Статус-Кво

Глава 8

Повисла гнетущая тишина. Мои холодные пальцы потянулись и коснулись его локтя. Тут же отведенного. И ладонь с рычага убрал. Я сдержала судорожный вдох и отстранила руку, желающую вцепиться в его плечо и дернуть на себя. Ему не нужно этого, он сам. Он по-другому реагирует и нужно просто ждать. Когда пошла третья сигарета, он снова аккуратно положил кисть на рычаг и пальцы коснулись моего колена.

— Говорил же, что у меня склонность к языкам, да и мозг, так сказать, интересно устроен. Постоянно что-то в голове вертится, что можно сделать, что переделать, что доделать… Я в двенадцать лет уже барыжил всякой херью… По типу обмена. Ну, знаешь, у меня вот такая фиговина есть, подхожу к человеку и обмениваю на другую фиговину, которая мне интересна. Мой первый успех — когда я какую-то там коллекционную фишку… помнишь, раньше в фишки играли?.. так вот, тридцать три всяких обмена и в конце концов у меня появился велосипед, а началось все с фишки, которую, вроде бы, я просто на улице нашел. Или выиграл у кого-то, не помню уже… — Тихо смеется, выдыхая дым и прикрывая глаза. Его рука опускается с рычага на мое клено. Мне неудобно, хочется передвинуться, но я сижу не двигаясь, очень боясь спугнуть момент. — И такое постоянно было. Мне очень это нравилось. Потом схемы у меня поинтереснее стали, продуманнее, уже с покупками, а не обменом… Тетя Света говорила, что все это, конечно, хорошо, но образование мне все же нужно получить, а этими моими фортелями можно и в свободное время заниматься. Факультет иностранных языков. Тоже сильно перло с этого, но я никак не мог понять кем же я вижу себя в будущем. Пока интернет не стал доступен и я не открыл в себе очень интересную способность совмещать эту свою страсть на покупки-продажи с наценками и совместно с тем, что это прижелании вообще можно вывести на серьезный уровень. И я это сделал. Явывел.

Безотчетно сжал пальцы на моем колене, но тут же расслабил. Усмехнулся и едва заметно покачал головой, глядя на свою ладонь. Продолжил негромко:

— Людей чувствую. Не могу понять как. Просто чувствую. Тетя Света попросила меня Серепуню, сыночка своего, на рынке торгующего запчастями, под крыло к себе взять. У нас, в принципе, с ним отношения всегда нормальные были, ничего плохого ни он мне, ни я ему никогда не делали, а внутри все равно как будто отторжение. Просто знаю, что человек он говно, хотя повода так о себе сказать он тогда еще ни разу не дал. Но тете Свете я никогда отказать не мог. Серепуня под крыло мне упал, и, надо признать, честно старался, только мозг у него… как бы выразиться… На уровне торгаша запчастями… короче, либо пиздец розовые идеи, либо вообще нихера не догоняет. Ну, ладно, думал я, вникнет, обучится еще. Медведи в цирке тоже не сразу на велосипеде катаются, но катаются же. Помнишь, рассказывал, что пришел ко мне человек, который подарил мне осознание, что строительство — золотая жила? Вот, когда с Борисом Никоноровым связался, я уже так сказать, по-серьезному крутиться начал. Ну, во всяком случае, для того моего возраста и по тем временам, у меня ИПешка прямо су-у-урье-е-е-зная была. С Никоноровым спелись. Ты сейчас смеяться будешь… но я с его дочерью замутил. Вернее, это я сейчас понимаю, что это просто был замут, который в отношения переходить и не должен был, но тогда я пиздец насколько романтичный идиот был. Да и глаза успех туманил.

Мне туманил, Серепуне уж тем более. Я деньги почуял и направление резко поменял, ПАО двинул в сторону строительства. Впахивал как папа Карло, отдача приличная была. Чем больше впахивал, тем приличнее. Ну, а эти трое, Никоноров с дочерью и Серепуня решили, что они очень умные и могут меня как рабочую лошадку иметь, мол, сейчас лошадка еще поднапряжется, на уровень приличный выведет и заебись жить все начнут, а меня можно будет списать со счетов и империей рулить, они же умные, а я доверчивый дебил. Вот с последним не спорю. Уже полным ходом шла подготовка моей свадьбы с Никоноровской дочуркой и тут я на дыбы встаю — брачный контракт. Троица переглянулась, мол, как так, люди-то почти родные. Я, слава богу, на своем стою. Эти ублюдки понимают, что уступать я не буду и решают, что я и так достаточно наработал, вон уже с «Радоном» бодаюсь, ну Серепуня и продает твоему папаше инфу о моей взятке, где, когда и с кем я встречусь. Меня хлопают, три гада празднуют. Дочурка Никонорова к Серепуне как трофей отходит, а он типа «Легроимом» уже один рулит и все в шоколаде. Тут на сцену снова возвращаюсь я и раздаю всем пиздюлей. Никоноровы банкроты, Серепуня… Я его тогда чуть не убил.

Сплевывает в окно. Нажим на моих коленях усиливается. Берет сигарету, но не закуривает.

