Стратагемы заговорщика (СИ)

Стратагема 2. Скрываться на виду у всех

Айсин Тукуур проснулся от назойливого стука в дверь. Было ещё темно, мерный шорох капель дождя в густой листве за окном убаюкивал, мягкой лапой утаскивая назад в яркий и красочный, но совершенно бестолковый сон. В нём стук превращался в грохот деревянных барабанов, мохнатые островитяне плясали вокруг толстых деревьев, пытаясь сбить длинными палками мягкие плоды медовой лозы. Какая ерунда! Мохнатые отлично лазают, зачем им палки?

— Вставайте, юный господин! Беда! — послышался из-за двери голос Джалура, старого слуги его отца.

Остатки сна улетели прочь, и Тукуур заворочался на жёсткой подстилке, выпутываясь из тонкого льняного покрывала.

— Уже встал, Джалур, погоди немного! — заспанно пробормотал юный знаток церемоний, спешно натягивая штаны.

Накинув на плечи мятый кафтан, он быстро отпер дверь. Старик стоял на пороге, дрожащей рукой держа толстую восковую свечу. Горячие капли падали прямо на высохшую кожу его руки, но слуга не замечал этого. В его выцветших слезящихся глазах застыли страх и скорбь.

— Беда, господин! Беда! — охрипшим голосом повторял Джалур.

Тукуур мягко забрал у старика свечу и свободной рукой обнял его за плечи.

— Что стряслось?

— Нашего благодетеля, господина Темир Бугу… — его голос сорвался.

Сердце Айсин Тукуура неприятно сжалось, но одновременно пришло и облегчение: беда пришла не в его дом… Пока ещё.

— Убили, — наконец, смог выговорить Джалур, и всхлипнул. — Прямо в кабинете. Что же делается-то?! С самой войны не было в городе разбойников, и вот…

— И сейчас не будет, — твёрдо заверил его Тукуур, хотя внутри не ощущал и десятой доли этой уверенности. — Преступников найдут и накажут.

Старик судорожно вздохнул:

— Господин Буга был сильный воин, лучший в городе. Имел двадцать телохранителей. И убили… Что же про нас говорить?

— Мы не так близко к власти, — криво усмехнулся избранник Дракона.

— Они ж разве смотрят, эти безбожники… — горько махнул рукой Джалур. — Вы собирайтесь, там господин Максар, он все расскажет.

Когда Айсин Тукуур, едва причёсанный, но в парадном светло-синем кафтане с лисьей головой, вбежал в гостиную, Дзамэ Максар тяжело поднялся с табурета, опираясь на свою боевую кирку. Древний фарфоровый доспех, похожий на панцирь морского чудовища, глухо щёлкнул. Тукуур помнил эту броню, на церемонии посвящения в неё был облачён третий плавильщик. Теперь Максар получил эту должность и обязанности начальника стражи в придачу. "Как быстро мы все взлетели", — подумал знаток церемоний, — "а я ведь боюсь высоты".

— Ожидал ли ты, дружище, на излёте карьеры ухнуть мордой в дерьмо бегунов? — вместо приветствия проворчал молодой воин.

— Как это случилось? — напряжённо спросил Тукуур.

— Сам как думаешь? — зло ответил Максар. — Расслабились. Проворонили. Опозорились! Избранники Дракона курам на смех! Давно ты проводил гадание о благополучии господина Буги?!

Тукуур открыл рот и тут же его закрыл, повесив голову.

— Кто мог подумать… — прошептал он.

— Да уж могли бы! — рыкнул воин. — Могли бы понять, что Прозорливый не стал бы так просто присылать сюда своего посланника! И что мы делали? Ты со своими свечами, я со своими стражниками… Холом со шпионами, наконец!

Знаток церемоний сжал губы. Слова товарища больно жгли его совесть. Стражники могли не заметить убийцу, шпионы — не донести вовремя, но что толку от прорицателя, который не способен предвидеть столь явную угрозу? Он мысленно встряхнулся. Нельзя предаваться унынию. Если они заслужили наказание, так тому и быть, но сейчас нужно собраться и исправить ошибку.

— Успокойся! — дёрнул щекой Тукуур. — Мы делали ровно то, что приказал нам нохор Буга. Принимали дела. И в делах этих не было ни намёка на такой исход. Должны ли мы обвинять ещё и предшественников? Или, может, лучше забыть об этом и искать убийцу?

— Следствие взял на себя посланник Прозорливого, — мрачно ответил Максар. — Это не какое-нибудь неудачное ограбление. На лице покойного убийца вырезал два символа. Те, которые пишут на стеле. Это бунт, понимаешь? Который мы в упор не видели! Так что полетят головы. С предшественников — как пить дать, а там и до нас доберутся. Радуйся, что не успел переселиться в резиденцию плавильщика!

— Да уж, — хмуро кивнул знаток церемоний. — Раз всё так мрачно, надо бы попрощаться с родителями.

— Нет времени, — мотнул головой юный воин. — Тем более, билгор Алдар уже в порту, готовит «Огненного буйвола» к испытаниям. А госпожа Найрана будет молиться за тебя духам.

Тукуур вздохнул. Он хотел бы попрощаться с матерью, но заходить на женскую половину перед визитом к убитому было, как минимум, неприлично. Говорили, так можно привлечь озлобленный призрак покойного, и знаток церемоний не горел желанием проверять истинность этих слов.

Надев широкополые чиновничьи шляпы и привязав к ногам деревянные кабкабы на высокой подошве, товарищи вышли на улицу. Крупные капли дождя выбивали на черепице торжественный марш, с гордостью сообщая, что город отныне во власти водной стихии. Где-то в порту били в гонг, возвещая начало дня, но за плотным покровом сизых туч не было видно ни неба, ни солнца. Грязные ручейки разбегались во все стороны от переполненных ливневых канав, таща за собой всякий мусор. Не хотелось даже думать, что сейчас происходит в порту или на Птичьем Базаре. Небо прорезала белая вспышка, и над городом прокатился тяжёлый рокот — мохнатый Громовержец снова хвастался своей алмазной палицей.

— Кто в подозреваемых? — громко спросил Тукуур, перекрикивая шум дождя.

— Кроме тебя и Холома? Илана и Санджар-телохранитель. Хмурый такой парень со сломанным носом. Вроде, воевал вместе с Бугой где-то на восточном побережье.

— Один из всей прислуги? — нахмурился знаток церемоний. — Где же были остальные?

— Спали в своих конурах, — отмахнулся Максар. — Охранники клянутся, что ничего не слышали, пока Санджар не поднял тревогу. К тому же, пятеро из них вынуждены постоянно дежурить в восточном крыле, где билгэ Илана изволит принимать всякий сброд!

— Не гневи духов, злословя работу лекаря! — раздражённо одёрнул его Тукуур.

Воин снова фыркнул.

— Тебе всё ещё нравится эта взбалмошная девчонка? Как друг тебе советую: пожертвуй Крокодилу белую курицу! Или приготовь себе отворотного зелья. Тебе лучше знать, какой ритуал более действенный!

— Это почему ещё? — с затаённым гневом спросил знаток церемоний.

— Сам подумай! Она приехала из Толона — этого гнезда разврата и вольнодумия…

— Ты когда успел заделаться ханжой, дружище? — ядовито осведомился Тукуур. — Не ты ли праздновал начало урожая в "Шёлковой Орхидее"? Гнездо разврата, надо же! Чтобы ты знал, в Толоне под Звёздным Куполом хранится величайшая библиотека Ордена Стражей, а на месте разрушенного капища Безликого выстроена лучшая медицинская школа в Уделе Духов!

— Которую Илана закончила в том же ранге, что и мы свой сургуль, — спокойно согласился Максар. — И после этого наша блестящая выпускница вернулась в захолустный Бириистэн. Почему?

— Желание поддержать отца в старости…

— Они жили как кошка с собакой! — не дал ему закончить воин. — Не говори, что не заметил!

Знаток церемоний сжал кулаки, намереваясь ответить что-то резкое, но Максар продолжил, не обращая на это внимания.

