Стихи

Жить чудесно

Жить чудесно! Подумай:

Утром рано с песнями

Тебя разбудят птицы –

О, не жалей недовиденного сна –

И вытащат взглянуть

На розовое солнечное утро.

Радуйся! Оно для тебя!

Свежими глазами

Взгляни на луг, взгляни!

Огни! Блестят огни!

Как радужно! легко.

Туманом розовым

Вздохни. Еще вздохни,

Взгляни на кроткие слезинки

Детей – цветов.

Ты – эти слезы назови:

Росинки-радостинки!

И улыбнись им ясным утренним приветом.

Радуйся! Они для тебя.

Жить чудесно! Подумай:

В жаркий полдень

Тебя позовут гостить

Лесные тени.

На добрые, протянутые

Чернолапы садись, и обними

Шершавый ствол, как мать.

Пить захочешь –

Тут журчеек чурлит –

Ты только наклонись.

Радуйся! Он для тебя.

Жить чудесно!

Подумай:

Вечерняя тихая ласка,

Как любимая сказка,

Усадит тебя на крутой бережок.

Посмотри, как дружок

За дружочком отразились

Грусточки в воде.

И кивают. Кому?

Может быть, бороде,

Что трясется в зеленой воде.

Тихо – грустно. Только шепчут

Нежные тайны свои

Шелесточки – листочки.

Жить чудесно! Подумай:

Теплая ночь развернет

Пред тобой сине-темную глубь

И зажжет в этой глуби

Семицветные звезды.

Ты долго смотри на них.

Долго смотри.

Они поднимут к себе,

Как подружку – звезду,

Твою вольную душу.

Они принесут тебе

Желанный сон – о возлюбленной.

И споют звездным хором:

Радуйся! Жизнь для тебя.

1909

Русский звенидень

Звени, Солнце! Копья светлые мечи,

лей на Землю жизнедатные лучи.

Звени, знойный, краснощекий,

ясный-ясный день!

Звенидень!

Звенидень!

Пойте, птицы! Пойте, люди! Пой, Земля!

Побегу я на веселые поля.

Звени, знойный, черноземный,

полный-полный день.

Звенидень!

Звенидень!

Сердце, радуйся и, пояс, развяжись!

Эй, душа моя, пошире распахнись!

Звени, знойный, кумачовый,

яркий-яркий день.

Звенидень!

Звенидень!

Звени, Солнце! Жизнь у каждого одна,

лучезарная, бегучая волна.

Звени, знойный, разудалый,

русский, алый день.

Звенидень!

Звенидень!

<1910>

Чурлю-Журль

Звенит и смеется,

Солнится, весело льется

Дикий лесной журчеек,

Своевольный мальчишка:

Чурлю-журль,

Чурлю-журль!

Звенит и смеется,

И эхо живое несется

Далеко в зеленой тиши

Корнистой глуши:

Чурлю-журль,

Чурлю-журль!

Звенит и смеется.

Отчего никто не проснется

И не побежит со мной

Далеко в разгулье:

Чурлю-журль,

Чурлю-журль!

Смеется и солнится,

С гор несет песню

Звенит и смеется.

И не видит: лесная леси́нка

Низко нагнулась над ним,

И не слышит цветинка

Песню ответную,

Еще зовно зовет:

Чурлю-журль,

А чурлю-журль!

<1910>

Серебряные стрелки

Серебряные стрелки, серебряные стрелки!

В полдень,

на речушке Извивушке,

на дощатом плотике,

под зелеными грусточками,

схоронившись от жары,

я лежу,

и, прислонившись

носом к самой воде,

я гляжу на зеленое дно,

и мне все ясно видно.

Вот из-под плотика

выплывают две остроглазые

рыбки и,

сверкнув серебром, убежали.

Из-под камешка

вдруг выскочили пузырьки,

бусами поднялись наверх

и полопались. Кто-то

прошмыгнул в осоку

и оставил мутный след.

Где-то булькнуло.

И под плотик пронеслась

стая серебряных стрелок.

Успокоилось.

