Стихотворения

Старый учитель

Продает клубнику

Вместе с торговками —

В одном ряду.

Я узнал его —

Тихого —

Среди крика.

И вдруг испугался:

«Не подойду…»

Но не сумел —

Подошел, покланялся.

Взял от смущения

Ягоду в рот.

Старый учитель —

Торговец покладистый:

За пробу

Денег с меня не берет.

– Купите ягод!

Жалеть не станете… —

И смотрит.

И, кажется, не узнает.

И я смотрю —

Какой же он старенький!

Зачем он ягоды продает?

– Берите!

Смотрите, какие спелые! —

И, глядя на лакомый

Тот товар,

Я вспомнил

Наши уроки первые —

Он нам романтику

Преподавал.

Но я его ни о чем

Не выпытываю,

Меня и так смутил

Его вид.

Продается

Романтика позабытая.

И горькой платой

Мой рубль звенит.

О юность наша!

Ты была нелегкой…

В дыму июней,

В стужах январей

Ты всё познала —

И бомбежек грохот,

И скорбное терпенье матерей.

Ты всё постигла —

Силу и бессилье…

И почтальонов отрешенный взгляд,

Когда по-русски бабы голосили

По тем, кто не воротится назад.

Нам 45-й выдал аттестаты,

А зрелость нашу освятил салют,

И смех отцов, и слезы их солдаток,

Всё перенесших ради тех минут.

И потому задор двадцатилетних

Я принимаю, не боясь беды,

Как в мае зелень принимают ветви,

Чтобы цвести и приносить плоды.

Я иду по базару,

Как по вокзалу,

Мимо чьих-то чемоданов,

По зеленой улице,

Где нейлоновые дамы

С ватником торгуются.

Толчея…

А над ней

То ли смех,

То ль ругань.

Возле свежих окуней

Тетки жмут друг друга.

Пробирается на крик

С виноградом грузовик.

И оттуда, как со сцены,

Продавец зовет народ.

Подхожу,

Гляжу на цены —

Да, не зря он так орет.

Торгует медом молодица,

И сверху вниз летят ресницы.

А к меду липнет молодежь,

На весь базар стоит галдеж:

– Чего ж ты пробать не даешь? —

Торгует медом молодица,

И на виду у тех парней

Она немножечко стыдится

Публичной должности своей.

То засмеется,

То краснеет.

А рядом,

Словно верный страж,

Старуха,

Как Яга,

Над нею —

Мол, не обманешь – не продашь.

А пунцовый отставник,

В тесный китель втиснут,

На листы ученых книг

Рассыпает вишню.

Рядом с трехтонкой старой

Очередь шумно встала.

Здесь продается лето —

Спелое,

Прямо с веток.

У продавца усы —

Добрые, как «пожалуйста…»

И покачиваются весы от усталости.

Я иду налегке,

Уступаю дорогу женщинам.

Горстка персиков в кульке,

Дочери обещанных,

Пробираюсь с ними к выходу,

Медленно иду

Через чью-то выгоду,

Смех

И суету.

Старели женщины до срока,

Когда в ночи

Он отъезжал от темных окон

И угрожал: «МОЛЧИ…»

И мы молчали, друзей стыдились,

Хотя не знали их вины.

А где-то стреляные гильзы

Им счет вели.

О «черный ворон», «черный ворон»!

Ты был внезапен, как испуг.

И просыпался целый город

На каждый стук.

Не видя слез, забыв про жалость,

Свой суд творя,

Ты уезжал… Но оставалась,

Но оставалась тень твоя.

На доме том, где ночью побыл,

На чистом имени жены

Того, чей час нежданно пробил,

Час не дождавшейся вины.

На снах детей, на тыщах судеб,

На всей стране.

Как трудно было честным людям

Жить с тенью той наедине!

И закрывались глухо двери

Перед добром.

И люди разучились верить

Сперва себе. Ему – потом.

