Статус-Кво

Глава 2

В свой кабинет я завалилась без пяти девять и с облегченным стоном «успела-а-а» рухнула за рабочий стол, сжав гудящую голову руками. Почти сразу мой горестный покой потревожил брат.

— Мою секретаршу новую видела? — Кирилл завалился в мой кабинет со спасительной бутылкой минералки в руках, и я едва не взвыла от вожделения, протягивая к ней дрожащие скрюченные пальцы. — Видела, нет? А, привет, кстати, алкашка, папа тебя пока не искал. Так чего, видела ее?

— Не-а. — Не отпуская страстным взглядом бутылку в его руках, я едва дождалась, пока брат присев на край моего рабочего стола, с трогательной заботой отвинтив крышечку подаст бутылку мне, погибающей с похмелья в девять утра посреди рабочей недели.

— А ты сходи, посмотри. — Грустно вздохнул он, оглядывая мое страдальческое лицо, жадно глотающее ледяную воду, несмотря на то, что зубы уже ныли, но пить мне хотелось еще больше. — Сходи-сходи. — Кирилл прыснул и достал из кармана блейзера упаковку аспирина, заслужив мой влюбленный взгляд. — Может мне и правда ее трахнуть?

— М?

— Тебе настолько херово, что ты так и будешь междометиями сыпать? — С осуждением спросил он, глядя на мои трясущиеся пальцы, выуживающие таблетки из конвалюты. — У нас как бы переговоры с «Легроимом» через час.

— Угум. — Запив парочку таблеток, я откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза, думая, что последняя бутылка вчера была лишней. — Папа не обрадуется, если ты обрюхатишь свою секретутку.

— Ксю, ты б видела. Нет, она работает, старается, вроде даже с первого раза понимает, что я от нее хочу, но смотрит на меня так, что я едва сдерживаюсь, чтобы не заржать. — Кирилл снова грустно вздохнул, глядя в панорамное окно сбоку от моего стола. — На днях, значит, я послал ее в аналитический сгонять и пока она там бегала, в ее ноут заглянул. Там, за отчетами была вкладка с книгой про босса… «мой охуенный босс», или «охуитительный босс», не помню точно. Мне, конечно, приятно, но сука…

— Ты пролистал книжонку-то? — прыснув, я приоткрыла глаза, с интересом глядя на своего брата и прыснув еще раз, потому что Кирилл определенно бы подошел для обложек этих дамских романчиков и влажных мечтаний их читательниц. Ну, если бы подкачался. Насколько я помню, с шикарными кубиками пресса у него проблемы, не шарик под рубашкой, конечно, но и не кубики. А так, он очень даже ничего, зеленоглазый, светловолосый, широкоплечий, немного смазливый. Чем не классический жеребец, жарящий секретуток, с которыми у него потом по законам жанра случается большая и светлая любофф. Только Кирилл по ясным причинам был против такого сценария.

— Пролистал. Она пришла, я все еще сижу листаю. Хотела что-то сказать, я ей, мол, подожди, тут самое интересное — он ее жахать начал. Еб твою мать… я никогда не думал, что порнуха может быть смешной.

— Охеренно, братан. — Слабо улыбнулась, ощутив, как боль в голове, вроде бы, становится тише, и приложив ко лбу ополовиненную прохладную бутылку минералки, поинтересовалась, — ну и? Она все еще мечтает о своем охуитительном боссе?

— Может и мечтает, но теперь этого хоть не видно, слава богу. — Довольно хохотнул брат, с весельем глядя в мое ехидно скалящееся лицо.

— Кир, а где мой подарочек? У меня день рождения же. — Внезапно вспомнила я, вопросительно изогнув бровь.

— Так вот он. — Кирилл киввнул на бутылку, прижатую к моему лбу и улыбнулся. — Тридцать рублев потратил, прикинь, на что я ради тебя готов.

— Это так мило. — Обиженно буркнула я, снова прикрывая глаза и теснее прижимая бутылку.