Рука течения снова

спокойно стала гладить

зеленые волосы дна.

На солнечном просвете

сквозь кусты в воде

что-то – не видно что –

беленькое, крошечное

заиграло радужными лучами,

как вечерняя звездочка.

У! Из-под плотика выплыла

целая туча рыбешек.

И вот потянулись вперед,

рассыпались, зашалили,

точно только что выпущенные

школьники из школы.

Ужо подождите учителя –

старого окуня

или учительницу –

зубастую щуку –

они вам зададут!

Ого! Все разбежались.

То-то. Кто куда?

Потом все – откуда?

Снова столпились

и побежали дальше.

Над головой веретешко

пролетело, за ним кулик.

Ветерок подул,

закачались кроткие,

зеленые грусточки

над речушкой

Извивушкой.

Хлюпнула вода под плотиком.

Стрельнула серебряная

быстрая стрелка

и запуталась в шелковых

ленточках осоки.

Ну, вот… Ах ты!..

Вот напугала дикая:

чуть не в нос стрельнула

шальная стрелка.

Я даже отскочил.

<1910>

На аэропланах

Бирюзовыми

Зовами

Взлетая и тая

В долины лучистые

Покоя земли,

Раскрыляются крылья,

Быстрины взметая, стаи –

Цветистые птиц корабли.

Воздухом –

Духом

Душа изветрилась,

Будто не хочется

Знать о земном

Крыльями воля

Людей окрылилась, – дни

Океанятся

Звездным звеном.

Тегеран и Бомбей,

Москва и Венеция –

Крыловые пути

Людей-лебедей.

Каир и Париж,

Берлин и Турция

Перекинулись

Стами устами

Из крыльев мостами

Разлет развели

Стаи – цветистые

Птиц корабли.

1913

Русская зима

Алексею Ремизову

Тканая, скатерть

Морозницей-вицей –

Рождественна ель

На горе-серебре.

Распушенная звездно

Узорами-взорами

За горами хрустальными

Льдами стальными –

На хвойной заре

За реками – озерами

В замке из заячьих шкур

Горностаев –

Жемчужин – топазов,

Опалов – алмазов –

Из инея сияют

Вершины-венцы.

По синей дороге

Бегут бубенцы,

Ломко в сердце.

И звонко звеня,

Дни – веселые песни

Обнимут меня.

Кудри русские вскинь

И разгульно встречай –

Бесшабашных и пьяных

Качай – укачай.

<1914>

Танго с коровами

X. И. Славоросову[3]

Жизнь короче визга воробья.

Собака, что ли, плывет там

На льдине по весенней реке?

С оловянным веселием

Смотрим мы на судьбу.

Мы – Открыватели Стран –

Завоеватели Воздуха –

Короли апельсиновых рощ

И скотопромышленники.

Может быть, выпьем

Чарку вина

За здоровье Комет,

Истекающих бриллиантовой кровью.

Или лучше – заведем граммофон.

Ну вас – к черту –

Комолые и утюги!

Я хочу один – один плясать

Танго с коровами

И перекидывать мосты –

От слез

Бычачьей ревности

До слез

Пунцовой девушки.

<1914>

Тифлис

О, солнцедатная

Грузинских гор столица,

Оранжерейная мечта теплиц,

В твои загарные востока лица

Смотрю я, царственный Тифлис.

  Здесь всё-взнесенно, крыловейно.

Как друг –

Стремительная Кура

Поет поэту мне песню лейно,

Что быть стремительным пора.

  Ты в час,

Когда восходит солнце,

Взгляни с горы Давида вниз

И улыбайся всем в оконца,

Где розовеется Тифлис.

  И сердцем, утром уловленным,

  В сиянье горного экстаза

  Останься

  Вечно удивленным

  Перед столицею Кавказа.

Пусть кубок,

Полный кахетинским,

В руках моих – орла Урала –

Звенит кинжалом кабардинским

И льется Тереком Дарьяла.

  Пусть кубок,

  Полный южной крови,

  Для гостя северного – хмель.

