Моргнув несколько раз, она наконец открыла глаза и посмотрела наверх, сфокусировав взгляд на потолке. Она начала поворачиваться, но тут же оставила эту попытку. Кинжальная боль в боку была подобна удару током. Сразу закружилась голова и затошнило. Она снова закрыла глаза, заставив себя лежать неподвижно, пока все внутри не успокоится.
– Кэтрин… Кэтрин… Вы меня слышите?
Она почувствовала прикосновение пальцев к своей щеке и открыла глаза. Вместо потолка перед ее взором предстало смуглое лицо Алекса, искаженное тревогой. Должно быть, у нее неважный вид, если он так смотрит на нее.
– Помогите мне встать, – попросила она, с трудом отрывая голову от пола.
– Нет-нет, только не сейчас, – сказал он, поддерживая ее за шею. – Вам не стоит шевелиться. Полежите спокойно, пока я вызову «Скорую помощь».
– Подождите, – сказала она, – не уходите. Дайте мне минуту.
– Какую, к черту, минуту! Тут каждая секунда дорога! Я отвезу вас в больницу. Лежите тихо, пока я не вернусь.
Она и не заметила, как Алекс вышел. Значит, он пошел к телефону. Как она будет работать с такой ногой? Алекс вышвырнет ее из дома, и что ей тогда делать?
Кэтрин медленно сделала глубокий вдох, второй, третий, готовя себя тем временем к следующему испытанию: нужно попробовать повернуть ногу. Стон сорвался с ее губ, но нога сдвинулась лишь на дюйм.
– Черт подери! Что вы делаете?
Она едва перевела дух.
– Встаю.
Алекс выругался. Впервые он употребил слова, которых она не слышала с тех пор, как покинула Нью-Йорк.
– Если вы сделаете еще одно движение, я сломаю вам другую ногу.
Он опустился на колени возле нее и откинул ей волосы с лица. Прикосновение было таким нежным, что у нее комок застрял в горле.
– Скоро прибудет помощь, – мягко сказал он. – В Кингсбурге есть больница, правда, небольшая, но более-менее приличная. У меня там знакомый доктор. Джон Гиллард. Очень хороший специалист и человек тоже. Вы можете полежать спокойно одну минуту? Можете? Или вам нужно воды или что-нибудь еще?
Она покачала головой:
– Нет, я чувствую себя прекрасно.
– Тогда я отлучусь буквально на секунду. Прошу вас, не вставайте!
Через минуту Алекс вернулся с портативным телефоном в руке. Как огромная темная туча, он навис над ней и, сияя притворной улыбкой, стал нажимать кнопки.
– Элли? Это Алекс. Свяжись, пожалуйста, с госпиталем в Бетесде. Попроси их пригласить к телефону доктора Леонарда Харвеллу. Это заведующий хирургическим отделением. Скажи ему, что у меня в доме находится одна женщина, которая упала с лестницы. Попроси его с первым рейсом вылететь в Нью-Мексико. Я заплачу, сколько бы это ни стоило.
Кэтрин с изумлением воззрилась на него.
– Вы, наверное, шутите? – У нее едва не отнялся язык.
Алекс отмахнулся и еще плотнее прильнул к трубке.
– Да. Думаю, что ты прав. Скорее всего это поверхностное повреждение. Нет, крови не видно.
Он отложил телефон, посмотрел на часы и вышел.
Кэтрин не видела, куда он пошел, только спустя минуту услышала, как он открыл входную дверь. Хорошо, что она надела чистое белье. Жаль, что на ней нет бюстгальтера. Но кто знал, что с ней случится это несчастье?
Издали донеслись звуки его шагов.
– Потерпите, моя хорошая, – прошептал он ласково. – Полежите спокойно еще немного. Все будет в порядке. Вы скоро поправитесь.
Затем она почувствовала на лбу его руку. Он гладил ее, как беззащитного больного щенка, пока она не уснула.
Она боялась, что у санитаров лопнет терпение и они выпроводят Алекса за дверь, потому что с тех пор, как они вылезли из вертолета, он ни на секунду не закрывал рта. Но еще больше ее беспокоило то, что она не могла оставаться с открытыми глазами дольше одной-двух минут. У нее было такое ощущение, словно она погружается на дно бассейна или проваливается в темноту. По-прежнему дергало колено, но боль казалась вполне терпимой, когда на лбу лежала его рука.
