Глава 10 Жизнь не сахар или бытие первокурсника

На самом деле в начале студенческой жизни нет ничего особенного и приятного. Утром толком не выспавшийся и успевший лишь проглотить на ходу кофе с бутербродом, ты несешься ко второму корпусу педагогического института. Благо до него быстрым шагом идти всего минут двадцать. Опоздания на первом курсе преподавателями не приветствуются. Они, видимо, считают, что без дисциплины студиозы ничего не добьются. Ближе к институту на тротуарах и дорожках становится заметно многолюдней, на занятия поспешают сотни студиозов. Хмурые, улыбающиеся, разные. В небольших компаниях нарочито громко переговариваются, как будто это поможет окончательно проснуться. Девчонки заразительно смеются. Им все внове, у них еще в душе праздник! Старшие выглядят солиднее и уже особо никуда не спешат. Они сосредоточены на чем-то своем. Ты тихо завидуешь их спокойствию и даешь себе зарок больше не нервничать.

Но как это, черт дери, осуществить? Мало того что я после физической смерти провалился в прошлое, так еще и прошлое не совсем мое. Почти ежедневно я сталкиваюсь с различием наших миров. К такому как-то приходится привыкать постепенно, учитывая вдобавок то обстоятельство, что я еще толком не разобрался даже в нашей семейной жизни. Попросту не хватает времени. Такое впечатление, что меня как будто увлекает стремительным горным потоком все дальше и дальше, не давая времени толком оглядеться. Жизнь наполнена событиями до краев и некогда передохнуть. Бывает, сядешь вечером с газетой, а через пять минут начинаешь клевать носом. Молодой организм настоятельно требует живительного сна. Это я старый в будущем обходился семичасовым, здесь так не получается.

И не забываем, что у меня учеба, к которой стоит отнестись предельно серьезно. Знакомство с учебным процессом, преподавателями, особенностями институтской жизни, студенческого сообщества. И еще вдобавок приходится привыкать к новому телу. Одна гормональная встряска чего стоит! Очень, скажу вам, необычное ощущение. Ведь в прошлой жизни данный процесс роста протекал постепенно, а здесь до предела стремительно. Какая-нибудь проходящая мимо симпатичная девчонка с короткой юбкой выводила меня из строя минут на десять. С этим точно надо что-то «поделать»!


На крыльце учебного корпуса и около раздевалки то и дело приходится здороваться с однокурсниками и шапочно знакомыми студентами. Очевидный плюс поездки на картошку. Ты уже со многими познакомился и имеешь в их среде определенный вес. Вот тем, кого не было с нами, им уже сложнее вписываться в коллектив. Они отстают от нас на полшага. И в набравшей с ходу резкий темп студенческой жизни — это уже много. Да и в выборе старшего они не смогут принять деятельного участия. Старостой курса сразу же по приезде назначили именно меня. Наш куратор Нина Ивановна Сенцова, миловидная женщина лет сорока быстро нашла со мной общий язык и с радостью свалила на мои же плечи кучу обязанностей.

Хотя после опыта руководства дурдомом под вывеской Свадебного агентства управлять группой начинающих студиозов не представлялось чем-то особо сложным. Так что я быстро назначил себе помощников, и совершенно не стесняясь решал, кому быть ответственным за ту или иную сферу деятельности. Ведь смысл жизни грамотного руководителя — нагрузить каждого участком работы, чтобы меньше её делать самому. Иначе незачем и лезть в начальники. Твое дело проверить, а затем наказать или наградить. Смотря по обстоятельствам. Минус в том, что за чужие косяки плюха прилетит уже тебе. Но нет в жизни щастья!

Сложнее было самому войти в рабочий ритм учебных будней. Я ж три десятка лет не учился! Нет, учился, конечно же, и очень многому. Но чтобы вот так каждый день целенаправленно ходить на занятия, со всем вниманием слушать лекции, писать конспекты и неделями читать лишь специализированную литературу, к такому распорядку жизни стоило еще привыкнуть. И обычному молодому человеку пришлось бы нелегко, что же говорить обо мне!


В чем, думаете, проблема? Ты же снова молод? Да нет, я бы так не сказал, ребята. Двойственность осознания себя целостной личностью так пока и осталась во мне. Это только в книгах о попаданцах у них сразу после попадания процесс переноса проходит относительно легко и просто, что наводит на мысли о примитивности мышления их авторов. В реальности же все далеко не так. Дело даже не в возможностях и косяках высшего разума, инопланетянах, вселенской воле или кто там меня перенес сюда. Физиологию так просто не обманешь!

