Стороны света (СИ)

4

Все устроилось как нельзя лучше. Лич был не прочь прогуляться по местам былой славы, только транспорт попросил организовать поприятнее.

Выбирался из служебного магмобиля франтом: элегантный черный костюм, шляпа, неизменная трость. Морок… Но какой! Его даже потрогать можно было. А под мороком — щиты, прячущие суть, наслаивающиеся друг на дружку, как капустные листья, и не разобрать, где один замкнулся, а где следующий начинается. Однако щиты-щитами, а особенное, с годами вырабатывающееся у нодлутцев чутье, заставляло оббегать прибывшего господина десятой дорогой. Потому прогуливался некрарх спокойно, локтями его никто не пинал и ног не оттаптывал. Но особо гулять Арен-Тан ему не позволил, дал пройтись по прилегающей к храмовому комплексу улице до сквера и обратно, со стороны поглазеть на Управление магнадзора и конгрегацию, и попросил отправиться к месту временного нахождения, которое, кстати, сам Питиво и предложил — полигон при отделении повышения квалификации Нодлутской академии магии. НАМ к полигону доступа почти не имела и экзаменовали на нем исключительно работников надзора. Магический фон там был неровный и изобилующий пиками, а потому на еще одно темное возмущение никто особенно внимания не обратит.

Бывшего министра устроили и подсобка, спешно превращенная в подобие кабинета, и развлечения — планшет с индивидуальным допуском в информационную систему УМН (Арен-Тан видел запросы и решал, разрешать любопытствовать или нет). Кристалл с записью соло на скрипке лич прихватил с собой, а также прежние подарки Арен-Тана: доску для игры в сферы, бусины и пробирку с каплей крови.

Занятно, но перевернутые каменные вазы в склепе, где они встречались с Питиво раньше, в сравнении оказались удобнее принесенных стульев. Да и вообще… Склеп был какой-то… обжитой, не то что эта совершенно обезличенная подсобка.

Трость приткнулась к краю стола. Округлый набалдашник из светлого, чуть желтоватого камня отчего-то вызывал ассоциации с макушкой черепа. Питиво покачивал пробирку с каплей крови эльфира туда-сюда, оставляя следы на пыльной столешнице, и инквизитор представил, как будет выглядеть на ярком свету его мантия после встречи. Это к мороку некрарха пыль не приставала, и манжеты рубашки с поблескивающим запонками оставались девственно чисты.

— Что вы обо всем этом думаете? — спросил лич.

— Сейчас — только об этом, обо всем прочем потом стану думать. Я не планировал использовать… — Арен-Тан умолк, затрудняясь в определении, и указал взглядом на пробирку, — в открытую и так скоро. Предполагалось, что у нас просто будет противовес, но это что-то совсем-совсем другое.

На развернутой доске в центре, рядышком, касаясь друг друга, лежали янтарная, опаловая и селенитовая сферы. Незамкнутый треугольник, обращенный углом — жемчужно-серой бусиной — к центру доски, где многолучевой звездой сходились радиусы, делящие игровое поле на сектора. Как некромант и мастер магического конструирования, бывший министр не любил незамкнутые контуры, и подсознание помимо воли подсовывало варианты надстроек.

— Только часть… Может в этом дело? — проговорил лич.

— О чем вы?

— Каркасы всех существующие проклятий состоят из одних и тех же базовых элементов. Вы сможете по одному такому элементу сказать, что за проклятие в вас бросили, если не будете видеть все прочие?

— Вероятностный веер…

— Отнеситесь к этому иначе, светен. Динамическая система. А я на подобном…

— Гуля съели? — оживился Арен-Тан.

— Самое время сказать «фу, гадость». А знаете, мне действительно приходилось, — признался Питиво, наблюдая, как проглядывают сквозь пелену инквизиторского контроля удивление, смешанное с омерзением. — Не в физическом плане, конечно же. Всякое случалось в моей вечно-не-мертвой… хм… жизни. И, если подумать, все-таки «фу, гадость». Не уступите на минуточку ваш «импульс»? В теории рисунок выглядит многообещающе, но лучше бы и наглядно подкрепить…

Арен-Тан добыл сферу из пещерного жемчуга, серую, но с едва уловимым золотистым отсветом изнутри, чуть придержал в пальцах, будто согревая, и уронил на подставленную ладонь не-мертвого.