— Дальше. Вместо того, чтобы прийти на помощь жёнам первых людей города — а это основная причина, по которой женщинам открыт путь внутренней гармонии — она начала лечить бедняков, у которых никогда не будет денег, чтобы оплачивать её услуги, да ещё и учить их детей грамоте! Это добродетельно, не спорю! — отмёл он рвущиеся возражения Тукуура. — Но лекарства недёшевы. Особенно те, которые она покупает у Морь Эрдэни.

— Морь Эрдэни? — переспросил Тукуур. — Управляющего "Медовой Лозы"?

— Его самого! — кивнул Максар. — Эрдэни способен достать всё, что угодно, но никто никогда не уличал его в благотворительности. Если он дерёт свою обычную цену, то откуда у Иланы такие деньги? Если же нет, почему он делает для неё скидки? Это подозрительно, друг мой, очень подозрительно. И для всех нас будет лучше, если ты не позволишь любовному томлению затуманить свой разум. Тем более, тогда ты заметишь, что чувства твои не взаимны.

Молодой воин умолк, но его слова болезненным эхом продолжали звучать в сердце знатока церемоний. Максар был несомненно прав, хотя Тукуур помнил и другие времена. Он впервые встретил Илану семь лет назад. Отношения между их семьями были достаточно теплыми, чтобы Буга позволил Тукууру приходить на занятия к учителю, который готовил дочь плавильщика к поступлению в толонскую школу медицины. И будущий знаток церемоний, конечно, влюбился. Могло ли быть иначе? Ведь острый ум Иланы словно резец скульптора подчеркивал её благородную красоту, и была в ней некая глубина, тогда пониманию Тукуура недоступная. Но постепенно, в беседах с дочерью первого плавильщика и её учителем, окреп разум Айсин Тукуура, в нем разгорелась жажда знаний, и вскоре он мог уже на равных спорить с ней об устройстве Трех Миров, движении звёзд и повадках зверей. Порой в глазах Иланы ему виделось нечто большее, чем вежливая симпатия или учёный интерес.

Тогда её глаза были мягкими и задумчивыми, как глубины теплого океана, но Тукуур, сын мелкого чиновника, и думать не смел о том, чтобы просить её руки. Ведь брак — инструмент власти. Он дарит могущественных союзников или помогает распространить свое влияние за пределы родного города. Союз двух родов — это не песня о любви и верности, хотя и ей порой находится место в его каменных стенах. Тукуур мог только хранить память об Илане, или мечты о ней — кто отделит одно от другого? И если других учеников мечты о девушках уводили из классов на ночные улицы и в тенистые рощи, то образ дочери Темир Буги гнал Тукуура в пыльные чертоги священной библиотеки и к холодным камням алтаря Духов.

Теперь он — знаток церемоний, избранник Дракона, будущий наставник или судья. Мечты могли бы стать реальностью, вот только глаза Иланы холодны как черный лёд горного озера. Что случилось с ней в далёком Толоне? Что ожесточило её? Тукуур терялся в догадках, и лишь одно было ясно: по-настощему он не знал даже ту Илану-ученицу, Илану-исследовательницу, и уж тем более не знакома ему вернувшаяся из древней столицы Илана-бунтарка.

Двухэтажный особняк, в котором жил Темир Буга, был одновременно его рабочей резиденцией и даровался чиновнику только на время прохождения службы. Как и все дома старших шаманов Бириистэна, он был окружён плотной и колючей живой изгородью, за которой росли кряжистые добаны с пышными кронами — наблюдательные посты телохранителей-островитян. Выложенная крупной белой галькой дорожка вела к господскому дому, сложенному из смолистых сосновых брёвен, привезенных чуть ли не из самой Священной столицы. На первом этаже располагалось присутствие и комнаты секретарей, на втором — спальни, библиотека и кабинет. Позади особняка стыдливо прятались в тени деревьев домики слуг из обмазанного глиной плетёного тростника. В саду уже хозяйничали добдобы и солдаты армии Дракона. Перекинувшись с ними парой фраз, Максар ввёл Тукуура в дом.

В присутствии было темно и тихо. Несколько оплывших свечей освещали проход к лестнице на второй этаж, их отсветы падали на судейское кресло и небольшой домашний алтарь. У прохода застыл армейский копейщик в серо-жёлтом кафтане.

— Это последний, — сказал ему Максар. — Дознаватель здесь?

— Он в саду, нохор Максар, — полушёпотом ответил солдат, опасливо косясь на алтарь. — Приказывал проводить всех в кабинет.

Где-то в доме скрипнула половица, и копейщик непроизвольно сложил пальцы в жест изгнания. Максар тихонько вздохнул.

— Пойдём наверх, — буркнул он Тукууру.

— Что, прямо в кабкабах? — удивился тот.

— Скаты и акулы… — проворчал воин. — И ты хорош, знаток церемоний! Идём, разуемся у крыльца, как приличные люди.

— И четыре простирания алтарю, — хмуро кивнул юный шаман.

— И четыре простирания, — обречённо вздохнул Максар.

Покончив с церемониями, они поднялись по лестнице, прошли через полутёмную библиотеку и оказались в просторном кабинете хозяина дома. Одну из стен полностью закрывал книжный стеллаж, на второй в образцовом порядке были развешены богато украшенные мечи, кинжалы и клевцы. Темир Буга лежал на спине возле массивного письменного стола, в его груди зияла глубокая колотая рана. Свежие шрамы на щеках нехотя складывались в символы «разум» и «справедливость», словно понимая, насколько далеки эти понятия от случившегося. Судорожно вздохнув, Айсин Тукуур сложил руки в жесте прощания и тихо пропел слова мантры последней мудрости:

— О, ведущая, уводящая за пределы, переводящая через пределы пределов, пробуждающая, славься!

Знаток церемоний шагнул было к телу, но один из солдат, дежуривших в комнате, предостерегающе поднял руку.

— Не велено!

— Уступи эту честь дворцовому прорицателю, — с грустной иронией в голосе произнёс Улан Холом.

Молодой страж облокотился на стену в углу кабинета. Напротив него, у книжного стеллажа, подобно натянутой тетиве замерла дочь убитого. Дрожащие огоньки канделябров причудливыми бликами отражались в серебряной вышивке на груди её кафтана. Сейчас эта вышивка — составленный из множества снежинок силуэт журавля — казалась живее лица Иланы, неподвижного, словно чеканный профиль бронзовой статуи. Белки тёмно-карих глаз от горя и бессонницы покрылись алой паутиной. Глаза достались ей от отца, как и густые чёрные волосы, и кожа лишь на полтона светлее, чем у кочевников степного нагорья. Только мягкий овал лица напоминал о Темир Аси, бледной светлоглазой дочери побережья, слишком похожей на проклятых колдунов из-за моря.

Чуть поодаль, между двумя дюжими добдобами ссутулился невысокий, но мускулистый и широкоплечий телохранитель Санджар, чьи глубоко посаженные глаза и искалеченный нос давали ему мимолётное сходство с лесным кабаном.

— Итак, все в сборе, — раздался от двери незнакомый гортанно-певучий голос.

Первой в комнату впорхнула серебристая фосфоресцирующая сфера, а за ней неторопливо вплыл высокий дородный господин с аккуратно заплетёнными в три косы по столичной моде усами и бородой. Его роскошный парчовый кафтан был подпоясан серебряным кушаком, а на украшенном чеканкой широком ремне висели кисточки, кости, гадательные пластинки и прочие инструменты опытного прорицателя. Довершала наряд щегольская лакированная шляпа из крокодиловой кожи с серебряными заклёпками в виде звёзд и планет. Разглядывая столичного франта, Тукуур едва не забыл про серебряную сферу, но та, подлетев к самому его лицу, угрожающе щёлкнула и замерцала гнилостно-белым светом.

— Нохор Дамдин, — вкрадчиво произнёс Холом, — допустимая дистанция для оживлённого древнего слуги — три метра. Мне придётся доложить о Вашей небрежности.

Дознаватель театрально щёлкнул пальцами, и сфера, недовольно жужжа, отлетела к центру комнаты и застыла над телом покойного.

— Для начала разберём ваши проступки, нохор Холом, а затем, возможно, дойдём и до моих, — прогудел прорицатель. — Кто старший над караулом?