О «черный ворон», «черный ворон»,

Будь проклят ты!

Сейчас ты – лишь бумаги ворох

Да безымянные кресты.

Да память горькая, да слезы,

Да имена друзей.

Проехали твои колеса

По сердцу Родины моей.

Последние дни февраля

Завьюжены, но искристы.

Еще не проснулась земля,

А тополю грезятся листья.

И вьюга, как белый медведь,

Поднявшись на задние лапы,

Опять начинает реветь,

Весенний почувствовав запах.

Я всё это видел не раз.

Ведь всё на Земле повторимо.

И весны пройдут через нас,

Как входят в нас белые зимы.

Не ссорьтесь, влюбленные.

Жизнь коротка.

И ветры зеленые

Сменит пурга.

Носите красавиц

На крепких руках.

Ни боль и ни зависть

Не ждут вас впотьмах.

Избавьте любимых

От мелких обид,

Когда нестерпимо

В них ревность болит.

Пусть будет неведом

Вам горький разлад.

По вашему следу

Лишь весны спешат.

По вашему следу

Не ходит беда.

…Я снова уеду

В былые года.

Где были так юны

И счастливы мы,

Где долгие луны

Светили из тьмы.

Была ты со мною

Строга и горда,

А всё остальное

Сейчас, как тогда:

Те ж рощи зеленые,

Те же снега.

Не ссорьтесь, влюбленные,

Жизнь коротка.

Оградились каменной стеной.

Дача и стена – за счет России.

Может быть, они и не просили,

Их чины всему тому виной.

Видно, что-то я не понимаю,

Или усложняю, может быть.

Широка страна моя родная…

Так чего ж заборы городить?

Ну а здесь воздвигнута стена,

Будто незаконное решенье.

Пусть стоит…

Да я боюсь – она

Не нашла бы в душах продолженья.

Как высоко мы поднялись,

Чтоб с Солнцем встретиться в горах!

А ты смеялась, глядя вниз,

Боясь случайно выдать страх.

Я успокаивал тебя…

Когда вдвоем – совсем не страшно.

И горы в красках октября

Внимали этим мыслям нашим.

О, как порою высота

Сердцам людским необходима:

Обиды, беды, суета,

Как облака, – проходят мимо.

Я не строил дома,

Не прокладывал трасс,

Без меня в закрома

Целина пролилась.

Без меня день-деньской

Солнце бродит в котлах,

Бьется невод тугой

Не в моих кулаках.

Дел немало в стране.

И ничьей нет вины,

Что другим, а не мне

Те дела суждены.

Но, когда я сажусь

Вновь за письменный стол,

Я беру этот груз,

Как бы ни был тяжел.

Через сердце мое

Всё проходит тогда:

Я и тку суровье,

И вожу поезда.

Надо много суметь:

Дом, как песню, сложить,

Одолеть чью-то смерть

И принять чью-то жизнь.

Встать с солдатами в строй,

В шторм стоять рулевым.

Ничего, что порой

Мне труднее, чем им.

Ни в жару, ни в пургу

Не покину я их.

Я без них не могу,

Как без песен своих.

Я без них не могу!

Не могу, черт возьми,

Я остаться в долгу

Перед теми людьми,

Что приходят ко мне,

Как на Землю рассвет.

Без кого на Земле

И поэзии нет.

Не смейте забывать учителей.

Они о нас тревожатся и помнят.

И в тишине задумавшихся комнат

Ждут наших возвращений и вестей.

Им не хватает этих встреч нечастых.

И сколько бы ни миновало лет,

Слагается учительское счастье

Из наших ученических побед.

А мы порой так равнодушны к ним:

Под Новый год не шлем им поздравлений

И в суете иль попросту из лени

Не пишем, не заходим, не звоним.

Они нас ждут. Они следят за нами

И радуются всякий раз за тех,

Кто снова где-то выдержал экзамен

На мужество, на честность, на успех.

