Стриптиз

Глава 6

Моника-старшая объявила, что за четырнадцатым столиком пьет пиво Ален Гринспэн.

Мистер Орли сложил свои пухлые ладони.

– Вот видишь! Еще одна причина, по которой ты должна работать. – Он не хотел отпускать Эрин на этот вечер. – У нас в зале знаменитый комик – как можно упускать такой шанс?

– Ален Гринспэн – экономист, – мило улыбаясь, уточнила Эрин.

– Значит, это другой Ален Гринспэн, – обиженно возразила Моника. – Можешь сама проверить.

– Не говоря уж о том, что сегодня вторник, – продолжал ворчливым тоном мистер Орли. – А по вторникам у нас ойл-рестлинг. Сегодня у всех будет хлопот по горло.

– Вы же знаете, я не занимаюсь этим, – напомнила ему Эрин. – Никакой борьбы – ни в масле, ни в горчице, ни в грязи.

То была одна из традиций заведения – борьба обнаженных танцовщиц с минимально одетыми клиентами в большой ванне или, если угодно, маленьком бассейне, дно которого покрывал толстый слой растительного масла. Эрин никогда не принимала участия в ойл-рестлинге. Во-первых, она считала, что профессиональной танцовщице совершенно незачем барахтаться в масле с каким-то пьяницей, полуголым и опухшим от спиртного. Во-вторых, сам вид этого масла производил на нее не слишком приятное впечатление. Мистер Орли не знал точно его происхождения: иногда он говорил, что это «Вессон», иногда клялся, что «Мазола», сама же Эрин подозревала, что оно не имеет отношения ни к той, ни к другой фирме. Однажды санитарный инспектор взял образец масла на бактериальный анализ, однако, как ни странно, в нем не было обнаружено ни единого живого микроба. Впрочем, объяснение этому чуду нашлось очень скоро – вечером того же дня, когда санитарный инспектор снова появился в заведении в компании четырех друзей, не имевших никакого отношения к его работе. Им был предоставлен столик у самой сцены, а также столько «Амаретто», сколько они смогли осилить. Стоит ли говорить, что этим они были обязаны мистеру Орли.

– По вторникам у нас всегда полно хлопот, – повторил мистер Орли. – А главное – нам нужны все наши лучшие танцовщицы.

– Пожалуйста, мистер Орли! Это дело личного порядка.

– А ну-ка, расскажи.

– Мне нужно встретиться с моим бывшим мужем, – объяснила Эрин, – чтобы поговорить насчет опеки над нашей дочерью.

Тут в разговор вмешалась Урбана Спрол, чтобы высказать свое мнение о Дэррелле Гранте, и описала его так живо, что мистер Орли немедленно предложил Эрин свои услуги по организации устранения этого подонка.

– Да нет, спасибо, – отказалась Эрин. – Убивать его нет необходимости.

– Ну, тогда что – избить его? Покалечить? Ты только скажи. – И мистер Орли пантомимически изобразил, как он набирает телефонный номер. – Это все очень просто делается, когда знаешь нужных людей.

– Благодарю вас, но, думаю, это тоже излишне. – Из вежливости Эрин поддерживала игру мистера Орли, делая вид, что верит в его связи с мафией, хотя он походил на сицилийца не больше, чем Дэвид Леттермэн.

Урбана Спрол начала упрашивать мистера Орли отпустить на вечер Эрин ради блага ее потерянной малютки, однако это не произвело на него ни малейшего впечатления.

– Поклянись, что тебе нужно уйти по семейным делам, – потребовал он. – Поклянись, что ты не идешь показываться этим мерзавцам.

– Ну, разумеется, – не выдержала Эрин. – Я всю жизнь мечтала работать именно у этих мерзавцев.

