Стрела над океаном

НА «МАТЕРИК»

Вечереет. Тепло. Но весь день, с утра, — дождь. Моросящий, безнадежный. Дымчатой, серой пеленой затянул он горизонт. И все кругом кажется мутным, серым.

Вчера, поздно вечером, распрощались с островом Беринга. В последний раз мелькнули редкие огни поселка Никольское — исчезли, растаяли в темноте. Всю ночь сильно качало. И весь день качало.

Прошли мыс Камчатский — он на несколько минут возник в мглистой дали синеватым пятном. Вошли в Камчатский залив. Подходим к устью реки Камчатки, возле которого расположен поселок Усть-Камчатск. В этих местах нетрудно запомнить географические названия.

Сильная зыбь. Пологие волны цвета бутылочного стекла раскачивают корабль.

Вдали, за сеткой дождя, видно что-то желтоватое, похожее на низкий песчаный берег. Нет, это тоже вода. Мутно-желтая, она отделена резкой чертой от темно-зеленой, по которой мы идем. Это воды реки Камчатки. На стыке зеленой и желтой воды серебряными торпедами взлетают большущие рыбины — говорят, чавыча. То ли они просто резвятся, то ли им не по нутру столь резкий переход из прозрачной морской воды в мутную речную.

Вот мы вошли в желтую, охристую воду. Слева, — весь в белой пене, в брызгах, сильный накат кипящих волн на низкий, чуть приметный берег. По горизонту, под ненастным небом, — невысокие сопки. Жалобно кричат чайки. Целые стаи их вьются за кормой корабля.

Почему всегда так безрадостен и как-то бесприютен вид устья большой реки, впадающей в море в низменной местности? Вода, вода, низкие пустынные берега. Кажется, на много километров вокруг нет ни одной живой души.

Командир говорит, что устье реки Камчатки похоже на устье Ла-Платы. Может быть. От этого оно не выглядит веселее…

К борту корабля швартуется маленький катерок, и на капитанском мостике появляется непривычная фигура. Щуплый белобрысый человек в слишком большом для него синем берете принимает управление кораблем. Это лоцман. Мы долго, больше часа ждали его. Нужно было бы радоваться, что наконец-то он появился: день неприметно, без зари, гаснет, а попасть в незнакомый Усть-Камчатск хочется засветло. Но за действиями человека в берете следишь с невольным ревнивым чувством. Ведь стало уже привычным, что судьбы корабля в руках нашего статного широкогрудого командира, с золотыми шевронами на рукавах потертого, но отлично сидящего на нем кителя. А тут вдруг этот штатский чужак! Он суетливо курит, что-то, смеясь, говорит командиру, стоящему рядом с ним, что-то покрикивает в переговорную трубку.

Медленно движемся по рейду. Пустынные океанские просторы остались позади. Сколько же здесь судов!.. Начиная с маленьких гребных лодочек, на которых какие-то одинокие смельчаки плывут неизвестно куда под проливным дождем по неоглядному, взрытому ветром простору реки, и кончая гигантскими плавучими кранами, похожими на марсианские сооружения из уэллсовского романа.

Снуют вездесущие катера. Стоят грузовые пароходы, лихтеры, сейнеры, траулеры, танкеры. Вот коренастый красавец «Изыльметьев» — океанский буксир.

Но лучше, краше всех трехмачтовые шхуны, доживающие свой век. Их благородные очертания, их узкие, вытянутые вперед носы, похожие на морды борзых, тонкий рисунок их мачт на темнеющем небе будто сошли со страниц морских романов. К сожалению, они, эти шхуны, уже никогда не услышат гудения парусов, наполненных ветром, — они слышат старательное постукивание двигателя, установленного на них. И все же они удивительно хороши!..

На многих судах зажглись огни. Замигали огоньки и на приблизившихся берегах. И, как это всегда бывает, особенно в незнакомых местах, огни кажутся сулящими покой и уют…

Вдоль реки — склады, сараи, унылые заборы, пустынные пирсы. Маленькие домики с огородами под окнами. И опять склады, сараи, заборы. В берега сердито бьют волны.

Ветер. Дождь. Огни…

И какая же это все-таки радость — промокшему, озябшему очутиться вдруг под гостеприимным кровом маленькой гостиницы, в ярко освещенной комнате, перед кроватью с чистым бельем!..

Всю ночь за окном шелестит дождь…

А утро тихое, светлое. Солнца нет, но в высоком белесом небе кое-где проступает бледная голубизна.

Усть-Камчатск — чистенький, просторный, одноэтажный.

Если добавить к нему поселок Варгановку, что за рекой, и рабочий поселок рыбокомбината, получится целый городок. С одной стороны его обмывают быстрые мутно-желтые воды реки Камчатки, с другой — за окраинными домами — открываются ровные зеленые просторы.

И здесь в окнах домов много цветов. Как на Командорах огурцы, так здесь выращивают помидоры. Вон сколько их, прижались красными щечками к стеклу. И везде огороды — картошка, репа, салат. В палисадниках кусты шиповника, осыпанные розовым цветом, ивняк. Кое-где попадаются невысокие деревца — ольха, топольки. Приятно слышать слабый шелест их листвы под ветром, дующим с реки.

Здесь много строят. Строят жилые дома, строят большой магазин. Куда ни посмотришь — всюду желтеют срубы из стволов даурской лиственицы, желтые, как пчелиные соты, полные янтарного меда.

Таким и запомнился Усть-Камчатск — пахнущий смолою, разукрашенный цветущим шиповником. Но это, разумеется, никак не означает, что в нем какая-то особенная, идиллическая жизнь. Усть-Камчатск — центр большого, живущего деятельной трудовой жизнью района, который занимает важное место в экономике области. Есть в нем и крупный рыбокомбинат, и леспромхоз, и деревообрабатывающий комбинат. Есть два совхоза, рыболовецкие и сельскохозяйственные колхозы.

«НОВАЯ ЖИЗНЬ»

В Усть-Камчатске повстречалось немало интересных людей. Но одна встреча особенно запомнилась. Почему? Да, вероятно, потому, что в человеке, о котором хочется рассказать, с какой-то особой искренностью, непосредственностью проявилось увлеченное отношение к своей работе, что всегда очень уж привлекательно в людях.

…Мы стояли с ним, облокотившись на ограду из жердей, возле небольшого поля, засаженного капустой. За полем сквозь жидкую листву прибрежного тальника виднелась желтая река.

На мой сторонний взгляд, поле было самым обыкновенным — капуста как капуста! Но спутник мой — худощавый немолодой человек в синем пиджаке, в сапогах с подвернутыми голенищами, председатель рыболовецкого колхоза Илья Алексеевич — смотрел на поле другими глазами и видел поле другим.

Любуясь крепкими голубоватыми листьями, он говорил о том, какая это будет прекрасная капуста и как это здорово придумано: торфяные горшочки!

— А я-то, признаться, сомневался в них! — он сокрушенно покачал головой, пожал плечами. — Разумом понимаю — наука худого не предложит. Книжку специальную прочитал — все будто ясно. А душа не лежит… И вот, пожалуйста, результат — такая капустка!..

Видно, в этом поле было для него и торжество науки, и сила, и радость человеческого труда. И правда же — он показывал колхозную капусту с тем окрыляющим душу вдохновением, с каким поэт читает только что завершенную им поэму. Как же не проникнуться симпатией к такому человеку? И я сам уже смотрел на капусту с радостным удивлением, и мне тоже она казалась особенной — роскошной, красивой, прямо как орхидея!..