Не смейте забывать учителей.

Пусть будет жизнь достойна их усилий.

Учителями славится Россия.

Ученики приносят славу ей.

Не смейте забывать учителей.

Отцы умчались в шлемах краснозвездных.

И матерям отныне не до сна.

Звенит от сабель над Россией воздух.

Копытами разбита тишина.

Мужей ждут жены.

Ждут деревни русские,

И кто-то не вернется, может быть.

А в колыбелях спят мальчишки русые,

Которым в сорок первом уходить.

…Заслышав топот, за околицу

Бежал мальчонка лет шести.

Всё ждал – сейчас примчится конница.

И батька с флагом впереди.

Он поравняется с мальчишкой,

Возьмет его к себе в седло…

Но что-то кони медлят слишком

И не врываются в село.

А ночью мать подушке мятой

Проплачет правду до конца.

И утром глянет виновато

На сына, ждущего отца.

О, сколько в годы те тревожные

Росло отчаянных парней,

Что на земле так мало прожили,

Да много сделали на ней.

…Прошли года.

В краю пустынном

Над старым холмиком звезда.

И вот вдова с любимым сыном

За сотни верст пришла сюда.

Цвели цветы. Пылало лето.

И душно пахло чабрецом.

В чужой степи мальчишка этот

Впервые встретился с отцом.

Прочел, глотая слезы, имя,

Что сам носил двадцатый год,

Еще не зная, что над ними

Темнел в тревоге небосвод.

Что скоро грянет сорок первый,

Что будет смерть со всех сторон,

Что в Польше под звездой фанерной

Свое оставит имя он…

…Вначале сын ей снился часто.

Хотя война давно прошла,

Я слышу – кони мчатся, мчатся

Всё мимо нашего села.

И снова мыкая бессонницу,

Итожа долгое житье,

Идет старушка за околицу,

Куда носился сын ее.

«Уж больно редко, – скажет глухо, —

Дают военным отпуска…»

И этот памятник разлукам

Увидит внук издалека.

Я помню первый день войны…

И страх, и лай зениток,

И об отце скупые сны —

Живом, а не убитом.

Война ворвалась стоном – «Жди…»

В бессонницу солдаток.

Еще всё было впереди —

И горе, и расплата.

А ныне добрая земля

Покрыта обелисками.

Война кончалась для меня

Слезами материнскими

И возвращением отца,

И первым сытным ужином…

Но до сих пор ей нет конца

В душе моей контуженной.

На свадьбе много было спето песен,

Лишь мама за столом была грустна.

Давным-давно ее медовый месяц

На первом дне оборвала война.

И целый век одной надеждой прожит,

Всю жизнь она отца с войны ждала.

Я не хочу, чтоб наше счастье тоже

Когда-нибудь беда оборвала.

Медовый месяц – быть с тобою рядом.

Медовый месяц – знать, что любишь ты.

Идем ли на рассвете майским садом,

Или дарю я поздние цветы.

И мы с тобой несемся в вихре вальса

Навстречу счастью и своей судьбе.

Прости, что я немного задержался,

Пока дорогу отыскал к тебе.

Пусть не стихает эхо наших песен,

Мне так спокойно возле добрых глаз.

Медовый месяц, ах, медовый месяц,

Ты никогда не уходи от нас.

Матери, мы к вам несправедливы.

Нам бы вашей нежности запас.

В редкие душевные приливы

Мы поспешно вспоминаем вас.

И однажды все-таки приедем,

Посидим за праздничным столом.

Долго будут матери соседям

О сынах рассказывать потом.

А сыны в делах больших и малых

Вновь забудут матерей своих

И слова, не сказанные мамам,

Вспоминают на могилах их.

Наклонилось к речке дерево

Так, что плавает листва.

Здравствуй, царство Берендеево,

Край лесного волшебства!

