Стороны света (СИ)

5

Гора бумажных дел, за которую не хотелось браться, закончилась как-то вдруг. Пришло оповещение со ссылкой на экзаменационный табель сотрудников надзора, пройдя по которой Арен-Тан узнал, что вновь принятая на работу мастер-некромант Холин Митика Лукреция, универсал, вне категории, каскад, сдала квалификационный тест повышенной сложности в условиях, приближенных к боевым. Да уж. Кто бы еще эти «боевые условия» надоумил не шарахаться по полигону во время зачетов. Темная, видимо, как почуяла лича, так с места в карьер и приложила каким-нибудь своим особо изощренным «тленом». Натравить аналитический отдел, чтоб бегали и фиксировали, чем она на рефлексах швыряет — работы было бы на годы вперед. Полигон цел и хоро…

сюууу…

Удар инквизитор почувствовал до сигнала тревоги. Рванулся из-за стола к монитору на стене, краем глаза заметив, как всплыло на едва не сброшеном на пол магфоне сообщение об угрозе третьей категории с координатами.

/…Окрестности поселка Навья гора к западу от Нодлута. Утро. Пустырь, который местные зачем-то звали Гнилое болото. Хоть тут и имелись лужи разного калибра, и трава росла самая что ни на есть болотная, но болота и в помине не было. Плоский холм, поросший вереском. … Грызущиеся Арен-Фес и Мартайн. … Чистый свет драл наждаком по темной сути. Свет такой силы, что перестает быть благом. Ииидиии сюууудааа… /

Септаккорд…

Слепок памяти немного плыл. То ли от старости информ-кристалла, все-таки синтетические камни для этого годились лучше натуральных, то ли от того, что был снят в момент эмоционального возбуждения донора. Впрочем имелись еще показания, написанные от руки. Все в папке в столе и кристаллы и показания всех прибывших на место магического возмущения сотрудников. Этого нет в общей информационной базе. Там много что есть, но не все, далеко не все.

Навья гора теперь Новигор, а на месте пустыря, который раньше обозначался на картах как Гнилое болото — магстанция Т-типа «Лога». На староэльфийском «лога» — «болото» или «топь». Полиглоты… Не «лога», а «ло хар», эквивалента нет, но смысл похож на «ошибочно близко», как мираж, когда кажется, что до луны достать рукой, если влезть повыше.

Именно здесь ступили на землю нового мира приблудные дивные, покинувшие свой погибающий. Некоторые из них отдали свет, некоторые — тьму, и все без исключения — часть памяти, кроме тех, кто сомневался. Они были обречены скитаться по междумирью, теряя по капле все, кроме памяти. Каменный круг, оставшийся после активации межмировых врат никуда не делся, просто ушел в землю за столько веков.

Схема, составленная в пеших путешествиях по Нодлуту и совмещенная с картой города и окрестностей, аккуратно легла фокусом на магстанцию.

Сверхстабильный темный источник, идеальный, как по учебнику. Собственно, он в учебниках как раз и был, и с него и начиналась градация по устойчивости, частоте колебаний, силе потока и много еще по чему.

Арен-Тан восстановил внутреннее равновесие, встряхнул руками высвобождая нити связей, изобразил-пропел знак-якорь для выхода из созвучия и отпустил силу, прислушиваясь к миру.

Время растянулось и сжалось.

Даже вот в такой, искаженной прорывом мелодии мира, можно было утонуть. Потерять себя. Якорный знак — один из основных элементов привратных печатей внекатегорийных темных — дернул обратно. Арен-Тан открыл глаза.

Третья категория, конечно, не третья. Происходящее вообще сложно классифицировать поскольку пробуждение светлого источника внутри темного было описано только в теоретической модели. Но система уже работает: команда быстрого реагирования, плюс персонал станции, плюс умники из аналитического… Как сглазил, собираясь их к Мике Холин приставить… Холин! А он наивно понадеялся, что обойдется полигоном.

Ведьма… Уж она-то точно сглазила, когда ляпнула, что ему за двумя не уследить, но он уследит. Как-нибудь.