— Я правда тогда думал, что я это сделаю. Я этого хотел. За город, в лес. Из багажника достал его, лопату выдал. Дождь шел, скользко было. Он плакал, но копал. Я на багажнике сидел, смотрел на него и… человеком себя вообще тогда не чувствовал. Даже не животным. Вообще никем…Только ненависть одна, как будто состоишь только из нее. Я даже не могу это никак объяснить. Просто дикая ненависть и вообще больше ничего. Вообще. Он рыдал уже, но ни о чем не просил. Просто в глаза мне посмотрел и, видимо, там все черным по белому написано было. Когда я уже почти решил… он сказал… попросил, чтобы только мать никогда об этом не узнала. Тетя Света. И все, блядь. Меня как будто выключили. Лопатой его переебал и уехал. Ну и… собственно, вот и все. Папашу твоего я тоже хотел лопатой переебать, да не дотянуться мне до него учитывая мой новый красивый статус федерального розыска, за который я теперь лям семьсот пятьдесят шесть каждый месяц отстегиваю, чтобы не меня, не «Легроим» не трогали… Так что пришлось с «Радоном» относительно честно воевать. При случае, конечно, я жрал его с особым аппетитом, только получалось не всегда…. Вообще со страстью в это окунулся, чтобы, наверное, отвлечься. Про Никоноровых старался не думать, где Серепуня знать не знал, а они, смотри-ка, снова решили на арену выползти. Новая фирма, Серепуня с Маринкой работать решили, а не на чужом горбу выезжать. Правильно, а где ж еще они найдут такого же лоха как я?.. У них цены выгодные, фирма новая совсем, надо базу наработать, оттого и цены оптимал. На то и польстился, стандартная ведь практика на арене, к тому же, такие фирмы работают исполнительно и качественно ибо репутация на рынке нужна. Поэтому я и решил «Тримекс» с этой фирмой свести, еще подумал, надо бы конторку пробить, да вроде и контракт у нас так себе по деньгам и время есть. Думал, ладно, съездим, я на людей посмотрю, если нормальные, тогда уже своим команду дам, чтобы порылись для проформы… Съездили, блядь.

Я с трудом сглотнула глядя на его пальцы. На ум пришел тот самый первый вечер.

«— Браслет от Картье… девушке такой же дарил…

— С этой традицией?..

И демонстрация отсутствия цепочки».

Марина, значит. А мне она даже понравилась. Неудивительно, впрочем, ведь я так часто ошибаюсь в людях.

Перевела взгляд на его профиль и, облизнув сухие губы, громко и уверенно произнесла:

— Дозволь слово молвить, боярин!

— М? — перевел на меня взгляд, а в глазах еще тени прошлого, но слабые, почти уже забитые на то дно, где им быть полагается.

— Ты же сказал днем, что я могу и сама. Вот. Дозволь слово молвить, боярин!

Лисовский тихо рассмеялся, глядя в мои преувеличенно бодрые глаза.

— Чудо ты… мое. — Чуть сжал мое колено и убрал руку. — Давай. Наставник хочет тобой гордиться.

То, как они отреагировали на ледяного Лисовского, дежурно так извинившегося за задержку (а то ж, начальство не опаздывает, оно задерживается), истомой пронеслось под моей кожей. Они тоже не знали, что он будет здесь, ведь ждали меня и мой «Тримекс». Поэтому мертвенная бледность и практически испуганное выражение лиц было абсолютно искренним.

Я сухо представилась, едва сдержав смешок, представила Лисовского, уже заказывающего ужин сразу на четверых (а то ж, начальство же. Начальство решает).

Говорить со мной начал Серепуня, стрельнув карими глазами на глыбу льда, расслаблено откинувшуюся на спинку кресла и положившую руку на спинку моего. Серепуня говорил много и красиво. Честно, звучало это очень заманчиво. Сроки, цены, количество спецов, все было идеально для «Тримекса». Вот если бы они не были конченными мразями, я бы обязательно согласилась. Марина смотрела на него. На моего, сука, Лисовского. Смотрела неприлично, в упор, и на дне ее глубоких глаз плескался страх вперемешку с ненавистью. Забавное сочетание. Если бы это не было на переговорах.

— Скриптонит — твоя сука… — едва слышно брякнула я, заставляя прерваться напряженного Сережу на полуслове.

— Что? — переспросил он, стараясь смотреть исключительно мне в глаза.

Я не видела Ромку, но его негромкий и очень краткий смех смотивировал меня идти в наступление.

— Меня интересует ваша деловая репутация. Итоги завершенных проектов. Не могли бы предоставить?

— У мен… у нас совсем новая фирма, мы открылись только лишь три месяца назад.

— Организация была куплена или создана?

— Создана.

— Это говорит об абсолютном отсутствии гарантий, я не могу идти на подобный риск, сумма контракта слишком серьезна для фирмы с дефицитом реноме.

На телефоне, лежащим рядом с моей тарелкой сработало оповещение о входящем сообщении. Взгляд зацепился за него. От Лисовского.

Сердце пропустило удар и я едва сдержалась от того, чтобы усмехнуться и оглянуться на него. Строчка из песни. В этой ситуации и в такой момент это было… наверное, что-то подобное чувствовали берсерки перед тем как их выпускали на поле боя. Что-то такое. Готовность ко всему и на все. Невероятное желание забить, затоптать, уничтожить.

Мое резонерство, раздувающее мотивацию отказа от сотрудничества, набирало силу, витиеватость и глубину, не оставляя шанса оппоненту. Аж сама от себе хренела. Но это было позже, а в тот момент, чувствуя за спиной Лисовского, от которого горела кровь, я испытывала только одно желание — добить.

Серепуня замолк, оставляя все попытки убедить меня. Марина смотрела в мое ровное лицо чуть прищурившись, не скрывая неприязни, которую я возвращала ей сторицей. И тут этот урод Серепуня взял и сказал:

— С таким отношением к бизнесу, когда вы вплетаете отношения, недалеко вы уйдете, Ксения Егоровна.

Я прекрасно понимала, что это сказано потому, что его задело. Понимала, что его занесло, что он не вытерпел моего унижающего тона и объема аргументов. Понимала. Лисовский молчал, не вмешивался, даже когда осознавший оплошность Серепуня метнул на него настороженный взгляд.

