Статьи из журнала «Эхо планеты»

Две страшные двойки

В июне Россия отметит 70-летие начала Великой Отечественной войны, и эта дата ― скорее скорбная, чем славная,― наверняка ознаменуется ещё одной перепалкой относительно сталинской готовности/неготовности к гитлеровской агрессии. Копья будут ломаться по полной программе ― главным образом, конечно, в Интернете, ибо в официальную прессу критиков сталинизма приглашают сегодня лишь для показательного разгрома,― но точки зрения в будущей полемике сформулированы давно и общий ход спора предсказуем. Вариантов, собственно, три:

1. СССР превосходно подготовился к войне, вся страна ожидала нападения, Сталин открытым текстом предупредил о нём на встрече с выпускниками военных академий 5 мая 1941 года ― воспоминания об этой встрече многочисленны и недвусмысленны. Армия находилась в процессе модернизации, который был бы триумфально завершён к 1942 году. Договор с Германией о ненападении был блестящим тактическим ходом, Сталину удалось выиграть время, обмануть Гитлера и т. д. Несмотря на период неудач в начале войны (сталинисты вообще предпочитают мягкие формулировки, когда речь идёт об их любимце,― «отдельные ошибки», «период неудач»), Советская армия благодаря железной воле Сталина собралась, перестроилась, организовалась и т. д. Это точка зрения сталинистов в широком спектре ― от оголтелого вожделюбия до умеренной советской ностальгии. Победа для таких людей списывает всё. Наиболее мягкие сталинисты признают, что вождь не знал, недопонимал и недооценивал (нужное вписать), но страна сегодня нуждается в объединяющем мифе, а ничто, кроме войны, нам такого мифа не даст. И потому любой поиск правды в этом вопросе рубит и без того гнилой сук, на котором сегодня удерживается российская патриотическая фразеология.

2. СССР готовился к нападению на гитлеровскую Германию, что, кстати, подтверждается и сталинским тостом на той самой встрече с выпускниками военных академий. Не было бы ничего зазорного в том, чтобы напасть на чудовищный рейх: воюя на чужой земле, пользуясь преимуществом внезапности, Советский Союз к сентябрю имел все шансы дойти до Гибралтара. Провокация на границе с последующим её переходом планировалась на июль (по версии Марка Солонина) или август (по версии Виктора Суворова), соответствующая красная папка была разослана по всем приграничным округам, а вооружение СССР на границе было по преимуществу наступательным ― иначе зачем бы столько танков? И разве хуже было бы, в самом деле, напасть на Германию, нежели пить шампанское с Риббентропом? Это версия умеренных либералов и, так сказать, нелояльных государственников ― тех, кто вроде бы и за сильную Россию, но не с этой властью. Наиболее последовательно и документированно излагает её Виктор Суворов, поддерживают влиятельные прозаики-историки ― Радзинский, Веллер.

3. СССР совершенно не был готов к войне, армия обезглавлена, население хлебом-солью встречало захватчиков и толпами сдавалось в плен, и если бы у немцев хватило ума чуть тактичнее выстраивать отношения с обитателями захваченных территорий, русские только приветствовали бы антикоммунистическую интервенцию. Война выиграна заградотрядами. Сопротивление началось только с осени 1941 года ― до этого царило в лучшем случае паникёрство, а в худшем предательство. В конечном счёте Россия выиграла войну, но проиграла будущее, надорвавшись на защите сталинского режима. Версия самых оголтелых либералов, для которых сталинский режим ещё и похуже гитлеровского, поскольку гитлеровский менее интенсивно уничтожал своих. Как ни странно, в этом оголтелом антибольшевизме либералы смыкаются с нацистами ― единственным пунктом расхождений остаётся еврейский вопрос.

Само собой, государство, в котором сосуществуют три столь взаимоисключающие точки зрения на сравнительно недавнюю историю, существовать не может. Оно и не существует. То есть оно усердно делает вид, имитирует общественную дискуссию, независимую историографию,― но истина в таких вопросах не выясняется общественными дискуссиями. Она обеспечивается публикацией цифр, сопоставлением фактов, в крайнем случае, заявлениями глав государств, которые озвучивают государственную версию истории, а всё прочее объявляют домыслами. Но наши главы не чувствуют окончательной легитимности, априорной правоты ― в самом деле, их права на престол довольно зыбки,― а потому им приходится постоянно заигрывать с избирателем, который давно их избрал, но избрал «как бы», несколько понарошку. А потому высшие чиновники отделываются общими словами ― героическая защита Родины, отстояли суверенитет, кровь отцов и дедов, никому не позволено очернять, величайшее событие ХХ века и т. д. Предпочитают не освещать даже ключевой вопрос в историографии Великой Отечественной: война ― она, собственно, за что велась? За Россию или за нашу Советскую Родину? Кто выиграл ― Россия или СССР? Сталинское верховное дозволение снова употреблять слово «русский» ― вынужденная уступка или генеральная переориентация всего государственного корабля? Кто победил-то ― имманентные данности вроде рода, языка, территории или та самая система, которая была, нет слов, отвратительна в иных своих проявлениях, но новый тип человека в конце концов вырастила? Можем ли мы сегодня понять этот новый тип человека, дано ли нам хоть представить его себе ― или мы и дальше будем острить по кухням насчёт Александра Матросова, чьи последние слова были «проклятый гололёд»?