Питиво завис кистью над доской. Сфера лежала в конусе протаявших сквозь морок когтей, но они так и не разжались. Обе жемчужные бусины в прошлый раз смотрелись рядом на игровом поле вполне гармонично. Смотрелись бы и сейчас, если положить пещерный жемчуг так, чтобы четвертый угол образовал новую фигуру, а не замыкал существующий треугольник, но некрарх медлил.

— Чувствуете, да? — поблескивая глазами, подал голос инквизитор.

— Рано, — произнес лич и убрал руку, чтоб соблазна не было.

— Именно.

— Кто? — Питиво с некоторым сожалением вернул «импульс» владельцу.

— И для этого рано, — обозначил улыбку инквизитор.

Это всё, конечно, условные символы реальных фигур и от того, полежат сферы рядышком на доске сейчас или лягут позже, нет особенного значения, некрарх просто не любил суеты. Торопливость — сестра хаоса. Даже при действиях «здесь и сейчас» стоит выделить долю мгновения на анализ ситуации, если только ты не…

— Вы провидец, светен? Это многое бы объяснило в моем понимании о сути вашей силы и сил вам подобных. Вы ведь осознаете, что мне это тоже интересно, помимо прочего?

— Понимаю, но я не провидец. Я просто просчитываю вероятности, выбирая те, что вероятны более прочих.

— Разве провидцы не делают то же самое?

— Провидцы действуют интуитивно, я — осознанно. Но это ни в коем разе не значит, что я не ошибусь. Как и вы, маджен Андрзедж. Но мы ошибемся по-разному, и именно поэтому я обратился к вам.

— Занятно… Выходит, я расставляю сферы, а вы делаете бросок? Тандем? Тогда чья это доска?

— Возможно, мне ее уступили на минуточку, как я вам свой «импульс», потому что рисунок в теории выглядел многообещающе, — задумчиво произнес Арен-Тан, следя как туман в пробирке собирается рубиновой бисеринкой, красной сферой, замирает, застывает, потом медленно вытягивается, пульсируя, как зрачки в вишневых глазах эльфира, не желавшего касаться копии артефакта. Вибрация усиливается, глаз ее уже не воспринимает, толькототслух улавливает дрожь резонанса. Кульминация. Распад — и капля крови опять превращается в туман. Быстрее чем тогда, когда инквизитор привез фиал в Нери-мар.

С кровью у Гериха были особые отношения. Ребенком он боялся ее до обморока. Помнил себя лет с десяти, с момента, как оказался в Светлой обители, а этот страх был единственным, что осталось от воспоминаний о более раннем периоде жизни. Он мог бы вернуть их, но не стал, так как, несмотря на тесное взаимодействие с темными всех мастей, и некромантами в частности, продолжал считать, что мертвое должно оставаться мертвым, чем бы это мертвое ни было: существом или воспоминаниями. Но его мнение, это лишь его мнение. Рациональность и контроль, упорядоченность и спокойствие. Холодность, непредвзятость… С последним было сложнее. Со временем страх крови выцвел до легкой неприязни. И все остальные эмоции тоже выцвели, как выцветает мир, если идешь изнанкой, тенью. Так было нужно, чтобы не мешать исполнять предназначение.

В обитель его определили другие, войти в орден послушником с мизерным шансом быть принятым в весьма малочисленные ряды он решил сам, после того как впервые попал в нодлутский храм Света.

Белое ослепило, и он, еще совсем мальчишка, закрыл глаза, а потом услышал, какпоетисточник над алтарем. И так, с закрытыми глазами, пошел на звук, не замечая, что повторяет мелодию. Наследие родственников-сирен, дар голоса, немного иной, чем тот, который встречается среди дивных, позволял не толькопеть, но ивидеть. Источник в храме не был просто сиянием.