  Мне так близки востока брови,

  Как мне понятна в скалах ель.

Урал, Кавказ –

Родные братья

Одной чудеснейшей страны.

Стихийно всем готов орать я

Стихи под перепень зурны.

  Тифлис, Тифлис,

  В твоих духанах

  На берегах крутой Куры

  Преданья жуткие о ханах

  Живут, как жаркие ковры.

Легендой каждой, будто лаской,

Я преисполнен благодарий, –

Я весь звучу

Струной кавказской, –

Звучи ударно, сазандарий.

  Играй лезгинку!

  Гость Тифлиса,

  Я приглашаю в пляс грузинку.

  Со стройным станом кипариса

  Сам стану стройным. Эй, лезгинку!

Играй лезгинку!

В развесели

Я закружился виноградно.

В грузинской дружбе-карусели

Кровь льется в жилах водопадно.

  Таши! Генацвале!

Великое-простое

И. Е. Репину. Это когда я встречался с Вами за чаем.

На поляне рыжий ржет жеребенок,

И колоколят колокола,

А я заблудился, Поэт-ребенок

Приехал к морю в Куо́ккала.

На берег вышел – утро святое,

Волны сияли – звали играть,

Море такое было простое,

Даль ласкала, как будто мать.

И засмеялся, и странно сердцу

Было поверить в весну зимой.

Я наугад открыл какую-то дверцу

И веселый пошел домой.

А вечером совсем нечаянно

Встретил простого старика, –

За столиком сидел он чайным,

И запомнилась у стакана его рука.

Все было просто – нестерпимо,

И в простоте великолепен,

Сидел Илья Ефимо-

вич великий Репин.

На поляне рыжий ржет жеребенок

И колоколят колокола.

Я стал ясный ребенок,

Благословенный в Куо́ккала.

1915 (?)

Крестьянская

В. Маяковскому

Дай бог здоровья себе да ко́ням!

Я научу тебя землю пахать.

Знай, брат, держись, как мы погоним,

И недосуг нам будет издыхать.

Чего схватился за поясницу?

Ишь ты – лентяй – ядрено ешь, –

Тебе бы к девкам на колесницу

Вертеться, леший, на потешь.

Дай бог здоровья себе да ко́ням!

Я те заставлю пни выворачивать.

Мы с тобой силы зря не оброним,

Станем кулаками тын заколачивать.

Чего когтями скребешь затылок?

Разминай-ко силы проворнее,

Да сделай веселым рыжее рыло,

Хватайся – ловись – жми задорнее.

Дай бог здоровья себе да ко́ням!

Мы на работе загрызем хоть кого!

Мы не сгорим, на воде не утонем.

Станем – два быка – вво!

<1915>

На Великий Пролом

На крыльях рубиновых

Оправленных золотом

Я разлетелся Уральским орлом.

В песнях долиновых

Сердцем проколотым

Я лечу на Великий Пролом.

Будет – что будет.

Что воля добудет –

Все в этой жизни

Я выпью вином…

Рай или каторга

Разгул или старость

Благословенье в одном:

С чарой хрустальной

В руке неустальной

Горноуральским орлом

Душой солнцевстальной

Чеканно – кристальной

Я лечу на Великий Пролом.

Будет – что станет.

Судьба не устанет

Встречать чудесами.

За песнями

С песнями.

Видеть друзей

Крыловейными стаями –

Вот мои радости детские

Дни молодецкие.

Встречать и кричать:

Эй рассердешные

Друзья открыватели

Искатели вечные

Фантазеры летатели –

В стройных венчальностях

Душ и сердец

Давайте построим мы

Стройный Дворец –

Для единой семьи,

Для бесшабашных затейщиков,

Давайте взнесем

Свои легкие головы

На отчаянное Высоко.

За песнями

С песнями.

Рай или каторга

Разгул или старость –

Благословенье в одном:

Океанским крылом

Взмахнем по земле

И полетим

На Великий Пролом.

Будет – что сбудется.

Земное забудется

Если на радугах

Будут раскинуты

Палатки из девичьих кож

Для нас –

Пролетальщиков.