Вместе с Ильей Алексеевичем мы обошли почти все село — большое, разбросанное по берегу реки. В правлении колхоза я видел два красных вымпела, полученных за высокие показатели в социалистическом соревновании, — предвестники будущей колхозной славы — переходящего Красного знамени и Доски почета. Я уже знал, что государство помогло колхозу приобрести гусеничный трактор, четыре рыболовных судна МРС-80.

— Сами выбирали кораблики, — сказал Илья Алексеевич, — и прежде чем выбрать, хорошенько покачались на них в море!.. Теперь забота — подготовить собственных механизаторов, своих капитанов. Ну, да за этим дело не станет: знаете, как молодежь жадна до техники. Отбою от желающих нет!

Приобретение рыболовецким колхозом своих собственных судов — знаменательное событие в его жизни, равное приобретению нашими сельскохозяйственными колхозами тракторов и других машин. И, кроме того, оно — свидетельство зажиточности колхоза, прочной материальной базы.

Рыбаки колхоза «Новая жизнь» зарабатывают до тридцати тысяч в год.

— Высокий заработок — это прежде всего рост культурных потребностей, правда ведь? Не на одну жратву да тряпки народ хочет деньги тратить. Есть у нас клуб, есть библиотека. Да где же теперь-то этого нет? А вот посмотрите-ка на наше село, вот отсюда посмотрите, с горушки. Разве так жить, так строить надо? Все дома вразброс — строили где и как кому приглянется. Разве таким должно быть культурное колхозное село? Нет, теперь все строительство будет производиться только по генплану! В первую очередь будем строить целую улицу новых домов. Поселим в них семьи маленького заречного колхоза — он в порядке укрупнения объединился с нами. Поскорее надо переселить их на наш берег, а то живут как-то в стороне, от большой жизни!..

Побывали мы на строительстве нового школьного здания — все из той же благоухающей смолой даурской лиственицы. Побывали на берегу, на приемном пункте, возле которого, тихонько покачиваясь на волнах реки, стоял кунгас, полный прекрасной камчатской рыбы — результат сеточного улова: кета, красная, кижуч, чавыча.

Побывали в клубе. Зашлй в маленькую с трогательными голубыми занавесочками на окнах библиотеку. Заведующая, она же бригадир полеводческой бригады, бойкая, языкастая, похвалилась, что библиотеку целиком содержит колхоз. В ней пока 1600 томов. Нужно, конечно, больше, да и помещение попросторней, да вот председатель…

— Милая моя! — Илья Алексеевич с укором смотрит на библиотекаршу. — На сколько ты за полугодие книг купила? На четыре тысячи? Ну то-то… А все недовольна!

У меня уж, честно говоря, ноги гудят: немалые концы пришлось отмахать по селу! С удовольствием посидел бы на бережку, покурил. Но Илья Алексеевич не знает устали.

Налюбовавшись всласть капустным полем, идем к скотному двору — смотреть силосную яму.

Идем по тропке, вьющейся в густых зарослях шиповника. Будто розовое благоуханное озерцо окружает нас. Шиповника на Камчатке много. Я обратил на это внимание в первый же день, когда ехал на машине с аэродрома в город. Розовые стены цветущего кустарника стояли по сторонам дороги. Но почему-то ягоды шиповника здесь не заготовляются, хотя Камчатка не так уже богата природными витаминами.

Силосная яма вырыта возле стены обширного скотного двора с таким расчетом, чтобы силос по транспортеру подавался прямо в коровник. Стоим, любуемся силосной ямой. Что ж, и она заслуживает того, чтобы ею любоваться, как заслуживает этого все, что сделано с целью облегчить труд людей.

…Интересно, ни одно собрание колхоза «Новая жизнь» не обходится без приема новых членов. А на последнем отчетном собрании пришлось рассматривать пятнадцать заявлений. В колхоз пожелали вступить демобилизованные воины Советской Армии, рабочие — слесарь, машинист, механик, столяр. И колхозники внимательно, даже, можно сказать, придирчиво обсуждают каждое заявление: они хотят принять в свою семью честных тружеников, людей, на которых можно положиться в общем труде.

Что влечет людей в колхоз, становится ясным, если заглянуть в цифровые данные, подготовленные бухгалтером к отчетному собранию. План добычи рыбы выполнен на сто тридцать семь процентов — на приемную базу Усть-Камчатского рыбокомбината сдано свыше сорока тысяч центнеров отличной рыбы. Хорошо поработали рыбаки на новых колхозных судах, не отставали от них бригады речного лова и ставных морских неводов. Колхоз «Новая жизнь» теперь почти четырежды миллионер.

На отчетном собрании колхозники критиковали правление и его председателя за то, что мало и медленно строят. «Миллионами ворочаем, а солому с крыш никак не сбросим!» — говорили колхозники. Было решено, что в колхозе начнет работать постоянная строительная бригада. Будет достроена школа, новая большая баня. А сколько потребуется производственных помещений в связи с ростом экономики колхоза! Телятник, скотный двор, овощехранилище, гараж…

Тихий вечер. Бледная розовая заря над рекой. По дороге пылит стадо.

— Ну, а сами-то вы, Илья Алексеич, — как живете?

Молча закуривает. Потом отвечает, не прямо на вопрос, но так, что все понятно.

— Хорошо у нас. Правда? Или это мне так кажется?.. Вот променял сравнительно спокойное местечко в райисполкоме на эту каждодневную колготу, а не жалею!.. Живая жизнь, живая работа. Пожили бы, товарищ писатель, здесь. Посмотрели бы, какой народ у нас — хороший народ. Через годик, смотришь, и книжка у вас готова!.. Верно я говорю? А то ведь так — посмотрели, уехали…

…Уехать-то уехал, но не забыл и не забуду!

РЫБОКОНСЕРВНЫЙ ЗАВОД

— А знаете ли вы, что ни один уважающий себя английский лорд не сядет за обеденный стол, если в меню нет нашей камчатской лососины, приготовленной в собственном соку? «Кинг салмон» — «королевский лосось», — вот как называют нашу благородную рыбу!

Знаток вкусов и обычаев английских лордов отрекомендовался «представителем внешней торговли». Грузный, давно небритый, в помятом плаще, с распухшим портфелем в руке, он стоял рядом со мной на палубе катера, который быстро бежал по направлению к рыбоконсервному заводу Усть-Камчатского рыбокомбината — одного из крупнейших рыбопромышленных предприятий области.

Издали, с реки, комбинат производит внушительное впечатление. Нагромождение разного рода деревянных и бетонных строений. Здания цехов. Пирсы, — возле них толкутся маленькие суденышки. Высоко взнесенные деревянные эстакады — крытые желоба, по которым рыба подается с приемных пунктов в цехи заводов.

Густо дымит высокая тонкая труба. Сбиваемый ветром дым стелется порой по воде. И тогда душно, отвратно пованивает пригорелой тухлятиной.

— Туковый завод, — пояснил «представитель внешней торговли», — вырабатывает удобрения из отходов и порченой рыбы. Никогда без работы не стоит! — добавил он с мрачноватым юмором.

