Странный каприз

Глава 3

Дурную весть Крейгу принес мистер Эмхерст. Прямо от Говардов он отправился в офис «Недвижимость Пинкни», расположенный на Бойлтон-стрит, в деловой части города. Офис находился в старинном кирпичном здании; обстановка его — латунные лампы на дубовых столах, пушистый коричневый ковер, заглушающий шаги, кресла и диваны, обитые натуральной кожей, застекленные полки, а на них — толстые тома в позолоченных переплетах — напоминала скорее букинистический магазин, чем контору по продаже недвижимости.

Мистер Эмхерст был здесь не впервые; но в этом изысканном интерьере ему каждый раз становилось как-то не по себе. Сам он в своей конторе на первом этаже высотного офисного здания придерживался безликого ультрасовременного стиля. А здесь даже кофе — в фарфоровых чашечках!

Наконец секретарша пригласила его войти. Мистер Эмхерст поставил недопитый кофе, поправил галстук, пригладил редеющие волосы, откашлялся и бочком протиснулся в широкие двери кабинета. Крейг, встав из-за стола, протянул ему руку. Мистер Эмхерст пожал ее и, помявшись, вымолвил:

— Боюсь, мисс Ларсон стала домовладелицей.

— Вот как? Она предложила больше?

— Нет, столько же.

— А размеры выплат? — Крейг подозревал, что финансы мисс Ларсон не позволяли ей увеличить суммы взносов. И потом, она ни за что бы до этого не додумалась. Ему самому эта идея пришла в голову по чистой случайности.

— Нет, нет, выплаты у нее даже меньше, чем ваши, — промямлил Эмхерст, вдруг осознав, как глупо с его стороны было явиться сюда с дурным известием.

Проницательный взгляд остановился на потной физиономии Эмхерста.

— Я полагал, что Говарды оценят мои условия!

— Разумеется! Вы поступили мудро! Они были уже готовы подписать договор, но…

Резким жестом Крейг указал ему на кресло.

— Что «но»?

— Мисс Ларсон настояла на внесении в заявку одного условия. Прежде чем принять окончательное решение, Говарды должны были поговорить с ней по телефону.

— Необычное условие.

— Да, я ее отговаривал, но она уперлась… Говарды согласились, не подозревая, что разговор с ней повлияет на их решение. В конце концов, предложить больше она все равно не сможет. Они просто обязательные люди, поэтому и…

— Что она им наобещала?

Мистер Эмхерст снова откашлялся.

— Сначала она стала рассказывать о гостинице — как она ее переделает, обставит антикварной мебелью и так далее. А потом пообещала назвать гостиницу их именем — «Дом Говардов» — и привести в рекламной брошюре историю семьи. Вот это их и соблазнило.

Крейгу редко случалось выходить из себя. Когда он злился, то не вскакивал и не повышал голоса, только глаза угрожающе суживались, на высоких скулах выступали красные пятна, а голос становился тихим, едва слышным. Вот и сейчас Крейг заговорил почти шепотом, и Эмхерст наклонился, чтобы не пропустить ни слова.

— Вот это трюк! — шептал Крейг, сжимая кулаки. — Да эта женщина — настоящая язва! Так их одурачить! Ее счастье, что разговор шел по телефону — стоило бы им увидеть, как она одевается… Она же обманула стариков! Она не станет давать гостинице их имя!

— С нее станется, — пропыхтел Эмхерст.

«Интересно, — подумал он, — когда это мистер Пинкни успел ознакомиться с особенностями ее стиля одежды?» Сам мистер Эмхерст уже привык к экстравагантным нарядам своей клиентки, его только смущало всеобщее внимание, которое она вызывала везде, где бы ни появлялась…

— Мне очень жаль, что вам так не повезло, мистер Пинкни, — продолжил он похоронным тоном. — Без сомнения, мисс Ларсон — решительная женщина. Не удивлюсь, если ее гостиница будет процветать.

— А я удивлюсь, — отрезал Крейг. — Она же ничего не понимает в гостиничном менеджменте! Это не то, что продавать столы и тумбочки!

