Тупые ощущения

Что меня действительно занимает — так это стимулы, заставляющие мальчиков и девочек из «России молодой», «Молодой гвардии» и прочих прокремлевских организаций пикетировать съезды оппозиции, выкрикивать гадости около эстонского посольства или преследовать вождей и без того непопулярной демократии с улюлюканьем, гоготом и демонстрацией полупорнографических плакатов.

Не верят же они, в самом деле, что все эти несогласные хотят продать американцам нашу нефть. Деньги за нашу нефть и так достаются американцам — Стабфонд хранится в западных банках, и ничего, никто не возражает. Нет у них и той жалкой, шаткой убежденности, которой худо-бедно обладали наиболее доверчивые из пионеров эпохи позднего застоя — мы, мол, во враждебном окружении, мы всем желаем только добра, и все за мир, и вон у нас какие мультики, — а кругом страшный мир бездуховных людей, неуверенных в завтрашнем дне! Тогда пропаганда была поставлена значительно лучше, нежели у братьев Якеменко, и была в разы тотальнее. Стало быть, мотив убежденности отпадает — да и что понимают эти дети в политических раскладах? Они не верят даже в Путина, потому что спроси их, что хорошего сделал Путин, — и они не сумеют повторить даже тех общих слов, которые отскакивают от зубов селигерских активистов, зомбируемых во время летних сборов. Если какая убежденность и есть у них за душой — то разве что святая вера в то, что меньшинство всегда неправо. Но искать убеждений в сегодняшней России как минимум наивно. Люди давно уже охотятся не за аргументами или фактами, не за правдой или идеей, а исключительно за ощущениями.

Вы думаете, что люди, радостно и единогласно приветствующие вхождение Владимира Путина в тройку «Единой России», не понимают, что происходит на самом деле? Отлично понимают, и не хотят никакого авторитаризма, и даже худо представляют, что это такое. Они охотятся за ощущениями — за дружным, единодушным, переполняющим их восторгом. А те, кто бегает освистывать оппозиционные митинги, охотятся за еще более дефицитным и сладостным ощущением: за спаянным чувством Стаи, травящей Одного. Это почти эротическое, оргаистическое возбуждение в самом деле очень дорого некоторому проценту людей, независимо от места проживания: просто в остальном мире человечество учится держать эту жажду травли в какой-никакой узде, а у нас она вспыхивает при первой возможности. Люди жаждут теплой сплоченности, дружного улюлюканья, желают назначить одного (который не лучше и не хуже) вожаком, а другого (который не хуже и не лучше) — жертвой, им хочется волчьего, стайного, стадного, тайного, стыдного. Это поиск острых, но притом и самых тупых, древних, архаичных ощущений. Жажда страстей самого низкого пошиба. Во времена, когда содержательный аспект из политики испаряется начисто, массовому человеку хочется одного: почувствовать. Это же касается и массового зрителя, который уже не спрашивает, почему у режиссера в этом месте неуместный гэг, а в этом — ниоткуда взявшийся труп. Он тупо испытывает хохот при гэге и легкую нервную щекотку при трупе. Описывал же Хаксли превращение всего искусства в одну огромную «ощущалку», — но не учел того, что это перекинется и на политику, и на все прочие сферы жизни.

Собственно, обществу с ампутированным мозгом и давно атрофированной волей только это и остается. Кто бы только объяснил вождям, уверенным в народном обожании, что любят на самом деле не их?

Впрочем, они от своих обожателей отличаются незначительно. Им тоже уже неважно знать, любят их или нет. Им важно слушать восторженный рев и заходиться в блаженстве — безмысленном, бессмысленном и беспощадном.

7 октября 2007 года

№ 37(482), 8 октября 2007 года

Загрузка...