В райкоме партии рассказывали, что одна из бед рыбокомбината — частично устаревшее, рассчитанное на дешевый ручной труд оборудование. Оно досталось в наследство от давних времен. Заменить его сразу новым, разумеется, невозможно. Приходится идти путем модернизации, постепенной замены отслужившего свой век новым, современным оборудованием. В общем сделано много — из года в год происходят значительные улучшения. Маловато было приемных пристаней — за последние два года увеличили их площадь в пять раз. Установили новые насосы, бункера…

И вот мы на приемном пирсе, возле урчащих, фыркающих, сопящих, захлебывающихся рыбонасосов.

Непривычному глазу или, вернее, глазу, привыкшему видеть рыбу на застекленном прилавке рыбного магазина, этот поток рыбы кажется чем-то почти невероятным. Так, должно быть, заготовляли рыбу — только, разумеется, вручную — к столу доброго обжоры короля Гаргантюа!..

И этот особенный — острый, свежий запах морских глубин. И эти краски — скупые строгие краски — серебро, темная бронза, которыми любуешься на натюрмортах старых голландцев, находивших особую прелесть в приглушенном сверкании, переливах рыбьей чешуи. И этот мглистый, желтовато-серый простор реки. И крики чаек.

Вот тут, в этой обстановке, завершается нелегкий труд огромного коллектива людей — целой шеренги людей, на одном конце которой просоленный, продубленный океанскими ветрами рыбак, а на другом — девушка в белом халате и белой косынке. Ну, скажем, такая девушка, как Валя Стаценко, член бригады коммунистического труда, одна из лучших работниц консервного цеха…

Скользкие, пахнущие морем рыбины вылетают из рыбонасоса в так называемые мерные бункера. Затем они попадают на медленно движущуюся ленту транспортера. Здесь происходит сортировка рыбы. Когда на завод подается, к примеру сказать, кета, другие породы — кижуч, красная, горбуша — сбрасываются с транспортера.

Ступенчатый главный элеватор поднимает рыбу на большую высоту — на эстакаду гидрожелоба. Поток воды тянет ее под уклон на 180 метров — туда, куда направит судьба: в холодильник, в засольный или консервный цехи.

В холодильнике при 20 градусах мороза рыба превращается в деревянно-жесткую, с налетом инея, продолговатую сосульку. Множество их лежит на противнях, установленных на стеллажах из металлических труб, покрытых белым, как фарфор, льдом.

Ну, а с той рыбой, которая попадает в консервный цех, начинается работа, требующая последовательных, слаженных действий большого коллектива людей, мастерства и умения специалистов различных профессий.

С гидрожелоба рыба снова попадает в бункер. Из бункера — под дисковый нож. Здесь ее гильотинируют, потрошат, моют под краном. Затем она идет под вращающиеся ножи порционирующей машины. Разрезанную на кусочки, транспортер подает ее на панировку — обваливание в муке производится вручную. После панировки — на противнях в паро-масляную печь, на обжарку. И — в охладитель, перед тем как обжаренные куски будут уложены в банки.

За стеклянной перегородкой в просторной светлой кухне готовится соус. Оттуда вкусно, кисленько пахнет теплым томатом. Соусонаполнитель до краев заливает банки густой красновато-золотистой массой. Потом они поступают на герметическую закатку. Стерилизация и варка происходят в автоклавах — огромных котлах, похожих на корабельную топку, с наглухо задраенными круглыми дверцами.

Охлаждение, мойка банок, наклейка этикеток, и — на склад готовой продукции.

6100 тысяч банок в год!

Все, о чем здесь коротко рассказано, проходит в стремительном, слаженном темпе обычного рабочего дня обычного рыбоконсервного завода, каких много в области.

Рыбоконсервный завод и рабочий поселок, примыкающий к нему, расположены на «кошке» — узкой песчаной косе. С одной стороны — широкая, неспокойная река, с другой — безбрежный океан.

Хочется пройти к берегу океана. Приходится долго крутиться по узким улочкам и переулкам, по песку, в котором тонет нога, мимо низких, барачного вида домов.

Ни кустика, ни деревца. Серый тес, толевые крыши. Какие-то не то сарайчики, не то курятники. Кое-где зеленые грядки. Ветер треплет белье, развешанное для просушки.

И в помине нет здесь того просторного уюта, которым так привлекателен Усть-Камчатск. Все это, конечно, тоже будет меняться, перестраиваться. Но сейчас поселок захламленный, безрадостный…

Берег океана пустынен и тоже невероятно захламлен. Ржавые банки, проволока, бутылки, тряпье — будто на свалке.

А океан, как всегда, прекрасен! Даже в этот серенький, с моросящим дождем день. Волны, со стеклянной прозеленью на круглых спинах, с шумом разбиваются о пологий берег.

Где-то там, далеко-далеко от земли, за мглистой завесой дождя, ныряют по волнам рыболовные суда — отважные люди готовят драгоценное сырье для завода…

РАЗМЫШЛЕНИЯ О РЫБЕ

«…Временами густота рыбы в реке достигает такой степени, что, глядя на реку, не верится, чтобы наблюдаемое явление могло быть приписано ее обилию: вся река от одного берега до другого представляет из себя одну сплошную колышущуюся массу; вся поверхность реки покрыта рыбьими перьями, так как нижние слои, теснясь, выталкивают верхние наружу; это явление, повторяющееся несколько раз в лето, носит название «руно»… Тяжелые весла большого грузового баркаса не могли быть погружены в воду, и лодка медленно продвигалась вперед, царапая спины рыб. Еще издали виднелась и поражала темная полоса, тянувшаяся вдоль всего берега насколько видел глаз; потом оказалось, что эту темную полосу образовала рыба, ход которой был в северном направлении…»

Это из книги уже упоминавшегося мной А. А. Прозорова, побывавшего на Камчатке в 900-е годы. Речь в ней идет о знаменитом камчатском лососе.

Такого хода рыбы — «руна» — я не видел. Не видят его и местные жители. Да и вообще «запасы» лососевых — горбуши, кеты, красной, кижучи, чавычи — за последние годы на Камчатке значительно сократились.

Мой опыт по части камчатской рыбы не очень богат. Я уже рассказывал о вельботе, который ходил на банку и вернулся до краев полный терпугом и морским окунем. На острове Беринга в компании с тремя-четырьмя друзьями, напялив высокие, до паха, сапоги, мы дважды прошли с сетью против течения мелководной речушки Гаваньской. Что за волнующее, упоительное ощущение нарастающего сопротивления сети, постепенно наполняющейся живым грузом! И вот на белом песке у наших ног — груда рыбы. Тут и камбала, и нерка, и кижуч с руку величиной. И все это бьется, трепещет, подпрыгивает, сверкая в лучах неяркого солнца то тусклым голубым серебром, то светлой с прозеленью латунью. Рыбы так много, что ею загружается подвода.

Это, конечно, ошеломило бы каждого из нас, привыкших к подмосковным рыболовецким масштабам, где щупленькая плотвичка — и то ценный улов.

Вот и думаешь: сколько здесь рыбы!

Да, рыбы на Камчатке много Рыба — «ведущая отрасль народного хозяйства области», как пишут в газетах. И справедливо Камчатку называют «рыбным цехом страны». Удельный вес камчатской рыбной промышленности в общесоюзном улове составляет более восьми процентов.

Берега Камчатки омываются водами Тихого океана, Охотского и Берингова морей — водами одного из главных бассейнов мирового рыболовства.

И не только мы — здесь ловят рыбу и крабов, бьют китов Япония, США, Канада и многие другие страны, — они добывают в этих водах до 70 миллионов центнеров рыбы в год.