Крейг откинул со лба густые каштановые волосы. Интересно, подумалось ему, сколько седых волос добавила ему за сегодняшний день решительная мисс Ларсон? Крейгу не раз случалось проигрывать, но никогда еще неудача не задевала его так больно. Он предложил в сделке более выгодные условия — и все же она выхватила дом прямо у него из-под носа!

Крейг поднялся и протянул Эмхерсту руку.

— Спасибо, что зашли, Джек, — поблагодарил он с сердечностью, не обманувшей даже мистера Эмхерста. — Что ж, на доме Говардов свет клином не сошелся. Поищу что-нибудь другое.

Оставшись один, он долго сидел неподвижно, постукивая карандашом по столу и уставившись невидящим взглядом на пресс-папье ручной работы в дальнем углу стола. Пресс-папье было настоящим произведением искусства, но Крейг об этом не задумывался. Он привык жить среди изящных и дорогих вещей. Но что может понимать в антиквариате эта чокнутая калифорнийка? Ей следовало бы продавать безликую мебель для офисов. Или костюмы от авангардистских французских кутюрье, подходящие разве что для бала в психиатрической клинике. Господи, на какой помойке она нашла свою шляпу?

«А из нее вышла бы хорошая манекенщица», — подумал вдруг Крейг. Несколько лет назад он сопровождал престарелую тетушку на благотворительный показ мод, где великосветские дамы бродили по подиуму, неумело подражая рассчитанно-небрежным движениям профессиональных моделей. Но была среди них одна… Невысокая, весьма упитанная, со светлыми кудряшками, прилипшими ко лбу, — совсем не красавица. Но, едва она появлялась на подиуме, все взгляды устремлялись к ней — такое исходило от нее обаяние. Крейг был очень разочарован, узнав, что она замужем. Вот с такой женщиной он хотел бы встречаться.

И в Присцилле Ларсон было что-то похожее. Люди оборачивались на нее не только из-за экстравагантного наряда. Надень она даже самый строгий костюм, все равно бы выделялась среди тысячи лиц. В ком еще можно найти такую гремучую смесь энергии, самоуверенности и отваги? Сразу видно, что эта женщина — из тех, кто не трусит, не сомневается, не оглядывается на чужое мнение и всегда добивается своего. Так, как добилась дома Говардов.

Крейг никак не мог выбросить ее из головы. Сегодня в ресторане, когда она упрямо отвергала все его предложения, он вдруг ощутил толчок сумасшедшего желания. Может быть, поэтому у него и вырвались слова о разговоре наедине — хотя, Бог свидетель, он не имел в виду ничего дурного. Присцилла Ларсон поразила его воображение, словно райская птица с трепещущим радужным венцом на голове. Как мог он, девять лет проживший с холодной как лед светской женщиной, не увлечься этой искрометной особой! Естественно, он невольно задумался о том, как проявляется сумасбродство Присциллы в постели.

От бессвязных мыслей его отвлек зуммер интеркома. Секретарша сообщила, что на проводе Моника. Крейг не слишком хотел сейчас говорить с бывшей женой, но уклониться уже было нельзя.

— Здравствуй, Моника, — заговорил он спокойным, дружеским тоном, какого обычно придерживался в разговорах с ней. — Что случилось?

— О, Крейг, как хорошо, что я тебя застала. Я боялась, что ты уехал на весь день. Крейг, ты не сделаешь мне одолжение?

Ну разумеется! Был ли случай, чтобы Моника позвонила ему просто так?

— М-м?

— Сегодня мне позвонила няня и сказала, что заболела, — расстроенно сообщила Моника. По ее тону можно было предположить, что произошло нечто ужасное. — У меня на сегодня назначена важная встреча, а искать другую няню уже поздно. Может быть, ты присмотришь за Майклом? Хочешь — приезжай ко мне, хочешь — забери его к себе. Только тогда возьми его вещи, чтобы он завтра прямо от тебя пошел в школу.

Для Моники любая вечеринка — очень важное событие, — это Крейг усвоил за годы совместной жизни… Стоп, стоп, он опять начинает винить во всем ее. Старая привычка. Это несправедливо: Моника виновата во всем не больше, чем он. Оба они ошиблись, оба приняли скороспелую влюбленность за любовь и тем обрекли себя на долгое и мучительное прощание с иллюзиями.

