Студент-медик из Дублина

12 Изменить то, что в наших силах, улучшить все, что можно

Фингал заткнул за воротник льняную салфетку и оглядел блюда с подогревом на приставном столе в столовой Ларса. От ароматов бекона и кофе Фингал чуть не пускал слюну.

Он наполнил свою тарелку. Экономка Ларса приготовила еду; накрыла на стол и ушла праздновать к родным. По давней традиции слуги получали рождественские подарки — «коробки на Рождество», отсюда и «День коробок», — 26 декабря.

— По крайней мере, вчера мне не пришлось дважды съедать рождественский ужин, как в прошлом году, — сказал Фингал брату. — Пациентов обычно развлекают студенты четвертого курса, а пятикурсникам дают выходной, — он перенес тарелку на стол, за которым Ларс уже уплетал яичницу с беконом.

— Итак, Финн, осталось всего полгода, — произнес Ларс.

— Еще три предмета и один треклятый экзамен. С хирургией покончено, еще пять месяцев мы будем проходить акушерскую практику в Ротонде.

— Акушерскую?

— Да, имеющую отношение к родовспоможению. Эта практика последняя. — Он подлил себе кофе и подцепил на вилку кусок почки. — А потом июнь. Выпускной экзамен, вторая часть.

— Не сомневаюсь, что ты подготовишься как следует.

— Еще бы! Отец хочет присутствовать на церемонии вручения дипломов.

Ларс помолчал.

— Как думаешь, он приедет? Я имел в виду, сможет приехать? Фингал вздохнул.

— Ларс, я студент-медик последнего курса, а не ясновидящий. Я просто не знаю, но надеюсь. Очень надеюсь. — Он сунул руку в карман. — По крайней мере, — добавил он, вытаскивая смятую, бесчисленное множество раз перечитанную телеграмму, — это выглядит обнадеживающе. — Он протянул телеграмму Ларсу.

ПОЗДРАВЛЯЕМ тчк ОЧЕНЬ РАДА тчк У ОТЦА ВСЕ ХОРОШО зпт СТРАШНО ГОРДИТСЯ тчк С РОЖДЕСТВОМ тчк ЦЕЛУЮ ТЕБЯ И ЛАРСА.

— Я телеграфировал им в Антиб, сообщил, что выдержал экзамен, — шесть слов телеграммы «у отца все хорошо, страшно гордится» много значили для Фингала. Очень много. — Пожалуй, теперь можно уже с уверенностью утверждать, что его лейкемия по- прежнему в стадии ремиссии.

— Это лучший рождественский подарок, — ответил Ларс, возвращая телеграмму и отставляя свою пустую тарелку.

— Передо мной открывается целый мир, с родителями вроде бы все хорошо. А что у тебя, Ларс?

Его брат пожал плечами.

— «Цепь повседневная забот…»

— «..все то, что нужно нам, дает…» Помню, — Фингал доел бекон. Но дает ли? — Он уставился на брата в упор.

Ларс пожал плечами.

— В значительной мере. Я прижился здесь, вошел в местное сообщество. Мне это нравится. Полагаю, надо вырасти в Холивуде, чтобы научиться ценить прелести деревенской жизни.

— Верно. Я все еще разрываюсь между общей практикой и специализацией, но решил какое-то время не думать о предстоящем выборе. — Фингал отставил опустевшую тарелку и снова уставился на брата. — Ларс, если хочешь, прикажи мне заткнуться, но уже почти год…

— Все правильно, Финн. Год с тех пор, как Джин Нили сказала «нет». Я прекрасно помню. — Он засмотрелся в окно. — И до сих пор думаю о ней. Я слышал, что она помолвлена с каким-то брокером и очень счастлива. Ей всегда хотелось жить на широкую ногу.

А у меня из головы не идет Китти и этот чертов врачишка с Бэггот-стрит, мысленно откликнулся Фингал.

— Но боль уже утихает. Жизнь продолжается. Я ни с кем не встречаюсь, и знаешь, что я тебе скажу? Так гораздо проще.