– Макки! – Он взял ее ладони и вложил и них свою руку. – Я не хочу, чтобы меня отправляли в больницу.
– Тс-с. Все будет хорошо.
– Я не хочу…
– Доктор поможет вам. Вам станет лучше.
Она всматривалась в его лицо, но очертания расплывались. Может быть, потому, что ей трудно все время держать глаза открытыми?
– Нет, он сделает мне больно, – сказала она, еле ворочая разбухшим языком.
– Не волнуйтесь, не сделает. Я останусь с вами и буду следить…
Горячие слезы обожгли ей щеки, но у нее не было сил вытереть их.
Он сжал ей руку и приложил прохладный носовой платок к ее лицу.
– Никто и никогда больше не причинит вам боли, Кэтрин. Клянусь вам, никто!
Когда Кэтрин снова открыла глаза, то увидела перед собой лишь задернутую занавеску. Из-за темноты она не могла понять, какое время суток на дворе. Она лежала на спине, на больничной койке со специальными приспособлениями, так что ее ноги были согнуты в коленях. Как только она пошевелилась, боль от колена со скоростью молнии распространилась до паха. Она застонала.
– А?! Что?!
Голос Алекса заставил ее повернуться. Алекс спал в кресле, положив голову на руки. Тут он окончательно очнулся и начал так неистово тереть глаза, что она испугалась.
Кэтрин была потрясена его видом: взлохмаченные волосы, темная с проседью щетина на щеках и подбородке, глаза красные от недосыпа. Вместе с тем она так обрадовалась, что он здесь, что чуть не заплакала.
Алекс встал, шагнул к ней и встал сбоку от койки.
– Чик-чирик, – прошептал он. Это шутливое приветствие было для нее лучше любых других слов.
– Ку-ку, – в тон ему сказала она, не удержавшись от улыбки.
– Как вы себя чувствуете?
Она выждала секунду, пытаясь совладать с кузницей в голове, пустыней во рту и адом в колене.
– Спасибо. Со мной все в порядке. Немного болит колено.
– Доктор Гиллард сказал, что вы порвали связки и повредили спину, не говоря уж о легком сотрясении мозга. Если верить его словам, то это должна была быть ужасная боль.
– Врачи всегда все знают лучше других. Я себя чувствую просто отлично!
– Оно и видно. Вон и нос сразу вытянулся на целый дюйм.
– Перестаньте шутить. – Она поморщилась. – Лучше дайте таблетку аспирина. Дадите?
Он сдвинул брови.
– Вы сейчас стали белее, чем эта простыня, – заметил он с тревогой. – Я пойду позову доктора.
– Не нужен мне никакой доктор. Дайте мне аспирин.
– На этот раз вы не сможете убежать от меня. Так что лежите тихо и расслабьтесь. Я сейчас вернусь.
С этими словами он отодвинул край занавески и исчез.
В соседней кабинке послышались стон и шелест простыней. И тут же раздался женский голос:
– Ты проснулась, мама?
– Проснулась.
Судя по голосу, эта женщина чувствовала себя так же, как Кэтрин.
– Хочешь чаю? Или давай позвоню сестре.
Кэтрин с удивлением прислушивалась к разговору незнакомых людей за занавеской, как к радиотрансляции какого-нибудь ток-шоу.
В это время она услышала справа от себя гулкие шаги. Это не Алекс. По шлепанью толстых резиновых подошв она догадалась, что к ней шла медсестра.
– Здравствуйте, Кэтрин. Меня зовут Хетэр. На кокарде написано «Сестра Грегори», но вы не обращайте внимания. Меня все называют Хетэр.
Это была невысокая женщина в сестринской униформе ослепительной белизны. Самое удивительное, что не только ее накрахмаленный халат, носки и туфли были белыми, но и кожа также имела цвет слоновой кости. Даже волосы, во всяком случае те, которые выглядывали из-под шапочки, были очень светлыми. Макияж тоже очень шел ей и, казалось, подчеркивал дружелюбие голубых глаз.
– Ну как вы тут? – продолжала Хетэр, нагнувшись к ней. – Наверное, чертовски болит спина? Я знаю. Потерпите, милая. – Она взяла ее одной рукой за запястье, а другой принялась стряхивать градусник.
– Хетэр? Это вы?
