Глава 7 Загадка таинственного корабля

«Незадолго до начала атаки цель изменила курс к правому борту… Мы слышали, как торпеда попала в цель: взрыва не последовало»

Корветтен-капитан Генрих Шух, командир U-105, 26 марта 1942 года

В 10:00 местного времени 25 марта U-123 находилась в 3303 милях от Лорана и в 325 милях от мыса Гаттерас. Поскольку сообщений об атаках от корветтен-капитана Мора на U-124 больше не поступало, капитан-лейтенант Хардеген обратил свое внимание на неудачника корветтен-капитана Шуха.

Тот находился примерно в сотне миль от U-123, примерно посредине линии, соединяющей Атлантик-Сити в Нью-Джерси и Бермуды. Хардеген рассматривал Шуха, как взломщика, и считал благоразумным помнить о его присутствии.[85]

А у корветтен-капитана Шуха проблемы не кончались. За последние двое суток ему пришлось дважды уточнять свое примерное положение в море сравнительно с данными обсервации[86], причем оба раза отклонение составляло от 12 до 18 миль и оба раза на север. Затем он в течение шести часов гнался за нейтральным судном, напрасно расходуя топливо из уже ограниченных запасов. Рано утром 25-го Шух начал торпедную атаку против крупного танкера. Залп из трех носовых аппаратов с расстояния 15 сотен метров оказался бесполезным — торпеды прошли мимо цели. Он развернулся и сделал залп двумя торпедами из кормовых аппаратов. И снова промах. Он перезарядил аппарат 1, вернулся и послал торпеду с расстояния 700 метров. Через 34 секунд торпеда ударила в корму в районе машинного отделения. Увидев, что танкер не тонет, Шух решил добить его «милосердным» ударом. В 00:18 он выпустил торпеду из аппарата 4 и наблюдал ее попадание в носовую часть. Танкер сообщил по радио свое местоположение. Это был полностью груженый британский танкер «Наррангасет» грузоподъемностью 10 389 тонн. Танкер загорелся и начал тонуть с дифферентом на нос.

Адмирал Дениц и его офицеры наверняка потребуют ответа от корветтен-капитана, как это он израсходовал на один танкер семь торпед. Спросят еще и за восьмичасовую погоню, учитывая малый запас топлива.

Несчастья Шуха продолжались. В 06:29 U-105 вошла в район, где «Наррангасет» был замечен впервые. Гидрофоны засекли шум винтов на пеленге 176°. Он повернул в эту сторону и в перископ увидел пароход средних размеров, идущий противолодочным зигзагом по среднему курсу 315° со скоростью 12 узлов. В течение восьми часов несчастный Шух в надводном положении преследовал судно, которое он не смог догнать.

Затем впередсмотрящий заметил мачты по пеленгу 348°. Расстроенный капитан воспрял духом. В бортовом журнале он так записал о своем решении: «Прекратил преследование первого парохода и намереваюсь атаковать другое грузовое судно, по отношению к которому у меня более выгодная позиция для стрельбы. Моему маневрированию дополнительно способствуют ветер и волны со стороны кормы. Цель идет зигзагом со скоростью 10 узлов».

В течение нескольких часов корветтен-капитан Шух преследовал новую цель. В 14:00 26 марта расчетные положения U-123 и U-105 находились на расстоянии двух часов хода. Но очевидно, что ни один из командиров не знал точного места другого. В это время капитан-лейтенант Хикс на «Кэролин» двигался курсом на юг и находился примерно в расчетной точке с 36°15′ северной широты и 70°00′ западной долготы. Капитан-лейтенант Легуен на «Эвелин» находился в 250 милях на норд-ост-ост. Радист «Эвелин» перехватил сигнал бедствия «Наррангасета», так что Легуен знал о нахождении, по крайней мере, одной подлодки в данном районе.

26 марта 1942 года произошло неафишируемое, но значительное событие в истории ВМС США. Когда были раскрыты и проанализированы отдельные смутные и редкие фрагменты зафиксированных фактов, начала раскрываться ирония свершившейся драмы.

