Страна желанная

⠀⠀ ⠀⠀ ^{Глава сорок третья} Заветный рубеж ⠀⠀ ⠀⠀

Появление партизан в Чаще разом решило судьбу Глебкиного похода через фронт. Правда, нападение на обоз англичан совершено было не шелексовцами, а другим отрядом, но Яков Иванович не находил в том большой разницы.

— Это всё одно, — сказал он, прогребая по привычке бороду всей пятернёй. — С ними фронт переступишь, а там уже и к Шелексе прибьёшься. Они укажут.

С этим и передал Яков Иванович Глебку с рук на руки комиссару партизанского отряда. Партизаны пробыли в Чаще несколько часов. Большая часть охраны обоза была перебита во время перестрелки. Только пятеро англичан попали в плен. К ним присоединили девять американцев, пленённых в двух домах, которые партизанам пришлось штурмовать. Вместе с ними взят был в плен и лейтенант Питер Скваб.

Глебка увидел Скваба среди кучки пленных, которых трое партизан вели по указанию комиссара к пустому сараю.

— Эва! — крикнул Глебка радостно и возбуждённо, — этого чёрта долголапого я знаю…

Он подбежал к пленным. Радостное возбуждение сменилось вдруг яростью. Глебка ткнул пальцем в сторону Скваба и заговорил горячо и сбивчиво:

— Этот… Он в Воронихе… Я сам видал, Квашнина Василия убил… Людей стрелял… Ульяну тоже…

Голос Глебки сорвался, и он выкрикнул, сверкнув глазами:

— Его расстрелять надо, гада!

Комиссар посмотрел на Глебку и сказал, нахмурясь:

— Мы пленных не расстреливаем. А что про него знаешь, то в особом отделе заявишь, — там разберутся.

Комиссар повернулся к конвоирам и сказал:

— Замкните их, пока мы тут с обозом разберёмся.

Обоз дал немалые трофеи. Партизаны нашли в нём главное, в чём нуждались, — продовольствие и патроны. Патроны они взяли себе целиком, а продовольствие разделили на три части. Одну часть они тут же роздали чащинской бедноте. Вторую треть партизаны отделили для себя. Остальное продовольствие предназначалось для передачи ближайшим частям Красной Армии. Тут же распределили трофеи по подводам, и вместо обоза англичан сформировался красный обоз, который и двинулся около полудня из Чащи в направлении, обратном тому, каким пришёл.

Во главе обоза шагал, как и прежде, Никанор Курихин, но теперь поступь у него была важная, хозяйственная. На ходу он успокоительно говорил шагавшему рядом комиссару:

— Ты не тревожься. Всё справим в аккурате. Конёк-то праховой вовсе с бескормицы, но опять же смотря куда ехать.

Подводчики, вспоминая недавние объяснения старика сержанту Даусону, лукаво усмехались.

Усмехнулся и Глебка радостно, восторженно. Всё вокруг ему нравилось, всё радовало: и старик Курихин, и подводчики, и особенно партизаны. Кто-нибудь из них то и дело подходил к нему, потчевал английскими «бишками» и шоколадом, хвалил, вспоминая, как Глебка «с дробовиком каммана воевал», и расспрашивал, откуда он такой взялся, из каких мест, чей.

Глебка, вопреки своему обыкновению, на все расспросы отвечал охотно и многословно. Он был необыкновенно говорлив и, верно, за весь последний год не сказал столько слов, сколько за один этот день. Его точно подменили, настолько оживлённый, раскрасневшийся, словоохотливый Глебка не походил на вчерашнего Глебку — молчаливого, замкнутого, измученного трудным и долгим походом. Сегодня и самые трудности были ему легки.

А путь партизан и обоза был труден и долог. Зимник почти всюду замело ночной метелью. Надо было отыскать его, снова торить, уминать, прибивать снег. Партизаны шли впереди густым строем, пробивая дорогу для обоза. Только часа три спустя дорога стала лучше.