— Да на, — Кирилл, фыркнув, выудил из кармана сертификат и кинул его на стол передом мной. — Твой излюбленный «Блейз», сегодня на девять вечера. Жратва, бухло на пятнадцать морд, два стриптизера, один приват, все оплачено. Гандончики с баблом с собой возьми, если тебя вшторит от самца, доплатишь ему сама. Я пробовал пробить цену, чтобы тебе еще потрахушки оплатить, но там админ новый, опасливый, и упорно мне врал, что «у нас элитное заведение, что вы себе позволяете!» — Кирилл закатил глаза, передразнивая админа высоким, противным голосом, заставив меня глумливо хихикнуть. — Я ему говорю, Тамару мне позовите, мы с ней давно и плотно знакомы, и я в курсах про вашу «элитность», а Тамара с новым альфонсом на Канары укатила, оставив этого труса вместо себя. — Кирилл зевнул, прикрыв рот кулаком и с весельем посмотрел в мое улыбающееся лицо. — Так что сама там договаривайся с жеребцом, баблишко мимо кассы капнет, так этому заму и надо. С днем рождения, что ли, сестренка.

— Спасибо, ты всегда знаешь, как растрогать мое черствое сердечко. — Радостно глядя на сертификат на моем столе улыбнулась я.

— Все ради семьи. — Кирилл потянулся и растрепал мои волосы, которые яс таким трудом и неохотой укладывала утром. — Папа после переговоров еще тебе подгон сделает.

— Какой?

— Не зна-а-а-аю, — Лукаво блеснув глазами, пропел Кирилл, вставая с моего стола и направляясь к выходу. — Ты подготовься, Легроимовские — опасные ребятки, мы должны быть во всеоружии, а у нас полководец юридической армии от похмелья по креслу растекается, потому что за неделю начал праздновать свое двадцатипятилетие. Папа не возрадуется, если увидит тебя в таком состоянии.

— А то от меня прямо толку будет. Я вообще не понимаю, зачем мне надо там сидеть. Да и тут зачем, тоже не понимаю. — С тоской глядя на настенные часы, заныла я свою любимую песню. — Если только для красоты, али Ликроимовские увидят меня, надышатся перегаром и дадут добро на мое учредительство…

— Точно. Закроем их в переговорной и свяжем, ты будешь им в лицо дышать до тех пор пока не согласятся. — Заржал Кирилл, останавливаясь у двери и потягиваясь, как сытый кот. — Надо папе идею кидануть. Ты набухайся пока, а то от тебя не воняет. Пока бухать будешь, книжки почитай, авось поможет. Давай, Ксю, я за тебя болеть буду. Пойду плакаты в поддержку рисовать. Подпишу «охуитительный босс верит в тебя, размазня!» «Долой похмелюгу! Даешь мозг на переговорах враждующих кампаний!» «Ксюша! Ксюша! Давай! Вперед!». Надо еще дуделку купить, как на футбольных матчах.

Я расхохоталась, глядя на захлопнувшуюся за братом дверь и тут же болезненно поморщилась от ударившей в голову боли.

Открытое акционерное общество «Легроим» долбило папину кампанию три года. Три года «Легроим» жрал рынок с нечеловеческим аппетитом и упорством, добавляя папе седины и морщин, потому что зверье из «Легроима» было молодым и жестким, и им было плевать на папину более солидную кампанию, царствующую на рынке более тридцати лет, они не боялись воевать с ним за тендеры и все чаще выгрызали их с мясом, говнили с завидным упорством и вообще были не знакомы с понятием честная конкуренция.

Папа тоже не дурак и тоже много чего делал, чтобы исполнителем госзаказов назначали его «Радон», оставляя Легроимовских за бортом, но тем как с гуся вода, они все равно пытались захватить как можно больше доли рынка, хотя иногда папа подрубал их достаточно жестко. А сильным мира сего эта война приносила удовольствие и большие деньги — ибо хочешь быть исполнителем, скажи-ка, дорогой, сколько ты готов «пожертвовать» для нашего общего блага. «Легроим» иногда готов был «пожертвовать» больше, чем вырывал у папы жирный кусок. А иногда происходило наоборот. В общем, если кратко, война с каждым становилась все более убыточной, и папе пришла гениальная идея — создать совместно с «Легроимом» третью фирму, которая будет брать крупные заказы, а выхлоп с этого делить пополам. Легроимовские согласились. Только два месяца переговоров ни к чему не привели, потому что папа желал выбрать учредителя самостоятельно (поставить меня, благо институт я все же закончила и статус у меня был теперь солидный. Только на бумаге, правда, но это особо никого в «Радоне» не волновало), Легроимовские, разумеется, были против и хотели в учредителях видеть своего человека, мгновенно отметая любые заикания наших о назначении учредителя от «Радона». Еще вопрос утыкался в распил должностей руководителей отделов. Упирался, да. Но основная проблема — «Радон» и «Легроим» не могли поделить место учредителя. Два месяца переговоров. Два, сука. Но идея все же была прекрасная и очень экономичная, потому никто от нее отступить не мог.