У мистера Орли было нечто вроде навязчивой идеи: он боялся, что его конкуренты – хозяева «Клубничной поляны» – переманят к себе его лучших танцовщиц, обещая более высокие заработки. Недавно они, стремясь переплюнуть Орли с его ойл-рестлингом, ввели у себя новое развлечение: так называемый касательный танец. Правда, к собственно танцу он имел весьма отдаленное отношение, а состоял главным образом в том, что стриптизерша активно терлась наиболее выступающими частями своего тела о тело клиента, которому, однако, надлежало пребывать полностью одетым. Касательный танец, несомненно, был гораздо более эротичен, чем ойл-рестлинг, и к тому же не требовал специального оборудования. Мистер Орли явственно ощущал, что его позиции пошатнулись.

– Скажи мне все, как есть, – снова потребовал он у Эрин.

– А я уже сказала вам все, как есть: я встречаюсь со своим бывшим мужем. – Эрин подхватила сумочку в знак того, что разговор окончен. – Если не верите мне, спросите Шэда. Он тоже идет со мной.

– Шэд? Мой Шэд? – поднял брови мистер Орли.

– Да, ваш Шэд. Он настолько любезен, что решил проводить меня, – объяснила Эрин. – Там могут возникнуть проблемы.

– Тогда смотри, будь поосторожней.

– Постараюсь.

– Потому что хорошего вышибалу ох как трудно найти, – добавил мистер Орли. – Труднее, чем хорошую танцовщицу. Хочешь – верь, хочешь – не верь.

Эрин познакомилась с Дэрреллом Грантом в броуордской больнице, где ее мать лежала после косметической операции. Превращение ее выпуклого пупка во втянутый обошлось ей в полторы тысячи долларов. Эрин не совсем понимала, зачем нужно было это делать, но мать клятвенно заверила ее, что подобным же операциям подвергались все самые известные фотомодели.

Эрин стояла у постели матери, рассматривая дело рук хирурга, когда в палату вошел Дэррелл Грант со стопкой свежих простыней и чистым судном. Он служил в больнице санитаром и, как позже узнала Эрин, именно там пристрастился к наркотикам и к инвалидным коляскам. Однако внешне Дэррелл никак не походил на преступника. Эрин в то время была еще достаточно наивна, чтобы полагать, что все преступники непременно должны иметь кривые зубы, жирные волосы и татуировки тюремного содержания. Ей казалось, что мужчины приятной наружности, с аккуратно подстриженными волосами пользуются тем же преимуществом, что и миловидные женщины с изящной прической: мир и люди принимают их лучше, а потому им нет надобности вести себя ненадлежащим образом.

А Дэррелл Грант, с его худощавым лицом и ясными, с лукавинкой глазами, был к тому же и необычайно красив. Он повел Эрин в больничный кафетерий и совершенно покорил ее наскоро сочиненной историей собственной жизни. Центральную роль в его повествовании играла настоящая Бронзовая звезда, хранимая в нагрудном кармане больничной униформы. По словам Дэррелла, он получил ее за то, что застрелил кубинского снайпера во время вторжения на Гренаду. Тогда у Эрин не возникало вопросов на сей счет: она знала, что Пентагон раздал около ста тысяч таких медалей тем, кто снова сделал этот крохотный островок, где, кроме специй, почти ничего и нет, безопасным для хозяев и гостей отелей «Холидей Инн». Уже потом, много времени спустя, ей стало известно, что Дэррелл заполучил звезду вместе с двумя коробками пистолетных патронов, приняв участие в ограблении поста Американского легиона.

Они встречались полгода – к вящему ужасу матери Эрин, которая в качестве контрмеры принялась насылать на дочь одного за другим докторов, юристов, бухгалтеров и так далее; однако Эрин находила всех их слишком уж серьезными и поглощенными собственными персонами. К тому же многие из них по возрасту годились ей в отцы. Дэррелл же Грант был живым, порывистым, непредсказуемым, и ей было весело с ним – в то время это казалось ей важным. Решение выйти за него, внезапное, как катаклизм, освободило Эрин от назойливой материнской опеки.

