Из книги «Лики жизни» (1899)

На набережной

Там, в ландах, к жизни мирной и оседлой

Привыкли люди. В крепких и простых

Суконных платьях и сабо своих

Они шагают медленно. Средь них —

О, жить бы мне в Зеландии той светлой!

Туда, где, отразив закат,

Заливы золото дробят,

Я плыл немало лет подряд.

О, жить бы там,—

У пристани, где спят суда,

Свой бросить якорь навсегда

Тому, кто долгие года

Плыл по волнам!

К надежным зыбким в те края,

Смирив гордыню, путь направил я.

Вот славный город с тихими домами,

Где кровля каждая над узкими дверями

На солнышке блестит, просмолена.

Вверху колокола, с рассвета до темна

Так монотонно

Плетут все ту же сеть из тех же бедных звонов.

Я плыл по дальним рекам, что суровы

И горестно-медлительны, как вдовы.

Свеж будет уголок чудесный,

Что станет в чистоте воскресной

Служанка старая держать,

Где стену будет украшать

В тяжелой золоченой раме

С причудливой резьбой, с церковными гербами

Ландкарта Балеарских островов.

А на шкафу, — о, моря зов!

В бутылку спрятана умело,

Расправив крылья парусов

Из лоскутков, по ветру смело

Плывет малютка каравелла!

Я миновал в ночном звенящем гуле

Теченья мощные, что землю обогнули.

Вблизи канала, в кабачке,

Я, как обычно, в час вечерний

Усядусь и увижу вдалеке

На мачте корабля свет фонаря неверный:

Горит, как изумруд, его зеленый глаз…

Я из окна увижу в этот час

Шаланд коричневых и барок очертанья

В огромной ванне лунного сиянья.

Листва над синей пристанью темна

И в дремлющей воде отражена…

Недвижен этот час, как слиток золотой.

Ничто не дрогнет в гавани. Порой

Лишь парус там, над сонною волной,

Чуть заполощет, но повиснет вскоре

В ночном безветрии…

О, море, море!

Неверное и мрачное, оно

Моею скорбью до краев полно.

Уж десять лет, как сердце стало эхом

Бегущих волн. Живу и грежу ими.

Они меня обворожили смехом,

И гневом, и рыданьями своими.

О, будет ли под силу мне

Прожить от моря в стороне?

Смогу ли в доброй, светлой тишине

Забыть о злом и ласковом просторе,

Жить без него?

О, море, море!

Оно живительной мечтой

Согрело ум холодный мой.

Оно той гордой силой стало,

Что голову мою пред бурей поднимала.

Им пахнут руки, волосы и кожа.

Оно в глазах моих,

С волною цветом схожих.

Его прилив, отлив его —

В биенье сердца моего.

Когда на небе золотом и рдяно серном

Раскинула эбеновый шатер

Царица-ночь, возвел я страстный взор

За край земли,

В такой простор безмерный,

Что до сих пор

Он бродит в той дали.

Мне часа каждого стремительный удар,

И каждая весна, и лета жар

Напоминают страны

Прекрасней тех, что вижу пред собой

Заливы, берега и купол голубой

В душе кружатся. И сама душа

С людьми, вкруг бога, вечностью дыша,

Кружится неустанно,

А в старом сердце скорбь

С гордыней наравне —

Два полюса земных, живущие во мне.

Не все ль равно, откуда те, кто вновь уйдет,

И вечно ль их сомнение грызет,

В душе рождая лед и пламя!

Мне тяжело, я изнемог,

Я здесь остался б, если б мог.

Вселенная — как сеть дорог,

Омытых светом и ветрами.

И лучше в путь, в бесцельный путь, но только в путь,

Чем возвращаться в тот же дом и, за трудом

Одним и тем же сидя вечерами,

В угрюмом сердце ощутить

Жизнь, переставшую стремленьем вечным быть!

О, море, нескончаемое море!