Вообще, мне претила мысль быть учредителем третьей фирмы, я аккуратно ныла папе, прося поставить Кирилла, потому что я нихрена не понимаю, что там делать надо будет, три месяца назад я только закончила универ (с божьей помощью и папиными финансами, но о последнем он не знает), а потом полтора шикарных месяца шаталась по миру, празднуя великое событие и мне хотя бы немного надо поработать в «Радоне», чтобы примерно понять устройство этого мира. А Кирилл вон сколько уже крутится, вот пусть он и идет. Папа слушать меня не желал и рявкал, что на Кирилла у него другие планы, а я буду делать ровно то, что он мне будет говорить, остальное не моя забота. Я стояла, понуро опустив голову и соглашалась. Сопротивляться было опасно для морального здоровья.

Вот и сейчас, стою я такая у панорамного окна с видом на стелющийся под ногами город, прижимаю уже не такую холодную бутылку к голове и размышляю, а чем собственно должна заниматься глава юридического отдела, то есть я? За две недели работы я так и не поняла. Благо персонал, находящийся в моем подчинении умный был, понимал, что я тупая и жалел меня (надеюсь именно жалел, я все еще верю в человеческие качества у людей), периодически молча принося бумажки на подпись. Работать здесь я не хотела вообще, юриспруденция мне не нравилась. Все о чем я раньше мечтала — поступить на факультет международных отношений и открыть сеть маркетов элитных алкогольных напитков. Даже бизнес-план себе хороший сделала и когда пришла с протянутой рукой к родителю, чтоб просить стартовый капитал, то папа с Кириллом надо мной поржали и покрутили пальцем у виска. Папа еще повздыхал, что когда там, наверху, раздавали мозги я упустила момент, потому что тусовалась по второму кругу в очереди за красотой.

После окончания мной школы, не слушая моих «робких» возражений, папа впихнул меня сначала в юридический, а потом сюда со своей любимой формулировкой «будешь делать то, что я тебе говорю». «Да ну и хер с ним, буду. Буду делать вид» — едва слышно шептала я в ответ, ибо сопротивляться всегда было бесполезно.

Кириллу было проще, Кириллу вся эта херня нравилась, соответственно он в ней разбирался и был предметом папиной гордости, даже введшего моего брата в совет директоров. Кирилл всегда был папиным любимчиком. Потому что никогда не сопротивлялся. Вообще никогда. Даже…

— Блядь… — тихим шепотом, и торопливым заталкиванием внутрь того, после чего меня так и подмывает на дыбы встать. Было бы еще ради кого.

Господи, да когда меня отпустит уже?..

Оставшиеся двадцать минут я занималась подбором персон, которых хочу видеть сегодня рядом с собой в «Блейзе». Вышло двенадцать человек. Троих я беспощадно забрила, потому что у них оказались очень длинные языки. Дружишь-дружишь и на тебе, ты, оказывается, беременна, залетела из-за распутного образа жизни, и сделала аборт. Раз дцать (видимо с первого раза до моего организма не доходило — это мое предположение, откуда такое количество абортов). Эту удивительную инфу о себе я слушала, неприязненно приподняв бровь, что окончательно убедило в бредовости сказанного моего папу, позвавшего меня на расстрел после того как до него донеслась эта херня.

Сука, со второго курса института же дружили, и притом хорошо дружили. Очень хорошо. До сих пор мне бабло торчат. Года три уже как, а я дура все умильно лепетала, мол, ладно, потом отдадите, мы же друзья, что я трясти с вас буду, что ли … Нет предела человеческой подлости и моей наивности.

