Стихи

В нем воля с гордостью слились, а лик надменный

В спокойствии таил пыл страсти дерзновенной,

И нация за ним едва поспеть могла,

Следя, как закусил конь славы удила.

И кровь и золото его завоеваний

Всем ослепляли взор, мутили ум заране.

С ним каждый мнил себя участником побед,

И матери в слезах, как бы свершив обет,

К нему вели детей безмолвно и сурово

Под пули и картечь в дни ада боевого.

Ров, ощетиненный штыками, грозный строй,

В потоптанных полях остатки жалкой жатвы,

Подвижные каре, пружины взлет стальной

Для страшного толчка, гнев, бешенство и клятвы,

И там, на высоте им занятых холмов,

Разверстых пушек пасть и канонады рев.

Приказ! И с этих пор — один — он стал толпою.

Он движет, он ее бросает к бою;

Душой огромною, жестокой он сдержать

Ее готов или отбросить вспять, —

И жест его в закон себе вменяет всякий.

Вот слышится галоп отчаянной атаки:

Пронзительный рожок, коней тяжелый скок,

На древке стиснутом трепещущий флажок,

Проклятья, возгласы и залпы в беспорядке.

Сшибаются полки, удара длится гул,

И вдруг — спокойствие, как будто бой уснул

И захлебнулся вой ожесточенной схватки.

Он смотрит. Взор горит, и выпрямился стан.

В разгаре боя им уже составлен план,

Продуманный и утонченный,

В мечтах победой завершенный.

Противник вовлечен в водоворот,

В его стремительный и дерзостный расчет.

Гремят орудия, дым бродит на плацдарме.

Он видит там, внизу, двух столкновенье армий

И выжидает миг, когда внести в пожар

Удар.

О, торжествующий молотобоец славы,

Кузнец истории надменно-величавый!

Он жизнь, он смерть, он горе всем несет,

Кровавою рукой судьбы он выю гнет,

И если яды тирании

Должны при нем созреть, как гроздья золотые, —

Пусть! Он сияет весь. Его душа

Родилась, гордостью трагической дыша.

Все верят в мощь его, и славят все с любовью

Того, кто ширь полей чужой забрызгал кровью.

Пустынные поля, где столько душ во тьму

Ушло, где столько тел, раскинув ноги, руки,

Смертельно раненных, теряют силы в муке, —

Богатой жатвою вы кажетесь ему!

Он бросит слово лишь — короткое, простое,—

И вот решается судьба любого боя.

Тот, кто сошелся с ним, — заране побежден

И растворился в том, что замышляет он.

Лишь он появится — и, ужаса полны,

Враги, ломая строй, бежать обречены.

Их стойкость гибнет вмиг, лишь загрохочут пушки,

Везде мерещатся им страхи и ловушки,

И вопли трусости уже звучат кругом.

На поле битв слышны в безумии ночном

Лишь стоны, жалобы с проклятьями, слезами

И топот бегства под клинками.

Он обожанием и страхом окружен.

Прославить, и столкнуть, и возвести на трон —

Вот роль его, а власть — предел его желаний.

Всем миром признан он и без коронований,

Епископских тиар и пышных алтарей;

И тайной своего существованья

Он облекает мирозданье

Как бы огнем лучей.

На всех его путях — и смерть и возрожденье;

Как Шива, рушит он и возрождает вновь,

И эта тень в веках нисходит по ступеням,

Поправ пятой цветы и льющуюся кровь.

Как мощных вязов грубые стволы,

Что деды берегли на площади соборной,

Стоит он между нас, надменный и упорный,

В себе связав безвестных сил узлы.

Ребенком вырос он на темных тротуарах

Предместья темного, изъеденного злом,

Где каждый, затаив проклятья, был рабом

И жил, как под замком, в тюрьме укладов старых,

В тяжелом воздухе мертвящего труда,

Меж лбов нахмуренных и спин, согбенных долей,

Где каждый день за стол садилась и нужда…

Все это — с коих пор! и это все — доколе!