Социопатическая сторона характера Дэррелла не давала о себе знать целых полтора года, по истечении которых он окончательно махнул рукой на честные способы зарабатывания денег и посвятил все свое время изъятию добра у ближних. Чтобы как-то объяснить жене, почему он так задерживается на работе и почему в кармане у него то густо, то пусто, он сказал ей, что занимается торговлей медицинским оборудованием. Живой ум, мальчишеская порывистость и веселость Дэррелла, а с ними и теплота связывавших отношений как будто испарились под воздействие страшного тандема: амфетамина и метаквалона. Дэррелл систематически превращался то в дервиша, тс зомби – в зависимости от химического цикла. Эри к тому времени успевшая уже забеременеть, не хоте стряхнуть с себя узы этого брака, не дав Дэрреллу шанса измениться. Мысль о разводе тяготила ее почти так же, как мысль о матери с ее занудным «говорила я тебе».

Узнав, что Эрин ждет ребенка, Дэррелл поклялся ей, что отныне все будет иначе. Он перестал принимать наркотики, вывез из гаража все хранившееся там краденое добро и устроился на работу в конторе агента по продаже автомобилей «крайслер» в качестве продавца средств защиты от ржавчины. Словом, Дэррелл Грант стал другим человеком. Но хватило его только на месяц. Как-то в четверг, возвратившись домой с работы, Эрин застала мужа за любопытным занятием: посреди комнаты стояло детское инвалидное кресло, а Дэррелл, вооружившись молотком и зубилом, сбивал с него серийные номера. Разъяренный тем, что его застукали, он влепил жене пару крепких оплеух. Однако долго торжествовать победу ему не пришлось: вцепившись в горло благоверного, Эрин повалила его на пол и обрушила на его мужское достоинство первое, что попалось под руку (а предметом этим оказалась швабра). То было первое знакомство Дэррелла с этой стороной темперамента жены, и оно получилось достаточно впечатляющим. С того дня Дэррелл ни разу не осмелился поднять руку на Эрин, но в отместку, давая выход своим чувствам, принялся разрушать и уничтожать все, что было дорого ей: предметы искусства, мебель, альбомы с фотографиями, ее любимые платья. К моменту рождения Анджелы супругов уже не связывало ничто, кроме официальных уз, и пути назад не было.

Эрин не мучилась угрызениями совести. Жизнь преподала ей урок, и она усвоила его. Теперь ее единственный целью стало вернуть Анджелу.

Сидя в машине рядом с Шэдом, Эрин изложила ему свой план.

– Так что – это вроде как ловушка? – спросил он.

– Вот именно.

– Но он же не собирается тащить туда никаких колясок для бедняков.

– Конечно, нет. Как раз наоборот: он постарается вытащить их оттуда.

Шэд выплюнул в окно отработанную жевательную резинку.

– И ты вышла замуж за этого сукина сына?

– Увы, от ошибок никто не избавлен.

– До чего же противно, когда эта чертова любовь вдруг вцепляется в тебя и начинает жалить, как змея! – философски заметил Шэд. – А ведь так оно и бывает, честное слово. Всю дорогу так.

Эрин показала ему фотографии изуродованных игрушек в спальне Анджелы.

– Господи Боже! – вырвалось у Шэда.

– Единственное, что меня волнует, – это моя дочь, и иду я на все это только ради нее, – сказала Эрин.

Помолчав некоторое время, Шэд спросил, довольна ли она своим адвокатом.

– А я вот нет, – пожаловался он в ответ на ее «да». – Мне все время приходится накручивать его.

– Мой-то в порядке, – повторила Эрин. – Тут сама система такова, что просто наводит тоску.

– Расскажи-ка, расскажи! – Шэд был рад, что может поговорить с ней на эту тему; он чувствовал, что оба они – соратники в одной и той же общей битве. – Если на свете есть такая вещь, как настоящая справедливость, – прибавил он, – то ты получишь назад свою малявку, а я заделаюсь богачом из-за моего покойничка-таракана.