Царственно вплыв в конференц-зал, где собралась вся папина свита в ожидании Легроимовских зверей, я, как можно более естественно излучала доброжелательность и хорошее настроение, опускаясь в кресло между нашим топ-менеджером Олежей и Кириллом, скуксившим лицо и заявившем, что от меня несет, на что получил тычок под ребра и подавился глумливым смешком.

Папа, которого окружала его свита, наперебой что-то ему вещающая смерил меня испытывающим взглядом, который я с трудом выдержала.

— По местам. — Грянул его приказ, когда времени до десяти оставалось всего ничего и нам сообщили, что Легроимовские уже поднимаются.

— Сейчас зайдут, упыри. — Отчего-то веселясь, прошептал мне Кирилл. — Папа сегодня им глаз на жопу натянет, если опять не согласятся сделать тебя королевой объединенной стаи.

Я только хотела уточнить, как именно папа будет им глаз на жопу натягивать как дверь распахнулась, привлекая мой взгляд и у меня упало сердце.

— Охуеть… — потрясенно прошептала я, благо едва-едва слышно, и никто не заметил.

Он тоже почти сразу на меня посмотрел. Чуть побледнел. И все. Вся его реакция. Мимика, шаг все ровное, ледяное, непроницаемое.

— Видишь белобрысого? — одними губами произнес Кирилл, незаметно трогая меня под локоть. — Сам Лисовский. Гендир «Легроима» с контрольным пакетом акций, остальные его акционеры милитарные. Скользкая и опасная змея, которую свет еще не видывал.

Я перевела на него ошарашенный взгляд и с трудом сглотнула, поспешно беря себя в руки.

Лисовский сел напротив отца, быстро, почти незаметно метнув на меня взгляд серых глаз, и заставив мое сердце сорваться. Господи…

Начало переговоров с традиционным декорумом шло для меня белым шумом. Я периодически вытирала потеющие ладони о юбку и опасливо косилась на Лисовского. Надо отдать ему должное — он вообще не обращал на меня внимания. Говорил мало, но холодно и резко, отметая все попытки папиной свиты привести аргументы того, что вопросом набора штата сотрудников должен заниматься отцовский «Радон». Статистика, логистика, положение и подчеркнутые успехи Лисовский замораживал парой контраргументных фраз, приводя в доказательство более значимые успехи «Легроима» и в серых глазах плясами демонические тени — ему нравилось происходящее, он упивается этим.

Папа с Олежей и Киром пока молчали, зверье «Легроима» тоже. Вскоре Лисовскому надоело. Это было заметно по легкому, презрительному взгляду. Дальше он молча слушал доводы и аргументы наших. Едва заметно повел уголком губ, когда встретился взглядом с папой и… легкий, ничего не значащий жест указательного пальца, стукнувшего по лакированной поверхности стола. А я похолодела, потому что поняла — это была команда. Ледяное «фас» и псы ощерили зубы. А он откинулся на спинку стула с интересом наблюдая за начавшейся грызней. Кир не зря называл их зверьем, вот совсем не зря. Стая была сплочена, фантастически подготовлена, невероятно профессиональна и очень жадна до победы. Их километровые заумные монологи, с демонстрацией сложных графиков и схем наших руководителей служб напрягали, а на меня, как на самую тупую в конференц-зале, вообще наводили ужас. Они забривали, забивали наших, а ледяной вожак стаи сидел и наслаждался, это тоже было заметно. Протоколы разногласий полнились, новые данные фиксировались с сумасшедшей скоростью, благодаря свирепым псам Лисовского и стойкости нашей свиты.

Лисовский опустил взгляд вниз, очевидно шарясь в телефоне, губы его дрогнули, едва не выдав улыбку и тут он посмотрел на меня. Посмотрел победно, высокомерно и с каким-то холодным восторгом. Но взгляд короткий, тут же отведенный, и хотя это были не то, что доли секунды, это были доли мига, они все равно заставили мое сердце болезненно сжаться от предчувствия чего-то нехорошего.

— Егор Иванович, — ледяной тон, мгновенно заморозивший свою стаю, страстно и с азартом ведущую спор с нашим бухгалтером и моим замом Ириной по части распила должностей штата. — Допустим, просто допустим, что наша кампания все-таки даст согласие. Скажите, вы уже определились с кандидатурой на учредителя?

У меня упало сердце.

