РОССИЯ

Под окном моим, ночью, на улице, —

да на улице города чуждого, —

под окном, и в углу, в каждой комнате, —

в каждой комнате, — да неприветливой, —

наяву и во сне, — словно в зеркале

отраженье свечей многоликое, —

передо мною, за мною, — повсюду ты,

ах, повсюду стоишь, незабвенная!

Все мы — странники, нищие, гордые:

и цари-то и голь перекатная… —

заклинаем тебя, заклинаем мы:

где ты, лютая, где ты, любовная?

Отзовись! — Но молчишь ты, далекая, —

и глаза твои странникам чудятся, —

то лучистые, то затемненные,

как вода в полдень солнечно-ветряный…

А теперь ты печально потупилась,

одинокая ты, одинокая!

Скоро ль сын твой вернется из сумрака,

и возьмет тебя ласково за плечи,

и, безмолвно, глаза твои бедные

поцелуем откроет таинственным?

Ты потупилась, жалкая, чудная, —

и душа твоя — нива несжатая:

наклоняйтесь, колосья незримые, —

думы кроткие, думы великие!

Где же серп? Он — в забытой часовенке;

на иконе, туманной как облако, —

он белеет над ликом Спасителя…

Где же серп? Он в неведомом озере

в новолунье сияет, закинутый…

Ты потупилась, милая, милая!

Холодеешь в тумане мучительном;

твои руки бессильные светятся,

словно снежные ветви, недвижные…

Ах, летите, звените, весенники!

Да заплещут в лазури заплаканной

ветви яблони, яблони белые!..

Под окном моим, ночью, на улице, —

в моем сердце певучем и жалобном, —

за горами, за тучами, за морем, —

ты стоишь, о моя несравненная!..

Опечалена вестью пылающей,

расклубившейся мглою обвеяна,

одинока, поругана многими, —

но родимая, но неизменная!..

<Ноябрь 1922>

Загрузка...