Мне почему-то хотелось рассмеяться. Я пригубила стакан воды, поставила его на стол, оставив ладонь на столешнице и откинулась на спинку кресла, почти сразу почувствовав, как пальцы Лисовского плавно опустились со спинки на мое плечо. Я с удовольствие смотрела в лицо Марины, чей взволнованный взгляд не отпускал мою ладонь. Она одна поняла, что сейчас будет. Она знала. Громко сглотнув, она метнула взгляд на Лисовского. И ноготь моего указательного пальца стукнул по столешнице.

Ромка усмехнулся. Убрал руку с моего плеча и, медленно подавшись вперед, положил локти на стол. Воздух сгустился, стал тяжелым, вязким, осязаемым. Таранящим тех, кто сидел напротив. Серепуня чуть опустил подбородок, глядя потемневшими глазами на Лисовского.

— Нельзя вплетать отношения, говоришь? — голос Романа Вадимовича совсем негромкий, но ледяной и пробирающий до мурашек. — Какое лицемерие.

Лисовский чуть склонил голову, прохладно глядя в лицо Сергея, сжавшего челюсть.

— Знаешь, а я, пожалуй, тоже вплету. — Это был приговор.

Тут же приведенный в исполнение. Резким рывком вперед за столом, одним ударом в челюсть. Марина подскочила со стула, отпрыгнула, не собираясь помогать подняться упавшему на паркет Сергею.

Мое сердце забилось бешено. Я посмотрела на Ромку, сидящего на своем месте и внимательно наблюдающего за медленно поднимающимся Сергеем, потирающим челюсть. Взгляд Лисовского был спокоен, заинтересован, холоден. Марина что-то говорила, материлась вроде, даже как бцдто бы угрожала. Я не могла различить ее слов из-за набата своего неистово колотящегося сердца, звонко отдающегося в ушах, разгоняющего горячую бодяженную адреналином кровь по напряженному телу.

Сергей смотрел на Лисовского. Смотрел с ненавистью. С тщательно скрываемым страхом. А тот ждал. Но ответа не получил. Сергей рявкнул своей истеричке заткнуться и дернув ее за руку, повел на выход.

Напряжение спало, как только они переступили порог. Спало у меня внутри, но не в атмосфере ресторана. Я только тут поняла, что в зале мы были не одни. Там, у окна, сидела пара средних лет, две девушки на баре, а рядом с барменом две официантки. Никто из персонала не среагировал. Вообще.

Перевела взгляд на Лисовского, вопросительно приподняв бровь. Он сделал недоуменное лицо и повел плечом, дескать, не знает, почему же никто не вмешался.

Пересел на место Сергея, напротив меня, и попросил официантку убрать со стола лишние тарелки и подать приличный алкоголь.

— Ром. — Прикусила губу, сдерживая улыбку, глядя в расслабленные, удовлетворенные серебряные глаза. — Почему именно «Ажур», м? Твой ресторан?

— Да бог с тобой. — Туманно ответил он, лукаво блеснув глазами. — Моей знакомой. Я здесь хоть на столах танцевать могу, мне слова никто не скажет. Оттого деловые встречи в неформальной обстановке назначаю только здесь. Какая-никакая, но своя территория. Вот поэтому маленький эксцесс без лишнего шороха прошел.

«Маленький». Я смотрела на него, отвечающего мне спокойным, может быть слегка ироничным взглядом и не могла понять что с ним. Что со мной. Рядом с ним. Почему у меня столько удовлетворения от произошедшего, почему сердце бьется ровнее. Просто смотрю на него и отчего-то такое чувство… неописуемое какое-то. Будоражещее, оседающее тяжестью в сосудах, немного опъяняющее.

— Так и не поужинали. Надо исправить. — Усмехнулся, попросил заменить горячее.

Почти не разговаривали. Он цедил виски со льдом, я вино. Глаза в глаза. Томление, удовольствие, тянущаяся нега под кожей, будоражащая рецепторы. Мне хотелось. Прикоснуться. Подушечками пальцев провести по его скуле. Прижаться к нему, ощущая тепло такого сильного и роскошного тела. Вдохнуть аромат его парфюма. Поцеловать. Скользить языком по его губам.

Его глаза темнели, насыщались искушением, терпким, дурманящим, как игристое вино, первая частькоторого дана была совсем не зря. Чуть повела головой в сторону выхода, выказывая приглашение. Отрицательно повел подбородком, вызвав у меня неудовольствие. Я же вижу, что онрасслаблен, да только обманчиво, его глаза все выдают. Почему он отказывается? Я поджала губы, возмущенно глядя в его лицо.

Он тихо рассмеялся, пригубил виски и оглянулся. Зал покидали последние посетители.

— Подожди здесь. — Негромко произнес он, поднимаясь с места и направляясь к выходу.

Один повелительный взмах руки и персонал пошел за ним вслед. Да ладно?..

В горле пересохло, я нервно опрокинула в себя бокал вина, и заерзала на месте от нетерпения. Вернулся он довольно быстро. Прикрыл дверь.

Я зачем-то встала с кресла, не в силах отвести от него взгляда.

— Ром? — неуверенно позвала, глядя на его неторопливое, вальяжное приближение.

— Кто-то без нижнего белья, верно? — утробно мурлыкнул, останавливаясь совсем близко и пальцами поднимая к себе мое лицо за подбородок. — Такое платье… м-м-м. — Его вторая рука пробегается по позвоночнику вниз и сжимает мою ягодицу. — И такой верный ход с бельем. Ход конем и я сражен. Наповал. Нехорошо это, Ксения Егоровна, у меня тут деловая встреча, несведенные счеты, а я только и думал о том, что… моя сука, так красиво добивающая Сережу, сидит рядом без нижнего белья… Знаешь, в голове застряли эти слова — про мяту с оттенками рая. А потом моя девочка взяла и пизданула название трека. Нереальность какая-то… Так же не бывает. Ты кто, чудо?

