Суд над Роксаной

Глава 15 ЗАЩИТА

Суровый взгляд судьи переместился к принцессе Яне и остановился на ней. — Защита готова?

— Да, Ваша Честь.

— Приступай.

— Защита вызывает свидетельницу Симург.

— Обвинение протестует. Симург только что была допрошена и защита заявила, что вопросов больше не имеет.

— У мне не было к ней больше вопросов как к свидетелю обвинения, — пояснила Яне. — Но в настоящий момент она вызывается как свидетель защиты, а это совсем другое дело.

— Протест отклоняется.

На спинке кресла вновь появилось изображение Симург.

— Ты дала показания относительно того, что яйцо было доставлено тебе шестьсот лет назад, и ты распорядилась о постройке Безымянного замка для его высиживания. Когда ты поручила высиживать яйцо Роксане?

— В 500 ГОДУ.

— То есть спустя пять лет после доставки яйца.

— ДА.

— Приходилось ли тебе в этот промежуток заниматься яйцом самой?

— Обвинение протестует. Вопрос не по существу.

— Защита самостоятельно определяет, что имеет для нее значение. Ответ на мой вопрос не требует от свидетеля оценок или выводов, меня интересуют только факты.

Грей покачал головой.

— Значение и значимость вопроса не есть одно и то же. Обвинение со своей стороны может счесть имеющим значение…

— Обвинение уже имело возможность задать вызванным им свидетелям все вопросы, имевшие значение с точки зрения обвинения.

— Протест отклонен! — заявил Балломут, насупив брови. — Однако защите рекомендуется отказаться от слишком вольной трактовки своей миссии и при проведении допроса строго соблюдать рамки процессуальных полномочий.

Яне нежно улыбнулась судье и, поскольку верила, что выглядит мило и производит самое благоприятное впечатление, именно таковое и произвела. На всех, в том числе и на присяжных.

Затем она вновь обратилась к Симург:

— Итак, ты заботилась о…

— ДА.

— Наверное, высиживать яйцо, выполняя одновременно множество других обязанностей, включая обязанности Стража Древа Семян, было нелегко?

— ДА.

— Поэтому ты решила найти для яйца наседку?

— Протест. Защита подводит свидетельницу к нужному защите ответу.

— Возражаю. Данную свидетельницу невозможно подвести к чему бы то ни было против ее воли.

— Протест отклонен. Свидетельница может ответить.

— ДА.

— Это яйцо имело для тебя немаловажное значение?

Очередное «ДА» Симург вызвало в зале легкие смешки.

— Значит, роль наседки ты считала ответственной и не доверила бы ее первому попавшемуся существу?

— ВЕРНО.

— Можно ли считать, что ты искала существо, наиболее подходящее по своим качествам для этой серьезной миссии?

— ДА.

— И нашла такое существо в лице Роксаны, птицы рок?

— ДА.

— Стало быть, ты сочла ей образцом компетентности, ответственности и порядочности?

— ДА.

— Выполняла ли она свои обязанности в соответствии с твоими ожиданиями?

— ДА.

— Почти шесть столетий?

— ДА.

— Остается ли она столь же компетентной, ответственной и порядочной на сегодняшний день?

— ДА.

— Следует ли из этого, что твое стремление расследовать имевшее место правонарушение в судебном порядке не связано с сомнением в личных качествах обвиняемо?

— ДА.

— И ты по-прежнему доверяешь ей высиживание яйца?

— ДА.

По залу вновь прокатился ропот. Слова Симург однозначно подтверждали безупречную репутацию Роксаны.

— Спасибо.

Яне обернулась к Грею Мэрфи с победоносной улыбкой, и ее луна радостно просияла. Метрия даже забеспокоилась относительно возможного воздействия чар одной принцессы на молодого человека, который слишком долго числился в женихах у другой.

— У обвинения есть вопросы к свидетельнице?

— Только один, — сказал Грей. — Нарушила ли обвиняемая Заговор?

— ДА.

Метрия не могла не признать, что Мэрфи выстраивал обвинение грамотно: одним-единственным вопросом он свел на нет все построения защиты. Личные качества обвиняемой не имели значения на фоне установленного факта непозволительного деяния. Что же до личного очарования Яне, то он просто аннулировал ее чары, как мог аннулировать любую магию.

— Спасибо, — промолвил молодой волшебник, многозначительно кивнув в сторону присяжных. — У меня все.

Изображение Симург исчезло, и Яне вызвала для показаний гоблиншу Гвендолин.

Хорошенькая юная гоблинаторша Гоблинова Горба заняла место и была должным образом приведена к присяге.

— Встречалась ли ты ранее с обвиняемой? — спросила Яне.

— Да. Один раз.

— Расскажи об обстоятельствах этой встречи.