Фингал О’Рейли смотрел на него и ощущал нараставшую тревогу. Неужели он просто отпустит Китти О’Хэллоран? Он сам оттолкнул ее и теперь, Бог свидетель, горько сожалел об этом. К чертям коллегу, с которым она якобы встречается. Фингал объяснял Чарли, что попросит Китти дать ему второй шанс, когда экзамен останется позади. И вот экзамены сданы. Он выдержал их. Что же мешает ему теперь?

— Идем, Боб. — Фингал вскочил, застигнутый врасплох сигналом электрического звонка в мужской столовой больницы Ротонда. Этот звонок призывал студентов-медиков бросать все и спешить в родильную палату. Он означал, что там должно произойти нечто достойное внимания.

Шла первая из восьми недель поэтапной практики по акушерству и гинекологии.

Фингалу нравилось акушерство. Эта часть практики выгодно отличалась от беспомощных наблюдений за тем, как умирают несчастные вроде Кевина Доэрти. Каждая женщина радовалась, родив ребенка. Фингал часто слышал: «Разве само по себе появление малыша — не счастье?» В сфере акушерства разрабатывались методики, помогающие справиться с трудностями и добиться превосходных результатов.

Фингал толкнул дверь и вошел в родильную палату. Вокруг одной из кроватей собрались штатный врач, две акушерки и студенты-медики. Старший акушер, доктор Э. Гастингс Твиди, обращался к группе, стоя у изголовья кровати.

Доктор Твиди взглянул поверх маски на вновь прибывших.

— Повторяю для вас двоих: миссис Э. Л. двадцать один год, она первородящая.

Значит, это ее первая беременность, понял Фингал, глядя на невысокую худощавую женщину. Она была бледна, с густой тенью под глубоко запавшими глазами.

— Она перехаживает одиннадцать дней. Схватки начались у нее дома, примерно за тридцать восемь часов до приезда сюда.

Миссис Э. Л. застонала и схватилась за свой огромный живот.

Фингал восхитился ее выносливостью: почти двое суток родовых мук!

— Районная акушерка была вызвана к пациентке на дом рано утром, провела осмотр и установила, что предлежание продольное переднезатылочное.

То есть ребенок рождается головкой вперед — такое предлежание считается нормальным.

— Вход пока не состоялся, — продолжал доктор Твиди.

Значит, самая широкая часть головки младенца еще не прошла мимо верхнего края входа в таз.

— Раскрытие на пять шиллингов.

Раскрытие шейки матки обычно сравнивали с размерами монет. Сейчас шейка была раскрыта лишь наполовину.

— Схватки у пациентки продолжаются сорок один час. Давняя поговорка верна: солнце не должно вставать над головой роженицы дважды. Прогресса не наблюдается, частота схваток снижается, сами схватки слабеют. Что все это может означать?

— Наличие препятствия для родов, — заявил со своего места Фицпатрик, стоявший в первом ряду, — ввиду изъяна в одном из трех «П».

— Что это за «П»? — спросил доктор Твиди.

— «Привод», «пассажир» или «путь».

— Отлично. Теперь вы, — доктор Твиди указал на Чарли. — В чем может заключаться проблема с «приводом»?

— Либо сокращения матки недостаточно сильны, либо по какой-то причине процесс затянулся, и наступило переутомление мышц матки, в итоге сокращения прекратились.

— А если речь идет о трудностях с «пассажиром», что мы имеем в виду?

Вмешался Фицпатрик:

— Аномальный размер, пороки развития, сдвоенный плод- чудовище…

Пациентка выкрикнула:

— Мой малыш не чудовище! Нет, нет!

Бесчувственный ты ублюдок, Фицпатрик, думал Фингал. Неужели ты не мог сказать вместо «пороков развития» — «тератология», а вместо «плода-чудовища» — «сиамские близнецы»? Мы бы тебя поняли, а пациентка, к счастью, — нет.

Доктор Твиди склонился к ней.

— Все хорошо, миссис Лэнниган. Поверьте мне, ваш ребенок нормальный, и все будет в порядке. — Он пожал ей руку. — Какая бестактность, мистер Фицпатрик, — ровным тоном добавил он.

Фицпатрик попятился со своего места в первом ряду.