Иногда меня реально «подклинивает» в физическом плане. Как будто проявляется некий «баг» в программе управления новым телом. Да и я Старый со всеми тараканами в голове то и дело вступаю в конфликт с Я молодым. Так что трансформация в новую личность покамест в полном разгаре. И чем это закончится, не ведает никто. Я ощущаю, что меняюсь, мне это даже предельно интересно, но иногда бросает в пот от ужаса. Вдруг все пойдет прахом, и я исчезну уже навсегда? Как будто меня и не было в двух мирах.

Пока же лейтмотивом моего поведения является девиз — Живи, пока живется!


То и дело позевывая, чем здорово раздражал лектора по «Истории КПСС» Сальникова, я еле досидел первую пару. Она завершается в пять минут одиннадцатого. Занятия каждый день начинаются ровно в половину девятого, заканчивались в четыре дня. Почти все они поначалу состояли из лекций, семинары начнутся позднее. Так что большую часть времени в институте мы просиживали в классах. Или их правильно называть аудитории? Все никак не привыкну. Здание второго корпуса института как раз школьное типовое!

«История древнего мира», «История СССР с древнейших времен до конца XVIII века», «История КПСС», иностранный язык плюс чисто педагогические дисциплины. У девушек раз в неделю была «медицина», у юношей начальное военное обучение. Меня, как отслужившего от него освободили. Плюс в учебу включены археология, вспомогательные исторические дисциплины и этнография.

Добавим к этому субботники по очистке ближайшей территории, политинформации и прочую общественную нагрузку. А она не всегда была заформализованной, временами очень даже интересной. Темп моей жизни внезапно резко возрос и к такому еще стоило приспособиться. Окружающие меня первокурсники с радостью неофитов окунались в студенческую жизнь и поначалу не замечали трудностей. Вот в более позднем возрасте с ними намного тяжелее бороться. Пока вроде справляюсь.


Два раза в неделю мы встряхивались и по мере сил и возможностей занимались собственным физическим воспитанием. Вот именно так почему-то в институте называлась банальная физкультура. У меня с преподом сего предмета поначалу случился небольшой конфликт. В первые дни занятий нас как-то очень лихо начали привлекать к сдаче зачетов по физвосу. Бег, прыжки, отжимания и прочий никому не нужный выпендреж. Подобная обязаловка на мой взгляд совершенно лишняя в физкультуре. Напрягаясь над собственным телом, ты должен любить это занятие. Здесь же, как, впрочем, и в средней школе учат лишь ненавидеть физкультуру. Хорошо, если ребенок или уже взрослый человек увлекается каким-нибудь из видов спорта. Большинство людей впоследствии на собственное физическое развитие просто-напросто плюнет и рано или поздно угробит свое здоровье. Вот такие у нас итоги школьного физического воспитания.

Резон нашего преподавателя в сдаче этих нормативов был как раз понятен. Сентябрь мы пропустили по уважительной причине, так что ему требовалось нагнать программу. Но в октябре у нас на Севере уже довольно холодно. Зачем мучить студентов по общесоюзной программе, занимаясь физвоспитанием на улице? Это в средней полосе и южнее еще относительно тепло, а у нас по утрам иней и дождь со снегом. Никакого удовольствия носиться по улицам и морозить сопли не было! Да и текущая осень у Белого моря получилась жутко холодной. Это мы, оказывается, под Вельском еще в тепле поработали. Понятно, что после первых же уроков на улице кто-то из девчонок простудился. А пропуск в начальные недели занятий чреват затем жутким отставанием по предметам.

И тогда я сгоряча прямо перед всем курсом обозвал нашего физкультурника вредителем. В итоге конфликт пришлось разбирать на деканате. Ну а деканат истфака — это скажу вам нечто! Руководил им известный в исторических кругах Вячеслав Иванович Гольдин. Даже я, человек далекий от науки, не раз в будущем слышал о нем много хорошего. Ему сейчас было чуть за тридцать, как, впрочем, и многим нашим преподавателям. Подобный состав кафедры внушал тихий оптимизм. Во всяком случае нам здорово нравилось, как они вели лекции. И как ни странно, но именно Вячеслав Иванович в конфликте с физруком встал на мою сторону. Правда, попросил прилюдно извиниться перед физкультурником. Ко мне лично у того претензий не оказалось. Отжимался и подтягивался я отлично, ежедневные тренировки уже сказывались. Вот с бегом было похуже, выносливости не хватало, но твердую четверку честно заработал, и преподаватель увидел во мне перспективы. На том и расстались. Нормальный оказался мужик, не он же эти глупые требования придумал. Так что разошлись миром и дальнейшем даже не раз сотрудничали. Дело в итоге решили в ректорате и перенесли зачеты на май месяц.