Занавеска, отделявшая Кэтрин от ее соседки по палате, приоткрылась, и в щель заглянула высокая худощавая женщина в юбке из грубой хлопчатобумажной ткани и блузке из шотландки.
– Привет, дорогуша. – Незнакомка улыбнулась Кэтрин. – Меня зовут Эвелин. Вы, должно быть, и есть та самая девушка, что остановилась у Макки?
Кэтрин открыла рот, так что градусник вывалился ей на грудь, однако Хетэр водрузила его на прежнее место.
– Не пугайтесь, душечка, – сказала Эвелин. – Я услышала о вас от Бениты. Это мать Никки. Она сказала, что вы присматриваете за домом и помогаете Алексу по хозяйству. Неплохая работенка, если вас интересует мое мнение. – Она добродушно засмеялась.
Эвелин обошла койку Кэтрин, встала у нее в ногах и внимательно посмотрела на нее.
– Жаль, что вам нездоровится. Но вы не волнуйтесь, я и о вас позабочусь. Сейчас я пойду на кухню и скажу девочкам. Мы принесем вам замечательный суп.
Кэтрин не выдержала и выплюнула градусник.
– Нет! – Эвелин и Хетэр с удивлением воззрились на нее. – Я хотела сказать – спасибо, – поправилась Кэтрин, – не надо. Я скоро уйду. Но это очень мило с вашей стороны.
– Уф-ф, – вздохнула Эвелин и многозначительно посмотрела на медсестру.
Кэтрин с нетерпением ждала, когда непрошеная гостья наконец уйдет на кухню.
Хетэр записала температуру в карту на спинке кровати.
– Вы зря на нее обиделись. Она предложила это из самых добрых побуждений.
– Как она узнала, кто я такая?
– Милая, вы, должно быть, никогда не жили в таких городках. Да будет вам известно, что в тот день, когда вас привезли сюда, в Кингсбурге уже не было человека, который бы не знал цвета ваших глаз… Сейчас я вам сделаю укол. Это должно помочь, деточка. – Сестра Грегори стояла рядом с кроватью со спокойной улыбкой на устах и огромным шприцем в руках. – Вы ничего не почувствуете.
Сестра Грегори, конечно же, обманула ее.
– Ой! – Кэтрин растирала руку, чтобы уменьшить жжение. – Что это?
– Это лекарство. От него вам станет легче. Ну как, уже лучше?
Кэтрин покорно вздохнула:
– Да. Лучше.
– Ну и хорошо. Сейчас вы уснете. Немного погодя я зайду проведать вас.
С этой минуты Кэтрин больше не нуждалась в успокоении. У нее уже закрылись веки, и она медленно погрузилась в царство сна.
– Кэтрин! – Это был голос Алекса. – Как вы себя чувствуете? С ней все в порядке?
Он стоял рядом с ее кроватью, все еще всклокоченный и небритый. Ему не мешало бы вздремнуть и передохнуть, подумала она.
– Я полагаю, что все идет хорошо. Она просто спит.
Голос с другой стороны кровати заставил ее открыть левый глаз. Она увидела второго мужчину, ростом ниже Алекса, с блестящей лысиной, очками в золотой оправе и фонендоскопом. Трубки аппарата были засунуты в уши, и, поскольку они были такого же цвета, как и шея, при беглом взгляде казалось, что у доктора из ушей растут щупальца.
– Как самочувствие, Кэти?
– Кэтрин, – поправила она, решив, что доктор не стоил того, чтобы ее разбудили.
Он хихикнул и повторил за ней:
– То есть Кэтрин.
– Это Джон, – сказал Алекс. – Доктор Джон Гиллард. Я говорил вам о нем, помните?
– Помню. Лучше скажите, когда я смогу уйти отсюда?
Доктор снова захихикал и добавил, обращаясь к Алексу:
– У нее сильная воля, Аль. Она быстро поправится, помяни мое слово.
– Я надеюсь.
Аль? Интересно. Если некоторые люди не будут мешать ей спать, она быстро поправится.
– Счастливая леди. Считай, что ей в некотором смысле повезло, Аль. Все могло быть гораздо хуже. При таком падении она вполне могла сломать себе шею. Никаких необратимых изменений нет. Неделю или две она будет испытывать некоторый дискомфорт, только и всего.
Некоторый дискомфорт?
