Стожары. Повесть

Глава 38
БРИГАДИР

Хорошо спится на рассвете! Катерина подошла к кровати и тронула Саньку за плечо. Но сон еще крепко держал мальчика: Санька мычал, натягивал на лицо одеяло, яростно отбивался ногой. Катерина решила было не будить мальчика так рано, но потом вспомнила, какой сегодня день, и вновь наклонилась над ним.

- Вставай, сам же просил разбудить… На Старую Пустошь выходим.

Санька открыл глаза, огляделся и сразу вскочил на ноги. Он тоже все вспомнил. В эти дни, когда по всему району начался подъем запущенных земель, их колхоз решил наконец взяться за Старую Пустошь. Вот почему сегодня стар и млад двинулись к Старой Пустоши.

В первые дни колхозницы срывали кочки, засыпали землей ямы, рытвины, корчевали кустарник. Мальчишки свозили валежник и хворост в огромные кучи и разжигали костры. Длинные языки пламени взвивались высоко к небу и завывали, точно сердитые псы.

Санька с Федей с таким усердием орудовали около костров, что лица у них покраснели, как у кочегаров, волосы пропахли дымом, подпаленные брови и ресницы закурчавились и на рубахах от стреляющих из костров угольков появились дырочки.

Затем на расчищенную Старую Пустошь выехали пахари.

Саньку по-прежнему тянуло к коням.

Как-то раз он встретил при въезде в деревню подводу, запряженную Муромцем. На ней ехала Анка Спешнева, возившая молоко в город вместо Евдокии Девяткиной.

Заунывно скрипели немазаные колеса, вовсю трезвонили жестяные бидоны, но сонная, разомлевшая от жары возчица ничего не замечала.

Санька остановил Муромца, потрогал упряжь, растолкал Анку:

- Смотри: седелка на боку, дуга завалилась. Колеса скрипят, на сто верст слышно. Разве так стожаровские ездят? Да я бы сквозь землю со стыда провалился!

- Тоже мне наставник! - фыркнула Анка.

- Наставник не наставник, а требует по делу, - подошла Татьяна Родионовна. - Ты, Нюра, нашу колхозную марку не порочь. Народ знаешь как судит: какова упряжь, таковы и хозяева… Ну-ка, Коншаков, покажи, как с лошадью нужно управляться.

Санька быстро перепряг лошадь, выровнял дугу, поправил седелку, туго затянул чересседельник.

- Картинка! - похвалила Татьяна Родионовна. - Вот что, Саня: зайди-ка вечерком в правление… Поговорить надо.

Медленно тянулось время в этот день. Саньке даже казалось, что солнышко решило совсем не закатываться и светить до нового утра. Наконец стемнело. Отказавшись от ужина, Санька полетел в правление. У крыльца постоял немного, отдышался от бега и в контору вошел неторопливым, степенным шагом.

Татьяна Родионовна была не одна.

За столом сидели члены правления, Андрей Иваныч, Лена.

- Вот и молодой Коншаков, легок на помине, - сказала председательница и поманила Саньку поближе к столу: - С конями, значит, умеешь управляться?

- Ничего… получается…

- И ребята тебя слушаются?

- А как же!

- Тут, Саня, такое дело. Жатва подходит, обмолот. Снопы надо возить с поля, хлеб государству сдавать. А людей не хватает. Вот и решили мы на правлении транспортную бригаду из ребят собрать. Только вот не знаем, кого за старшего над ними поставить. Ты как, Саня, думаешь?

Сердце у Саньки упало. Значит, все еще нет ему полного доверия… Он помял в руках пилотку, подышал на красную звездочку и по привычке начал протирать ее рукавом гимнастерки.

- Да побереги ты свою звездочку, Саня, - улыбнулась Татьяна Родионовна, - у тебя она и так светит, как ясный месяц. Кого же, по-твоему, в бригадиры поставить?

- Федю Черкашина можно… или Степу Карасева, - с трудом выговорил Санька. - Они справятся.

- А я предлагаю Коншакова, - подала голос Лена и переглянулась с Андреем Иванычем.

- Это как понимать? - спросила Татьяна Родионовна. - Комсомол, значит, поручается за него?

Лена обернулась к Саньке. Глаза их встретились. Санька смотрел серьезно и твердо. «Ты же меня видела, знаешь», - говорил его взгляд.

- Поручаемся, Татьяна Родионовна. Уверена в нем, - сказала Лена.

- Татьяна Родионовна!.. - Санька подался вперед - Да я… да мы… я такую бригаду соберу… Мы хоть тысячу пудов перевезем… Что хошь перевезем.

- Только чур, - предупредил учитель, - про школу не забывать! В седьмой класс ты обязательно пойдешь.

- Готовлюсь, Андрей Иваныч. Мы с Федей вместе занимаемся, - сказал Санька.

- Ну что ж, - кивнула председательница. - Засучивай рукава, молодой бригадир, берись за работу.

На другой день Санька пришел на конюшню.

- Стосковалась я по тебе, Саня, - сказала ему Седельникова. - Дали мне тут на подмогу бабку Манефу, а она к коням подойти боится. Все крестит да увещевает их. Ты построже здесь командуй, по-мужски.

- Это уж как полагается, - согласился Санька.

Он вычистил конюшню, разложил траву по кормушкам, накачал в колоду чистой воды.

Попасть к Саньке Коншакову в транспортную бригаду стало заветной мечтой всех стожаровских мальчишек.

Но Санька принимал в бригаду с большим разбором. От каждого возчика он требовал, чтобы тот мог в считанные минуты словить, взнуздать и запрячь в телегу норовистую Лиску и проехать на ней узким кривым проулком, ни за что не зацепив осями; требовал он также, чтобы каждый возчик умел постоять за товарища, не жаловаться по пустякам взрослым.

