Стратагемы заговорщика (СИ)

Ветер перемен

Усталое Светило тяжело оперлось об острые зубцы Гребня Дракона, торопливо выливая остатки света и тепла на гранитные скалы, лесистые склоны и кремово-жёлтые глинобитные стены Внешнего города, чтобы тронуться дальше налегке. Генерал Дарсен Тагар, первый полководец Смотрящего-в-ночь, привычным взглядом наблюдал, как тени хребта тянут свои жадные пальцы к обитым медью воротам, а вдоль дороги, силясь разорвать их объятья, загораются факелы и костры. Скоро они сольются в узкий огненный ручей, ползущий вопреки природе вещей не вниз, но вверх по крутым склонам пика Уединённого Созерцания.

Строительство башни Небесного Узора не прекращалось ни днём, ни ночью, пожирая камень, бронзу, железо, драгоценный корабельный лес и жизни рабочих. Уже три раза конструкция обваливалась, не выдерживая веса огромной подзорной трубы, которую строители силились втащить на верхний, тринадцатый, ярус. Инструмент весил около тридцати тонн — гораздо меньше, чем главный колокол Святилища, но его вытянутая форма неумолимо смещала центр тяжести конструкции. Трое наставников внешней гармонии лишились из-за этого головы, а их семьи отправились в шахты восполнять потери казны.

Генерал горько покачал головой. Ему не нравилось увлечение правителя мистикой и расплодившиеся из-за него во дворце проходимцы и шарлатаны. По мнению Тагара для войны с внешним врагом вполне хватало видимых примет и знамений, работавших десятилетиями. Чего было явно недостаточно — так это хороших ружей, крепких пушек и быстрых кораблей. Когда-то это понимал и Джал Канур, нынешний Смотрящий-в-ночь. Когда-то они понимали друг друга с полуслова, сражались с заморскими колдунами плечом к плечу и стали названными братьями. Но потом, на далёких островах, случилось проклятое чудо, разбудившее в душе правителя ненасытную жажду тайных знаний. Жажду, которой тут же воспользовались Трое Ближайших, чтобы оплести разум Канура паутиной лукавых слов и одурманить его тело миазмами ядовитых эликсиров. Мог ли тот, кто называл себя Прозорливым, не замечать этого? Порой генералу казалось, что Канур всё видит, и специально позволяет прочим мухам — всем этим прорицателям, созерцателям и книжникам — отвлекать троих пауков своим жужжанием. Порой Дарсен Тагар терял надежду, и только клятвы, данные на поле боя, удерживали его от бунта.

В конце концов, вся эта возня угрожала мирским и духовным основам государства. Разве не покарал Великий Дракон горделивых предков, чьи дворцы и обсерватории парили прямо в небесах? Многими знаниями кичились те люди, но это не спасло их разум от чар живых камней, а дома от огненной ярости падающих звёзд. Старый мир рухнул, от него остались лишь волшебные сказки, переплетённые с наставлениями первого Смотрящего-в-ночь. Теперь его называли Стальным Фениксом, этого посланника Дракона, что говорил с духами, поднял людей на битву с живыми камнями, отбил у них Священную Столицу и обещал возвращаться вновь и вновь, чтобы вести человечество к новым свершениям. Двадцать одно воплощение Прозорливого успело с тех пор прийти и вернуться в страну духов, нынешний правитель считался Двадцать Вторым. Каждый раз Трое Ближайших искали возрождённого по всей стране, ведь именно в них жила память ближайших соратников Первого… Или так они говорили.

Видя дела троих высших сановников, Дарсен Тагар часто в том сомневался. А если трое пауков были самозванцами, что мешало им выбрать обычного слабовольного человека, которым удобно управлять, оставаясь в тени трона? Когда-то генерал Тагар верил, что этого не допустит Лазурный Дракон. Но не была ли его вера столь же наивной, как страх простолюдинов перед живыми камнями — неповоротливыми морскими зверями, любящими погреться на прибрежных валунах? Тагар убил достаточно этих существ, чтобы сомневаться в колдовских способностях, о которых твердили хранители заветов. Уродливые твари, пожалуй, были смышлённей водяных буйволов и метко швырялись камнями, но…

— Мой генерал, — прервал бег его мыслей почтительный полушёпот ординарца, — ритуал близится к концу.

