Стороны света (СИ)

3

Ливиу торчала на крыльце управления и, как кошка, щурилась на солнце. Такая довольная, что Арен-Тан краем ощутил нечто похожее на зависть. Все-таки женщины — удивительные, а удивительные женщины удивительны бесконечно. Столько пережить и остаться собой — не каждому под силу. А еще Дары. Пусть она их больше не носит, но связь сохранилась. Тем более, один из ключей — ее ритуальный клинок. Кем нужно быть, чтобы пустить себе кровь за гранью, где связь энергетического тела с физическим весьма неустойчива? Гением или сумасшедшим?

Фактически, за грань выходит проекция, которую принято называть некроформой или боевой формой, а живое остается на пороге. Но эта — умудрилась. И вытащила обратно суть обожаемого куратора по практике, начхав на его привратную ленту и невозможное. Именно тогда спящий дар Крево и кровь носителя сути огневрана заявили о себе. Так что ее «я черномаг, я все могу» невероятно близко к истине. Главное, ей самой об этом не знать. Так еще одного Ясена Холина можно получить. Вседозволенность и универсал вне категории — слишком опасный коктейль.

Был момент, когда Арен-Тан сомневался, что Ливиу удастся выйти из метаморфозы цельной, восстановить раздробившееся сознание, совладать с мешаной кровью, принять наследие Крево и обуздать вечное пламя. Именно младший Холин должен был стать для нее резонатором, он подходил идеально, но как показала и продолжает показывать практика, слишком часто идеалы не выдерживают столкновения с реальностью, и тогда решает случай: взгляд, жест, встреча не в то время и не в том месте, мимобеглый эльф (эти везде лезут!) и чувства. Чувства всегда вмешиваются. Арин говорит это постоянно и постоянно велит учитывать, а как их учесть, если вот — стоит, жмурится и… Хочется обычного.

Арен-тан прикрыл глаза на мгновение, чтобы тоже уловить тепло сквозь веки, но шебутную темную (ведьму ни одна трансформа не исправит) будто Мор в темечко клюнул выбрать именно эту секунду, чтоб ломануться со ступенек.

— Светен Арен-Тан! — не то поздоровалась, не то попыталась извиниться нахалка и бросилась помогать собирать раскатившееся добро.

А прокуратор конгрегации узнал и узрел очередную аксиому: ни одно, даже самое-самое, охранное заклятие не работает, если нарушить целостность предмета, на который оно наложено, и ни один предмет не устоит, если на него бросается такой ходячий триггер, как пламенная тварь в черномагической упаковке.

Триггер… Модное словечко… Импульс привычнее. Нужно меньше общаться с мозгоправами. А как меньше с ними общаться, если у двоих из трех от всей массы внекатегорийных темных крышки хлопают?

Момент инквизиторского замешательства Ливиу использовала для того, чтобы руки распустить. Кажется, ничто на свете не научит эту юлу не лезть наобум в непонятные места и хватать голыми руками странные штуки.

Узкий футляр, где пряталась копия с эхом костяной флейты, тут же полыхнул острыми иглами света. Светен выдернул его из-под пальцев дев… молодой женщины буквально за долю мгновения до…

И-и-и-и-и… — резонансом ударило по нервам, итам, извне и под кожей, спирали нитей сжали/врезались/стянули/впились.

…до контакта.

Успел. Охранка, настроенная на магмаркеры, успокоилась, и пока Арен-Тан приводил в равновесие вздыбленные нервы и прочие внутренние аспекты сущности, Ливиу подобрала остальное, что вывалилось из саквояжа на мостовую. Холин. Она теперь Холин. Приличная замужняя дама. С шилом в… И загребущими ручонками. На ту свою, которой едва футляр не цапнула, она смотрела с чувством брезгливого отвращения и будто тожеслышала.