Вскоре после этого комиссар разделил партизан на несколько групп. Одна из них ушла вперёд с обозом, чтобы провести его по известному партизанам маршруту к месту, где можно было свалить и спрятать до поры до времени груз. Вторая группа осталась на месте в виде заслона, на случай преследования. Третья группа во главе с самим комиссаром круто повернула в сторону от дороги и пошла лесной целиной прямо на закат. Группа эта была самой малочисленной из всех. Кроме комиссара, в ней было всего трое партизан и двое пленных — лейтенант Скваб и американский сержант. Остальные пленные отправлены были с обозом. Этих двоих комиссар решил доставить немедля в особый отдел. Вскоре отряд вступил в район, где сплошного фронта уже не существовало, так как отдельные участки его были разобщены почти полным бездорожьем и непролазными снегами. Это давало возможность партизанам легко перейти линию фронта и выйти в расположение частей восемнадцатой дивизии красных, с командованием которой партизаны всего района держали теснейшую связь. Глебка с комиссаром шли сзади всех рядом по двойной лыжне, и комиссар исподволь выспрашивал его. Мало-помалу он узнал трудную повесть Глебкиной короткой жизни во всех её горьких подробностях, вплоть до смерти отца и дорожных злоключений похода на Шелексу.

— Так, — сказал комиссар раздумчиво и сосредоточенно. — Выходит, что твой отец погиб в том рейде шелексовцев на бронепоезд…

Услышав о бронепоезде, Глебка насторожился. Батя в бреду не раз вышёптывал что-то про бронепоезд, про подорванные орудия. Значит комиссар про всё это знает и про шелексовцев знает…

Глебка придвинулся к комиссару и сказал ему доверительно и торопливо:

— У меня письмо есть в Шелексу. Батя сказывал важное…

Комиссар выслушал рассказ Глебки о том, при каких обстоятельствах он получил пакет, и надолго задумался. Больше ни о чём за весь остальной путь он не расспрашивал. Некоторое время они шли молча. Потом Глебка снял рукавицу, нащупал сквозь мех ушанки конверт и спросил:

— А отсюдова далеко ещё до Шелексы?

— Не так чтоб очень, — отозвался комиссар неопределённо.

— А мы куда? — не отставал Глебка. — В Шелексу прямо? Или как? Мне ж туда надо.

Комиссар помолчал и, только пройдя сотню шагов, сказал:

— Первое наше дело — это в особый отдел пленных доставить. После я тебя комиссару бригады представлю. Он и нами и шелексовцами верховодит. Он и разберётся, что и как. Понял?

Комиссар серьёзно поглядел на Глебку и добавил внушительно:

— У нас на всё своя дисциплина. Имей это в виду, парень. Может ты к этому не привык, так начинай привыкать.

В голосе комиссара прозвучали строгие нотки, и Глебка прекратил всякие расспросы. Вскоре Глебка заметил, что лес стал как будто редеть и перешёл в мелколесье. Вслед за тем отряд вышел на открытое место. Комиссар приостановился и что-то сказал одному из партизан. Тот кивнул и вышел вперёд. Следом за ним двинулись остальные. Комиссар стоял, пропуская всех мимо. Когда Глебка поравнялся с ним, комиссар поднял руку и сказал:

— Гляди.

Глебка посмотрел в указанном направлении. Впереди лежала округлая низина, устланная ровной снежной пеленой. Надвигались едва заметные сумерки, и снег был словно подёрнут розовато-серой дымкой. Глебка сразу признал в этой округлой низине озеро. Ничего примечательного в замёрзшем озере на первый взгляд не было, так же как и в небольшой деревушке, раскинувшейся на противоположном его берегу. Но комиссар, посматривая на Глебку, вдруг спросил:

— Видишь эту деревню?

— А то нет, — отозвался Глебка.

— А знаешь, что в той деревне?

— Ничего не знаю.

— В ней то, чего ты с осени прошлого года не видал.

— Чего это? — заволновался Глебка, впившись глазами в кучку изб на противоположном берегу озера. — Чего это там такое есть?

Комиссар ответил:

— Советская власть.