Помню я тебя весною,

И в жару, и в холода.

Пахнет небом и сосною

Беспокойная вода.

Осень щедро платит лету

Золотой валютой долг.

Дятлы счет ведут монетам —

И на счетах щелк да щелк.

А у речки Вертушинки

Так же весел синий взгляд.

В небе звезды,

как снежинки,

Всё летят – не долетят.

Скоро в царстве станет пусто,

Затаится в дебрях тишь…

Всё равно с тобой не грустно,

Даже если ты грустишь.

Уже декабрь…

И потому

Зима соскучилась по снегу.

Как я соскучился по смеху —

По твоему.

Безудержный, искристый, Смех от души!

Неистовый и чистый,

Снег, поспеши!

Морозами расколота,

Земля всё ждет его.

И мне, как полю,

Холодно

Без смеха твоего.

Я стал бояться тишины…

Когда иду я улицей ночной,

Мне кажется – я слышу чьи-то сны.

И тишина смыкается за мной.

Всё безмятежно, всё в плену покоя.

Вокруг меня – ни одного лица.

Я в тишину вхожу, как входят в горе,

Когда ему ни края, ни конца.

Когда оно вот так неотвратимо,

Как эта притаившаяся тишь.

И улица – как старая картина,

Где ничего почти не различишь.

Но я ее намеренно бужу,

Стучусь в асфальт я злыми каблуками.

Уснувшему беспечно этажу

Кидаю в стену крик свой,

Словно камень.

Чтоб кто-нибудь бы вышел на порог

Или хотя бы выругался, что ли…

Я в той ночи, как будто в чистом поле,

Где голос мой и страх мой одинок.

Мне непонятна злая зависть,

Когда любой чужой успех,

Тебя, по сути, не касаясь,

И гонит сон, и гасит смех.

О эти маленькие войны

И самолюбий, и обид!

И мы уже в поступках вольны,

Покуда совесть сладко спит.

И похвала уже – как ребус,

Где твой успех – скорей вина.

Ах, эта мелкая свирепость

Того смешного грызуна…

Живет отставной полковник

В квартире из трех комнат.

Живет не один – с женой,

Собакой и тишиной.

И всё у него заслуженно:

Пенсия и почет,

Голос в боях простуженный,

Шрамы наперечет.

А жизнь-то почти прошла.

И всё в этой жизни было…

Да вот жена подвела:

И сына не подарила,

И дочку не родила.

Живут старики вдвоем.

Писем не получают.

Детей своих не встречают.

Внучат не качают.

И дом их пустой печален,

Как осенью водоем.

Я подумал – стать бы деревом,

Чтобы весь свой долгий срок

Не жалеть о всем содеянном

И о том, чего не смог.

Не страдая, не завидуя,

Позабыв друзей своих,

Молча встану над обидами

И над радостями их.

Не грустя о днях потерянных,

Буду ждать иной судьбы…

Почему не стать мне деревом,

Коль в чести у нас дубы.

В комнате моей светло и пусто.

Но порой бывает тесно в ней

От воспоминаний, если грустно,

От друзей, когда еще грустней.

Дружба, вероятно, как транзистор,

Ловит на знакомой ей волне

Наши беды, радости и мысли,

Если с ними мы наедине.

И друзья без умысла приходят,

Как улыбка, дождик или сон.

В доме ничего не происходит,

Просто дом от всяких бед спасен.

Ничего я без друзей не значу,

Ни черта без них я не смогу.

И они не могут жить иначе,

Видно, тоже у меня в долгу.

Это как наваждение —

Голос твой и глаза.

Это как наводнение.

И уплыть мне нельзя.

Всё затоплено синью,

Синим взглядом твоим.

Посредине России

Мы с тобою стоим.

И весенние ветки

Над водой голубой

Словно добрые вехи

Нашей встречи с тобой.

Я смотрю виновато.

Я в одном виноват,

Что чужой мне была ты

Час иль вечность назад.