Генерал непроизвольно сморщил нос. Одна мысль о едких испарениях киноварных снадобий, смешанных с дымом благовонных палочек, рождала тошноту. Обычно Прозорливый разрешал начальнику своей стражи появляться в самом конце алхимических ритуалов, чтобы вынести полубесчувственного правителя из Зала Созерцания. Но сегодня Тагару было велено вернуться раньше.

— Солдаты готовы? — буркнул Дарсен Тагар.

— Да, храбрейший! — отчеканил ординарец.

Первый полководец сжал губы и повернулся к садам Внутреннего города, из тёмной чащи которых вздымалась в алеющее небо рукотворная скала древнего Святилища. Вырезанные забытыми мастерами из твёрдого гранита склоны были на две трети покрыты кружевными барельефами, на которых, среди величественных стволов и гибких лиан, в благоговейных позах застыли люди, звери и духи — существа одновременно прекрасные и жуткие в своей непохожести на все, что генерал когда-либо видел. Выше, там, где природные скалы укрывала ледяная шапка, сверкал серебристый металл, увенчанный россыпью прозрачных кристаллов. Бурный поток вытекал из резной арки у подножия скалы и, закрутившись спиралью вокруг святилища, исчезал в туннеле под неприступной стеной Внутреннего города, чтобы вновь пробиться из земли сотней фонтанов среди поместий и лачуг города внешнего. Говорили, будто в сердце скалы скрыт и другой источник — источник бессмертия и непреодолимой мощи, которой духи наделили великих предков. Но вход в древнюю святыню был запечатан по приказанию Тринадцатого воплощения, а, может, и задолго до него. Потомкам приходилось довольствоваться малым. Двадцать Второй практиковал внешнюю и внутреннюю алхимию, которой его увлекли старые советники, в Малом Павильоне, полностью скрытом под кронами вековых сосен древнего парка.

Солдаты, заскучавшие было у его дверей, встряхнулись при виде командующего и синхронно приложили к груди правые кулаки, левыми удерживая на плечах ручные картечницы-огнеплюи. Тагар коротко кивнул им и, набрав воздуха словно перед прыжком в воду, погрузился в вязкое марево церемониального зала.

Огоньки восковых свечей тщетно пытались разогнать мрак, бросая дрожащие отсветы на бесстрастное лицо правителя, сложные узоры из цветного песка у его ног, булькающее в котлах варево и суетящихся прислужников. В этом призрачном свете лоснящееся лицо Двадцать Второго само казалось слепленным из мягкого воска. Не открывая глаз, Смотрящий-в-ночь водил пальцами по изгибам песчаной картины, низким вибрирующим голосом выводя гортанные куплеты Песни Шаманов. Один из старших советников аккомпанировал ему на варгане, двое других склонились над толстостенным тиглем, в котором выплавлялись пилюли долголетия. Едва видные в полумраке младшие знатоки церемоний вполголоса бормотали слова молитв, такие же пустые и удушливые, как дым благовоний.

Генерал усмехнулся. Его веру в ритуалы погубило то, что для большинства стало незыблемым доказательством заступничества духов и чудесных способностей Смотрящего-в-ночь. Люди быстро забывают, что произошло на самом деле и вспоминают так, как хотят вспомнить. Но в его, Тагара, память битва за Черепашьи острова вгрызлась раскалённым клеймом. Стоило только закрыть глаза, вдохнуть отдающий порохом дым благовоний, и его беспокойный дух тут же перенёсся в развалины древнего святилища на вершине уродливой серой скалы, похожей на кабанью голову. Отчётливо, как наяву, генерал видел, как бурые от водорослей волны в бессильной ярости бьются в утёсы, как вспыхивают один за другим корабли Смотрящего-в-ночь, и крики раненых вплетаются в пение шаманов.

— Канур! — хотел прореветь генерал, но его крик зазвучал отвратительно тонко, по-чаячьи. — Бросай камлать! Мы должны ударить по ним от берега, пока не поздно!