— Миссис Лэнниган взволнована, поэтому закончим поскорее. В родовых путях есть некое препятствие. — Он повернулся к штатному врачу. — Будьте добры, доктор Милликен, — молодой врач выступил вперед и показал на просвет рентгеновский снимок. Скелет ребенка выглядел совершенно нормально. — Обратите внимание, — продолжал доктор Твиди, — на искривленный верхний край входа в таз, — он наклонился к пациентке. — Это означает, что там маловато места, малышу трудно двигаться. Поэтому мы сделаем кесарево сечение. Операцию проведем мы с доктором Милликеном, а будущие врачи понаблюдают. С ребенком все будет хорошо, обещаю вам.

Фингал услышал шаги и скрип колес: санитары везли каталку.

— Мы перевезем вас в операционную, миссис Лэнниган. — Доктор Твиди отпустил руку пациентки. — С вами все будет хорошо.

Роженицу переложили на каталку и увезли.

Доктор Твиди спросил:

— Почему у нее такой плоский и сдавленный таз?

— Рахит, сэр, — ответил Фингал. — В трущобах солнечного света не хватает даже в ясные дни. Вдобавок плохое питание.

— Ох уж эти трущобы… — Врач поджал губы. — Там половину родов принимают повивальные бабки и женщины постарше… А теперь будьте добры следовать за мной, я покажу вам кесарево сечение.

Свита двинулась за врачом, Фингал шел одним из последних. Доктор Твиди произвел на него глубокое впечатление: он без колебаний поспешил утешить перепуганную женщину, взял ее за руку, и при этом явно знал толк в своем деле. Фингал мечтал стать врачом именно такого рода — он усмехнулся собственному выражению, — в самом ближайшем времени, через каких-нибудь полгода.

— Фингал О’Рейли? Что привело вас сюда? — Дверь дома на Лисон-стрит открыла Вирджиния Трейнор.

— Трамвай. — Фингал сумел улыбнуться. — Остаток пути я проделал пешком.

— О, вот оно что! Искрометный юмор. Поразительная находчивость. — Она закатила глаза. — Вы пришли повидать Китти?

— Если можно.

— Не знаю, стоит ли впускать вас. Прошло полгода с тех пор, как вы ее отшили. Может, просто оставите ее в покое?

— Не могу. — Фингал старался не обращать внимание на дождевые капли, которые мерцали в свете уличных фонарей, и струйки, стекавшие ему за воротник плаща.

Вирджиния фыркнула.

— Подождите здесь, сейчас спрошу у нее.

Согласится ли Китти увидеться с ним? Если нет, винить ее он не может. И все-таки он надеялся, что Китти ему не откажет.

Как и предыдущие три раза накануне Рождества, сегодня он чуть не повернул обратно, когда был почти у цели. Он сам не понял, чего боится: вновь обидеть Китти или получить отказ.

Мимо пролетел мотоцикл, подняв в луже волну. Почти такие же волны бились о высокие борта старого «Тигра». Обернувшись, Фингал крикнул вслед гонщику:

— А помедленнее нельзя? Никчемный болван!

— Узнаю прежнего О’Рейли, — послышался знакомый голос. — Входи, Фингал.

Круто обернувшись, Фингал увидел Китти. Свет падал сзади, просвечивал сквозь волосы, и казалось, что вокруг головы у нее нимб. Она отступила, пропуская его в прихожую, закрыла дверь и заметила:

— Ты вымок. Давай сюда плащ.

— Спасибо. — Фингал выпутался из плаща и отдал его Китти. Она повесила его на крючок, капли застучали по линолеуму.

— Я вернусь часа через два, — предупредила Вирджиния, проходя через прихожую. — В кинотеатре все еще идет «Цилиндр». Обожаю Фреда Астера и Джинджер Роджерс. — Она набросила плащ и ушла.

— Итак, Фингал, как твои дела? — спросила Китти, сопровождая его в комнату. — Что ты сделал с собственным носом?

Он усмехнулся.

— Не я, а Чарли Грир. Мы боксировали ради разминки, и я на минуту утратил бдительность.

— Вирджиния говорила, что ты сдал экзамен. Поздравляю.

— Спасибо. — Он прошел следом за Китти в гостиную.

Китти села в кресло. Простой шерстяной свитер свободно облегал ее тело, подчеркивая красоту форм. Косметикой она не пользовалась: серые глаза с янтарными крапинками служили ей лучшим украшением.

— Садись.

Он опустился на диван.

— Неплохо выглядишь.