Внутреннему взору Гериха предстала белая арка в искрах звездного света, в ней — серое полотно дороги сквозь бесконечное, а вокруг хаотично, на первый взгляд, вращающиеся золотые ободы из перетекающих друг в друга золотых знаков. Это была граница, которую Гериху во что бы то ни стало захотелось преодолеть.

В тот же день он подал заявку, опустив сложенный пополам лист в узкую щель неприметного ящика со знаком ордена Арина — схематическое изображение открытой ладони, два скрещенных треугольника, белый и черный. Линии фигур подныривали одна под другую, и то белый оказывался над черным, то наоборот. Смотря под каким углом взглянуть. Инквизиторы носили эмблему без ладони, только звезда из треугольников и меч острием вверх — предостережение, на знаке надзора меч был направлен вниз — наказание.

Солнечный блик от знака придремавшей на скамейке мастера-некроманта Холин бил прямо в глаз, и снова хотелось зажмурится, как она тогда, на ступеньках Управления.

Арен-Тан не собирался за ней приглядывать в ее первый же рабочий день, просто совпало. Неизменная способность Митики Ли… Холин оказываться там, где не следует, уже давно ходила среди работников надзора как анекдот наряду с неубиваемостью ее мужа. И нет здесь никаких совпадений, просто не видно системы целиком, а ведьмы, которой дремлющая темная является изначально, лучше чувствуют мир, чем чистокровные маги. К тому же она носит в себе темное пламя, стража мирового равновесия, вот ее и тянет к узловым точкам. Но хотелось, как обычный живой человек, считать подобное совпадением. Арен-Тан не являлся человеком в физиологическом смысле, однако быть обычным живым в последнее время хотелось все чаще. Сказывалось общение с вечно-не-мертвым?

Очередной скверик, очередной прудик… озерцо… фонтан… Вода рассеивает и глушит магию любого рода, кроме одной. Одну — усиливает многократно, но это должна бытьмертваявода. Здесь лакуна еще не достигла нужной стадии и дойдет еще не скоро, но процесс идет. С изнанки видно. А мастер Холин уже воспряла, и ее понесло прямиком к пруду. Арен-Тан подумал и не стал бросаться через дорогу, чтобы предостеречь. Первые сферы уже на доске, значит, так тому и быть.

Митика меж тем небрежным естественным движение нырнуламежду, присела и потянулась к водяному зеркалу. Рукой.

Вздох… Звук…

…диииии

…оголяющий суть. Тьма и порог.

Она удержалась, осталась на краю, не шагнув. Полыхнула темным пламенем, покрываясь узором тлеющих перьев и повела полотнищами крыльев из мрака, тени и звездного света.

Зачем иным отмерено столько сил — бездна. За какие грехи, заслуги? Или волей случая? Не существует совпадений, просто не видно системы целиком если смотреть в замочную скважину…

4.3

Хороша. Студенты жались в сторонке и почтительно благоговели.

— Гарпия… — брякнул кто-то.

Темное пламя припрятала крылья-ножи, перышки, когти, обернулась и посмотрела на Гериха. Не сводя взгляда, послала практикантов по делу, подошла, крадучись, и улыбалась хищно и нагло, как только темные умеют.

Обменялись приветствиями.

Пожелание долгой жизни личу и обвинение в шпионаже Арен-Тана повеселило.

— Теперь будете таскаться за мной, как привязанный?

— Я здесь совершенно по другому делу и встреча с вами — случайность.

— Я не верю в случайности, связанные с вами, светен.

Последнее — прямо в лицо, словно собиралась… сожрать? поцеловать? У темных это очень рядом. Пришлось в очередной раз напомнить о контроле и ей, и себе и показать, что не только у темных есть когти.

— В ваших предках был кто-то из старых темных семей, Герих? — задумавшись на миг, сообразила она и тут же принялась любопытничать: — Даже не намекнете, раз уж мы так мило беседуем?