Началась уборка хлебов. В поле замелькали яркие головные платки жниц, белые рубахи косарей; словно большие степные птицы, замахали крыльями лобогрейки.

В риге тонко, с посвистом завыла молотилка. Когда в ее зубастую пасть совали жаркий шуршащий сноп, она ворчала, задыхалась, словно пес над костью.

Из хвоста молотилки вылетала легкая шелковистая солома, сбоку вытекало смуглое теплое зерно.

Работы молодым возчикам хватало. Они доставляли к молотилке с поля снопы, отвозили зерно на заготовительный пункт.

Санька знал каждую рытвину на дороге, каждый подъем и спуск и мог провести обоз хоть с закрытыми глазами. За ним упрочилась слава толкового и расторопного бригадира.

На пути от Стожар в город лежало село Локтево, дорога около которого после дождей превращалась в непролазную топь. Колеса увязали по ступицу, лошади надрывались. Однажды в этой хляби застряли три подводы. Пришлось на себе перетаскивать мешки с зерном на сухое место, распрягать лошадей и вытягивать телеги на руках.

Мальчишки измучились, на чем свет изругали председателя локтевского колхоза Башлыкова.

- Ругай не ругай, а завтра опять то же будет! - сердито сказал Санька и вдруг решительно направился в село. - Пошли к Башлыкову, Федя, мы ему докажем…

Злые, измазанные грязью, ребята отыскали председателя в правлении колхоза. Поняв, чего от него хотят, Башлыков заявил, что ему сейчас не до дороги.

- В эту топь одного камня сколько нужно вбухать, песку. А на чем я возить буду? Где у меня подводы?

- А мы вам поможем, - сказал Санька, - подвезем материал.

- Если так - другой разговор, - подобрел Башлыков. - Помогайте!

Возчики сдержали свое слово. Возвращаясь из города порожняком, они каждый раз нагружали подводы булыжником из речки, песком, хворостом из леса и все это сваливали около топи.

Но Башлыков не торопился начинать ремонт дороги.

«Погоди ж, проучим мы тебя!» - решил Санька, и однажды, не доезжая до села, молодые возчики свернули влево, а перед трясиной поставили жердь с надписью:

«Здесь топь. Объезд влево.

Председатель колхоза Башлыков».

Эту выразительную надпись локтевский председатель увидел только на другое утро и схватился за голову. За сутки через усадьбы проехали десятки подвод и проторили новую широкую черную дорогу.

Башлыкову волей-неволей спешно пришлось выслать к трясине людей и засыпать ее хворостом, щебнем, землей. Случай этот стал известен по всей округе. Колхозники, встречая в пути молодых возчиков из Стожар, первыми съезжали в сторону и с преувеличенным почтением снимали шапки: «Наше вам! Как там Башлыков здравствует после самокритики?»

Домой Санька возвращался поздно вечером, пропыленный, обожженный солнцем. С грохотом стаскивал с натруженных ног сапоги, степенно садился за стол ужинать.

- Ну как, кормилец, - улыбалась Катерина, - на зиму хлебом мы теперь обеспечены?

- А как же… Сегодня по восемьдесят соток записали, - отвечал Санька.

- Щей-то подлить, бригадир?

- Можно…

Часто Санька приводил с собой в избу Федю. Они вместе ужинали, а потом, обложившись книгами и тетрадями, садились заниматься.

Катерина укладывала Феню и Никитку спать, чтобы они не мешали старшим, сама старалась ходить по избе на цыпочках и даже раздобыла для мальчиков вместо коптилки семилинейную лампу.

После занятий Федя спешил к дедушке, но Катерина не отпускала его, укладывала спать вместе с Санькой, а утром кормила мальчиков завтраком и провожала на работу.

Однажды в сумерки к избе Коншаковых приплелся дед Захар.

Катерина встретила его у крыльца.

- Нехорошо, Катюша! - сказал он с упреком. - Внука у меня сманиваешь.

- Да вы посмотрите, петухи-то наши совсем замирились. - Катерина показала через окно в избу, где за столом занимались Санька и Федя. - Похоже, и мой за ум взялся, в школу вернется.

Дед Захар заглянул в избу, потом осторожно прикрыл створки окна и опустился на завалинку. Катерина села с ним рядом, задумалась.

- Захар Митрич, опять я за старое. Отпустите Федю ко мне! Не обижайтесь, я прямо скажу: человек вы в годах, здоровье не ахти какое, не ровен час… всякое может случиться… И опять мальчик сирота сиротой останется. А он еще птенец бескрылый да неоперенный… Ему мать нужна.

Дед Захар, опустив голову, долго не отвечал.

- Я внуку худого не желаю… Да ведь обидно, Катюша; пока весна да лето-шум вокруг меня, смех, споры ребячьи. Я сам тут вроде помолодел с ними… А как осень, и опять я один-одинешенек…

Катерине стало жалко старика.

- Так и вы к нам переходите, - неожиданно сказала она, досадуя, почему такая мысль не пришла ей в голову раньше.

- В вашу-то конуру? - удивился дед.

- В тесноте - не в обиде, Захар Митрич. Поместимся как-нибудь.

- Нет, - подумав, отказался старик. - А вот, если желаете, переселяйтесь ко мне. Со всем хозяйством. У вас что - закуток, два оконца, а у меня, как-никак, довоенный дом, раздолье.

- А и правда, Захар Митрич! - обрадовалась Катерина. - Вот и заживем одной семьей. Пойду со своими ребятами посоветуюсь.