— У меня все хорошо, — подтвердила она. — В больнице на Бэггот-стрит для медсестер созданы все условия.

И ни слова о другом мужчине. Может, между ними все кончено. В душе Фингала проснулась надежда. Он сел прямо, положив руки на колени, и вгляделся в глаза Китти.

— Я пришел извиниться. Прости, что оттолкнул тебя. С тех самых пор я не переставал сожалеть об этом.

— Я пыталась тебя понять: экзамены, болезнь отца… Я старалась изо всех сил, Фингал. Честное слово. Сожалел о случившемся не только ты. У меня разрывалось сердце от сочувствия к тебе.

Он склонил голову.

Она резко встала.

— Я признательна тебе за этот визит. Я всегда знала, что ты джентльмен. Спасибо. Извинения приняты.

Он поднял голову. Китти стояла прямо, расправив плечи.

— Китти, я…

Она вскинула руку ладонью вперед.

— Фингал, не унижайся.

— Это не унижение. То, что я хочу сказать, чистая правда. Я…

— Прошу тебя, Фингал, не надо. Я должна кое-что сообщить тебе. Еще до того, как ты успеешь продолжить. — Она расправила складку на юбке. — Я думаю, тебе уже известно, что я встречаюсь с одним хирургом-стажером.

У Фингала пересохло во рту. Эти слова ударили больнее, чем кулак Чарли в боксерской перчатке.

— На прошлой неделе он сделал мне предложение, — скороговоркой добавила Китти.

От неожиданности у Фингала отвисла челюсть.

— Ясно, — промямлил он.

— Фингал, я сказала ему, что мне нужно подумать. — Взгляд серых глаз пронзал его насквозь.

Скажи ей, дубина, буквально вопил внутренний голос, скажи, что любишь ее. Если она ответила, что ей нужно подумать, значит, она ни в чем не уверена. Может, ты ей до сих пор небезразличен? Но Фингал вдруг обнаружил, что просто не может заставить себя задать единственный вопрос. Он поднялся. Его слова прозвучали холоднее, чем ему хотелось бы.

— Рад за тебя, Китти. Желаю тебе счастья.

— Это все, что ты хочешь сказать, Фингал?

— А что еще? Ты обдумываешь предложение руки и сердца.

К черту сдержанность, внушал ему внутренний голос. Скажи, что любишь ее. Проглоти свою гордость, приятель, и скажи прямо.

— Хорошо. Понятно, — негромко произнесла она.

— Надеюсь, мы останемся друзьями, — добавил Фингал. Еще одна заученная фраза из твоего сборника банальностей, мысленно отметил он, и протянул руку.

Китти подала свою. Ее пожатие было холодным и твердым. От прикосновения ее пальцев по телу Фингала пробежала жаркая волна.

— Я помню, что через пять месяцев у тебя экзамены, — произнесла она, завершив рукопожатие. — Надеюсь, они пройдут успешно. Я знаю, как много они значат для тебя.

Фингал заметил, что ее глаза блестят сильнее обычного.

— Я пойду, — пробормотал он. — Желаю тебе всех благ, Кэтлин О’Хэллоран.

— А я желаю тебе удачи, Фингал Флаэрти О'Рейли.

На этот раз он ушел, не обернувшись. Закрыл за собой дверь и шагнул под январский ливень.

И не удивился тому, что щеки вмиг стали мокрыми.

— Пошел прочь! — рявкнул Фингал на псину, помесь колли и борзой, которая пыталась вцепиться в заднюю шину его велосипеда. Фингал спешил к роженице на Свифтс-Элли. Помимо амбулатории, при больнице Ротонда работал медицинский пункт дородовой помощи, который ежегодно посещало полторы тысячи женщин, в дальнейшем рожавших в домашних условиях.

Велосипед, который был явно маловат Фингалу, провез его через мост на О’Коннелл-стрит, по набережной и чуть ли не через весь район Либертис. И вот теперь Фингал трясся на булыжниках мостовой Фрэнсис-стрит, где раньше жил Падди Кьоу.