Живя на Камчатке, хотя бы и недолгое время, просто невозможно остаться совершенно в стороне от комплекса вопросов, связанных с добычей рыбы: ведь здесь это «проблема № 1»! Пытался и я разобраться в этих вопросах, порой весьма сложных, противоречивых…

В книге, написанной четверть века назад (М. Большаков и В. Рубинский. Камчатская область, 1934), говорится:

«Речной лов безраздельно господствует. Объектом лова служат лососевые породы. Морской лов рыбы по своим незначительным размерам не играет заметной роли…»

Как все переменилось! Ныне, можно сказать, все стало наоборот.

За последние годы наибольшее развитие получил именно морской, так называемый активный лов рыбы, когда рыбаки идут в моря, океан и ищут рыбу. Малые рыболовные сейнеры промышляют у берегов. Траулеры отважно пускаются в дальнее плавание в бурные воды Тихого океана, к далекой Аляске, к островам Прибылова, на долгие месяцы расставаясь с родными камчатскими берегами. Рыбаки ищут рыбу, руководствуясь и опытом, и данными разведки, произведенной специальным разведывательным судном или самолетом. Ищут — и находят могучие косяки рыбы, дающие баснословные уловы, но и требующие предельного напряжения сил, отваги, мужества, высокого мастерства.

Вот это и есть активный лов. И в его дальнейшем развитии, дальнейшем совершенствовании — будущее рыбной промышленности Камчатки.

Выраженное в цифрах, оно, это будущее, таково: семилетним планом намечено довести добычу рыбы в 1965 году до 3,6 миллиона центнеров. Увеличение добычи обеспечивается главным образом широким развитием активного лова. А это в свою очередь вызывает необходимость освоения новых промысловых районов — в восточной части Берингова моря, в северо-западной части Тихого океана, в районе Южно-Анадырского свала.

Цифру эту — 3,6 миллиона центнеров в год — рыбаки-колхозники и коллективы рыбопромышленных предприятий считают реальной, хотя на Камчатке никогда еще не вылавливалось столько рыбы. Но, разумеется, для достижения к концу семилетки таких больших уловов придется приложить немало усилий.

Главное, основное, что нужно сделать, — это вести точный учет рыбных «резервов», нужно суметь разумно, по-хозяйски использовать их.

Не так давно, в довоенные годы, успех дела решали уловы лососевых. В последнее время наряду с ними немалую роль стали играть уловы камбалы, сельди. Но и это далеко не все «резервы», которыми богаты здешние моря и океан.

Огромный практический интерес, к примеру сказать, представляет собой изучение и освоение Берингова моря, известного как одно из самых «плодородных» — богатых фитопланктоном — морей Мирового океана.

Советские ученые установили, что его значительная часть — это так называемое «мелководье». В этом-то «мелководье» и обитает основная масса промысловых рыб. В Беринговом море водятся такие редкие и ценные породы, как угольная рыба, морской ерш, знаменитый своими вкусовыми качествами палтус. Кстати сказать, американцы и канадцы добывают здесь ежегодно до 700 тысяч центнеров палтуса, а японские рыбаки вылавливают огромное количество камбалы для производства кормовой муки.

Вот и возникает естественная необходимость развивать, усиливать добычу и палтуса, и морского окуня, и угольной рыбы, и других видов. В дальнейшем удельный вес этих рыб в общем улове Камчатки должен достичь 40–50 процентов, тогда как сейчас он колеблется всего лишь в пределах 6–8 процентов.

Давно на страницах камчатских газет ведется активная пропаганда трески — тоже одного из «резервов» рыбной промышленности. Треска есть, трески много. Надо только преодолеть известную косность в отношении к ней, как к промысловой рыбе. И, разумеется, надо научиться ловить ее.

Таким образом, в основе выполнения семилетнего плана лова две главные задачи — освоение новых районов промысла и развитие добычи новых видов рыбы.

Сложные, ответственные задачи предстоит решить и в части разведки рыбы — научно организованных поисков ее в неоглядных просторах морей и океана.

На время промысла жирующей сельди выделяют поисковые суда для так называемой «прицельной разведки». Они оснащены новейшими гидроакустическими приборами. Самолеты также производят авиаразведку промысловых районов и «наводят» флот на косяки нагульной сельди. А это большая помощь рыбакам.

Опытные рыбаки ловят сельдь «на пятно»: с мачты сейнера виден косяк. Другие предпочитают подождать самолет промразведки — так вернее!

Дождались: над морем показался двухмоторный ЛИ-2. Он, как ястреб, кружит и кружит над районом лова. С восьмисотметровой высоты летчик-наблюдатель ясно видит косяк сельди — быстро движущееся темно-синее пятно на серовато-зеленой поверхности океана.

Летчик тотчас сообщает по радио:

— Сельдь идет! Вижу косяк! Начинаю наводку!.. Первым ставлю на замет «пятерку». Слышите, «пятерка»?!

— Слышу, к замету готов, — отвечает по радио капитан сейнера № 5.

И снова команда, переданная с самолета:

— Косяк прямо по носу, полный вперед!

Косяк сельди движется со скоростью трех-четырех миль в час. Сейнер нагоняет его.

— Отдать шлюпку! — командует летчик.

И вот на волнах пляшет лодка. Сейнер делает циркуляцию — окружает косяк полотном сети. Несколько минут — и круг замыкается. Сейнер снова около лодки.

— Рыба в кошельке! Отлично, капитан! — поздравляет летчик рыбаков. — Связь прекращаю!

И снова кружение над океаном…

Как раз в те дни, что я был на Камчатке, шел лов жирующей сельди.

Армада промысловых судов бороздила воды Охотского и Берингова морей, Тихого океана. Шла битва за рыбу. Страницы областной и районных газет были полны сообщений о славных трудовых победах судовых команд. Но немало было и жалоб рыбаков на то, что рыбокомбинаты не справляются с приемом улова, что судам приходится подолгу простаивать, ожидая очереди на сдачу рыбы.

Еще один немаловажный вопрос! Оказывается, найти и выловить рыбу — полдела; нужно суметь своевременно и как можно скорее сдать ее на рыбоприемную базу. Ведь каждый лишний день создает неотвратимую угрозу снижения сортности улова, завоеванного тяжелым, напряженным трудом.

Траулер «Каменный» к концу июля добыл 1200 центнеров сельди, засолил ее в бочках, пошел сдавать. Тут-то и начались, как пишет капитан траулера, «хождения по мукам»! Семьсот бочек сельди сдали на теплоход «Атласов», а с остальным грузом пошли в бухту Лаврова. Но, как оказалось, там, на рейде, уже больше недели стоят в ожидании выгрузки полуфабриката два средних рыболовных траулера и один теплоход. «Каменному» посоветовали идти на центральную базу Корфского комбината. Пришли, дали радиограмму, простояли целый день, но ответа не получили. Поехали на берег. Там сказали, что принять сельдь не могут…

«Из-за задержки со сдачей, — пишет капитан, — нежный малосольный полуфабрикат свыше десяти дней находился у нас на борту в условиях теплой летней погоды и потерял свои качества. 600 центнеров сельди было принято у нас как техническая продукция…»

Да, несовпадение возможностей лова с возможностями береговой приемки и обработки рыбы — одна из важнейших проблем. Не случайно на страницах областной газеты появилась статья, в которой ставился даже такой вопрос: «Кто такие рыбаки и рыбообработчики, друзья или «враги»?» Разумеется, друзья, поскольку они делают общее дело! Но… как устранить возникающие между ними споры и разногласия, как согласовать это досадное несоответствие сил?