1916

Иронический памятник[4]

Комитрагический

Моей души вой

Разливен, будто на Каме пикник.

Долго ли буду

Стоять я живой –

Из ядреного мяса памятник.

    Пожалуйста,

Громче смотрите

Во все колокола и глаза, –

Это я – ваш покоритель,

Воспевающий жизни против и за.

А вы, эй, публика,

Только всегда капут

Пригвождали на чугунные памятники.

Сегодня иное –

Живой гляжу на толпу.

Я нарочно приехал с Каменки.

    Довольно

Обманывать великих поэтов –

Чья жизнь

Пчелы многотрудней,

Творящих тропическое лето

Там,

Где вы стынете от стужи будней.

    Пора

Возносить песнебойцев

При жизни на пьедестал:

Пускай таланты утроятся, –

Чтоб каждый из вас –

Чудом стал.

    Я знаю,

Когда будем покойниками,

Вы удивитесь нашей

Изумительной скромности.

А теперь обзываете разбойниками –

Гениальных детей современности.

    Чтить и славить

Привыкли вы мертвых,

Наворачивая памятники с галками,

А живых нас –

Истинных, вольных и гордых –

Готовы исколотить скалками

Без смекалки.

    Какая вы, публика,

Злая да каменная –

Будто у всех внутри зима.

Но, Поэт – один пламенный я –

Разожгу до весны футуризма.

    Какая вы, публика,

Странная да шершавая.

Знаю, что высотой

Вам наскучу.

    На аэроплане

Летавший в Варшаве, я

Часто видел внизу

Муравьиную кучу.

И никому не было дела

До футуриста-летчика.

Толпа на базарах, в аллее,

У кофеен галдела

Или на юбилее

Заводчика.

    Разве нужна

Гениальность наживам,

Бакалейно-коммерческим клубам?

    Вот почему

Перед вами живым

Я стою одиноким Колумбом.

    Жизнь –

Поэма моя –

Это призрак на миг,

Как звено пролетающей птицы.

    Пусть

Из песен мой памятник

Только

Любимой приснится.

1916

Девушки босиком

Алисе Коонен

Девушки босиком –

Это стихи мои,

Стаи стихийные.

На плечах с золотыми кувшинами

Это черкешенки

В долине Дарьяльской

На камнях у Терека.

Девушки босиком –

Деревенские за водой с расписными

Ведрами – коромыслами

На берегу Волги

(А мимо идет пароход).

Девушки босиком –

На сборе риса загарные,

Напевно-изгибные индианки

С глазами тигриц,

С движеньями первоцветных растений

Девушки босиком –

Стихи мои перезвучальные

От сердца к сердцу.

Девушки босиком –

Грустинницы солнцевстальные,

Проснувшиеся утром

Для любви и

Трепетных прикосновений.

Девушки босиком –

О, поэтические возможности –

Как северное сияние –

Венчающие

Ночи моего одиночества.

Все девушки босиком –

Все на свете –

Все возлюбленные невесты мои.

<1916>

Не могу без Тифлиса

Приехал и рад.

  Тифлис, вокзал.

В улицах встретила мысль…

Куда-то взглянул,

  что-то сказал.

Улыбкой окинул высь.

Странная вещь.

  Северный, русский,

Уральский, ну – хоть напоказ.

А вот, поди ж, –

  мир кажется узким,

Если не видеть Кавказ!

Будто грузин,

  не могу без Тифлиса, –

И я упоительно горд.

Верно, для сердца

  живая теплица

Здесь – среди мудрости гор.

Вечность сиянья!

  Крылья орла, –

Полет навсегда поднебесен.

Нет! на зимнем Урале,

  где кровь замерла,

Не найти огневеющих песен.

А я ведь поэт –

  перелетная птица,

Путь прямой горизонт отольет!

Это мне по ночам

  беспокойно не спится,

Когда птицы зовут на отлет!

И так каждую осень

  и каждый раз,

Крыльями в далях белея,

Улетаю с Урала,

  лечу на Кавказ,

Сюда, где жить теплее!

