Статьи из журнала «Компания»

Упразднить жизнь

Надо бы, наверное, сказать пару слов о «Времечке», к которому я как-никак причастен, — но так, чтобы не впасть в кликушеский тон, невыносимый уже и в 2001 году, во время событий вокруг НТВ. Да и что сравнивать — тогда менялась команда целого канала, находившегося в лобовом противостоянии с властью, а сегодня закрывается одно часовое ток-шоу на канале ТВЦ, который даже благодаря этому событию не вызовет к себе особенного интереса. Это нам такой подарок к пятнадцатилетию, не более. Представлю себя не ведущим, а телекритиком: что особенного случилось? Сказать, чтобы программа была таким уж эстетическим прорывом? — нет, особенно с тех пор, как два года назад по требованию канала из неформального и вольного ночного формата перешла на дневной, искусственно навязанный, со зрителями и с безусловным приматом социально-семейно-домохозяйской тематики. Авангарда — ноль, а что до прямого эфира, то последний год мы прожили тише воды ниже травы, чтобы не дай Бог не ляпнуть лишнего. Так что и телефонные звонки в студию почти прекратились — зрителю-то не объяснишь, что руководство канала после каждой жалобы на московские порядки устраивает головомойку всему коллективу.

Обидно не то, что у москвичей пропал еще один — чуть ли не последний — способ решить свои проблемы: «Времечко» собрало деньги на десятки операций, спасло от бездомья и финансовых ловушек сотни стариков, но не будем же мы прикрываться стариками и детьми, верно? Обидно, что маховик истории раскручивается без всякого человеческого участия, без смысла и повода, потому что в исчезновении последнего прямоэфирного социального ток-шоу есть только один смысл. Не прагматический (никому оно не мешало и никого всерьез не разоблачало), а стилистический. Программа из 90-х годов, поразившая в свое время самого Ельцина (как это так — можно дозвониться и говорить что хочешь?!), программа со свободной версткой, вольным стилем, с умеренными шуточками ведущих сегодня не может выходить в эфир просто потому, что не может, и все. На фоне снежной равнины она глядится абсолютным папуасом. И ведущий сегодня должен быть застегнут на все пуговицы, хотя и готов при случае в припадке блатной истерики закричать что-нибудь типа «„Зенитушка“, дави!» А человеческих реакций, какие демонстрировали Васильков, Поплавская или Козаченко, он себе позволять не должен — эпоха не та. Может, конечно, изобразить хорошо отрепетированный нервный срыв и обозвать Джинджича предателем, а интеллигенцию — предателем коллективным. И за него тогда придется извиняться на высшем уровне. Но стилю такой ведущий не изменяет, вот в чем парадокс, ибо безобразие и есть сегодняшний стиль. Борьба за чистоту никак не противоречит существованию программ об извращенцах и маньяках: надо, чтобы было с кем бороться, имитируя парламентскую деятельность. Но разговор о реальных проблемах нормальных людей с сегодняшним дискурсом несовместим, потому что тогда глянцевая пленка на миг порвется, и станет видно страну. Ведь сегодняшняя цензура прежде всего отсекает не критику (она как раз допускается — вот, например, коррупции у нас много). Она отсекает реальность. Для виртуального пространства страшен не критик — ниша критика как раз предусмотрена, каждое его слово санкционировано. Страшен живой человек, ибо одно его появление мгновенно обнажает всю манекенность пластмассовых персонажей, которые в кадре рапортуют о небывалом росте, насилуют несовершеннолетних или взахлеб обсуждают с точки зрения домашней медицины преимущества пития утренней мочи перед втиранием вечерней.

Один из последних островов реальности благополучно ушел на дно, и над ним сомкнулась вечерняя моча. Или утренняя. Впрочем, это не принципиально.