— Ром… — тихо выдавила я, пьянея от его игры с моим дыханием, когда он склонился и улыбаясь приближался к моим губам но отстранялся всякий раз когда я пыталась сорвать поцелуй. — Да хватит… Ну хватит. Вдруг кто-то сейчас придет. — Вот говорю правильно, а мысли вообще в другую сторону, когда его от подбородка вниз по шее, до груди, а вторая рука мягуо толкает назад, к столу, подсказывая сесть на него. — Лисовский, у тебя крыша уехала.

— Угум. Не дальше твоей. — Скользнул языком по моей нижней губе, опуская обе руки мне на бедра и рывком усаживая на столе удобнее, одновременно вклинивая бедро между моих колен, заставляя раздвинуть ноги. — Не зайдет никто. Сторожат. Повара с топориком позвали, стоят там вшестером, только через свои трупы пропустят. К себе в службу безопасности их взять, что ли … Повар с топориком, блять…

Я рассмеялась, обвивая его плечи, и позволяя его языку раздвинуть улыбающиеся губы и коснуться моего.

Пальцы его правой руки тронули внутреннюю сторону бедра, чуть сжали кожу и медленно заскользили вверх. Вздрогнула, когда коснулся. Тихий стон ему в губы, когда нажим усилился. Едва сознание не потеряла, когда запустил палец внутрь.

— Отчего тишина такая, чудо?.. — хриплый шепот на ухо, и язык скользнул по мочке.

— Там за дверью… — сбито дыша и не отпуская взглядом дверь я прикусила губу до боли, утыкаясь ему лбов в плечо, когда… еще один палец. — Лю-ю-юди там…

— И? — ударил резко. Сдержалась. Почти. Стон погас, когда я втиснулась в его плечо. — Снова нет? Какое упрямое чудо. Что ж, сменим тактику.

Отстранил руку, чуть отступил сам, с упоением глядя на мое страдальческое лицо.

— Руки за спину отведи и упор на них возьми, — отстраняет мои пальцы, все еще сжимающие его плечи.

Я, часто дыша, изнемогая от веяния бескомпромиссной эротики напитавший тяжелый воздух, подчинилась.

Усмехнулся, его пальцы стиснули мои колени, притянули мое измученное тело на край стола, развели мои ноги шире. Сжал мои ноги на мгновение почти до боли и заскользил от колен вверх, кончиками пальцев сдвигая ткань платья.

Вздрогнула, не в силах отвести взгляда от этого зрелища. Он сдвинул ткань почти максимально. Его пальцы замерли.

И он опустился передо мной на колени.

Я не успела вообще никак отреагировать. Ни изумиться, ни растеряться, ни зажаться, когда он прильнул ко мне между широко разведенных ног и коснулся горячим языком. По мышцам ног пронесся огонь, заставляя их сжаться. Краткий шлепок по ягодице, и нажим языка жестче и безумие в кипящей крови сильнее.

Его сучий расчет оказался верным — меня крыло, расщепляло, сжигало. И прорывалось. Прорывалось всхлипами, и о да, стонами, потому что это было невыносимо. Кровь сжигала сосуды, сжигала тело от каждого движения языка. Сознание кануло во мрак, горячий и затягивающий, безумный и упоительный. Уже чувствовала стремительно приближающуюся финишную черту, подгоняемую просто запредельным возбуждением сотрясающим тело. Он остановился. Не сейчас!.. Не так!.. Пожалуйста!..

— Пожалуйста… — мой сорванный голос резанул слух и горячий воздух.

Тихий смех и он снова прильнул, одним резким движением запуская палец.

И захлестнуло с головой. До алых точек перед закрытыми глазами, до падения мира и моего осознания себя в нем, до предела человеческих возможностей и за него…

Осознание пришло не сразу. Да и не пришло вообще до конца. Осознание того, что его руки придерживают меня, мое дрожащее тело, вжатое в его часто вздымающуюся грудь. Пальцы мягко оглаживали поясницу, горячее дыхание в макушку и… все. И больше мне ничего не нужно было. Никогда.

— Выдержишь?.. — тихий вопрос, и его пальцы сжали сильнее, пуская онемение вместо угасающего под кожей удовольствия.

Слабо кивнула. Не уверена. Тело будто желе.

Снова приподнимает пальцем за подбородок. Улыбается глазами, темными, порочными, зовущими, так странно заводящими, вытесняющие слабость. И реальность.

Заводит просто взглядом. Тянусь к его губам. Вкус… просто одуряющий. Странный, терпкий, немного солоноватый. Никогда бы не предположила, что это может завести, подавить меня и снова подтолкнуть к омуту, в котором так сладко тонула рядом с ним и из-за него.

Целует дразняще, вроде и горячо, но с вполне четко осязаемым контролем. Он перевозбужден, это чувствуется. Его тело отзывается, на мои торопливые неверные движения пальцев, борющихся с его ремнем и его одеждой. Его тело отзывается на мой язык, скользящий по его улыбающимся губам, отзывается на то, как я прижалась к нему грудью. Он отзывается, но все равно контролирует. Это почему-то злит. Я только сейчас поняла, что меня злит его контроль. В жизни ладно, но когда вдвоем и в такие моменты… это злит.

Но инициатива была подавлена. Он перехватил мои руки, завел их мне за спину и, скрестив на пояснице, чуть надавил на позвоночник, вынуждая выпрямиться, податься вперед к нему, прижаться теснее, шире разведя ноги. Одной рукой удерживает мои руки, второй бедро. Мгновение, и я снова застонала, не выдержав этого чувства, когда все внутри распирает от ощущения наполненности. Замирает. Усмешка мне в губы.