– Хорошо бы, – тихо проговорила Эрин.

Их машина стояла в самом дальнем, самом темном углу автомобильной стоянки торговой зоны Окленд-Парк. Адрес, названный Эрин Дэрреллу, принадлежал обанкротившемуся магазинчику видеотоваров, расположенному через площадь от автостоянки. В его витрине еще болталось несколько рекламных плакатов; на одном из них – насколько могла разглядеть Эрин на таком расстоянии – красовалось сильно увеличенное подобие Арнольда Шварценеггера в темных солнечных очках.

– А откуда ты знаешь, что он заявится именно сегодня? – спросил Шэд.

– Я сказала ему, что они распределяют коляски по средам, с утра. Он наверняка придет посмотреть, что у них там есть.

– А ему что, требуется что-нибудь особенное?

– Он предпочитает «Эверест и Дженнингс», – ответила Эрин. – Впрочем, «роллсы» и «терадайны» тоже не пропускает.

Шэд, всегда искренне полагавший, что инвалидные кресла все одинаковы, был не на шутку заинтригован.

– «Роллсы»? Это что же – «роллс-ройс», кроме машин, занимается еще и этим?

– Да нет, это совсем другая компания, – улыбнулась Эрин.

Шэд поинтересовался, почему ее бывший муж занимается кражей инвалидных колясок, а не машин, как все остальные.

– Потому, что он толком не умеет обращаться даже с тостером, – объяснила Эрин. – Машины слишком уж сложны для Дэррелла Гранта.

Шэд снова плюнул в окно, казалось, целясь в тот же камень кромки тротуара, к которому прилипла его жвачка.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? Я имею в виду – когда он придет.

– Не знаю, что тебе сказать. Посмотрим. Как получится.

– Я мог бы сломать ему что-нибудь. Может быть, для начала палец, – задумчиво произнес Шэд. – Все зависит от того, насколько у тебя серьезные намерения.

– Я просто хочу поговорить с ним.

Эрин откинула голову на подголовник и закрыла глаза. Ей вспомнился тот парень – без пяти минут счастливый новобрачный, – которого так зверски и бессмысленно избили на сцене стрип-бара. Вышел ли он уже из больницы? Перед ее мысленным взором снова встало обезумевшее от ярости лицо нападавшего: пока он раз за разом обрушивал бутылку на голову злосчастного жениха, из горла которого вырывались какие-то хриплые, животные звуки, не имевшие в себе ничего человеческого.

«Господи, неужели это из-за меня? – подумала Эрин. – Неужели это я привожу мужчин в такое состояние?»

А мистер Орли? А Шэд, спокойно предлагающий искалечить ее бывшего мужа? Как будто речь идет о какой-то незначительной услуге – проверить, почему в ее машине не включается зажигание, или забить пару гвоздей, чтобы повесить колонки для стереоустановки.

– Можно сломать руку, – продолжал размышлять вслух Шэд. – Вот тут... – Он взял Эрин за запястье, чтобы показать, где именно. – Двинуть покрепче ломиком, и лады.

Эрин выпрямилась.

– Могу я задать тебе один вопрос? Я похожа на женщину, которую можно принудить к чему-либо с помощью насилия?

Шэд буркнул что-то неопределенное.

– Я серьезно, Шэд! Что ты думаешь обо мне?

Повернув к ней свою огромную голову, Шэд с любопытством уставился на нее. В темноте он был похож на выбритого наголо медведя.

– Знаешь, – сказал он наконец, – вот двинуть кому-либо коленом под зад – это я могу. Это моя работа. А говорить, что о ком я думаю...

– Но все-таки, Шэд! Ты ведь знаешь, меня такие вещи не впечатляют.

– Значит, поэтому ты возишь под сиденьем пушку?

Эрин сразу не нашлась, что ответить.

– Да ладно, детка, – ухмыльнулся Шэд. – В конце концов, ты имеешь полное право.