Внутри гудело, будто кто-то медленно и нудно тянул смычком по струне и звук все длился, длился, длился…

Арен-Тан взял планшет и развернул сообщения, обозначенные значком силуэта в шляпе. «На месте». «Вы были правы, светен, мне это не нравится». «Работаем». «Сфера в игре». «Мы не ошиблись, но кто-то здорово тряхнул доску». «По краю, светен. Счет идет на…»

Не дочитал. Шагнул к окну и, едва не выдрав задвижку, толкнул створку, распахивая десятки лет не открывавшееся окно. Протянутая рука Пастыря живущих отразилась в стекле. Теперь Посланник протягивал обе.

/ — Сколько пальцев на руке Посланника? — говорил-пел Эхо Голоса… /

Две руки. Две руки, два глаза, которыми нужно уследить за обоими. Раз, два… А пальцев — десять. Кайнен.

Открытое окно не помогло. Воздуха не хватало, Арен-Тан потянулся к тугому воротничку мантии и остановился. Солнце било в глаза, дрожало отражение в стекле, а где-то за городом счет идет на…

Было важно, чтобы все пуговицы были застегнуты.

Было важно, чтобы она досчитала.

По-эльфийски, так, почему-то, выходит длиннее.

И звук все длился, длился, длился…

Отец мой, Арин, на тебя уповаю…Герих всегда чувствовал присутствие Пастыря живущих в мире как незавершенную хроматическую гамму, без последнего полутона, звучащую в огромном пустом доме с множеством комнат. Незамкнутый цикл.

— Это свойство крови, — объяснял хранитель миров.

— Почему так много связано с кровью?

— Потому что живое.

По краю.

Было важно, чтобы она…

Нертэ.

Обрыв.

Здание УМН вякнуло сигналом тревоги и оделось в кожух высшей защиты. Арен-Тан закрыл окно и отправился туда. Работать. Выполнять свое предназначение.

Холин даже психануть не смог по-человечески. Подкинул, паразит, нежданный сюрприз в виде рванувшего в каскадный уровень дара. Привратный знак — истинное произведение искусства поющих светом — держал, но этого было мало. Собственный якорь замглавы УМН Мара Холина, его жена с шилом в одном месте, была уже за гранью, и стоит сейчас разжать «когти», как настырная темная душа тут же сиганет в бездну следом за ней. Но обязательно было нужно, чтобы кто-то остался.

Арен-Тан спешно перебирал в голове варианты. Один, второй, четвертый.

Вспыхнуло. А вот и третий. Контраст парадных одежд Эфареля с его же осунувшимся почти до костей бледным лицом и почти безумными глазами был убийственный. Сверкающий шлейф тянулся хвостом за границу тающего перехода. Прозвучалголос, и все замерли.

Арен-Тан скривился. В ушах мерзко зазудело, а еще затылок ломило от того, что приходилось держать морок и Холина, чтоб следом за… Задница…

Эльф пинком силы выбил из рук инквизитора петлю, ломанулся поперек щитов в темный водоворот формирующегося провала за грань и двинул некроформе Холина в челюсть. Схватил за полезшие из загривка ленты мрака и одним ударом вколотил обратно в дернувшееся тело.

Лег рядом. Лицом к лицу. Губы шевельнулись. Голосом/голосом той, что осыпалась пеплом на серое, он сказал:

— Я здесь, сердце мое. Вернись.

Затем резко встал, лицо — камень и лед, и хотел уйти прочь, но инквизитор аккуратно коснулся локтя.

— Агент Валар…

— Я сделал, что нужно.

— Что с ним будет? — спросил Арен-Тан у себя, но Альвине ответил.

— Зависит от неё.

Выдернул локоть из пальцев инквизитора и стремительно вышел, а жуткая смесь бездной боли и надежды осталась. А ведь только локтя коснулся…

Да полно… Способен ли кто-то еще чувствовать так? Знать голос для каждого, чтобы совпасть? Звать эхом чужой сути… Впрочем, не чужой… Это все свет-на-двоих… На двоих ли?