Отпускает мои руки, чуть толкает, вынуждая откинуться на спину, упереться на локти. Получается не сразу, почти зло отпихивает посуду со стола и она громко бьется о паркет, одновременно с этим его рывок вперед и я фактически впечатываюсь локтями в столешницу, инстинктивно откинув голову назад и едва сдерживая вскрик от волны удовольствия. Снова замирает, а волна внутри меня из-за этого стихает. Измученно смотрю в его лицо с почти черными глазами, в которых так много искушения и откровенного порока.

Закидывает мои ноги к себе на плечи и… сука.

Играл углом вхождения, бросая меня в такие приступы неконтролируемого наслаждения, что я… охрипла. Вот если сойти с ума, так только от этого. От дерущего нутро огня, от тока, от свинца совместно с демонами его в глазах терзающих мое тело и душу.

Не хватало воздуха, чтобы сказать мольбу вслух, но он прочитал по губам. На мгновение прикрыл глаза и интенсивность, сила, частота его движений возросла настолько, что разум закоротило и к послало к чертям любую способность мыслить. Накатило резко и внезапно, но слабее — у тела тоже есть предел. Однако удовольствие было томящим и глубоким как насыщенное вино от зрелища того, что он нагнал меня. И как это сделал. Снова потрясающе. Он прекрасен, когда вот так… не контролирует себя. Просто неистово прекрасен и это дурманом по венам в голову. Хочу это видеть чаще…

Тянущееся время на осознание себя и произошедшего. Оделись, выглядели почти прилично, но…

Я не поднимала глаз от пола, и чувствовала, как румянец пылает на щеках, торопливо, почти бегом покидала ресторан. Но все равно заметила кое-что — у дверей повар был. Действительно с топориком.

У Леванте пришлось подождать, потому что Лисовкий не торопился. Он вполне себе довольно улыбался и неторопливо спускался с лестницы, убирая портмоне во внутренний карман полупальто. Посмотрел на меня и усмехнулся, заставив меня покраснеть еще больше.

Я думала, поедем ко мне, или в отель, но поехали мы к нему. «Семь парализованных улиток» ремонт все же завершили. И какой. Квартира двухкомнатная, с высокими потолками и непревзойденным стилем. Определенно это был чистый такой мужской лаунж, но сдержанный, в оттенках стали?.. Мельхиора?.. Нет, серебра. Это сразу навеяло ассоциации с его цветом глаз, но никакой вульгарности я в этом углядеть не могла, как ни старалась. Потому что оттенки оформления в элементах интерьера плавно насыщались до почти черного, или слабого сероватого, с неожиданными, пусть очень редкими, но безумно вкусными элементами в аметистовом цвете. Стиль. Вкус. Характер. Это было сделано для него и под него.

Я задумчиво скользила взглядом по обстановке, переходя из комнаты в комнату, отмечая родственность, акценты и переклякающиеся моменты. Очень органично. Подстать владельцу. Сдержанно, лаконичкно, строго. Сильно.

Остановилась в спальне. Присела на кровать, гляда на него, чуть приподняв бровь. Он застыл у косяка двери и усмехнулся. Мягко. По особенному. Так, что сразу понятно — это предназначалось видеть только мне.

— Не то, чтобы я прямо уж доволен… Но, в целом, терпимо. — Высокомерно заключила глыба льда, деланно недовольно осматриваясь.

Мне почему-то стало жалко «парализованных улиток». Не знаю уж почему, но мне кажется, пока они делали ремонт Лисовскому, то отстрадали за все грехи в этой жизни, несколько предыдущих жизней и последующих. Прямо чистилище прошли.

— Мне бы в душ. — Прикусила губу, с удовольствием глядя в его глаза. — Есть что на смену моей одежде?

— Не могу представить ничего сексуальнее моей рубашки на твоем теле. Сойдет?

— Определенно.

Душ он принял со мной. И ночью мы спали мало.

Отвез в «Тримекс», предварительно терпеливо, хоть и недовольно ожидая меня в машине у подъезда моего дома, пока я быстро переодевалась в строгую блузку и юбку карандаш, на бегу одевая каблуки и приводя морду лица в порядок.

Сам укатил по делам, но вернулся уже через полтора часа. И весь мой рабочий настрой пошел псу под хвост.

Лисовский, запустив лапы мне под блузку, сжимал мою грудь, теснее придвигая меня спиной к своей груди, и, улыбаясь, щекотал дыханием шею, мешая сделать глоток кофе, а я тихо млела, глядя на наше отражение в оконном стекле, за которым крупными хлопьями падал снег. И наслаждалась.

Тигриное что-то в нем. Сила, мощь, угроза и одновременно эти кошачьи ласки, по звериному грациозные какие-то, но с оттенком покровительства. Вроде мягкой лапой касается, но четко понимаешь, что в них когти и случае чего они вполне себе располосуют.

Осознание того, что может этот интеллект, характер, его руки, его голос и взгляд при любом подобии сопротивления и одновременно зрелище того, как именно он улыбается, опьяненный теплом моего тела, моим для галочки неудовольствием, дурманит, бьет в голову и вены. Это просто непередаваемое чувство, когда такой зверь и такая ласка. Так невыразимо приятно, хотя и трезво осознаешь, что тебе просто предоставили сейчас власть, что тигр хоть и ластится, но клыки и когти у него острые и переступать за черту дозволенного нельзя. Да и не хочется. Мир под ним. А он сейчас так нежно целует мою шею. И больше ничего не нужно. Поворачиваю голову и пью поцелуй с его улыбающихся губ.

— Р-р-ром… — тихо мурлычу в его губы, наслаждаясь его вкусом.

Он обожает эту мою манеру так произносить его имя. Обожает до молний в серебряных глазах. Облизывает мои губы и одобрительно улыбается. Боже, сколько секса в каждом его движении, мимике, в каждой секунде рядом с ним. Сколько же секса, сука…

— Хочу тебя. — Сбито выдыхаю сквозь стиснутые от изнеможения зубы.

