Санька, конечно, не поверил напутствиям Семушкина; «Забирай левее, береги жизнь молодую», взял вправо и, как в котел с кипятком, ухнул в глубокую яму, заросшую крапивой.
Выскочил, как ошпаренный, и стремглав помчался к дому. Лицо и руки, обожженные крапивой, горели, покрылись крупными багровыми волдырями. Сердце Саньки было переполнено самыми мстительными чувствами.
И так посмеяться над ним! Пообещать показать какую-то необыкновенную пшеницу, завести на участок, а потом так бесцеремонно выставить вон…
Перебирая в уме всевозможные способы расправы с обидчиками, Санька незаметно дошел до своего дома.
«А зачем Федя со Степой про пилотку спрашивали?» - вспомнил он, и ему стало не по себе. Вновь принялся за поиски. Но пилотки нигде не было. Санька позвал с улицы Никитку и учинил грозный допрос. Тот клялся и божился, что не брал пилотку.
- Я как в прошлый раз надел ее, а ветер как дунет да понесет ее в лужу, а ты мне как дашь тычка, - я теперь и не смотрю на нее.
- Петька твою пилотку забрал. Он рано прибегал, ты еще спал, - сказала Феня.
Санька побежал к Девяткиным. И только свернул за угол избы, как заметил идущего от колодца Петьку. Тот нес на коромысле ведра с водой. Вид у Петьки был такой, словно он оказывал кому-то великое одолжение.
Ведра мотались из стороны в сторону, отбрасывали солнечные зайчики, вода выплескивалась на горячую белую пыль, оставляя темные пятна.
Петька сделал вид, что всецело поглощен ведрами и не замечает Саньки.
- Соседей не признаешь? - Санька ухватился за коромысло.
- А-а, Коншак! - деланно удивился Петька, ставя ведра на землю. - Вот, понимаешь, чем заниматься заставляют. Воду носи, огород поливай, то, се… Жуткое дело! Разве это сподручно нашему брату? Тоска зеленая… Я, понимаешь, жерлицу приготовил, червей накопал…
Напав на свою излюбленную тему - о рыбалке, Петька уже не мог остановиться. На голавля сейчас самый клев. Идти надо к Черному омуту, под вечер. С ними еще собирался Тимка Колечкин. Но лучше его не брать - распугает всю рыбу…
- Про голавлей потом, - перебил его Санька. - Где моя пилотка? Тебя кто просил хапать ее без спросу?
- Так ты же сам мне позволил поносить ее. Еще третьего дня. Вспомни-ка!
- А сейчас где она? Покажи.
- Не переживай, Саня. Пилотка твоя в целости, дома у меня. В момент доставлю, - засуетился Петька и, забыв про ведра, побежал в избу.
Офицерская суконная пилотка, подарок раненого лейтенанта из госпиталя, куда Санька возил подарки от колхозниц, была гордостью мальчика. Почти новенькая, с эмалированной красной звездочкой, пилотка пришлась ему как раз впору, и он носил ее, как и положено по воинскому уставу: сдвинув на левый висок, приподняв на два пальца над бровью.
Мальчишки завидовали Саньке и часто выпрашивали у него поносить пилотку. Санька не отказывал.
Петька в обмен на пилотку не раз предлагал Саньке свою новенькую клетчатую кепку или перочинный нож вместе с роскошной расческой из пластмассы. Но Саньку не прельщали все эти блага, и Петьке доставалось только время от времени поносить пилотку день-другой.
Прошло пять минут, а Петька не появлялся. Санька заглянул через окно в избу. Там никого не было.
«Наверное, через двор убежал. Куда бы это?» - подумал Санька и оглядел улицу.
У колодца, за высокой кучей длинных ошкуренных бревен, похожих на огромные восковые свечи, он услышал ребячьи голоса.
Санька обогнул бревна и увидел Петьку и Тимку Колечкина. Они играли в бабки.
Петька только что метнул по кону тяжелой свинчаткой, и бабки, как вспугнутая воробьиная стая, взмыли в воздух и рассыпались по сторонам. Он собрал их и ссыпал в кепку, уже и без того доверху набитую бабками. Тимка с завистью посматривал на Петькин выигрыш.
- Так! - присвистнул Санька. - С Тимкой связался!
- Пристал, понимаешь, отбою нет: сыграй да сыграй с ним. Ну, я показал класс. Пусть учится, пока Девяткин жив. - И Петька потянулся к бабкам.
Но Санька опередил его, схватил кепку, вытряхнул бабки к ногам Тимки и шагнул к Девяткину.
Петька благоразумно отступил немного назад. А Санька, заложив руки назад, все шел и шел прямо на него. Петька прибавил шагу. То же сделал и Санька. Вдруг Петька затрусил к дому. Но бегать он был не мастер, и Санька в несколько скачков отрезал ему путь, заставил бежать вдоль улицы.
Неизвестно, чем бы кончилось это преследование, если бы Петька не заметил Санькину мать.
- Здравствуйте, тетя Катя! - закричал он, подбегая к ней.
- Здравствуй, если не шутишь. Куда это гоните, как на пожар?
- А мы трехкилометровку бежим… на спор. Санька все задавался - я, я… неперегонимый. Сами видите, кто впереди… - Пунцовый Петька перевел дыхание.
Нет, Катерина встретилась очень кстати. При ней Санька, конечно, не посмеет тронуть его и пальцем.
- Что ж, Саня, первенство уступаешь? - спросила мать.
- Будет ему первенство… - процедил раздосадованный Санька.