Глебка вскинул глаза на комиссара, потом опять на деревню, потом опять на комиссара. И вдруг он понял, что стоит на советской земле, что линия фронта позади, что он у красных, что поход кончен. Отныне он может, не прячась, не боясь никаких каммянов и белогадов войти в деревню, может ходить, где угодно, говорить, что хочет, делать, что по сердцу, жить по воле…

Всё это удивительным образом вмещалось в два коротких слова:

— Советская власть.

Глебка схватил комиссара за рукав ватника. Комиссар живо обернулся. Глебка хотел что-то сказать ему, о чём-то спросить, но так много нужно было сказать и о столь многом спросить, что он ничего не сказал и ни о чём не спросил. От волнения у него перехватило дыхание и слова не шли с языка. Комиссар внимательно поглядел на Глебку и усмехнулся. Потом сказал весело:

— Ну, что ж, пошли.

Они спустились на озеро и быстро пересекли его. Деревня осталась в стороне, но Глебка долго ещё поглядывал через плечо туда, где, сдвинув набекрень пухлые снеговые шапки, карабкались на береговой угор высокие избы.

Через полчаса маленький отряд вышел к дороге и остановился у обочины, пропуская неторопливо двигавшуюся по дороге роту красноармейцев. Глебка встречал и провожал едва ли не все красные части и отряды, проходившие через станцию Приозерскую. Но теперь Глебка смотрел на красноармейцев совсем иными глазами, чем в те осенние дни восемнадцатого года. Трудно было поверить, что от тех дней отделяет его всего семь или восемь месяцев. Расстояние казалось сказочно огромным. Сказочным казались Глебке и люди, двигавшиеся мимо него по дороге, хотя на самом деле они выглядели совсем буднично. Свалявшиеся фронтовые шинели, сбитые порыжевшие сапоги, разношенные валенки, вытертые до блеска ремни винтовок, тощие заплечные мешки, помятые, видавшие виды котелки — всё это безмолвно свидетельствовало о тяжёлых солдатских буднях, полных нужды и лишений. Но что всё это значило, если на выцветших старых папахах алели маленькие пятиконечные звёздочки! Глебка не сводил с них зачарованных глаз — ведь там, за невидимой чертой, которую он только что переступил у озера, там одна такая вот маленькая звёздочка стоила бы жизни.

Красноармейцы прошли. Сзади них проехало трое саней с пулемётами и патронными ящиками.

— Куда это они? — спросил Глебка, провожая отряд и подводы горящими глазами.

— Пулемёты с собой тянут, — ответил комиссар, чиркнув спичкой, чтобы закурить. — Верно, на другой участок фронта перебрасывают. Людей-то у нас втрое, а то и вчетверо меньше, чем у гадов, а фронт широченный, поперёк всего севера нашего. Вот и приходится маневрировать, перебрасывая отряды с одного участка на другой.

— А может ребят и вовсе на другой фронт, — вставил пожилой партизан-конвоир, стоявший возле комиссара. — К Дону — на Деникина или под Петроград — на Юденича, а то и к Уралу — на Колчака. Фронтов-то у нас, куда ни кинь — всё-фронт, сказывали, на девять тысяч вёрст кругом фронт только поворачиваться поспевай.

— И поспеем, — сказал молодой партизан быстро и бездумно, сбивая ушанку к затылку.

— Ты поспеешь, — насмешливо буркнул пожилой. — С ложкой к миске.

Молодой захохотал. Пожилой и сам заулыбался в бороду. Негромко рассмеялся и комиссар, отбросив спичку далеко в сторону и пыхнув сизым махорочным дымом. Глебка смотрел то на одного, то на другого. Они стояли зимним вечером на холодном ветру в открытом поле и смеялись. Позади был утомительный ночной переход, бой в Чаще, длинный марш по лесной целине, впереди — новые марши и новые бои. Они знали это и думали и говорили об этом, глядя вслед уходящему в сумерки отряду красноармейцев, тоже идущих к новым боям на огромном в девять тысяч вёрст фронте.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