По итогу этого конфликта я стал на нашем курсе еще популярней. Не каждый так встанет в позу, защищая сокурсников. И к тому же я успел заметить, что к тем, кто служил в армии, отношение со стороны преподов было несколько иное. Не такое снисходительное, как к вчерашним школярам. Нам многое прощали, но и требовали больше. Вот и сейчас в институтском коридоре меня перехватила мощная длань секретаря комитета комсомола. Парень он здоровый, и захочешь, но мимо не проскочишь.

— Караджич, у меня такое впечатление, что ты от меня гасишься?

— Да что ты, Сергей, и в мыслях не было!

Я постарался состроить искренне удивленное лицо. Наволоцкий нахмурился, прозорливо угадывая в моем поведении возможную подставу.

— Ну что надумал?

«Вот ведь прицепился, как репей огородный!»

Как-то не улыбалось мне стать комсоргом курса. И даже войти в бюро факультета. Во-первых, это потеря драгоценного для меня времени. Во-вторых, я уже ни фига не помню всей этой комсомольской галиматьи. Последнее, что осталось в памяти, как с «комсомольцами» участвовал в создании видеосалона. В итоге все тупо переругались из-за дележа денег. Последние хоть какие-то светлые воспоминания об общественно-политической работе остались у меня еще с пионерии.

«Взвейтесь кострами синие ночи…»


— Извини, но у меня и так обязанностей выше крыши.

— Это каких это? — подозрительно уставился на меня не самый последний в иерархии институтского студенчества Сергей Наволоцкий. Я его еще при нашем первом знакомстве сразу вспомнил. Этот прыщ в моем мире после института пролезет наверх в обком и в начале девяностых займет какое-то место в совместном с норвежцами предприятии. Завод по производству оконных стеклопакетов в итоге разорится, а Наволоцкий с деньгами исчезнет на просторах России. Здесь же он покамест истовый комсомолец и любитель загребать жар чужими руками.

«Извини, тезка, но без меня!»

— Так я кроме старосты еще и профорг, и Вячеслав Иванович хочет меня в научную секцию порекомендовать.

Лицо комсомольского вожака заходило желваками. Но против Гольдина не попрешь, у него в ректорате авторитет.

— Я тебя услышал, но зря ты так со мной, Сереженька, — выждав паузу, Наволоцкий бросил мне вслед. — И начинайте всей группой готовиться к Ленинскому зачету.

«Твою ж дивизию! Это что еще за нафиг такой?»


В расстроенных чувствах я поплелся дальше по коридору, пока внезапно не оказался в объятиях бешеного торнадо в виде взбалмошной Ирины. Я машинально обхватил девушку за талию и притянул к себе.

— Ты что, на нас смотрят!

— А мне все равно!

— Дурачок!

Хотелось плюнуть на всех и слиться с подругой в горячем поцелуе. Но нельзя! Здесь и в самом деле не принято показывать на людях личные чувства. Во всяком случае публично их так горячо выражать. В узком кругу или своей компании можно делать почти все что угодно. Еще одна особенность советского общежития, о которой я напрочь забыл. Все-таки моя юность прошла несколько позднее и в более свободные и развязные времена. Да и не сказать чтобы тут все чрезмерно зажато и запрещено, это уже из области Голливудских больных на голову фантазий. Но в коридоре института миловаться с девушкой точно не стоило. Потому мы отошли за угол рекреации. Ирина радостно поблескивает своими шальными голубыми глазенками, что так фактурно смотрятся на фоне пышной золотистой шевелюры. Она отчего-то всегда такая в моем присутствии. И это меня нисколечко не раздражает. Скорее наоборот. Много ли нам на самом деле для счастья надо?

— Извини, Сереж я сейчас спешу. Заскочила в библиотеку за материалом, а следующая пара у нас будет на третьем этаже.

— Тогда до завтрова!

— Договорились!