Его пальцы отодвигают край лифа, проходятся по краю чувствительной кожи.

— Я поиздеваюсь над тобой, чудо мое. Не могу удержаться, хочу постоянно видеть насколько сильно ты хочешь меня в ответ. — Прикусывает мою губу, оттягивает. — Не могу… это просто нереально…

Смеюсь, опьяненная им. Хочу минет. Хочу встать перед ним на колени. Поворачиваюсь, обвиваю шею руками, рывком придвигая голову хищника к себе и делая поцелуй глубже. Невольно сбиваюсь, чувствуя, как нажим его пальцев на моей груди может оставить следы.

— Ты же метки не любишь… — Чуть царапаю ногтями его шею, вопросительно глядя в его глаза, в которых в ответ на это мелькает краткий отблеск неудовольствия.

— Ты будешь их носить. Мои метки. — Невольно сбивается сердце, а потом он вообще отправляет меня в райский ад одной простой фразой, — ты моя. Поняла? Только моя и ничья больше.

— А ты мои будешь носить?

— Да. — Ответ дался ему не сразу, не просто, не охотно. Он уступает впервые — это ощущается. Уступает мне. Давит себя, свою гордость и вечные грани свободного зверя.

— Я не оставлю. — Улыбаюсь в его губы. — Ты и без этого… только мой. Понял? Только попробуй шаг в строну сделать — оскоплю нахуй. А дальше моя первая уголовка скорее всего последует. Сто пятая статья…

Негромко и чуть хрипло смеется мне в губы, притворно серьезно кивает, и его пальцы сильнее сжимают мою грудь, посылая по крови стрелу возбуждения, заставляющую с тихим стоном вскинуть голову и отступив прижаться бедрами к подоконнику. На который он меня почти посадил, одновременно кусая мои улыбающиеся губы, сжимая одной грудь.

Отстраняется. Пытаюсь последовать за его губами, двинувшись вперед, требовательно обхватив ногами его бедра, чтобы притянуть к себе. Улыбается серебряными глазами. Подается ко мне, но не дает поцеловать себя. Руки пробегаются под блузкой по ребрам назад, останавливаются на пояснице. Пытаюсь притянуть его ближе, мягко усмехается и снова не дает. Склоняется к шее, скользит языком и…

— Я люблю тебя. — Тихим приговором мне в ухо.

Мир канул в горячий хаос. Тело отчего-то задрожало, стало трудно дышать. С моих губ почти сорвался ответ, если бы не открывшаяся дверь.

Я испуганно повернула голову, чтобы узреть на пороге Кира, помертвевшего и с отпавшей челюстью.

— Ракитин… — Ромка, не поворачивая голову на вошедшего, прихватил кожу моей шеи зубами, и как будто ничего такого не произошло, будничным тоном поинтересовался. — Старший или младший?

Я, с трудом сглотнув, испуганно смотрела на брата, все еще находящегося в глубоком шоке и тихо проронившего:

— Вот это пиздец…

— Младший. — В голосе Лисовского мелькнула досада. Он, все так же не убирая рук из-под моей блузки повернул голову к Киру и прохладно поинтересовался как у глупой служанки осточертевшей боярину. — Ну, и? Что тебе тут надо?

— Ты… Ты… блядь…

— Стучаться не учили, что ли? — Ромка неохотно убрал руки, которые я с дикой нервозностью отпихивала, зевнул и встал так, чтобы я была за его плечом, чуть склонил голову и надменно произнес, — чего ты притащился?

Кир сделал к нему широкий шаг, глядя в его лицо горящими ненавистью глазами. Я, на ходу заправляя блузку в юбку, кинулась наперерез.

— Кирилл, не надо! — вцепляясь в его плечи и отталкивая назад, напряженно зашептала я.

Гадина Лисовский саркастично прыснул и оперся бедром о подоконник, не отпуская глаза Кирилла высокомерным, насмешливым взглядом. Брат повернулся ко мне, глядя в мое лицо с неверием, с дико расширенными зрачками, таким рывком вырвал руку, что меня покачнуло. Со спины это выглядело так, будто он меня оттолкнул.

— Руки, блядь, отрублю. — Леденяще произнес Лисовский, делая шаг к нам, и заставляя ополоумевшую от происходящего меня метнуться уже к нему.

Когда я с трудом удержала его и заглянула в ледяные глаза с клубящейся на дне ненавистью, не отпускающие Кира, у меня вдруг щелкнуло в голове и все очень болезненно встало на свои места.

«Детали». Это его «детали». Он видел, как отец избивал мать, и как она «упала».

Он подумал, что Кир толкнул меня. И тот секс… как его перекосило, когда я заревела… «детали». Гребанные «детали».

— Он не толкнул меня, я просто оступилась. — Едва-едва слышным шепотом произнесла я.

Взгляд мне в глаза и сколько в нем всего. Но лишь на долю секунды, а в следующую все заслоняет блеск привычного высокомерия и иронии. Взял себя в руки.

Я оглянулась на брата, на мгновение прикрывшего глаза, чтобы прийти в себя. Он пинком захлопнул дверь и, пройдя вглубь кабинета, развалился на диване, прищурившись, напряженно глядя на нас.

— И давно? — со злостью осведомился он.

— Ты что, меня не слышишь? Я тебе вопрос задал. — Лисовский смерил его презрительным взглядом, отступая и снова опираясь бедром о подоконник, вопросительно приподняв бровь. — Или ты завалился сюда поболтать о моей личной жизни?

— Это моя сестра, если что. — Усмехнувшись, предупреждающе глядя на Лисовского, произнес Кирилл.

— Мне здесь что полагается ответить? Пособолезновать, что ли?

— Да хватит, блядь. — Рыкнула я, убито прикрыв глаза и отойдя от Лисовского уперлась ладонями в стол.