Правитель обернулся, на юном лице застыла маска гнева и отчаяния.

— Ты ослеп, Тагар?! Эти демоны владеют огнём, как нам и не снилось! Каждый выстрел попадает в цель! Нас спасёт только чудо, и я, клянусь Драконом, его совершу!

Он машет рукой служителям.

— Тащите это лисово отродье на алтарь и принесите фарфоровый нож!

И чудо произошло. Эта сцена возвращается к Тагару каждую ночь. Животный страх на лице пленного колдуна, спутанные серебристые волосы, прилипшие к мокрому лбу. Алый туман, вырывающийся из древнего алтаря. Корчащиеся в приступе удушья служители. И, вдалеке, среди огнедышащих кораблей вражеского флота — огромный, обросший водорослями и моллюсками панцирь древнего боевого чудовища, поднявшегося из глубин. Великая морская черепаха снова пришла на помощь Смотрящему-в-ночь. Но что было бы, если бы Тагар метким выстрелом не оборвал жизнь беловолосого варвара?

Усилием воли полководец вернулся в полумрак павильона. Дым сегодня был особенно резким. На мгновение генералу показалось, что он уловил в этой какофонии запахов нотку чего-то странно знакомого, но, стоило ему принюхаться, как в носу отчаянно засвербело. Сосредоточившись на том, чтобы не чихнуть в присутствии Прозорливого, Дарсен Тагар едва не упустил момент, когда тигель выплюнул облачко пара прямо в лицо одному из Троих Ближайших. Старик сделал быстрый вдох, но опоздал на доли секунды и, вместо того, чтобы задержать дыхание, втянул ядовитые пары. Страшно выпучив глаза, сановник беспомощно взмахнул руками и рухнул на пол, как тряпичная кукла.

Смотрящий-в-ночь вскочил словно кот, учуявший добычу.

— Измена! — прорычал он. — Сколько дней вы кормили меня ядами, выдавая их за эликсир долголетия?!

Второй сановник выронил варган, со страхом и изумлением глядя на правителя.

— Мой господин, — пролепетал он, — мы никогда…

Генерал осклабился. "Чтобы увидеть трясущиеся щёки этого хомяка стоило потерпеть немного алхимического зловония", — подумал он. Но как бы не радовало Тагара то, что Смотрящий-в-ночь решил восстать против лживых советников, за происходящим в павильоне чувствовалась рука ещё одного проходимца. Как видно, это осознал и третий из сановников. Этот жилистый старик в чёрно-красных одеждах книгохранителя ордена Стражей быстро шагнул к своему товарищу и звонкой пощёчиной прервал его жалобное бормотание.

— Молчи! — бросил он. — Не видишь, что всё это подстроено? Не иначе, проклятый предатель Дамдин отравил сердце правителя злой ложью!

Ближайший выпрямился и твёрдо произнёс, глядя в глаза правителю:

— Мой повелитель! Ради жизни твоей души и блага государства прошу тебя — одумайся! Помни, что мы призваны защищать тебя от врагов и проклятий — и от самого себя!

"У этого крепкие нервы", — признал Тагар. — "Как и у всей чернокафтанной братии. Только зря он начал угрожать".

— Убить бунтовщиков! — холодно приказал Двадцать Второй.

Старый сановник с тяжёлым вздохом вытащил из трости стилет.

— Увы нам, правитель обезумел! — горестно воскликнул он. — Добдобы, ко мне!

Не дожидаясь, пока ошалевшие храмовые стражи придут на помощь хранителю заветов, генерал разорвал шёлковую ленту, на которой висело заточенное золотое кольцо — знак его ранга. Слегка пригнувшись, он отвёл правую руку назад, скручиваясь всем корпусом, за затем резко распрямился, посылая смертоносный снаряд в сановника. Старик на удивление ловко отбил диск своим клинком.

— Зря, — всё с той же грустью сказал он.

Дарсен Тагар пожал плечами: его бросок был лишь жестом преданности. Зал загудел от топота обутых в грубые ботинки ног, и шеренга одетых в серые кафтаны солдат отгородила Смотрящего-в-ночь от хранителя и его немногочисленных сторонников.