- Вот он всегда так, тетя Катя… проиграет и сердится. - И Петька, на всякий случай держась поближе к Катерине, все дальше уходил от Саньки и посмеивался: кто же не знает, что Коншак горяч, но отходчив и к вечеру обо всем забудет!
К Саньке подошел Тимка.
- Чего вы с Девяткиным не поделили? - спросил он.
- Пилотку он мою взял… не отдает до сих пор.
- Так он же ее обронил… на участке у Векшина.
- Как - на участке? Ты откуда знаешь? - остановился Санька.
- Да мы вместе туда лазили. - простодушно признался Тимка и покраснел. - За клубникой! А она еще зеленая, кислая, скулы сводит… И на деда Векшина чуть не напоролись.
- Тимка ты Тимка, коровка божия! - только и нашелся сказать Санька.
Но история с пилоткой на этом не кончилась.
Вечером, наспех перекусив, Катерина ушла на заседание правления колхоза, где сегодня шла речь о сенокосе. Детям она наказала ужинать и пить чай без нее.
Феня поставила самовар, и молодые Коншаковы сели за стол.
Не успел Санька выпить первый стакан, как в избу вошла Маша Ракитина.
- Здравствуйте! Чай да сахар вам, - сказала она.
- Милости просим, - степенно ответила Феня. - Садись с нами чай кушать.
- Спасибочки, я уже дома пила.
Но Феня, как и полагается гостеприимной хозяйке, поставила к столу табуретку, обмахнула ее тряпкой и налила чашку чаю.
Маша еще раз отказалась для приличия, потом присела к краешку стола.
Санька ее не замечал, шумно отхлебывал из стакана чай и косил глазами в газету.
Маша поставила блюдце на кончики растопыренных пальцев, подула на обжигающий чай.
- А мы скоро сенокосничать будем, - певуче сообщила она Фене: - и мальчишки все и девчонки. Теперь совсем рано вставать придется, с первыми петухами. Нас сама Татьяна Родионовна позвала. Обязательно, говорит, приходите, очень вас просим, никак нам без вас с сенокосом не управиться…
- А я что говорил! - не выдержал Санька, хотя он и дал себе слово не разговаривать с Машей. - Не время сейчас в бирюльки играть. В колхозе и поважнее дела есть. Ну, а насчет «очень вас просим» - это уж ты прибавила.
Маша и глазом не повела на Саньку и продолжала рассказывать:
- «Сенокос у нас, - говорит Татьяна Родионовна, - большой, а вы наши самые первые помощники, и на вас вся надежда».
- А мне можно в помощники? - попросилась Феня.
- Четвертому классу, пожалуй, можно. Мы вас сено шевелить поставим.
- Кто это «мы»? - спросил Санька.
- А наша бригада, векшинская.
- Интересно знать, - усмехнулся Санька, - что вы делать будете на сенокосе?
- Известно что… сено сушить, косить…
- Косить?! Когда же у вас косари народились? Или после дождичка, как грибы? И много их?
- Много не много, а все мальчишки косить будут.
- И Федя Черкашин?
- Само собой.
Тут полагалось бы от удивления присвистнуть, но новость была настолько неожиданной, что Санька поперхнулся чаем и сильно закашлялся. Перепуганная Феня кинулась к нему и забарабанила по спине.
Федя Черкашин - косарь! Собирать золу, перебирать зерна, копаться на грядках, каждая из которых с пятачок, - это еще куда ни шло. Тут большой сноровки не требуется. Но косить траву! Весь же колхоз знает, что сносных косарей среди стожаровских мальчишек раз, два - и обчелся: он, Коншаков, Степа Так-на-Так, немного Петька Девяткин да еще человека три-четыре.
Наконец Санька откашлялся.
- И что вы как сговорились: в обед Никитка поперхнулся, сейчас - ты, - упрекнула его Феня и, вдруг вспомнив, что она не вынесла теленку пойла, выбежала на двор.
- Тогда дело верное. С такими косарями, как Федя Черкашин, Стожары по гроб жизни не пропадут, на первое место выйдем, - заметил Санька. Его разбирал лукавый смешок, но он старался говорить серьезно и почтительно.
- А ты не задирайся очень-то! - вспыхнула Маша. - Много вы с Девяткиным понимаете о себе. Связался с ним веревочкой… он и тащит тебя не знаю куда.
- Кто тащит? - Санька с грохотом полез из-за стола. - Чего ты меня учишь, как маленького!
- Как же тебя не учить? До чего дошел… жуком клубничным заделался!
- Каким жуком?
- Есть такие на белом свете… - Девочка сунула руку под кофту, вытащила пилотку и кинула ее на стол. - Бессовестный ты!
Она опрометью выскочила за дверь, а через минуту ее злое личико просунулось с улицы в открытое окно:
- В другой раз за ягодами полезешь - пилотку дома оставляй… опять потеряешь.
- Маша!.. Маша!.. - Санька кинулся к окну, но там уже никого не было.
Он долго вертел пилотку в руках, потом решительно направился к Девяткину.
Тот сидел на крыльце и пиликал на гармошке. Заметив Саньку, он быстро поднялся:
- Понимаешь, какое дело… Искал, искал твою пилотку… Как сквозь землю провалилась. Завтра опять искать буду.
Но тут, к немалому Петькиному удивлению, Санька вытащил из кармана пилотку, пребольно щелкнул его по носу и потащил за собой.
- Пошли к бревнам… поговорим.
Чувствуя, что разговор не обещает ничего хорошего, Девяткин решил пуститься на хитрость:
- Дай хоть гармошку сниму…
Санька выпустил его руку. Девяткин вбежал в калитку и закрыл ее на засов.