Что в точности произошло и где именно, неизвестно, и написано о произошедшем немного. Хронология вероятностей, увязанная с действительными событиями, кое-что подсказала. Это повествование основано на том, как я смог представить себе все происшедшее. Потребовались немалые усилия, чтобы объединить в правдоподобное целое известные факты и вероятные события.

Несомненно, четверг 26 марта был чрезвычайным и судьбоносным днем для людей на борту таинственного корабля «Кэролин» и для командира, и всей команды германской подлодки U-123. Что касается офицеров и матросов «Кэролин», то об их доблести могли судить только они сами и Бог. Для командира U-123 этот день стал незабываемым в другом отношении: впервые он пережил первую потерю члена своей команды, впервые в его щите образовалась брешь. А у корветтен-капитана на U-105 роль в этом деле была более значительна, чем он мог себе представить. В отношении «Эвелин» ситуация была такова: ей предстояло находиться за кулисами сцены, на которой развертывалась драма и ждать своей реплики. Однако она прозвучала в другое время в другом месте — и в последнем акте.

В 17:03 в этот четверг наблюдатель на мостике U-123 заметил клубы дыма на траверзе левого борта. Хардегена вызвали на мостик. Они с фон Шрётером насчитали шесть или семь отдельных дымов и решили, что это, вероятно, конвой. Вскоре немцы убедились в том, что это все же одиночный пароход, идущий курсом 215°. Ветер менял направление с норд-вест-веста на норд и дул со скоростью 10 узлов. Он относил в сторону лодки клубы густого дыма. Расстояние до него было около 8 миль. Командир подлодки заподозрил было, что этот густой дым создается специально, но рассмотрев судно получше, убедился в том, что, исключая высокую надстройку сзади трубы, это обычный грузовой пароход средних размеров, грузоподъемностью около 3000 тонн. Ничего другого необычного в нем не было, и ничто не указывало на наличие вооружения. Хардеген подкорректировал свою скорость и курс, чтобы пристроиться сзади парохода. Он решил нанести торпедный удар из надводного положения по правому борту судна вскоре после того, как стемнеет, примерно через три часа. Однако в 18:00, по мере наступления темноты, цель стала двигаться зигзагом, и черный густой дым больше не шел из ее трубы. Хардеген изменил скорость и курс, чтобы сохранить свое положение относительно цели. Он было решил накрыть цель артиллерийским огнем, но потом — из-за возможного усиления волнения моря и темноты — вернулся к прежнему плану. Тем временем корветтен-капитан Генрих Шух на U-105, также находившийся в этом районе, занимался преследованием неопознанного парохода, идущего зигзагом по среднему курсу 135°. Корветтен-капитан Шух находился впереди цели, ветер средней силы и волнение были со стороны кормы. Он собирался сблизиться с целью на расстояние до 2000 метров прежде, чем начать атаку.

Примерно в 18:00 матрос второго класса Роберт Е. Белл, наблюдатель на левом крыле мостика на «Кэролин», доложил об обнаружении в море какого-то объекта со стороны левого борта. Лейтенант Леонард Даффи был дежурным вахтенным офицером и немедленно отреагировал на донесение Белла. Даффи рассмотрел объект в бинокль, и у него не появилось ни малейшего сомнения, что это подводная лодка, преследующая «Кэролин» на поверхности воды. Он срочно отправил вестового вызвать на мостик командира. Хикс и Даффи согласились, что это — подводная лодка и что она находится на расстоянии примерно 6000 ярдов или около 3 миль. Хикс после изучения идущей лодки решил, что она несомненно преследует корабль, но дожидается темноты, чтобы сблизиться примерно до тысячи ярдов прежде, чем нанести удар. Он надеялся, что она останется на поверхности и будет продолжать движение, пока не станет совсем темно. По приказу Хикса Даффи через вестового и по телефону распорядился личному составу занять боевые посты.[87]

Через несколько минут все были на местах. По всему кораблю в ключевых точках были распределены наблюдатели с телефонами: в машинном отделении возле лейтенанта Беккета; у аварийной команды в столовой — возле старшего кузнеца Эрба Макколла; еще один наблюдатель рядом с лейтенантом Деккелмэном возле 4-дюймовых орудий; на корме — возле канонира первого класса Джорджа Смита, ответственного за глубинные бомбы и пулеметы; старший писарь Дэниэл Космидер — на мостике рядом с командиром Хиксом. Хикс время от времени обращался по телефону к личному составу, он объяснял ситуацию и предупреждал: идет игра на выжидание, поэтому пока отдыхайте, но будьте готовы среагировать на команды.