— Я, мудрейший! — по-военному отчеканил Максар. — Дзамэ Максар, временный третий плавильщик.

— Хорошо, — благосклонно кивнул Дамдин, — доложите о случившемся, нохор Максар.

— Сегодня, между третьей и четвёртой стражами ночи телохранитель Санджар, обходя дом, услышал звуки борьбы из кабинета. Дверь была заперта изнутри, поэтому он поднял тревогу и поспешил на улицу, намереваясь со своими товарищами влезть по бревенчатой стене. Когда он выбежал из дома, то заметил одетую в чёрное фигуру, убегавшую в сторону сарая с садовым инвентарём. Догнать неизвестного не удалось. Тем временем госпожа Илана запасным ключом отперла дверь и обнаружила тело. Она немедленно отправила гонцов к законоучителю и начальнику гарнизона. Мы прибыли к середине четвёртой стражи и немедленно оцепили поместье. Первым делом я проверил балки подоконника, стены и землю под окном. В комнату действительно кто-то влезал, но внизу так натоптано, что сам Скальный Лис ничего не разберёт. А вот с сараем непорядок…

— Вы тоже заметили, — одобрительно улыбнулся прорицатель. — Но не будем забегать вперёд. Кто последним видел убитого?

— Билгор Тукуур и нохор Холом.

— Возражаю, — тут же откликнулся Улан Холом. — Последним перед убийством доблестного Бугу должен был видеть его слуга. Он каждый вечер приносит ему чашку питья духов войны.

— Воинский отвар перед сном… Весьма экстравагантно, — протянул Улагай Дамдин. — Может быть, госпожа Илана прописала его в качестве лекарства?

Взгляд девушки отрешённо скользнул по лицу прорицателя и вернулся к центру комнаты. Повисла неловкая пауза.

— После назначения временным правителем нохор Буга постоянно работал по ночам. Занимался самыми скучными, рутинными делами, до которых не доходили руки днём, — сдержанно произнёс Тукуур. — Напиток помогал ему отогнать сон.

— Билгор Тукуур, — кивнул ему дознаватель. — Продолжайте.

— Вчера в девять вечера я и нохор Холом по заведенному порядку подали нохору Буге отчёты своих канцелярий и несколько черновых указов. Господин Буга принял их, отпустил Холома и наедине преподал мне несколько наставлений о том, как следует решать споры между мирянами. Я покинул его в половине десятого.

— Он был ещё жив, — слова Дамдина прозвучали как утверждение.

— Да, — коротко ответил Тукуур.

— Кто может это подтвердить? — неожиданно вступил в беседу Максар.

Улан Холом насмешливо поднял бровь. «Выслужиться? Ты? Вот уж не ожидал!» — читалось в его взгляде. Столичный прорицатель тоже едва заметно усмехнулся, но снисходительно кивнул.

— Я, два стражника, старший слуга,… - загибая пальцы, начал перечислять Холом.

— Он сказал, что ты ушёл раньше! — прервал юного стража Максар.

— Я его дождался, — пожал плечами страж.

— С какой целью? — заинтересованно спросил Дамдин.

— Я хотел совершить торжественное приношение Стальному Фениксу, и попросил Тукуура рассчитать благоприятную дату, — спокойно ответил Улан Холом.

— Хм, — покрутил ус дознаватель. — Вы ведь оба — отличники сургуля, и оба имеете силу и способности предсказывать благие и неблагие даты? Или я неправ?

— Правы, билгор Дамдин, — с легким поклоном ответил Холом. — Но я завален работой в мирской канцелярии правителя, а билгор Тукуур ведает духовной, и высчитывать даты — его прямая обязанность.

— Допустим, — с ироничной усмешкой согласился Дамдин. — Затем Вы проводили билгора Тукуура до дверей, он ушёл домой и вернулся только сейчас. Боюсь, правда, это будет доказать немного сложнее.

— Вы правы, билгор Дамдин, — не стал отпираться Тукуур. — У моего отца нет телохранителей, а его слуга и служанка матери спали так же крепко, как и я. Но в своё оправдание могу сказать, что вряд ли способен вскарабкаться на эту стену.

— Скрывать свои способности может каждый, — чуть отрешённо произнёс прорицатель.

Он говорил нарочито спокойно, даже буднично, но в воздухе неуловимо запахло угрозой. Айсин Тукуур внезапно понял, что кричащая роскошь одежды и бренчащие магические атрибуты превосходно отвлекали окружающих от главного — неприметного, невыразительного лица дознавателя. Оно тут же изглаживалось из памяти, оставались только шляпа, которую можно снять, да усы, которые можно сбрить. Если они уже не накладные.

— Впрочем, другие улики свидетельствуют в вашу пользу, — помолчав, добавил Дамдин. — Так что можете ничего не опасаться.

«А вот этого-то делать и не стоит», — подумал Тукуур.

— Вряд ли это возможно, учитывая обстоятельства, — вежливо ответил он, бросив выразительный взгляд на покойника.

— Продолжим историю нохора Холома, — невозмутимо произнёс Улагай Дамдин. — Старший слуга показал, что Вы, проводив своего коллегу, спустились на кухню. Зачем?

— Чтобы приготовить себе травяной настой. В отличие от господина Буги, я предпочитаю на ночь изгонять из головы работу и приманивать сон, — Холом криво усмехнулся. — Предваряя ваш следующий вопрос, благодаря этому снадобью я спал без сновидений и ровным счётом ничего не слышал до тех пор, пока в мою комнату не вломилась стража.

— Удобно, — холодно прокомментировал Дамдин. — Вы не видели, как госпожа Илана готовит пресловутый напиток шаманов?

Улан Холом бросил на дознавателя удивлённый взгляд.

— Она его не готовила, — сухо ответил он.

— Неужели? — промурлыкал столичный прорицатель. — Странно, что отец не доверил это любимой дочери, постигшей путь внутренней гармонии. Что же, к этому мы вернёмся. Значит, до прихода слуги с отваром доблестный Буга был ещё жив…

— Как и после, — хрипло произнёс телохранитель. — Я видел его через открытую дверь.

— Прекрасно, — усмехнулся Дамдин. — Вот мы и добрались до Вас, нохор Санджар.

— Я простой солдат, — буркнул тот. — Без рангов.

— Как вам угодно, — пожал плечами прорицатель. — Свою версию Вы изложили господину Максару и, полагаю, ничего добавить не хотите?

— Я рассказал всё, что видел, — угрюмо ответил тот.

— Хорошо, хорошо, — удовлетворённо кивнул дознаватель. — А теперь моя любимая часть — нестыковки. Сегодня они довольно грубые, но чего ждать от провинции? Начнём со следов. Следы на подоконнике, следы под окном, следы, ведущие к сараю… А за ним — цветник, господа! Нежные, хрупкие стебельки, заботливо высаженные один к одному. И ни один не сломан! Похоже, наш убийца призвал на помощь крылатого коня! Или очень хорошо прыгает, но вот незадача: по другую сторону изгороди ни одного следа. Ни от сандалий, ни от кабкабов, ни даже от ходуль.

— Это мог быть мохнатый, — с сомнением произнёс Максар.

— К сожалению для собравшихся, нет, — развёл руками Дамдин. — Под окном действительно натоптано, но не нужно быть Скальным Лисом, чтобы видеть — это сплошь следы обуви. Ни одной босой ступни, тем более — дикарской. Так что, господин Максар, ваш район поисков сужается до этой самой комнаты. Давно вы его приговорили? — внезапно спросил он Илану.

Глаза девушки расширились от изумления, но она лишь сдавленно вдохнула.

— Мне послышалось, или это было вы-множественное? — подозрительно прищурился Улан Холом. — Не двойственное и не величальное?

— Ответ у вас на виду, — прорицатель взмахнул рукой, и светящаяся сфера подплыла к лицу убитого.

— «Разум» и «справделивость»! Я знал, что она нигилистка! — торжествующе воскликнул Максар.

— Это тяжёлое обвинение, — сухо заметил Тукуур. — Как секретарь духовной канцелярии временного правителя, я требую доказательств. Веских доказательств, — помолчав, добавил он.