Я смотрю вслед стремительно перемещающимся ножкам Иришки и вспоминаю силуэт её фигуры в спортивном костюме. Эх, лучше об Этом не думать. Мысли сразу начинают путаться и руки подрагивать. Нет, что бы там ни говорили, но в зрелом мужском возрасте есть собственные плюсы. Все физические механизмы еще работают исправно, но ты в добром здравии и можешь хоть как-то управлять «процессом». Сейчас же и будущий прошлый опыт совсем не помогает. Рядом с этой озорной девчонкой чисто дурачком становлюсь. Я уже упоминал о перестройке физиологии и моему привыканию к молодому телу. Не все так просто оказалось на самом деле.


Внезапно вспоминаю, что с утра заявила куратор. Мне к понедельнику надо готовиться к политинформации! Это обязательно и сомнениям не подлежит. Так как мы уже большие детки, то и готовить всю эту политическую галиматью должны сами. Пытаюсь вспомнить, что у нас там вывешено по плану? «Международная обстановка». Вот в выходные ею и займусь. Завтра пятница, сразу после занятий придется сбегать в кинотеатр, купить билеты на новый зарубежный фильм. А это, между прочим, рубль сорок, семьдесят копеек за двухсерийное кинцо. Хотя ладно, один раз живем! Но о дополнительных заработках стоит уже сейчас подумать. Сбекнижка, она совсем не бездонна. К тому же и с девушками расходы бесконечны.

Вы думаете, у самих девчонок нет расходов? Как бы не так! А нам представать завсегда красивыми, сколько трудов стоит? Одежда, прически, макияж, духи. Содержать родителям взрослую девушку очень накладно выходит. У меня, правда, одни пацаны были. Там больше борьба с характерами происходила, но выросли ведь и уже самостоятельные люди. Хоспади, я застыл как вкопанный около двери в аудиторию. Они же старше меня тутошнего и большинства этих студентов! Загрузившись неожиданной мыслью по самую макушку я как сомнамбула прошествовал мимо застывшего Владимира Ильича. Не Ленина, конечно, а нашего преподавателя античной истории. Под ошарашенными взглядами затихших сокурсников я прошел по проходу и уселся на свое место. Лекция уже началась и мое появление в классе в виде безмолвного привидения многих изрядно удивило.


Шубин хмыкнул и по извечной привычке пошутил:

— Ну раз староста соизволил почтить нас своим присутствием, то мы можем продолжать. Так ведь, Сергей?

Я вяло машу ему рукой:

— Да ради бога!

Непонятно над кем сейчас смеялись больше, над Шубиным или мной? Но смех, наверное, был слышен на всех этажах. Ладно Владимир Ильич человек адекватный, отсмеялся, смахнул слезы и пробормотал:

— Я понимаю осень, хандра…Но, ребята, возьмите себя, пожалуйста, в руки. Учеба только началась, и поверьте мне на слово, дальше будет лишь сложнее.

Я глянул в окно, оно выходило на съезд с железнодорожного моста. Между ним и нашим корпусом вырос осинник, теряющий сейчас последнюю осеннюю позолоту. Не знаю, что такое в голову пришло, но выдал наизусть, чуть окончательно не сорвав занятие:

Недуг, которого причину

Давно бы отыскать пора,

Подобный английскому сплину,

Короче: русская хандра

Им овладела понемногу;

Он застрелиться, слава богу,

Попробовать не захотел,

Но к жизни вовсе охладел

— Что такое у вас вчера на занятиях произошло, что все только и говорили об этом во время обеда?

Любопытные глазенки Ирины внимательно изучали мое лицо. В облегающим её стройное тело серо-дымчатом пальто девушка выглядела великолепно. И когда только она успела кудри накрутить? Мне самому времени лишь на побриться и надеть свежую рубашку хватило. Я же был женатым человеком и представляю, сколько дамы на марафет обычно времени тратят.

— Да понимаешь, просто на лекции по античной истории я прочитал Онегина.

— Чего?

Меня так позабавило в этот момент личико Ирины, что я не смог удержаться от смеха. Девушка, конечно, немедленно обиделась и уставилась в сторону игровых автоматов. Я тут же исправил положение, обхватив девушку за талию и прижав к себе. Жертва наглого насилия особо не сопротивлялась.

— Серый?

— Привет!

«Опа-на!»

Рядом с нами остановились Кеша и Паша и с нескрываемым любопытством тут же уставились на Ирину. Та кокетливо провела рукой по прическе.