От приветствия скривилась, словно Арен-Тан ее в бездну послал, а не назвал фамилией обожаемого супруга. А упоминание о детях вызвало закономерную реакцию: черты лица хищно заострились, в глазах полыхнуло. Руки Митика спрятала в карманы, чтоб не видно было полезших наружу когтей. Самоконтроль, как всегда, провисает, стоит задеть все ее разномастное «свое». А это не только члены собственной семьи. Туда входит и странное семейство агента Валар, вездесущего пронырливого тьена, чтоб его приблудным предкам в посмертии икалось, Эфара.

Мальчишку своего при всяком удобном случае прячет в восстановленном с нуля Эфар-мар вопреки всем доводам разума. Знает ведь, что просто оттягивает момент и что быть Найниэ поющим конгрегации, такой голос не скроешь. А сам носится со своими бесконечными проектами. Генетиков на уши поставил, денег прорву извел, комитет по этике скопом прячется от него по углам, потому что по всем законам, то, что глава Эфар задумал, категорически нельзя, а ему — надо!

Если копнуть как следует, наверняка выяснится, что он уже и попробовал. Тесное общение с темными сказывается на отношении к законам, да и сами долгоживущие больше руководствуются собственными понятиями дозволенного, виртуозно находя компромисс между «своим» и «прочим». Но в тех масштабах, что Эфарель планирует, требуется не подпольная лаборатория репликации, а как минимум медцентр. Вроде того, что у Мартайнов. И самое главное — положительный вердикт.

Вот все и топчутся на грани, как студент некрофака на первой практике. Комитет изо всех сил тормозит с ответом, Эфарель нудит и долбит дятлом. Нужное ему решение создаст прецедент, а конгрегация не любит прецеденты, которые, как крысиные ходы, ослабляют законодательную основу, внушая гражданам мысли об излишней свободе действий.

Золотисто-карие ведьмачьи глаза Ливиу, в одном из которых нет-нет да и пробивало лазурью, лучились. Натура подзуживала на радостные гадости, но Митика держалась. И Арен-Тан подумал, что наверняка выглядит кошмарно занудным, скучным и неприятным, и потому не удержался и сам ее за хвост подергал, напомнив о лицензии и почти проваленном экзамене. Магфон, чудо техномагической мысли, вышедший, кажется, из-под легкой руки основателя клана Феррато и претерпевший бесчисленное число модификация с момента создания, не переставал радовать прокуратора конгрегации. Неограниченный доступ к глобальной информ-базе позволил настроить оповещения так, что любые телодвижения подопечных, хоть как-то отметившиеся в системе, тут же становились известны. Куратор не следит, куратор присматривает и направляет.

В Управление светену было не нужно, просто здание надзора длинное и проще пройти его насквозь, чем обходить. И… темные так забавно реагируют, будто он лично по их злодейскую душу явился. Делать ему больше нечего, ему и семейства Холинов, богатого на разнообразные таланты выше макушки, хватает. А еще партия, в которой он кто? Владелец расчерченного поля? Служка, подающий набор для очередной игры и собирающий отыгранные сферы после? Такой же импульс, только в иной плоскости? Можно гадать до бесконечности и все равно иначе выйдет. Значит, и поступить стоит иначе.

Арен-Тан так и не вошел в здание, взял на стоянке служебный магмобиль и отправился в Восточный район Нодлута. Поделка в футляре осталась при нем. Именно при нем, а не в пострадавшем саквояже, ручку которого пришлось по-быстрому чинить магией. Мантия широкая, карманы вместительные, а неприятную ауру вещи можно потерпеть. Лучше навестить еще одного подопечного прямо сейчас, пока копия флейты не доставлена обратно в хранилище, чтобы быть уничтоженной.

Раритетная газетная будка приткнулась у входа в скверик. В Нодлуте вообще было множество вот таких сквериков не потому, что планировщики городской застройки являлись ярыми поклонниками зеленых насаждений. Просто в силу специфики Нодлута вообще, дома не везде строить можно было, а деревья и всякое прочее на таких «дурных» местах росли хорошо.

Арен-Тан отослал мобиль, шагнул на затертые сотнями подошв камни дорожки и вдруг подумал, что тоже в некотором роде коллекционер. И если не-мертвый магистр Питиво коллекционирует магические аномалии, то он — уникальных подопечных.