— У меня с собой есть любопытный документ, — певуче ответил Дамдин.

Отточенным жестом он извлёк из внутреннего кармана свиток с печатью начальника гарнизона.

— Я, Багула Бююрчи, сознаюсь и раскаиваюсь в том, что в третий месяц засухи года тысяча триста восемьдесят шестого от Первого Воплощения, будучи омрачён неблагими духами, поверил бунтарским речам Темир Иланы, самоназванной выпускницы толонской школы врачевания, и присоединился к движению «Разум и справедливость». Вышеназванная девица склонила меня ко многим и многим неблагим поступкам, в числе которых… Продолжать?

Рассеянный взгляд Иланы стал злым и колючим.

— Вам… должно быть стыдно пытать детей, мудрейший Дамдин, — голос девушки был сухим и надтреснутым, как если бы кто-то давил ногами фарфоровые черепки.

— Не Вам рассказывать мне о стыде, — с жесткой усмешкой отрезал дознаватель.

— Я полагаю, мудрейший Дамдин знаком со сборником "Четырежды сорок самооговоров"? — подчёркнуто вежливо спросил Айсин Тукуур.

Дворцовый прорицатель угрожающе усмехнулся.

— Сомневаетесь в беспристрастности начальника гарнизона, юноша? Или в моей?

— Ни в коем случае, билгор Дамдин, — покачал головой знаток церемоний. — Я лишь следую мудрости Смотрящего-в-ночь, который в своём Пятом воплощении написал "Драгоценный скипетр судьи Верхнего Мира", где прямо указал на склонность преступников оговаривать себя под пытками для того, чтобы они скорее прекратились.

— Ловко, билгор Тукуур, — промурлыкал дознаватель, — но вы идете по тонкому льду или, как у вас говорят, по зелёной трясине. Кто, кроме этой бунтарки, сказал, что я пытал юного Бююрчи? Может, и Вы — её сообщник?

Айсин Тукуур почувствовал в груди неприятное жжение, словно столяр провёл по его сердцу грубой полировочной шерстью. Он сжал губы, понимая, что дознаватель обратит любое слово против него.

— Надеюсь, что нет, — вздохнул Дамдин. — Надеюсь, мои слова откроют Вам глаза, билгор Тукуур. Я специально не стал накрывать тело нохора Буги тканью, чтобы вы все могли видеть его раны. Посмотрите внимательнее. Что вы скажете?

Улан Холом прищурился, всматриваясь в черты убитого.

— Тело начали готовить к сожжению? — резко спросил он.

Прорицатель молча покачал головой.

— Слишком мало крови, — мрачно произнёс страж. — Клинок пробил грудь и был извлечён, но здесь на удивление чисто.

— Отлично, нохор Холом! — кивнул Улагай Дамдин. — Я тоже пришёл к выводу, что сердце покойного перестало биться до того, как был нанесён удар. В противном случае, зачем убийце понадобилось закапывать в саду остатки пиалы? Не найдя в комнате сосуд, в котором было зелье, я заподозрил неладное, и подумал: могла ли пробежка убийцы в сад служить ещё одной цели кроме запутывания следов? Мои помощники прорыхлили цветник, и вот!

Он сделал быстрый знак рукой, и в комнату шагнул знакомый собравшимся сотник из "Снежных барсов". В руках он нёс тряпицу, в которую были завёрнуты комья земли, из которых торчали расписанные голубой и зелёной глазурью черепки и несколько мёртвых дождевых червей.

— Как видите, мне даже не пришлось искать больную собаку, чтобы дать ей полизать черепки, — с ядовитой усмешкой прокомментировал дознаватель.

На губах Иланы мелькнула горькая усмешка.

— Что может быть легче, чем обвинить лекаря в отравлении? — процедила она.

— Не Вы ли угрожали этим отцу? — ледяным тоном спросил Холом.

Дочь плавильщика бросила на него гневный взгляд. Страж спокойно развёл руками.

— Соратнику Прозорливого не подобает подслушивать, но я не мог скрывать такие вещи от правосудия.

— Если бы отец принял мои слова всерьёз, он завёл бы ручных крыс, чтобы испытывать еду и питьё, — парировала Илана. — Но он, к счастью, был достаточно мудр, чтобы знать цену семейным ссорам. И, раз уж нохор Холом раскрыл перед Вами мою непочтительность, не забыл ли он упомянуть, что отец перед этим обвинил меня в том, что я привела к его порогу Вас, доблестный Дамдин? Отец называл Вас своим старым врагом! Не злоупотребляете ли Вы своим чином, чтобы обвинить в убийстве меня, его единственную дочь, и тем самым расправиться с нашим родом?

Тукуур потрясённо переводил взгляд с дочери плавильщика на дознавателя, не веря своим ушам. Как поразительно слеп он был! Семья Темир Буги была для него образцом добродетели, но оказалось, что она расколота подозрениями и гневом, корни которых уходили в толщу времён. Этого было уже достаточно, чтобы повергнуть его в смятение, но, как оказалось, духи только начали испытывать его разум на прочность.

Дознаватель хищно улыбнулся.

— Единственную дочь, говорите? Так ли это?

— Госпожа Аси, жена доблестного Буги, не пережила вторых родов, — выдавил из себя знаток церемоний. — Ребёнок умер вместе с ней. Так записано в городских архивах.

— Ответственные за эту ложь не избегут наказания, — презрительно отмахнулся Дамдин. — Жаль, что её не избежит сама лисица-колдунья. Аси, или, точнее, Асииннитари-онна, правнучка проклятого толонского царя-чародея! — он пронзил Илану взглядом, полным праведного гнева. — Твоя мать ускользнула от Ордена, но меня не обманешь карими глазами и чёрными локонами!

Знаток церемоний поднял руку, сложив пальцы в жест изгнания.

— Если мудрейший Дамдин обвиняет почтенную Илану в колдовстве, мы обязаны призвать наставника городских Стражей! — твёрдо заявил он.

Дворцовый прорицатель театральным жестом извлек из внутреннего кармана нефритовую пластину.

— Я — избранный сосуд, хранящий силу и мудрость Смотрящего-в-ночь! — провозгласил он. — И не нуждаюсь в помощи младших братьев Ордена в этом деле.

Дзамэ Максар упал на колени, щелкая сочленениями доспеха. Улан Холом последовал его примеру. Айсин Тукуур устало склонил голову и сложил ладони в жесте благоговения. Он не мог противиться воле бессмертного правителя Удела духов, но и отдать его посланнику на растерзание Илану тоже не мог. Что если Дамдин действительно сводит личные счёты, прикрываясь нефритовым оберегом? Знаток церемоний медленно опустился на колени и с силой хлопнул ладонью по полу, прогоняя дурные помыслы в Нижний Мир. Во время ученого диспута этот жест символизировал учтивое возражение, но Тукуур вложил в него всё свое несогласие и злость.

— Мы, недостойные соратники Смотрящего-в-ночь, — хрипло произнёс он, — просим его посланника преподать нам наставление в сборе доказательств, чтобы и мы впредь могли вершить правосудие, достойное слуг Великого Дракона.

— Наставляющий неопытного стократ умножает благие заслуги, — вторил ему Максар, которому тоже хотелось узнать ход мыслей дознавателя.

Улагай Дамдин благосклонно кивнул и бросил своему помощнику:

— Поторопи этого Кумаца, если он ещё не закончил!

Гвардейский офицер быстро вышел.

— Темир Буга вырвал чародейку из моих рук, — неспешно произнёс прорицатель. — И привёз её сюда, где у него были сообщники. Или у неё — не так важно. Желая собрать вокруг себя всех сторонников проклятой династии, они, несомненно, хотели, чтобы у них родился ребёнок, наделённый колдовскими способностями. С первой дочерью не вышло — страж Холом не даст соврать. Тогда они решились на вторую попытку, и Аси избавила Средний мир от своего присутствия. В этом все свидетели сходятся. Но пять лет спустя…

В коридоре послышались шаги. В комнату заглянул молодой армейский офицер и почтительно замер за порогом, повинуясь предупреждающему жесту Дамдина.