— Кость и серебро с той стороны, Митика, — позволил себе небольшую вольность Арен-Тан и, наблюдая за сменой эмоций в золотисто-карих глазах, один из которых нет-нет, да отсвечивал синим, напомнил про пересдачу, о которой вырвавшаяся на свободу мать двоих детишек наверняка даже не знает.

— Вот печаль, — показушно вздохнула мастер Холин. — А вы почти начали мне нравиться, светен.

— Куратор не должен нравиться, это непрофессионально. К тому же вы замужняя дама, Митика. Всего доброго.

Арен-Тан торопливо раскланялся, погасив невольно полезшую на лицо улыбку, очень уж выразительно темная на него смотрела, перешел дорогу, направился к пруду, куда, собственно, и собирался до того, как увидел мастера-некроманта Холин.

Вода рассеивает и глушит магию любого рода, зато помнит неимоверно долго. Здесь тоже, как на углу Рыночной и Косой, Вертлюге, у Старой Тьмени и на Звонца, когда-то пропали дети. След лоцировался глухо, все же времени прошло достаточно много, но уверенно. Арен-Тан завершил аккорд и отметил на схеме еще одну точку. Чем больше точек, тем вернее можно вычислить фокус. Часть новых векторов накладывались на прежние: угол Рыночной и Косой, Вертлюга, Старая Тьмень или Старынь. И Звонца. Новый узел или эхо от места силы в катакомбах за Тьменью? Там грань в полушаге, ведь район очень старый, можно сказать, древний.

Почти такой же древний, как источник в храме.

…Зал с мозаикой и Эхо Голоса, глава ордена Арина. Обязательная встреча для всех, кто изъявил желание пополнить ряды.

— Что видишь?

— Серую дорогу сквозь бездну света и границу. Я смогу ступить за нее? За грань?

— Тебе не дано.

— Но я здесь, и я вижу. Я слышу… звучу. Я должен.

— Не путай предназначение с предопределением, Герих.

— Почему иные ходят за грань? Темные. У меня достаточно сил.

— Они — это три, узлы схемы, шестеренки, ты — четыре. Якорь. Стабилизатор.

…Три, четыре, — говорит учитель и смычок касается струн, звук наполняет комнату, Герих прикрывает глаза и слышит… Больше ничего кроме музыки, но и она оборвалась, потому что в дом пришло безмолвие.

У него алые-алые глаза и белое-белое лицо. Густое и терпкое на подбородке и шее, такое же маками на одежде и глазурью на руках с острыми когтями. На двери, что лежит на полу — след от этой руки. Учитель тоже лежит на полу. А в коридоре — мать. Ее светлое платье украшено розами. Алыми. И горло. Лица не видно, а кость ключицы — да. Сквозь алое. Белая, как острые иглы приближающегося безмолвия. Еще шаг и тогда…

Он улыбается безумными глазами, ртом, дышит в лицо густым и терпким, железом и болью. Тьмой. У Гериха только скрипка. Может помочь. Звук оборвет тишину. И тогда…

Герих поднял инструмент, прижал плечом, подбородком, смычок коснулся струн… Но звука нет. Только безмолвие и тьма, а внутри… ноет.

И тогда…

— Отпустите. Отпустите. Отпуститедайтеуйти…

…безмолвия не стало. Голос должен звучать. И должен быть услышан. Иначе во всем этом нет никакого смысла.

Арен-Тан зажмурившись сидел на той же скамейке, где некоторое время назад дремала Митика Холин. В закрытые веки тепло светило солнцем, и холод отступал.

Обретение дара, спившийся на крови и обезумевший вампир, превратившийся в безвольную куклу, пялящуюся пустыми глазами в никуда, черные мундиры, бордовые мантии. Двое рядом.

— Арен-Ри, ни к чему мальчишке такое помнить, — этот голос звучит, как альт.

— Первая проба голоса, он не стабилен, на резонансе может задеть большую область воспоминаний, чем нужно, — скрипка, четыре четверти.

— Стирайте.

— Под вашу ответственность, Мартайн.

— Под мою. Все, что тут случилось, моя ответственность…

Не хотел ведь вспоминать. Не собирался. Почему сейчас?