— Когда я боролась со своим гадким братцем Горбачом за право стать гоблинатором, он устроил так, что я должна была раздобыть нечто пребывающее меж роком и твердью, то есть, как оказалось, между птицей рок и ее каменным гнездом.

Пока она рассказывала, волшебница Ирис для убедительности и наглядности продемонстрировала присутствующим недра Гоблинов Горба, где разыгрывалось состязание. Гвенни сопровождали ее Спутник, кентавр Че, и подруга, эльфесса Дженни, в настоящий момент входившие в состав жюри присяжных. Совместными усилиями они разгадали смысл предъявленного требования и поняли, что им придется найти способ добраться до Безымянного замка и забрать у Роксаны ее драгоценное яйцо.

Затем, не останавливаясь на подробностях того, каким сложным путем друзьям удалось попасть в нужное место, Ирис переместила действие в Безымянный замок.

Спутники оказались в главном зале, где сидела на гнезде Роксана. Пустив в ход волшебную палочку, Гвенни подняла с гнезда казавшуюся спящей птицу, и все увидели изумительной красоты хрустальное яйцо. Потом Че коснулся его, и Роксана издала грозное восклицание.

— Остановитесь, — перевел Гранди. — Это яйцо Симург.

В тот же миг по команде птицы рок все двери замка закрылись, отрезав вторгшимся путь к бегству. Спасаясь от преследовавшей их гигантской птицы, они заманили Роксану в сон Дженни, где им открылась история о том, как птица рок, навлекши на себя гнев Симург, лишилась способности летать, а когда взмолилась о прощении, получила его в обмен на обязательство высидеть в Безымянном замке яйцо до появления на свет птенца. Роксана не знала, что в действительности была избрана для этой ответственной миссии благодаря своим отменным качествам, но, даже рассматривая свое поручение как наказание, приступила к его выполнению с присущими ей ответственностью и старанием.

Почти шесть столетий она оставалась там, согревая яйцо, а поскольку есть ей было позволено лишь тех, кто представлял для яйца несомненную угрозу, птица и к этому вопросу подходила с неизменной серьезностью. В данном случае она стала действовать лишь после того, как один из незваных гостей прикоснулся к яйцу.

Метрия припомнила, она просматривала эту сцену, когда участвовала в проводившейся под руководством профессора Балломута игре: Дженни и Че сидели в клетке, а Гвенни оборонялась от Роксаны с помощью волшебной палочки. Положение троицы незадачливых похитителей казалось аховым.

— Таким образом, обвиняемая самоотверженно защищала яйцо, — подытожила Яне.

— О да! — подтвердила Гвенни. — Но когда нам стало ясно, что она просто честно исполняет свою работу, мы прониклись к ней уважением. В конечном счете удалось найти решение, приемлемое для всех; она отпустила нас, а мы оставили в покое яйцо и забрали завалявшийся в гнезде рядом с ним старый сброшенный Роксаной коготь. Он тоже находился меж роком и твердью, так что формально условие было соблюдено.

Следующей Яне вызвала огрицу Окру, подтвердившую, что она с ее подругами, присутствующими здесь морской русалкой Мелой и принцессой Яне, были посланы Симург в Безымянный замок вызволить попавшую в переделку троицу, чего и добились с помощью переговоров и семени времяники. Пребывая долгое время в изоляции от внешнего мира, Роксана не знала, что все крылатые чудовища обязаны защищать кентавра Че, как существо, которому суждено изменить историю Ксанфа. А когда узнала, восприняла это обязательство как распространяющееся и на нее.

Поскольку в данной сцене принимали участие защитница, двое присяжных и три свидетеля, публика оживилась, но судья, как обычно, восстановил порядок в зале одним движением бровей. Окра подтвердила, что Роксана вела себя достойно и отдавала все силы сбережению яйца.

Русалка Мела, следующая свидетельница, вышла давать показания не с хвостом, а на ногах и, разместившись на свидетельском месте так, что привела в восторг всю мужскую часть аудитории, полностью подтвердила сказанное Окрой. В конце концов они передали Роксане семя, и она не уничтожила их, хотя и могла, а благополучно отпустила, доказав тем самым, что всегда держит свое слово.

Следом за Мелой Яне пригласила на свидетельское место Фелру, уже допрашивавшуюся как свидетель обвинения.

— Итак, ты слышала, что сказала обвиняемая, но не знала, что она произнесла слово, запрещаемое к произношению в обстоятельствах, о которых упомянутая обвиняемая не могла иметь представления? — уточнила Яне.

— Протестую! — заявил Грей.

— Поставлю вопрос иначе: для тебя это было просто карканье?

— Да, — согласилась Фелра.

— Может быть, в нем угадывался оттенок удивления или даже огорчения, связанный с тем, что в замок тебя занесло случайно, а стало быть, склевать тебя нельзя, а как отправить домой, неизвестно?

