отнести тебя куда-нибудь?

— Хватит над ним издеваться, — урезонил шутника Кощей. — Видишь, ему и так досталось.

— Пф, дилетант, — фыркнул инкуб и аккуратно обошел неудачника по дуге. Мы направлялись в стратегически важные кусты.

Кощей занял самое выгодное место. Рядом с ним расположился Кен. Я уселся по остаточному принципу там, где нашел более-менее свободное пространство. Ветки втыкались в затылок, и я периодически шипел. Отец оглянулся и на всякий случай поставил барьер, глушащий звуки и не дающий заглядывать внутрь. «Хамелеон!», не преминул похвастался он. Мы сделали вид, что оценили.

— В принципе японские девушки отличаются от европеек и уж тем более от русских, — вполголоса Кощей рассказывал нам интересные факты, пока объект наблюдения

не появился. — До конца XI века женщины в Японии находились на весьма высоком социальном уровне: у них были те же права, что и у мужчин, в вопросах брака, труда и даже наследования имущества. Всё потому, что исповедовали только синто. Восемью миллионами божеств правила верховная богиня Аматэрасу. Потом в Японию пришел буддизм и всё испортил, поскольку утверждал превосходство мужчин над женщинами.

— Итого роль женщин и в обществе, и в трудовой деятельности сильно просела, — добавил Кен.

— Всё так. Однако же буддизм нравился многим представителям правящего класса. Женщина чиновника должна была стать изящной, заботливой, ответственной, тихой и покорной домохозяйкой. Поскольку право на самоопределение у них отняли, им пришлось принять такой облик, что впоследствии сказалось на всех японских женщинах, особенно высокого происхождения.

Меня несколько удивило, что правящий класс обращался за гаданиями к оммедзи, а исповедовал буддизм. Впрочем, двуличие для власть предержащих — дело обычное.

— Что до женщин более скромного происхождения, вроде выходиц из семей крестьян и ремесленников, там всё куда легче: к примеру, браки гораздо чаще были по согласию самих жениха и невесты. То есть жить было просто, если вы не аристократ. Но общественное давление в семьях, где имелся хоть сколько-нибудь высокородный предок, сохраняется по сей день.

— По крайней мере, общество избавилось от странных представлений об одежде, — прокомментировал Кен. — Традиционное японское кимоно подразумевает, что самая эпическая порнография, которую может показать женщина — это шея, поэтому проститутки спускали воротник кимоно чуть ли не за лопатки.

Стайка девушек, ни одна из которых нас не интересовала, выпорхнула из душевой. Их сменили следующие. Женское общежитие очень отличалось от мужского: мы обычно толпами не ходили.

— Вот ваш клиент, — Кен вытянул руку. Я проследил за направлением, в котором он показывал.

Я спокойно относился к женскому телу. Все-таки я вырос при матриархате: шесть теток и богатая компания сестер. Поэтому рассматривал Хильду как картинку. Пшеничные волосы, расплетенные из прически, без которой валькирия не появлялась, ниспадали до самых колен. Стройные, сильные ноги. Стыдливо сплетенные на груди руки; на пальцах белеют суставы человека, не привыкшего к физической работе. Она перекинулась словом с кем-то, и ее полные губы обнажили крупные, ровные зубы. Оказывается, улыбаться она тоже умела. Плоский и твердый живот с прекрасно прорисованными мышцами, длинная гибкая шея и плавность движений выдавали прирожденную воительницу.

А что я чувствовал?

Необходимость рассмотреть шрам на груди? Не то чтобы я хотел. Мне нравилось разглядывать Хильду, воспринимая ее как античное изваяние амазонки, лихой наездницы. Как Венеру Милосскую. Как несуществующую серебряную статую Таис Афинской.

Но думать о том, что мне судьба обнять эту женщину, взять ее в жены или даже просто украсть — вот этого мне не хотелось.

Кен достал айфон и аккуратно отстроил зум. Сделал пару фотографий.

— Все всё рассмотрели, можно больше не сидеть?

— Да, пора, — Кощей решил прихватить барьер с собой и снял его только за углом мужского общежития. Нас ожидал долгий вечер по уши в обсуждениях.

— Мужики, — не выдержал инкуб по дороге, — а вы оба чего такие спокойные? Мы вообще-то за голыми девушками подглядывали. В душе.

Кощей Кощеевич даже не задумывался над ответом.

— Кен-кун, у меня восемь жен и без счету любовниц.

— А у меня, соответственно, шесть теток, семь сестер, куча двоюродных, — подключился я. — И периодически кто-то из них бегает по дому без лифчика. Ты нас чем удивлять собирался?

Инкуб окончательно потерял самообладание.

— Мужики, отсыпьте, а?

Мы сели за столом. Я лишний раз благословил коллекцию складных стульев, которую оставил мне предыдущий жилец. Кактус на подоконнике изображал четвертого участника собрания. Надеюсь, он мужского пола и от наших разговоров не покраснеет.

— Смотрите на грудную клетку вашей валькирии, — Кен достал айфон и развернул фотографию. — Анатомия мышц в этом месте никак не нарушена, кости ровные, надкостницы не выпирают, мечевидный отросток не деформирован…

Мы смотрели на него, а не на фотографию.

— Что? Я в медицинский готовлюсь!

— Ааааа, — выдохнули мы.

— Так вот. Травмы на этом месте не было. Однозначно. Пятно, — Кен очертил пальцами форму, — скорее всего, родимое. Странного цвета, согласен. Но оно явно пигментированное. Они бывают чуть рельефными, это в рамках нормы.