И вдруг — его прыжок в шумящий мир борьбы,

Когда народ, сломав преграды вековые

И кулаки подняв на темный лик судьбы,

Брал приступом фасады золотые,

И, с гневом смешанный, шел дождь камней,

Гася по окнам отблески огней

И словно золотом усыпав мостовые!

И речь его, похожая на кровь,

На связку стрел, разрозненных нещадно,

И гнев его, и ярость, и любовь,

То вместе слитые, то вьющиеся жадно

Вокруг его идей!

И мысль его, неистово живая,

Вся огневая,

Вся слитая из воли и страстей!

И жест его, подобный вихрю бури,

В сердца бросающий мечты,

Как сев кровавый с высоты,

Как благодатный дождь с лазури!

И стал он королем торжественных безумий,

Всходил и всходит он все выше, все вперед,

И мощь его растет среди восторгов, в шуме,

И сам забыл он, где ее исход!

Весь мир как будто ждал, что встанет он; согласно

Трепещут все сердца с его улыбкой властной;

Он — ужас, гибель, злоба, смерть и кровь;

Он — мир, порядок, сила и любовь!

В нем тайна воли одинокой,

Кующей молоты великих дел, —

И, полон гордости, что знают дети рока,

Он кровью вечности ее запечатлел.

И вот он у столба распутья мирового,

Где старые пути иным рассечены,

Которым ринутся искатели иного

К блистательной заре неведомой весны!

Он тем уже велик, что отдается страсти,

Не думая, всей девственной душой,

Что сам не знает он своей последней власти

И молний, вверенных ему судьбой!

Да, он — загадка весь, с не найденным решеньем,

И с головы до ног он погружен в народ,

Что, целен и упрям, живет его движеньем

И с ним умрет.

И пусть, свершив свой путь, пройдя подобно грому,

Исчезнет он с земли в день празднеств иль стыда,

И пусть шумит за ним иль слава, иль вражда,

Пусть новый час принадлежит другому!

Не до конца его друзья пошли

На пламенный призыв пророческого слова.

И если он исчез, то чтоб вернуться снова!

Его душа была в грядущем, там, вдали,

В просторах моря золотого.

Отлив, пришедший в свой черед,

Ее на дне не погребет!

Его былая мощь сверкает в океане,

Как искр бессчетность на волнах,

И в плоть и кровь вошел огонь его мечтаний,

И истины его — теперь во всех сердцах!

Он — в кресле выцветшем, угрюмый, неизменный,

Немного сгорбленный; порывистым пером

Он пишет за своим заваленным столом,

Но мыслью он не здесь — там, на краю вселенной!

Пред ним Батавия[14], Коломбо и Капштадт,

Индийский океан и гавани Китая,

Где корабли его, моря пересекая,

То с бурей борются, то к пристани спешат.

Пред ним те станции, что строил он в пустынях,

Те иглы рельс стальных, что он в песках провел

По странам золота и драгоценных смол,

Где солнце властвует в просторах слишком синих;

Пред ним покорный круг фонтанов нефтяных,

И шахты темные его богатых копей,

И звон его контор, знакомых всей Европе,

Звон, что пьянит, зовет, живет в умах людских;

Пред ним властители народов, побежденных

Его влиянием: он может их рубеж

Расширить, иль стеснить, иль бросить их в мятеж

По прихоти своих расчетов потаенных;

Пред ним и та война, что в городах земных

Он, как король, ведет без выстрелов и дыма,

Зубами мертвых цифр грызя неутомимо

Кровавые узлы загадок роковых.

И, в кресле выцветшем, угрюмый, неизменный,

Порывисто чертя узоры беглых строк,

Своим хотением он подчиняет рок, —

И белый ужас в рог трубит по всей вселенной!

О, золото, что он сбирает в разных странах, —

И в городах, безумствующих, пьяных,

И в селах, изнывающих в труде,

И в свете солнечном, и в воздухе — везде!

О, золото. крылатое, о, золото парящее!

О, золото несытое, жестокое и мстящее!

