Страна «гирин герен»

Сокровище Аджамы

Гром ударил так, что дождевые струйки, стекавшие с крыши, вздрогнули, изогнулись. Небо беспрестанно рычало, грохотало. Казалось, будто поблизости стала на якорь эскадра линейных кораблей, и они оглушающе палили своим главным калибром.

Тучи цеплялись за склоненные ветром макушки деревьев. Из-под туч, словно огненные дротики, вылетали молнии.

А в хижине без окон — обычной деревенской лачуге, крытой пальмовыми листьями и приспособленной для хранения всякой рухляди, было сухо. Земляной пол устилали тростниковые циновки, вдоль стен стояли пустые корзины. Единственными предметами мебели были две низенькие скамейки. На одной сидел я, на другой — хозяин в серой рубашке с закатанными до локтя рукавами. Левой рукой он придерживал на коленях мачете, в правой держал точильный брусок. Рядом валялись две мотыги с отполированными рукоятками и еще один затупленный мачете.

Коричневый матерчатый полог, заменяющий дверь, был откинут, и через проем в хижину влетали крупные капли дождя.

— Надо ж, какое место. В соседней деревне даже самый сильный ливень без грозы обходится. А у нас тучи, как сойдутся, давай молнии в землю вгонять. Все в одно место, — хозяин со скрежетом стал водить по мачете бруском.

— С чего бы такая напасть?

Снова небо и землю потряс громовой раскат. Хозяин не ответил, наверное, не услышав из-за грохота мои слова.

В хижину меня загнала гроза. От Локоджи, городка у слияния Нигера с притоком Бенуэ, до Окене километров шестьдесят. Я рассчитывал проскочить их без задержки. Но где-то уже перед самым Окене разверзлись хляби небесные, и хлынул тропический ливень, один из тех, без которых в дождливый сезон в Нигерии не обходится и дня.

К грозам мне не привыкать. Как-то в детстве возвращался я из лесу с лукошком пахучей земляники. И надо же такому случиться. На полевой дороге меня настигла гроза. От бывалых людей я уже слыхивал, что одинокий человек в поле якобы притягивает молнию. Я сжался в комочек над лукошком, прикрывая ягоду от дождя. Было страшно — что, да саданет. Однако пронесло, вымок лишь до нитки. Молнии обходили меня стороной, а может, родился я в рубашке. С тех пор я перестал бояться гроз, где бы они меня ни прихватывали — в лесу, на речке, в поле…

Не робел я и тут, хотя гроз на своем нигерийском веку повидал немало.

На этот раз было иначе. Ураганный ветер ломал ветви деревьев. Временами при вспышках молний возникало ощущение, что машина не хочет слушаться руля, что вихрь подбрасывает ее, как мячик, и она несется вприпрыжку по скользкой дороге. Это была стихия. Тропическая стихия во всей своей свирепой удали. На меня напала оторопь. Я притормозил, стал посматривать на обочины в поисках какого-нибудь укрытия. Впереди что-то зачернело, и вскоре я разглядел сквозь белесую пелену хижину. В дверном проеме выросла человеческая фигура, призывно замахала рукой. Не раздумывая, я выскочил из машины…

Слова хозяина хижины о том, что молнии бьют в одно место, удивили меня. Я подвинул скамейку поближе к дверному проему и стал всматриваться вдаль. Ливень скрадывал расстояние, но все же можно было определить, что молнии и впрямь слетались в одно и то же место где-то неподалеку. За огненными дротиками вскоре следовал громовой раскат.

— С чего бы это в одно место? — вновь спросил я.

— Богатырь сокровище людям указывает.

— Богатырь?

— Ну да! Легенда тут о нем ходит.

Вот что поведал гостеприимный хозяин.

В давние времена в здешних местах жил богатырь. Он никого не боялся, перешагивал самые широкие реки, а оружием его на охоте вместо стрел были молнии. Однажды в эти края пришли иноземцы, и богатырь, как ни был силен, не мог устоять перед ними. Прежде чем уйти, он спрятал сокровище, которое имел и которым гордился. Сокровище то особое — людей силой наделяет. Не хотел богатырь, чтобы оно досталось иноземцам. Да и унести не мог, слишком тяжелое было. «Сокровище со временем откроется бескорыстным людям, — наказал богатырь. — Будет это тогда, когда человек на здешней земле освободится от власти иноземцев…».