Чтобы спровоцировать атаку до наступления темноты, теоретически вероятно, что Хикс перешел на укороченный зигзаг и постепенно уменьшил скорость хода с 9 до 7 узлов. Подлодка продолжала идти следом. Хикс находился в закрытой надстройке на мостике и ждал. Как и Легуен, он предпочел бы артиллерийскую дуэль при дневном свете, чтобы приманка могла использовать свое превосходство в мощи артиллерийского огня. Но командир подлодки не схватил наживку в виде уменьшенного до 6 узлов хода. Терпеливый подводник крепился еще два долгих часа. Затем в 20:05 Хардеген увеличил скорость, чтобы сблизиться с целью. Он приказал вахтенному офицеру фон Шрётеру приблизиться на семьсот метров до цели и произвести выстрел из аппарата 2. С этого расстояния была выпущена электрическая торпеда G7. Хардеген ожидал быстрого и легкого конца цели и вызвал на мостик мичмана Хёлцера посмотреть, как утонет пароход. На мостике находилось, таким образом, три офицера и двое наблюдателей. Торпеда была выпущена в 20:37.[88]

Лейтенант Деккелмэн, находившийся в «домике», закрывавшем два 4-дюймовых орудия на корме, смотрел в бинокль. Он неотрывно наблюдал за темной черно-серой рубкой подлодки и за полосой светлой воды, которую разрезал нос лодки. Он первым заметил фосфоресцирующий след торпеды, которая шла не глубже 9 футов от поверхности Атлантики. Он сообщил об этом на мостик. Хикс объявил об этом Даффи, стоявшему рядом с наблюдателем на левом крыле мостика. Даффи видел, как след торпеды двигается прямо в точку на ватерлинии, выше которой он стоял. После краткого оцепенения он инстинктивно бросился бежать прочь от борта. Сделав три шага, он остановился, затем вернулся, схватил наблюдателя Белла, который был зачарован зрелищем серебристо-зеленого следа, мчащегося к ним. Они не успели сбежать с мостика, как торпеда ударила в борт чуть впереди надстройки. Хикс увидел, как перед ним взметнулся фонтан воды, одновременно в воздух взлетел парусиновый чехол, накрывавший крышку люка трюма 2, и сама крышка люка. Затем последовала яркая вспышка и наружу выбросило расщепленные бревна из трюма. Окна рубки с левого борта разлетелись от сильного взрыва. Хикс не обратил внимания на оглушающий грохот взрыва и взрывную волну, сбившую его с ног. Затем на мостик обрушился столб воды, сквозь ее поток Хикс не смог увидеть Даффи и Белла. Их там не было. Да и крыло мостика, где они стояли, уже не существовало. Хикс не стал беспокоиться о дыме, поднимавшемся из зиявшего люка трюма, и не понимал, что истекает кровью и тело его немеет. Он повернулся к старшине Дэну Космидеру и попросил узнать по телефону о потерях.

Хиксу быстро было доложено, что ущерб большой, но корабль «Этик» может продолжать бой. Деккелмэн сообщил, что палуба под орудием в носовой части по левому борту выпучена вверх и орудие невозможно использовать, разве что в случае крайней нужды. Он доложил также, что лодка повернула в сторону правого борта и медленно отходит кормой вперед, находясь на расстоянии 300–400 ярдов. Беккет передал, что машинное отделение выдержало сильный удар. Он хотел бы остановить машину. Котлы он уже осмотрел, беспокоясь о возможных утечках пара и выпавших кирпичах из обмуровки, но все было в порядке. Старшина Макколл сообщил о сильном повреждении в районе левого борта поперечной переборки между трюмами 2 и 3. Из-за бревен в трюмах он не мог заделать пробоину. Бревна в трюме 2 горели, но их можно было потушить. Канонир Джордж Смит сообщил, что на корме пострадавших нет.