— …пять лет спустя из Бириистэна в Толон отправились две сестры, но только младшая из них заслуживала внимания Ордена. Увы, как и её мать, она ускользнула из наших рук.

— Бред, — устало выдохнула Илана. — Такой же, как то, что я отравила отца.

Дамдин оскалился.

— Нохор Кумац! — рыкнул он.

Молодой офицер шагнул в комнату. Руками в полотняных рукавицах он осторожно держал небольшой фарфоровый цилиндр с изогнутыми стенками, похожий на кусок бамбукового стебля. На белых фарфоровых боках блестели красочные изображения морских животных.

— Это обнаружили в комнате подозреваемой, в тайнике за картиной с лодками! — доложил Кумац.

— Это же сосуд для мазей из коллекции фарфора почтенного Морь Эрдэни! — воскликнул Максар.

— Редкая вещь, — осклабился Дамдин, — с не менее редким содержимым!

Он осторожно разрезал бечёвку и снял с горлышка цилиндра промасленную бумагу. Сосуд был до половины полон бесцветной субстанцией.

— Мазь семи островов! — объявил прорицатель. — Бесцветная, почти без запаха. Слегка горчит, но незаметна в напитке духов войны. Зная, что отец не доверяет Вам, Вы смазали ей листья в кухонном ларце, и слуга, сам того не ведая, приготовил хозяину отраву!

— Но почему?! — вскричал Тукуур.

— Чтобы не дать отцу выдать младшую сестру! — торжествующе пояснил прорицатель. — Знаки на щеках, обещания мести — всё для отвода глаз! Илана — член совсем другого подполья! Она — из слуг безликого демона и его живых камней, слуг, называющих себя "хором"! Два дня назад я послал Темир Буге тайное письмо, обещая прощение Прозорливого, если он расскажет, где прячется наследница толонского трона. Завтра мы должны были встретиться, и вот, он мёртв! — он повернулся к Илане, и его голос загремел как судебный гонг. — Ты надеялась провести меня, змея, но все твои уловки ясны как день! Я впечатлён лишь твоей самонадеянностью! А теперь я выжму из тебя правду, или меня зовут не Улагай Дамдин!

На несколько мгновений он приковал к себе внимание присутствующих, и этого оказалось достаточно. Один из храмовых стражей вдруг болезненно выдохнул и согнулся пополам, а Санджар резко извернулся и ударил второго добдоба связанными руками в лицо. Стражник отшатнулся и выпустил руку телохранителя. Санджар отпрыгнул в сторону как кот и схватил со стойки один из наградных мечей.

Илана, словно пробудившись от тяжелого сна, резко отступила к шкафу. Раздался громкий щелчок. Одна из секций провернулась вокруг своей оси, увлекая дочь плавильщика за собой.

— Стой, сколопендра! — рявкнул Максар, пытаясь встать.

"Зря он заставил нас преклонить колени, ох зря", — злорадно подумал Тукуур.

— Живьём брать! — прорычал Дамдин.

Первый добдоб, оправившись от удара, выхватил железную дубинку и бросился на Санджара. Тот отшагнул вбок и попытался полоснуть стражника по горлу, но связанные руки сковывали его движения. Добдоб увернулся, споткнулся о тело Темир Буги и покатился по полу. Телохранитель поднял меч над головой и с боевым кличем рванулся к Дамдину. Забытый всеми болотный огонь издал сухой треск. Лилово-жёлтая молния ударила в клинок Санджара, на несколько секунд окутав телохранителя ярким ореолом. Когда Тукуур снова разлепил слезящиеся от яркого света глаза, тело воина неподвижно лежало у ног его покойного господина.

Дознаватель с непроницаемым лицом перешагнул через оба трупа и подошёл к стеллажу. Несколько минут он стоял в раздумьях, разглядывая корешки книг, а затем уверенно нажал на два из них. Секция снова провернулась, открывая тёмный проход. Болотный огонь с гневным визгом влетел в потайной коридор, и Дамдин с неожиданной прытью юркнул следом за ней.

— За ними! — прорычал Дзамэ Максар, с трудом протискиваясь в узкий лаз.

— Оцепить квартал! Гонца к дозорному! Поднять гарнизон, патрули на улицы! — Холом засыпал армейского командира приказами так уверенно, как будто был по меньшей мере комендантом города.

Нохор Кумац, опешивший от такого напора, приложил к груди кулак и помчался вниз по лестнице, а юный страж устремился в потайной ход, явно намереваясь присоединиться к охоте.

Тукуур устало сел на пол. Он закрыл глаза и попытался вспомнить песнь прощания, но на язык упорно просилась молитва Стальному Фениксу. "Воспари над Средним Миром, распахни крылья свои от края небес до края небес, и укрой нас под ними как своих птенцов…" Мир знатока церемоний трещал по швам, и больше всего ему хотелось свернуться клубочком где-нибудь в укромной пещере, но этот путь вел к гибели. "И прежде прочих огради своими стальными перьями Илану…" Он верил, не мог не верить, что она не убивала собственного отца. Не только потому, что любил её, но и потому, что нестыковок в этом деле было гораздо больше, чем показал Улагай Дамдин. Этот человек прибыл не за правосудием, и Тукууру придётся противостоять ему, хоть это и грозит смертью. "О почтенные предки, великие судьи Трех Миров! Дайте мне силы и мудрость, чтобы довести это дело до конца!" — взмолился знаток церемоний, поднимаясь с колен. Пора было приниматься за работу.

Илана навалилась плечом на потайную дверь, и та успокаивающе щёлкнула. Ненадолго. Где-то здесь был спрятан потайной рычаг, блокирующий весь механизм, но, словно в кошмарном сне, вся комната казалась чужой, незнакомой, угрожающей. Осознав, что теряет время, дочь первого плавильщика закрыла глаза и провела рукой по стене. Холодная полоска металла, указывающая путь к выходу, была на месте. Стараясь не отрывать от неё руки, Илана побежала по коридору быстрыми скользящими шагами. Поворот, ещё один. Стопа нащупала пустоту: лестница на первый этаж. Где-то позади осталась маленькая детская комната, в которой прятали Айяну, пока это не стало слишком опасно. Быть может, дверь отвлечёт преследователей.

Замок потайного хода снова щёлкнул, раздались торжествующие крики. Беглянка вздрогнула, запрыгнула на перила и соскользнула вниз, не рискуя вслепую спускаться по ступеням. Пролёт, ещё пролёт. Повеяло сыростью, дерево под рукой сменилось осклизлым камнем, но путеводная полоса всё ещё была с ней. С потолка капала вода, из-под ног с писком разбегались мыши. Коридор извивался змеёй, сжимался, душил. Казалось, он никогда не закончится, если только не удастся усилием воли разлепить веки, сесть на кровати и услышать тихий голос матери… Но нет, это явь, беспощадная явь, от которой родители пытались спрятаться у всех на виду. Знали, что не выйдет, иначе не строили бы этот коридор, не прятали бы в его потайных нишах оружие. Найти бы его, но останавливаться нельзя: слишком близко голоса охотников.

Под ногами захлюпала вода, и почти тут же бронзовая полоса оборвалась. Вытянув руки, Илана нащупала деревянную решётку, поверх которой были навалены сухие ветки, сено и старые тряпки. Беглянка отступила на несколько шагов, а затем с размаху ударилась в решётку, больно ушибив плечо. Преграда крякнула и сдвинулась, открывая узкую щель. Жалея, что не родилась кошкой, Илана начала протискиваться наружу, срывая ногти о мокрую глину. Левый рукав белого кафтана зацепился за что-то и с треском лопнул по шву.