Хозяин умолк и опять занялся мачете.

Дождь хлестал по-прежнему, и молнии били в одно место.

Что же это за сокровище? Может, как раз то, о котором говорил Эджиофор? Не его ли с завидным упорством искали и другие люди, о которых мне рассказывали их друзья?..

В ноябре, вслед за тропическими ливнями, наступает черед Сахары показывать свой норов. День за днем, не слабея, — откуда только силы берутся! — гонит она в сторону экватора обжигающий харматтан.

Харматтан подхватывает микроскопические песчинки, и эта пыль обволакивает все окружающее, проникает внутрь домов, как бы плотно ни были закрыты окна и двери. Чем ближе к пустыне, тем сильнее зной. Небо подернуто мутной дымкой, а солнце — какое-то расплывчатое, смазанное по краям, зловеще багровое — едва проглядывает. На деревьях, опаленные, жухнут листья, в саванне скручивается трава. У людей от пыльного ветра першит в горле, слезятся воспаленные глаза, трескается кожа на лице и руках.

В такую-то пору и приехали Иван Романов и Вадим Карельский в Кадуну, город в северной части Нигерии. Ранее здесь было небольшое селение, принадлежавшее одному из местных эмиров. В начале нынешнего века Северную Нигерию захватили британские колониальные войска. Как-то в селение заехал губернатор колонии лорд Лугард. Лежавшее у полноводной реки на перекрестке караванных дорог, это место приглянулось ему, и он решил основать тут столицу Северной области Нигерии. Свое название «Кадуна» город получил от реки, где водились рептилии (на языке хауса кадуна означает «крокодилы», «крокодильи места»).

После завоевания Нигерией независимости Кадуна разрослась, ее население перевалило за сто пятьдесят тысяч человек. Город стал административным центром штата с таким же названием. Геологическая же служба Нигерии избрала его своей постоянной резиденцией.

Кадуна, несмотря на громкое название столицы штата, — город отнюдь не столичный, на Лагос не похожий. В Лагосе на улицах — орды ревущих автомашин, плотные толпы народа. Здесь об автопробках еще не имеют понятия, а горожане предпочитают всем видам транспорта самый надежный — собственные ноги. Да и одежда иная. В Лагосе в моде европейские костюмы, мини-юбки. В Кадуне черную кожу мужчин оттеняют тобе — широкие белые рубахи и шаровары. Тот, кто побогаче, щеголяет в ригу — длинном, наподобие халата, одеянии с вышивкой у ворота и разрезами по бокам. На головах тагия — круглые, плоские, как памирские тюбетейки, шапочки. У женщин наряд стандартнее — широкие куски ткани, обвивающие стан.

День приезда, как принято, отводится для отдыха после долгого изнурительного пути. Однако Романов и Карельский решили с этим делом повременить. Освежились под краном в двухэтажном доме, где жили советские специалисты, и тут же попросили проводить их в местный минералогический музей. Обязанности гида взял на себя «старожил» Борис Подбелов, прибывший в Кадуну несколько раньше.

Все трое — Романов, Карельский и Подбелов — до этого не знали друг друга. Они приехали в Нигерию из разных городов Советского Союза. Геофизик Подбелов — из Ленинграда, геолог по железу Романов — из Белгорода, специалист по углям Карельский — из Воркуты. В минералогический музей геологов влекло не просто любопытство. Им предстояло искать в нигерийской земле сырье для металлургической промышленности, прежде всего железную руду и коксующийся уголь. О пригодных для разработки запасах этих полезных ископаемых у нигерийцев практически не было никакой геологической информации.

Промышленные державы Запада неохотно оказывали помощь молодому государству в разведке и разработке его минеральных ресурсов. Не упускавшие возможности заработать на нигерийской нефти, они не были заинтересованы в производстве здесь стали. Их эксперты уверяли, что промышленных запасов железной руды и коксующегося угля на территории Нигерии нет и что для строительства металлургических заводов еще не пришло время Расходы окажутся слишком большими, и для их создания и эксплуатации у страны не хватит квалифицированных кадров.