Хикс сам связался с офицером-радистом, взяв для этого телефон у Космидера, и приказал мичману Леонарду передать стандартный сигнал SSS («обнаружена подлодка». — Прим. авт.) и сигнал бедствия, указав свое местоположение, и сообщить, что на корабле небольшой пожар в носовой части. Сообщение было передано на частоте 500 кГц в 00:55 по Гринвичскому времени. Хикс либо не чувствовал, что слабеет, либо решил игнорировать это. Он перешел на правое крыло мостика и приказал рулевому, квартермейстеру первого класса Рою Бэрджессу поворачивать понемногу направо, а по телефону, все еще висящему у него на груди, передал Деккелмэну, что приказал готовиться покинуть корабль и поворачивает направо, а ему приказывает сбросить камуфляж и открыть огонь, как только орудия повернутся в сторону подлодки. Командир сказал Деккелмэну несколько подбадривающих слов и просил считать каждый выстрел.[89]

Старшина сигнальщиков Роберт Темт поднял флаг США и вымпел нахождения в строю. Деккелмэн передал указание командирам кормовых орудий Рэю Робертсу и Джорджу Кайзеру и Джорджу Смиту у крупнокалиберных пулеметов. Помощник канонира третьего класса Чарлз де Витт, стоявший за пулеметом, первым открыл огонь — он начал обстреливать трассирующими и обычными пулями рубку и орудия на палубе лодки. Как только подлодка и «Этик» оказались на параллельных курсах, началась стрельба из орудий.

После первых же залпов резкая смена темноты и вспышек света и белого дыма буквально ослепили наводчиков. Находясь на расстоянии трех-четырех сотен ярдов, Хикс установил взрыватели глубинных бомб на 30 футов, снял защитные крышки, приказал отойти людям от бомбометов и метнул три бомбы по триста фунтов в сторону лодки. Лодка резко легла право на борт и, все еще на поверхности, рванулась прочь курсом, перпендикулярным курсу «Этика». Деккелмэн приказал прекратить огонь и сообщил Хиксу, что лодка исчезла из поля видимости. Хикс приказал слабеющим, но решительным голосом продолжать стрельбу в то место, где находилась лодка, и в то место, где она могла бы теперь находиться. Хикс резонно решил, что командир подлодки, если только не пострадал серьезно, вернется для простого и завершающего удара по уже медленно тонущему судну. Он поручил мичману Леонарду передать еще одно сообщение с «Кэролин» с просьбой о помощи, хотя и знал, что никто, кроме «Эстериона», на помощь придти не сможет. Эдвин Леонард подтвердил получение приказа и, увидев, что командир теряет сознание, послал за санитарами.[90]

Старшина-санитар Ричард Ротс поднял на руки находящегося в бессознательном состоянии. Пульс у командира был настолько слаб, что Ротс не был уверен, что чувствует его, но командир еще дышал. Брюки его были пропитаны кровью, она стекала ему в ботинки. Санитар второго класса Форрест Бэйли держал фонарь, в то время, как Ротс искал кровоточащую рану: она оказалась на животе, и только благодаря туго накаченному надувному спасательному поясу, который был надет Хиксом, он еще пока был жив. Теперь прекратилось дыхание, остановилось сердце — крови, которую оно могло бы перекачивать, не осталось. Командир отдал свой последний приказ. Ротс поискал старшего помощника Даффи — ему сказали, что он смыт за борт. Ротс снял телефон с шеи Хикса и передал его старшине Космидеру. Старшина сообщил лейтенанту Деккелмэну, что командир и первый помощник мертвы.

Лейтенант Деккелмэн произвел еще восемь или девять выстрелов в то место, где могла находиться лодка, и после этого приказал прекратить огонь. Глубинные бомбы взорвались, но вряд ли достаточно близко к лодке, чтобы повредить ей. Деккелмэн вызвал мостик, но не получил ответа — и теперь он понял, почему. Он стал подниматься на мостик, чтобы принять командование. А Ротс и Бэйли унесли тело Хикса в его каюту, которая оказалась разрушенной в результате взрыва торпеды. Они поместили тело на матрас на палубе, потому что передняя и задняя переборки каюты были снесены прочь вместе с левым крылом ходового мостика, расположенного выше. Каюта, таким образом, уже не существовала. Положив тело, санитары закрыли дверь и отправились помогать раненым. Мертвых можно было похоронить позднее.