— И вас не хворать? В кино?

— Ага, а что еще в пятницу делать? Да и Челентано посмотреть охота, — Павел продолжал пялиться на Иришку, а Иннокентий ехидно мне улыбался.

— Это Ирина, — я притянул к себе девушку и тут же представил ей своих корешей. — Павел и Иннокентий, мои старинные друзья.

— Приятно было познакомиться!

«Ох, ни фига себе!»

Как она умеет, оказывается, на удивление милостиво улыбаться! Парни тут же растаяли и только что не расшаркались в ответ. Вот ведь ж лиса!


— Сереж, я отойду?

Кеша глянул вслед девушке и пробормотал:

— Ну ты, смотрю, не теряешься? Хороша красотка.

Паша как-то загрустил и повернулся ко мне с вопросом:

— Много у вас там таких ярких?

— Мне хватает, — флегматично с самым серьезным лицом ответил я, а потом не удержался и заржал. — Видели бы вы ваш рожи, пацаны!

— Зря смеешься, ответка прилетит.

— Не гоняй. Как-нибудь будет у нас дискотека, проведу вас.

— Заметано!

Кеша посмотрел на часы и подтолкнул здоровяка:

— Паш, ты вроде что-то купить в буфете хотел?

— Ага. Серый, пока! Как я понял, сегодня вечером ты не с нами?


Я задумчиво проводил крепыша взглядом и спросил Кешу:

— Что у вас такое на сегодня намечено?

— Да так, посиделки на одной хазе. Народ ты знаешь. Кстати, Даша Морозова также там будет.

«Какого черта? Опять Морозова?»

— Блин, Кеша, чего ей от меня нужно?

— Это ты у меня спрашиваешь? — Иннокентий глумливо улыбался. Это он отлично умеет, довести любого до точки кипения. — Ты же с ней до армейки любовь крутил?

Я тихонько прифигел. Ничего себе братец, с такой красоткой оказывается гулял? Этот мир точно непохож на мой.

— Ладно, пересекусь с ней как-нибудь потом.

— Оно тебе надо? Сейчас? — кивнул Кеша в сторону спешащей к нам Ирине. — Но ты позвони мне завтра. На всякий случай.

— Ладно, бывай!


— Странные у тебя друзья, Серёж.

— Какие есть, Ириш. Главное, ни разу меня не подводили. А это в нашей жизни, как никогда, ценно.

Ирина бросила на меня странный взгляд, но промолчала. И мы пошли занимать места. Народу был полный зал. Я уже в будущем с его крохотными зальчиками отвык от такого масштаба. А здесь огромный залище на восемьсот мест был забит под завязку. Для людей поход в кино был почти «выход в свет». Они надевали парадную одежду, женщины делали прическу. Именно вечер в пятницу был более молодежным. Я то и дело кивал шапочно знакомым, все-таки это мой родной район. Несколько попавшихся в вестибюле одноклассниц с интересом осмотрели Ирину, не обращая на меня особого внимания. С парнями было проще, те радовались именно мне.

Почему так много в этот вечер народу? Так еще бы — новинка, да еще иностранная, и вдобавок с легендарным Челентано! И вишенка на торте — это комедия! Спустя десятилетия кажется, что в Союзе сняли достаточно много интересных комедий. И то если собрать классику Гайдая, Данелия, Рязанова и другие скопом. На самом деле в год выпускалось не так много комедийных фильмов, и потому каждый оценивался по полной программе. С походом в кинотеатр и общественным обсуждением. Ну или осуждением. Это уж как выйдет.

И больше всего в здешнем кино мне понравилось то обстоятельство, что здесь никто не жрал проклятый попкорн!


— Ты так много хохотал. Я думала, что ты более серьезный человек.

Мы неспешно шли по улице Тимме. Торопиться совсем не хотелось, было тепло и невероятное интересно. Уже давно стемнело, ярко горели фонари, почти все окна желтели уютными огоньками, на улице еще бродило много народу. И таких романтических парочек, как нашей хватало. Я впоследствии часто удивлялся, вспоминая, что расцвет отношений у нас чаще начинался почему-то осенью, а вовсе не весной. Хотя вот чего тут удивляться? Начало учебы, все приехали после лета освеженные и с новыми впечатлениями. Стали оглядываться по сторонам, знакомиться, искать. Так что ничего удивительного.

— Так было смешно. Это же вроде продолжение?