Взамен советовали: раз уж Нигерия хочет иметь собственные металлургические комплексы, пусть ввозит чугунные чушки и кокс (хотя бы из Англии) и на месте выплавляет сталь. В подтверждение приводили доводы — «помогают» же Нигерии западные фирмы строить фабрики, заводы. Правда, при этом забывали сказать, что такие предприятия не имеют законченного цикла производства: полностью зависят от поставок заморских узлов и деталей.

Заманчивое на первый взгляд предложение нигерийцы отвергли. Поступить так, как советуют, значит оставаться на привязи у прежней метрополии, то есть быть своего рода прицепным вагоном, полностью зависимым от заморского локомотива. И сделали смелый шаг — пригласили группу советских геологов.

Вот и хотелось Романову, Карельскому и Подбелову поскорее узнать хотя бы в музее по сопутствующим железной руде и углю породам — они могли навести пусть на малый, едва уловимый, но все-таки след, — есть ли какая зацепка. Геологи знали, что в Нигерии немало различных минералов и руд (вычитали перед командировкой в книгах), и сейчас воочию могли убедиться, насколько богата здешняя земля. Пояснительные надписи на застекленных ящиках не читали: наметанным глазом безошибочно определяли образцы.

Кусочки красно-коричневого камня. Так и есть — бокситы. Колбочки с жидкостью коричневого цвета светло-зеленоватого оттенка нефть. Черно-серая полоска — цинковая рула, рядом поблескивает свинцовая друза. А этот набор крупных темно-бурых кристаллов — не иначе как касситерит, рудный минерал для получения олова. Стенды с образцами асбеста, графита, огнеупорной глины, известняка, мрамора.

поваренной соли, фосфоритов. Рядом желтело самородное золото, подмигивал, будто маленький маяк, своими гранями алмаз. Переливались металлическим блеском руды вольфрама и молибдена…

Трое посетителей не спеша переходили от стенда к стенду. Плотного сложения Подбелов и Карельский иногда увлекались, оттирали хлипкого Романова. Тот молча протискивался к стенду, не гоже, мол, обижать товарища.

Из минералогического музея вышли молча, размышляя, видимо, каждый о своем.

Хорошая коллекция! — нарушил молчание Подбелов.

— Хороша-то хороша, — сказал Карельский, — только не за что нам с Иваном зацепиться.

— Это верно. Одна надежда теперь на разведку в поле, — вздохнул Романов.

К поискам готовились основательно. Отлаживали самоходные буровые установки, попросту СБУ, подбирали долота, инвентарь, настраивали различные измерительные приборы. В предвечерние часы, когда становилось прохладнее, обучали буровому делу нигерийцев.

Был определен район вероятного залегания месторождений железной руды. На геологической карте он выглядел прямоугольником с лист писчей бумаги. В действительности там без затруднения нашлось бы место Австрии, Бельгии, Дании, Швейцарии, вместе взятым. Этот район предстояло прежде всего обследовать с воздуха чуткими приборами — магнитометрами, которые могли бы указать наличие аномальных зон.

В разных странах приходилось летать Борису Подбелову, пилоту Владимиру Морозову, штурману Рудольфу Краснову, но в такой переплет попали впервые. Начало аэромагнитных съемок совпало с сезоном дождей. С утра до вечера над землей висели плотные облака, начиненные грозовыми разрядами. Кончились дожди, из Сахары налетел харматтан. Нал саванной, унося в небо высохшую траву, затанцевали крутящиеся столбы смерчей. Но краснокрылый Ил-14 вылетал в любую погоду: и в «окна» между грозами, и в харматтан «трясся» он на небесных ухабах, день за днем прочесывая обширный район в западной части Нигерии, строго выдерживая при этом необходимую высоту и курс.

На геологическую карту легли первые штрихи, и в небо взмыл «малыш» — АН-2. Другая группа поисковиков — геофизик Валентин Голубков, пилот Василий Шляхтин и штурман Владимир Суров — подключилась к детальному обследованию выявленных аномальных зон. А потом настал черед геологов.