О, золото лучистое, сквозь темный вихрь горящее!

О, золото живое,

Лукавое, глухое!

О, золото, что порами нужды

Бессонно пьет земля с Востока до Заката!

О, злато древнее, краса земной руды,

О вы, куски надежд и солнца! Злато! Злато!

Чем он владеет, он не знает.

Быть может, башни превышает

Гора накопленных монет!

Но все холодный, одинокий,

Он, как добычу долгих лет,

С какой бы радостью глубокой

Небес охране вековой

Доверил самый шар земной!

Толпа его клянет, и все ему покорны,

Ему завидуя. Стоит он, как мечта.

Всемирная алчба, сердец пожар упорный

Сжигает души всех, его ж душа — пуста.

И если он кого обманет, что за дело!

Назавтра тот к нему стучится вновь несмело.

Его могущество, как ток нагорных вод,

С собой влечет в водоворот

(Как камни, листья и растенья)

Имущества, богатства, сбереженья

И малые гроши,

Которые в тиши

Копили бедняки в поту изнеможенья.

Так, подавляя все Ньягарами своей

Растущей силы, он, сутулый и угрюмый,

Над грудами счетов весь погружаясь в думы,

Решает судьбы царств и участь королей.

Блистательный тиран, чьей власти нет границ,

В чертоге, где, даря двусмысленный совет,

На пурпурную тень ложится солнца свет,

Как золото корон на пурпур багряниц,

Пирует, слушая восторженные клики,

И видит, как толпа ликует в исступленье

Лишь при одном его безмолвном появленье.

Им царства сметены, им свергнуты владыки,

Он когти обрубил народу, и когда

Пред ним, единственным, поверглись все во прах,

В пресыщенной душе он ощущает страх:

Увы, он одинок, отныне — навсегда.

Невольно он в раба преображает друга,

Любовь сжигает он своею жаркой славой,

Как бешеный вулкан, неукротимой лавой

Испепеляющий живую зелень луга.

Достигнутая им безлюдна высота,

И тщетно хочет он найти там божество.

Молчит усталое желание его,

И гордость алчная давно уже сыта.

Он отрицает сам себя. Злорадно плавит

Он слиток золотой своей огромной власти

На сумрачном огне жестокой, жгучей страсти

К ниспровержению того, что люди славят.

Однако ото всех он ужас прячет свой;

Он нем, как цитадель, где ночи напролет

Лишь эху собственных шагов внимает тот,

Чей плещется штандарт на башне угловой.

Священен он для всех. И кажется порою

Что лучезарная божественная сила

Его наполнила собой и окружила

Непостижимостью, как дерево — корою.

Но знает лишь небес всевидящая твердь,

Что часто по лесам блуждает он один,

По топким берегам обманчивых трясин,

Где плесень царствует и где таится смерть.

В болотах, где живут гонимые растенья,

В зловонных логовах, в местах, где боязливо

Цветут чертополох, терновник и крапива,

Он жизнь опальную ласкает в упоенье.

Он полон нежности и состраданья к ним,

Колючим, замкнутым, озлобленным цветам;

Они — принадлежат ему, и только там

Он познает любовь и верит, что любим.

С пылающей душой спешит он к ним склониться,

К их сумеречным снам, к печали их вечерней;

Он обнимает их, не убоясь их терний,

И жжет его шипов живая власяница.

И только потому за праздничным столом

В сверкающем дворце, где пурпурная тень

И золото лучей скрестились в этот день,

Сидит он с поднятым, сияющим челом,

Что отдает себя он поцелуям алым,

Что тайно ото всех, в него вперивших взгляды,

Он может мучиться, любить, просить пощады,

Подставив грудь свою вонзающимся жалам.

Вдоль берегов морских в безвестность дюны шли.

Припадочные зимы

Сжимали, мяли, рвали небосвод,

И, словно волки, выли толщи вод,

Клыками бурь гонимы, —

И дюны шли

Огромными шагами великанов

Вкруг океанов,

И дюны шли,

Глухие к стонам непогоды,

Сквозь дни и годы

К прозреньям жалости, к любви живой,

И дюны шли,

Как вечные скиталицы природы,

На запад, вдоль морей, сквозь ветер грозовой.