Разделенный свет — один из немногих, очень немногих, по пальцам одной руки перечесть, действительно светлый ритуал, завязанный изначально именно на кровь и жизнь, и только потом — на энергетику. Точно столько же пальцев на одной руке показал Пастырь живущих, чтобы ответить на давний вопрос Арен-Тана о том, сколько Эфар выжило после катаклизма, уничтожившего большую часть Светлого леса, шпили Эфар-мар и уникальный род долгоживущих. Агента Валар сочли погибшим. Не без оснований.

— Как? — спросил Герих тогда, больше пятнадцати лет назад, у ввалившегося к нему в кабинет существа, лишь отдаленно напоминающего блистательного Альвине Эфареля, в страшных шрамах, и с глазами почти безумными от пережитого. — Как?

— Меня было кому звать, чтобы я смог вернуться и хранить. И я буду. Убью, совру, предам, подставлю горло под нож, вернусь из бездны. Чтобы у меня был мой свет, нужно чтобы жила моя искра. От искры родится свет и огонь, от света и огня — тень, и тень будет таиться во тьме, а тьма — бесконечно стремиться к свету и огню, что родились из искры. Но всякий огонь, кто бы его не разжег, это огонь Хранящих, — хрипел, упершись дрожащими изуродованными руками с бугристой кожей в стол и сиял золотом из невозможно красивых глаз, потом моргнул, будто приходя в себя, и потребовал вот прямо сейчас разморозить доступ к счету, который королевский банк уже опечатал для передачи прав возможным наследникам.

Четверо. Столько Эфар осталось. Трое и один. Когда Арин приподнял кисть, большой палец прижался к ладони, а мизинец чуть оттопырился в сторону. Как на древних фресках в местах почитания Изначальной Тьмы, где на этом мизинце у Посланника кольцо с ключами от Ее Чертогов. Как на статуе, венчающей храм Света, только ключей на длани нет.

— Сворачивай балаган, — безапелляционно вломилось в сознание, и Арен-Тану захотелось прилечь рядом с притихшим на полу Холином, прикрытым алой эльфийской накидкой.

— Да, отец мой Арин, — ответил Герих.

К ломоте в затылке и звону в ушах прибавилась тошнота и слабость в коленях. Отдохнуть бы… Но отдыхать было некогда.

Пока техбригада возилась коротнувшими от эльфийского выхода… выходки щитами высшей защиты, пока измаявшиеся ожиданием целители оказывали всяческую помощь нуждающимся и тем кто себя таковыми посчитал, пока прямо как был, в красной накидке, упаковали в реанимационную капсулу ни на что не реагирующего Холина, солнце почти село.

Вечер — время надежд.

Да что ж ты будешь делать! Хотя на язык просилось сакраментальное «глядь» и прочий народный фольклор.

Арен-Тан спустился с крыльца и подал руку сидящему на мостовой целителю, озадаченно трущему глаза. Один замер, судорожно сглатывая, еще один лежал внутри магбуса, куда должны были водрузить капсулу с Холином. Только ноги свисали. Холина, ясное дело, тут больше не было. От самой капсулы остались невнятные обломки, медленно оседающие в куче черной пыли. Переход гранью без экрана на целителей возымел такой же эффект, как явление тьена Эфар светлым порталом на темных: звезды в глазах, звон в ушах и состояние прибитости пыльным мешком. Отомстил.

Значит, Митика пришла в себя и озадачилась, отчего никто не явился ей уши надрать за безрассудство. Или простопозвала. Арен-Тан помнит, как она звучит за гранью. Слышал, когда проводили ритуал над Холином. Только ее зов и удерживал тогда суть некроманта, по капле утекающую в бездну. Это тоже был длящийся бесконечно звук, струна, низкая, на обертонах, и если бы можно было к ней прикоснуться, наверняка пальцы ощутили бы вибрацию резонанса. По большому счету Холину нужно медаль выдать «за мужество». И за то, что он каким-то дивным (ну-ну, дивным) образом умудрялся отвлекать свою неправильную ведьму от любимой работы столько времени. Как чувствовал, что стоит ей вернуться, тут же приключений соберет.