Фингалу пришлось усердно работать ногами, чтобы угнаться за доктором Милликеном, который жал на педали, пригнувшись к рулю. У пациенток, рожавших не первый раз, роды проходили зачастую стремительно. Врачей и студентов-медиков узнавали по велосипедам и акушерским саквояжам, куда вмещалось все необходимое, чтобы принять роды на дому. Детям рассказывали, что в громоздких черных сумках врачи привозят малышей.

Два врача верхом на велосипедах позабавили юных жителей Либертис.

— А вот и врачи для младенцев! А где приплод? В сумках у вас на багажнике?

Фингал усмехнулся. «Приплодом» в Дублине часто называли детей. Последние четыре с половиной года он не только изучал медицину, но и совершенствовался в трущобном английском.

— У них по сумке на каждого. Может, там двойня. — Этот голосок явно принадлежал Финнуле Карран, той самой девчушке, которая когда-то отвела Фингала в комнату Падди Кьоу.

Роджер Милликен спешился и прислонил велосипед к кирпичной стене. Фингал последовал его примеру.

— А, здорово, приятель! — Паренек в чистом свитере, коротких штанишках и башмаках поднялся со своего места у стены и усмехнулся Фингалу. — Как твое ничего?

— Мое ничего?.. Все путем, и тебе здорово. — Фингалу пришлось задуматься на мгновение, чтобы понять, о чем его спрашивают. — Деклан! — вспомнил он. — Деклан Килмартин. Как дела?

— Из дома выставили, — пожаловался Деклан. — И всех мужчин тоже. Там только бабуля, мамка и повитуха. А отец, он теперь работает со своим старым дружком, сержантом Падди Кьоу. Вот они вдвоем и завалились в пивнушку.

Благодаря заработку Брендана Деклан был одет неплохо — по сравнению с другими местными детьми.

— Говорят, головенку малому надо обмыть.

Так поступало большинство мужей-ирландцев, пока их жены в муках рожали детей. Производить на свет младенцев — женская работа. А мужчины пережидали это событие, посиживая в пабах с приятелями и зачастую пропивая последние гроши.

— Идем, Фингал, — позвал Роджер Милликен. — У нее это девятый. Роды будут быстрыми. — Он схватил саквояж, распахнул плохо пригнанную щелястую дверь и исчез в полутьме за ней.

Фингал взял свой саквояж и сказал Деклану:

— Сбегай в паб, скажи Падди Кьоу, что я здесь и хочу узнать, как у него дела, — он сунул руку в карман. — Вот тебе два пенса.

— Спасибо, сэр, — кивнул Деклан. — Сейчас передам.

Фингал вошел в узкий общий коридор и услышал уже знакомые стоны. Он направился в комнату. Стол и четыре стула в ней выглядели крепче и наряднее обычной мебели из трущоб. «А отец, он теперь работает», — сказал Деклан. Похоже, Брендану Килмартину хватило средств даже на смену обстановки.

Ройзин Килмартин лежала на застеленном газетами соломенном тюфяке под окном. Возле нее сидели мать и районная акушерка в форме, к которым уже присоединился доктор Роджер Милликен. Фингал увидел расплывшееся по газетам большое мокрое пятно. У роженицы уже отошли воды.

— У нее почти полное раскрытие, — предупредил Роджер.

Фингал сбросил пальто на деревянный стул, закатал рукава и приготовился принимать роды.

— А теперь, когда все позади, — сказала бабушка, — кто хочет чаю?

Она поставила чайник на слабый огонь, горевший в кирпичной печке.

Фингал переглянулся с Роджером и увидел, что старший товарищ качает головой. Роджер произнес:

— Большое спасибо, но мы с мистером О’Рейли очень спешим.

Заметив ряд не слишком чистых и помятых жестяных кружек на полке, Фингал понял причину отказа Роджера. Напившись чаю из плохо отмытой посуды, тиф можно было подхватить в два счета.

Акушерка мисс Тобин, укрывшая младенца одеялом, подняла голову.

— Все прошло замечательно, мистер О’Рейли.

Фингал склонил голову.

— Спасибо.

— Нет, это вам спасибо, приятель, — вмешалась Ройзин. — Вы уже два раза спасли меня. Да и друга повидать приятно.

— И мне тоже, — кивнул Фингал, ничуть не покривив душой.

— Мы с Бренданом уговорились, что если будет мальчишка и Господь не оставит нас милостью, назовем его в вашу честь, — добавила Ройзин. — Фингал Флаэрти О’Рейли Килмартин.