Над городом висели тяжёлые сизые тучи. Редкие бледные лучи утреннего солнца пробивали их словно стилеты, нашедшие щель в доспехах, и тут же исчезали. Крупные холодные капли дождя били по лицу, норовя попасть в глаза. Льняной кафтан Иланы моментально промок и путался в ногах, но беглянка не замечала этого. Промчавшись по заросшей сорной травой лужайке, она ухватилась за нижнюю ветку старого добана и, раскачавшись, забросила ноги на следующую. Лазать по деревьям, используя инерцию тела, дочь Буги учил Высокий Пятый. У островитянина было страшное щекастое лицо, рыжая с золотом шерсть и сильные добрые руки… Воспоминание мелькнуло и исчезло, изгнанное страхом и холодом. Подтянувшись, Илана взобралась на толстую ветку, протиснулась между двумя другими. Мокрые листья осыпали беглянку брызгами. Дерево росло на краю заброшенного сада, когда-то принадлежавшего семье морского капитана. Мать Иланы вылечила его от жёлтой лихорадки. Её родители помогли многим в этом городе, но всё равно остались наедине с бедой.

Позади послышались крики и глухие удары. Горячая волна прокатилась по телу. Даже не страх, но концентрированное желание скрыться и выжить овладело беглянкой без остатка. Ветка, ещё ветка. Прыжок, перехват. Прорваться сквозь колючие ветви разросшейся живой изгороди. Снова прыжок — вниз, на залитую водой улицу. Где-то в городе перекликаются добдобы и солдаты, ищут «неизвестного в чёрном», или уже её — не важно. По улицам не пройти.

Бегом до ближайшего плетня, вверх, вниз, оставляя клочья одежды. Снова вверх по поленнице, на укрытую скользким тростником крышу бедняцкой лачуги. Только бы не провалиться, не соскользнуть вниз. С крыши на крышу, вверх, вниз, снова вверх, не глядя под ноги, на ветхую солому и раскисшую грязь узких проулков.

— Эй, кто там?!

Илана вздрагивает, едва не делает неверный шаг, но тут же выбрасывает голос из головы. Только вперёд и вниз, к реке, наперегонки с дождевой водой.

— Стоять именем Дракона! Стоять!

— Держи!

— Где?

— Вон там, на крыше! Да не там! Стреляй, чего раззявился?!

Гремит поспешный выстрел, вопят перепуганные люди и куры. Солдаты ругаются, гремят оружием, но беглянка уже далеко. За ней оживает город, хлопают ставни, жители не могут понять, что происходит. Кто-то зовёт стражу, кто-то кричит «пожар!». Пронзительно пищат рожки и свистки патрулей. Отец научил её различать: вот свисток-раковина стражей Святилища, вот — малый горн армии Дракона. Детская игра спасает жизнь: у солдат есть мушкеты, у добдобов — нет.

Враги приближались. Илана петляла, бросалась из стороны в сторону, но солдаты не теряли след, как будто невидимый дух-дозорный следил за ней и направлял охотников. Озарённая внезапной догадкой, девушка резко обернулась и краем глаза успела заметить маленькую серебристую тень. Болотный огонь Дамдина следовал за ней по пятам. Как обмануть древнего слугу?

Болотными огнями крестьянки пугают непослушных детей, но её мать говорила, что они сами всего боятся. Когда-то они были питомцами Древних, вроде хорьков или зелёных вака, но все их хозяева погибли. Теперь болотные огни скитаются, пытаясь заговорить с кем-нибудь, но мало кто может их услышать, и почти никто не способен понять. Похоже, Дамдину удалось приручить такого. «Если огонёк находит нового хозяина, то боится отойти от него дальше, чем на тысячу шагов», — вспомнила Илана. Значит, дознаватель совсем недалеко. Как его перехитрить?

Илана лихорадочно осмотрелась. Она добежала до границы Птичьего Базара. Впереди мерцали огни порта, справа темнели галереи Большого Рынка. Где-то здесь должны быть гончарные мастерские.

Поворот, прыжок, снова вверх, вниз, словно белка по стволу. Усталость лёгким туманом вползала в тело, мышцы болели, горячая волна адреналина отступала. Один неверный шаг, и… Илана стиснула зубы, отгоняя предательскую мысль. Она — не изнеженная принцесса из благородной семьи, а дочь воина, мечтавшего о сыне.

Вот и мастерские. У ног беглянки раскинулся грязный дворик, заваленный разным хламом. За покосившимся забором виднелась мощёная улица с ливневой канавой, по которой нёсся в сторону порта бурный поток грязной воды. Сгруппировавшись, девушка скатилась с крыши на кучу соломы.

В углу двора стояли плетёные корзины, полные глиняных черепков, которые можно было размочить и снова пустить в дело. Вывернув две из них на землю, Илана нашла то, что ей было нужно: длинный тонкий носик винного кувшина. С трудом выбив из крюков запорный брус, беглянка выскочила на улицу. У её ног бурлил и пенился поток нечистот. Зажав в зубах глиняную трубку, беглянка зажмурилась, и нырнула в грязную воду. Поток подхватил её и повлёк вниз, к реке.

Илана помнила, что колдовская сфера может чувствовать тепло. Так говорили её матери священные шкатулки тайн. Странно, но шаманы города не могли их слышать. Или слышали, но скрывали это?

Грязная и холодная вода хорошо скрывала её, но воздуха не хватало. Проклятый дождь то и дело заливал глиняную трубку, а руки и ноги сводило от холода, и всё труднее было удерживаться возле поверхности. Что сделает болотный огонь, потеряв её из виду? Полетит вдоль канала? Останется ждать? От ответа на этот вопрос сейчас зависела её жизнь.

Улагай Дамдин резко открыл глаза. Плечи и шея неприятно зудели, как будто ему за шиворот бросили горсть муравьёв. В голове мельтешили какие-то тени. Проклятье! Его волшебный слуга явно потерял цель, и теперь силился что-то сказать, или спросить, или то и другое вместе. Увы, прорицатель не так хорошо понимал его, как стремился показать окружающим. По правде сказать, совсем не понимал. Светящаяся сфера слушалась простых приказов, вроде «жди», «охраняй», «следуй за тем-то», но при этом совершала множество «лишних» движений. И постоянно бормотала где-то на границе сознания. К этому нелегко было привыкнуть, но дело того стоило.

Миряне верили, что болотный огонь видит их душу и может её похитить. Слуги из дома Буги, сколь угодно верные своему господину, рассказывали всё, как на духу. Даже учёные шаманы не знали точно, что умеет сфера, и опасались чудесной прозорливости её владельца. Дамдину приходилось пускать в ход всю свою сообразительность, чтобы укрепить их страхи. Вот и сейчас ему нужно было понять, почему болотный огонь потерял беглянку. Скрылась в доме? Но шар чувствует тепло… Внезапно его осенило: канал! Холодная вода скроет дочь плавильщика от преследователей и увлечёт её в реку.

— Стянуть всех солдат к порту! Прочесать все склады! — приказал он молодому хранителю знамени. — Отцеубийца хочет уйти по реке.

— Слушаюсь, мудрейший! — рявкнул Максар.

Выхватив рог, избранник Дракона протрубил серию команд. Почти тут же ему отозвались далёкие рога и свистки.

Дамдин усмехнулся. Парень хорошо изображал туповатого усердного служаку. Разумная тактика: высокое начальство редко ценит умников, и в случае чего легко вешает на них свои хвосты. Но за этой маской пряталось ещё кое-что: искреннее восхищение легендой. Похоже, тщательно созданная репутация прорицателя начала приносить не только плоды страха. Хорошо. Толковый помощник может пригодиться.

А вот второй избранник Дракона, этот скользкий страж, доверия не вызывал. Прорицатель был почти уверен, что именно Улан Холом рылся в его вещах на постоялом дворе. Тем не менее, мирской секретарь Буги тоже присоединился к погоне и довольно умело руководил добдобами. Что заставляет его помогать Дамдину? Желание примкнуть к победителю? Приказ Ордена? Или Улан Баир, слывущий в этом болоте главным интриганом, подослал сына шпионить за посланником Прозорливого? Каким бы ни был ответ на этот вопрос, юношу стоило держать поближе и пристально следить за каждым его шагом. Как будто у дознавателя без этого было мало забот.

Илана выползла на берег, грязная и мокрая, как портовая крыса. Вдалеке слышались свистки стражников, и они явно приближались. Не удалось. В приступе бессильной ярости, беглянка несколько раз ударила ребром ладони мокрый песок. Руку обожгло болью. Холодная речная волна набежала на берег и лизнула её, успокаивая. Дочь первого плавильщика с горечью посмотрела на зелёные волны. Дальний берег реки скрывала завеса дождя, да и было до него пол армейского перехода. Великая Река не зря носила своё имя, а здесь, в Бириистэне, она ещё и разливалась широким лиманом. Отличное место для порта, плохое — для побега вплавь. Если бежишь не к Последнему Судье.