И стал этот край

  родным гнездом –

Меткости снов прелестней.

Здесь благодатный,

  причальный дом,

Здесь неисчерпные песни.

Огороженный солнцем,

  стражей хребта,

Я готов свет и дар нести,

Чтоб никогда

  не грустить, не роптать

Над долинами дней утрозарности

В этом – суть,

  приехал и рад:

Тифлис улыбается новью.

Жизнь сочна,

  как во рту виноград,

Жизнь преисполнена зорью!

1916 (?)

Циа-цинть

Циа-цинц-цвилью-ций –

Цвилью-ций-ций-тюрль-ю –

День-деньской по березнику звонкому,

Как у божиих райских дверей

Или как у источника радостей,

Слышны пташек лесных голоса.

Цвилью-ций-ций-тюрль-ю!

Сквозь густых зеленистых кудрей

Голубеют глаза-небеса.

Я лежу на траве. Ничего не таю,

Ничего я не знаю – не ведаю.

Только знаю свое – тоже песни пою,

Сердце-душу земле отдаю,

Тоже радуюсь, прыгаю, бегаю.

Циа-цинц-цвилью-ций.

Над моей головой

Пролетел друг летающий мой.

«Эй, куда?»

И ответа не жду я – пою.

Солнце алмазными лентами

Грудь мою жжет.

Доброе солнце меня бережет.

<1917>

Маяковский

Радиотелеграфный столб гудящий,

Встолбленный на материке,

Опасный – динамитный ящик,

Пятипудовка – в пятерике.

И он же – девушка расстроенная

Пред объясненьем с женихом,

И нервноколкая, и гибкостройная,

Воспетая в любви стихом.

Или капризный вдруг ребенок,

Сын современности – сверхневрастеник,

И жрущий – ржущий жеребенок,

Когда в кармане много денег.

И он – Поэт, и Принц, и Нищий,

Колумб, Острило, и Апаш,

Кто в Бунте Духа смысла ищет –

Владимир Маяковский наш.

<1917>

Чудо-республика – Россия

Настало заветное:

На улицах публика,

Флаги как маки горят.

И я рвусь.

Да строится новая Русь,

Человеческая Чудо-Республика.

Я, весенний, кую

И весенне пою:

Звени, весенняя Россия,

Цвети, венчальная страна,

Цвети, встречальная свобода,

Звучи, звучальная струна.

Как ярко-радостные дети,

Мы все ликуем и зовем,

И торжествуем марсельезно,

И революцию куем.

Мы стали вдруг навек друзьями,

И каждый волен и здоров,

И каждый творчески настроен,

Семья одна – единый кров.

Какое счастье быть Поэтом,

И сердцем чуять солнцевсход,

И слышать, как цветет расцветом

Освобожденный наш Народ.

Какое счастье быть Поэтом

И гражданином в эти дни,

Когда на улицах приветом

Горят рубинами огни.

Живи, Народ. И песни пой,

И грудь открой заставой.

Краснознаменную Судьбу

Покрой на счастье славой.

Ведь настало заветное:

На улицах публика,

Флаги как маки горят,

И я рвусь.

Да строится новая Русь –

Человеческая Чудо-Республика.

1917

Шпалы

Из цикла «Паровоз Октября»

Пролетарские амбалы[5],

Наши массы – впереди.

Все мы, вкопанные шпалы,

Держим рельсы на груди.

Шпалы – шпалы,

  Шпалы – шпалы,

    Шпалы – шпалы,

Шпалы – мы.

Прочно путь умеем штопать, –

Миллионы всюду шпал.

Прискакали мы на копоть

Посмотреть на алый бал.

Шпалы – шпалы,

  Шпалы – шпалы,

    Шпалы – шпалы,

Шпалы – мы.

Густо путь усеян нами.

И на благо всем семьей

Развернулись мы волнами.

Окружили шар земной.

Шпалы – шпалы,

  Шпалы – шпалы,

    Шпалы – шпалы,

Шпалы – мы.