Бирнин-Гвари крошечное селение километрах в ста к северо-западу от Кадуны. Вокруг него, куда ни глянь, до горизонта простирается плоская саванна с островками кустарника, покрытая пожухлой пепельно-серой травой. Неподалеку от Бирнин-Гвари, на левом берегу почти выпитой харматтаном речки Марига, геологи разбили свой первый лагерь.

Геологи народ сдержанный на эмоции. Все же и они не могли скрыть своего волнения: по прогнозам геофизиков и магнитометристов, у Мариги на небольшой глубине залегает железная руда.

За дело взялись не медля. Романов оконтурил месторождение, поставив в саванне вешки, колышки. Рабочие дружно налегли на лопаты, застучали кирками. Весело запели моторы СБУ. К подземной кладовой стали пробивать шурфы.

Зной не спадал. К Мариге на водопой настороженно выходили стада антилоп, завидев людей, нехотя поворачивали в саванну. Кругом — ни деревца, где можно было бы укрыться в тени от палящего солнца. Раскаленные камни обжигали руки. От первых взмахов кирками на рабочих взмокали от пота рубашки. Перебрасываясь шутками, не уходили с поля до темноты. С рассветом, едва красный диск солнца выползал из-за мутного горизонта, снова шли в саванну. На скорую отдачу не рассчитывали. Наперед знали, что окончательный результат обозначится, когда вдоль и поперек аномальной зоны будут отрыты многие километры канав, пробурены на всю ее глубину в разных точках десятки скважин, отобраны отовсюду пробы. Поисковая партия метр за метром упрямо вгрызалась в неподатливый каменистый грунт.

Под напором южных ветров, принесших дожди и с ними желанную прохладу, незаметно отступила жара. Марига набухла, расплескивалась. Антилопы уже не приходили на водопой, а паслись где-то в зеленом саванном море. Но чем ближе поисковая партия подбиралась к конечным отметкам, тем сумрачней становились рабочие, буровики, геологи. Романов, державший в руках все нити поисковых работ, еще не сказал последнего слова. Однако и без него все догадывались, что месторождение Бирнин-Гвари, как в это не хотелось верить, не оправдало надежд.

В конце концов пришлось объявить, что дальнейшая разведка в этом районе бесполезна. Мощность пластов небольшая — до метра. По содержанию железная руда тощая, труднообогатимая, запасы, если исходить из геологических мерок, пустячные — едва наберется двадцать миллионов тонн.

Сворачивались молча. Романов подбадривал товарищей: не нашли в этом месте, повезет в другом.

…Геологов иногда сравнивают с шахматистами. Тем и другим приходится «считать» варианты. Но шахматисты находятся в более благоприятном положении. Прежде чем передвинуть на доске пешку или фигуру, они выбирают из многих ходов один, лучший, по их мнению, и к концу партии убеждаются в правильности или ошибочности своих решений. У наших геологов такого выбора в Нигерии не было. Им приходилось считать все варианты — до конца обследовать каждую аномальную зону. Здесь уже требовались не часы и не дни, а месяцы. И все это время нужно поддерживать жизненный тонус, не опускать руки при неудачах, не поддаваться усталости.

Первый шаг в геологической разведке — аэромагнитная съемка, которая позволяет обнаружить залежи железных руд. Но по показаниям приборов нельзя еще сказать, какие они — богатые или бедные. Ответ дает лишь детальная проработка каждой аномалии. Для этого нужно провести наземную съемку, рассечь место поисков канавами, заложить шурфы, пробурить скважины, сделать пробы… Требуется масса времени, усилия десятков людей. Оставить же необработанной какую-либо аномальную зону тоже нельзя: любая на поверку может оказаться подходящей для добычи руды.

Разведка месторождений этим не ограничивается. По мере накопления материала о залежи его подвергают на полевой базе камеральной обработке — «камералке», как говорят геологи, то есть анализируют полученные результаты, изучают образцы, заполняют дневники, наносят на карту новые данные, пишут отчеты.