– Я никогда не пускала оружие в ход, – попыталась оправдаться она.

– Но могла бы, верно? Я только хочу сказать, что насилие иногда бывает полезным. А иногда это вообще лучший способ уладить дело так, как ты считаешь нужным.

– Но только не с Дэрреллом.

Бывший супруг Эрин был бы только рад, случись нечто подобное. Нанесение телесных повреждений – да что может быть лучшим подтверждением того, что Эрин связалась со всякой шушерой и недостойна права заботиться о дочери! Этот негодяй Дэррелл выжал бы из своего перелома все, что возможно. Он носил бы гипс до тех пор, пока тот сам не свалился бы с его руки.

– Ну, в общем, понадоблюсь – позови, – предупредил Шэд.

– Я хочу просто поговорить с ним.

– Ну и лады.

Однако глубоко в душе Эрин позволила себе немного понаслаждаться видением Шэда, превращающего Дэррелла Гранта в нечто вроде фарша для собачьих консервов. Может быть, ей следовало бы устыдиться чувств, вызываемых у нее этой картиной, но она не испытывала ни малейшего стыда.

Особенно при воспоминании о том, что он сделал с куклами Анджи.

В полночь Шэд решил пойти поискать автомат, продающий газированные напитки. Эрин поставила в магнитофон кассету Баффетта и убавила звук. Она больше всего любила карибские песни. Ее воображение подняло паруса, и вскоре задремавшая Эрин уже бродила по ослепительно-белым пляжам уединенных бухт, погружая босые ноги в горячий песок и чувствуя, как их ласкают мелкие шаловливые волны прибоя.

Когда она открыла глаза, ее туфель не было. Обе дверцы старенького «фэрлейна» оказались открыты. Выходя из машины, Эрин наступила на что-то пластмассовое; оно треснуло под ее ногой, и в ступню впились острые обломки. То была кассета Джимми Баффетта, валявшаяся на асфальте.

Эрин похолодела.

– Шэд!

Чья-то рука вцепилась ей в волосы и резко рванул назад, так что лицо Эрин задралось к небу. Она почувствовала, что в горло ей уперлось что-то острое.

– Ты по-прежнему храпишь, как свинья, – раздался над ухом голос Дэррелла Гранта.

Эрин не смогла удержать дрожи. Как унизительно, что он видит ее страх!

– Оказывается, ты все-таки правда хотела подстроить мне ловушку, – продолжал Дэррелл. – А мне все не верилось, черт тебя побери.

– Что? – Эрин не узнала собственного голоса.

Дэррелл со всего размаху запечатал ей рот ладонью.

– Заткнись!

Оба услышали звук приближающихся шагов.

– Это твой дружок, – прошипел Дэррелл. – Что ж, отлично.

Из темноты появился Шэд. В одной руке он держал открытую баночку диетической кока-колы, в другой – еще не открытую «Канада Драй». Увидев длинный нож, приставленный к горлу Эрин, он тут же опустил обе банки на асфальт. Дэррелл приказал ему не делать глупостей. Выражения лица Шэда нельзя было разобрать в темноте.

– У меня есть идея, – объявил Дэррелл и велел Шэду лечь лицом вниз или же пойти поискать ведро, чтобы собрать в него кровь Эрин. Кивнув в знак согласия, Шэд лег на асфальт. Дэррелл отпустил Эрин, ринулся к нему и уселся сверху, припечатав коленями его мощные лопатки, после чего, посмеиваясь, защелкнул на запястьях Шэда пластиковые наручники.

– Отпусти его, – все еще дрожа, проговорила Эрин.

Дэррелл взял нож в обе руки и упер его острие в голую макушку Шэда. Эрин с ужасом увидела, как кожа проминается под давлением металла.

– Отпусти его! – повторила она.

Ее бывший муж, снова хихикнув, принялся вращать рукоятку ножа между ладонями. Кончик острия сверлил голый череп Шэда, и Эрин увидела, как под ним выступила первая капля крови. В полумраке она казалась черной.

