Стекляный лабиринт

Глава 22

Лариса Онищенко, как всегда, опаздывала на работу. Алешка опять капризничал, не хотел идти в детский сад и на полпути закатил грандиозную истерику. Все это съело и без того маленький запас времени, отпущенный Ларисой на непредвиденные обстоятельства. Она почти бежала, когда рядом затормозила машина, и знакомый хрипловатый голос сказал:

- Садись, подвезу.

Девушка вздрогнула и пролепетала:

- Спасибо, - и продолжала идти. Но голос властно и грубо приказал:

- Садись, говорю!

Деваться было некуда, и Лариса села на заднее сиденье, судорожно сжимая в руках потрепанную сумочку.

- Что скажешь? - спросил человек, сидящий за рулем.

- Никак не получается... - запинаясь, проговорила Лариса. - Они все-все контролируют. Лекарства проверяют, шприцы... Я не смогу.

Девушка видела только затылок своего собеседника, с завитками цвета легкой ржавчины. Но она знала его лицо: странные, темного омута глаза, застывший в вечной улыбке рот. Когда машина остановилась метрах в ста от больницы, Гусев обернулся к Ларисе.

- Тем не менее, надо постараться, это, детка, в твоих интересах. Возьми еще на расходы, - он почти насильно всунул в руки медсестры несколько купюр, а потом осторожно вытащил из бардачка шприц с предохранительным колпачком на игле. - И возьми вот это. Тем составом не пользуйся, он действует мгновенно, а этот чуть погодя, все будет естественно. Никто на тебя не подумает. Давай, Ларисочка. А то ведь не расплатишься с нами. Да и сын у тебя растет, такой красивый мальчишка, жаль будет, если с ним что-то случится.

Глядя вслед Ларисе, Гусев пытался понять, выполнит она то, что он ей приказал, или нет. Девчонку они вычислили еще позавчера: мать-одиночка, живет в коммуналке, денег явно не хватает, обожает своего сына, а значит, пойдет на все, стоит лишь припугнуть и немного заплатить. Второе Вадим считал основным компонентом убеждения. Получив деньги, большие, по ее меркам, Лариса должна почувствовать себя должницей.

Гусев был неплохим психологом. Он всем своим нутром, подспудно чувствовал, от какого человека стоит ожидать подлости, от кого следует держаться подальше, с кем, наоборот, стоит дружить. А уж кого можно запросто припугнуть, он видел четко.

Еще в школьные годы он прибился к Аркаше Антонову и не прогадал. Тот, как локомотив, тащил его за собой по жизни, проламывая дорогу к "светлому будущему". Снося все на своем пути, не останавливаясь ни перед чем. Но именно Вадик первый рассмотрел в лихом опере майоре Мамонове слабую струну - жадность. И Гусев, как талантливый музыкант, начал играть на ней сначала скромные сонаты, а потом и целые симфонии, постепенно прибирая к рукам идущего в гору охочего до денег тщеславного офицера.

"Никуда она не денется, - подумал о Ларисе Вадик. - Вколет, как миленькая, а иначе мы ей вколем кое-что другое всей кодлой".

Окончательно убедив себя в том, что медсестра все сделает как надо и тем самым избавит всех от навязчивой проблемы - Орловой, Гусев решил заехать в небезызвестное кафе "Айсберг", где он давно не был.

Лариса как раз успела к обходу. Она тащилась в самом хвосте за группой врачей и медсестер, не понимая, что говорит Богомолов, лишь механически кивала.

В палате номер пять она, словно, проснулась, когда услышала слова врача, кольнувшие Ларису в самое сердце.

- Ну вот, а это мадам Орлова. С сегодняшнего дня никаких посторонних сиделок, тем более охраны, родителей пускать в часы посещения. Все у нее налаживается, продолжайте назначенные процедуры.

То, что теперь ей никто не мешает привести план Гусева в исполнение, вызвало у Ларисы еще больший сумбур в голове, нежели прежде. Теперь все было предельно просто: она подойдет, сделает укол и отработает и деньги, и избавит Алешку от опасности похищения и в итоге смерти. Но все ее существо, маленькая, но добрая душа протестовали против этого преступления.

"Я не могу, не могу! - думала она. - Господи, разве так можно? Ну почему я!? Я не могу, не могу, я не хочу этого!"

После обхода наступило время процедур. Уколы она делала на полном автоматизме, с застывшим лицом. Больных это удивило.

