Старые усадьбы

П. П. Вейнер БАРОН Н. Н. ВРАНГЕЛЬ

Чтобы судить о человеке и проникнуться теми вдумчивыми оценками его, которые здесь будут высказаны в ряде речей, надо знать, кто он был и как протекла — увы, безжалостно короткая — его жизнь. Мне удалось, благодаря доброму содействию родителей почившего, собрать и проверить все сведения о нем и свести их в своего рода послужной список. Совет Общества поручил мне в собрании, посвященном памяти Врангеля, огласить этот «формуляр» его многостороннего служения русскому обществу и искусству.

Барон Николай Николаевич Врангель, сын барона Николая Егоровича и баронессы Марии Дмитриевны, урожденной Дементьевой-Майковой, родился в имении Киевской губернии 2 июля 1880 года; с чисто русской кровью его матери в нем слилась смешанная кровь отцовского рода, происходящего из Швеции, перешедшего в Россию и считающего среди своих предков Ганнибала — арапа Петра Великого.

Переехав с родителями в Ростов-на-Дону, покойный там поступил в 1892 году в реальную гимназию и окончил шесть классов; затем в 1897 году он перевелся в Петроградское IV реальное училище, но не окончил его, заболев воспалением легких; последствия этой болезни внушали опасения за здоровье юноши, некрепкого вообще, и он был увезен за границу. Этим окончилось его школьное учение. Но, насильно оторванный от школы, он стал тем усиленнее развивать себя чтением по литературе, истории и близко приглядываться к искусству; к последнему его с ранних лет приохотил отец, постоянно интересовавшийся стариной и лично составивший хорошее собрание картин и миниатюр.

Окончательно поселившись в Петрограде в 1900 году, барон Николай Николаевич сблизился с кружком лиц, отдавших свои силы служению искусству, и в 1902 году, по поводу состоявшейся в Академии наук выставки в пользу Синего Креста, выпустил свой первый печатный труд — каталог выставки русских портретов за 150 лет.

В том же году он совершил длительную поездку по провинции с нарочитой целью отыскивать и изучать произведения искусства, рассеянные и забытые по далеким уголкам Руси, объездил Поволжье и особо исследовал Арзамас, заснувший в глуши, но отмеченный деятельностью Ступина.

В следующем году он уже деятельно помогал при устройстве выставки «Старый Петербург» на Морской и составил ее каталог с предисловием. В 1904 году он принимал близкое участие в славной портретной выставке в Таврическом дворце, составлял биографии художников для каталога и напечатал в журнале «Искусство» статью об этой выставке, являющуюся попыткой исторического обзора русской живописи. Одновременно (в 1904 году) он выпустил два больших тома подробного каталога Русского музея Александра III; этим крупным трудом он завоевывает себе почетную известность, и с этого времени имя его постоянно встречается среди работников по истории искусства, сначала только русского, затем и всеобщего.

В настоящем очерке я не могу позволить себе привести длинный перечень печатных трудов покойного — поразительно длинный для тех двенадцати-тринадцати лет, которые судьба так скупо предоставила для его писательской деятельности. Перечень этот, напечатанный уже в «Старых годах», найдет себе место и в той книге, которую наше Общество посвящает памяти Врангеля. Здесь же я упомяну лишь те из его сочинений, которые особенно выделяются или послужили этапом в его деятельности.

В 1906 году Николай Николаевич поступил на службу в Императорский Эрмитаж, в Отделение живописи, и одно время находился при Галерее драгоценностей. В 1908 году осенью он покинул службу, но весной 1910 года вернулся в Эрмитаж. Тут он, кроме рядовой музейной работы, принимал участие в составлении описей, редактировал составленный Э. К. фон Липгартом новый каталог картин итальянской и испанской школ, исполнял особые поручения по осмотру и определению собраний и отдельных произведений — словом, привлекался к участию во всех событиях эрмитажной жизни, в которые вносил привычные ему кипучую энергию и пытливый интерес.

Первая журнальная статья Врангеля — о Ступине и его учениках — появилась в «Русском архиве» в 1906 году, затем его имя стало встречаться на страницах «Русской старины», а когда в 1907 году возникли «Старые годы», то им на долю выпало счастье его наиболее постоянного и близкого сотрудничества, не прекращавшегося до рокового дня 15 июня 1915 года. Вскоре по основании журнала он вошел весьма деятельным и ценным членом в редакционный комитет, и живая его мысль всегда умела увлекать редакцию на интересные и новые начинания.

В этом месте я хотел бы несколько отвлечься от принятого мною бесстрастного, летописного тона. Я хотел бы от лица «Старых годов» обратить к бесконечно дорогой нам тени слова, исполненные горячего чувства и глубокого признания его неоценимых заслуг. Я боюсь, что достаточно красочных, достойных, отвечающих полноте моего волнения слов я не найду, но уверен, что все, кто следил за развитием «Старых годов», знают, как тесно они были связаны с именем Врангеля. Об этом неподкупно свидетельствует множество выражений сочувствия, полученных редакцией по случаю его кончины. Скажу лишь, что в «Старых годах» 15 июня отмечено как день тягчайшей, незаменимой утраты.

В февральской книжке 1907 года появилась первая статья Врангеля «Забытые могилы», и в том же выпуске помещено его заявление в Академию художеств о желании составить каталог ее собрания скульптур, а также портретов Зала совета, что и повело к осуществлению этого предложения, вылившемуся в каталог, приложенный к журналу в 1908 году. С начала 1908 года он деятельно принялся за работу в качестве комиссара выставки старинных картин, устроенной «Старыми годами» в пользу Синего Креста в залах Общества поощрения художеств, — выставки, к несчастью, не дождавшейся открытия для публики, но давшей много ценного материала для исследователей.