— Да, пожалуй. В тот момент я восприняла это именно так.

— И она, несомненно, именно это и имела в виду. Она поняла твои объяснения, ибо, как большинство животных, освоила человеческий язык, хотя строение голосового аппарата не позволяло на нем изъясняться. Стоит заметить, что в этом отношении чудовища Ксанфа проявляют куда больше любознательности и старания, чем ленивые, нелюбопытные люди. В таком случае резонно было бы предположить, что использованное ею слово хренотень в части, касающейся тени содержит намек на ее огорчения, в части же, касающейся хрена, имеет отношение лишь к растению, оную тень отбрасывающему. Как пояснил уважаемый эксперт-переводчик (последовал кивок в сторону Гранди), нежелательные ассоциации вызывает лишь подземная часть растения, каковая в силу подземности тень отбрасывать неспособна. Едва ли многие могут похвастаться и тем, что видели тень… хм… органа, сходство с которым заставляет причислить произнесенное слово к непозволительным. Таким образом, изреченное слово является или не является Взрослым в зависимости от вкладываемого в него смысла, а мы можем считать, что обвиняемая имела в виду нечто совершенно невинное.

— Протестую.

— Протест принят. Защита позволяет себе делать выводы, которые не будут учтены присяжными.

Присяжные, однако, судя по их физиономиям, вовсе не были настроены пренебречь услышанным. Возможно, Яне склоняла их на свою сторону благодаря искренней вере в собственную способность их убедить. Возможно, Яне верила, что может выручить Роксану, а то, чему она верила, всегда сбывалось в силу природы ее магического таланта.

— И она помогла тебе вернуться домой? — последовал очередной вопрос защиты.

— Да. Дала мне кусок наоборотного дерева, и я сделала то же, что и в первый раз: призвала рок. Магия наоборотилась, и со мной произошло то же самое, только наоборот. Я перенеслась домой тем же путем, каким явилась в замок. Все обернулось наилучшим образом, я не пострадала и даже избавилась от приставалы. Одно жаль, мне так и не представилась возможность поблагодарить обвиняемую, и вернуть ей наоборотную щепку.

— Таким образом, обвиняемая, вникнув в ситуацию, отнеслась к тебе с пониманием и сочувствием?

— Конечно. Она молодчина. Могла бы склевать меня как червячка, а вместо этого помогла вернуться домой.

Это заявление также произвело на присяжных благоприятное впечатление: Роксана имела полное право схрумкать неожиданно заявившуюся в замок Фелру, но вместо этого разобралась в ситуации и проявила сочувствие. Правда, это не отменяло факта произнесения непозволительного слова.

Яне предоставила право задавать вопросы обвинению, но Грей отказался, к этой свидетельнице у него вопросов не было. Он чувствовал, что позиции обвинения пошатнулись, и обдумывал дальнейшую тактику.

Тем временем Яне вызвала в качестве свидетельницы Роксану.

— Отдаешь ли ты себе отчет в том, что, коль скоро обвиняемая будет допрошена не в своей процессуальной роли, а в качестве свидетельницы, любые ее показания, которые могут быть истолкованы не в ее пользу, будут приобщены к делу и приняты судом во внимание? — уточнил судья.

— Да, Ваша Честь, — промолвила Яне, и ее луна совершила серьезный торжественный круг. — Но я чувствую, что нужно рискнуть.

— В таком случае продолжай. Учитывая особые обстоятельства, свидетельница может отвечать со своего места.

Яне повернулась лицом к соседнему залу.

— Роксана, будь добра, поведай нам, что случилось в безволшебье.

Зал в очередной раз загудел. Безволшебье имело место в 1043 году, пятьдесят два года назад, и многих из здесь присутствующих в то время еще просто не было на свете. Для них безволшебье являлось историей, а следовательно, скукотищей, не имеющей никакого отношения к современности и, уж конечно, к рассматриваемому делу. Но Грей Мэрфи протеста не заявил: либо решил, что вопрос все же связан с сутью дела, либо ему самому стало любопытно — при чем тут безволшебье?

Роксана повела рассказ, содержание которого доводилось до зрителей с помощью синхронного перевода голема Гранди и анимационных иллюзий волшебницы Ирис.

Безымянный замок безмятежно плыл над землей; а Роксана, как бывало на протяжении целых столетий, пребывала в дреме. В этом состоянии, на каменном гнезде, она сама походила на огромное каменное изваяние.

И тут магия исчезла. Это было связано с тем, что демон Иксанаэнный временно покинул Ксанф, а наполнявшая страну магия представляла собой не что иное, как эманацию названного сверхъестественного существа. Разумеется, магия не могла исчезнуть мгновенно и полностью, след ее остался, как сохраняется остаточное тепло после того, как затушен очаг, однако магический фон оказался столь слабым, что практически не ощущался.