— Да, первый фильм назывался «Укрощение строптивого». Ты его смотрел?

— Конечно!

Хоть убей, но не припоминаю продолжения этой легендарной комедии. Но итальянцы в начале восьмидесятых были в фаворе у советского руководства, да и народ их любил. А Челентано просто обожал.

— Тогда почему удивляешься?

«Мой косяк. Эх, сколько их еще будет!»

— Извини, забыл как-то. В армии столько впечатлений было.

— Ты почему-то о своей службе мне никогда не рассказывал.

— А что там рассказывать, служил на границе в горах. Ничего особенного!

Ирина повернулась ко мне с широко раскрытыми глазами. Видимо, мой рейтинг сразу скакнул на десять левелов вверх.

— Это называется ничего особенного?

Я пожимаю плечами. И в самом деле, по сравнению с теми бедолагами, что позже теряли свои кишки в Чечне, моя служба казалась мне уже заурядной.


— Серёж, пожалуйста, хватит. Не только тебе жарко.

Мы спрятались за остановку и без устали целовались. Хоспади, я уже и забыл, что такие чувства возможны. Из головы все вылетело начистую, и я наслаждаюсь каждым мигом.

— Ты все еще не готова?

— Подожди немного, Сереж. У меня и парня по-настоящему никогда не было…

Девушка положила голову мне на плечо. Её заметно потряхивало. Мы договорились еще в колхозе не торопить события. Я, как ни странно, был согласен. Всему свое время. Успеем еще насладиться друг другом сполна. Да и честно сказать побаивался я. Это, когда у меня в последний раз девственница была? Даже не упомню. Ирина была мне за терпение очень благодарна, ей ведь принимать решение. Или все-таки мне? Ничего, буду готов, все само решиться.

— Ладно, проехали!

— Что в выходные делаешь? — эти глаза, которые смотрят на тебя снизу. Они так близко! Я точно схожу с ума! Но нахожу силы ответить.

— Да накопилось разных дел. С самого утра, представляешь, с мамой, как послушный малыш пойду по магазинам.

Иришка отвечает смеясь:

— С мамой можно!


Грешно смеяться над убогим, но и в самом деле я же ни черта не знаю систему местной торговли. Даже где купить себе новые носки и трусы. Мелочь, скажете вы? Из таких мелочей и состоит наша жизнь. К тому же, как оказалось, мне остро не хватает некоторых канцелярских товаров. И они не продаются за углом. Эх, испортила нас будущая торговля и мировые ритейлеры.

— Потом к ребятам на волейбол. Вечер пока не занят, хотел с мамой посидеть.

— Ты сиди, — мягко говорит Ирина. Как это у ней получается? Смотреть на меня, крутить пуговицу на моей куртке и уговаривать на все. У женщин такие способности, наверное, с самого рождения. — Мы с родителями утром едем в Холмогоры, там у тети юбилей. И мне надо обязательно быть. А это, считай, все выходные.

Она грустно улыбнулась, тихонько вздохнув.

— Да не расстраивайся ты так! Распланируем следующие.

— Мы так мало видимся!

— Куда торопиться? Нам же нужно время, чтобы узнать друг друга получше.

Ирина буквально прилипла ко мне, обнимая обеими руками мою шею.

— Я знаю, ты очень хороший!

«Милая моя девочка! Если бы ты все знала…»

— Это уже третий троллейбус, мне надо ехать.

— Может, все-таки проводить тебя до дома?

— Не надо, он у меня сразу через дорогу от остановки. И в это время папа с собакой гуляет.

«Вот и ответ».

— Тогда до понедельника!


Наш прощальный поцелуй в дверях троллейбуса под снисходительные улыбки немногочисленных пассажиров. Прощальный взгляд на ярко освещенный куб рогатого транспорта. И почему мне так хорошо? Честное слово, не знаю! Казалось, что домой я летел на крыльях. Даже дорогу толком не помню. Очухался уже возле дверей. Мама тут же выглянула из комнаты:

— Сереж, ты где был?

— В кино ходили, мам.

Она подозрительно принюхалась:

— Узнаю духи. Все та же девушка?

— А что, есть варианты? — ответил я улыбаясь.

— Да кто тебя знает! Иди, мой руки, я пока разогрею ужин.

Уже в ванной я долго смотрел в зеркальное отражение на улыбающегося идиота.

«И чему ты лыбишься, дурачок?»

Загрузка...