Фингал обернулся к сладко спавшему Фингалу Килмартину.

— Я польщен, — признался он, ощутив прилив чувств.

В дверь постучали. Послышался мужской голос:

— Это муж Ройзин и Падди Кьоу! Можно нам войти?

— Что с вами делать, входите уж, — отозвалась бабушка.

В комнату ввалился муж Ройзин, Брендан, сопровождаемый Падди Кьоу, одетым в новехонькое ольстерское пальто и шляпу-котелок. Брендан оказался коренастым мужчиной, уже начинающим лысеть, с румяными щеками и пронзительно-голубыми глазами.

— Смотри-ка, Брендан Килмартин, что принес тебе аист, — сказала бабушка. — Еще один парень к твоему выводку.

Брендан бросился к Ройзин и поцеловал ее.

— Ты моя любимая!

Фингал поймал на себе взгляд Падди Кьоу. Бывший сержант вытянулся в струнку и отдал честь левой рукой.

— Здравия желаю, мистер О’Рейли!

— А, Падди! Рад вас видеть.

Падди слегка пошатывался.

— Фингал, мне пора возвращаться. Сможете добраться самостоятельно? — Роджер понял, что его спутник не прочь задержаться здесь.

— Конечно, — кивнул Фингал.

Роджер взял свой саквояж и сказал Ройзин:

— Через шесть недель мы ждем вас в больнице на послеродовое обследование. До встречи, Фингал. — И он вышел.

Фингал обратился к Падди:

— Как идет работа?

Падди расплылся в улыбке.

— Этот ваш Уилли Дагган, человек что надо! Назначил меня мастером. Платит два фунта в неделю, мое дело — присматривать за рабочими и нанимать их. — Он многозначительно подмигнул. — Вот я и уговорил Брендана поработать, теперь его семья хоть ест досыта, — Падди кивнул в сторону стульев и стола, а потом вынул из кармана бутылку со светлой жидкостью.

— Мистер О’Рейли, сэр, — продолжал он, — может, и не пристало мне так говорить с важным господином…

— Я не важный и не господин, Падди.

— …только я за вас буду вечно молиться, сэр. Судите сами, что вы сделали: от пневмонии меня вылечили. Чего же еще? Так вы и работу мне нашли. — Падди почти прослезился. — А искать людям заработок врач не обязан. Благодаря этой работе мои родные теперь живут припеваючи.

— Послушайте, Падди, — возразил Фингал, — да, я поговорил о вас с Дагганом, но разве это я трудился не покладая рук, чтобы стать мастером?

Падди призадумался.

— Я, — наконец ответил он, — но без вашей помощи, сэр, ничего бы у меня не вышло. Мистер О’Рейли, вы как знаете, а для меня и Килмартинов вы великий ученый и джентльмен. — И он великодушно протянул свою бутылку Фингалу. — Не хотите глотнуть со мной чистого — отметить событие?

Фингал принял бутылку.

— Я охотно выпью с вами, сержант Падди. Slainte! — Он сделал большой глоток из бутылки. Самогон обжег горло. Откашливаясь, Фингал вернул бутылку Падди. — Отличная выпивка.

Падди подмигнул.

— Только не подумайте, сэр, что я целыми днями не просыхаю. Так, принял капельку по большому случаю.

— Не надо оправдываться, Падди, — ответил Фингал. — Мне пора возвращаться в Ротонду.

— Ваша правда, сэр. — Падди рассмеялся и добавил очень серьезно, видимо, ободренный тем, что Фингал не отказался от самогона: — Вы ведь скоро станете настоящим врачом, да?

— В июне, — подтвердил Фингал. — Надеюсь на это.

— А вы не думали… вы только не серчайте… может, вам стать врачом медпункта здесь, в Либертис? Такое не всякому по плечу.

Это предложение застало Фингала врасплох. И Ройзин говорила, что друга повидать приятно. Фингал вспомнил, как ему польстило то, что ребенка назвали в его честь. А разве плохо будет почаще видеться с Падди, радоваться его успехам и знать, что его помощь пришлась кстати?

Фингал ничуть не удивился, услышав собственный голос:

— Я подумаю об этом, Падди. Подумаю всерьез.