Такие отчеты Романов регулярно пересылал в геологическую службу. Двузначными цифрами указывал в них, сколько сделано геолого-поисковых маршрутов, пройдено канав, заложено шурфов, пробурено погонных метров скважин. Обследованы аномальные зоны в окрестностях Кадуны, Фарин Рува, Аябы…

Проверен выход углей на участках Афуджи, Окоба, Экугу-Охяма, сообщал Карельский…

Геологи переходили от залежи к залежи, но результаты поисков не радовали.

Как-то после нескольких недель, проведенных в поле, Романов занимался камералкой. Он сидел у стола, заваленного темными восьмигранниками магнетита, пакетиками с геологическими пробами, рассматривал образцы минералов, делал записи в дневнике. Настежь распахнутая дверь передвижною вагончика раскачивалась на петлях, жалобно скрипела. Опять стояла такая жара, что воздух казался густым, тягучим, и ветер, влетавший в вагончик, не освежал, а обжигал.

На лесенке послышались чьи-то легкие шаги.

— Изучателя земли Романова, то бишь геолога, могу видеть? — хрипловато спросил вошедший.

Романов обернулся.

На пороге стоял Карельский. Загорелый, с впалыми щеками, облупившимся носом, но, как всегда, веселый, неунывающий.

— Вадим, дружище! Какими ветрами тебя занесло? — похлопывая товарища по плечу, приветствовал его Романов. Он засуетился, налил из сифона шипучей газировки.

— На-ка, освежись с дороги!

Карельский взял протянутый стакан, сделал несколько глубоких глотков, потом стал пить воду медленно, смакуя. Сел, осмотрелся.

Всюду — под кроватью, стульями, на полках — лежали сероватые образцы минералов. На столе из-за камней и пакетиков проглядывала вырезанная из журнала цветная картинка — березовая опушка в зимнем убранстве. От нее повеяло воспоминаниями о родных местах, показалось, что в вагончике на какой-то миг стало прохладней. Скрип двери прервал воспоминания. Карельский кивнул на образцы:

— Есть что-нибудь стоящее?

— Какое! Куда ни придем — пяток, десяток миллионов тонн. И все вразброс. У вас-то как?

— Кое-что вырисовывается.

— Это хорошо! А к нам зачем пожаловал? Если что нужно из снаряжения — поделимся.

— Нет, я по другому делу. Мы тут неподалеку от вас расположились. Парнишка местный к нашей партии пристал. Вначале вроде бы ничего работал, потом загрустил. Спрашиваю, в чем дело. А он мне: «Неинтересно с углем возиться». Словом, случай тут особый: мечтает парень руду искать. Возьми в свою партию, не пожалеешь! Смышленый, старательный. К тому ж он такое знает! Говорит, в Нигерии есть место, где в давние времена какой-то богатырь спрятал сокровище. Молнии там часто бьют. Алаба! — Карельский повернулся к двери вагончика. — Заходи, покажись!

В вагончик робко поднялся угловатый паренек. Романов подвинул свободный стул, предложил газировки.

— Повтори-ка еще раз, что мне о богатыре рассказывал! — попросил Карельский паренька и стал переводить.

Романов слушал не перебивая.

— Интересно! А место он знает? Или это просто легенда? — спросил геолог, когда Алаба закончил рассказ.

— О богатыре он слышал от стариков, они тоже не знают место.

— Жаль. Во всякой легенде, даже самой невероятной, есть, видимо, капля правды. А она может стать ключом к разгадке тайны. Поисками сокровища богатыря, пожалуй, стоит заняться всерьез: не иначе это мощное рудное тело. Оно и притягивает молнии, — Романов задумался. После недолгой паузы спросил Алабу:

— Хочешь, значит, с нами работать? Паренек кивнул.

— Пока в рабочих походишь, потом подучишься, в буровики определим. Вместе руду в новом районе поищем.

— Это где? — заинтересовался Карельский.

Романов разложил карту, осторожно карандашом нарисовал овал.

— Перед отъездом домой Подбелов советовал получше здесь покопаться. Приборы показали мощную аномалию.

Его коллега Голубков уже давно те места обхаживает.

— А если опять впустую?

Спокойное лицо Романова стало суровым. На широком лбу сбежались к переносице морщины.