— Конечно, заберу, — отозвался он. — Заеду к вам по пути домой. По дороге мы с ним поужинаем вместе.

— Ты вечно его куда-то возишь…

— Лучше поужинать в ресторане, чем травить ребенка моей стряпней. К тому же, помнится, в холодильнике у меня хоть шаром покати.

— Ты говоришь, словно работающая мать.

«Много ты знаешь о работающих матерях…» — начал мысленно Крейг, но тут же оборвал себя. Хватит! Им больше нечего делить.

— Я буду у вас где-то через полчаса. Собери его вещи, ладно?

— Хорошо. Спасибо, Крейг. На выходные он останется с тобой?

— Конечно. Я знаю, чем его занять…

— Но учти, в воскресенье утром я его заберу. Я обещала съездить с ним к родителям.

«Как мило, — саркастически подумал Крейг. — И уже не в первый раз». Почему Моника старается разлучить его с сыном? Мстит? Или это просто невнимательность, нечуткость? Может быть, и он, не сознавая этого, делает то же самое?

— Хорошо, — со вздохом ответил он. — Скоро увидимся.

После развода Моника осталась в уэстонском доме — свадебном подарке ее родителей. Дом был ультрасовременным — весь из стекла и бетона. Крейг ни за что бы не согласился жить в таком месте, но Моника чувствовала себя в нем как рыба в воде. Не реже двух раз в неделю она устраивала приемы, а в остальные вечера приглашала подруг и соседей на чай или на партию в бридж.

Однажды, устав от присутствия посторонних, Крейг спросил напрямую, зачем Моника превращает дом в постоялый двор. Она ответила, что только на людях чувствует себя по-настоящему живой. И впервые Крейг понял, что это так и есть. При гостях Моника оживлялась, наедине с мужем потухала, становилась вялой и безразличной ко всему на свете, уныло бродила по дому, словно неприкаянное привидение, не в силах ни читать, ни даже смотреть телевизор. Тогда-то его угасающая любовь сменилась недоумением и жалостью. Затем на смену жалости пришло раздражение — и все пошло прахом.

Сгустились сумерки. Дом сиял приветливыми огнями, и на крыльце Крейг издали разглядел худенькую фигурку Майкла. Но, подъехав ближе, он услышал резкий голос Моники:

— Ради Бога, Майкл, закрой наконец дверь! Ты выстудишь весь дом!

— Папа приехал, — не оборачиваясь, тихо ответил мальчик.

Крейг вышел из машины и медленно поднялся по ступенькам. Как всегда, она чем-то недовольна, думал он. И никто не виноват, и ничего не изменишь. Он потрепал сына по плечу и вошел вместе с ним в дом, тщательно прикрыв дверь. По лестнице зацокали каблучки Моники, и Крейгу сразу вспомнилась Присцилла Ларсон. Впрочем, элегантное черное платье для коктейля, в котором появилась Моника, ничем не напоминало шмелиный наряд Присциллы. «Интересно, с кем она идет?» — подумал Крейг и тут же отбросил эту мысль — вокруг Моники всегда вьется достаточно поклонников.

От нее пахло незнакомыми духами, и глаза показались ему какими-то странными. «Может быть, изменила макияж?» — подумал Крейг, но тут же понял, что дело не в косметике, а в выражении. Такие глаза у Моники он видел много лет назад, когда ухаживал за ней. Тогда по их счастливому блеску он догадался, что Моника его любит… Что-то кольнуло в сердце, но Крейг подавил неуместную боль. Моника влюблена и счастлива. Что ж, дай ей Бог! А его это больше не касается.

— Ты чудесно выглядишь, — сказал он.

— Спасибо. А ты выглядишь усталым.

— Тяжелый день.

— У тебя все дни тяжелые. Может быть, пора сменить работу?

— Я люблю свое дело.

Он огляделся вокруг в поисках чемоданчика Майкла. Вон он, стоит на ступеньках. Сколько раз уже Крейг запихивал этот чемодан к себе в багажник? Сколько раз сам Майкл, словно чемодан, переходил из рук в руки — от отца к матери и обратно?

«Кажется, Майкл любит бывать со мной, — думал Крейг. — А раз так — можно и потерпеть».