— Папа не обрадуется, Ксю.

— Так не сообщай. — Повернув к нему голову, хмуро выдала я.

Кир нехорошо усмехнулся, глядя на меня с таким осуждением, которое я у него еще никогда не видела. И это было больно. Он никогда меня не осуждал и не журил. Всегда был со мной и на моей стороне, что бы я не натворила. До этого момента.

— Да ладно, чудо, нюни не распускай. Один хер, это все равно когда-нибудь да вскрылось. — Фыркнул Ромка, отойдя от подоконника, чтобы сесть в мое кресло и насмешливо посмотреть на Кира. — Вопрос прежний.

— Вопрос, да. — Кир с трудом отвел от меня взгляд, достал папку из сумки и швырнул на стол перед Ромкой. — Это у меня к тебе вопрос, Лисовский. Что это за еботня по последнему кварталу? Какого хуя там такие цифры вышли? Если распил шел пополам, то где наша часть согласно этим докам?

Лисовский снова зевнув, пролистал папку, без интереса пробегаясь по строкам глазами.

— А, ну да. Резерв же вернули… Забыл я. Пусть папа не плачет, через час на счета кину.

— В смысле, блядь, ты забыл? Ты забыл распилить почти двадцать три мульта?

— Понимаешь, в чем дело. — Лисовский отложил папку на стол и откинулся на спинку стула, заложив руки за голову и иронично глядя на Кира. — Я человек многозадачный, в отличие от, допустим, тебя. В день проворачиваю по несколько сделок, иногда моя внимательность страдает. Так бывает, когда своей головой соображаешь, а не по заданиям папочки носишься, который все за тебя продумал и тебе осталось выполнить его приказ.

— Ром, не провоцируй. — С нажимом произнесла я, делая шаг назад, чтобы толкнуть поднимающегося с места брата.

— Ты понимаешь, с кем ты трахаешься? — Кир, снова откинувшись на спинку дивана, уничижительно приподнял бровь испытывающе глядя в мои глаза. — Ты с кем, блядь, трахаешься, понимаешь, нет? Алё, гараж! Земля вызывает Ксюшу, прием, сука! — Я похолодела от тяжести злости брата, осевшей в саркастичном голосе. — Не понимаешь? Так взгляни. — Краткий кивок в сторону папки на столе. — Он нас уже наебать пытается. Блять, ты чего творишь-то, родная моя?

— Наебать пытается… — Лисовский протяжно хохотнул, привлекая наше внимание. — Если бы пытался, то вы об этом бы не узнали. — Лениво возразил, довольно и с прохладой глядя в глаза Кира. — Уж поверь. На такой херне я бы в жизни не прокололся. Забыл я. Понимает тупой твой мозг, нет? За-был. У меня по счетам ежедневно такие операции идут, что…

— Что, Лисовский? Что не замечаешь двадцать три мульта? — недобро усмехнулся Кир, переводя с напряженной меня давящий взгляд на него.

— Нет, ну почему, я заметил. Но вот перевести часть забыл. — Ромка начал раздражаться — в голосе крошился лед. — Слушай, убогий…

— Рот прикрыл, блядь …

— Я сказал, слушать меня. Если бы я хотел спиздить двадцать три миллиона, то ни ты, ни твой папаша даже не догадались бы об этом. Я у вас и больше пиздил, через подрядчиков, субподрядчиков и контрагентов пока «Тримекс» на свет не родился.

— Ты сучара… Долгострой на Одесской… — Кирилла аж перекосило от злости. — Твоих рук дело?

— На Одесской? — Ромка задумался, а потом его губы растянула холодная удовлетворенная усмешка. — Ну и это тоже, да.

— В смысле, блядь, «тоже»?! — прорычал Кирилл, едва не щерясь.

— Лисовский? — позвала я, напряженно приподняв бровь.

— Что? — Вполне искренне недоуменно посмотрел на меня он и, прицокнув языком, недовольно закатил глаза. — Можно подумать, я вот от них, белых и пушистых, убытки не нес. Мы тогда конкурировали вообще-то. И батя тоже там как бы никакими методами не гнушался…

— Да мы тогда чуть не обанкротились, сукин ты сын, — прошипел Кирилл, поднимаясь с дивана и не отпуская ненавидящим взглядом приглашающе улыбающегося Лисовского.

— На то и был расчет, прикинь. — Глумливо хохотнул Ромка. — Я так расстроился, что этого не произошло. Два часа ж схему составлял. Целых два потратил, а она не полностью выгорела, такой удар по самолюбию, такой удар…

— Кир, успокойся! — рявкнула я, удерживая брата, порывающегося сделать шаг к столу, чтобы набить наглую ухмыляющуюся морду Лисовского. — Да хватит, блядь!

Убито рухнула с ним рядом и, подавшись вперед, закрыла ладонями глаза, упираясь локтями в колени. В кабинете повисла мертвая тишина. Со вздохом покачав головой, я отстранила руки от лица, чтобы посмотреть на Кира, откинувшего голову на спинку дивана и напряженно смотрящего в потолок, твердо сжав челюсть, а потом на Лисовского, глядящего мне в глаза с каким-то отдаленным эхом извинения.

— Поехали, Кирилл Егорыч, при тебе перевод сделаю, чтобы не подозревал меня невесть в чем.

Он хочет с ним поговорить. Без меня. Но обо мне. Я посмотрела на него испуганно, почти с мольбой, но Ромка остался к этому абсолютно равнодушен. Он встал, подхватил свое полупальто с кресла и пошел на выход.

— Кирилл, — напряженно позвала я, но брат тоже не обратил на меня внимания, молча последовав за ним.