— Может и такое случиться, не исключаю. Тогда… У русских исследователей было доброе правило: если поищешь, то и откроешь сокровище. Пойдем в другое место, где-то руда должна быть. Впрочем, хватит о делах. Сейчас чаю сообразим, — Романов сложил карту, сдвинул на столе камни, пакетики…

Колонна автомашин медленно вползала в селение. Романов ехал в головном грузовике. Одинокие мазанки тянулись вдоль дороги, каждая посреди своего огородика, окруженного плетеной изгородью. Таких деревень проехали уже с десяток, и нигде не останавливались. Без задержки проскочили бы и это селение. Но оно было последним на длинном пути, и от него до места, куда предстояло добраться, рукой подать — всего несколько километров.

На площади колонна остановилась. Геологов встречали всей деревней. Впереди мужчины — рослые, стройные, как на подбор. Девочки-малышки пугливо рассматривали незнакомых людей, прячась в складках одежды матерей. Голоногие мальчишки, наоборот, держались смело, выбегали к машинам. Жителям деревни не приходилось видеть ранее такого скопления грузовиков и белых людей, и они радостно восклицали:

— Яйа ка кейи! Барка дазува! (Приветствуем вас! Добро пожаловать!)

В знак дружеского расположения геологам преподнесли на блюдечке орехи кола.

Романов распорядился устроить стоянку за деревней, а сам, пока солнце было высоко над горизонтом, решил осмотреть новую аномальную зону, чтобы с утра можно было сразу приниматься за работу. На машине добрался почти до места и велел шоферу возвратиться часа через три. Размашисто зашагал к белеющей в высокой траве палатке. Возле нее Романова встретил Голубков, высокий худощавый ленинградец средних лет в желтой ковбойке. Добродушное лицо расплылось в улыбке. Поздоровались, крепко пожав огрубевшие руки.

— Показывай, Валентин Сергеевич, свои владения!

— Так сразу? Отдохнул бы.

— Успеется.

Голубков сунул в рюкзак термос с водой, прицепил к ремню полевую сумку, взял геологический молоток.

После плоской, просторной саванны буш показался дремучим, непролазным. Шли медленно, обходя низкорослые деревья, ветви которых то и дело норовили уцепиться за одежду. Из-под ног разбегались ящерицы, где-то кричали обезьяны, из кустов вылетали фазаны в ярком оперении. В другое время Романов с удовольствием приехал бы сюда поохотиться, а то и просто побродить по этому девственному бушу, насладиться тишиной. Но сейчас было не до развлечений и отдыха. Впереди вырастала мохнатая гряда, и чем ближе подходили к ней геологи, тем круче она была.

На вершине перевели дух. Романов осмотрелся. Дали распахнулись, вокруг был порыжевший буш, прорезанный этой единственной грядой, понижавшейся с востока на запад. Казалось, что тут поработали на огромных бульдозерах, которые сдвинули землю в гигантский вал.

Когда вернулись к палатке, Голубков протянул Романову ключ, сделанный из проволоки.

— Тебе! От здешней кладовой. А если серьезно, то держи, — Голубков достал из полевой сумки карту, развернул. Гряда была обведена жирной линией, указывающей аномалию. Романов смотрел на карту, а думал о Голубкове. Вот он какой, оказывается. Мало того, что сделал свое дело — отлетал на «аннушке» десятки часов, он еще с ручным магнитометром облазил открытые аномальные зоны. И эту тоже. Уточнил ее положение и размеры на местности, составил карту для наземных работ, отобрал образцы. Романов стал делать на карте пометки: тут пройдут канавы, у подножий склонов заложим шурфы, пробурим скважины.

— Здорово ты нам помог, Сергеич!

— Чего уж там. Дело у нас общее. Гряда, кстати, сплошь из железистых кварцитов.

— То на виду. А я бы хотел знать, что еще там запрятано, — Романов улыбнулся, топнул по земле.