Для многих это становилось единственным способом мести. Броситься в волны или огонь, призывая проклятие Дракона на голову обидчика, чтобы тот жил в страхе, ожидая загробного суда. Но прорицатель Прозорливого — не мелкий лавочник, чьих суеверных покупателей может распугать призрак самоубийцы, а Илана — не верная дочь Лазурного Дракона. "Нет ни Верхнего мира, ни Нижнего, ни Среднего", — прошептала она слова тайной мудрости, успокаивая дыхание. Утопиться лучше, чем сдохнуть под пытками. Но, пока ещё есть время, стоит поискать альтернативы.

Позади неё что-то зашипело, словно сотня кузнецов одновременно бросила раскалённые заготовки в холодную воду. Беглянка резко обернулась. В сотне метров от неё, у длинного причала, стояло странное судно. Неказистый, обшитый позеленевшей медью корпус походил на старый башмак. Из низкого домика-надстройки посередине кораблика вместо мачты торчала высокая закопченная труба, извергающая клубы чёрного дыма.

К бортам странной посудины крепились огромные колёса, похожие на те, в которых бегают ручные белки, только каждая спица заканчивалась широкой лопастью. Колёса пока ещё не вращались, корабль спокойно покачивался на волнах. Полуголые чумазые грузчики волокли на борт перепачканные угольной пылью мешки из соседнего лабаза. Может быть, это её шанс?

Дождавшись, пока вся бригада поднимется на борт, Илана юркнула в ворота склада, и едва не столкнулась с пожилым чиновником в потрёпанном халате. Несколько напряжённых минут они глядели друг на друга, а затем в глазах старика мелькнул огонёк узнавания. Он быстро приложил палец к губам, а второй рукой показал на полупустой мешок в углу склада. Спасение или западня? Кто этот человек? Он казался странно знакомым, но беглянка не могла вспомнить имя. В голове всё перемешалось, волнами накатывала усталость.

Что-то в облике старика привлекло её, а, может, просто тело Иланы очень хотело жить и цеплялось за каждую возможность. Беглянка забралась в мешок и свернулась на куче угля, закрыв нос воротом кафтана. Старый шаман стянул завязки.

— Много ещё, билгор Алдар? — раздался снаружи приглушённый голос.

— Ещё три на обратный путь, — ответил чиновник. — Этот, этот и этот.

Грубые руки подхватили мешок. Куски угля больно врезались в тело.

— Ух! Маленький, а тяжёлый! — недовольно крякнул грузчик.

— С северных копей, — откликнулся чиновник.

Рывки, удары, снова рывки. Скрипит деревянная сходня. Снова слышно шипение и мерный скрежет, словно вращается огромный колодезный ворот. Мешок грубо швыряют на пол, от удара Илана едва не теряет сознание.

— Давление? — слышен приглушённый голос старого шамана.

— Рабочее, — звонко откликается кто-то.

— Эй, билгор! — кричит кто-то. — Стражники в порту, ищут кого-то! Отчалим без них, будут неприятности!

Сердце Иланы сжалось. Неужели конец?

— Сорвём сроки испытания — не сносить нам головы, — сурово отвечает чиновник. — Отчаливаем!

— Ну, смотри, билгор, моё дело сторона…

— Сторона — так посторонись! — недовольно звенит голос, говоривший «рабочее». — Долой швартовы! Сходню прими! Открыть главный клапан!

Где-то свистит раковина стражников, и корабль отзывается яростным рёвом, а затем вздрагивает всем телом и устремляется вперёд. Сквозь мешок, уголь и грубые доски палубы Илана чувствует неукротимое биение огненного сердца. Свистки и гудки армейских рожков стихают вдали.

— Отработала задвижка! — весело крикнул звонкоголосый. — Летим!

— В Оймуре осмотришь, нет ли свищей, — отозвался старик, и крикнул кому-то: — Глубина?

В ответ прилетела сложная трель мохнатого. «Три больших добана», — мысленно перевела беглянка.

— Хорошо! Удерживай курс!

— Не нашли ещё? — без особой надежды спросил Дамдин.

Он стоял на берегу реки, глядя на серебристый полог дождя. Болотный огонь, виновато жужжа, кружил над головой. Дознаватель раздражённо приказал ему замереть.

— Никак нет, мудрейший! — устало ответил командир стражи. — Здесь всё изрыто ходами контрабандистов. Мы разворошили уже два гнезда этих крыс, и они больно кусаются.

— Продолжайте! — дёрнул щекой Дамдин. — Сами наплодили, сами и вытравливайте!

«Проклятый Буга и его скользкие как угри отродья!» — выругался про себя дознаватель. В том, что еретик сдох от руки собственного слуги, а то и дочери, было несомненное проявление высшей справедливости, но куда как удобнее было бы схватить Илану первой и сыграть на отцовских чувствах. Возможно, стоило обвинить кого-то другого. Девчонка бы успокоилась, и отправилась к сестре, или к "братьям", и вот тут её можно брать. А теперь…

— Билгор Дамдин! — с опаской позвал его Улан Холом.

— Да, нохор?

— Я боюсь, мы попусту теряем время, — осторожно произнёс молодой страж.

— Поясни, — коротко бросил дознаватель.

— Здесь полно лодок. Как только стража вошла в порт, сразу отчалил десяток джонок. Если у девчонки были сообщники, её уже нет в городе.

Дамдин хмуро кивнул. Этот вывод напрашивался сам собой.

— Кто, по-твоему мог стать её сообщником? — доверительным тоном спросил он.

Холом задумчиво прищурился.

— Другие подпольщики, в первую очередь. Люди, обязанные чем-то Темир Буге или его жене, во вторую. Впрочем, скорее всего, это — одни и те же люди.

— Согласен, — кивнул Дамдин. — Собери сведения о сбежавших судах и их капитанах.

По лицу стража скользнула едва уловимая тень. Кто-то принял бы её за простую усталость, но прорицатель не зря носил свой титул.

— Я чувствую, ты хочешь сказать что-то важное, — сказал он, пристально глядя в глаза Холому. — Будь искренен, и духи благословят тебя.

— Да так, небольшая странность, — поморщился страж. — Возможно, просто совпадение…

— Случайностей нет, — покачал головой Дамдин. — Только звенья великой цепи причин и следствий. Тому, кто практикует правильное внимание, открываются тайны мира.

Улан Холом почтительно склонил голову.

— Все эти фелюги и джонки — корыта контрабандистов, — уверенно сказал он. — Но кроме них был один катер. «Огненный буйвол», новое изобретение. Судно, движимое силой духов пара и огня.

— Мудрейший Токта, ваш законоучитель, рассказывал о нём, — кивнул прорицатель. — Сегодня назначены испытания, не так ли?

— Да, и билгор Алдар, конечно, спешил. Но я ожидал бы от чиновника, что, слыша сигнал тревоги, он дождётся прибытия стражников. Более того, потребует, чтобы кто-то из них сопровождал корабль. Но «Огненный буйвол» сорвался с места так же быстро, как и другие.

— Этот Алдар… Кто он?

— Айсин Алдар — наставник внешней гармонии шестого ранга. Его сына Вы сегодня допрашивали. Уверен, от Вас не укрылось, что он влюблён в Илану.

— А! — широко улыбнулся Улагай Дамдин. — Прекрасно, юный Холом, прекрасно! Видите, какая прочная цепь совпадений?

Стоявший рядом Дзамэ Максар с сомнением нахмурился.

— У Тукуура и Алдара, конечно, могли быть личные мотивы помочь преступнице. Они многим обязаны её отцу. Но если мудрейший ищет организацию, нельзя упускать Морь Эрдэни!

— Помню, Вы докладывали, что он поставляет Илане дорогие лекарства. Расскажите об этом человеке подробнее!