Сука. Ебучая сука. Я метнула напряженный, почти испуганный и умоляющий взгляд на отца, ответившего Лисовскому спокойным ровным кивком.

— Представите? Давайте избавимся от всего этого карнавала, мучающего нас с вами уже два месяца. — Сказано почти небрежно, выбивающееся из общего тона официоза, но сильно и твердо.

— Ксения Егоровна, глава юридического отдела, — папа указал в мою сторону и посмотрел на Олежу, тут же начавшего вещать правдоподобную лабуду про мой большой опыт, какие-то там непонятные мне достижения и высокий профессионализм.

Я смотрела в холодные глаза Лисовского и чувствовала расходящееся от него волнами и такое болезненное для меня ледяное торжество. Он перевел взгляд на отца и негромко выдал:

— Нет, мы не согласны.

Я аж подавилась. Но уже через секунду поняла, что эта мразь идеально все просчитывает. Идеально и мгновенно. Естественно, наши начали что-то там доказывать, апеллируя сложными терминами и схемами, а эта холодная мразота тщательно уводила театр в другую степь, делала все возможное, чтобы все верили, что он не согласен, но я и он уже оба знали, что мне подписан приговор. И он не преминул это подтвердить, выдвинув требование о равных долях уставного капитала, фактически подтверждая, что дает согласие на мое учредительство и очень, просто, сука, о-о-очень реалистично отыгрывая момент, что, якобы, этого не понимает. Это был идеальный и до жути безупречный расчет — наши вцепились в это его «непонимание» мертвой хваткой, начиная вести разговор о размерах долей, не понимая, просто тупо не понимая, что это не Лисовский недочет, а одна огромная яма, в которую первая паду я…

После недлительных дебатов, Лисовский, якобы, с невероятной неохотой, согласился на сорок процентов. В зале повисла мертвая тишина. Я повернула голову к отцу и поняла, что все, пиздец — он медленно кивнул. Легроимовское зверье было сдержано, никак не выказало своего удивления таким решением вожака, но я видела. Видела краткие неуверенные взгляды, когда они думали, что этого никто не замечает. Они тоже не понимали. Никто не понимал, что Лисовский уже выиграл, а мы проиграли ему всухую. Из-за меня. Прикрыв глаза, я уговаривала бешено бьющееся сердце и сковывающий тело страх немного остановиться. Тварь. Какая же ты тварь, Лисовский… И какая же я ебанутая…

Краткие, ничего уже не значащие и скрытые резонерством договоренности, что «Легроим» сам подбирает персонал, как компенсация на такую сниженную долю уставного капитала. Подписи сторон, обговаривание деталей, а я сидела, взглядом уткнувшись в стол и мрачно прикусив нижнюю губу. Атмосфера облегчения и подавленного восторга отравляла, забивала меня, пробуждала дрожь. Он станет меня шантажировать. Он будет это делать. Поэтому согласился. Новая фирма уже принадлежит ему. Сука…

Кир задорно мне подмигнул, так и не прочитав за маской непроницаемости то, что я внутри выла от ужаса. От грядущего кошмара, от победы твари, метнувшей на меня ледяной, высокомерный взгляд.

Еще некоторое, безумно тянущееся для моих напряженных до предела нервов и Легроимовское зверье со своим вожаком удалились. Суматоха в конференц-зале, радость наших и мое горькое поражение, которое я снова не дала считать.

Папа, важно на меня посмотрев, одними губами шепнул «с днем рождения» и я, вымученно улыбнувшись, кивнула папе. Которого предала. Случайно и очень подло…

Народ торопливо разбредался, папа попросил меня задержаться, я брякнула что мне нужно несколько минут, типа в туалет, и со все еще бешено колотящимся сердцем выбежала из зала. Гребанный лифт шел невыносимо долго, а ехал безумно медленно, хотя я никогда этого не замечала. На первом этаже метнулась к широкой стойке администраторов.

— Легроимовские где?! — рявкнула я ближайшей ко мне девушке, невежливо отпихнув какого-то человека, разговаривающего с ней. — Где, блядь, Легроимовские?!

— На внутреннюю парковку ушли… — тревожно пролепетала она.

Я рванула вниз по пожарной лестнице на подземную парковку. Успела как раз вовремя. Лисовский снял с сигнализации уже заведенный черный Леванте и протягивал руку к водительской двери.