Как только демон удалился, материал облака, на котором стоял замок, стал размягчаться, к тому же оно, похоже, потеряло летучесть и начало стремительно падать. Обеспокоенная Роксана выбралась из замка, посмотрела через край облака вниз, на почти не изменившийся, но почему-то выглядевший так же уныло, как Обыкновения, Ксанф, и пришла в ужас. Она поняла, что падение на землю вместе с каменным гнездом чревато страшными последствиями, драгоценное яйцо разобьется вдребезги. Однако вид озера Поцелуй-Ка (смотревшегося так, словно его не поцеловали, а пнули) навел ее на мысль о том, что вода может смягчить столкновение. Это давало яйцу шанс на спасение, а для самоотверженной птицы ничто другое не имело значения.

Правда, способность летать должна была вернуться к ней только по выполнению задания, однако, цепляясь когтями за край облака и взмахивая огромными крыльями, она могла создавать сильную тягу. Вот если бы удалось подтянуть замок к озеру…

Облако завертелось, и птица потеряла озеро из виду. Теперь она работала крыльями наугад, лишь надеясь, что ей удастся заставить замок упасть в воду. Однако даже в случае удачи замку предстояло испытать страшное сотрясение, и поэтому, как только под облаком замелькали верхушки деревьев, она перестала махать крыльями и бросилась в инкубационный зал.

Где оказалась за миг до того, как замок ударился о воду.

Вокруг него — это было видно сквозь высокие окна — взметнулись водяные валы. А потом произошло нечто и вовсе неожиданное: замок отскочил и запрыгал по озерной поверхности, словно брошенный мальчишеской рукой плоский камушек.

До сих пор место меж роком и твердью могло считаться самым безопасным в Ксанфе, но теперь положение изменилось. При первом скачке Роксана не поспела к гнезду, но после второго, когда яйцо подпрыгнуло над каменным ложем, подхватила его когтями, не дав упасть назад и разбиться о камень. Однако теперь она падала сама и, чтобы смягчить падение, подставила одно крыло.

Замок снова подскочил, птица подпрыгнула вместе с ним и сумела, аккуратно поместив яйцо в выемку гнезда, прижать его своим телом. При этом ее пронзила страшная боль, и она поняла, что крыло сломано, однако задумываться над этим было некогда. Скачки, пусть каждый ниже предыдущего, продолжались, толчки слабели, но еще не стихли, и она сложила крылья (и здоровое, и сломанное) под собой и яйцом, чтобы смягчить его контакт с твердой поверхностью.

Наконец толчки сошли на нет. Измученная птица издала хриплый вздох облегчения, но, как оказалось, преждевременно. Теперь замок не прыгал, а плавно покачивался, медленно, но верно погружаясь в озеро.

Оставив яйцо в выемке гнезда (при слабой качке ему до поры ничего не угрожало), Роксана вылезла наружу и увидела, что вода уже покрыла поверхность облака и стены самого замка. Достоинство облачного материала — пористая структура, обеспечивавшая легкость и прочность, — обернулось против него, ибо субстанция впитывала воду, намокая, тяжелела, и таким образом замок со временем должен был опуститься на дно.

Стремясь хотя бы замедлить этот процесс, птица, благо размокший облачный материал приобрел пластичность, загнула края облака наверх. У нее получилось нечто вроде огромного блюда или подноса, который, по крайней мере, перестало захлестывать волнами. Однако вода, уже скопившаяся на поверхности облака, делала его очень тяжелым, поэтому Роксана проделала в своем острове длинный желоб и уселась с одного края, чтобы своим весом накренить остров в ту сторону, и, несмотря на боль, принялась взмахами крыльев сгонять воду по желобу вниз. Когда вода стекла, она заделала желоб и перебралась на середину блюда. Разумеется, это не устранило опасность намокания вовсе, но облачный островок сделался более плавучим и замок заметно приподнялся.

На какое-то время Роксана могла позволить себе расслабиться. Несмотря на жгучую боль в крыле и смертельную усталость, она испытывала удовлетворение, ведь ей удалось спасти замок и гнездо с яйцом. Все остальное не имело значения.

Вернувшись в зал, птица первым делом осмотрела яйцо. С ним все было в порядке: достаточно большое, оно довольно долго сохраняло тепло и не нуждалось в беспрерывном высиживании. Хотя, конечно…

Додумать свою мысль Роксана не успела, поскольку замок снова содрогнулся, и она опять поспешила наружу. Как оказалось, облачный остров вплотную столкнулся со здоровенным плотом, битком набитым плотниками, отправившимися, видимо, на ловлю плотвы и застигнутыми врасплох исчезновением магии. Поскольку материал острова был уже не таким плотным, как раньше, и столкновение с плотом грозило разрушением той ненадежной плотине, которую представлял собой загнутый вверх край облака, Роксана громко велела плотогонам убираться прочь от ее оплота, но они, увы, не услышали ничего, кроме оглушительного карканья. Что естественно, поскольку люди в большинстве своем по-птичьи не разумеют.