— Папа, ты готов? — Майкл стоял у дверей в своей яркой курточке. Волосы у него были темные, а глаза серые — в отца. Он улыбался Крейгу, а тот молчал, не в силах совладать с внезапно нахлынувшей нежностью и грустью.

— Да, — ответил он наконец и, спустившись вниз, поправил на Майкле кепку, чтобы у мальчика не замерзли уши. — Желаю хорошо повеселиться, — обратился он к Монике.

— Постараюсь.

Она поцеловала сына на прощание и захлопнула за ними дверь.

Отец и сын сели в машину. Прежде чем заводить мотор, Крейг повернулся к Майклу.

— Что, у мамы новый приятель?

— Ага, — отозвался мальчик. — Все время здесь крутится. И сегодня он тоже был, только мама не хотела, чтобы ты его видел. Помнишь, как ты издевался над тем, предыдущим?

Крейг широко улыбнулся.

— Он того стоил! А этот как, получше?

— Да, этот вроде ничего. Он адвокат или кто-то в этом роде. Папа, а куда мы поедем?

— Куда хочешь, сынок.

Обычно Присцилла не швыряла деньги на ветер, но по случаю одержанной победы позволила себе пообедать в ресторане. Присцилла обедала одна, но не скучала в одиночестве: она любила рассматривать людей за соседними столиками, ловить обрывки чужих разговоров и додумывать для себя их истории.

В этот вечер за соседним столиком сидела, держась за руки, совсем юная пара: юноша и девушка не отрывали глаз друг от друга, и лица их были полны тревоги. «Что угрожает их любви? — задумалась Присцилла. — Родительские запреты? Денежные проблемы? Нежеланная беременность?» Присцилла не слышала ни слова из их тихого разговора, но по тому, как заулыбались они к концу ужина, как глаза их осветились радостью, она догадалась, что их любовь готова преодолеть все преграды.

И вдруг ей вспомнился Крейг Джеймс Пинкни-третий… Присцилла положила вилку и погрузилась в столь глубокую задумчивость, что официантка, давно уже пожиравшая завистливым взглядом ее наряд, вместо вертевшегося на языке вопроса: «Где вы купили такую шляпу?» — спросила, как Присцилла себя чувствует.

— Прекрасно, — ответила Присцилла. Отрешенное выражение исчезло с ее лица. — Просто великолепно.

Он просто зануда, говорила себе Присцилла. Чопорный и мрачный зануда. Однако есть в нем что-то неотразимо привлекательное… И, предлагая Присцилле беседу наедине, он скорее всего не имел в виду ничего такого. Но у Присциллы было твердое правило: не смешивать деловые отношения с личными. А мистер Пинкни одновременно раздражал и привлекал ее к себе. Это смущало ее и сбивало с толку.

Как он не похож на Перси! Бывший муж Присциллы одобрял любые проявления ее яркой индивидуальности и даже подначивал ее на самые рискованные эксперименты. Присцилла была счастлива — да и какая женщина не счастлива, когда любимый человек разделяет ее вкусы и увлечения?..

Слишком поздно она заметила, что Перси впал в эмоциональную зависимость от нее и уже не может обходиться без ее поддержки. Он бросил приличную, хорошо оплачиваемую работу и целыми днями околачивался у нее в магазине. Он изводил ее своими жалобами и требованием постоянного внимания, а Присцилла не могла понять, почему нормальный вроде бы мужчина, прожив несколько лет рядом с ней, превратился в беспомощного капризного недоросля.

Присцилла и Перси как будто поменялись ролями: она выходила на охоту в суровые каменные джунгли, он поддерживал огонь и обеспечивал ей домашний уют. Это было бы прекрасно, если бы Перси хоть что-то представлял сам по себе! И в конце концов Присцилла ушла — даже не ради себя, а ради него. Впрочем, на сегодняшний день прогресс был невелик: Перси беспрерывно попадал в какие-то переделки, ни на одной работе не удерживался больше месяца и надоедал ей постоянными письмами и звонками.