— Целься! — скомандовал Тагар.

Строгие черты старого сановника исказила гримаса отвращения, какую полководец нередко видел на лицах врагов, глядящих в лицо смерти.

"Сто один, сто два, сто три", — отсчитал про себя Дарсен Тагар, прежде чем бросить короткое:

— Пли!

Кремни защелкали о кресала, и огнеплюи глухо рявкнули, выбрасывая веера горячей картечи. "Всего три осечки, неплохо", — отметил про себя генерал.

Удостоверившись, что выживших не осталось, он подошёл к Двадцать Второму, почтительно сложив руки.

— Твоя воля исполнена, Прозорливый!

Правитель устало кивнул и плавно повёл рукой, приглашая Тагара следовать за ним. Выйдя из дверей павильона, они едва не столкнулись с рослым вельможей, за спиной которого возбуждённо подпрыгивал небольшой светящийся шар.

— Я слышал выстрелы, — обеспокоенно произнёс сановник. — Надеюсь, мой повелитель невредим?

Дарсен Тагар неприязненно хмыкнул: его догадка полностью подтвердилась.

— Дамдин, — коротко кивнул прорицателю Двадцать Второй. — Ты говорил, что сегодняшний вечер благоприятен для великих свершений. Я последовал совету.

— Прозорливый преувеличивает значение моего скромного таланта, — согнулся в поклоне Улагай Дамдин. — Уверен, мой господин видит благие и неблагие знамения каждого мгновения…

— Дамдин! — прервал его генерал. — С каких пор ты пасешь задних? Я ожидал увидеть тебя внутри!

Прорицатель растянул губы в хищной улыбке, похожей на кошачий оскал. В памяти тут же всплыла картинка: Улагай Дамдин с похожей миной стоит у ворот лагеря, на глазах у потрясённых солдат вытряхивая из складок грязного халата сплющенные пули. "Настоящий шаман-оборотень!" — шепчет кто-то, — "Железо ему не страшно, только синяя киноварь и горное стекло!"

— Как и предвидел Прозорливый, — слегка растягивая слоги ответил прорицатель, — в личной библиотеке старшего из троих нашёлся текст, о котором я рассказывал.

Он отвязал от пояса тяжёлый свёрток, в котором оказалась стопка испещренных знаками летящего письма медных табличек.

— Значит, он существует, — удовлетворённо произнёс Двадцать Второй и, поймав недоумевающий взгляд генерала, пояснил: — "Следы на снегу" — тайная летопись ордена Стражей.

— Я слышал, что эта книга — фальшивка, написанная мятежником Доржбатыром под диктовку его союзника — толонского колдуна, — скептически процедил Дарсен Тагар.

— В ней много такого, что могло быть на руку колдунам-правителям народа джунглей, — согласно кивнул Улагай Дамдин. — Но книга подлинная, и написана уже после смерти Доржбатыра. Вот, посмотрите, как они пишут о Тринадцатом Смотрящем-в-ночь.

Генерал взял из его рук пластины. На каждой из них были выгравированы короткие нумерованные строки. На первый взгляд, книга была написана обыденной прозой, но читая странные строки, Дарсен Тагар не мог избавиться от ощущения, что изначально они были написаны на другом языке и, возможно, читались нараспев.

1. Зная, что ожидает нас, мы трудились не покладая рук, но едва успели к сроку.

2. От клятвы до истребления — пятьсот лет.

3. От истребления до начала царства царств — двести лет.

4. От начала до господства — двести пятнадцать лет.

5. От господства до лунного щита — семьсот сорок лет.

6. От щита до меча — тридцать лет.

7. От меча до падения звёзд — семнадцать лет.

8. Потом мы потеряли связь с братьями,

9. Вернулись к тому, с чего начали,

10. Трудясь среди дикарей и безумцев

11. В стенах крепости, сложенной изо льда

12. Рядом с проклятой святыней,

13. Где бьются в вечном диссонансе сердца двух богов.

14. От падения звёзд до прихода духовидца из долин — сто сорок лет.