До корпуса мед-блока надзора можно было и пешком дойти. Как раз Холин продерется через щиты (давно менять пора), потому что в дверь ему, как прочим смертным, ходить зазорно, успеет пообнимать жену, может, и нотаций почитает между делом. А он, Арен-Тан, на нихпосмотрит.

Но даже налюбовавшись на язвящих, счастливых до одури темных, инквизитор отправился не домой. Еще один визит.

— Вам нельзя было покидать полигон, — сходу заявил Арен-Тан, толкнув дверь в выделенную личу каморку.

Питиво не привстал и не кивнул, разве что из вежливости свет-сферу зажег. Впрочем, Арен-Тан тоже вошел без приветствия.

— Прямой запрет не был озвучен, светен, — ровно отозвался на упрек некрарх.

— Но подразумевался. — Инквизитор помолчал и задал зудящий на языке вопрос. — Вы видели все?

— Далеко не все, но достаточно, чтобы сделать некоторые выводы. Почему вас там не было?

— У «нас» связаны руки. Мы не можем действовать пока не начнет действовать то, что угрожает равновесию, — ответил прокуратор конгрегации и подернул рукава мантии, оголяя запястья. Из-под бледной в синеву кожи медленно проступали бело-золотые сверкающие нити-паутинки.

— Вы действительно его дети? Посланника? Это не сказки, — проговорил не-мертвый магистр и ощутил нечто сходное с благоговением.

— Дети, это сильно сказано. В нас есть его кровь, да. Но это случилось совсем иначе, чем родятся дети. Думаете, инквизиция просто так курирует разработки в области генетики и репликации?

— Сколько вас… таких?

— Достаточно.

— Достаточно для чего… для кого?

— Для мира. У Пастыря живущих две длани. Сколько пальцев на той, что он протягивает? — инквизитор смотрел. Не в глаза, личу это было неважно, — на дно души. Сквозь щиты и вуали. Не (только) своим взглядом. Будто сквозь сферы тускло-серых глаз Арен-Тана, сквозь зернышки зрачков, глянуло что-то непредставимо великое, как сама Тьма. Всего миг — и он осознал, что все его знания, опыт, сила, тщательно собранные и лелеемые, лишь шарик сферы, бисерная крошка, пылинка…

— Это какой-то тест, — едва собрав воедино придавленную могуществом суть произнес Питиво.

— Какой-то тест, — тонкие губы инквизитора дрогнули.

Откровенно признаться, некрарх с опасением взглянул в лицо собеседника, но Арен-Тан снова был только собой. Разве что мыслями где-то не здесь…

— Сколько пальцев на руке Посланника? — говорит-поет Эхо Голоса.

Стоящий рядом инквизитор в маске палача держит в руке палаш. Широкое лезвие, похожее по форме на косу упирается в узкую столешницу, тоже загнутую серпом, на которой покоится его, Гериха, собственная рука

Рассвет. Розовый, как кошачий нос. Солнце встает за обителью и отсюда, с балкона, хорошо видна статуя Посланника. Оптический эффект. Кажется, что обитель такой же высоты, как и храм, оттого каменный лик Пастыря живущих направлен прямо на этот вот балкон.

Глаза слезятся от ветра и все плывет, но Герих Эйш-Тан должен ответить верно, иначе все, что было в его жизни: зубрежка, выматывающие до изнеможения занятия, муштра, жгуты и иглы, магия, что не дается, но берешь и делаешь, паника, отчаяние, отчуждение, запреты, правила — будет пройдено и преодолено впустую.

Он ответит так, как видит, несмотря на лезвие-палаш, несмотря на то, что жалкое тело замерло в ожидании удара, а сердце сжалось комом.

— Сколько пальцев? — пропел Эхо Голоса.

— Четыре.

— Будешь пятым. По образу и подобию, Арен-Тан.

— По образу и подобию, — повторил Герих и сам протянул руку.