Зимний пир – таков в лесу обычай —

Собирает много птичьих стай.

И плывет по лесу гомон птичий,

Словно за столом звенит хрусталь.

Собирая корм, синицы скачут,

На снегу расселись снегири,

Будто это расстелили скатерть,

Вышитую пламенем зари.

Через сук салфетку перекинув,

Над гостями клонится дубок.

Набросали птицы под осину

Кучу вилок – отпечатки ног.

Щедрый вечер им на третье подал

С медом рог…

Ты только посмотри:

Раскраснелись, словно от работы,

Сытые смешные снегири.

И, в густую хвою песни спрятав,

Засыпают птицы на суках…

А внизу стоят, как поварята,

Пни в огромных белых колпаках.

Смерть всегда преждевременна…

И с годами сильней

В нас бессмертная, древняя

Зреет ненависть к ней.

Сколько ты бы ни прожил,

Что ни сделал бы ты —

Это всё станет прошлым

С подведеньем черты.

Сколько ты бы ни сделал,

Всё покажется мало —

От вакцины Пастера

До интеграла…

Сделать многое хочется,

Даже что-то в запас,

Чтобы жизнь, как пророчество,

Непременно сбылась.

Никогда не бередите ран

Той любви, что вас не дождалась,

Что до вас слезами пролилась

И прошла, как утренний туман…

Будьте выше собственных обид,

Будьте выше ревности к былому.

Всё пройдет, и всё переболит,

Разнесет, как по ветру солому.

Просто очень поздно вы пришли,

Кто же знал, что вы придете поздно?

Не грустите по ушедшим веснам,

Доброте учитесь у Земли.

Но как важен этот ваш приход!

Пусть он был немного запоздалым,

Ничего нам не дается даром,

А любовь сомнения зачтет.

У нас одинаковые глаза,

Только твои сине́е.

У нас одинаковые глаза,

Только мои грустнее.

У нас одинаковые глаза.

И разные адреса.

И разные по утрам рассветы

В моем окне,

На твоем этаже.

И разные радости и секреты

В сердце твоем

И в моей душе.

Через беды,

Через разлуки

Провожает тебя мой страх.

Слышишь сердце?

Ты —

В этом стуке.

Видишь слезы?

Ты —

В тех слезах.

И приходят ко мне твои письма,

Как в горло приходит ком…

Словно ты на руках у меня повисла,

Прибежав из разлуки в дом.

– Здравствуй! —

Строчки прыгают вверх и вниз.

– Здравствуй!

И продолжается жизнь…

Приехали туристы из Германии.

Из Западной,

Где этот самый Бонн.

Их ждали,

Всё продумали заранее —

Экскурсии, купание и сон.

Их поселили в номерах с балконами,

Сперва оттуда выселив своих.

Мне показались очень уж знакомыми

Ухмылки немцев

И нахальство их.

Я слышу речь,

Пугавшую нас в детстве,

Когда она входила в города…

И никуда от памяти не деться,

От гнева не укрыться никуда!

Они горланят в ресторане гимны.

И эти гимны —

Словно вызов нам.

От пуль отцов их

Наши батьки гибли

Не для того, чтоб здесь

Наглеть сынам.

Я понимаю —

Мы гостеприимны

И для друзей распахиваем дом —

Ждем их вопросов,

Слушаем их гимны

И речи произносим за столом.

Но эти,

Что приехали из Бонна,

Скажу по правде —

Ненавистны мне.

И снова мне и яростно,

И больно,

И снова я как будто

На войне.

Они идут вдоль берега,

Гогочут…

Откормлены,

Чванливы

И горды.

А рядом море Черное грохочет, —

С родной земли смывает их следы.

Как руки у Вас красивы!

Редкостной белизны.

С врагами они пугливы,

С друзьями они нежны.

Вы холите их любовно,

Меняете цвет ногтей.