15. Белолицые посланцы древних богов,

16. Увенчанные серебром, янтарём или аквамарином,

17. Кажутся нам прекрасными — для того отбирали нас тысячи лет,

18. Чтобы мы шли за ними, влюблялись в них, стремились их защитить.

19. Это нелегко преодолеть.

20. Но человеколюбие укрепило наши руки

21. И мы сразили безумца, в ком боролись голоса сразу двоих,

22. За воротами проклятой святыни.

23. Трое храбрецов укрылись в сияющих коридорах

24. Чтобы преградить путь духовидцу

25. И врата затворились за ними — никто не вернулся назад.

26. Но дикари ждали его возвращения

27. От входа в святилище до возведения следующего — двадцать пять лет.

28. И следующий, кого они назвали перерождением предыдущего,

29. Рассказывал им о Лазурном Драконе

30. О новом пути и новой судьбе

31. Но не мог слышать зова и биения сердца и не понимал, о чём говорит.

32. Для тех же, кто слушал,

33. Дракон был духом ледников и утёсов,

34. Рождающейся из них великой реки,

35. Что несёт бурные воды к далёкому морю

36. Мимо городов долины, кичащихся своим богатством…

Генерал подавил в себе желание оглянуться на рукотворную гору Святилища. Он знал, что с этого ракурса должен быть виден Шрам — уродливая полоса, наискось пересекающая барельефы на уровне примерно двух третей высоты. Легенда гласила, что осколок великой Драконьей Ладьи пробил здесь отверстие во время Падения Звёзд, но стены сами собой затянулись. "Небесная ладья, которую создал Дракон из собственной плоти", — вспомнил командующий слова священной книги. Мог ли этот осколок быть сердцем бога? Дарсен Тагар любил думать, что не боится злых духов и не верит в дурные приметы кроме уж совсем очевидных, но после слов Дамдина у генерала появилось неприятное ощущение, как будто за ним следят.

— Мерзость и ересь, — проворчал Тагар, брезгливо возвращая пластины прорицателю. — Я даже не хочу спрашивать, с чего ты взял, что это — о Тринадцатом.

— Так нам говорили наставники, — ответил прорицатель. — Всем, кто прошёл испытание.

Тагар мысленно отметил это "нам". Когда это было выгодно, Дамдин утверждал, что ушёл из Ордена потому, что Стражи разнежились и стали трусами. Когда нет — намекал, что всё ещё действует от имени и по поручению Капитула. Люди Ордена вяло ругали его, называя предателем и святотатцем, но не слишком стремились заполучить его голову. Улагай Дамдин шпионил на всех и всех обманывал, тонко улавливая перемены погоды в столичной политике. Таких людей Дарсен Тагар не любил. В мире интриг и шпионажа они были необходимым, но неудобным оружием, которое рано или поздно обращалось против своего владельца. "Понадобится ли мне синяя киноварь когда ты станешь проблемой?" — хмуро подумал генерал. — "Или тебе хватит серебряной пули?"

— Не вижу, что нам это даёт, — сказал он вслух. — Улику против Ордена? Это будет наше слово против их слова. И гражданская война, если никто не уступит.

— Вы помните "Заветы Прозорливого"? — вкрадчиво спросил сановник. — "Тогда, на пороге Святилища, он повернулся и сказал троим ближайшим: "не скорбите, ведь я никуда не ухожу, и не покину вас, пока мой народ не познает благоденствия, ныне доступного лишь бессмертным духам".

Тагар выразительно поднял бровь. Этот отрывок читали у алтарей во время каждой церемонии, на которой присутствовал правитель. Вопрос Дамдина был или риторическим, или оскорбительным, но командир гвардии не хотел затевать ссору в присутствии государя.

— В этой орденской книге, — как ни в чём не бывало продолжил прорицатель, — прямо сказано, что Стражи убили Тринадцатого внутри Святилища. Их стараниями, а не по приказу истинного Прозорливого, запечатана от нас святыня и сокрытая в ней тайна бессмертия! В этом они признаются сами.

Улагай Дамдин прикрыл глаза и продекламировал наизусть неспешным речитативом:

Так наступила эра благоразумия

Когда были исправлены священные книги

И отдана власть духовная и мирская

В руки тех, кто не мог слышать зова

И чувствовать биения древних сердец.