Она подвигала головой, но сразу испытала дискомфорт.
– Кэтрин!
Это снова был Макки. Видимо, на этот раз Бог велел ему сказать ей что-нибудь приятное. – Они настаивают, чтобы вы остались здесь на ночь, но обещают отпустить завтра домой. Не спорьте, так будет лучше.
– Нет. Я посплю еще несколько минут, а потом мы уедем.
– Так вот, Кэти…
Доктор был все еще здесь. Она чуть слышно застонала.
– Я позволю вам уйти завтра, – продолжал доктор, – но только при одном условии. Вы будете лежать в постели по меньшей мере еще неделю и выполнять все мои предписания.
После таких слов стоило открыть оба глаза.
– Что?
– Аль, я выпишу ее на твое попечение. Видишь, как она жаждет попасть домой. Она быстро пойдет на поправку. Ты, разумеется, будешь помогать ей. Пищу она должна принимать в постели – вставать ни в коем случае нельзя. Я хочу, чтобы у нее полностью восстановились связки, а это означает, что с самого начала нужно выдерживать строгий режим. Полный покой. Первые дни ты будешь класть ей пакетики со льдом, а потом теплые грелки.
Кэтрин перевела взор на Алекса. Он кивком подтвердил слова Гилларда.
– Если ты не уверен, что справишься сам, рекомендую нанять няню.
– Я прекрасно справлюсь, Джон. Но если у меня возникнут трудности, я позвоню.
– Хорошо. Я оставлю тебе рецепты и передам все остальные инструкции через Хетэр.
Алекс и Джон пожали друг другу руки. Перед уходом доктор весело подмигнул ей и направился к двери, помахивая, как павлиньим хвостом, полами своего белого халата.
– Где моя одежда? – спросила Кэтрин, пытаясь сосредоточить взгляд на лице доктора.
– Тс-с. Сейчас не время обсуждать это.
– Отдайте мне мою одежду, – сказала она, медленно и отчетливо произнося каждое слово.
Он попытался скрыть улыбку, но его усилия не увенчались успехом. Он заплатит за это. Видит Бог, заплатит! И очень скоро, как только она немного поспит. Потом она разыщет эти чертовы тряпки, а если нет – убежит голая.
Глаза ее закрылись, руки упали, прежде чем она успела сказать еще хоть одно слово.
Алекс сидел в нескольких дюймах от ее кровати. Сидел – это было громко сказано. Он скорчился в кресле, закинув голову назад и приоткрыв рот, скрестил руки на груди и выставил ноги вперед. То, что он ухитрился уснуть в таком положении, свидетельствовало о том, насколько он устал. Время от времени на губах у него появлялась блуждающая улыбка. Она с трудом приподняла тяжелые веки, посмотрела на него и содрогнулась, представив долгую бессонную ночь, которую он провел возле нее.
Голова почти прояснилась, но спина и колено по-прежнему болели. О том, чтобы самостоятельно встать с постели, не могло быть и речи. Однако доктор сказал, что сегодня ее выпишут домой. Если она сейчас разбудит Алекса, они смогут уйти и ей не нужно будет слушать дальше эту ужасную беседу из соседней кабины.
– Тыковка! Ты не спишь?
При звуках знакомого голоса она откинула подушку на колени.
– Сесил! Я уже проснулась. Как ты узнал, что я здесь?
Он стоял рядом с ее кроватью. У него был такой радостный вид, с каким встречают старого друга после долгой разлуки. Рядом с ним стояла немолодая женщина, покрупнее его, с приятным смуглым лицом, с широкими скулами, выдававшими ее индейское происхождение. В ее черных волосах равномерно поблескивала седина, глубокие морщины окружали ее глаза и рот. Должно быть, это была Эстер.
– Мне очень жаль, что мы не встречались до сих пор. Сесил всегда беспокоился о вас. А значит, вы и мой друг. Я надеюсь, вы не слишком серьезно повредили ногу?
Кэтрин опешила. Может быть, все дело в самом Нью-Мексико, его климате, воздухе или еще в чем-то? Женщина, до сей минуты никогда не видевшая ее в глаза, называет ее своим другом. Есть от чего прийти в смущение.
– Спасибо. Со мной все в порядке. Я просто немного ушиблась. Вот и все.
– Он давно спит? – спросил Сесил, кивая на Алекса.