- Что-то Лариска мне сегодня хреново укол сделала, - пожаловался один из пациентов, кряхтя, переворачиваясь с живота на бок. - У нее рука легкая, а сегодня как гвоздь всадила.

Наконец остался только один укол, тот самый, для пациентки из палаты номер пять. Лариса набрала в шприц состав, взяла ватку со спиртом, но, пройдя мимо пятой палаты, зашла в раздевалку и открыла свой шкафчик. На верхней полке лежали два шприца, внешне одинаковые, с предохранительными колпачками. Несколько минут Лариса рассматривала их, потом осторожно взяла тот, вчерашний.

"Если суждено тому быть, то пусть умрет сразу, не мучается", - решила она.

Со шприцем в руках Лариса вышла в коридор и словно сомнамбула прошла к палате номер пять. Затаив дыхание, толкнула дверь.

Через десять секунд она с расширенными от страха глазами ворвалась в кабинет Богомолова.

- Рэм Андреевич, Орлова исчезла, - пролепетала она.

- Как это - исчезла? - не понял доктор.

- Так, исчезла. Ее нет в палате.

Богомолов рывком поднялся из-за стола и торопливым, широким шагом миновал коридор и ворвался в пятую палату. Кровать девушки действительно оказалась пуста.

"Может, куда-то вышла? - подумал он, но потом сам же себя опроверг. - В таком состоянии она могла уйти только на тот свет".

Когда у Астафьева прошла первая нервическая трясучка после спонтанной стрельбы, он начал думать о том, что делать дальше.

"Ольгу они в покое не оставят. Есть сотни способов убить и ее, и меня, и сегодня ночью, и завтра днем, когда угодно. Она - главный свидетель, а в этой больнице она как неподвижная мишень, вся задача для этих козлов, какое выбрать оружие. Завтра выставят Анну Владимировну, и Ольга останется совсем беззащитна. Значит, надо ее как-то отсюда вытаскивать сегодня. Но, как и куда? При сложившихся обстоятельствах это практически невозможно".

Юрию страшно хотелось курить, ему даже казалось, что именно с первой затяжкой придет единственно верное решение.

- Я сейчас выйду, покурю, а вы закройтесь так же стулом, погасите свет и ждите меня. Я постучу три раза, только тогда открывайте, - проинструктировал Астафьев зябко вздрагивающую, несмотря на духоту палаты, Анну Владимировну.

- Хорошо, хорошо, Юрочка, - пролепетала она, и уже в коридоре лейтенант услышал, как Орлова всунула ножку стула в дверную ручку.

"Родная мать - это все-таки огромная сила, - подумал он. - Как она загораживала собой дочь во время нападения? Я бы, наверное, так не смог".

Дежурной медсестры за столиком не было. Осторожно ступая по вытертому линолеуму, Астафьев услышал голоса из ординаторской, судя по мирному журчанию разговора и звяканью ложек, медики баловались чайком, неторопливо беседуя.

Можно было покурить в туалете, но, вспомнив неприятный, резкий запах карболки, Астафьев решил выйти на лестничную площадку. Он не успел выкурить и трети сигареты, когда услышал, как этажом ниже скрипнула дверь и кто-то, не торопясь, спустился вниз. Юрий успел заметить только белый докторский колпак и понять, что это был мужчина. Лейтенант уже собирался выкинуть окурок, как снизу снова послышались шаги. На этот раз Астафьев рассмотрел лицо врача. Это оказался его старый знакомый, доктор по фамилии Сударушкин, тот самый, что памятным утром понедельника принимал Ольгу из рук ныне покойного Бурлака.

- Привет, - сказал Юрий, перевешиваясь через перила.

Доктор, задрал вверх голову, и тоже узнал оперативника.

- А, это вы... Что это вы тут делаете ночью?

- Стою караулом около вашей крестницы.

- Орловой?

- Да.

- Вас можно понять, красивая девушка.

Сударушкин поднялся, достал сигареты. Юрий так же не отказался еще немного потравиться никотином, поскольку должного просветления мозгов он пока не дождался.

- А что, ей что-то угрожает? - спросил доктор.

- Еще как. Только что одного ссадил с дерева из пневматички.

- Так это вот что там за окном грохнулось? Вышел, посмотрел, никого нет. А крик был такой, как будто кого-то убили. За что же ее так мечтают убрать?

Неожиданно для себя Юрий рассказал почти всю историю своей подопечной, умолчав только об именах действующих лиц.