– Больно? – поинтересовался Дэррелл.

– Нет, – честно ответил Шэд. Почему-то он от природы был малочувствителен к боли, и ни один врач не мог объяснить этого.

– С каких это пор ты расхаживаешь с ножом? – спросила Эрин.

– С каких это пор ты расхаживаешь с такими лысыми уродами? – Дэррелл поднялся и взмахнул ножом в воздухе, словно потрясая шпагой. – И, конечно, ты по чистой случайности оказалась именно сегодня именно на этой автостоянке? En garde![1] – Резким ломаным движением он начертил в воздухе невидимую букву Z – знак Зорро. – Ты что думаешь, я слепой? Да я за три квартала разглядел твою тачку. Тоже мне, Мата Хари! В следующий раз можешь просто устроить фейерверк там, где вздумаешь положить меня.

– Какая же ты сволочь, – сказала Эрин.

Дэррелл Грант криво усмехнулся.

– Значит, вот как принято выражаться в этом вашем обществе Святого Витта? Ведь это ты мне звонила, верно? Насчет каких-то там новых инвалидных колясок.

– Да у тебя совсем крыша поехала.

– Тогда как ты объяснишь мне это? – Он гневно ткнул ножом в сторону «фэрлейна». – И вот это! – Носком своего коричневого ковбойского сапога он пнул в бок Шэда. – Ты просто из кожи вон лезешь, чтобы подловить меня!

– Имей в виду, Дэррелл, – Эрин старалась говорить спокойно, – это все запишется на твой счет: нападение с применением оружия, кражи со взломом, наркотики...

– Заткнись! – оборвал ее Дэррелл. – Ты хочешь, чтобы я поверил, что ты и эта горилла явились сюда просто для того, чтобы потрахаться в тихом уголке? Во-первых, я знаю, что у тебя никого нет, а во-вторых, игуаны и то симпатичнее, чем этот.

Эрин знала, что в машине лежит револьвер. Она уже начала было потихоньку подвигаться к открытой дверце со стороны места водителя, но остановилась. Пристрели она Дэррелла, дочери ей не видать никогда. Уж судья позаботится об этом.

– Эй, парень! – Слова Шэда звучали немного невнятно, поскольку он по-прежнему лежал на асфальте вниз лицом, но выбора у него не было. – Парень, послушай-ка. Мы с этой леди работаем вместе. Она взялась подвезти меня домой, а по дороге эта чертова тачка возьми да и перегрейся. Ну, мы и остановились, чтобы мотор остыл. Вот и все.

Дэррелл Грант присел на корточки и ущипнул Шэда за нос.

– С ума сойти – оно еще и разговаривает! «Опять наглотался таблеток», – подумала Эрин.

– Что это ты сделал со своими волосами? – спросила она, и Дэррелл дернулся, уловив в ее голосе нескрываемо насмешливые нотки. Для человека, избравшего своей профессией ограбление инвалидов, он удивительно много значения придавал собственной внешности.

– Просто немного осветлил, – буркнул он. – Ты это имела в виду?

– Это, это. Да еще и подстригся, как газон. Подойди-ка поближе, я хочу рассмотреть тебя как следует.

– Обойдешься. – Он выпрямился, но не тронулся с места.

– У тебя что – бабье лето, Дэррелл?

– Заткнись, – мрачно повторил он.

– Готова поспорить, что ты уже обзавелся белым льняным костюмом от Армани, – продолжала Эрин, стараясь не думать о Шэде и о ноже. – Это как раз то, что нужно к такой прическе.

– Иди ты к черту, – огрызнулся Дэррелл, засовывая нож за пояс. Увидев это, Эрин испытала некоторое облегчение. Она надеялась, что дальнейший разговор обойдется без силовых мер. Но не тут-то было.

Дэррелл вспрыгнул на голову Шэду и крепко уперся в нее каблуками своих ковбойских сапог.

