Услышав голос, Лалтхи обернулась, чтобы рассмотреть говорившего. У дверей стояли солдаты в зелёных мундирах, покрытых, коричневыми и салатовыми разводами. Вид у них был изрядно потрёпанный. Форма была порвана и грязна. Всего их было человек десять. В руках они держали всё те же карабины с торчащими вбок магазиноми и сейчас стволы их были направлены на неё. Один из, стоявших, показался ей смутно знакомым. Он был высок, строен и импозантен, даже будучи грязным и уставшим, он просто притягивал взгляд. Ему было немного за тридцать, черты его были идеально правильны, а весь вид излучал уверенность и спокойствие. Чем-то он был похож на Вьйна, но не такой брутальный. В руках вместо карабина он держал какую-то странную штуку — толстую восьмиугольную трубу, из которой торчали непонятные штуки. Она была сделана из матово серого материала, словно бы сливавшегося с окружающими предметами. Эта штуковина, как и державший её, что-то определённо напоминала девушке, но она не могла вспомнить что конкретно.
Учитель Чжойл сын Тхщорпа безродного господин подземельцев
— Брось свою игрушку, девочка — произнёс тот, что держал штуковину, голос был ей явно знаком — Шоркх, Тхапч, разоружить.
— Не дёргайся, на… — произнёс высокий мужчина с помятым лицом мелкого преступника — держи руки, так шоб я их видел на… — прорычал он и поднял карабин к плечу, целясь в Лалтхи — Тхапч поди свяжи её на…!
Искательнице ничего не оставалось, как поднять руки. Девушке почему-то не было страшно, хотя ситуация принимал всё более и более плохой оборот. К ней подошёл молодой парень с лицом, не обременённым печатью интеллекта.
— Чо, сучка, допрыгалась — торжествующе ухмыльнулся он во весь рот, демонстрируя неровный ряд крупных жёлты зубов. Кажется, это его звали Тхапч, он подошёл к Лалтхи, сделал шаг за спину и, с внезапной ловкостью, наклонившись, схватил искательницу за поднятые руки, и завернул их за спину, при этом, заставляя подняться на ноги. Лалтхи почувствовала, как на запястьях защёлкнулись браслеты. Тот, который был смутно знаком девушке, вновь заговорил, на этот раз голос его стал совсем ровным, он тёк словно неспешная вода ручья равномерно и плавно, теперь он казался гипнотическим:
— Пойдём со мной в спокойное место, покажи мне его…. - речь его хотелось слушать, слушать и слушать. Несмотря на то, что искательницу держали за руки, ей, вдруг, стало очень спокойно. Всё происходящее, стало ей казаться чем-то вполне естественным и не важным. Важен был только голос, равномерный мелодичный голос. Голова её закачалась, а по всему телу стала разливаться тяжесть и тепло. Захотелось расслабиться и слушать голос, забыть обо всём, но ей мешало какое-то невнятное неудобство на груди. Что-то угловатое всё время тёрлось и впивалось в кожу, не давая расслабиться. А потом словно удар пришли воспоминания и тут она поняла кто перед ней…
— Учитель Чжойл — холодно произнесла искательница, явно сбив плавный ритм его речи — не ожидала, так внезапно свидется. Вы так часто отсутствовали в Круге, что я, признаться, не сразу вас узнала. Да уж действительно обязанности учителя так обременительны, а перед человеком с вашими данными разд… то есть, ракрывается столько дверей — издевательски произнесла она — О, вы, я смотрю, в своих странствиях нашли себе много друзей, впрочем, их раньше было намного больше, я ведь права?! — всё так же с издёвкой проговорила она.
— Заткнись, сучка — Тхапч в ярости ударил её ногой под колено, и девушка неловко осела на пол — никто не разрешал тебе перебивать Господина — прорычал он.
— Тхапч, зачем ты так с нашей гостьей, она ведь может нам помочь, двое одарённых всегда могу договориться, так ведь учитель Лалтхи?! — всё так же плавно проговорил Чжойл. Голос его снова струился ровно без единой запинки. При этом Чжойл чуть разделял слоги и менял длительность пауз между словами. Сейчас в его голосе слышался ритм, сродни тем которые искательница слышала в музыке древних.
