Она вернулась в Амилон глубоко за полдень. Въехала в ворота и тут же увидела Амина. Мужчина беседовал с Рафаэлем, и, судя то тревоге на лицах, разговор был нерадостным. Вита заподозрила, что в ее отсутствие случилось что-то нехорошее.
Но тут Амин заметил ее и быстро оказался рядом, перехватил поводья:
― Я начал беспокоиться.
Вита спрыгнула с лошади и кивнула в знак приветствия улыбнувшемуся Рафаэлю:
― Вы об этом говорили? ― спросила у Амина.
― Да.
― Каэль и Езель вернулись?
― Да. Привезли странные штуки.
― Эти штуки — наша надежда, ― помрачнела.
Амин передал поводья одному из ангелов и взял девушку за плечо, заглянул в глаза:
― Что случилось?
Вита вовсе стала серой лицом.
Там, в порт-скипе, она была уверена, что поступила правильно, но сейчас эта уверенность канула. Девушка ругала себя за слюнтяйство и жалела, что упустила момент.
― Я не смогла, ― призналась, с трудом выговорив слова.
Амин внимательно смотрел на нее и видимо ждал пояснений, а у нее не было аргументов к оправданию, потому и сказать было нечего. Отошла к ограде и прислонилась к ней. Сорвала травинку, мять начала, раздумывая.
Амин рядом встал, как над душой и все смотрел.
Вита не выдержала:
― У нас больше нет шансов. И я не смогла добить Сантану.
― Убить или добить?
― Какая разница?
― Большая.
Вита с удивлением глянула на мужчину и опять взгляд отвела. Она смотрела на двух девочек лет шести, что играли на траве перед домом. Во дворе другого была видна беременная, что развешивала белье.
― У вас есть дети, ― протянула Вита.
― Да. Естественно.
― У демонов нет.
Наверное, это насмешка Лили, ее понимание справедливости: грязное не должно рождать чистое, а дети чистое, потому что — чудо. А чудеса прерогатива ангелов.
Девушка улыбнулась — логика сестры всегда была затейлива, но всегда ясна ей.
И снова помрачнела — Лиля сотворила, а ей нужно сберечь. Вопрос — как?
― У демонов нет детей, не могут. Но есть Сантана, один из арханов — он может длить род демонов. И я его не убила. Архана, одного из шести.
― Он не демон, ― тихо заметил Амин. Вита вскинула на него взгляд:
― Ты знаешь?
― Конечно. Он был среди тех двенадцати, что пришли с тобой. Сыны Отцов.
Вита поморщилась:
― Отцы… Творцы… Боги.
― Мне говорили, что Бог один.
― Ты знаешь о Боге?
― Отцы говорили.
Девушка головой качнула — чем только голову аналогам забивали? Зачем?
― Только я не согласен, ― неожиданно сказал мужчина. Вита с любопытством уставилась на него:
― Почему?
― Потому что каждый может стать Богом.
Ничего себе философский вывод! От ангела!
― Интересно, как?
― Творить свою жизнь самостоятельно иметь смелость отвечать за свои поступки — свои творения. Нужно просто решиться и в какой-то момент ты сделаешь шаг, и станешь Богом.
Вита закачала головой — она бы поспорила, но не время, не место, и не та тема. Есть задачи более актуальные.
― Я пыталась через Сантану вызвать арханов к Армгерде. Похоже, у меня это не получилось.
― Неважно. Сегодня там закончатся работы, а завтра гонец передаст арханам мое предложение. Они примут его, я уверен.
― Сантана не прост, он может помешать. У него есть оружие.
― У нас тоже было. Ваше. Потом стало бесполезно.
― Боезаряд закончился.
И опять закачала головой:
― Если б я нашла пульт, но он как в воду канул.
― Пульт?
― Вещь, которая решила бы все наши проблемы.
Амин отвернулся, прислонился к стене, разглядывая свою перчатку:
― Лишила бессмертия?
Спросил спокойно, а Виту в дрожь отчего-то бросило. Уставилась на него, будто чего не разглядела:
― Ты знал и это?
― Да. Отцы сказали — это дар Бога.
Вита прищурила на Амина глаз. Мужчина был настолько спокоен и настолько равнодушно говорил о серьезном и важном, что у девушки закралось подозрение, что он либо чего-то не понимает, либо скрывает. Но в любом случае, не так прост, как кажется.
― Тебе это не понравилось? Или не веришь?
― Не понимаю, ― посмотрел в глаза Виты — бесстрастный, безмятежный, но на дне зрачка было что-то жесткое, противоречащее. ― Бессмертье не может быть даром, оно — наказание. Оно слишком многого нас лишает.
― Может ты не понял что это?
― Понял. Посмотри на этот мир, ― обвел рукой, показывая на дома на улочке, лошадей под навесом, деревья, ограду, играющих детей, хлопочущих по своим делам взрослых. ― Он прекрасен, правда? Но проходит время, и ты теряешь остроту восприятия, привыкаешь, затем устаешь. После жизнь уже не будет радовать, она начнет тяготить. Смерть нужна. Это отдых, переосмысление, возможность после вновь взглянуть на этот мир отдохнувшими глазами и увидеть его красоту. Если есть у Бога справедливость, он дал бы нам смерть.
― Ты философ, ― тихо заметила Вита. В словах мужчины, возможно, была истина, но девушка была не готова ее принять. Она с минуту молча смотрела за спину Амина на детей, и прошептала. ― Мне страшно. Если б был тот пульт, я бы убрала демонов. Вам бы ничего не грозило.
― Невозможно убрать только демонов.