— Об Эрдэни говорят разное, но никто не мог предоставить доказательств. Я знаю наверняка только то, что никто кроме него не мог достать мазь семи островов для Иланы. У этого человека множество связей. Если в городе зреет заговор, я убеждён, что без него не обошлось.

— Что же, — кивнул Улагай Дамдин, — нас достаточно, чтобы поймать обоих лисов. Возьмите стражников и пригласите этого Эрдэни побеседовать со мной. Для начала — пригласите вежливо, но если заартачится — ведите силой. А я займусь вашим однокашником Тукууром.

Мерный гул машины, её тепло и плеск волн убаюкивали Илану. Она изо всех сил старалась остаться в сознании, но мысли превратились в густую патоку, из которой выныривали то окровавленное лицо отца, то ухмыляющийся Дамдин, то взгляд матери. До сих пор беглянка винила в её смерти упрямство и честолюбие отца, но слова Дамдина поколебали эту уверенность. Может быть, Аси действительно хотела возродить свою династию. Может быть, обстоятельства не оставили ей выбора, как не оставляли его сейчас Илане. Как бы то ни было, её мать умерла, приведя в мир Айяну — беззащитную и чуждую ему девочку, бледную, как призрак. Айяна говорила с древними шкатулками, от страха билась током, как угорь, и рисовала смешные картинки, яркие и пёстрые, как перья золотых вака. Для неё трава была не зелёной, а разноцветно-искрящейся, а в небе светились невидимые письмена. Илана не знала, были ли это обычные детские россказни, или сестра действительно видела мир духов. Но какая разница, что думала Илана? Судьба её сестры была начертана в Завещании Первого, и была она короткой, горькой и кровавой.

Отец не мог с этим смириться, так же, как не смог отдать ищейкам Прибрежной Цитадели свою Аси. Айяну прятали в доме, но это быстро стало опасным, и тогда обе дочери и трое мохнатых вольноотпущенников отправились в Толон. Торговый центр Удела Духов, город науки и механических чудес, был слишком велик, слишком стар и горд, чтобы жить по заветам Прозорливого. И, всё же, сестер быстро разлучили. Держаться вместе им было опасно — так сказали друзья отца. После этого Айяна стала даже не иголкой в стогу сена, а зёрнышком риса в огромной житнице.

Для Иланы же Толон открыл путь знаний. Только в нём дочь шамана могла использовать древнее право «крови и силы» — учиться наравне с мужчинами. Она слушала лекции лучших врачей и философов, одну за другой открывая тайны мироздания, о которых лишь намекали шкатулки матери. Два года она упорно училась, на третий уже помогала в больнице, а на четвёртый лихорадка сожгла Айяну. Им даже не дали увидеться. Исписанный аккуратными крыльями папирус, урна с пеплом и несколько хрупких костей — вот все, что осталось от её странной, но все же любимой сестры.

Тогда Илана оставила больницу. Что толку лечить отдельных людей, если больно всё общество? Люди верят, что ими правит Великий Дракон, справедливый судья загробного мира. Но, если это так, где его справедливость и мудрость? Мальчиков со способностями как у её сестры забирает Орден и учит охотиться на таких же девочек. "Женский пол слаб и склонен ко злу" — говорят эти мудрецы, заковывая бедняков в рабские кандалы за просрочку долга в несколько медяков. "Колдуны отдают ваши души злым богам живых камней, чтобы заставить вас бунтовать", — твердят они, сгоняя крестьян с земли, чтобы построить на ней очередное святилище. "Болезнь — воздаяние за неблагие поступки", — учат они, продавая беднякам заплесневелый рис. А потом удивляются, что воздаянием за их неблагие поступки становится удар кистенем и пожар в поместье. Страной правят жадность, глупость, злоба и невежество, а должны бы разум и справедливость.

Но кто и зачем вырезал эти символы ножом на щеках её отца? Кто-то, кто упорно стремился обвинить её в этой смерти, попутно показывая: я знаю, кто ты, откуда ты, в какие круги входишь. Знаю, чему ты учишь бириистэнских детей.

Илана вспомнила Бююрчи — худого, нескладного подростка, сына смотрителя пернатых бегунов. Она учила его читать по статьям и воззваниям своего учителя Бадзара, чтобы исполнилась мечта парня — стать курьером-наездником. Смеялась, слушая, как он в очередной раз оставил в дураках ночную стражу, написав на памятной стеле заветные символы… Теперь напишут: стремился внедриться в курьерскую службу в целях хищения государственных тайн. Сорок плетей и петля.

Она не сомневалась в приговоре, хотя Дамдин и считал её приверженность "друзьям разума" ложью. Кто такой этот Дамдин? Старый враг отца и матери, несомненно. Почему он так уверен в том, что Айяна жива? Зачем она ему? Кто, наконец, подбросил ей сосуд со смертельной мазью? Может быть, помощник прорицателя? Или мирской секретарь, этот надменный, неулыбчивый сын интригана Улан Баира? Лицо Холома всплыло в памяти, подёрнулось рябью, обретая черты другого секретаря — Айсин Тукуура. Когда-то их семьи дружили, и мать Иланы лечила отца Тукуура от катаракты. Его звали…

— Скорость — пять узлов, билгор Алдар! — вырвал её из дрёмы звонкоголосый. — Ваше изобретение добавило нашему «Буйволу» прыти!

— Хорошо, Баттулга, — ответил старый чиновник. — Правь к ветру на два щелчка. С такой скоростью мы скоро окажемся у пеликаньей балки. Не хочу посадить судно на мель.

…его звали Айсин Алдар. Прямой, морщинистый, с добрыми глазами. Вечно ходил по городу пешком, хотя правитель жаловал ему паланкин. Говорил, что ездить на плечах другого человека позволительно лишь ребёнку.

Потом мать умерла, а Илана уехала в Толон. Но Алдар её запомнил, как запомнил и Тукуур. Кажется, он пытался перечить Дамдину. Сорок плетей и петля? Сколько ещё погибнет из-за неё? Как легко было представлять себя несгибаемым борцом за будущее страны, пока не пролилась кровь! С этой горькой мыслью Илана провалилась во тьму.

Когда она очнулась, стальное сердце корабля остыло и умолкло, и только волны мерно плескались за бортом корабля. С тихим шорохом раскрылась горловина мешка, и над девушкой появилось лицо Алдара.

— Мы в Оймуре, — тихо сказал он. — Команда на берегу. Если Вы не ранены и можете идти, лучше покинуть корабль сейчас.

Илана пошевелилась и скрипнула зубами от боли. Руки и ноги затекли, исцарапанные ступни и ладони саднили. Всё тело болело, как будто стражники всё-таки поймали её и долго били. С трудом выпутавшись из мешка, беглянка встала и оперлась о поручень.

— Я благодарна Вам, — прошептала она. — Но моя благодарность немногого стоит.

— Доброе дело не должно остаться забытым, — ответил старый шаман. — Ваша мать на какое-то время сохранила мне зрение. Я на какое-то время сохраняю Вам жизнь.

— Доброе дело не останется безнаказанным, — горько произнесла Илана. — Меня ищет Улагай Дамдин, старый враг отца. Если он догадается, что Вы помогли мне, Вам грозит гибель.

— Жизнь всегда заканчивается смертью, — спокойно ответил Алдар. — Важно, как ты жил.

— Возможно, — прошептала девушка. — Берегите себя. Пожалуйста.

— Я предупреждён, — твёрдо кивнул чиновник.

Он снял с пояса связку клеймёных дощечек и протянул ей. Илана молча взяла деньги, неловко обняла старика, и, протиснувшись между прутьями поручня, скользнула в воду.

На берегу мокли под дождём перевёрнутые рыбацкие лодки. Где-то в посёлке гомонили куры и гуси, над домами курились дымки. Тёплое жильё манило беглянку, но она понимала, что в посёлке оставаться нельзя. Скоро её грубый портрет разошлют всем старостам, с мерзкой подписью «отцеубийца».

Где-то в этих джунглях прятались партизаны, большей частью — беглые рабы с островов. Толонские друзья Иланы надеялись, что она установит с ними связь. Быть может, у беглой преступницы это получится легче, чем у дочери градоначальника?