Лалтхи вдруг захотелось слушать Чжойла. Он теперь казался таким сильным, мужественным, притягательным от него волнами исходило спокойствие и уверенность в своих силах. Почему-то вдруг вспомнился древний. Паяц четырехрукий, как вообще можно думать о нём рядом с Чжойлом! Лицо у него обыкновеннее не сыщешь, движения какие-то рваные, да ещё идиотский акцент, дурак дураком…
Ей вдруг стало так хорошо, как никогда в жизни, словно бы не было всего того ужаса, что она пережила. В тот момент она снова стала просто маленькой девочкой. А он, ОН, так похож на отца! От него даже пахнет также, как от него, когда он приходил домой с работы — листами и чернилами. Отец ведь тоже был слышащим, не самым, признаться, сильным, обычный работник почты, принимал и передавал бесконечные послания. Иной раз среди ночи вставал и начинал что-то писать, а потом мчался куда-то, а мама всегда на него ругалась, что он только о работе и думает. Но Чжойл ведь совсем не такой, он свою жену никогда ради дурацкой работы не оставит, пошлёт их всех, куда подальше с их глупыми письмами, как посылал Щьёна со своими обязанностями. О как сейчас ей хотелось подойти и обнять его. Только, что это мешает, там под одеждой на груди…
Он такой высокий сильный, сейчас, сейчас она подойдёт и он подхватит её за подмышки и будет кружить и они вместе побегут на берег теплого моря и всё наконец-то будет хорошо, будет как раньше, до всего этого кошмара. Всё, что было, война, страдания, утраты, утраты, утраты, Орден — лишь безумный глупый сон, от которого она наконец-то проснётся. Наконец-то не надо будет возиться с этими никчёмными дурами, которые даже тайника найти не могут. Есть ведь столько невероятно важных дел, и он Чжойл поможет Лалтхи наконец-то ими заняться. Искательница поднялась с пола, руки её почему-то оказались свободны, и пошла к Нему. Сейчас девушка улыбалась, не изображала улыбку, как ей приходилось часто делать, а улыбалась по-настоящему, радуясь, тому, что встретила Его. Ей было весело и светло, но что-то мешало. Какая-то неудобная дрянь на груди вдруг стала накаляться, а потом из неё мучительной волной в тело стал вливаться огонь. Безумное бушующее белое пламя, пожиравшее её свет её радость. Лалтхи закричала и вывалилась в реальность.
Она стояла в двух шагах от Чжойла, продолжавшего говорить, всё в том же плавном темпе с неравномерными паузами между словами. А ещё он стоял в той же позе. что и она и ритм дыхания у них совсем одинаковый. И сейчас даже куцых остатков её чувств хватало, чтобы заметить силу исходящую от него. Здесь, где что-то отбирало у всех способности, он вкладывал силу в свою речь… Только теперь, на Лалтхи это почему-то не действовало. Тут только до неё начало доходить. Постойте, а ведь это прием искательниц, с помощью которого они помогают закрыть разум воспитанницам. Без вложения небольшой части силы слова останутся словами. Так вполне можно воздействовать на обычного человека, но не на одарённого. Погодите-ка Чжойл пользуется приёмами искательниц, но он же слышащий, при чём не самого высокого ранга. Как он, вообще, смог его применить? Да откуда ему вообще о таком знать?