Средь болот, степей и леса

Мы, как красная звезда,

Стали ребрами прогресса,

Пропуская поезда.

Шпалы – шпалы,

  Шпалы – шпалы,

    Шпалы – шпалы,

Шпалы – мы.

1919

Охотник

Сияй сияньем звездным, небо,

И к солнцу раннему зови.

Мне бы только – краюшку хлеба,

Чуть удачи и чуть любви.

Охота – жизнь моя вахлацкая.

В перьях, в чешуе рука.

Подруга – лодочка рыбацкая,

А Кама – мать моя, река.

Еще собака – лайка серая,

Верна, чутка, дружна и зла.

Я отвечаю той же мерою, –

Мы оба два, как два весла.

Наш мир – леса непроходимые.

Наш дом – под деревом шатер.

Мы целый день – неутомимые,

А ночью греет нас костер.

Куда как весело, задорно

И метко бьет мое ружьишко.

Хожу, брожу, слежу проворно.

В охоте славное житьишко.

Охота – радость нашей силы,

Смекалка, ловкость и борьба.

Охота – солнечные жилы

И взбудоражная пальба.

1920

На тяге

Я стою на поляне, смотрю на закат:

Опускается солнце над лесом,

Где золотится опушка.

Мир вечерней звучалью богат.

Под изумрудным навесом

Кукует кукушка.

    Ку-тку.

    Ку-тку.

Стою на березовой горке с централкой.

Возится жук под ногами.

Пищат комары.

Сова на сушине присела гадалкой.

На травинке улитка с рогами.

Туман у горы.

    Жду.

    Курю.

Вдалеке на горе голоса на местах,

А кругом просеки свежие –

Новые грани:

Это первые люди вселились сюда,

И зевают, как лешие,

От трудов хуторяне, –

    Будто

    Рожают.

Весело биться сердцу в груди:

У каждого нынче Емельки –

Труды широки,

Урожайны надежды, успех впереди.

Так на помещичьей «бывшей» земельке

Здесь живут батраки.

    Хорх-хорх.

    Хорх-хорх

Чу! хорхает вальдшнеп.

Централку к плечу.

  Весь – напряженье.

    Вскидка.

      Прицел.

        Трах!

Эхо в горах,

  на парах,

    в хуторах.

С неба свалился вальдшнеп.

Пал у берез долгонос.

    Жду-поджидаю

    Дальше.

Кукушка гадает,

Подружка гадает:

    Ку-тку.

    Ку-тку.

Я знаю – года ведь,

Я верю – года ведь

Сами судьбу без гаданья соткут.

    Вот опять

    Из-за гор:

      Хорх-хорх.

      Хорх-хорх.

Чу. Сердце стучит:

    Тук-тук.

Сюда – не сюда? Чуй.

Воля – натянутый лук.

Сюда! Централку к плечу.

      Трах! Бух!

Выстрел дуплетом.

И дым, как пух,

Разбух.

И только – дым. Ясно – промазал.

Нет, на охоте нельзя быть поэтом:

Мешают восторги.

Но восторги мне дороги, –

Для меня вся охота –

Специальный восторг.

Промах – не пытка.

Здесь – не Госторг, –

От промахов тут не бывает убытка.

    Чу. Опять чуй.

      Хорх-хорх.

    Ружье к плечу.

    И сразу – ббах!–

    Готово. Не промазал.

Второй у ног вальдшнеп.

И еще в стороне

Слышится хорханье дальше.

    Много их тут,

    Но немного мне надо.

Синей шелковой шалью

Закрылась земля.

    Прохлада.

    Мир спокоен ночной.

По тропинке речной возвращаюсь домой

В ягдташе – долгоносы.

Шагаю. Курю.

Лег туман кружевейной каймой.

Оросились покосы.

Смотрю на зарю.

    Подслушиваю.

Кует соловей:

    Чок-й-чок –

В кустах.

Поет соловей:

Жизнь ковать –

    Не устать,

      Не устать.

Так кует соловей –

Золотые уста.