- Без охраны они до нее все равно доберутся, - заключил он.

- Так надо ее отсюда вывезти, - неожиданно предложил сам доктор, незаметно перейдя с опером на "ты".

- А разве это возможно?

- Ты про ее состояние?

- Ну да.

- Риск есть всегда. Но мы ведь исходим из того, что здесь ее все равно достанут, значит, шансов остаться в живых нет. А уколы можно делать и дома.

- Слушай, Валера, - оживился Астафьев. - А практически как это можно сделать? Очень жалко ее, да и вообще... Несправедливо все это.

Сударушкин ненадолго задумался, потом предложил вполне приемлемый план. Они обсудили все детали и расстались, договорившись встретиться на этом же месте через полчаса. Увы, все оказалось не так просто - дежурная медсестра после чаепития с Богомоловым не покидала свой пост. Наступило утро, и Астафьев решил, что все их идеи пошли прахом, но за пять минут до обхода в палату заглянул Сударушкин и поманил Юрия:

- Все готово, сделаем так...

Чтобы не раздражать лишний раз Богомолова, Юрий вышел на лестничную площадку еще до обхода и, стоя в дверях, издалека наблюдал за неторопливым шествием врачей и медсестер. Когда их белые халаты скрылись за поворотом, лейтенант рванулся вперед, подхватил заранее подогнанную поближе каталку и завез ее в пятую палату. Вдвоем с Анной Владимировной они быстро переложили на каталку Ольгу, не забыли даже прихватить сумку с лекарствами. Девушка проснулась и наблюдала за всем абсолютно безучастно. Около открытого грузового лифта их уже ждал Сударушкин. Астафьев лихо толкнул каталку внутрь, доктор задвинул решетку и нажал кнопку первого этажа. Там они повернули не направо, к приемному покою, а к противоположному выходу. Эта была довольно неприятная дверь - через нее вывозили покойников.

На улице стояла "скорая" с открытой задней дверью. Рядом с шофером сидел молодой доктор, друг Сударушкина, Володя Камков.

- Ну что, готово? - спросил он.

- Да.

- Давай, брат, трогай.

На "скорую", отъезжающую от больницы, никто не обратил никакого внимания. Обычное дело. Вся "операция" заняла у заговорщиков не более пяти минут.

После звонка Гусева подполковник Мамонов вышел на улицу, отцепил Дика и двинулся в ту сторону, где видел свет фар отъезжающей машины. Пес хоть и не был обучен всяким кинологическим штучкам, но на нюх его Мамонов рассчитывал твердо. Овчарка шла резво, буквально волокла хозяина за собой. Около дуба Дик особенно активизировался, шерсть встала дыбом. Мамонов сразу оценил выгодность обзора с вершины лесного великана.

"Черт, сегодня же распоряжусь, чтобы спилили к е... матери!"

Он начал внимательно рассматривать землю под деревом. Подполковник не зря считался хорошим оперативником. Он увидел и свежесбитую кору, и обломанные ветки, и утоптанную траву. Кроме того, его добычей стали целых восемь окурков, которые Мамонов поднял, внимательно рассмотрел и не погнушался даже понюхать.

"Прима"... курили пару часов назад, судя по характерным прикусам, не менее двух человек. А это что?"

Мамонов нагнулся и вытащил из травы нечто совсем инородное из всех найденных вещдоков. Находка подполковника была не чем иным, как перламутровым футлярчиком губной помады. Повертев в руках, он открыл его и внимательно осмотрел темно-вишневую помаду и понюхал ее. В свое время ему пришлось столкнуться с делом, в раскрытии которого чуть ли не основную роль сыграла женская косметика. Мамонов тогда тщательно изучил эту загадочную для мужчин науку, так что сейчас он с уверенностью мог сказать, что эта помада не из разряда ширпотреба и стоит не меньше трехсот рублей. Помада никак не вязалась с докуренной "до фабрики" "Примой", и подполковник засомневался насчет того, что дорогая косметическая штучка связана с его ночными визитерами.

"Может, кто-то раньше потерял?" - подумал он. Но через несколько метров, около самой лесопосадки Мамонов нашел еще один окурок. Это было что-то импортное, явно из дамского арсенала: на тонком коричневом фильтре с золотым обрезом следы вишневой губной помады. От бычка тянуло почти свежим никотином.

"Что они тут, совмещали приятное с полезным? Наблюдали за нами с Гусем, да еще и бабу трахали?" - недоумевал подполковник.