Рыбаков обвиняют в том, что они ловят рыбы меньше, чем могли бы, — и обвиняют справедливо. А рыбаки обвиняют береговые базы в том, что те не справляются с приемкой и обработкой рыбы, — и это тоже справедливо.

Была у меня по этому поводу беседа с одним из руководителей управления тралового и рефрижераторного флота. Он сказал: да, случается, и, к сожалению, не так уж редко, что рыбак ловит рыбу два дня, а сдает ее неделю. Обусловлено это в основном тем, что на многих, особенно мелких, базах устарелое оборудование, и они не справляются с приемкой рыбы.

Во избежание этой беды необходимо, с одной стороны, расширить и первоклассно оборудовать несколько крупных баз с таким расчетом, чтобы весь промысловый флот базировался на них. С другой стороны, необходимо всемерно развивать рефрижераторный флот и суда, обрабатывающие выловленную рыбу на борту.

Это мысли многих практиков рыбной промышленности. И они нашли свое выражение в планах семилетки.

Семилетним планом намечено сконцентрировать производство, создать крупные рыбодобывающие и рыбообрабатывающие пункты на побережьях Камчатки, ликвидировать мелкие и отдаленные рыбозаводы. Наибольшее значение приобретут Петропавловский, Озерковский, Октябрьский, Корфский и Анапкинский рыбокомбинаты. В Петропавловске будет закончена постройка холодильника, реконструкция рыбного порта, жестяно-баночной фабрики.

В середине октября 1959 года к причалу Петропавловского рыбного порта пришвартовался большой белоснежный теплоход «Ламут». Это плавучая сельдяная база, плавучий завод. Он как бы пришел из недалекого будущего провозвестником того, что как раз и нужно рыболовному флоту, о чем мечтали капитаны промысловых судов.

«Ламут» принимает рыбу у судов прямо в районе лова, и она тут же подвергается обработке, которая почти полностью механизирована. Движется ленточный транспортер. Рыба промывается на нем сильной струей забортной воды. Сортировщицы отбраковывают сельдь. Пройдя через тузлучный раствор, сельдь попадает на другой транспортер, подающий ее к столам, на которых она укладывается в ящики плотно, одна к другой. Готовая продукция хранится в рефрижераторных трюмах.

120 тонн в сутки — такова производительность плавучего рыбообрабатывающего завода. Обслуживает его около полутораста человек.

В бухте Южно-Глубокой, в которой многие суда укрылись от свирепого ноябрьского шторма, «Ламут» выпустил свою первую продукцию — партию малосоленой сельди. На склад поступило свыше 800 ящиков малосолов. На каждом написано: «Изготовлено на плавбазе «Ламут».

В самое последнее время существенно изменилась и организация управления рыбной промышленностью — не только Камчатки, но всего Дальнего Востока. Создан новый главк — Главное управление рыбной промышленности Дальнего Востока при Совете Министров РСФСР. Он руководит всеми рыбопромышленными предприятиями, организациями, рыболовецкими колхозами Приморского и Хабаровского краев, Сахалинской, Камчатской и Магаданской областей. Это позволит лучше использовать промысловый и транспортный флот, лучше загрузить береговые предприятия: порты, консервные заводы, складские помещения, приемные базы, холодильники. Легче будут решаться вопросы и по освоению новых районов и новых «объектов» промысла, то есть тех видов рыб, которым до сих пор не уделялось должного внимания.

Большие, трудные задачи стоят перед рыбаками Камчатки!..

И вот Камчатский обком КПСС собрал камчатских рыбаков поговорить, посоветоваться о том, что нужно сделать, чем и как помочь рыбакам.

Мастера высоких уловов — и молодые, и поседевшие в битвах с грозной стихией — говорили о своих нуждах, высказывали различные пожелания, давали советы. Они говорили о том, что решающим условием успешной добычи рыбы будет упорядочение приемки сырца и полуфабриката рыбокомбинатами, своевременное снабжение промысловых судов запасными частями, солью, тарой. Надо так организовать добычу, чтобы промысловые суда работали круглый год, чтобы они брали и сельдь, и треску, и камбалу, и палтуса, и минтая, и морских ершей, и бычков, и терпуга — в этом ведь главный резерв увеличения добычи рыбы. Говорили о необходимости диспетчерской службы, о четкой связи судов флота с берегом и между собой. И все сходились на одном: план семилетки реален, он может быть выполнен и будет выполнен!..

Нелегок труд рыбаков Камчатки, но зато он и окружен вниманием и почетом народа, заботой партии и советского правительства. Только за последние два года в рыбную промышленность Камчатки вложено свыше шестисот миллионов рублей, что позволило оснастить многие предприятия передовой техникой, современным промысловым флотом. В области строятся новые сельдеобрабатывающие базы. Рыбная промышленность получила более 120 промысловых судов, сельдяную плавбазу, много буксирно-вспомогательных судов. Теперь «на вооружении» камчатских рыбаков имеется 582 промысловых судна и сотни других.

Думается, сказанное выше в известной мере дает хотя бы самое общее представление о размахе рыбной промышленности на Камчатке, о научной ее основе, о ее техническом оснащении.

Да, рыбы на Камчатке много, очень много. Но это никак не значит, что дается она без труда: протянул руку — и черпай из неоскудевающих «запасов»! Изо дня в день идет упорная борьба за рыбу. И лов ее, пожалуй, самый тяжелый, порой поистине героический труд, хотя и оснащенный отличной техникой, но все же требующий и высокого мастерства, и подлинного мужества. Кстати сказать, он, этот труд, имеет и своих настоящих героев — таких, как прославленные камчатские рыбаки П. Е. Алешкин, А. А. Кузнецов, В. Р. Муковников, М. К. Власов, И. И. Малякин, Г. К. Сагайдачный. В рыбной промышленности, как и в любом другом деле, успех прежде всего решают люди, те отважные люди, чьи сильные руки сжимают штурвалы рыболовецких судов, вытягивают сети, полные рыбы.

Встречаясь и беседуя с рыбаками, читая о них в газетах, невольно ждешь, невольно ищешь рассказов о «героическом»: о штормах, туманах, о непрестанном поединке людей с грозной стихией. Но о нелегком своем труде они говорят на редкость скупо, просто, по-деловому. И, надо признаться, это нисколько не разочаровывает. Скорее даже наоборот — вызывает еще большее уважение к этим людям. В их сдержанности как-то очень убедительно проявлено отношение рыбаков к своему труду. Скромные, простые люди, они считают обычным, повседневным трудом то, что, на наш взгляд, очень близко соседствует с подвигом.

Вот один из мастеров высоких уловов — молодой капитан траулера «Коряк» Владимир Лисицын. Спокойный, уверенный в себе человек, в отлично сшитом светлосером костюме. В прошлом он волжанин, но суровые моря Камчатки навсегда покорили его душу.

— Трудности? Трудности, конечно, есть… Не так-то просто поставить до сотни сетей, а утром выбирать их, работая порой в шторм, холод, на обледенелой палубе… А зато какая это радость, гордость, когда у тебя трюм полон рыбы! Это же победа! Победа над океаном, над всеми трудностями, которые пережил бок о бок с товарищами!.. Как мы добиваемся неплохих успехов? Думаю, все дело в организации работы, в умении быстро отреагировать на обстановку. Ну и еще, конечно, моря не следует бояться!..