От гибели Доржбатыра до Собора — три года.

От Собора до исправления книг — три года,

От исправления книг до похода Арата — пять лет.

Кое-где Дамдин смещал ударения, чтобы придать словам непривычную протяжённость и ритм, чем-то напоминающие говор пришельцев из-за моря. "Мятежный горец писал бы по-другому", — признал Дарсен Тагар.

— Всё это время хранители заветов кормили меня ложью, смешанной с жалкими крупицами подлинных знаний, — неожиданно пылко воскликнул Смотрящий-в-ночь. — А когда поняли, что я ищу большего, то решили медленно убить мой разум ядовитыми эликсирами, превращая нашу страну в безвольную медузу! А ведь новый флот заморских демонов, уверен, уже в пути, и они не остановятся, пока не получат вот это! — он махнул рукой в сторону древнего Святилища.

Тагар хмуро кивнул. Пусть, по его мнению, заморские «демоны» были в большей степени людьми, чем заросшие рыжей шерстью обитатели островов или безволосые люди моря с их мерзкими осьминожьими глазами, главная мысль оставалась верной: новое вторжение не за горами, а солдаты бубнят молитвы вместо того, чтобы учиться стрелять.

— Великий Дракон благоволит Вам, мой повелитель! — горячо поддержал Двадцать Второго прорицатель. — Построенные Вами прекрасные храмы и обелиски радуют его взор, а бесчисленные приношения услаждают нюх! В ответ на это он дарит Вам ключ к своим тайнам, приглашает в своё обиталище, чтобы разделить с Вами священный нектар бессмертия! Ведь не может быть сомнений в том, что Первый открыл вход в Святилище той же силой, которой мой повелитель призвал Великую Черепаху!

Дарсен Тагар поджал губы. Еретическая книга недвусмысленно намекала, что Тринадцатый был белолицым колдуном, как жрецы и правители городов побережья или командиры заморских захватчиков. Но таких уже несколько поколений преследовал Орден, истребляя сильных и обращая в свою веру слабых. У Двадцать Второго не было и не могло быть таких способностей, и тайны Святилища для него были, скорее всего, бесполезны или даже губительны. Указания на это несложно было найти в том же тексте. Но как бы ни огорчала генерала избирательная слепота правителя, он не мог позволить проходимцу вроде Дамдина узнать о бессилии Смотрящего-в-ночь.

— Такая сила не даётся без жертвы, — сухо произнёс генерал. — Жаль только пленные колдуны закончились, а своих вы очень тщательно извели.

Дарсен Тагар бросил это "вы" небрежно, почти случайно, но внутри собрался, пристально наблюдая за реакцией. Дамдин мог оговориться по привычке, но что он скажет, когда кто-то другой напомнит о его связях с Орденом? Но прорицатель лишь снова хищно осклабился, поглядывая на Смотрящего-в-ночь. Правитель благосклонно кивнул.

— Я никогда не рассказывал, почему ушёл из Ордена Стражей? — промурлыкал Улагай Дамдин.

Командир гвардии изобразил на лице вежливое любопытство.

— Нам стало известно, что одна из правнучек толонского правителя пережила чистку, выйдя замуж за сельского лекаря, — начал рассказ Дамдин. — Этот проклятый род отличался особой силой, поэтому на охоту отправили факельщиков, — тут он усмехнулся одновременно горделиво и презрительно, — считавшихся лучшими мастерами боя. Зная коварство бледных колдуний, мы были готовы к поединку разумов. Но сражаться пришлось не с ней. Против нас вышел мальчишка, зелёный выпускник школы военных чиновников. Двоих мастеров он проткнул мечом, третий сбежал как последняя крыса, а я получил вот этот шрам, — Дамдин показал на тонкую белёсую полоску на щеке, — и хромал ещё пол-года. А когда перестал хромать, ушёл из Ордена и записался в армию. Но все эти годы, как только у меня появлялось время или деньги, я искал того мечника и его любовницу-ведьму. Их следы ведут в портовый город Бириистэн и, говорят, что недобитых сторонников правителей-колдунов теперь тянет в этот город словно магнитом.