Удивительно, с какой скоростью он спустил деньги, заработанные Присциллой! Расставаясь, они продали дом и магазин и все честно поделили пополам. Присцилле до сих пор тошно становилось при мысли, что Перси не открыл, как обещал, собственного дела, даже не вложил деньги в какое-нибудь прибыльное предприятие — просто растратил. В то время Присцилле слишком тяжело было оставаться в Сан-Франциско — хотелось уехать куда-нибудь на край света. И она выбрала Бостон, где ее антикварный бизнес обещал успех. Пока что здесь она чувствовала себя чужестранкой, но надеялась, что когда-нибудь сможет назвать Новую Англию своим домом.

Присцилла уплатила по счету и наградила официантку, не отрывавшую глаз от ее шляпы, щедрыми чаевыми. От мистера Пинкни, ясно, она такого восхищения не дождется! Наверняка ему нравятся женщины в строгих синих костюмах или неотличимых друг от друга вечерних платьях. А у Присциллы ни одного делового костюма в гардеробе сроду не было! И правильно: одежда должна быть не костюмом, а нарядом. Если мистер Пинкни этого не понимает — тем хуже для него.

Вернувшись домой, Присцилла накормила свой зоопарк и задумалась. Праздничный вечер еще не кончен. Присцилла была слишком взбудоражена, чтобы устроиться у телевизора или взяться за чтение. До сих пор она полагала, что, заполучив дом, немедленно достанет блокнот и начнет разрабатывать план действий: подумает, какие части дома более всего нуждаются в переделке, где найти рабочих, сколько примерно это будет стоить… Но вместо этого вдруг обнаружила, что листает телефонную книгу в поисках номера мистера Пинкни.

Разумеется, телефон в книге был. Агенты по недвижимости даже на визитных карточках пишут свой домашний номер — боятся пропустить важного клиента. Не успела Присцилла спросить себя, что же, собственно, хочет ему сказать, как пальцы ее сами собой набрали нужный номер.

Трубку сняли после второго звонка.

— Крейг Пинкни.

— М-м… Мистер Пинкни, это Присцилла Ларсон. Вы, наверно, знаете, что Говарды приняли мое предложение о продаже дома.

— Да, знаю. Примите мои поздравления, мисс Ларсон. — В голосе его по вполне понятным причинам не слышалось дружеского тепла. — Мистер Эмхерст рассказал мне, как вы уговорили Говардов в последнюю минуту. Вы приобрели дом довольно необычным путем, чтобы не сказать хуже.

Как ни странно, эта холодная отповедь ободрила Присциллу. Чувство триумфа охватило ее, и она расхохоталась прямо в трубку.

— Совершенно верно! Право, жаль, что вы не смогли предложить Говардам ничего подобного. Не все и не всегда, знаете ли, можно купить за деньги. Впрочем, я не собираюсь радоваться вашему поражению. Если честно, я хотела бы пригласить вас со мной выпить. В знак извинения за свое поведение в ресторане. Вчера вы меня сильно разозлили, но я не хочу выглядеть грубиянкой.

— Вы имеете в виду, сегодня вечером? — поинтересовался Крейг после паузы.

— Да, прямо сейчас. Я в Чарльстоуне.

— Благодарю за приглашение, — холодно ответил Крейг, — но, боюсь, сегодня вечером я занят.

Присцилла ощутила разочарование и легкую обиду. Чем это он занят? Завтра рабочий день, и непохоже, чтобы Пинкни в такой час собирался куда-то ехать. Но, похоже, ее обществу он предпочитает какое-нибудь дурацкое телешоу.

— Ну что ж, нет — так нет, — сказала она. — Надеюсь, вы не в обиде на меня за дом? Или за ту выходку в ресторане?

— Что вы, никаких обид…

В трубке повисло тягостное молчание.

— Вот и хорошо. До свидания, мистер Пинкни, — сказала наконец Присцилла и быстро повесила трубку, чтобы не слышать коротких гудков.

Весь ее энтузиазм куда-то испарился. Завтра она проснется бодрая, полная новых идей и планов, и даже не вспомнит о несговорчивом мистере Пинкни. Но сейчас Присцилла скорчила рожу телефону и, пробормотав: «Зануда!» — отправилась на кухню варить кофе. Выпивать в одиночестве ее не тянуло.