Окажись на месте Роксаны другая птица рок, эта встреча могла стать для плывших на плоту роковой, поскольку она позволила бы им, сплотившись, перебраться на облачный остров, а затем полакомилась бы их плотью. Однако Роксана думала не о себе, а о яйце, а потому, опасаясь, что избыток плота повысит плотность облачного острова и ускорит его погружение, напрягла последние силы и отпихнула илот прочь.

Когда стало ясно, что непосредственная опасность миновала, она позволила себе задуматься о ситуации в более широком аспекте. Гадать о причине исчезновения магии птица не стала, ибо сознавала, что ответ на этот вопрос явно за пределами ее компетенции. Было очевидно, что Безымянный замок, лишившись наложенных на него чар, утратил способность летать и начал разуплотняться. Сама птица в условиях безволшебья тоже должна была лишиться способности к полету, ибо в этом и заключается магия птиц рок. Согласно физическим законам, никакие крылья не могут поднять в воздух столь огромное тело, и летают эти чудовища благодаря волшебству. Другое дело, что уже лишенная этой способности, причем магическим манером, птица ничего не приобрела и не потеряла. Более того, сломанное крыло не позволило бы ей взмыть к облакам при любом раскладе.

В настоящий момент вопрос состоял в том, вернется ли магия, и Роксане оставалось лишь надеяться на ее возвращение.

В противном случае и она сама, и замок, и яйцо были обречены. Первый же шторм наверняка перевернет или затопит облачный остров, а даже если его каким-то чудом (хотя откуда чудеса в безволшебье) прибьет к берегу, изможденная, раненая птица едва ли может долго отгонять от яйца голодных чудовищ.

Однако, резонно рассудив, что предпринять что-либо в настоящий момент она все равно не в силах, Роксана решила не терять надежды и ждать, пока обстоятельства прояснятся. А до той поры следовало держать драгоценное яйцо в тепле.

Она вернулась к гнезду, уселась на яйцо и попыталась заснуть, но мешала боль. Вздохнув по поводу того, что рядом нет целительного источника, птица тут же сообразила, что без магии от целительного эликсира толку не больше чем от озерной воды, и настроилась терпеть.

Боль донимала, сон не шел, и Роксана вновь принялась анализировать ситуацию. По всему выходило, что даже если над озером сохранится безветрие, больше суток замок не продержится: либо просто намокнет и утонет, либо разуплотнится до консистенции тумана. Для каменного гнезда и яйца ни один из вариантов не лучше другого. Отсюда следовал вывод: суша, несмотря на существующие там потенциальные опасности, предпочтительнее.

Вздохнув, несчастная птица вцепилась когтями в облачный край и вновь, превозмогая боль, забила крыльями, чтобы воздушной тягой направить остров к берегу. Когда он наконец уткнулся в отмель, она вытащила его на сушу, оттащила подальше от кромки воды и лишь тогда позволила себе отдышаться. Опасность затопления миновала.

Вновь взобравшись на яйцо, Роксана наконец задремала: чудовищная усталость сморила ее, победив даже боль. Но, увы, спать ей пришлось недолго. Явилась новая напасть.

Птицу разбудил громкий злобный рев, явно свидетельствовавший о приближении крупного опасного чудовища. Не желая оказаться застигнутой врасплох в гнезде, Роксана выбралась наружу. Несомненные преимущества, которые давало пребывание на суше, сводились на нет опасностью нападения сухопутных чудовищ, ничуть не менее хищных и злобных, чем водные. При этом в озере Поцелуй-Ка, в отличие от кишевшего зубастиками озера Огр-Ызок, водных хищников не водилось вовсе. Увы, выбор был сделан, и теперь ей приходилось сталкиваться с последствиями.

Приближавшийся монстр, по всей видимости, до наступления безволшебья являлся драконом. Каким именно, установить не представлялось возможным: он злобно плевался, но что при этом пытался испустить — огонь, дым или пар, — оставалось тайной. Однако исчезновение магии не лишило гигантскую рептилию острых клыков и когтей, а злобы только добавило, отсутствие привычных возможностей повергало дракона в бешенство. Дракон драчливы по своей природе, а этот взъярился настолько, что готов был разорвать в клочья все и вся.

Начал он с облачной каймы, а потом двинулся к замку. Роксана понимала, что размягчившиеся стены не смогут долго противостоять клыкам, и чудовище очень скоро доберется до яйца. Чтобы не допустить этого, она прокаркала дракону вызов на поединок, чем, само собой, раззадорила его еще пуще.

