Стихи

За веки сомкнутые спрятавшимся взглядом

Громады черные строений вижу я,

Что некий рок воздвиг и понаставил рядом,

Как образ вечности в тоске небытия.

Здесь, в лабиринте их, среди угрюмых башен,

Юриспруденции торжественный гранит

Людьми придуманных законов воплотит

Прямоугольный смысл, который хмур и страшен.

А гордость медных плит и бронзовых столбов

Выносит в холоде надменного бесстрастья

Решения о том, какая для умов

И для сердец простых потребна мера счастья.

Как право твердое, стоят ряды колонн,

И купол, всех вершин уверенней и выше,

На них покоится несокрушимой крышей,

Извечен, холоден и в небо устремлен.

Когда же вечером струится кровь заката

Из-под давящих туч и все полно угроз, —

Седой догматики твердыни и палаты

Какой-то роковой исследуют вопрос.

И думать не хотят, отверсты ли зрачки

Их бога смутного в вечерний этот час

И не закрыл ли он когда-то зорких глаз

Не от усталости, а просто от тоски.

Туда, где над площадью — нож гильотины,

Где рыщут мятеж и набат по домам!

Мечты вдруг, безумные, — там!

Бьют сбор барабаны былых оскорблений,

Проклятий бессильных, раздавленных в прах,

Бьют сбор барабаны в умах.

Глядит циферблат колокольни старинной

С угрюмого неба ночного, как глаз…

Чу! бьет предназначенный час!

Над крышами вырвалось мстящее пламя,

И ветер змеистые жала разнес,

Как космы кровавых волос.

Все те, для кого безнадежность — надежда,

Кому вне отчаянья радости нет,

Выходят, из мрака на свет.

Бессчетных шагов возрастающий топот

Все громче и громче в зловещей тени,

На дороге в грядущие дни.

Протянуты руки к разорванным тучам,

Где вдруг прогремел угрожающий гром,

И молнии ловят излом.

Безумцы! Кричите свои повеленья!

Сегодня всему наступает пора,

Что бредом казалось вчера.

Зовут… приближаются… ломятся в двери…

Удары прикладов качают окно, —

Убивять — умереть — все равно!

Зовут… и набат в мои ломится двери!

— Средь золота и мрака площадей,

О женщина в одежде черной,

Чего ты ждешь так много дней?

Чего ты ждешь упорно?

— Псы черных чаяний пролаяли опять

Сегодня вечером на луны черных глаз,

На луны глаз моих, на черную их гладь,

На луны глаз — не раз — в вечерний час;

Протяжно псы пролаяли опять

На луны глаз, на черную их гладь.

Такою пышностью скорбит волос волна,

Что стая псов безумием полна,

Такое золото в сверканье наготы,

Такой гордыней бедра налиты!

— О женщина вся в черном, столько дней

Чего ты ждешь средь грома площадей,

Чего ты ждешь?

— Вновь груди-паруса в тот черный рай летят,

В просторы черные, где мечется набат.

Каких Валгалл[10] горячечные трубы

Иль кони, вскинутые на дыбы

Хлыстом любовной пытки и борьбы, —

Мои гранатовые губы?

Какие ужасы кипят в моем огне

Для этих псов, что лижут пыл мой ярый?

Какие им пожары сквозь удары

Мечтаются, чтоб смерть искать во мне?

— О женщина вся в черном, столько дней

Чего ты ждешь средь грома площадей?

— В моих объятиях шипы;

Я ненавистью вся пылаю;

Я — гончая среди толпы;

Я гибну или пожираю.

Зубов алмазных острия

Мои горят, язвя на ложе;

Да! Точно смерть прекрасна я

И, как она, доступна тоже.

И тем, кто о стену мою

Ломает молнии желаний,

Я тела катафалк дарю,

И стон, и свечи поминаний.

Я всех пьяню тоской своей,

Томя у самого порога;

Проклятия моих грудей

Восходят факелом до бога.

Как башня я; затворов лязг

Привычен всем; все испивают

Струю моих нечистых ласк,

Что, утоляя, убивают.

Бессильные! Что любо им?

Чем их бесплодный пыл волнуем?

Лишь отвращением моим

К их ярости и поцелуям.

Им сладко вновь найти во мне

Свой мертвый светоч воскрешенным,

И плащ мой в их безумном сне,

Как рдяный ужас, повторенным.

