Стихи

Как морем

  С горем ехали –

Гребли

  В сто двадцать спин.

Рабам

  Грести потеха ли –

Греби,

  Не жри, не спи.

А море то

  Большущее –

Лишь небо

  Да вода,

Да волны –

  Пасти щучии, –

Да жгучая

  Беда.

Молчи, Иван,

  Греби, Иван,

Да думай,

  Пленный раб:

Поднять бы

  Рабский караван,

На бунт

  Поднять пора б.

Сто двадцать

  Дуг бы

Разогнуть,

  Расправиться веслом,

Да в двести сорок

  Рук бы

Гнуть – башки

  Снести на слом.

Но вот досада:

  Русских тут

Иван да

  Пашка Волк,

И будет тут

  Им двум капут,

И бунт сгорит

  Не в толк.

Невольники

  Все разные,

Врозь

  Их языки.

Потные да грязные,

  Как в избах косяки.

А кожа их,

  Копченная

Под солнцем

  Да кнутом,

Блестит,

  От пота черная,

В молчании

  Крутом.

Гребут,

  Гребут невольники,

Секут

  Морскую степь.

Куда тут

  Свою боль ни кинь –

Кругом

  На шее цепь.

Надсмотрщики,

  Как звери, зло

Глядят

  На гребь рабов.

И тонет

  Рабское весло

В крови

  Морских гробов.

Не каждый

  Греблю вынесет,

А дохнуть

  Заодно, –

Без дружества,

  Без выноса

Ложись

  Навек на дно.

Сто двадцать спин

  Гребут, молчат, –

Сто двадцать

  Жизней мрут,

С глазами

  В западне волчат

Влачат свой

  Рабский труд.

Гребут,

  Галера не легка.

На кожах

  Пот – роса.

Играет

  Ветер в облаках,

Вздувая

  Паруса.

Гребут. Торчит

  Товаров горб –

Шелков,

  Вина, ковров.

Купец, хозяин,

  Толст и горд,

Живет

  Средн даров.

Ему. купцу,

  Как взмах гребцу, –

Кругом лишь

  Барыши.

А потому

  Лупи, рубцуй, –

Рабы ль

  Не хороши?

Гребут. Купец,

  Яхши-амбул[10]

За каждого

  Раба

Получит

  В городе Стамбул

Верблюда

  В два горба.

Сто двадцать спин

  Уйдут в карман.

И будет

  Он богат,

Когда

  Верблюжий караван

Отправит

  На Багдад.

Купец завзятый

  Хайреддин

Гребцов

  Нещадно жал –

Над сердцем

  Рабским впереди

Держал он

  Свой кинжал.

Так два врага –

  Купец и раб –

Таились,

  Зла лютей,

Чтобы росла

  Вражды гора б

Взъерошенных

  Людей.

Так два врага

  Делили дом

В борьбе

  За кровный страх,

Чтобы когда-нибудь

  Потом

Сразиться

  Насмерть, в прах.

Так два врага:

  Иван один,

Телятевский

  Холоп,

Другой –

  Богатый Хайреддин.

Брюхатый

  Остолоп,

Смотрели оба

  На простор

Своих надежд

  И дней.

Галера шла

  Через Босфор

Среди

  Вершин теней.

И каждый

  Думал про свое,

И жизнь волок,

  Как вол.

И каждый метил

  Вдаль копье.

Босфор

  Галеру вел.

Сто двадцать спин

  Хотели знать,

Зачем гребли,

  Куда,

Ведет куда их

  Новизна –

Босфорская

  Вода.

И вот

  Галера

    Вышла из ворот.

Гребцы,

  Взмахнув

    На поворот,

Открыли

  Рот, как грот:

Стамбул яхши!

  Стамбул краса!

Разлив

  Морских дорог.

Горят

  Цветные паруса

На глади гавани,

  Где Рог,

Где Золотой

  Чудесен Рог,

Среди струн мачт

  Прозрачен, строг.

– Стамбул яхши!

  Стамбул яхши! –

Кругом в ушах

  «Яхши» шуршит.