А я почему-то вспомнил

Руки мамы моей.

Упрека я Вам не сделаю,

Вроде бы не ко дню.

Но руки те огрубелые

С Вашими не сравню.

Теперь они некрасивы,

А лишь, как земля, темны.

Красу они всю России

Отдали в дни войны.

Всё делали – не просили

Ни платы и ни наград.

Как руки у Вас красивы!

Как руки мамы дрожат…

Грустит ночами старый дом.

В нем поселились мрак да ветер.

А дому снится на рассвете

Всё чей-то шепот под окном.

Он просыпается, волнуясь,

И, затаив дыханье, ждет,

Что кто-то дверь его резную

С привычным шумом распахнет.

Но тихо всё. Во мраке комнат

Ткут паутину пауки,

Да половицы смутно помнят

Еще недавние шаги.

Покинут дом весельем детским,

Теплом хозяев и гостей.

И никуда ему не деться

От трудной памяти своей.

Смотрела крепостная мастерица

На вышитую родину свою…

То ль серебро,

то ль золото искрится,

То ли струятся слезы по шитью.

И лишь ночами вспоминала грустно,

Как бьется лебедь в лапах у орла…

Откуда же пришло твое искусство?

Чьим колдовством помечена игла?

А было так:

проснувшись на печи,

Крестьянка вдруг почувствовала

Солнце,

Когда сквозь потемневшее оконце

Пробились к ней весенние лучи.

Как нити золотые,

всю избу

Они прошили радостным узором.

Она смотрела воскрешенным взором

И утро принимала за судьбу.

Всё в ней дрожало,

волновалось,

млело.

И белый свет —

как россыпи огней.

Она к оконцу оглушенно села…

И вот тогда

пришло искусство к ней.

Пришло от Солнца,

от надежд —

оттуда,

Где ничего нет ближе красоты.

Она в иголку вдела это чудо,

Ниспосланное небом с высоты.

И не было прекраснее товара

На ярмарках заморских, чем ее.

Она надежду людям вышивала,

И горе,

и отчаянье свое.

Поэта решили сделать начальством,

А он считает это несчастьем.

И происходят странные превращенья:

Те, кто при встречах кивал едва,

Теперь – как пальто – подают слова.

Здороваются, словно просят прощенья.

Поэт не привык

К этим льстивым поклонам,

К фальшивым взглядам

Полувлюбленным.

Он остается во всем поэтом

И еще чудаком при этом.

Прежним товарищем для друзей,

Чернорабочим для музы своей.

И добрая слава о нем в народе,

А он продолжает свое твердить:

«Должность приходит и уходит —

Поэзии некуда уходить…»

Березы в ночи – как улыбки…

Вот так улыбается Русь

Сквозь беды свои и ошибки,

Сквозь майские грозы и грусть.

Березы – как давние даты,

Что всё еще в сердце остры.

Похожи на русских солдаток

Березы военной поры.

Светлы, величавы и строги,

С Россией сроднившись судьбой,

Стояли у каждой дороги,

Солдат провожая на бой.

Бежали за поездом следом,

В снегу утопая по грудь…

Зимою бежали и летом,

И был нескончаем их путь.

Собой партизан укрывали,

Плечом подпирали жилье,

Бойцам на коротком привале

Тепло отдавали свое.

Березы – разлуки и встречи,

Печаль над безмолвием трав…

Люблю ваши сильные плечи

И тихий приветливый нрав.

Березы, березы России —

Вы всё вместе с нами прошли.

И нету конца вашей силе,

Идущей от русской земли.

Самое горькое на свете состояние —

Одиночество.

Самое длинное на Земле расстояние

То, которое одолеть не хочется.

Самые злые на свете слова:

«Я тебя не люблю…»

Самое страшное —

Если ложь права,

А надежда равна нулю.

Самое трудное —

Ожиданье конца

Любви.