1920

Ленин – наше бессмертие

Нет, не верим и верить не можем, –

Слишком наша организована мощь, –

Что перед нами – смертное ложе,

И на ложе том –

Наш любимейший вождь.

Нет, не верим и верить не смеем:

Наше красное солнце никогда не умрет.

И отныне мы только теснее,

Горячее и крепче

Устремимся единой дорогой вперед.

Нет, не верим и верить не вправе:

Ленин здесь – Ленин в нас, Ленин жив!

Это его рука человечеством правит,

Всем указывая

Коммунистические межи.

Нет, не верим и верить нельзя нам,

Кто по-ленински любит трудовое усердие

Ленин – вечная помощь

Рабочим, крестьянам.

Ленин – наше бессмертие.

24 января 1924 г.

Весна деревенская

Солнце! Солнце!

  Весна развеснилась.

    Высоко облака-соболя.

Снова нам

  Урожайную милость

    Обещают поля.

Реки вскрылись,

  Полны половодьем,

    Всем лугам насыщенье несут.

И над каждым

  Крестьянским угодьем

    Разгорается зуд.

Так и хочется

  Врезаться в землю

    Иль с разбега в раздоль бирюзы.

Я стихийному голосу внемлю,

  Я иду

    На весенний призыв.

Так и хочется

  Взяться за дело

    И отдать свои силы стране,

Где живется мне

  Радостно, смело,

    Где со всеми мой труд наравне

Солнцем

  Сердце мое растревожено:

    Всюду вижу работы межи.

Нам ли ныне

  Без дела возможно

    Хоть минуту прожить!

Эй вы, кровью

  Вспененные песни,

Научите шагать веселей,

Чтобы наши поэмы

  Воскресли

    В урожайности тучных полей

Доля наша

  Отныне заветная:

    Быть в сиянии – Ленина знать,

Вот отчего

  Жизнь советная –

    Неотцветаемая весна.

1925

Каменка

Каменка

Дом как дом.

Крыша как крыша.

Труба.

Дым.

И вообще – разные мелочи по хозяйству.

      Веялка.

      Жатка.

      Плуг.

      Борона

      Сеялка.

Разумеется: лошадь, коровы, овцы, свиньи, куры.

Многополье.

Луга.

Огород.

Речка.

Лес.

Одним словом – ядреное деревенское раздолье.

Алеша пашет.

Маруся боронит.

Ребята играют.

А я?

О, несчастный, я целые дни пишу да пишу

      Романы.

      Пьесы.

      Рассказы.

      Стихи.

      Письма.

Ррработаю, товарищи! Впрочем, вечерком

Я – рыбак.

Налимы.

Щуки.

Окуни.

Ерши.

Пескозобы.

Честное слово: почти каждый день едим уху,

      Если,

      Конечно,

      Нет

      Дождя.

А если да – отличная погода. На Сылву!

Сылва-река –

Посыл рыбака.

Так бы и жить в шалаше.

В шалаше – хорошо.

Тишина в шалаше

Не мешает душе хорошеть.

      В омуте плеско.

      Кинута блестка.

      Поставлены уды

      На щук.

Клюнет и – дерг, –

Ко дну и – дерг, –

      Я подсекаю, тащу.

Уважаю рыбачить с толковым усердием мастера.

Вся эта история

Продолжается до

1-го августа, до

Открытия охоты.

А раз – охота, эх, черт возьми, тут – жизнь!

      Хлеб в котомку!

      За пояс чайник!

      Позвал собаку –

      И айда! С ружьем!

Куда? Понятно – на дикие озера к уткам.

Шагаю трактом.

    Тракт.

     Тракт.

      Тракт.

Верст двенадцать

Надо гнаться.

    Так.

     Так.

      Так.

Мимо:

Избы.

Люди.

Кони.

Лес.

Поля.

Луга.

  Топ.

   Топ.

    Топ.

Ага!

  Топ.

   Стоп.

     В лоб.

     На месте!

     Пожалуйте.

     Ждут.

Озеро, как в колыбели,

Спит в голубой голубели.

     Камыши – сторожа.

     Камыши не дрожат.