Галеры

  Тысячами в ряд

Уткнулись

  К городу носами,

Где полумесяцы

  Горят

В лесу мечетей

  Вверх усами.

Где город

  Солнцем-серебром

Раскинут

  Бархатным ковром,

В цветах

  Затейливых умов,

В узорах

  Улиц и домов.

Где в пестроте

  Людской реки

Турецких фесок

  Кровь бурлит,

Чалмы,

  Тюрбаны, башлыки.

Арабский шелк

  Муллов-улит[11].

Верблюжья шерсть

  И шерсть ослов.

Чадры. Тюки.

  Волы. Арабы.

Народов смесь.

  Гул резких слов:

– Эй, хабарда[12],

  Идут рабы!–

Яхши Стамбул!

  Блестят глаза

Купцов,

  Торгующих рабами.

Для них Стамбул –

  Сплошной базар,

Ковер, растянутый арбами.

  – Эй, хяль бурда![13]

  Скорей иди! –

Гляди: к груди

  Прижавши перстень

    с изумрудом,

Перебирая четки,

  Хайреддин

    Идет с товаром –

Рабским грузом.

  Сто двадцать тел,

Из бронзы литых,

  Отборных

    Молодых гребцов

Стали

  На рыночные плиты

На зависть

  Алчную купцов.

– Эй, хяль бурда!

  Товар яхши!

Эфенди![14]

  Сам аллах

    Их сделал –

Торгует Хайреддин.

  Сбежались торгаши,

Прикидывают:

  Сколько с тела?

Ай, рабы яхши!

  Ай, хороши!

Но вот один,

  Как Магомет,

Прекрасен

  Счастием примет:

Могуч, красив,

  Отвагой дышит

И гордо

  Голову свою

Он держит

  На плечистой крыше.

Яхши урус!

  Урус не трус:

Готов,

  Как вшей,

Давить

  Брюхатых торгашей.

Рычит

  На жирные башки:

– Не подходи,

  Не тронь!

Не то я ногтем-когтем

  Выпущу

    Султанские кишки

И тут же на базаре

  За гроши

Спущу брюшины,

  Ай, яхши!–

И Пашка,

  Рыжий Пашка тож,

Знай подтыкает

  Ивана

    В прочные бока:

– Ох, дай мне нож –

  Зарежу

    Любого торгаша-быка!

И в перву голову

  Зарезал бы падину –

Нож вместе

  С кулаком всадил я

  В брюхо Хайреддину

Да поволок на плаху

  К ихнему аллаху:

На, мол, получи

  Вонькую образину.

Аллах бы только

  Рот разинул.

Я бы и аллаха

  Раскатал –

Ишь продают нас,

  Как скота!–

Иван скосил глаза,

  Сказал:

– Сто двадцать нас

  В единой куче.

Да там запас

  Таких же рабьих рук,

Да нищих тут

  Голодный круг, –

Не знатно ль было бы

  В кровавой буче

Сорвать башки

  Купцам покруче

И на галерах бы

  Махнуть

Домой обратно

  Морем в путь.

И там поднять кабы

Холопов бы,

  Медведей, на дыбы. –

Пашка брюхо почесал –

  Не поверил в чудеса:

– С чем пойдем мы на врагов,

  Когда нет у нас рогов?

Ни рогов-рогатины,

  Лишь язык ругать иных

Да пустые кулачишки.

  А у них –

    На саблях шишки,

За поясьями ножи,

  У охраны бодажи,

Копья,

  Стрелы, бурдажи.

Вот и сунься,

  Докажи. –

А народ –

  Утиный сброд:

Где какая сторона –

  Не поймешь тут ни хрена.

Все черны

  Тут человечки,

Будто

  Вылезли из печки.

Ерепенятся, кричат

  Наподобие галчат:

  – Хяль бурда! Люля-кебаб!

  Лаваши! Кишмиш!

Долма! Нажрап![15]

  Яхши, эфенди, раб!

Кому раба за ишака?

  Яхши мой раб, шакал:

Из Палестины

  Пришагал

Без пищи, без питья араб.

  Яхши товар –

    Мой раб.

Люля-кебаб!

  Люля-кебаб!–

Торгуют. Варят.