Работник газетной будки бил все рекорды уникальности одним фактом своего существования. У непреложных магически заклятых законов не бывает исключений, однако это самое исключение сначала высунулось из окошка и приветственно замахало рукой, а потом явило себя целиком из будки, не особенно прячась в тени, как бывало раньше.

— Светен! — сиял острозубой улыбкой продавец не слишком востребованных печатных газет и журналов и поэт-энтузиаст по совместительству. — Вы очынь вовремя! Я только чай жасминовый заварил, прямо как вы любите. — Приподнятые к вискам кошачьи гляделки прищурились. — У меня и мороженое есть.

Вот чудо… Единственное в мире существо, радующееся визиту инквизитора, — эльфир.

Уничтожить до рождения без условий и оговорок — так гласит закон о вечных. Чтобы такое родилось, должно совпасть неисчислимое множество обстоятельств, потому что у чистокровных эльфов и вампировэтогомира не бывает общих детей, они бывают только у пришлых Эфар и Фалмари, Феррато и Драгул. Но это закрытая информация. Может и зря закрытая, раз даже среди вампирьего и эльфячьего молодняка о древнем законе теперь мало кто знает.

Салатовая бандана в малиновые гусенички плотно облегала чуть вытянутую голову. Заостренные лопушистые уши просвечивали розовым на солнце, вишневые гляделки радушно сверкали. Оранжевый комбинезон был застегнут на одну лямку. Видимо, специально, чтоб была видна изображенная на неожиданно белой футболке дурноватая карикатурная рожица пупырчатого синего ящерка с зубами враскорячку. Примерно как у Арен-Тана глаза сейчас. Любая встреча с эльфиром — шок для зрительных нервов, так что жасминовый чай сейчас весьма пригодится. А еще веки прикрыть. И мороженого.

Официально Видь принадлежал клану ан Артай, а конкретно — семье Мартайн, но возился с ним всегда Дантер Лодвейн. Как в Корре изловил, так и возился, будто тоже в семью принял. Помнится, глава ан Атрай едва не поседел, когда осознал, какого гуля ему в подпол посадил покойный Гарвер Мартайн, пригрев в своей лаборатории это создание. Уж генетик точно бы разобрал, откуда у приблудившегося чуда такие дивные характеристики. И наверняка разобрал. И взаперти держал, чтоб чудо в мир не просочилось, хоть телесно, хоть туманом. Знал о законе? Одно другого не отменяет, но теперь не доказать. А за свою условную непричастность ан Атрай стали крепко должны конгрегации.

Эльфир воодушевленно цитировал очередную нетленку в честь «прыкрасной» дамы, а потом безропотно дал на себяпосмотретьи мужественно перетерпел прикосновение «когтей». Светену тоже было не особенно комфортно, но «когти» работали как переходник, позволяя взаимодействовать с неконтактными видами сил, так что в момент использования наследия предков Эйш Арен-Тан и сам становился своего рода универсалом.

Когда обязательное было закончено, чтобы утешить беззлобное, наивное до абсурда существо, светен попросил почитать еще что-нибудь из нового. Эльфир закатил глаза, набирая воздуха в тощую грудь, а потом передумал. Выдохнул и жалобно посмотрел на инквизитора.

— А нового нет ничего. Только секреты. Вы же мне друг? Приходите вот. Дан приходит тоже. А больше у меня друзей нет.

— Как же Митика Холин?

— Оооо, — простонал эльфир и покрылся пупырышками, — она не друг, она мне в сердце пульс. Стучит — не выбьешь. И гладит так тепло. Я как увижу, так хочу сожр… — уши вспыхнули, сделавшись цветом с гусеничек на бандане, а в будке словно светлее стало. — Она прыкрасная! Прыкрасные не могут другом быть, только сиять. Я вижу ее свет, рассеянный во тьме, он вкуссс…

— Ты голодный? — поинтересовался Арен-Тан.