Батя с такой силой хлопнул себя по лбу, что кактус вздрогнул.

— Я всё это время думал, что валькирия — фигура речи! Как ее фамилия, Свейсдоттир?

Мы подтвердили.

— Три баклана, вот мы кто. Ваша Хильда — второе поколение. Ее мать, Свейс, из первого поколения. Знаете, что такое валькирия?

— Мы сейчас знаем, что ничего не знаем, — процитировали мы классика.

— Это порождение мудрости Одина от смертной женщины. Грубо говоря, Один страшился конечности существования и поэтому решил оставить что-то после себя. Девять штук девок ему родила одна женщина, и еще около трех десятков появились чуть позже. Они унаследовали настрой своего воинственного отца, а главное — все несли на себе родимое пятно. О первом известно из легенд, второе же скорее слухи, но я склонен им верить. То, что мы считали колотой раной, в каком-то смысле она и есть: это отметка копья Одина, но не травматическая, а как принадлежность к роду.

Он залпом допил свой чай и яростно захрустел печенькой.

— Тьфу, аж разозлился, насколько всё тупо. Имена и фамилии у скандинавских народов клепаются традиционно: имя, а потом отчество. Записывается оно как фамилия. Свейс — женское имя, потому что ни одна валькирия не обязана отчитываться перед обществом, от кого у нее ребенок. Свейсдоттир — это «дочь Свейс», и не более того. Ларец открывался просто.

— Кен-кун, — с надеждой спросил я, — а ты случаем постановки театрального клуба не отслеживаешь?

— Ну, меня грозили пригласить, потому что за мной сразу прибежит целая толпа великолепных дев. Хотя тому же Сон-Хо-сэмпаю я, конечно, не противник.

— Меня интересует Айсонаку Уэно, их глава.

— Снова подглядывать? — встрепенулся инкуб.

— Не стоит, — я чувствовал себя не в своей тарелке от мысли, что обнаженную Уэно увидит кто-то из тех, кому это зрелище не должно доставаться. — Скажи, по какой причине японская девушка может носить татуировку под ключицей?

Кен наморщил лоб.

— Первое, и самое очевидное. Она якудза, причем должна это не скрывать. Сразу скажу, что Айсонаку Уэно — не якудза. О ее семье я в принципе не очень много знаю, клан достаточно закрытый и обеспеченный. Однако они старые йокаи. В преступность у них не принято влезать. И тем более делать это открыто.

— Вариант с якудза мы уже откинули, — откликнулся Кощей.

— И правильно, — согласился Кен. — Второй вариант: это не настоящая татуировка. Временная. Такое не порицается. Что они ставят в этом году в театральном клубе?

— Русскую сказку.

— Какую? — напирал демон.

— Царевну-лягушку, — я был полностью подавлен.

— Это которая ждет доброго молодца на болоте, он ей стрелу засылает, а потом рад бы с ней жить, но приходит злой Кощей Бессмертный и всё портит?

— Ее самую, — отец нахмурился. — Костян, тебя хотят наколоть по какой-то причине. Задницей чую. И твоя прекрасная леди о тебе знает больше, чем тебе хотелось бы.

Я не собирался этому верить и вслух ничего не сказал.

— Ну, я сделал всё, что мог, всё, что мог. Если вдруг речь зайдет о голых девушках или понадобится моя консультация — пишите, звоните, посылайте вестовых, — Кен допил чай и отправился к выходу.

— Если вдруг я тоже могу быть тебе полезен, дай знать, — я перевел на его счет положенное количество йен и теперь был совсем небогат. Впрочем, дело того стоило.

— Обязательно, — инкуб отправился домой. Вероятно, даже к себе.

— Костя, — отец собирался подытожить произошедшее. — Я тоже… всё, что мог. Осталось только одно: напутствие.

Я напрягся.

— Да не в женщинах дело. Поскольку ты физический конструкт, ты можешь изготавливать печати — как, собственно, и я. Пользуйся, больше не сломаешься. Оммедзи откажутся тебя учить, гарантирую. Книг по оммедо мало, и все копии контролируются. Придется осваивать самостоятельно. Не перестарайся, от оммедзи до охотника — один шаг.

Это я помнил.

— Что до рун — на архипелаге они могут сработать не как на большой земле. Ты уже сам заметил. Чем руны в принципе отличаются от печатей: они работают сами, и носитель не нужен, они могут напрямую взаимодействовать с внешней энергией. Да, это выглядит удобным: нарисовал и забыл. Но что отлично работает в энергетических потоках на большой земле, то не всегда хорошо на острове. В школе ведь есть какой-то клуб, который этим занимается?

— Да, имеется, — я вспомнил самый молчаливый зал, который меня впечатлил месяц назад еще при просмотре дополнительных занятий.

— Так вот, тебе туда не надо. Привлечешь лишнее внимание. Об этом грустно говорить, но до возвращения на материк о рунах придется забыть.

— Альтернативы?

— Возьми ткань из Нави и налепи печать прямо на ауру. Должно помочь.

До такого поворота я бы вообще не додумался. Воистину, одна голова хорошо, две лучше. Когда-нибудь…

— Мне пора, — отец улыбался. — У тебя своя дорога. Ауру мы починили, с валькирией разобрались. Дальше сам.

— Когда ты уезжаешь? — я знал, что он со мной ненадолго, но все равно было грустно.

— Завтра утром. Как раз выйду с тобой и прямиком в аэропорт.

— Хорошо. Спасибо, пап.

— Да на здоровье, — грустно было не мне одному.