На берегах, сквозь ветер грозовой,

На берегах, в морском огромном гуле,

Века мелькнули,

И вот однажды маяки,

Ступив на мертвые, зыбучие пески,

Победный гимн своих огней послали

В морские дали.

И стала ночь прозрачна и светла.

Подводных рифов грозные наросты

И мысы, где всегда ревут норд-осты,

Развенчанная обнажила мгла.

И свет, мигая, разгонял туманы,

И мраку жизнь лучи его несли,

И опьяненные простором корабли

Бестрепетно неслись в неведомые страны.

Пред человеком враг его предстал:

Пространство, сплющенное между скал,

Смотрело на него горящими глазами.

Пусть волны заливали бриг,

Но по снастям и мачтам, точно знамя,

Сверкающий метался блик.

Свет стройных маяков, а не светил опальных,

Отважных вел теперь дорогой странствий дальних.

Пространству гневному наперекор,

Их провожал земли любимый взор,

В борьбе с грозой и бурей помогая.

С неведомого сорван был покров;

Опасность откровенная, нагая,

Предстала взорам смельчаков.

Слепая, необузданная сила,

Прозрев, стихии победила,

И властелином человек взошел

На свой престол.

Вдоль берегов морских в безвестность дюны шли

И сквозь туманы, бури, ураганы

Несли в руках большие фонари,

И, словно в свете утренней зари,

Бледнели на небе светила,

И дюны шли

И день и ночь дорогой вдоль морей,

Которая, как змей,

Империи и царства охватила;

А если обрывался путь, они

Спешили водрузить, как знамя,

На грудь утесов мирные огни.

Спокойно протекли года,

Но день настал, когда

Искусно и бесстрастно люди сами

Спасительное осквернили пламя.

И ненависть, как нож остра,

В любовь исподтишка вонзилась, —

Вкруг маяков засуетилась

Людских раздоров мошкара.

Затмилось гордое свеченье,

И, словно щупальца, лучи

Уж не искали на море в ночи

Ладоней буйных приключенья.

Спокойные горячие огни,

Свидетели неистовых сражений,

На одинокой страже погребений

Стояли мрачно в эти дни.

О современники, безрадостно вы жили,

Когда в опасности вас вновь одела мгла

И лишь убитых маяков тела

Единственной опорой вашей были!

Одни из вас глядели молча в дали,

Угрюмо растянувшись на песке,

Потом, в тревоге и тоске,

По лабиринту снов блуждали;

Другие — те, кто был сильней душой, —

Старались терпеливыми руками

Разжечь сверкающее пламя

И мрак прогнать ночной;

А третьи, чьи сердца не знали утоленья,

Твердили: «Все равно мы в путь пойдем,

Затем что жизнь в могуществе своем

Превыше истины и заблужденья».

Глаза мне закрывает мрак

Рукою смуглой сновиденья, —

И вот покой, и вот свершенья,

И вот веселый, мягкий шаг

Подкравшегося к памяти забвенья.

Вчера опять весь день мой дух владел надменно

Всем существом моим — неведомой вселенной, —

И чувствами схватить я мог

Желаний огненный пучок,

Поднять его и в ярком свете

Поставить над собою, как угрозу.

На берегах — весна в расцвете,

И, яркая, похожа мысль на розу.

Она растет, и разум ширью пьян,

Как океан.

С высоких, неприступных гор

В сверкающий долин простор

Загадки мироздания спустились

И человеческой пытливости открылись.

Как молнией, все озарилось вдруг,

И только страшно, что из рук

Добыча разума уйдет пугливо.

Жизнь простирается широко, горделиво.

По ней надежда мчит во весь опор,

И воля человека в общий хор

Сливается с желаньями вселенной.

Могущества источник сокровенный

Рождается в душе. Спешишь вперед идти,

И кажется преграда на пути

Лишь камнем, чтоб на нем точить и править силы.