Боли не было, было алое и золотое, выцветающее до белого и вытягивающееся нитями-паутинами, что опутали руки и тело, показавшееся тесным. Первая бездная тяжесть Его присутствия, заинтересованное одобрение, видение серой дороги междумирья, тошнота, нестерпимый звон, каменные плиты пола под щекой, влажные и липкие от холодного пота, и голос Его, от которого душа готова была истлеть, но нити уже держали.

— Моя кровь, моя суть, мое творение. Встанешь — быть тебе среди первых.

Он встал. И пальцы все оказались на полагающихся природой местах, только большой на левой руке ныл и норовил прижаться к ладони, чтобы осталось четыре вместе с отдернутым в сторону судорогой мизинцем…

Мягко тлела свет-сфера, вилась вокруг плафона насекомая мелочь, набившаяся снаружи на огонек. Инквизитор медленно перебрал пальцами правой руки, отодвинул стул, сел и поморщился. Неудобно. Пожалуй, лич бы согласился, на перевернутых вазах и в кухне огрызка Нери-мар было комфортнее. Некрарх ждал Арен-Тана пораньше, но мажиния Холин умеет отвлечь внимание на себя, стало быть ее супруг не менее талантлив и если хоть немного похож на своего прадеда Севера Мрака Холина, вполне понятно, отчего светен не торопился с визитом. А еще взгляд… Каково это, дать надмировой сути смотреть сквозь себя? Тяжесть взгляда Питиво оценил, а как носить ЭТО внутри себя? Может даже говорить с Ним?

— Не слишком приятно, — криво ухмыльнулся Арен-Тан и ни слова о том, что лич, забывшись, вдруг принялся рассуждать вслух.

— «Не слишком приятно» — это я помню, — кивнул Питиво, тяжесть трости, лежащей оголовьем на бедре, помогла восстановить равновесие. Трости вообще как раз и служат для того, чтобы поддерживать равновесие.

— Тогда можете еще вспомнить ломоту в затылке, тошноту, звон в ушах…

— Я понял, понял, — Питиво растянул сухие губы, оценив подначку. — Я бы предложил вам чаю с ромашкой, но чего нет, того нет.

Они оба посмотрели на стол. Питиво ждал и потому доска, и сферы, пробирка и кристалл были здесь. Вместо чая. Министру вспомнился сервиз из черненого серебра. Не тот, что был в Нери-мар, другой, из которого его однажды угощали чаем в живом доме на Звонца. Интересно, дом еще жив или превратился в такого-же зомби, как старый замок Нери?

— Полагаете, это была проба голоса, светен? — спросил некрарх. Видимо, сегодня была его очередь начинать разговор.

— Проба голоса это у нас вот тут, — светен потянулся и дотронулся пальцем пробирки, та качнулась, ткнулась в информ-кристалл с записью скрипки без оркестра и издала неслышный обычному уху звон. — А то, что случилось, считайте, распевка.

Питиво мало понимал в музыке вообще, и несмотря на эрудированность и опыт многого не знал о даре голоса, который был весьма многообразен и встречался в разных сочетаниях и комбинациях. Умение петь еще не означало умения звучать, а умение звать — умения слышать.

— Все-таки противовес? — уточнил лич.

— Пожалуй, простите за каламбур, все-таки игрок, в будущем, а сейчас… Я не уверен, но он важен необычайно, друг мой.

— Друг мой? Однако.

— Я думал, вы больше удивитесь игроку, а не моему к вам обращению.

— Разве среди живых не принято придавать значение подобным вещам?

— Среди живых — да.

— Но ведь вы в основном пока еще…

— Пока, — согласился инквизитор и точно так же, как несколькими минутами раньше сам Питиво, растянул тонкие губы в улыбке.

Арен-Тан неимоверно устал, вымотался, как тягловый ящерок, голова болела, хотелось предложенного, но отсутствующего ромашкового чая, может, поесть, а еще спать. Но в целом, он был доволен, потому шел по полутемному полигону к выходу все еще улыбаясь и подбрасывая на ладони шарик сферы.

Раз, два, три, четыре… Септаккорд. Три и один.