— Значит, местные Стражи — лентяи, взяточники или еретики, — фыркнул генерал Тагар. — И это в пяти днях пути от Прибрежной цитадели Ордена!

— Этого нельзя так оставлять, — вдруг промолвил Двадцать Второй.

Правитель снял с пояса одну из резных каменных пластин и протянул своему прорицателю.

— Прими этот оберег с моим благословением, — торжественно произнёс Смотрящий-в-ночь. — Он даст тебе силы искоренить несправедливость и покарать богохульников в Бириистэне. Если схватишь ведьму и разгромишь её сообщников, провинция будет твоей!

Улагай Дамдин рухнул на колени и жадно схватил нефритовый оберег обеими руками, будто ожидал, что Двадцать Второй тотчас же заберет его обратно.

— Я не подведу, мой повелитель! — горячо заверил он.

Смотрящий-в-ночь скрестил руки над его головой в благословляющем жесте, а затем развернулся и зашагал в сторону палат Морозной Красоты. Дарсен Тагар, пользуясь своим положением командира гвардии, коротко махнул своим солдатам и последовал за правителем. Некоторое время он молча шёл позади, слушая шелест церемониальных одежд Двадцать Второго, а затем, когда коленопреклонённая фигура Дамдина скрылась из виду, негромко спросил:

— Мой повелитель доверяет своему прорицателю?

Джал Канур негромко вздохнул.

— Ты достаточно долго служишь мне, Тагар, чтобы знать ответ на этот вопрос, — проворчал он. — Я бросил старому лису жирную кость, не дожидаясь, пока он вцепится мне в горло. Пусть подминает под себя Бириистэн — так я избавлюсь от его интриг, а бириистэнский законоучитель Токта не сможет вредить мне на Великом Соборе.

— Великом Соборе! — эхом повторил генерал.

Перед его внутренним взором снова пронеслись долгие и расточительные стройки Прозорливого, но эти два слова словно ключ к шифру меняли всю картину. Оставляя в тени высеченные на скалах лики посланников Дракона, обелиски с молитвами о долголетии, ритуальные рвы и ограды, они теперь освещали только то, что имело значение — новые святилища в городках и посёлках по всему Уделу Духов. Новые должности для шаманов-чиновников, новые провинциальные округа и школы-сургули, не основанные Орденом и управляемые верными людьми… Если только в Уделе найдётся столько людей, верных Джал Кануру.

— На Соборе я возведу в сан Законоучителя пять человек, — подтвердил его мысли Смотрящий-в-ночь. — Ещё добрая сотня шаманов уже стала наставниками моих новых храмов. Все эти соратники благодаря мне получили долгожданное признание и достаток. Возможно, кто-то из них окажется неблагодарен, но остальные поддержат мои начинания.

— По крайней мере, они поддержат обвинение Троих Ближайших в ереси и помогут выбрать на их место менее властолюбивых людей, — кивнул Тагар. — Но я боюсь, что Орден не простит Вам убийство одного из своих книгохранителей. Рано или поздно яд, кинжал или колдовство оборвут Вашу жизнь, а новое безвольно "воплощение" обратит в прах Ваши труды.

Джал Канур гневно сжал кулаки.

— Знаю! — зло бросил он. — Поэтому я обязан сломать саму основу этой системы. Меня называют воплощением самого Стального Феникса, бессмертного духа-посланника Дракона, но небо и земля не откликаются на мой призыв. И чтобы скрыть свою ложь, Ближайшие объясняют моё бессилие тем, что я, дескать, теряю память о предыдущих жизнях. А они, не будучи ничьими воплощениями, каким-то образом её хранят. Но если я смогу войти в Святилище и вернуться живым, уже не нужно будет ничьих слов, чтобы подтвердить мою власть. И тогда я смогу сам "узнавать" своих ближайших соратников. Кем ты хотел бы называться, брат Тагар? Крокодилом-рыболовом? Скальным лисом? Красноликим громовержцем? Мы могли бы "узнавать" друг друга по очереди, ставя преемниками себе лишь достойных. Тех, кто не посрамит Удела Духов, кто продолжит наше дело и принесёт славу нашим потомкам! Что ты скажешь?