Птица понимала, что лишенная способности к полету, раненая, измученная и усталая она не имеет шансов одолеть один на один этакого громилу, но надеялась, что ей удастся отвлечь его от гнезда.

Этот расчет оправдался. Увидев наконец противника, хищник ринулся в атаку. Его челюсти и когти вырывали перья и куски плоти, однако, следуя за отступавшей Роксаной, он, сам того не замечая, удалялся от замка, а следовательно, и от яйца.

Наконец, решив, что она увлекла его достаточно далеко и к замку он уже не вернется, птица пустилась наутек. Длинные голенастые ноги помогли ей оторваться от преследователя, однако раны, боль, потеря крови и полное изнеможение не прошли даром: едва почувствовав себя в безопасности, Роксана чуть не лишилась чувств.

Однако она не могла позволить себе даже этого, ведь яйцо оставалось без присмотра, и ей следовало подумать о возвращении. Правда, бедняжка не слишком хорошо представляла себе, в каком именно направлении следует возвращаться, да и уверенности в том, что ей хватит сил доковылять до гнезда, не испытывала. Падая, спотыкаясь и поднимаясь снова, потеряв счет времени и туманно осознавая пройденное расстояние, она плелась почти наугад, с каждым шагом терзаясь все большей тревогой за оставленное без присмотра яйцо. Оно могло переохладиться, а потому ей следовало добраться до него и рухнуть на гнездо, даже если последнее усилие будет стоить ей жизни. Труп птицы рок сохранит тепло довольно долго, а за это время может вернуться магия. А уж тогда…

Впрочем, что тогда? И с магией, и без магии яйцо нуждалось в ее защите.

Сознание птицы тускнело, но даже в полубреду она понимала, что должна найти способ вернуть замок на небо, где он будет в безопасности. Впрочем, если магия восстановится, замок взлетит сам. Однако, коль скоро он взлетит; без нее, яйцо некому будет согреть. Значит, ей необходимо попасть в замок.

Но хватит ли на это сил?

Собрав всю волю, птица постаралась не поддаваться отчаянию и рассуждать здраво. А рассуждая здраво, пришла к следующим выводам. Во-первых, если магия не вернется, все ее потуги тщетны, ибо это означает неминуемый конец и для нее, и для яйца, и для всего Ксанфа. Во-вторых, исходя из первого, ей стоит предпринимать какие-либо действия в расчете на возвращение магии. В-третьих, она не сможет как следует позаботиться о яйце, пока не восстановит силы, в-четвертых, исходя из третьего, ей необходимо заняться собственным исцелением.

Для этого следовало отыскать целебный источник, который, как она помнила, имелся в окрестностях. То был один из ключей, питавших озеро Поцелуй-Ка, недаром поцелуи обладали целительной силой.

Порывшись в памяти, Роксана пришла к выводу, что источник находится от нее примерно на том же расстоянии, что и замок, но в другой стороне. Тяжело вздохнув, она поплелась в противоположном направлении, к источнику. Конечно, если магия не вернется, источник ей не поможет, но тогда так и так все будет потеряно. А вот в случае восстановления магии и ее исцеления появится надежда на спасение яйца.

Добравшись до нужного места, она с удовлетворением обнаружила, что родник не иссяк. Разумеется, вода в нем в настоящий момент не имела никаких целебных свойств, но должна была обрести их с восстановлением магии. Причем ждать этого события возле источника вовсе не требовалось, достаточно набрать воды в какую-нибудь емкость и унести с собой.

Правда, емкости у Роксаны не было, но она и тут нашла выход: используя исконное, более древнее, чем любая магия умение птиц лепить гнезда, она свила из прутьев корзину, проложила листьями и обмазала глиной, сделав ее водонепроницаемой. Покончив с этой работой, птица пристроилась на краю пруда, чтобы перевести дух, но тут от усталости голова ее закружилась, и она плюхнулась прямо в воду. Последние ее силы ушли на изготовление корзины, и она в отчаянии поняла, что выплыть не сможет.

Но тут случилось нечто совершенно неожиданное. Боль во всем теле унялась, раны затянулись, усталость как рукой сняло. Даже вырванные перья отросли заново.

Магия вернулась!

Волшебная сила целительного источника не позволяла ей даже утонуть, ибо содержащийся в воде эликсир мгновенно восстанавливал любые повреждения организма. Не исключено, что она уже успела захлебнуться, однако магия вернулась вовремя, чтобы восстановить ее силы и здоровье. Так или иначе, даже сломанное крыло срослось, и теперь ничто не мешало птице вернуться к выполнению ее миссии.