— Чжойл, ты искатель?! — это вырвалось у Лалтхи непроизвольно, тот сбился и уставился на неё — ты искатель! И ты смог контролировать других, так ведь? — Лалтхи была потрясена — Кто твой учитель, кто наставник, откуда такая сила? И как, как ты можешь быть сразу слышащим и искателем? Как?! Как это вообще возможно?! — искательница была шокирована, сейчас ей не было интересно ничего, кроме этих её вопросов. Она лишь читала о способности сильнейших из одарённых контролировать других, но никогда не слышала ни о ком, кто реально был бы на это способен. Да, наставник Тхлатч когда-то остановил беспорядки в городе Н'ёкрщь просто заставив всех жителей подчиняться ему. В книгах было много рассказано об этом. Страх перед искателями в значительной степени держался на истории этого великого человека. Его воздействие продолжалось несколько дней, но бунтовщики были, так напуганы самой возможностью взять целый город под контроль, что сложили оружие и мятеж разрешился миром. Лайшми, годами бредила этим, упорно тренируясь, но всё чего она смогла достичь — это крикун. Заставить другого кричать против воли, вот всё что она могла, через годы тренировок. А этот, кажется контролирует целые отряды… Чжойл молчал. Он склонил голову набок, глядя на Лалтхи. Потом он перевёл взгляд на остальных подземельцев и произнёс:
— Уб… — договорить он не успел, потому что, запертая на засов, металическая дверь внезапно с грохотом рухнула в зал. На лице Чжойла отразился животный ужас и он, кажется, запаниковав, рванулся в темноту, к тому месту, где из ящиков было построено подобие помоста. Мгновение спустя раздался полный едкого сарказма голос со странным акцентом — голос древнего:
— Ма-альчи-ки я вхо-ожу-у! — он мерзко растягивал слоги, явно, что-то изображая или кого-то передразнивая.
Голова парня по имени Тхапч разлетелась кровавыми ошмётками, а мгновение спустя, ещё одного подземельца, стоявшего рядом, просто разорвало. Лалтхи обдало волной кровавых брызг. Где находился древний, определить было невозможно, голос словно бы доносился отовсюду сразу, или просто такой эффект создавало то, что он отражался от стен зала. Подземельцы заметались, но поздно, смерть стремительно настигала их. Не прошло и минуты, как почти никого из них не осталось. Тут древний заговорил снова:
— О, красотка, и ты здесь, какая встреча… — теперь в голосе древнего не осталось и тени издёвки, скорее в нем слышалось облегчение, что ли.
В живых к тому времени остался только тот с рожей преступника. Кажется, его звали Шоркхом. Он, вдруг, упал на колени и запричитал:
— Не убивайте меня, пожалуйста, я не виноват, не убив… — вот интересно, он больше не ругался и вообще вёл себя как-то совсем по детски. Вдруг он вскочил и бросился куда-то к стене. Кажется, он пытался ударить воздух используя карабин, как дубину, но оттуда, куда он пытался ударить внезапно вырос язык белого пламени, пробивший грудь подземельца. Одежда загорелась на нём, и он замертво рухнул, там где стоял.
Лалтхи, не дожидаясь продолжения этого кошмара рванулась к выходу. Бежала она, что есть сил, вдруг, повинуясь неясному наитию, она остановилась, обернулась и увидела, что все те, кто, как мешки, валялся на полу встали. Они пришли в себя, но двигались как-то странно, словно куклы, которых дёргают за нитки, привязанные к их руками и ногам. Мгновение и в зале образовалась толпа, ринувшаяся к ней, на ходу они подхватывали карабины и начинали стрелять куда-то в стену, в стороне от Лалтхи. Часть из них тут же падали, кажется, древний пустил в ход своё оглушающее оружие. Основная часть толпы бежала к дальней стене, а небольшая группа явно рванула к искательнице. Лалтхи вдруг снова почувствовала тяжесть в теле и как-то завороженно стала наблюдать за приближающейся группой солдат.
— Ра-аз, два-а, три-и, четыре-е, пять! Я! Иду! Тебя! Искать! Го-оспо-оди-ин, го-ос-поди-ину-ушка? ты где? — древний снова издевался. Несколько секунд спустя, сверху из-под потолка раздался его громкий смех. Очень неприятный смех.
Лалтхи замерла, глядя на происходящее безумие, и тут же её схватили, выворачивая руки за спину, она закричала и тут же, державший её, солдат рухнул без сознания. Несколько, стоявших рядом, повалились вслед за ним. Тут же на них налетели ещё несколько запнулись и упали. Они копошились, пытаясь встать, но не прошло и тридцатьвторой доли часа, как они затихли, оглушённые оружием древнего.