– Нет, не очень. – Алекс поднял голову. – Эстер, я могу обидеться. Где поцелуй?
Женщина протянула руки и с широкой улыбкой, осветившей ее морщинистое лицо, бросилась к поднявшемуся с кресла Алексу.
– Дай скорее обнять тебя, непослушный мальчик. – Она крепко стиснула его в объятиях, потом чуть отодвинулась и ласково оглядела его. – Посмотри, на кого ты похож! Ты выглядишь хуже, чем она. Я уверена, что ты ничего не ел со вчерашнего дня.
Алекс рассмеялся:
– Я прекрасно себя чувствую, Эстер. И потом мне уже не семь лет. Я в состоянии позаботиться о себе.
– Расскажите это кому-нибудь еще, молодой человек. Я знаю тебя не первый день. Алекс засмеялся.
– Мне не хватает тебя! – Он снова сжал ее в объятиях.
Эстер оттолкнула его.
– Если тебе, как ты говоришь, не хватало меня, почему ты до сих пор не навестил нас?
– Это она виновата, – кивнул он в сторону Кэтрин.
Но Кэтрин не слышала его слов, она была слишком занята. Ее глаза смотрели мимо него, на дверь. Там с ослепительной улыбкой, обнажавшей белые, сверкающие, как у акулы, зубы, стояла Никки Милс.
– Кэти! – вскричала Никки. – Я так переживала за вас. Вы не представляете себе, как я огорчилась, когда услышала о вашей беде. Как же это случилось?
Кэтрин не стала выдавливать из себя улыбку.
– Я чувствую себя прекрасно, Ник. Просто сейчас я устала.
– Алекс Макки, что ты сделал с этой девушкой?
Все головы повернулись к двери.
Кэтрин узнала дребезжащий голос миссис Филлипс из бакалейной лавки и с отчаяния уронила подбородок на грудь.
– Когда я услышала, что она покалечилась, я бросила все дела. В этом городе еще никто не поправился без моего домашнего печенья. Никакое лекарство не помогает лучше, чем оно. Помнишь, как ты болел свинкой, Алекс? Ты съел тогда целый мешок, и у тебя щеки были как у бурундука.
Она чувствовала, что ей становилось все хуже – усиливалась головная боль и начинало стучать в висках, но никто как будто не замечал ее хмурого вида. Эстер и миссис Филлипс продолжали болтать о домашнем печенье. Мужчины обсуждали какие-то дела, связанные с домом, в то время как Никки не переставая терлась об Алекса, как кошка о радиатор.
Услышав звук отдернутой занавески, Кэтрин вздрогнула. Похоже, миссис Филлипс собиралась подключить к ним еще и Лэрлайн вместе с ее подругой. О Боже, сейчас они будут все вместе обсуждать работу женских органов и кишечника! Почему она не умерла сразу же после этого проклятого падения? Но это было еще не все. Через некоторое время появился Бадди из «Фантасмагорий Вилли». Тогда Кэтрин не выдержала: положила подушку на лицо, отодвинулась как можно дальше и прошептала: «Уходите».
Прошло минут пять или, может быть, двадцать, пока она почувствовала, что кто-то потянул за подушку. Она хотела вернуть подушку на прежнее место, но тщетно. Когда она открыла глаза, то увидела, что все гости исчезли. Все, кроме Алекса.
– Не сердитесь. Я не мог запретить им прийти сюда.
Она слабо улыбнулась:
– Откуда они все узнали? Неужели телевидение сообщило об этом несчастном случае в шестичасовом выпуске новостей?
Алекс поправил пальцем прядь волос у нее на лбу.
– Вы плохо представляете себе жизнь маленьких городов, Кэтрин. Она не похожа на жизнь Нью-Йорка, Лос-Анджелеса или Сан-Франциско. Здесь вы никогда не останетесь в одиночестве. Вы будете у всех на виду. Всем будут известны ваши заботы, и всем будет до вас дело.
– А если человек не хочет, чтобы о нем беспокоились?
– Это не принято. Таких людей здесь не уважают.
Он продолжал водить пальцем по ее лбу возле челки.
У нее не было желания разговаривать дальше, ей хотелось только ощущать его прикосновение. Она мечтала о том, чтобы он ласкал ее – если не целую вечность, то хотя бы до тех пор, пока она уснет.
И так оно и было.