Очень спокойно, по-деловому, со всеми подробностями — некоторые из них, признаться, не доходят до меня — он рассказывает, как перед выходом на лов камбалы палубная команда под руководством тралового мастера придирчиво проверяет готовность орудий лова. У них два трала: рабочий и запасной. Казалось бы, нехитрое дело, а как порой это выручает! Случается, что рабочий трал рвется. На его ремонт требуется 10–12 часов, а то и больше. Тогда, не теряя драгоценного промыслового времени, пускают в дело запасной трал и продолжают промысел, одновременно, ремонтируя вышедший из строя.

Немаловажную роль на промысле играет штормовое время.

— Если из-за сильного волнения, — рассказывает Лисицын, — нельзя производить промысел, стараемся штормовать на банке. Нелегко это: всю душу вымотает, но зато, как только улучшится погода, сразу приступаем к лову. А многие другие суда на время шторма прячутся в бухты и на обратный ход теряют 8—10 часов промыслового времени. А время если и не золото, то уж во всяком случае — рыба! Экономия времени — один из залогов успеха. Выгрузив рыбу, сразу уходим на лов. Время сдачи улова используем, чтобы получить снабжение: продукты, воду, топливо. Может быть, конечно, все это и мелочи, но они-то как раз и определяют характер работы, решают успех дела… А в общем привычка! Посидишь на берегу и начинаешь тосковать по морю. Нет, я не променял бы свою работу ни на какую другую. Мужская работа! И люди в ней крепнут, мужают. Они сплочены чувством локтя, морской дружбой!..

…Рассказывает о своей работе капитан МРС-567 колхоза «Красный труженик», Герой Социалистического Труда Григорий Кузьмич Сагайдачный. Он старый рыбак, около тридцати лет своей жизни проведший в море. И за каждым словом его неторопливого, бесхитростного рассказа — огромный опыт работы и жизни.

— «Раньше выйдешь на лов — больше рыбы возьмешь», — эту золотую истину хорошо знают наши рыбаки!..

С осени наш экипаж заботливо подготовился к путине. Выйти на промысел должны были в мае, а вышли в конце марта: благо погодка была подходящая и все у нас было готово. За первые же пять дней взяли без малого пятьсот центнеров камбалы! А к празднику у нас на счету было больше тысячи центнеров — сразу опередили все команды колхозных судов!

На судне у нас хорошая дисциплина — сознательная, так сказать, дисциплина от души. И каждый знает свое рабочее место. На других-то судах как бывает? Сегодня рыбак стоит на одной работе, завтра на другой. Смотришь — ни одной операции толком он и не знает!.. А специализация очень помогает делу. Это, конечно, никак не значит, что люди не должны учиться друг у друга. У нас каждый при необходимости может заменить товарища…

В прошлые годы хорошо шла жирующая сельдь. Ну большинство команд промысловых судов с весны и настроились на работу с кошельковыми неводами для сельди. А о камбале и забыли — будто и нет ее вовсе! Но только сельдь в этом году подвела. Косяков в нашем районе было мало. А те, что и были, — одна непромысловая молодь!.. Многие команды малых сейнеров как вооружились кошельками, так и ходили с ними до сентября: все надеялись на подходы сельди. И оказались в пролове.

А у нас по-другому получилось. Походили мы с кошельком для сельди — видим, надеяться на ее большие подходы нет никакого смысла. Снова перешли на лов снюрреводом и за четыре выхода в море взяли центнеров восемьсот камбалы! Годовой план перевыполнили. А кошельковый невод у нас всегда наготове: появится сельдь — мы за каких-нибудь три часа перевооружимся. И сельдь от нас не уйдет! Вот так и работаем, ловим рыбку помаленьку…

…Рассказывает капитан РБ-404 Октябрьского комбината Юрий Лещенко:

— Я прямо скажу: тянет меня море, как магнит железо! Может, в крови это у меня. Отец-то мой был лоцманом на Амуре. А я приехал на Камчатку, стал моряком. После окончания курсов судоводителей две путины работал шкипером на тресколовном мотоботе. А теперь — капитан рыболовного бота. Поначалу думал не справлюсь. Ведь капитан должен все знать: и правила судовождения, и судовые механизмы, должен уметь решать астрономические задачи, чтобы с курса не сбиться, должен овладеть мастерством добычи рыбы, уметь работать с людьми. Нелегко было бы мне, да нашлись добрые люди, помогли.

Есть у нас на комбинате штурман малого плавания, капитан РБ-407 Станислав Иванович. Он хотя и из молодых капитанов, а любит и знает свое дело, словно сто лет проплавал. Впрочем, молодость ни при чем, я вот тоже свое дело люблю!.. Вышел он на промысел последним, в мае. Многие другие суда имели уже по тысяче и больше центнеров рыбы. Однако к концу путины он передовиков не только догнал, но и перегнал: досрочно выполнил годовой план, вышел в первые ряды.

Думаете — удача? Нет, он еще не раз доказал, что успех дела решает высокое мастерство. Мастерство капитана, механика, всех рыбаков. Команда РБ-407 никогда не возвращалась с моря без рыбы. Какая бы ни лютовала волна— в трюме у них всегда 60–80, а то и больше центнеров камбалы. И так три года подряд!

А у меня дело плохо сложилось. Вышли мы на лов раньше его. Опыта работы со снюрреводом у меня почти не было, да и банки я не знал. Уловы брал незначительные. «Нет, — думаю, — так дело не пойдет!.. Надо просить кого-то, чтобы помогли, взяли на буксир». Выбрал Станислава. Рассказал ему про свою беду. Просил помочь — научить, как следует рыбу ловить. Без длинных разговоров взял он меня к себе на борт.

Пошли в море. Я внимательно присматривался, как он делает заметы, ищет места, маневрирует судном, как. руководит людьми. Один раз сходил с ним в море, а научился многому. Потом он пришел ко мне на судно. В снюрреводе нашел неисправность, помог устранить. И дело у нас наладилось.

Это очень даже хорошо, когда рядом с тобой трудятся товарищи, которые свято берегут морские традиции — дружбу, взаимопомощь. Без этого в море нельзя. Сколько в нашей жизни примеров, когда дружеская рука, протянутая вовремя, спасала людям жизнь!..

В минувшую путину был такой случай. Далеко от берегов ловили мы камбалу. Вдруг смотрю — неподвижный катер в море. Оказывается, шел из Кихчика с больными — женщинами, детьми. В пути случилось несчастье: из пробитого бака вытекло горючее, мотор заглох. Катер несло в открытое море. Подоспели мы вовремя: уже темнело, ветер усиливался. Взяли катер на буксир, завели в реку.

Все это в порядке вещей: если товарищ в беде, любой советский моряк бросит самое важное свое дело и придет к нему на выручку!..

…Три рассказа трех капитанов трех разных промысловых судов — траулера, малого рыболовного сейнера, рыболовного бота. В них говорится об условиях рыболовецкого труда. О борьбе за выполнение плана. Об организации работы. О взаимопомощи.

А романтика? Что же, никакой романтики нет?

По этому поводу неплохо сказал молодой капитан Юрий Лещенко:

«Романтика моря — не россказни на берегу о подвигах, не пышная морская форма, а рабочая инициатива, дисциплина, ответственность за дело, за людей, отвага, взаимовыручка».

ТРАУЛЕР ВЕРНУЛСЯ В ПОРТ

…Траулер медленно приближается к причалу рыбного порта.