Лейтенант Дэниэл Деккелмэн оказался в новой и важной роли. Он, поднявшись на мостик, тут же приказал найти второго лейтенанта Эда Джойса, который на нижней палубе в центре живучести инструктировал личный состав, как ему вести себя, когда поступит команда покинуть судно. Он взял телефон у Космидера и вызвал в машинном отделении лейтенанта Беккета. Деккелмэн сообщил ему о гибели Хикса и Даффи, и что он принял командование на себя. Беккет доложил, что в машинном отделении серьезные проблемы: был поврежден один котел, и главная машина нуждается в остановке для охлаждения греющегося подшипника. Не менее серьезным был прорыв переборки между котельным отделением и трюмом 3. Если воду не остановить, то она затопит все отделение. «Френчи» Куелетт и группа борьбы за живучесть пытались загородить брешь, чтобы уменьшить протечку. Беккет сказал, что хотел бы остановить главную машину минут на пятнадцать-двадцать.

Деккелмэн согласился. Медленное движение вперед дало бы некоторый выигрыш времени, но ускорило бы затопление судна. Гидроакустическое оборудование судна было разрушено, определить местоположение погрузившейся лодки было невозможно. «Этик» кренился на левый борт, и носовая часть корпуса постепенно погружалась в воду, которая уже достигла настила палубы. Было над чем поразмыслить. На мостик поднялся второй лейтенант Эд Джойс, которого, казалось, не удивил масштаб разрушений. Деккелмэн кратко информировал его о состоянии дел. Если подлодка серьезно не повреждена, она может вернуться, или же немцы могут решить, что игра выиграна и можно покинуть сцену. Знать наверняка, вернется ли лодка, Деккелмэн не мог, но предполагал, что возможна еще одна атака, даже торпедная. Деккелмэн приказал Джойсу подсчитать потери личного состава и как можно полнее определить степень повреждений. Он приказал также группе в спасательных шлюпках находиться поблизости корабля, чтобы примерно через час поднять людей на борт. Джойс отправился по делам. А Деккелмэн мысленно объявил себе, что «время вышло». Требовалось подумать — о мерах и контрмерах, об инициативах и защите.

Приманка стала новым и неожиданным опытом для капитан-летенанта Хардегена и команды U-123. Хитроумный командир подводной лодки попался в смертельно опасную ловушку. Его самого и его команду от верной гибели спасли его тонкий расчет, терпение и большое везение. Он запланировал свою атаку с использованием преимущества, которое давала темнота, и должен был набраться терпения ждать несколько часов, чтобы выиграть игру. Темнота была его союзником. Хотя он шел за «Этиком» три с половиной часа, для своего следующего хода он дождался наступления ночи. Хардеген так описал подробности атаки и контратаки в своем вахтенном журнале:

Луна скрылась за плотным слоем облаков. В 02:37 среднеевропейского времени (20:37 местного) я выпустил торпеду из аппарата 2 с расстояния 650 метров. Она попала в районе переднего края ходового мостика. Я предположил, что судно должно затонуть вскоре из-за того, что оно само имело скорость 10 узлов. Оно начало крениться на левый борт и тонуть с дифферентом на нос. По радио оно сообщило свое название — «Кэролин» — и координаты местоположения. Дул северный ветер, небо было затянуто тучами. Волнение моря — 2–3 балла (от слабого до умеренного), качка незначительная.

После торпедного удара я повернул направо, обходя судно вокруг кормы. На воду спускали спасательную шлюпку, вторая готовилась на своих шлюп-балках. Все пока выглядело нормально и не вызывало подозрений. Теперь я решил, что судно начало подруливать, потому что расстояние стало вдруг сокращаться. Я принял еще правее, но судно продолжало поворот тоже. Курсовой угол его составил 90°. Я взял вправо на борт, и в этот момент вдруг все крышки и брезенты отвалились, и с судна начался огонь по крайней мере из одного артиллерийского орудия и двух пулеметов. К счастью, орудие дало сначала недолет, затем перелет и затем в стороны. А двухсантиметровые пули ударили по мостику из пулеметов и неприятно засвистели возле наших голов.