Когда-то казалось, что для раскрепощения страны достаточно будет сказать правду о Сталине, потом ― правду о Ленине. Но базовый миф не даёт двинуться дальше, и с ним всё равно придётся как-то взаимодействовать. А базовым мифом называется тот, который объединяет наибольшее число адептов. Охотников защищать сегодня Октябрьскую революцию крайне мало, даже у космического проекта есть противники (летать летали, а жили как?!). Лишь Великая Отечественная по-прежнему сплачивает вокруг себя миллионы сограждан ― просто потому, что больше сплачиваться не на чем. Но в этом мифе и лежит зерно всех нынешних раздоров: вопрос стоит просто и жёстко ― с помощью каких матриц может российское население добиться максимума? Что способно инициировать его на достижение наивысшего результата? Благодаря или вопреки Сталину одержана величайшая из побед в мировой истории? Думать обо всём этом придётся, если мы хотим, чтобы тот самый базовый миф не стал поводом для генерального раскола.

Я не рискну предложить консенсусные формулировки, которые позволили бы заново сплотить расколотую нацию («советскую», каковая благополучно существовала семьдесят лет, несмотря на эксцессы национальных противоречий). Но некоторые вещи сформулировать надо бы ― просто потому, что дальнейшее их игнорирование превратит Великую Отечественную в поле ещё одной, теперь уже бесконечной и бессмысленной идеологической войны.

Во-первых, нам необходим ― и чем скорей, тем лучше,― максимально полный и тщательно документированный фундаментальный труд, в котором были бы рассекречены главные сталинские документы конца тридцатых ― начала сороковых. В нём наконец был бы дан определённый ответ на главный сегодня вопрос: готовил ли Сталин нападение ― или надеялся сохранить стратегическое партнёрство с Германией, объединившись против Запада? Думаю, если провокация на границе в самом деле готовилась ― в этом нет ничего катастрофического: куда самоубийственней было бы сидеть и ждать, пока на твою территорию вторгнется противник. Самоуважение России, по-моему, не пострадает, если правота Суворова будет доказана раз и навсегда; если же его гипотеза будет раз и навсегда опровергнута, моральная проблема и вовсе снимется. С учебниками истории у нас, как показал случай Барсёнкова-Вдовина, вообще швах,― но создание историографии Великой Отечественной следует признать задачей номер один. Иначе мы ещё сто лет проспорим, являлось ли уничтожение советского генералитета хитрым тактическим ходом или было следствием сталинской паранойи.

Во-вторых, нам нужно как можно быстрей сформулировать причину того самого перелома в ходе войны, который и есть основа базового мифа: даже самые отъявленные сталинисты не спорят с тем, что до осени 1942 года СССР прошёл через череду военных катастроф. Только страна с поистине неисчерпаемым ресурсом могла оправиться после столь масштабных поражений. Механизм актуализации этого ресурса, раскрепощения главных сил поныне остаётся непонятым, поскольку Россия вообще предпочитает в себя не заглядывать ― ей кажется, что на свету эти тайные механизмы будут хуже работать. А между тем всё довольно просто ― Россия действительно способна совершить невозможное и сплошь и рядом это демонстрирует, но для такого подвига необходимы (и, думаю, достаточны) два условия. Первое ― всенародное ощущение моральной правоты, глубокой исторической необходимости совершаемого. Второе ― чувство собственной уникальности, самоощущение первых в мире, демонстрирующих миру спасительный путь. Те, кто не умеет внушить себе такое ощущение, в России попросту не выживают ― или непоправимо ломаются. Они могут кое-как выжить, но состояться ― никогда. Для иной самореализации, обозначаемой смешным псевдонимом «достойная жизнь», надо ехать на Запад ― делать личную карьеру, обеспечивать собственных детей. А в России можно жить и участвовать в грандиозных свершениях, только если ты убеждён, что эти свершения озаряют путь всему человечеству. Страна такая, климат: даже чтобы спустить утром ноги с кровати, нужны сверхчеловеческие мотивации. Особенно если это приходится проделывать каждый день.

Советский Союз такую мотивацию дал. И потому Великая Отечественная была выиграна ― в огромной степени за счёт торжества справедливейшей, как считало большинство, мировой системы. За СССР стояли не только имманентные данности вроде уже упомянутых языка и территории (как показало поражение гитлеровской Германии, кровь и почва пасуют перед надличными, нравственными ценностями): за СССР стояло ощущение нравственной правоты, выраженное точнее всех Николаем Глазковым:

И если бы народ этого мнения не разделял, это четверостишие не обросло бы вариантами, не передавалось бы из уст в уста, не стало бы фольклором. Мы потому сегодня и не можем ничего, что ни в чём не чувствуем себя правыми и первыми ― а без этого Россия не побеждает.

Великая Отечественная должна перестать быть поводом для идеологических спекуляций. Она должна стать источником опыта и силы. А для этого нам надо наконец понять, чем был для России советский проект, отделить кровь и грязь гражданской войны и террора от великого принципа, отменяющего животный эгоизм и национальную ограниченность,― и перестать отыскивать источники победы в примитивном родовом инстинкте. Мы победили потому, что за нами была правота и будущее. И если мы не вернём себе эту правоту и мечту о будущем, нам никогда уже никого не победить.