Крейг тупо смотрел на телефонную трубку, откуда доносились пронзительные гудки. Она даже не дала ему попрощаться! Не дала объяснить, что он сидит с сыном, поэтому не может уехать из дому, не дала возможности перенести встречу на другой вечер…

— Ну и черт с ней! — яростно пробормотал он и грохнул трубку на рычаг.

К чему связываться с этой ненормальной? А в том, что их встреча неизбежно привела бы к связи, Крейг не сомневался. По крайней мере он бы сделал все, чтобы уложить Присциллу Ларсон к себе в постель.

Он понимал, что его влекло к ней, потому что она решительно отличалась от остальных. Но всякой эксцентричности есть мера, и о женщине, подобной Присцилле Ларсон, лучше всего просто забыть. Мало ли у него неприятностей и без нее! Появление в его жизни такой женщины неминуемо разрушит с таким трудом созданный налаженный, уютный мир.

Однако внутренний голос возразил: «Не слишком ли скучен твой мир? Разве мужчине не нужны приключения, увлекательные и необычные?»

— Она не просто необычная, — громко произнес Крейг. — Она ненормальная.

Он вскочил и широкими шагами направился в соседнюю комнату, где смотрел телевизор его сын. Майклу давно пора в постель.

В следующие несколько недель ни Крейг, ни Присцилла не пытались связаться друг с другом. Присцилла о нем почти и не вспоминала: ее помыслы были всецело заняты новым домом. Она хотела начать ремонт, как только оформит все необходимые документы, и, чтобы подготовить все вовремя, ей приходилось проявлять кипучую энергию.

А вот Крейг вспоминал о Присцилле довольно часто, хотя и надеялся, что это наваждение вот-вот пройдет. В его сознании она неразрывно связалась с несостоявшейся сделкой, и Крейг не спал ночей, мучаясь досадой из-за этой обычной в общем-то неудачи. В потере дома он винил Присциллу — и снова вспоминал ее стройное тело и сияющие зеленые глаза…

Крейг не терял из виду районы Эссекса и Глостера, словно ожидал, что там начнется очередной «бум недвижимости». Такие вещи — не редкость: время от времени то тут, то там вспыхивает ажиотаж и с головокружительной быстротой поднимаются цены. Хороший агент по недвижимости должен уметь вычислять районы «бума» заранее. Крейг умел, поэтому и добился успеха в своем деле.

Разумеется, сама по себе гостиница привлечет в тихие окрестности Глостера немало народу. Если, конечно, гостиница и вправду будет так хороша, как планирует это мисс Ларсон. Крейг тщетно старался убедить себя, что у нее ничего не выйдет. Однажды, проезжая по Чарльстоуну, он даже сделал крюк, чтобы заглянуть в окно «Антиквария» и выяснить, чем она там занимается. Магазин производил впечатление; впрочем, из этого не следовало, что удачливый антиквар способен с той же легкостью управлять гостиницей.

Однако когда в том же районе появился еще один дом на продажу, Крейг, не раздумывая, ухватился за него обеими руками. Но получить дом оказалось не так просто. Весть о том, что Говарды продали свое фамильное гнездо за хорошие деньги, разнеслась по округе с быстротой молнии, и фермеров обуяла жадность. Дом, который показали Крейгу, был раза в два меньше, требовал капитального ремонта и не имел ни капли обаяния. Однако хозяева просили за него столько же, сколько и Говарды.

Целую неделю Крейг терпеливо убеждал их, что цена слишком завышена. Фермеры были непоколебимы. Только после того, как он привел им убедительную статистику, хозяева согласились снизить цену до приемлемого уровня. Крейг едва не пошел на попятную — настолько ему все это надоело. Но природное упрямство заставило его довести покупку до конца.

Хотел ли он вознаградить себя за потерю дома Говардов или подсознательно стремился доказать Присцилле, что тоже чего-то стоит, — так или иначе, в один холодный, мало подходящий для ремонта ноябрьский день мистер Пинкни стал владельцем обшарпанного деревенского дома в полумиле от будущей гостиницы. Едва подписав бумаги, он начал сожалеть о своем упрямстве. Но делать было нечего, и Крейг решил засучить рукава и извлечь наибольшую выгоду из того, что послала ему судьба.