— Лисовский! — заорала я, не зная, то ли бегом преодолевать двадцать метров разделяющие нас, то ли подчиниться удивленным взглядам водителей еще пяти Легроимовских машин и подойти шагом.

Он поднял взгляд и, заметив быстро приближающуюся меня, холодно улыбнулся. Краткий взмах и Легроимовские зверье подчиняется, трогаясь с мест к выезду.

Я, часто дыша, остановилась у левого крыла его автомобиля, исподлобья глядя на него, оперевшегося бедром о дверь и с интересом глядящего мне в лицо.

— Давай начистоту. Я не буду на тебя работать против своей семьи. — Сквозь зубы бросила я, с ненавистью глядя в серые глаза, в которых так и плескалась прохладная ирония.

— Разве я об этом просил, Ксения Егоровная? — отчетливое эхо насмешки.

— Начистоту.

— Так мы и говорим начистоту, чудо. Начистоту говорим. Разве я об этом просил? — усмешка, полуприкус губы и взгляд задерживается на моей груди скрытой строгой белой блузой. — Или ты думаешь, что я буду тебя шантажировать тем, что солью в сеть наше маленькое порно?

У меня заледенели пальцы, я сделала к нему безотчетный шаг, от ненависти скрипнув зубами. Остановил меня холодным, стальным, замораживающим взглядом и негромко, с хрипотцой произнес:

— Разумеется, не солью. — Я сглотнула, понимая, что это еще не все. — Там же видно мое лицо, к чему мне такой удар по репутации?

Падла. Вот паааадла…

— Продолжай. — Едва не ощерившись, тихо произнесла я.

— Однако, твоему отцу в первую очередь будет важно то, что ты есть на этом видео, а уже потом то, что на нем я, верно? Дернется в мою сторону — солью, чего уж тут терять-то. Однако приоритетным для меня будет то, что с учредителя он тебя снимет. Для тебя приоритетом должно быть то, с чего он тебя еще снимет, маленькую скудоумную девочку, трахающуюся с самым опасным конкурентом за его спиной и позволяющую это еще и заснять. Это только кажется, что, вроде бы, а чего такого, да? Но. Общественный резонанс. И скольких же акционеров лишится уважаемый Егор Сергеевич с такой бестолковой дочерью?

— Условия.

— Так это не шантаж.

— А что это тогда?

— Гарант моей безопасности на случай, если папа даст тебе команду меня наебать. Это только лишь щит, а не оружие, мы же уже не воюем, разве нет? Щит по которому размажет сначала тебя, потом весь ваш бизнес, если папочка соберется меня кинуть. Думай, Ксения Егоровна. Очень хорошо теперь думай, когда будешь работать на благо своей семьи, — паскудная ледяная улыбка. — С днем рождения, чудо.

— Ты… — с трудом сглотнув, с неверием глядя в его глаза, одним выдохом произнесла. — Откуда знаешь это обо мне? Ты знал, кто я? Ты вчера это знал? Сука, этот секс вчера и запись… все было спланированно, что ли? Ты это спланировал?

— Ну что ты, до такого я бы не додумался. Судьба интересно поворачивается иногда, моя задача эти все повороты обыграть себе на пользу. — Чуть склоняет голову, замораживая меня взглядом. — Да прямо на переговорах узнал кто ты. В наше время информацию собрать — дело пары минут и одной смс. А дальше… ну, знаешь, пресловутый поворот судьбы и мое к этому отношение. Так что еще раз с днем рождения, удачи тебе, здоровья и оставайся всегда такой же щедрой на подарки незнакомым людям.

Он сел в машину и уехал, оставляя меня, разбитую, раздавленную посреди парковки.

Подгон папа сделал. Роскошный подгон, о котором я лет пять ему намекала — пурпурная купешечка Мазерати Гран Туризмо. Ну как, намекала… Слезливо плакала, целуя при нем распечатанные фотографии и говоря, что Беловой папа такую подарил, и какая она вся хорошая. Машина в смысле. Вот и у меня теперь есть. Только я никак не могла обрадоваться долгожданному подарку, все мои мысли принадлежали уроду, укатившему на Леванте час назад. Красивому подлому уроду с хорошим вкусом. Но уроду.