Лето 1909 года барон Врангель посвятил объезду двадцати пяти помещичьих усадеб, и впечатления этой поездки вдохновили его статью «Искусство помещичьей России», появившуюся в «Старых годах» в 1910 году и легшую в основу доклада А. Ф. Кони в императорскую Академию наук о награждении журнала золотой медалью имени Пушкина.

Осенью 1909 года появилась статья покойного о миниатюре в России, являющаяся первым и цельным исследованием этого вопроса. Переработанная и дополненная автором, она была приготовлена им для отдельного издания, но не была выпущена ввиду начавшейся войны. Однако теперь уже выяснилось, что этот труд не пропадет, и мы надеемся вскоре приветствовать его появление в печати.

В 1910–1912 годах Николай Николаевич состоял соредактором «Аполлона» и поместил там ряд статей и заметок, но вскоре оставил редакцию этого журнала. Однако за это время он успел в качестве комиссара положить большой труд на устройство выставки «Сто лет французской живописи», состоявшейся в Юсуповском доме на Литейном, а участие в самом журнале дало ему случай высказываться по вопросам современного искусства и текущей художественной жизни.

Вслед за тем, в 1912 году, он работал по устройству в залах Академии художеств большой Елизаветинской выставки, где был главным комиссаром, — выставки, зародившейся в Академии наук и ознаменовавшейся большим успехом, и за сим участвовал в длительных работах по предполагавшейся в том же помещении юбилейной Романовской выставке.

Тогда же покойный впервые обратился к новому для него роду деятельности — чтению лекций у графа Зубова в Институте истории искусств, где прочел увлекательные курсы, посвященные в 1912–1913 академическом году русской живописи, а в 1913–1914 году — французской школе.

К этому же времени относится работа Врангеля по нашему Обществу; она будет здесь очерчена особо, и потому я на ней не останавливаюсь. Не буду также подробно перечислять его труды по «Музею старого Петербурга» и комиссии для изучения и оберегания старины в столице — задачи их параллельны задачам нашего общества — и только упомяну его многолетнее участие в деятельности Старинного театра.

Из крупных работ барона Врангеля не могу не назвать особо «Историю русской скульптуры», вышедшую в 1911 году в составе «Истории русского искусства», редактируемой Грабарем; большую монографию о Рокотове, еще в 1910 году переданную издателю Кнебелю, но последним доныне не выпущенную; и, наконец, тоже еще не вышедший первый том «Истории Императорской Академии художеств за 150 лет», большого роскошного издания, где покойный являлся редактором и одним из авторов. Для широких кругов особенно ценным явится «Путеводитель по Русскому музею Александра III», составленный по просьбе издательства Красного Креста — выход его в свет задержан войной.

Из работ, еще не осуществленных, следует особенно отметить предположенное «Старыми годами» издание большого «Словаря русских живописных портретов», для которого еще в 1910 году деятельно собирались материалы.

Без определенного пока назначения собрано было покойным множество библиографических и архивных материалов о художниках, скульпторах, медальерах и т. д.; часть из них он, вероятно, использовал в заметках для Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, где сотрудничал; другие служили ему при разных работах и расточались им для помощи всем, кто к нему прибегал. Это Драгоценное достояние его, плод многолетнего, последовательного, кропотливого труда, будет служить историкам русского искусства и после кончины составителя, так как с достойной покойного щедростью передано его родителями в Институт истории искусств.

В заключение укажу, что, равнодушный к внешним отличиям, покойный не искал наград и почестей, но ряд учреждений отмечал его деятельность почетными избраниями, а императорская Академия наук выразила ему свое признание поручением ему разбора одного большого издания, представленного на соискание Уваровской премии, и отзыв его признала достойным медали.

Не скромностью ли Николая Николаевича относительно собственной личности мы должны объяснить и то, что он не любил сниматься и, проявив столько интереса к портрету, сам на портрете не увековечен? Внешний образ его за все годы широкой популярности в художественном мире столицы сохранился лишь в статуэтке работы барона К. К. Рауша фон Траубенберг, где удачно схвачено характерное движение его фигуры, и на любительских снимках. Эти снимки являют его образ то небольшим силуэтом на фоне памятников, то в шутливой позе среди друзей, то в кругу сотрудников на театре войны.

Когда началась война, Врангель отдал ей все свое увлечение и в газете «Речь» вдохновенно возразил тем, кто порицал «Старые годы» за временную приостановку журнала. Отдавшись работе по Красному Кресту, он редкие часы досуга все же посвящал своей обычной деятельности, и среди оставшихся после него бумаг найдены заметки, наброски, отзвуки художественных впечатлений, воспринятых в городах Прибалтийского и Западного края, куда его забрасывало новое дело. Когда наконец он оказался временно привязанным к Варшаве, то охотно принял поручение попутно исследовать Лазенки, замок и прочую варшавскую старину.

Все эти работы прервала жестокая, неожиданная смерть…

19 июня останки барона Н. Н. Врангеля перевезены в Александро-Невскую лавру и преданы земле на Никольском кладбище, соседнем к тому Лазаревскому, которому он посвятил свои первые строки в «Старых годах» — статью «Забытые могилы».

Пусть этот эпитет, позором клеймящий потомков, к могиле Врангеля не применит никто никогда!