  Пьют. Едят.

И тут же

  Продают ребят.

Яхши Стамбул!

  База в дыму:

Баранов

  Жарят на мангалах.

Шашлык кому?

  Рабов кому?

Кому вина

  В бокалах?

В кофейнях шум,

  Халатов шелк.

Кальяны

  Курят гости,

Базар от пыли,

  Дыма желт.

Купцы

  Играют в кости.

Арабы продают

  Духи – калям.

Фату отмеривают

  Персы. Локти – мера.

Дервиши

  Поют селям[16] –

Стихи

  Хайям Омэра.

С жемчужными дарами

Открыв

  Слоновые ларцы,

Меняются коврами

  Венецианские купцы.

Янтари – у греков.

  Кувшины – у индусов.

У турков – перец и бобы.

  Яхши Стамбул

Восточных вкусов!

  Жесток базар,

    Где вопль – рабы.

Где боль

  Невольников густа,

Как с кровью

  Сжатые уста.

Яхши Стамбул!

  Жесток Восток,

Где рабство женщины

  За каменной чертой

Сокрыто,

  Как ее лицо чадрой.

Где Рамзиэ?

  Где Саадэт?

  Где Черибан?

Таит

  Султанская столица

Их женские

  В гаремах лица.

    Чу! Барабан.

Хан Хайреддин

  С зурной и танцами

И с бурдюком вина,

  Купцов среди,

    С венецианцами

Идет к рабам,

  Звеня султанцами.

Закончив сделку,

  Под свистелку

Хан Хайреддин –

  Базар яхши –

Подсчитывает барыши,

  Набитые с горбов

За проданных рабов.

  Яхши гребцы!

Под танцы

  Всем диваном

Любуются Иваном

  Венецианские купцы:

– Эль белло кабалеро![17] –

  И живо Ване

Имя дали:

  Джиованни.

Ну, Джиованни, ладно.

  Иван просиял

    Устало,

Как будто бы ему

  От этого

    Вдруг легче стало.

Скорей бы

  В путь иной

Жизнь новизной обула,

  Скорей бы да скорей

В даль яростных морей

  На парусах

    Подальше от Стамбула.

Туда, в моря,

  В размашные просторы

Воды и крыльев лебедей,

  Где жизнь

    Вздымает волны-горы

На горе

  Или счастие людей.

Где мир открыт,

  Как новые ворота,

Для таких

  Неслыханных гребцов,

Которым

  Для холопского народа

Не жаль голов

  И золота купцов.

Туда – в моря!

  Глаза его пылают –

Поверх мечетей

  Месяцем горят.

Туда – в моря!

  Вся быль его былая –

Для пушки

  Изготовленный снаряд:

Взорваться бы,

  Раздаться громким громом,

Встрясти луга людей

  Кровавым днем.

По княжеским,

  Помещичьим хоромам

Сверкнуть бы

  Пожирающим огнем.

Туда – в моря! Там,

  В чужедальних странах,

Поди, ведь там

  Такие же рабы

Шпыняют по местам

  В обутках драных.

И много их,

  Как гречневой крупы.

Вздыбить бы всех…

  Взвивались мысли,

Когда Иван

  К галере шел,

Когда рабы

  В раздумье кисли

Под розовый

  Заката шелк.

И даже рыжий

  Пашка Волк,

Потягивая носом

  Сырость моря,

Нахмурился,

  Как вечер, смолк,

С неведомой судьбой

  Своей не споря.

Лишь думал:

  «Где это Венеция,

Заморская страна,

  И долго ли вертеться я

Буду

  На волнах?

Где эта Венеция,

  Какого рубежа?

Хотел бы

  Приглядеться я –

Нельзя ли

  Убежать.

В рабах,

  В холопах, в дураках

Не хочется

  Тужить,

А хочется

  На берегах

Оттачивать

  Ножи

На этих, кто

  Казной богат,

У кого –

  Копье.

На этих, кто

  Пирует, гад,

И кровь,

  Как брагу, пьет.

На этих…

  Ишь, они, купцы,

Под хайреддиновские

  Танцы

Идут в галеру,

  Чтоб гребцы

Орали им:

  «Венецианцы!»