Дарсен Тагар пристально посмотрел на правителя. Если бы эти слова были сказаны пять лет назад, когда они бились плечом к плечу с пришельцами из-за моря, Тагар принял бы их с искренней радостью. Но паутина лжи и лицемерия, наросшая вокруг них на это время, не желала рваться в одночасье.

— Прекрасные слова, мой повелитель, — осторожно ответил генерал. — Но чтобы они стали делом Вам нужно не просто чудо, как тогда, на острове, но и правильное восприятие этого чуда.

— Чудо я совершу, — непреклонно заявил Смотрящий-в-ночь. — Любой ценой, в этом не сомневайся. Но что с восприятием чуда?

— Вам нужны могущественные сторонники, — пояснил Тагар. — Кроме тех, которых Вы создадите своими руками. И как можно больше. В думали о месте проведения Собора?

— Конечно, — усмехнулся правитель. — Я ведь собираюсь бросить вызов самому Ордену! Ордену, который хранит знания и оберегает покой государства, строит сургули и воспитывает их будущих учителей! Мне нужен город, где недовольны этими привилегиями. Поэтому не подойдёт ни моя столица, ни торговый город Толон, хотя именно в нём по какому-то недоразумению проводил предыдущий Собор Двадцатый.

Дарсен Тагар мысленно усмехнулся, услышав из уст правителя столь еретические слова. Не «я в Двадцатом воплощении», а «Двадцатый». В самом деле, между Джал Кануром и потомственным книгохранителем Ордена Двадцатым было немного общего.

— Вольнодумные философы и богатые купцы Толона слишком разобщены чтобы быть силой, — задумчиво произнёс генерал, — и мой повелитель бесконечно прав, избегая приобщения к дурной славе города жрецов Безликого, древних врагов Лазурного Дракона.

— Поэтому остаются два варианта, — подытожил правитель. — Белая Крепость и Баянгол. Выбор очевиден, не так ли?

Дарсен Тагар склонил голову. В Белой Крепости, на берегу океана, со времён войны с заморскими колдунами стоял самый крупный гарнизон верных ему солдат. Но Смотрящему-в-ночь не было нужды подчёркивать единство со своей армией, и никто не мог предсказать, какую позицию в грядущем споре займут люди моря. Собирать всех духовных и светских наставников страны на границе их владений было попросту неразумно. Нет, правителю нужен был Баянгол — древний соперник Толона, родина Тринадцатого Смотрящего-в-ночь. Город, где поклонялись упавшим с неба чешуйкам Дракона, где хранили предания не менее древние, чем те, которыми гордился Орден Стражей.

— Баянгол, — пробормотал генерал.

— Баянгол, — подтвердил Прозорливый. — Приготовь людей и лёгкий обоз. Мы выступим на завтра в полночь, когда Стальной феникс вернётся, чтобы сразиться с Царь-камнем. Не хочу давать родственникам убитых время для кровной мести.

Дарсен Тагар приложил кулак к груди, глядя в след уходящему правителю. Союз с драконьими жрецами Баянгола был очевидным решением. Но как они воспримут желание Прозорливого войти в древнее Святилище, да ещё с помощью бледной колдуньи? Как храбрость или святотатство? И на какой исход рассчитывает Улагай Дамдин?

Генерал поднял взгляд на темнеющий небосвод, где мчался к зубчатой стене гор Стальной Феникс — меньшая из двух лун Среднего мира. Сейчас, на границе дня и ночи, силы героя были ещё невелики, и он спешил скрыться от гнева царя живых камней, медленно втаскивавшего уродливую, изрытую оспинами кратеров тушу на другой край небосвода. Но позже, когда станет видна фиолетовая Вуаль, и на её фоне взойдут, словно чёрные звёзды, обломки Драконьей Ладьи, Феникс вернётся, чтобы сразиться с древним врагом.

Смотрящий-в-ночь, признанный всеми воплощением древнего героя, сейчас собирался повторить эту мистерию на земле. Но помнил ли он, что каждые восемь лет, сойдясь в ближнем бою, две луны порождают приливную волну, грозящую неисчислимыми бедами всему побережью?