Подхватив корзину с эликсиром — он еще очень даже мог пригодиться, — она со всех длинных ног припустила к замку и спустя пару мгновений прибыла на место. Стены уже заметно уплотнились, восстановившаяся магия придавала им прочность. Однако на том месте, где дракон вырвал из облака огромный кусок, зияла брешь, которая могла стать источником опасности. Если облако начнет подниматься, не будучи уравновешенным со всех сторон, замок может накренить его и в итоге перевернуться.

Но Роксана не зря тащила с собой корзину: она надеялась, что облачная субстанция в достаточной степени живая, чтобы поддаться действию эликсира. Ее надежда оправдалась. Стоило ей смочить целительной влагой края разрыва, как брешь начала затягиваться. Приободрившись, птица обошла весь остров, устраняя повреждения, полученные как им, так и самим замком. Наконец приведя все в порядок, она подошла к яйцу, которое уже дрожало от холода. Последняя капелька живительной воды упала на хрусталь, и дрожь мигом унялась.

Роксана уселась на гнездо и тут почувствовала, как облако сдвинулось с места. Оно оторвалось от земли и сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее начало набирать высоту. Целебный эликсир ускорил воздействие возвратившийся магии и помог, восстановлению волшебных свойств замка.

В любом случае значение имело только одно: дело было сделано. Она не дала яйцу погибнуть.

— Защита больше вопросов не имеет, — заключила Яне, когда иллюзия развеялась. — Если у обвинения они есть, свидетель к его услугам.

Обвинение от вопросов отказалось.

— Пусть представители обеих сторон подведут итоги, — промолвил Балломут. — Первым слово предоставляется обвинителю.

— Вам предстоит вынести вердикт о виновности или невиновности обвиняемой, — начал речь Грей Мэрфи, обращаясь к присяжным. — Повторяю, о виновности или невиновности. Стратегия защиты строится на том, что подсудимая являет собой образец честности, самоотверженности и преданности делу. Это чистая правда, и обвинение никоим образом не отрицает высоких личных достоинств обвиняемой, равно как и того, что вменяемое ей деяние было совершено ненамеренно, без злого умысла. Однако факт произнесения недопустимого слова подтвержден в ходе настоящего разбирательства заслуживающими доверия показаниями, и вы, вынося свое суждение, должны принимать во внимание именно этот факт, а не эмоциональные оценки. Приведенные доказательства не отставляют вам иного выбора, кроме как признать подсудимую виновной.

Мэрфи сел, и слово взяла Яне:

— Все не так просто. Отсутствие злоумышления, возможно, и не является основанием для полного оправдания, но должно быть принято во внимание как смягчающее вину обстоятельство. По убеждению защиты, вам следует оценить не только упомянутый обвинением факт, но взвесить все сделанное Роксаной в связи с выполнением порученного ей задания. Рассуждая об ущербе, нанесенном яйцу ее неосторожным словом, вы должны задуматься о том, какова была бы судьба яйца без нее. Было ли бы ему лучше? Очевидно, что всякий суд обязан в первую очередь печься об интересах неспособных самостоятельно позаботиться о себе малолетних, но прежде нужно уяснить, в чем именно состоят эти интересы. Именно такой подход позволит вам вынести справедливое и обоснованное решение.

Она сделала паузу, подбирая дополнительные аргументы, и луна замедлила вращение, чтобы не отвлекать ее от раздумий.

— Представьте себе, — продолжила Яне, — что вы, ни сном ни духом о том не ведая, попали в запретную зону, за этот невольный, ненамеренный проступок были наказаны лишением жизненно важной способности, а когда попросили о снисхождении, вам пообещали прощение по отбытии наказания в виде шестисотлетнего высиживания чужого яйца. Согласитесь, явная несправедливость и несоразмерность проступка и наказания могла бы вызвать негодование!

В настоящий момент в игру вновь вступил магический талант принцессы. Идея, в которую она верила, непременно становилась реальностью, если только исходила от личности, не ведавшей об этом таланте. Были ли такие среди присяжных, Метрия не знала, но допускала, что могли быть.

— Предположим, — продолжала принцесса, — что вы, несмотря ни на что, безупречно отбывали это наказание, хотя вынесший его обрек вас на полную изоляцию не только от своих соплеменников, но и вообще от кого бы то ни было, кроме случайно вторгавшихся чужаков, как правило враждебных. Иными словами, вы, будучи особой дружелюбной, долгие века принуждены были иметь дело почти исключительно с врагами.

Метрия приметила, что Дженни, экс-великан Велко и Шерлок сочувственно покачали головами. Похоже, речь защиты производила на них благоприятное впечатление.

— А потом, — гнула свою линию принцесса, — представьте себе, что сковывавшие вас чары пали и вы получили возможность вырваться на свободу. Воспользовались ли бы вы ею?

Паровик Стэнли и скелет Косто без колебаний кивнули.

— А вот Роксана этого не сделала. Она осталась верна своей миссии, хотя эта верность стоила ее немалых страданий, а могла стоить и жизни. Ценою немыслимых усилий она сберегла яйцо в обстоятельствах, казалось, не оставлявших надежды.