И юной гордости тугие жилы

Вздувает плодоносный сок,

И жизнь, взойдя спокойно на порог,

К уверенности спящей входит в гости.

Кровь, мышцы, нервы, кости

Тем тайным трепетом напоены,

Которым ветер и лучи полны.

Себя в пространстве легким ощущаешь

И счастья в сердце больше не вмещаешь.

Все постижимо — принцип, связь, закон;

В душе любовь, и разум опьянен

Идей всесильным хмелем.

Часы, овеянные маем и апрелем!

Вы сердцу смелому, вы зрелому уму

Восторги каждый год дарите, —

Часы завоеваний и открытий,

Часы, свергающие тьму!

Вас память благодарно прославляет

Сейчас, когда мне мрак смежает

Рукою смуглой сновиденья

Глаза, зажженные огнем свершенья.

Массивы черные, затопленные мглой!

Нефть красным золотом пылает в нишах черных,

И торсы голые и рук унылый строй

Клубятся между смол, свинцов и лав проворных,

Чьи токи рдяные жгут землю до кости.

Тут силы светлые совращены с пути;

Добро и зло слиты насильем столь ужасным,

Что жизнь вся напряглась рыданием безгласным;

И утро, полдень, ночь неразличимы тут;

И солнца тяжкого разъеденная рана,

Гноясь и пачкая, кровоточит в сосуд,

Наполненный огнем и чернотой тумана.

О, место пагубы! И все, чему здесь тлеть,

В порядок правильный облечено, как в сеть.

Злодейство взвешено, алгебраично, чинно;

Закон создал его; софистикой старинной

Оно возбранено — и возникает вновь.

Вся обагрившая когда-то плахи кровь

Теперь в чернильницах у судей засыхает!

И правосудия сверкающий наряд

Чернила эти тлят и прожигают;

Здесь право жертвы продано; как яд,

Сам воздух здешний совесть разъедает.

Здесь тексты как ножи;

Здесь тексты сжаты,

Как зубы; тексты лжи;

Презренья тексты и отплаты;

Здесь смерть сокрытая живое костенит;

Все неиссохшее заключено в гранит

И называется проступком, преступленьем

Или злодейством. Дьявольским уменьем

Толковников отравлен каждый миг,

Влачащийся по буквам старых книг;

Слова здесь властвуют, слова здесь убивают!

И в трепете надежд, в дрожанье тайной боли

Мы ждем подвижника, кто смелою рукой

В грядущие огни метнет крутой стрелой

Златые пламена своей железной воли —

И башню зла, что небо бороздит,

Крылом восстанья осенит

Безумный миг борьбы! — Затем — освобожденье!

С растущей силою взмывает напряженье,

Зловещим маяком на высотах горит,

Точнее звезд искателю чертит

Путь, что из тьмы ведет в страну сияний дневных!

О, ураган идей, о, гром свершений гневных,

Тюрьма, чулан, алтарь, престол и эшафот,

Добро, зло, правда, ложь, и кровь, и пот, —

Лицом к лицу стоят все Силы,

За медной, за глухой стеной.

И вдруг вдали растущий вой:

Восстание толпы, мятеж ширококрылый,

Союзник вечный вечных сил,

Берущий штурмом жизнь за черным рвом могил.

Потом

С каким чутьем,

С каким согласьем равновесным,

С широкой смелостью и гением чудесным

Исследовать придется нам

Связующие жизнь законы —

Мосты, ведущие к иным мирам,

Под золотые небосклоны, —

Чтобы народ, кого мечты ведут,

Единый на путях гармонии и мира,

Увидел сквозь себя, как бурю света льют

Согласья светлые бескрайнего эфира.

И циркуль победит церковные кресты.

Силен и ясен, полон правоты,

В кольце гигантском мощностей привычных

Направит человек бег жизней необычных;

И лучшие, смиряясь и любя,

Покорствуя, поднимут на себя

Ярмо труда и стиснут ствол кормила,

И землю осенит,

Благословит

Их мудрость сильная и мудрая их сила.