Тишина такая – будто и нет никого, ничего.

     В камыши

     Утянулась

     Собака.

     Булькает.

     Ищет.

И вдруг – это самое – сырое и нежное в воздухе:

  Кре-кре-кре.

Тррах!

Шлеп!

Пиль.

Вот.

Собака плывет.

Собака в зубах выносит на берег утку.

Снова – буль-буль.

  Снова кре-кре.

    Снова пальба не на шутку.

Кончено!

Солнце село в лес густой.

Месяц в небе звезды стер.

Я – под липой, на постой.

Греет чайник друг-костер.

     Дремлет пес.

     А мне не спится.

     Я бы мысли дымом нес

     К облакам,

     Как колесница.

Все бы думал,

    Думал,

    Думал.

Все бы слушал тишь.

Стал бы озером без шума

Слушать ночь, камыш.

Да, удивительно жить в этом мире, черт подери!

    И без озер

    Я – фантазер,

    А тут – капут.

Развесил по кустам портяночки, как флаги

     На параде,

     И воображаю,

     Что весь мир

     Живет

     Меня ради.

Подумаешь – какой главнокомандующий. Ого!

А в сущности, не зря,

Серьезно говоря,

Не вижу разницы

Между собой

И псом и той совой,

Что в одиночестве лесов выкрикивает признак свой.

   Так вот, раздумывая

   У костра,

   Пишу я другу:

    Да, жизнь пестра,

    Но Каменка –

    Мой философский

    Угол.

Что – Каменка?

Еловый дом.

Еловая и крыша.

Но гордость мудрости тут в том,

Что под еловой кровлей,

Под этой деревенской крышей

Живет

  Американских небоскребов выше

    Организованная бодрость бытия.

Да, мы бедны –

В библиотеке мыши,

А все-таки Советской

Прекраснее страны,

Где каждый день раздолью дышит,

Нет на свете, нет!

   Нет, не потому, что я – поэт

   И фантазер

   Среди озер,

   А потому, что только

   В простоте и бедности

   Можно истин свет нести.

Иду на откровенность, как ни сер:

Будь я богат,

Не был бы –

   Поэтом,

   Рыбаком,

   Охотником

   И гражданином СССР.

И никакой бы

Солнечный закат

Меня не привел на. этот приозерный скат.

     И главное:

     Будь я – Морга́н,

     Меня бы снес

     Октябрьский

     Ураган.

     Моргал бы я

     В подвале.

     И так дале.

А теперь – ххо-хо!

Вот царствую под липой

С ружьишком у костра.

Не жизнь, – а рай.

Сделай одолженье –

Выбирай,

Как говорится – либо-либо.

Да, жизнь пестра,

Привольно и тепло

Чаевничать под липой.

     Пес спит.

     Озеро спит.

     Ночь – малахит.

     Туманы – опал,

     Рубин – на заре.

Слышится кряк в мокре:

     Кре-кре.

1925


Р. S. С 1931 года мы с Каменкой в колхозе.

Топор

В глухом лесу стучит топор,

В глухом большом лесу.

С недавних, лишь советских пор

Здесь люди жизнь несут

 Руби, топор,

  Руби, руби,

   Звени и строй. Труби.

Звенит топор весь день-деньской.

Идет в деревне стройка.

Несется шум. Язык людской

Бубнит, как мчится тройка.

 Руби, топор,

  Руби, руби,

   Звени и строй. Труби.

Поет топор. По бревнам гул.

И песнь его ясна:

Пришел черед, пришел разгул –

Строительства весна.

 Руби, топор,

  Руби, руби,

   Звени и строй. Труби.

Зовет топор: руби, чеши,

Ты строй за домом дом.

Пускай бедны мы – малыши,

Мы вырастем потом.

 Руби, топор,

  Руби, руби,

   Звени и строй. Труби.

Пришла в советский новый бор

Счастливая пора!

Так говорит, рубя, топор.

Растет колхоз-гора.

 Руби, топор,

  Руби, руби,

   Звени и строй. Труби.

<1927>

Загрузка...