О, путь последний по иным волнам

В страну чудесную, неведомую нам!

Сигналы тайные ко мне взывают,

Опять, опять уходит вдаль земля,

И вижу я, как солнце разрывает

Свой золотой покров пред взлетом корабля!

Перевод Ю. Александрова

Опьянение

Здесь бочки в сумраке подвальной тишины

Вдоль каждой выстроились низенькой стены.

Умельцы, что суда резьбою украшали,

Имперские гербы на них повырезали.

В их сонных животах бродила мысль о тех,

Кто пьет, уверенный, что крепко пить — не грех.

Орлы, когтящие священный шар державы,

По ним раскинули большие крылья славы.

Отверстья окружал затейливый венец.

В их твердом дереве, тяжелом как свинец

Примешивался дуб к старинной сикоморе.

С огнем столетних вин таилось в каждой поре

Все, прежде бывшее и солнцем, и цветком,

И сладкой ягодой, и теплым ветерком,

И воскресавшее среди веселий рдяных

В разгуле вечеров неистовых и пьяных.

Чтоб, доброго вина вдохнув густой букет,

Узнать блаженства вкус и цвет,

Бездумно я зашел под низкий свод подвала.

А там, по затененным уголкам,

На полках скопище стеклянное стояло —

Стаканы дедовские и бокалы;

Ухмылкам рож лепных под потолком

Поклоном отвечал горбатый гном

В своем остроконечном колпачке;

Дубовый фавн плясал на рундуке…

Сквозь дверь открытую увидел я вдали

Постройки порта, доки, корабли

И гору, где страда кипела,

Где новый урожай созрел для винодела.

Работа летняя, горячая, в поту

Веселья страдного, в лиловом тяжком зное,

Объединила тех, кто трудится в порту,

И тех, кто нам вино готовит молодое,

Перебираясь от куста к кусту,

Где между листьев пурпурные кисти, —

В шуршащую и золотую густоту

Пышнейших лоз они по плечи погружались.

Пучками света гроздья мне казались.

Всему, чем этот рейнский край богат,

Дает и жизнь и счастье виноград.

Ему во славу зелена гора,

И парни веселы, и радует жара,

И по реке суда плывут в ночные дали,

Чтоб гроздья звездные над ними полыхали.

У двери погреба, где свет мешался с тенью,

впивал мой ненасытный рот

Всю мощь и торжество, что обретает тот,

Кто благодатному поддастся опьяненью.

Расширилась душа— легко, свободно, пьяно!

Я пил из небывалого стакана,

А он был выточен, огромный, — из огня.

Какой-то чудный хмель насквозь пронзил меня,

И вот — ушла из мышц последняя усталость,

Когда по лиловеющим холмам,

По тянущимся вдаль густым лесам

Все существо мое волною растекалось,

Чтоб этот мир — реки могучее движенье

И замки над рекой в рубцах от войн и гроз —

Обрел во мне свое преображенье

И в мысль и в плоть мою необратимо врос.

Так я любил его — прекрасный, зримый, вещный,

Со мною слившийся, и был так жадно рад,

Что вдруг почувствовал, как сердце бьется в лад

Приливам и отливам жизни вечной;

Вот мышцы рук своих, суставы пальцев сжатых

Узнал я в лозах узловатых,

А глыба воли твердой и крутой

Взнеслась — и сделалась горой.

И в этом бытии, что все объединило,

Мои пять чувств зажглись такою силой,

Так много стали знать и мочь,

Как будто кровь моя его впитала мощь.

Я попросту зашел под низкий свод подвала,

Чтоб из веселого граненого бокала

Хмельного пламени испить,

Что в старых винах чутко спит.

Но опьянение в меня вселило бога:

Расплавив мир в огне души моей,

Оно открыло мне, как плоско и убого

О счастье мыслил я в обычной смене дней.

Перевод Н. Рыковой

Загрузка...