В единстве общем человечий рой

Сплотится возле них, как в тверди голубой

Светил сбираются златые эскадрильи

У кораблей господствующих звезд;

Пред явным благом все преклонятся. В бессилье

Поникнет зло, и прочен будет мост,

Ведущий к счастию и убранный цветами;

Меж человеком и вещами

Протянутся, препятствия дробя,

Живые узы. В их сплетеньях

Окрепнет правда. Мир, меняясь в превращеньях,

В богах изверившись, уверует в себя!

Пусть невозможного в стремительной погоне

Достичь ты хочешь, человек,—

Не бойся, что замедлят бег

Дерзанья золотые кони!

Твой ум уклончивый ведет тебя в обход,

Ища проторенных тропинок,

Но ты вступи с ним в поединок:

Дать радость может только взлет!

Кто вздумал отдохнуть, пройдя лишь полдороги, —

Ему ли одолеть подъем?

Жить — значит жечь себя огнем

Борьбы, исканий и тревоги.

Что виделось вчера как цель глазам твоим, —

Для завтрашнего дня — оковы;

Мысль — только пища мыслей новых,

Но голод их неутолим.

Так поднимайся вверх! Ищи! Сражайся! Веруй!

Отринь все то, чего достиг:

Ведь никогда застывший миг

Не станет будущего мерой.

Что мудрость прошлая, что опыт и расчет

С их трезвой, взвешенной победой?

Нет! Счастье жгучее изведай

Мечты, несущейся вперед!

Ты должен превзойти себя в своих порывах,

Быть удивлением своим;

Ты должен быть неутомим

В своих желаньях прозорливых.

Пускай же каменист и неприступно крут

Твой путь за истиной в погоне:

Дерзанья золотые кони

В грядущее тебя взнесут!

С утра привычными дорогами-путями,

Через сады, леса, поля,

Иду беспечен, весел я,

Овеян ветрами, одет в рассвета пламя.

Иду бог весть куда. Иду — и жизни рад.

Как в праздник, грудь полна отрады…

Что мне законы и преграды,

Когда под каблуком булыжники звенят?

Иду — и горд: люблю и воздух я и землю!

Безумный, безграничный, я

Всю необъятность бытия,

Весь первобытный хмель всем существом приемлю.

Как были в древности шаги богов легки!

Я жадно зарываюсь в травы

И там, где гуще тень дубравы,

Цветов горящие целую лепестки.

Меня манит река рукой своей студеной.

Даю я телу отдохнуть,

Потом опять пускаюсь в путь

Тропинками лесов, жуя листок зеленый.

Все то, чем в жизни я до этих пор дышал,

Все не живым, а мертвым было.

Нам книги вырыли могилы,

И не один мудрец был увлечен в провал.

Не может быть, чтоб все вчера существовало

И чтобы в ярком свете дня

Уж кто-то видел до меня

Багряный блеск плодов и роз румянец алый!

Сквозь океан ветвей как будто в первый раз

Прорвался ветер, багровея…

Я, смертный, времени сильнее:

Все ново вкруг меня, все юно в этот час.

Люблю свои глаза, кровь, мышцы, руки, тело

И гриву светлую свою,

И жадной грудью воздух пью,

И становлюсь сильней, впивая космос целый.

Вперед! Поляна, лес, крутой оврага склон…

И я, смеясь, крича и плача,

Себя в восторге щедром трачу,

Иду и сам собой, безумец, опьянен.

Раскрыв окно свое ночное,

Не в силах дрожи нервов превозмочь,

Впиваю я горячечной душою

Гул поездов, врывающихся в ночь.

Мелькают, как пожар, их огненные пасти,

Скрежещет по мостам железо их колес…

Так кратер истекает лавой страсти,

Так в бездну рушится утес.

Я весь еще дрожу от грохота и света,

А поезда, летя в провалы тайн ночных,

Грозой своих колес уж пробуждают где-то

Молчанье, спящее в вокзалах золотых.