На берегу

  В тряпье народ

И дервиши

  Хайям Омэра,

Открыв стамбульский

  Ржавый рот,

Кричали:

  – Ай, яхши галера! –

Рабы.

  Ковры.

    Тюки.

      Гашиш.

Вино.

  Из шелка паруса.

Купцы.

  Скот.

    Стражники.

      Паши.

Венецианская

  Краса.

Сарай-вар-бар-амбар.

  Любуйтесь,

  Потные муши[18]

За лаваши

  Сгрузившие товары

Храбрейшим рыцарям

  Креста, меча

    И рабьего бича.

Закат в Стамбуле

  Густ, широк,

Как кровь

  Шахсе-вахсе[19].

Вся гавань

  Золотой Рог

Глядит

  Ковром на всех.

В лесу мечетей,

  Мачт, снастей

Блуждает

  Ночи синь,

Из кручи туч

  На круг гостей

Глазеет

  Лунный апельсин.

Галера дрогнула.

  Все враз

Три сотни

  Спин гребцов

Взмахнули хлестко

  Под приказ

Рапировавшихся

  Купцов.

Прощай, базар,

  Турецкий берег,

Огни домов!

  Стамбул-гора,

Теперь тебе

  Рабы не верят,

Как в твой

  Изглоданный Коран.

Теперь рабы

  Иную веру

Почуяли

  В руках, в груди, –

Они бы

  Эту же галеру

Могли бы

  В праздник обратить.

Об этом думы.

  Ночь густа.

Чернее ночи

  Бродит стража.

Молчаньем

  Скованы уста.

Тьма, Бездна.

  Копоть, Сажа.

Три сотни тел

  В поту, под хрип

Гребут и море

  Рвут на части.

От стона – гул,

  От весел – скрип.

От ветра

  Хлещут снасти.

Купцы в покое –

  Спят в шатрах

Под серебром

  Морского месяца.

Лишь дикий ветер,

  Будто страх,

В шатры порывом

  Гнева метится.

Иль то не ветер,

  Дик и пьян,

Гуляет

  В будоражном споре:

Задумал думу

  Раб Иван –

Поднять рабов,

  Как бурю в море.

– Ужо взгребем, –

  Грузя весло,

Шептал холоп

  В затылок Волку, –

Чтоб жизнь

  Привольную несло,

Как в половодье

  Носит Волгу.

– Ужо взгребем! –

  Метался Пашка. –

Кишки купцов

  Развесим всласть.

Тогда лети

  На волю, пташка,

Знай подымай

  Холопью власть.

– Ужо взгребем! –

  Под ветер воем

Рычал Иван. –

  Терпеть нельзя:

Рабам осталось

  Жить разбоем,

Раз так живут

  Купцы, князья.

В Москве, в Руси,

  В орде татарской,

В стране турецкой

  Да и тут,

Как на конюшне

  На боярской,

Один под кнут –

  Капут,

Одна арба,

  Гляди: зверина-стражник

Бьет раба.

  Раб – турок.

Нет, стой, не дам!

  Раб – не окурок.

    А нам не страшно,

Нас тут – груда!

  Эй, хабарда![20] –

    Пашка хрипел:

– Терпи, терпи покуда!–

  Иван орал: – Пора! Пора! –

Волк выл:

  – Терпи пока!

    Не съешь быка

      Без топора.

– Пора!

  – Нет, не пора!

Рабов зря

  В раж не кинь.

    – Эй, хабарда!–

Вбежали стаей

  Стражники

С бичами да копьем.

  Дерут, орут:

    – Убьем! Убем! –

Начальник крикнул:

  – Эй, Джиованни, горе!

Помни о смерти –

  Memento mori![21]

Греби!

  Финита![22] –

    Снова тишь.

Слышь –

  Бьет за волной волна.

    Горе нищим.

Тишь. Лишь

  В облаках луна

Вытаскивает

  Нож из голенища.

Купцы в покое –

  Спят в шатрах,

Где тень,

  Как тигр, легла.

Гуляет ветер,

  Будто страх.

Кругом морская мгла.