Вскоре он увидел следы машины. Прикинув ширину протектора колес и колеи, подполковник точно определил марку - "уазик".

"Значит, точно Колодников со своими говнюками!"

Машина оперативников умудрилась залететь в единственную на всю округу яму и застрять в ней, так что кроме протектора Мамонов увидел и несколько вполне отчетливых следов. Они его также очень удивили.

"Как минимум трое. У одного просто слоновий размер, сорок четвертый, не меньше. Второй так себе, сороковой. А это что? Кроссовки, размер примерно тридцать восьмой. Все-таки баба с ними была. И чем же они здесь занимались? Наблюдали, как мы с Гусем беседовали? Ни хрена толкового они из этого извлечь не могли. На слово им никто не поверит. Может, снимали? Но чем? "Зенитом"? Им и собственный хрен не снимешь. Тут нужна профессиональная пушка, а таких у нас в городе нет. Разве что Рябцев из газеты, но он с такими делами связываться не будет... Он своим местом в редакции дорожит".

Размышления подполковник продолжил, возвращаясь к дому.

"Бургомистр не вовремя приехал, козел. Хоть бы толк, от него какой был, а то понес какую-то религиозную дурь. Конечно, если снять нас троих на видео, это было бы круто..."

В доме на втором этаже надрывался телефон. Бегом проскочив лестницу, Мамонов схватил трубку:

- Да, слушаю.

- Товарищ подполковник, это Касьянов говорит. Похоже, мы вычислили беглецов.

- Всех троих? - оживился подполковник.

- Да. Вас ждать или берем сами?

- Кто будет в группе захвата?

- Я хотел бы пойти сам.

- Хорошо, действуй, я сейчас подъеду.

"Молодец, Касьянов, - подумал он, опуская трубку. - Понимает, что майора за красивые глаза он не получит".

После этого подполковник вызвал дежурного и потребовал прислать в Демидовку машину. До ее приезда он успел принять душ и побриться, а чашка крепкого кофе окончательно прогнала усталость. Оставалась еще одна неприятная обязанность - разбудить высокопоставленного гостя. Поднявшись наверх, Мамонов тряхнул за плечо сочно, с присвистом храпевшего Стародымова:

- Саша, Александр! Проснись, утро уже!

Бургомистр проснулся сразу, но еще минут пять ошалело оглядывался по сторонам. Когда же он поднялся, то наотрез отказался от всего, предложенного Мамоновым: душа, ванны, завтрака и кофе. Несмотря на все уговоры подполковника вызвать водителя, Стародымов лично сел за руль своей серой "Волги". Мамонов проводил машину долгим взглядом. "Волга" шла уверенно.

"Доедет, - решил Мамонов. - Водит он хорошо". Вскоре подъехала и машина из ГОВД.

На самом въезде в город "Волге" Мамонова невольно пришлось остановиться. Лоб в лоб столкнулись две машины - иномарка и старенький "жигуленок", перегородив своими искореженными останками шоссе. Судя по следам торможения, на встречную полосу выскочила иномарка, а по сплющенному капоту и кровавому месиву на месте водителя подполковник определил, что летела она на скорости не менее ста двадцати километров в час. Мамонов моментально определил национальность водителя.

"Армянин какой-нибудь, - подумал подполковник, разглядев в этой жути черную, кудрявую шевелюру покойника. - Купил права и решил, что теперь он водитель-ас".

Мамонов даже не вылез из машины, только отмахнулся от лейтенанта-гаишника, дескать, работайте, и его "Волга" по обочине проскользнула в сторону города. Невольно проведя взглядом по машинам, скопившимся на другой стороне дороги, Мамонов увидел девушку в вызывающе белоснежном брючном костюме с телекамерой в руках. Она снимала аварию, не отходя от раскрытой дверцы "Оки", на секунду полоснув объективом по проезжающей "Волге". Мамонов мгновенно узнал Елену Брошину, столь яркой была ее внешность. Лена закончила снимать, закрыла крышку объектива, села в свою крошечную машину и тронулась с места, стремясь выбраться из затора так же по обочине. На мгновение их взгляды с Мамоновым встретились, и подполковнику показалось, что по накрашенным вишневой помадой губам журналистки скользнула легкая, ироничная улыбка. Он проводил взглядом машину Елены, а потом приказал водителю.

- Давай быстрее! Вруби сирену и гони.