— Это уже ваша работа…

В поле, к гряде, поисковики выходили без того радостного порыва, который был вначале на Бирнин-Гвари. Неторопливо разбирали инструмент, почти не шутили. Случалось, подолгу курили, сидя у канав. Что из того, что здесь гряда? Ну, наберется в ней от силы миллионов двадцать, пусть тридцать. Все равно пустяк. Вечером, собравшись у костра, затягивали протяжные русские песни — тосковали по дому.

Надо как-то встряхнуть поисковиков, думал Романов. Он посоветовался с буровым мастером Николаем Ворониным. Решили ускорить буровые работы. Если на глубине окажется железная руда, за канавами и шурфами дело не станет. Рабочих потом с поля не вытащишь. В разных точках у подножия гряды поставили три буровые машины. Буш огласился гулом моторов, лязгом труб.

Несколько дней Романов был в отъезде — наведывался но делам в геологическую службу. Вернулся — сразу к Воронину. Мотор бурового станка натужно гудел, вытаскивая колонну труб. Буровая бригада привычно отсоединяла колена, аккуратно складывала их на деревянный помост. Из последней трубы Воронин бережно вынул керн — столбик породы, поднятой с глубины.

— Хорош пласт! К четвертому десятку метров подбираемся! — весело сказал мастер.

— Что на других буровых?

— У них не хуже. На богатую руду идем, Иван Ильич!

Романов сел на теплый валун. Платком вытер вспотевший лоб. Впервые за долгие месяцы пребывания в Нигерии геолог почувствовал себя вконец усталым и… безмерно счастливым.

Как-то у своего вагончика Романов застал плечистого незнакомого нигерийца. Тот засуетился, кивнул на корзину с бананами.

— Советским геологам принес.

— Бананы — это хорошо. Давно не пробовали. Ребята обрадуются. Сколько за корзину?

— Деньги не надо! Бадири даром принес, — нигериец отвел руки Романова с деньгами.

В Нигерии не принято отказываться, когда угощают: обидишь человека. Романов взял из корзины банан, очистил мягкую податливую кожуру. Подумал о других нигерийцах. Куда бы ни приходили геологи, местные жители предлагали им кров, еду, воду. Узнав, что они ищут железную руду, приносили обломки пород, старые копья, железные котлы, сделанные в давние времена.

— Добрались, выходит, до сокровища? — спросил нигериец.

— Это какого?

— Будто батуре не знает. Аджама, богатырь наш, его под этой грядой Итакпе-хилл спрятал.

Романов улыбнулся: вспомнил интригующий рассказ Алабы.

— Сокровище, говорят, людям силу придает. Мне бы кусочек, а? — попросил нигериец.

— Это можно! — сдерживая улыбку, Романов подал ему увесистый шершавый обломок…

На очередной отчет руководителя группы советских геологов Измаила Куртаевича Кусова в большой кабинет федерального министра промышленности пришли руководители департаментов, чиновники из управления стали, геологической службы. Многие уже знали Кусова. Нигерийцам он нравился: работать с ним приятно, хорошо разбирается в своем деле, обладает выдержкой, дипломатическим тактом. Под его началом советские геологи четко выполняют намеченную программу. Что скажет Кусов на этот раз?

Кусов начал отчет. Аэромагнитные съемки центральной и юго-западной части Нигерии проведены полностью на площади 194 тысячи квадратных километров. В ходе их определена 81 аномалия, из которых восемь, перспективных на железо, переданы для наземной проверки. Близ Окене разведано крупное месторождение Итакпе-хил, которое можно считать промышленным. По предварительным подсчетам, его запасы составляют более двухсот миллионов тонн. Руда залегает на небольшой глубине — 200-220 метров. В этом же районе выявлены аномалии Аджибоноко-хил и Чоко-Чоко с пригодными для разработки запасами руды. В окрестностях города Лафия открыты залежи коксующегося угля. Общие запасы оцениваются там в сто пятьдесят — сто семьдесят миллионов тонн…

После отчета Кусова встал министр:

Наши долгожданные надежды оправдались. Работа советских геологов в Нигерии заслуживает самой высокой опенки!