— О женщина вся в черном, столько дней

Чего ты ждешь средь грома площадей,

Чего ты ждешь?

— Лишь солнца старого вечерний пламень ярый

Кусками золота осыплет тротуары,

Лишь город линии своих огней помчит

За черный горизонт, где устремлен в зенит

Магнит всевластный: женщина! — как снова

Псы безнадежности свой долгий лай стремят

В глаза моей души, в ее полночный взгляд.

Псы лают черные средь сумрака ночного,

Псы лают черные в вечерний час

На луны черные моих недвижных глаз!

Какой гордыней бедра налиты,

Что мчатся псы вдоль тела золотого?

Бьет им в глаза средь сумрака ночного

Какой огонь багряной наготы?

Каких безумий пьяная Валгалла

Мне разжигает губы ало?

И волосы — в какой клокочущий набат,

В какой полночный рай летят?

Какой пожар, и пыл, и страх

Меня влекут уздою черной,

Бросая здесь, на площадях,

Царицей грозной и покорной?

— О женщина вся в черном, столько дней

Чего ты ждешь средь грома площадей,

Чего ты ждешь?

— Увы! Когда же он придет, —

Когда багряный вечер ждет,

Кто появиться должен неизбежно

И кто появится, как рок?

Во мне безумие растет волной мятежной

И поднимается от ног

К уже галлюцинирующим грудям!

Где руки, что пролили кровь?

Они раскроются — и будем

Мы длить кровавую любовь!

Все тело ждет любовной казни.

Что страх, когда желанье жжет?

Меня никто не обойдет

В моем властительном соблазне!

Кто ж должен пожелать меня

Среди вечернего огня

В железном грохоте и реве?

— О женщина вся в черном, столько дней

Кого ты ждешь средь площадей.

Кого ты ждешь?

— Того, чей нож отведал крови!

Я — обезумевший в лесу Предвечных Числ,

Со лбом, в бореньях роковых

Разбитым о недвижность их!

На жесткой почве, с прямотой иглы,

Глухого леса высятся стволы;

Их ветки — молний изваянья;

Вверху — квадратных скал углы —

Громады страха и молчанья;

И бесконечность в вышине

Алмазных звезд, с небес ко мне

Глядящих, — строги и суровы;

И за покровами покровы

Вкруг золотой Изиды[11], в вышине!

Я — обезумевший в лесу Предвечных Числ!

Как взоры пристальны их роковых проблем!

Первичные, они — пред нами суть затем,

Чтоб в вечности пребыть такими ж!

От их всевластных рук вселенной не отымешь,

Они лежат на дне и в сущности вещей,

Нетленно проходя сквозь мириады дней.

Я — обезумевший в лесу Предвечных Числ!

Открою я глаза: их чудеса кругом!

Закрою я глаза: они во мне самом!

За кругом круг, в бессчетных сочетаньях.

Они скользят в воспоминаньях.

Я погибаю, я пропал,

Разбив чело о камни скал,

Сломав все пальцы об утесы…

Как бред кошмара— их вопросы!

Я — обезумевший в лесу Предвечных Числ!

Вы тексты от каких затерянных страниц?

Остатки от какой разрушенной вселенной?

Ваш отвлеченный взор, взор глаза без ресниц, —

Гвоздь, проходящий в сталь, меч, острый неизменно!

От ваших пристаней кто вдаль не отплывал?

Но гибли все ладьи о зубья тайных скал.

Я — обезумевший в лесу Предвечных Числ!

Мой ум измучен и поник

На берегах спокойных книг,

В слепящем, словно солнце, мраке;

И предо мной во мгле теней

Клубком переплетенных змей

Взвиваются хмельные знаки.

Я руки протянул во мгле:

Но вашей тяжестью к земле

Я наклонен в порыве смелом.

Я изнемог, я изнемог —

На переходах всех дорог

Встречаться с вами, как с пределом!

Я — обезумевший в лесу Предвечных Числ!

Доколе ж длительная пытка

Отравленного их напитка,

Вливаемого в грудь с высот?

Как знать, реальность или тени

Они? Но, холоден как лед,

Их роковой закон гнетет

Чудовищностью нарушений!

Доколь бессчетность в вышине

Алмазных звезд в их вечном сне,

Взор устремляющих ко мне

Неумолимо и сурово?

О, вечно ль не сорвать покрова

Вкруг золотой Изиды в вышине?