Ты ушла,

Как улыбка с лица,

И сердце

Считает

Шаги

Твои…

И все-таки я хочу

Самого страшного,

Самого неистового,

Хочу!

Пусть мне будет беда вчерашняя

И счастье завтрашнее по плечу.

Я хочу и болей, и радостей,

Я хочу свою жизнь прожить

Не вполсердца, не труся, не крадучись.

Я взахлеб ее стану пить.

Я хочу ее полной мерой —

В руки, в сердце, в глаза и в сны…

Всю – с доверием и с изменой,

Всю – от крика до тишины.

Я с книгой породнился в дни войны.

О, как же было то родство печально!

Стянув потуже батькины штаны,

Я убегал от голода

В читальню.

Читальня помещалась в старом доме.

В ту пору был он вечерами слеп…

Знакомая усталая мадонна

Снимала с полки книгу,

Словно хлеб.

И подавала мне ее с улыбкой.

И, видно, этим счастлива была.

А я настороженною улиткой

Прилаживался к краешку стола.

И серый зал

С печальными огнями

Вмиг уплывал…

И всё казалось сном.

Хотя мне книги хлеб не заменяли,

Но помогали забывать о нем.

Мне встречи те

Запомнятся надолго…

И нынче —

В дни успехов иль невзгод —

Я снова здесь,

И юная мадонна

Насущный хлеб

Мне с полки подает.

Послушайте симфонию весны.

Войдите в сад,

Когда он расцветает,

Где яблони,

Одетые цветами,

В задумчивость свою погружены.

Прислушайтесь…

Вот начинают скрипки

На мягких удивительных тонах.

О, как они загадочны и зыбки,

Те звуки,

Что рождаются в цветах!

А скрипачи…

Вон сколько их!

Взгляните…

Они смычками зачертили сад.

Мелодии, как золотые нити,

Над крыльями пчелиными дрожат.

Здесь всё поет…

И ветви, словно флейты,

Неистово пронзают синеву…

Вы над моей фантазией не смейтесь.

Хотите, я вам«ля мажор» сорву?

О благородство одиноких женщин!

Как трудно женщиною быть.

Как часто надо через столько трещин

В своей судьбе переступить…

Всё ставят женщине в вину:

Любовь,

Когда она промчится,

Когда с печалью обручится,

Оставив надолго одну,

В воспоминанья погребенной…

А люди уж спешат на суд —

И всё – от клятв и до ребенка —

Словами злыми назовут.

И пусть…

Зато она любила…

Где знать им, как она любила!

Как целовала – аж в глазах рябило,

Как встреч ждала,

Как на свиданья шла…

О, где им знать, как счастлива была!

Пускай теперь ей вспомнят все пророчества.

(Да, осторожность, ты всегда права…)

Пускай ее пугают одиночеством.

А женщина целует ручки дочери

И шепчет вновь счастливые слова.

Я подумал:

«Мне тридцать пять».

И, ей-богу, мне стало страшно.

Жизнь бы заново всю начать,

Возвратиться бы в день вчерашний!

Много там у меня долгов —

Неоконченных дел и песен.

Был я празден и бестолков,

Слишком в юности куролесил.

Я в те годы не мог понять,

Как ответственна в жизни юность.

И приходится в тридцать пять

За нее вершить

и думать.

Женщину с печальными волосами

Цвета декабрьской вьюги

Я сажаю в веселые сани

И дыханьем ей грею руки.

Женщина —

Одиночество вдовье…

Но о том я тебя не спрашиваю,

Как живется тебе с любовью,

Если радость она —

Вчерашняя.

Если вся она – безнадежность,

Нетерпенье того,

Что минуло,

Если вся она – невозможность

Смеха,

Взгляда,

Голоса милого.

Кто был муж твой?

Ученый-атомщик?

Или летчик?

В то утро раннее

Он ушел от тебя еще затемно

И вернулся воспоминанием.