Видь покачал малиновыми ушами и признался, что если раньше ему все время кровь хотелось, то теперь совсем нет, и что он уже вылечился давно, и ест что положено, и на солнце ему теперь нормально, почти не жжется.

— Это твой секрет?

— Нет, светен, — прошептал Видь. Кошачьи глаза сделались круглыми, как плошки. Он потянулся, будто за руку хотел взять, но смутился и передумал, а вместо этого стянул с головы бандану. — У меня вот. Волосы растут. — И потрогал пробивающийся серебристый ежик, кожу на макушке будто стеклянной крошкой присыпало. — А еще музыка.

— Какая музыка? — насторожился Арен-Тан.

— Срыпка, — будто бы одними губами просипел эльфир, и у инквизитора в ушах зазудело. Еще неголос, так, отголоски, но тенденция вырисовывалась настораживающе нехорошая.

— У меня плохо получается, однако жэ я стараюсь, — продолжил Видь и сбежал глазами под прилавок, где скромненько приткнулся старый футляр. — Дан сказал, что у него от такого музыцырывания зубы ломит, и что у меня слухов нет. Велел за этим в подвал ходить, чтоб соседи не нажаловались. Но я же слышу получше Дана и уши вон какие. Поэтому я просто глушилку купил в лавке. Сильную!

— Откуда знаешь, что сильную?

— Я… Ну… — промямлил эльфир, отчаянно краснея. — Молния заела неудачно очынь. Я дурными словами громко орал, но не прибежал никто, а так, когда у меня посуда падала, всегда соседка-троллька прибегала, и ругалась, что я ей с ночной спать мешаю.

— Покажи, — велел Арен-Тан, перешел в самую низкую из доступных тональность и мягко добавил: — Хочу послушать. Как друг.

И на всякий случай пустил изнутри по периметру будки завесу безмолвия. Мало ли…

Лучше бы Арен-Тан еще глушилок себе на уши навесил гроздьями. Хотя глушилки противголоса, все равно что сачок против призрака. Но и обычный, весьма чувствительный почти что эльфийский слух поющего светом пострадал. И страдал изрядное, как инквизитору показалось, количество времени. Причем дважды. Сначала, когда подопечный по его же просьбе «показал», а потом показал еще раз, только повторил свое показательное выступление под запись на кристалл.

Скрипка была обычная совершенно. Не до конца веря в произошедшее, Арен-Тан самолично взял в руки инструмент и памятью из далекого далека вполне пристойно сыграл гаммы. Видь приуныл, осознавая чужое превосходство в технике владения полюбившимся инструментом, и печально сложил наметившиеся серебристые бровки шалашиком. Но инквизитору было не до утешения скорбящих, ему бы вдрызг раскоряченные нервы пригладить и взъерошенный дыбом мозг на место уложить, а еще сделать что-то с мерзким зудом. Все чесалось изнутри: череп, уши, глазницы, носовые пазухи, подреберье, в коленных чашечках тоже чесалось, чесался каждый сустав и косточка так, что хотелось в прорубь нырнуть или вывернуться наизнанку и по щебенке покататься. Несмотря на блоки и собственные способности поющего, что уже сами по себе являлись защитой от влияния чужого воздействия голосом. Но. Это все проза и физика, а у него тут музыка и лирика.

Засим Арен-Тан отложил в сторонку невиновный инструмент и, призадумавшись встряхнутым до основания мозгом, все же дал юному дарованию сначала потрогать копию флейты, а потом и подуть попросил. Так и сказал — подуть.

Начать с того, что Видь упирался, как мог, и трогатьэтони в какую не желал, пульсируя зрачками, и порождая новые волны зуда. Арен-Тан даже за руку себя поймал, что скребет под коленкой пустым футляром. Почесывания помогали разве что психологически, и инквизитор, уговаривая эльфира потерпеть чуточку ради мира и света, и себя заодно уговаривал.