Она поднялась, ощущая нечто странное, словно что-то очень плохое приближалось, или должно было сейчас случиться и, вдруг, время для неё, словно бы замерло. Сейчас, она чётко видела, как откуда-то из толпы вертикально вверх вылетел сноп странных толи штырей, толи прямых палок. Мгновение они держались вместе, а потом, осыпав всё вокруг пылью, устремились в разные стороны, бешено мечась в воздухе, словно ополоумев. Часть из них вдруг резко повернула вниз и начала, втыкаясь в людей, взрываться. В стороны летели кровавые брызги и ошмётки плоти. Один из стержней стремительно летел к ней, и в этот момент она вдруг почувствовала, как древний что-то сделал. Все штыри разом рванулись к дальней стене. Сейчас она могла почти видеть там размазанную четырехрукую фигуру в странной броне к которой неслись все оставшиеся стержни. Часть из них взорвалась, словно бы, нарвавшись на невидимый купол, но некоторые пробили его и, мечась в сумасшедшем танце, начали жалить древнего. Вся стена оделась разрывами. В стороны, кувыркаясь летели осколки камня. Мгновение спустя древний рухнул на пол, словно изломанная кукла, лишившаяся своих ниток. Лалтхи отчетливо почувствовала, как стремительное, но всё же ровное биение жизни в нём обращается в беспорядочный трепет — древний умер. УМЕР. Здесь, сейчас, перед ней, из-за неё…
В голове девушки билась страшная мысль — "Он пожертвовал собой ради меня". Она не видела его лица перед смертью, она его не чувствовала, как обычно чувствовала, близко находящихся людей, и всё равно почему-то ей стало больно. Она видела столько смерти и страданий, что, казалась, должна была уже привыкнуть, но не могла. Эта сцена будила в ней память, невыносимую память, которую она изо всех сил прятала, так глубоко в себе, как только удавалось. Перед её глазами стояло лицо старого солдата Шхлоя с каким-то детским удивлением смотревшего на неё, перед тем, как он кулём повалился, прикрывая собой от пуль западян. Ей снова было, как тогда, невыносимо больно. Нет, это была не телесная боль, больно было внутри. "Подарок!" — подумала она. "Ведь Шхлой тоже сделал мне подарок, он подарил мне револьвер". Все эти годы он верой и правдой защищал её. Не прошло и трёх дней, как древний оставил ей в подарок кулон, чтобы тот защитил её ото зла и он на самом деле работал. Ещё и как работал. Чжойл, со всей его силой, ничего не мог с ним поделать. Она закачалась, до боли сжав кулаки. Это всё из-за неё, из-за её проклятого дара… Они его ценят, о, как они ценят. Она эффективная боевая единица, а не человек. Всем плевать на Лалтхи, разве что учитель и Шхлой относились к ней хорошо и, как бы это не безумно звучало древний. Они до последнего защищали её и её проклятый дар. Не в силах двинуться она замерла, глядя на древнего, лежащего на полу изломанной, изуродованной куклой. Он лежал навзничь. Забрало разбилось и из кровавого месива, в которое превратилось лицо торчали крупные осколки стекла, на которых мерцали странные символы. Его нижняя левая рука неестественно торчала вверх и вбок.
Вдруг кто-то схватил её за плечо и с силой повернул в сторону. Это был Чжойл. Сейчас с него слетело все его очарование, перед ей был не мужчина, о котором вздыхала добрая половина воспитанниц круга, а отвратительный подонок. Лицо его был исковеркано дикой злобой и чем-то ещё. Лалтхи не было страшно, ей почему-то стало от него противно, словно она оказалась рядом с чем-то вонючим.
— Дай мне это сюда — прорычал он и, прежде чем девушка успела хоть что-то сделать, сунул руку ей за ворот формы, вытаскивая за цепочку, подаренный древним кулон. Мгновение на лице его отражалось злое торжество, а потом он заорал, как умалишённый пытаясь стрясти украшение со своей ладони. Уже сбросив его, он всё равно продолжал кричать, баюкая свою руку, а в воздухе разливался омерзительный запах горелой плоти.