– Ты с ума сошел! Слезь! – крикнула Эрин.

– А ну, попробуй, столкни меня.

– Дэррелл, перестань, слышишь!

Шэд молчал, и Эрин не была уверена, что он в сознании.

– А мне здесь нравится, – объявил Дэррелл, балансируя на каблуках, будто стоял не на голове Шэда, а на кипарисовом пеньке.

– Перестань, пожалуйста! – взмолилась Эрин.

– А сколько ты готова дать за него? Может, раскошелишься на двадцатку?

Эрин взглянула на лицо Шэда, придавленное к асфальту. Его глаза были закрыты, но челюсти крепко сжаты.

– Гони двадцатку, – повторил Дэррелл. – И побыстрее!

Он забросил сумочку Эрин под машину, так что ей пришлось встать на четвереньки, чтобы дотянуться до нее. Дэррелл плотоядно созерцал зад бывшей супруги.

– Классная картинка, – заметил он. – Приятно вспомнить.

Эрин механически открыла сумочку, пошарила в ней и, найдя двадцатидолларовую бумажку, вручила ее Дэрреллу. Взяв банкноту, он понюхал ее, словно рюмку коньяка.

– Потрясающе! Тебе стоит только задрать ногу – и мужики начинают швыряться деньгами. Мы действительно живем в великой стране, верно, Эрин? Ты должна гордиться тем, что ты американка!

В эту минуту только одного человека на свете Эрин ненавидела больше, чем Дэррелла: самое себя. За то, что имела глупость стать его женой.

– Отпусти его, – холодно проговорила она.

Дэррелл спрыгнул с головы Шэда.

– Где Анджи?

– С ней все в порядке, жива и здорова, – ухмыльнулся Дэррелл. – Если будешь вести себя как надо, мамочка, я позволю ей звякнуть тебе на Рождество.

– Суд заново рассмотрит наше дело, – голос Эрин дрогнул. – Ты уже достаточно нарушил распоряжения судьи.

– Суд? Снова? – Дэррелл громко расхохотался. – Вот это мне нравится!

– Что с тобой происходит, Дэррелл? – Эрин действительно хотела понять. Дэррелл творил не первую мерзость на ее памяти, но никогда еще не заходил так далеко.

Он снова вытащил из-за пояса нож и склонился над Шэдом. На мгновение Эрин показалось, что он собирается перерезать Шэду горло, и перед ее мысленным взором возникла картина: она, Эрин, бросается на спину Дэрреллу и вцепляется ногтями ему в глаза.

– Не смей, – сказала она.

– Что ты имеешь в виду?

Держа нож, как карандаш или ручку, Дэррелл аккуратно вырезал на голой макушке Шэда большую букву Г. Кровь потекла по гладкой коже, скапливаясь в складках у основания шеи. Эрин затошнило; она вскрикнула. Шэд молчал, хотя глаза его теперь были открыты.

– Ну вот, – удовлетворенно произнес Дэррелл, отступая на шаг назад, чтобы полюбоваться своей работой.

– И что ты этим хотел доказать? – непослушными губами выговорила Эрин.

– Никакого суда больше не будет.

– Ты ошибаешься, Дэррелл.

– Да нет, детка. Я переиграл тебя.

– Куда ты дел мои туфли?

Дэррелл снова оглушительно расхохотался.

– «У Дороти-милашки сбежали все барашки», – пропел он.

Обойдя кругом машину Эрин, он сильными ударами ножа вспорол все четыре шины, затем старательно растоптал принесенные Шэдом банки с газировкой. После чего, сочтя свою задачу выполненной, повернулся и неторопливо зашагал прочь. Он уже исчез в темноте, а Эрин все еще слышала его голос, напевающий «Где-то там, за радугой».

По-прежнему лежавший у ее ног Шэд перевернулся на спину и, моргая, уставился на звезды.

– Классный малый, – сказал он, помолчав. – Даже жалко, что у вас ничего не получилось.