Отшумели дожди, отыгрались молниевые сполохи. Наступил новый сухой сезон. В один из жарких дней Романов и Карельский стояли на берегу Нигера у окраины тогда еще безызвестной деревушки Аджаокута. С реки тянуло прохладой, пахло тинной прелью. Вдалеке в дымчатом мареве колыхался левый берег. Вверх по течению полз желтогрудый буксир, волоча за собой пенный след.

Оба молчали. Наверное, вспоминали тяжелые маршруты, своих друзей — Бориса Подбелова, Николая Воронина, Виктора Чубанова, Александра Чумакова, Вадима Плюнгина, Нину Семенову, других советских геологов, летчиков. Все они, как альпинисты, шли в одной связке, и каждый подстраховывал товарища, выкладывался в полную силу, чтобы успешно был выполнен советско-нигерийский контракт.

— Скоро по домам, — Карельский поводил прутиком по воде.

— Да. Мы свое слово сказали, — согласился Романов. — Теперь черед за проектировщиками, строителями. Представляешь, что тут будет через несколько лет — завод, город!

Геологи, как никто из других специалистов, угадывают, определяют перспективу какого-либо края, района. В отличие, например, от горняков, строителей, дорожников они не поглощены сиюминутными заботами. Геологи работают на завтрашний день и первыми о нем начинают говорить. Там, где они находят месторождения, вырастают поселки, появляются рудники, шахты, прииски, промышленные предприятия. Если бы Романов и Карельский могли снова побывать тут, они увидели, как мечты одного из них обрели реальность.

Здесь, неподалеку от Аджаокуты, на правом берегу «реки рек» вырастает сейчас крупнейший в Тропической Африке металлургический завод с полным циклом. Это означает, что на предприятии будут получать чугун, варить сталь, выпускать прокат, то есть необходимую для нужд страны готовую продукцию.

Огромная стройка раскинулась на шесть километров вширь и четыре вглубь. И с каждым днем все четче вырисовываются контуры завода, сооружаемого при техническом содействии Советского Союза. Над строительной площадкой поднялся массивный «самовар» — доменная печь. Почти на километр вытянулись корпуса прокатных цехов. А неподалеку идет сборка коксохимических батарей, устанавливается оборудование на обогатительной фабрике, в кислородно-конверторном цехе, обозначился каркас энергетического сердца завода — мощной ТЭЦ…

В середине июля 1983 года, когда еще не набралось и трех лет с начала строительства, металлургический комплекс в Аджаокуте выдал первую готовую продукцию. С вводом в строй первой очереди он будет выплавлять 1,3 миллиона тонн стали в год. Вторая очередь позволит увеличить мощность завода вдвое. В дальнейшем он может быть расширен с тем, чтобы производство металла достигло 5 миллионов тонн. По окончании строительства Нигерия будет иметь комбинат, который станет в один ряд с подобными предприятиями в наиболее развитых в техническом отношении странах мира.

Металлургический комплекс в Аджаокуте — это не только цеха, машины, металл. Уже сейчас там думают и о том, кто будет работать на сложных агрегатах, для чего развернули с помощью советских специалистов широкую подготовку кадров металлургов.

Во все времена черный металл считался важнейшим металлом. Для Нигерии он необходим вдвойне. Национальная металлургия — это дорога к собственным машиностроительным заводам, это отечественные станки и оборудование и многое другое. Сталь Аджаокуты значительно прибавит молодому государству силы и мощи на пути к достижению экономической самостоятельности.

…Молния снова озарила хижину. Я ждал оглушающей пальбы, но вдали лишь глухо пророкотало.

Хозяин все еще усердно точил мачете. Только это был уже другой. Наточенный лежал у скамейки, рядом блестели лезвиями две мотыги.

— Как богатыря вашего звали, того, в легенде?

— Аджама.

Гроза затихла, я распрощался с хозяином и вырулил на захламленную дорогу. Над бушем выступала, как огромный длинный пирог, зеленая гряда, скрывающая сокровище Аджамы. Из-за облаков выглянуло солнце. На деревьях и в траве разноцветными огоньками засверкали дождевые капли. Неожиданно во влажной синеве неба изогнулась радуга. Одним своим концом она оперлась на зеленую гряду, другим изнемогла где-то вдали. Радуга для места, где она вспыхнула, говорят, к счастью.