Дело закончилось тем, что Арен-Тан снова напустил в голос дружественных ноток и погладил дивное создание по подрагивающей тощеватой кисти, немножко жалея, что нет рядом Мики Холин, которая уговорила бы Видя на «все любое» (цитата из шедевра прочитанного как-то лично автором). Тот почти сразу успокоился, словно перепуганный кот, попавший в хозяйские руки, только глаза, тлеющие золотым ободком по краю, таращил. А потом, передергиваясь от омерзения, поднес деревяшку с образом к губам и дунул.

Звук вышел. Не слишком музыкальный. Но не в музыкальности, в общем-то, дело. Просто звук был пустой, никакой. Должен был бы получиться хоть какой-то, учитывая метаморфозы, происходящие с изрядно подотставшим во взрослении эльфиром, но даже не зачесалось нигде. Будто не копия артефакта с частичкой сути предмета у Видя в руках была, а палка с улицы.

— Можно хватит, светен? — взмолился Видь. — Оно скользкое и не звучит. У меня от него дыра внутри, будто пальцем проткнуто вот тут, — и в солнечное сплетение себе потыкал, настойчиво суя флейту обратно.

— Можно, — согласился Арен-Тан. Забрал не оправдавший надежд артефакт, спрятал в футляр, пару раз шкрябнул углом под коленкой и в карман спрятал. — А скрипка, значит звучит…

Последнее было просто размышлением вслух и вслух быть произнесенным не планировалось, однако же…

— А скрыпка звучит, — вздохнув, ответил Видь. — У меня когда запело, я долго думал, как это выпустить, чтоб не ныло, а тут лавка музыкальная попалась нечаянно. Я зашел посмотреть. Многое нравилось, а зазвучала только скрыпка. И мне ее прямо так отдали. Сказали брать и идти, раз мне нужно. Но я все равно пять чаров оставил, у меня не было больше, и спасибо.

Арен-Тан представил реакцию продавца на зазвучавшую «скрыпку» и даже немножко посочувствовал. Попросил Видя дома больше не играть, и в подвале тоже, пока не придет светен от него и не поставит действительно хорошую глушилку. А потом — только дома и больше нигде.

— Так может вообще не играть? — печально заглядывая в глаза спросил Видь.

— Теперь у тебя вообще не играть не выйдет, раз уж начал, будет, как ты сказал, ныть. Ты играй, по чуточке, чтоб звучало. Я буду приходить и учить, как звучать с согласии с миром. Попробую учить, — сам для себя добавил Арен-Тан. — Голос должен звучать. И должен быть услышан. Иначе во всем этом нет никакого смысла…

— Я вас не понимаю, светен, — с жалостью прошептал эльфир и потянулся к руке — погладить, будто Арен-Тан сейчас именно в сочувствии нуждался от того, что вот такой непонятный, — но если надо немножко поучить, я буду. Мне нравится новое. Дан мне все время что-то красивое дарит. Платок вот, футболку. — Помолчал и снова коснулся руки. — Уже пойдете?

Арен-Тан кивнул. Поблагодарил за чай и мороженое, к которому не притронулся, и оно так и таяло на столе, рядом с недопитым чаем.

У выхода из скверика светен вызвал такси, хотя изначально собирался пройтись. Нечего народ пугать. К темным с нервами дыбом все привыкли, а инквизитор в подобном образе — это будет слишком сильно. Примерно такое же, какое сегодняшний визит к подопечному на самого Арен-Тана произвел. Обо всем этом следовало очень хорошо подумать, желательно в тишине. Но одно было ясно — расклад придется пересмотреть.

Впрочем, можно (и даже нужно!) было переложить часть «подумать» с живой головы на вечно-не-мертвую, во всяком случае, болеть оная точно не станет, нечему там болеть, а для затравки — кристалл с показательным выступлением. Жаль, первую реакцию увидеть не удастся, но можно под это дело пригласить любителя аномалий на целый концерт.

Так Арен-Тан размышлял по дороге к храму Света, совершенно не замечая, какое неизгладимое впечатление производит на водителя своей задумчиво-мечтательной улыбкой.