В неторопливом его движении и даже, кажется, в его осанке — в том, как высокий форштевень горделиво вспарывает бледно-голубую спокойную поверхность бухты, — есть что-то необычное, торжественное.

Ветер дует с моря на берег. И поэтому за размеренным стуком судового двигателя, давно уже ставшим Никите привычным, как биение собственного сердца, за ласковым журчанием волны за кормой, за словами команды, топотом ног на чисто вымытой палубе с пирса не слышно звуков музыки. Но потому, как высокий худой дирижер не только яростно взмахивает длинными руками, но и сам судорожно мечется из стороны в сторону, и даже потому, как ярко горят трубы и литавры в лучах солнца, Никита ни минуты не сомневается в том, что оркестр играет что-то бурное, очень веселое. Наверное, какой-нибудь марш…

Это, конечно, здорово — оркестр! Не каждого встречают в порту с оркестром!..

Никита слышал вчера: получив с берега радиограмму о том, что траулеру готовится торжественная встреча, капитан сказал тралмастеру Якову Кузьмичу: «Хорошая традиция!.. Что ж, будем и мы готовы!» И в голосе капитана, до удивления спокойного, сдержанного человека, прозвучало волнение, которое он и не старался скрывать. А Яков Кузьмич, дымя трубкой, закивал седой головой. И он был согласен с тем, что установившаяся в управлении тралового и рефрижераторного флота традиция устраивать торжественную встречу судам, возвращающимся с большой трудовой победой, — отличная традиция. Верный своему обыкновению всегда и во всем искать и находить воспитательный смысл, старик сказал капитану: «Это хорошо! — Дух поднимает, воспитывает в молодежи добрую рыбацкую гордость!».

Тысячу раз прав Яков Кузьмич! Прав старик, как всегда!..

Стоя на борту траулера среди свободных от вахты товарищей, чисто выбритый, принарядившийся Никита впервые в жизни испытывал такое сладостно-томящее, тревожное и в то же время окрыляющее душу чувство.

Это было чувство гордости — гордости за своих товарищей, с которыми длительное и опасное плавание по океану накрепко связало его узами дружбы. Это было чувство гордости и за себя. И Никита не видел в этом ничего зазорного. Ведь гордился-то он собой прежде всего потому, что оказался достойным дружбы людей, с которыми жил, работал плечом к плечу многие месяцы и которые, присмотревшись к нему, приняли его, как равного, в свое суровое рыбацкое братство. Не простое это братство, не за зря называется оно «экипаж коммунистического труда»! Это ли не повод, чтобы испытывать законную гордость — не мелкую, похожую на самолюбование и хвастовство, а честную трудовую гордость, поднимающую человека, заставляющую его стремиться к еще лучшему!..

Ветер, похоже, изменил направление: подул с зеленых сопок. И до корабля долетела знакомая мелодия — марш из «Веселых ребят». И эта бодро гремящая, веселящая душу музыка, и большая толпа на пирсе, в которой яркими разноцветными пятнами выделялись женские летние платья и букеты цветов, и красивый город, амфитеатром раскинувшийся по склонам сопки, и голубая, в солнечных, слепящих бликах вода — все это было как праздник!..

Впрочем, почему «как праздник»? Это и есть настоящий праздник!

Может быть, там, в толпе встречающих траулер, стоит и мать Никиты, если только ее успели известить о прибытии траулера и у нее хватило времени и сил приехать в Петропавловск из Елизово, где она работает на птицеферме. Может быть, пришла на пирс и Наташа… Ох, не она ли это в голубеньком платье?!. Впрочем, если даже их и нет сейчас на пирсе, то они все равно как бы присутствуют на этом празднике — на его, Никиты, празднике.

Да, это и его праздник — нечего скромничать! Ведь есть доля и его труда в том, что средний рыболовный траулер «Холмогоры» досрочно, к июлю, выполнил годовой план: добыл двенадцать тысяч центнеров рыбы!..

А ведь это первый рейс Никиты — самого молодого на траулере рыбака. Несколько месяцев назад он пришел на это судно матросом, впервые увидел трал, впервые по-настоящему понюхал море.

В августе траулер «Холмогоры» одним из первых прибыл к островам Прибылова. В океане свирепствовала осенняя — уже осенняя! — непогода. Приходилось работать и в пяти- и в шестибалльные штормы. А как мешали густые туманы, окутывавшие корабль будто сырой холодной ватой, заставлявшие Никиту как-то особенно сильно чувствовать свою заброшенность в огромном океане… Но под руководством Якова Кузьмича траление успешно шло и в штормовых условиях.

В конце ноября судно для профилактического ремонта двигателя должно было вернуться в порт. Что греха таить, как ждал этого Никита!.. Увидеть родной город, немного отдохнуть… Но товарищи решили произвести ремонт своими силами в бухте Провидения. Возглавил работу старший механик, сумрачный, неразговорчивый человек. Работал он как черт. А за ним тянулись все; от машинной команды не отставали и палубники. Вместо месяца, положенного на ремонт, справились за неделю.

Вот тебе и отдых!.. Зато поработали на славу!.. Зато познакомился Никита с судовым двигателем…

Новый год встречали у островов Прибылова. В вахтенном журнале есть такая краткая запись: «В сложнейших зимних условиях, когда через каждые три-четыре часа приходится скалывать с палубы и бортов лед, борясь за живучесть судна, продолжаем траление». Что говорить — адская работа скрыта за этими скупыми строками! Окоченевшие, кровоточащие руки, холод, который пронизал все ноющее тело до костей, но… «продолжаем траление»!.. Вот почему к концу февраля траулер рапортовал о выполнении полугодового плана.

После ремонта, в апреле, пошли в Охотское море. Здесь уловы были поменьше, но все-таки слово сдержали: к июльскому Пленуму ЦК годовой план выполнен!

Конечно, в этом есть доля труда Никиты, но куда бы он годился, если бы старшие товарищи не протянули ему руку помощи, не стали бы без лишних слов, терпеливо, настойчиво учить его? Какой крепкой, какой надежной была эта товарищеская рука!..

Капитан траулера «Холмогоры» нисколечко не походил на старого морского волка; Никита был даже немного разочарован, когда впервые его увидел. Молодой человек с загорелым, всегда чисто выбритым лицом, со спокойным пристальным взглядом серых глаз. «Мы живем и работаем дружно, — негромко сказал он Никите при первой встрече, — надеюсь, что и ты найдешь здесь друзей и сам будешь всем нам другом!» И все: никаких громких слов — иди, работай. Никита знал, что на этом траулере капитан отправляется в рейс всего второй раз. До этого он плавал на другом, занимавшем по уловам одно из первых мест в траловом флоте. По примеру Валентины Гагановой он перешел на отстающий корабль, и вот к концу второго рейса «Холмогоры» вышел в передовые!.. Как, какими средствами добился этого молодой капитан, Никита, пожалуй, и не сказал бы. Будто ничего особенного и не было в работе капитана… Но старый траловый мастер Яков Кузьмич объяснил Никите: «Особенного тут, конечно, ничего нет. И «секрета» нет. Людей уважает наш капитан, верит в них. И себя уважать заставил работой своей. И мы все верим ему. Сам болеет за дело и нас научил болеть!.. Вот, брат, и весь «секрет»!..» Никита до конца понял «секрет» капитана, когда вскоре же увидел, как работает команда траулера. И он сам очень скоро ощутил на себе общий подъем, когда просто невозможно не сделать нужное дело как можно лучше — не по приказу, а по внутреннему убеждению, «по-совести»!.. Вот хотя бы как тогда, когда траулер пошел сдавать улов на рефрижератор, находившийся от него в 180 милях. Ну и погодка была!.. Шторм, снег, ледяной ветер. Все кругом тонуло в ревущей сизой мгле. Палуба стала покрываться льдом, судно тяжелело. А идти до рефрижератора часов тридцать, а то и побольше. И капитан объявил аврал. От кормы к носу протянули леер, за который можно было держаться, обрубая лед. Ох, и работали!.. Никита рубил, колол лед, спихивал его ногами за борт. Ярость овладела им. Казалось, что сейчас ему все по плечу, все по силам!.. Он слышал, как Яков Кузьмич сказал капитану: «Из парня толк будет: старательный и моря не боится!». Не боится? Еще как боится!.. Но умеет пересилить себя!..