Но в мускулах моих чудесным отраженьем

Все отзывается, все вновь живет,

И нервы шлют в мой мозг, мгновенье за мгновеньем,

Бегущих поездов грохочущий полет,

Несут с собою хмель, несут с собой тревогу

И страсть во всей ее бунтарской широте,

И эта быстрота — лишь новая дорога

Все к той же издавна знакомой красоте.

О, трепет всех существ! О, голоса земные!

Их воспринять в себя и воплотить их зов,

Быть отголоском вод, и вихрей, и лесов,

Материков и грозовой стихии!

Стремиться, чтоб в мозгу затрепетал весь мир,

Сгустить трепещущий эфир

В ряд огневых изображений!

Любить ту молнию, и тот огонь, и гром,

Который поезда бросают нам в своем

Все пожирающем движенье.

В то время как вдали, сверкая парусами,

Проходят стаи кораблей

И волны, пеною своей

Подобные орлам с блестящими крылами,

Встают, грозны и высоки,—

Счастливый путь вам, моряки!

Гордясь, горит заря, прекрасен день, как слава,

А этот берег — как порог,

Откуда Гордость бег начнет

От мыса к мысу вдаль, легко и величаво.

Валы грозны и высоки.

Счастливый путь вам, моряки!

Вам надо выбрать порт, куда летят мечтанья.

Без колебания вперед,

К народу, что давно вас ждет,

Чья воля, как мечи, исполнена сверканья!

Валы грозны и высоки.

Счастливый путь вам, моряки!

Простор чудесных волн пред вами лег сейчас,

И вал, катясь за валом следом,

Уже возносит вас к победам

По лестнице, где все — и пена и топаз.

Валы грозны и высоки.

Счастливый путь вам, моряки!

Среди вспененных волн — плывущие короны.

Но где властитель, где чело,

Куда бы золото легло

Венком сияющим, победой озаренным?

Валы грозны и высоки,

Счастливый путь вам, моряки!

Тот, кто меня прочтет в грядущих временах

И воскресит мой стих из пепла иль забвенья,

Стараясь разгадать его предназначенье

И вспомнить тех, кто жил с надеждою в сердцах,

Пусть знает, что душа в своем порыве страстном

Сквозь крики, мятежи и слезы в гордый бой

Рвалась, закалена жестокою судьбой,

Чтоб ей была любовь добычею прекрасной!

Люблю свой острый взор, свой мозг и мысль свою.

Кровь мой питает дух, а дух живит мне тело.

Мир и людей люблю и силу без предела,

Которую беру и щедро отдаю.

Жить — это значит брать и отдавать всечасно.

Близки мне только те, что горячо, как я,

Полны тревогою и жаждой бытия

Пред жизнью мудрою с ее волненьем страстным.

Взлет и падение — смешалось все, горя

В костре, который мы зовем существованьем.

Все прах — и важно лишь влечение к скитаньям

До самого конца, когда вдали — заря.

Кто ищет, тот себя найдет среди стремлений,

Что человечество сливают в общий хор.

Блуждая, ум всегда стремится на простор,

И надобно любить, чтоб шел к открытьям гений.

Великой нежностью пусть дышит знанье в нас,

В нем красота миров и силы смысл единый,

Обожествляющий все связи, все причины.

Читатели мои, — в веках, в вечерний час,

Услышите ли вы вопрос мой вдохновенный?

Настанет день, и в мир могучий ум придет.

В необходимости он истину найдет

И водрузит на ней согласье всей вселенной!

***

Необходимость — ты царица мира!

Реальностью явилась ты сейчас.

пусть в тайне, но уже слила ты в единенье

Всех дел ритмичное и вечное движенье.

Найдите ж силы в этот час,

Чтоб стала красота и жизнь одно для вас!

Пусть порт еще далек, но он уж виден нам.

И согнутых дерев не пропадут труды.

Боритесь в буре битв, под ветром славы,

Своей победы величавой

Неся в грядущее плоды!