Снег кружил и падал большими хлопьями, укрывая промерзшую землю. Оседал на одежде и волосах, падал за шиворот, холодил и раздражал кожу. Но оба стояли недвижно возле черного Лексуса Кирилла. Стояли, курили и молчали. Рома протяжно выдохнул и, бросив взгляд на наручные часы, спокойно и ровно отдал приказ:

— Отцу ничего не говори. Я сам ему сообщу.

— Ты… — Кирилл подавил себя, сцепив зубы, и на мгновение прикрыв глаза, повернул голову, чуть прищурено глядя на Рому, выжидательно изогнувшего бровь. — Лисовский, давай откровенно. Ты вот нах… я знаю, что у тебя с башкой и с принципами проблемы, просто пока поверить не могу в такой масштаб. Она баба, вот нахуя ты во все это ее втягиваешь? Давай без крови разойдемся.

— Давай. — Лисовский пожал плечами и кивнул, нашаривая в кармане иммобилайзер и оглядываясь на стоящий невдалеке Леванте.

— Ты меня не слышишь, что ли? — Кирилл сдержал порыв взять его за локоть и дернуть на себя. С трудом, но сдержал. — Лисовский, я тебя предупреждаю, не втягивай ее во все это.

— А я и не втягиваю. — С Ромы разом слетела маска прохладной насмешки, обнажив такое леденящее презрение, что оно чувствовалось физически. — И вам, уродам, делать это больше не позволю. Учти это, Кирилл, и папаше намекни.

Кирилл приподнял бровь пристально глядя в глаза Лисовского. Тот прицокнул языком и прищурился.

— Вы девчонку на передовую кинули. Против меня. С которым три года ничего сделать не могли. Ты меня сейчас к совести призываешь? Окстись, дорогой, и нахуй с папашей идите. Все что вам природа не додала по человечности, она в нее впихнула, и к счастью вы об этом не знаете, а то пользовали бы с большим рвением и отдачей. Так что пасть не разевай и молись там с благодарностями своим богам, что у меня, в отличие от вас, с головой все оказалось нормально и я людей от вещей отличаю. Точнее людей от животных и от вещей.

— В любовь играешь? Ты, да? — Кирилл тихо рассмеялся, с иронией глядя в лицо Лисовского.

— Так, на заметку: я ее ни в одну схему не втянул. Ни в одну. Двадцать четыре раза мог, из них тринадцать с таким итогом, что вы бы на ноги не скоро поднялись. Но не стал. — Смесь эха холодной насмешки и раздражения в ровном голосе. — Вы ее загнали в тот коридор, который вам был нужен. Заставляли идти по нему и голову перед вами склонять типа дура же, типа ничего не смыслит же. — Презрительно фыркнул, внимательно глядя во вспыхнувшие злостью глаза Кира. — Смыслит, и очень нехуево так смыслит для двадцатипятилетней девочки, на которую срать хотела вся ее ебанутая семейка, только свои потребности удовлетворяющая и похуй что ближнего перемалывает в фарш. Шизофреники. Я раньше вас презирал, знаешь, с позиции, что вы вроде как ебанутые, однозадачные, с низменными потребностями, типа животных, на чью территорию заходить нельзя по какой-то только вам понятной логике. Когда ее узнал, то презирать перестал. Жалких вообще сложно презирать, они ведь просто жалкие. — Прекрасно считал то, что Кирилл почти скрыл — попытку не ответить на его провокацию, и повел уголком губ. — За сестру заступаешься? Ты хоть бы раз папочке возразил, мол, дорогой папа, она же девочка, пусть занимается тем, чем хочет, у нас с тобой яиц нет что ли, чтобы еще и ее в грязь втягивать? Не приходила такая простая человеческая мысль в твою тупую голову?

Приходила. Кирилл усмехнулся, презрительно глядя в глаза с отблесками холодной стали. Хотелось много чего сказать, а лучше с силой уебать в челюсть. Хорошо бы с ноги. Сдержался. Надо подумать, пилить сразу в бой на эмоциях и без плана против Лисовского нельзя. Стелет красиво. И как всегда грязно. Сука.

Кирилл сплюнул на асфальт, и усмехнулся, полностью взяв себя в руки.

— Слушай, Лисовский… — сверкнув зелеными глазами, насмешливо произнес он, — и когда ты отцу-то скажешь, м?

— Я готов хоть сейчас. — Лисовский достал телефон и отклонил входящий вызов, бросив мобильный в карман, ровно добавил, — она не готова.

— Ксю не будет к этому готова и вот на это твой ебучий расчет, верно? — Кирилл фыркнул, чуть прищурившись и испытывающие глядя в потемневшие глаза Лисовского.

— О, она будет готова, уж поверь, и я это пойму. Сейчас почему не говорю? Да очень все просто — в отличие от вас я не любитель морального насилия над близкими людьми ради своих желаний. — Сказал, как отрезал. Холодно, жестко, веско.

Она рассказала ему, что ли? — Кирилл пристально вглядывался в непроницаемое лицо Лисовского. Да нет, быть не может. Не настолько же дура.

— Лисовский, ты давай с оборотами поаккуратнее, ага? — достал сигареты, прикурил, да только никотин нихера вот не успокаивал горячую злость и желание растерзать ублюдка на месте. Так все идеально рассчитавшего. — И семью мою не трогай, тем более в таком ключе. Это я тебе очень полезный совет даю.

— Разговор окончен. Дернешься к отцу — уебу. Дернетесь к ней — пиздец вам обоим, хотя и поднапрячься придется. — Снова взгляд на часы, снова лед крошится в голосе, замораживая кровь в венах. — Не лезь сюда, ты не вывезешь, это уже я тебе очень полезный совет даю. Все. По левым счетам вашу долю разобью и переведу на обнальные, папочке привет.

Лисовский развернулся, на ходу запахивая полупальто, направился к машине. Кирилл усмехнулся, с интересом глядя ему в след и сплюнул на промерзший асфальт. Как итог подвел.