Последовали кивки обыкновенки Ким и горгульи Гайлы.

— И наконец, представьте себе, что после всех этих испытаний вы допустили мелкую оплошность: воскликнули кое-что от досады, поняв, что никак не можете втолковать что к чему заявившейся невесть откуда особе. Разве могли вы предположить, что яйцо, шесть столетий остававшееся неподвижным и немым, может не только слышать, но и понимать услышанное?

На сей раз не кивнули только трое: паровик Стэнли, Конпутер, которому кивать было нечем, и кентавр Че, который как кентавр, видимо, соображал лучше прочих.

— А теперь вообразите, что на основании подобной пустяковой ошибки вас обвиняют в нарушении Заговора Взрослых, что ваше самоотверженное служение оказывается напрасным и вам грозит кара за нарушение правил, которые и признают-то далеко не все, ибо многие находят Заговор бессмысленным посягательством на права детей.

На экране Конпутера сформировался восклицательный знак из точек, таким образом машина обозначила согласие с доводами защиты. Кивнул Че, младший из состава жюри, а также дублеры присяжных, Чена и Синтия.

— Вы должны понимать, — провозгласила Яне, — что когда правила вступают в противоречие с требованиями совести, когда эти правила требуют, чтобы верность и мужество не вознаграждались, а наказывались — значит, что-то действительно неладно, но не с нарушителем правил, а с самими правилами!

Первым кивнул Че, за ним и некоторые другие. Публика встретила последнее заявление с почти единодушным одобрением, однако для исхода процесса значение имело лишь мнение жюри.

Теперь в глазах принцессы Яне появились слезы, и луна ее затянулась облаками.

— Роксана отдала лучшие годы жизни и все силы, чтобы порой в невероятно трудных условиях выполнить порученное задание. За все это время она допустила лишь одну незначительную оплошность, но скажите, кто из вас за свою куда более короткую, чем срок высиживания яйца, жизнь не совершал серьезных оплошностей? Как можно осуждать Роксану за то, что она не оказалась непогрешимой? Уверена, для этого яйца невозможно было бы найти лучшего попечителя, кроме самой Симург. Так как же мы должны оценить поведение этой бескорыстной, неутомимой хранительницы, которая, заметьте, не предстала бы перед вами, если бы не сберегла яйцо, ибо в таком случае у нее не было бы возможности совершить вменяемый ей в вину проступок.

К глазам Ким, Гайлы, Глохи и обеих дублеров подступили слезы, да и многие другие были явно растроганы.

— Подумайте, что ждет любого из нас, если окажется, что добродетель в Ксанфе вознаграждается наказанием? Что опаснее для ребенка: случайно услышанное Взрослое Слово или осознание того, что ему предстоит жить в мире, где совесть, доброта, честность и верность ничего не стоят? Подумайте об этом и примите правильное решение! Вы должны принять правильное решение, иначе всем нам незачем было здесь собираться!

Яне отвернулась, а луна скрылась за ее головой, словно негодуя на несправедливость обвинения. В зале воцарилась тишина. Метрия, как и подавляющее большинство присутствующих, пребывала в уверенности, что и обвинение, и сама идея процесса просто нелепы.

Однако судья придерживался иного мнения.

— Позволю себе напомнить, — сурово промолвил он, обращаясь к присяжным, — что в вашу компетенцию входит не оценка справедливости или несправедливости закона, а лишь установление того факта, был или не был оный закон нарушен. Вы выслушали доводы защиты и обвинения, ознакомились со свидетельскими показаниями, и теперь вам предстоит вынести вердикт. Искренне надеюсь, что жюри не разделится на две равные группы, придерживающиеся противоположного мнения, ибо если в силу подобного разделения вердикт окажется подвешенным, я буду держать вас в соответствующем состоянии…— он кивнул Ирис, и перед публикой появилось изображение виселицы с двенадцать покачивающимися веревочными петлями, — …пока не дождусь решения, которое сможет вступить в законную силу

Присяжные, кроме Конпутера, разом сглотнули и кивнули, давая понять, что подвешенного вердикта не будет.

— Присяжные будут изолированы в совещательной комнате, — заключил Балломут и ударил судейским молотком. — Для остальных объявляется перерыв.

Присяжные, включая дублеров, удалились в отдельное помещение, а публика принялась горячо обсуждать позиции и доводы сторон. Однако прения завершились, и теперь судьба подсудимой решалась не в зале заседания, а за закрытыми дверями совещательной комнаты.

Метрия надеялась, что присяжные примут правильное решение.

Надеяться-то надеялась, но на половинке души у нее скребли невесть откуда взявшиеся кошки. Уверенности в осуществлении этой надежды ей явно недоставало.