Я качественно изображала безмерное счастье, захлебываясь слезами и соплями, порхая вокруг долгожданной машины и восхищенно попискивая. Только вот кроме стягивающего напряжения и, мать твою, страха, я мало что ощущала внутри. Сука, такое событие испортил.

Даже рыдая в папино плечо и неистово благодаря его, никак не могла избавиться от липкой паутины ожидания пиздеца. Вселенских масштабов. Но довольные папа с Киром охотно верили моему умелому спектаклю и говорили, что знатно постарались, чтобы я этот юбилей запомнила. Запомнила, ребят. Вы даже не представляете, как подробно я его запомнила. В деталях.

Вечером, находясь в окружении своей свиты я угрюмо накидывалась вином, почти не замечая смуглые телеса трущегося об мой стул стриптизера. Друзья у меня так себе, мою морду лица замечали, фальшиво улыбались и неискренне подбадривали, глупо шутя, что двадцать пять это только четверть века и не стоит так сильно переживать из-за грядущей старости. Я натянуто улыбалась и совсем без интереса оглядывала жеребца, стоит отметить, честно старающегося. Не вставляло. Вообще.

Еще днем пытая папиных хакеров, работающих в ай-ти отделе, я убедилась, что к Лисовскому с нашей порнухой мне не подобраться. Этот козел ничего не сохранял в облако и чтобы пробраться в его телефон незаметно, мне стоит обратиться в совсем другие структуры, всемогущие и очень опасные. Идти к фейсерам чтобы они удалили порнуху вообще не представлялось возможным. И я, обозвав программистов бездарными сволочами, громко хлопнула за собой дверью, очевидно, заслужив к себе неприязнь, которая быстро распространится на весь остальной коллектив. Ладно еще не сказала, что именно мне нужно в телефоне Лисовского, а то вообще ахтунг…

Безразлично смотря на импланты кубиков пресса, которые стриптизер демонстративно напрягал перед моим носом, едва не лопаясь от натуги я поморщилась и едва сдержала мрачное «смотри не высри», отпихнув знатно старающегося мужика, встала и пошла глотнуть свежего воздуха.

Сев на парапет и наблюдая длинную очередь, безжалостно урезаемую охранниками, я пригорюнилась. Такую свинью себе подложила, а! Сука, вот правильно Кирилл говорил, что мое распутство еще мне аукнется. Он всегда это говорил, когда дергал меня из полной задницы. Например такой, как вторая статья за хулиганство, при непогашенной условке за первую. Дергал, плевался ядом, отстегивая нехилые суммы и божился, что еще раз и он точно расскажет отцу. А потом я забирала его из обезьянника, ехидничая и убирая в подлокотник поредевший кошелек, уточняла, точно ли папа должен обо всем знать. Косячные мы с Киром. Благо папа не знает, насколько…

Может, Кириллу все-таки набрать? Рассказать я о произошедшем не смогу, ибо Кирилл сразу впадет в панику и побежит докладывать папе, на ходу вереща, что все это очень высокий риск и папа обязан об этом знать. И что я дура. С последним трудно не согласиться. Явку с повинной я тоже отметала, реакцию отца мне очень сложно представить. Очень сложно.

Но если Лисовский начнет меня прижимать, то просто выбора не оставит и моя жизнь рухнет к хуям… Вот это пиздец…

Нужно нас обезопасить. Как это сделать-то?.. Как, блядь?

Стрельнув сигарету у охранника, и облокотившись плечом о угол здания я прищурено разглядывала свою пурпурную купешечку. Как символ того, что думала вообще не о том. Точнее ни о чем. На поверхности, сука, плавала. Еще пару дней назад моей радости не было бы предела, ведь пару дней назад я не подвела себя и свою семью под такой удар. Подвела сама — разгребай сама, дебилка. Мрачно сплюнула под ноги.

Вернулась в клуб, сказала «друзьям» что скоро вернусь, забрала свои вещи и ушла. Села в Мазерати и откинулась на сидение. Нужно с чего-то начинать. Сука, столько лет юридического универа позади, а я тупая, как пробка. Горько усмехнулась, запуская утробно мурлыкнувший двигатель и прикидывая варианты.

Хочешь поиграть, Лисовский? Давай поиграем.