И стоило Никите подумать об этом, стоило ему вспомнить свой первый шторм там, далеко-далеко, у островов Прибылова, как и пирс с пестрой толпой, и оркестр, и город на склоне зеленой сопки — все словно отодвинулось куда-то… Перед глазами встал ревущий, гудящий простор штормового океана — тот первый шторм, который Никита встретил лицом к лицу. Оглушенный, с замирающим от страха сердцем следил он, вцепившись в какую-то снасть, следил за тем, как пустеет банка, на которой шел лов. Один за другим уходили с нее траулеры, ныряя по волнам. «Лов прекратили. Штормуют: на море семь баллов!» И как же хотелось Никите, чтобы и его траулер последовал за другими — к берегу, где и ветер не такой свирепый, и волна не так бьет!..

«Ну а мы — как?» — спросил капитан собравшихся в рубке старпома, тралмастера, механика, штурмана. — «Да ведь будто не впервой нам! — ответил за всех трал-мастер. — Будем ловить!..» И трал опускается на стосорокаметровую глубину. На палубе ни души. С ревом и шипением перекатываются через нее волны. И Никите кажется, что никакая сила не заставит его выйти сейчас на палубу. Но проходит минут сорок и палуба оживает. Гудит траловая лебедка. Возле трюма хлопочут матросы, готовясь принять улов. И вот за бортом показывается туго набитый камбалой куток трала. Волны лижут его, словно не хотят отдать людям рыбу. Стрела лебедки бережно подымает трал над палубой. «Майна! Отдать гайтан», — командует Яков Кузьмич. И поток рыбы, остро пахнущий морем, устремляется по желобу в трюм. Людям трудно работать. Обледенелая палуба кренится, уходит из-под ног. Мокрые робы превратились на холодном ветру в ледяные панцири. Но все довольны: есть рыба!.. И Никита доволен. Он работает, как и все. Он и не вспоминает о том, что ему было страшно, ему и не страшно: он со всеми вместе занят тяжелым и славным трудом рыбака!

…Закончен короткий митинг на пирсе. Рыбаков поздравляют, вручают им почетные грамоты.

Меня знакомят с капитаном.

— Хотите побеседовать? С удовольствием! — говорит он. — Но, знаете ли, я посоветовал бы вам поговорить для начала с кем-нибудь из команды. Да вот хотя бы с Никитой: чудесный парень, первый раз в море ходил! Представляете, сколько у него впечатлений?.. Никита, на минутку!.. Я познакомлю тебя с товарищем писателем!..

Мы идем с Никитой по пирсу в медленно расходящейся толпе.

— Вам с нашим капитаном побеседовать бы, вот это человек! — говорит Никита. — А я что? Первый раз в море. Можно сказать — малек еще!..

Но вот он начинает вспоминать, и глаза у него загораются.

— У нас знаете какие люди на «Холмогорах»? А работа рыбацкая знаете какая? Я вам честно скажу: лучше работы нет!..

БОГАТЫРСКИЙ ТРУД

…Когда видишь доменную печь, большой прокатный стан, крупноблочное строительство, невольно создается впечатление, что работать здесь должны какие-то особые люди — богатыри. Все здесь нечеловечески огромное, громоздкое, требующее приложения нечеловеческой силы. Так же и на усть-камчатском рейде морской сплотки. Все на нем поистине циклопическое. И люди здесь выполняют поистине богатырскую работу.

Чего стоят одни штабеля леса — огромные бревна даурской лиственицы, сложенные навалом, вознесшиеся к серому облачному небу на высоту двух-, может быть, трехэтажного дома! Штабеля тянутся один за другим вдоль берега у самой воды. А протяженность рейда морской сплотки, как мне сказали, больше двух десятков километров.

Мощная лебедка легко тянет от берега стальным тросом по длинным деревянным полозьям «пучок» мокрых, только что выловленных из воды бревен — тянет, чтобы взгромоздить их на новый штабель.

Сюда, на рейд морской сплотки, лес сплавляется в плотах по реке Камчатке из леспромхозов. Здесь «хлысты», как называют стволы лиственицы (я бы уж скорее назвал их «дубины»), грузятся на пароходы или сшиваются в морские «сигары».

Как раз на одном из ближних участков акватории рейда идет работа над такой «сигарой». К ней можно пробраться по пляшущим, уходящим под ногой в воду мосткам.

На плаву работает лебедка. Она поднимает один за другим «хлысты», из которых между стоящими в воде восьмиугольными торцовыми щитами и складывается «сигара».

Молодые парни в ватниках, высоких резиновых сапогах, с баграми в руках, балансируя на плавающих в воде бревнах, ловко направляют подаваемые лебедкой «хлысты», плотно, один к одному укладывают их в нужном порядке. Это плавучее сооружение уже имеет очертания толстой сигары. Еще больше оно похоже на длинного кита, искусно сложенного из бревен. Когда укладка «хлыстов» будет закончена, «сигару» накрепко оплетут, опутают цепями, тогда она будет способна выдержать и далекий путь, и океанские штормы.

В «сигары» укладывают и пятьсот, и тысячу кубометров леса. На сшивку ее требуется недели две, а то и больше — и все это на воде, на ветру, на этих вот прогибающихся под ногами досках или на скользких, вертлявых бревнах.

На сплотке «сигары», к которой мы добрались, работает молодежная бригада коммунистического труда — заканчивает выполнение годового плана: восемь с половиной тысяч кубометров. Она не раз получала благодарность от капитанов буксирных судов за качество «сигар».

На катере подходим к океанскому лесовозу. Идет погрузка леса. Гигантский плавучий кран «Блейхерт» играючи поднимает пучки «хлыстов», будто это не тяжелые 110 стволы, а пачки карандашей. Они исчезают за высоким бортом судна.

Богатырский труд!.. Звучит это, может быть, и красиво, но именно здесь становится особенно понятным значение механизмов, облегчающих труд человека. Ведь без них был бы он, этот труд, вероятно, не столько богатырским, сколько каторжным…

С заместителем начальника сплавного рейда осматриваем строительство рабочего городка. Желтенькие двухквартирные коттеджи — светлые, просторные, с застекленными террасами, ваннами.

— Все, что вы видели здесь, — говорит мой собеседник, имея в виду всю базу сплавного рейда, — носит временный характер: все будет строиться заново, капитально. Как говорится, по последнему слову техники!

Как часто приходится слышать на Камчатке: «Все заново, все капитально!» Что ж, как раз в этом и проявляется характер здешних людей, работающих горячо, увлеченно, — проявляется «камчатская стать»…