Вита не сразу поняла, о чем он. Пытливо смотрела ему в глаза и вот спросила:
― Что ты знаешь? Откуда?
― Свят. Он был откровенен с Рафаэлем и говорил о какой-то странной вещи, с которой явно что-то напутали. Сказал, что это опасная штука, она может лишить бессмертия все живое на этой земле, и никак иначе.
Вита побледнела: неужели правда? Что студент фармацевтической академии может понимать в аппаратуре, в физике, в теории полей?
Неужели успел покопаться, мальчишка?
― Ты видел этот предмет?
― Нет, ― Амин отвернулся. ― Слышал.
― Что еще слышал? Рафаэль может знать, где он? Может в покоях Свята?
― Нет.
― Почему уверен?
― Потому что тогда он бы был у меня. Не держись за иллюзию, Вита. Можно потратить время на поиски призрака, а можно помочь реальности.
Девушка склонила голову — что ж, в этом Амин прав. Пора смириться с исчезновением прибора. Возможно и к лучшему. Уничтожить демонов она бы смогла, хотя тоже вопрос. Сантану вон не сумела — дрогнула, а тут речь не об одном идет. Но ангелов бы точно не смогла уничтожить.
Взгляд опять ушел в сторону резвящихся детей.
Нажать кнопку так просто… если не знать, что этот простой шаг превратит бесконечность в отрезок, и эти дети станут смертны, и умрут когда-нибудь. Это для Лили нормально — создать, убрать, опять создать. Жестокость ученых и врачей продиктована всего лишь профессиональной закалкой. Черствеют они.
Девушка тряхнула волосами, избавляясь от наваждения:
― Ты прав. Все равно я бы не смогла, ― и усмехнулась невесело, с долей сарказма. ― Такое подвластно только Богу.
И медленно двинулась к башням:
― Я немного отдохну, и нужно будет ехать к Армгерде.
― Что планируешь? ― пристроился рядом мужчина.
― Заминировать. Подорвем сотню и то хорошо. Главное вам не попасть в эти ловушки. Там на местности посмотрю.
Сантана приполз в ущелье, свалился в лаз и замер, пытаясь отдышаться.
У Ольгерды глаза огромными стали, как только увидела архана. Запричитала, помогла подняться и дотащила до его комнаты.
Мужчина рухнул на постель и забылся.
К ночи ему стало лучше физически, но психологически он переживал серьезный стресс, и настроение было самым отвратительным. Его подстрелила какая-то глупая курица! Его переиграл какой-то трусливый студентик! А он ничего не может в ответ.
Вита была перед ним, вот она, ударь, выстрели и все, нет конкурентки. Но словно сама судьба играла на ее стороне — патроны у Сантаны закончились, в грудь получил ранение и сил удавить лейтенанта, ему бы не хватило. А удавить надо. Она начала охоту за прерывателем: учитывая, что у нее больше информации и возможностей, прибор может оказаться у нее. Вряд ли она использует его как скальпель, чтобы перерезать пуповину новорожденного мира — не до такой степени идиотка, чтобы рубить сук на котором сидит. Но, в качестве веского аргумента, чтобы диктовать свои условия — использует легко. Дура дурой, а соображает, что иметь этот прибор в своих руках, все равно, что иметь всю планету на ладони.
Только куда он канул, черт бы его драл?
В это время Вита лежала и смотрела в темноту. Она тщетно пыталась уснуть, но не давали страх и тревога.
В открытую дверь было слышно, как внизу, не смотря на ночь, возятся ангелы, что-то звякает, брякает, идут еле слышные неспешные разговоры. Воины готовятся и будто не осознают к чему.
У девушки складывалось впечатление, что только она понимает, что к чему, только она переживает.
Если бы был прибор, ― вздохнула и перевернулась на другой бок: смысл вообще теперь о нем думать? Если Свят поковырялся в нем, то прибор опасен для ангелов, и минимум бесполезен в предстоящей схватке. Можно было не верить Амину, но когда ангелы лгали? Ни лжи, ни хитрости — есть гибкость и то хорошо. А прочее словно не достойное.
Амин поразил ее — столько равнодушия к важному, непонятное легкомыслие там, где нужно двадцать раз подумать, потом резать. А какое устойчивое, зрелое мнение, сколько взвешенных рассуждений? Такие бы, когда решил взять демонов на приманку Амилона.
Неужели он не понимает, что тех больше, а в остальном силы равны. Все бессмертны и выведи такого из стhоя — семь потов сойдет. Ну, взорвет она пластид, ну попадет под волну пусть сотня — сколько останутся без головы, с повреждением позвоночника? Остальные, пусть и ранены смертельно — продолжат бой.
Амин словно этого не понимает.
Боится ли он, беспокоится, переживает?
По нему не сказать — собран, но спокоен. Глаза такие, словно нет у него забот.
Вита легла на спину, уставилась в темнеющий перед ней полог: не стоит устраивать сражения, не надо вызывать арханов демонов на бой. Разумней было бы оставить, все как есть.
Да, но… Разумно ли отказываться от возможности решить все раз и навсегда, подарить наконец этому молодому миру истинную чистоту и безмятежность. Пока хоть один демон жив — не будет здесь покоя. Тот же Сантана не даст. Не демо по рождению — человек, а что это меняет? Один в один, типичный представитель, взращенный на энергошлаках и как следствие — состоящий из них и ими одаривающий окружающих. Не останови, разнесет подлость и предательство, лож и властолюбие, корысть и жестокость, как чуму.
Нет, все правильно, выхода другого нет, как собраться всем миром и решить, кому здесь здравствовать, чему расти и множиться, ― повернулась к стене и глаза закрыла. Поспать бы хоть немного.