Я вовремя ушел полным ходом. Дым от двигателей частично скрывал нас. Я видал, как большие куски летели в воздух. Вскоре сильные взрывы сотрясли лодку. Я заподозрил торпедный удар. Немедленно задраили все переборки. Затем я увидел высокий столб воды и понял, что это глубинные бомбы.

Я попался! Обдурили, как зеленого новичка! Я попался в ловушку сильно вооруженному судну! Первой же пулеметной очередью был ранен мичман Хёлцер. Втащить его через люк рубки было трудно. Из-за этого, а также многих попаданий в обшивку рубки и близких взрывов глубинных бомб я не мог пойти на срочное погружение. Мне надо было убедиться в отсутствии течи. Тем временем мы вышли из зоны поражения и судно прекратило обстрел. Проверка низким давлением воздуха показала герметичность лодки.

Хёлцер оказался единственным из пострадавших. Нам удивительно, просто неслыханно повезло. На следующий день я насчитал только в мостике восемь пробоин.

После выхода из зоны поражения артиллерийским огнем я спустился на нижнюю палубу. Я увидел, что состояние мичмана Хёлцера безнадежно. Очевидно, двухсантиметровая разрывная пуля попала в правую голень и оторвала почти весь мускул. Я не мог определить, насколько раздроблена кость. Нога держалась только на кусочках кожи. Мы, как могли, наложили жгут и обернули рану полотенцем. Но наших мер первой помощи было явно недостаточно. Я понимал, что если бы у меня на борту был доктор, при такой ране он и в нормальных условиях не смог бы помочь.

Поскольку мы находились за много миль до ближайшего нейтрального порта, я решил по возможности облегчить состояние раненого инъекцией большой дозы морфия. Сам Хёльцер вел себя мужественно. Через час после ранения он был еще в сознании. Он не жаловался и сказал мне, что испытывает сильную боль только после моего вопроса об этом. Он потерял сознание около полуночи.

Командир отвел лодку на перископной глубине на безопасное расстояние от израненной «Кэролин», приказав фон Шрётеру следить за целью. Он не знал, сбежит ли приманка или останется продолжить бой. Затем он задумался над тем, что если у нее есть гидролокатор, она может пуститься в погоню за ним, но ее скорости недостаточно, чтобы догнать лодку. Еще одного шанса ей оставить нельзя. И он приказал фон Шрётеру, своему первому вахтенному офицеру, подготовить к подводной стрельбе аппарат 1, продолжая наблюдать за целью, пока он не вернется в рубку. Были у него дела и внизу.

На нижней палубе среди личного состава шел спор. Наиболее шумная часть команды, в том числе кое-кто из младших офицеров, утверждала, что тактика ловушек — подлая, что эту надо утопить без снисхождения, а весь личный состав расстрелять. Меньшая часть склонялась к тому, что у современной войны на море правил немного и честность к ним не относится. Появление командира остановило дебаты. Он покинул собрание, оставив ему для обдумывания вопрос: «А что, создавать опасность для подлодки с помощью приманки менее честно, чем топить невооруженные торговые суда?»

В 20:44, через 7 минут после торпедного удара Хардегена по «Кэролин», корветтен-капитан Шух на U-105 начал свою атаку на грузовое судно водоизмещением 3000–4000 тонн. В 20:56 он выпустил торпеду с расстояния пятнадцати сотен метров и две минуты спустя — еще одну с расстояния 1000 метров. Корветтен-капитан так описал это в своем вахтенном журнале:

Незадолго до атаки цель изменила курс право на борт. Поэтому угол огня получился очень большим. Мы слышали, как торпеда ударила в судно. Взрыва не последовало. Неисправность взрывателя? С мостика был видел крен судна на левый борт. Я решил выпустить еще одну торпеду, несмотря на то, что угол был очень большим. С расстояния примерно в 1000 метров я выстрелил из аппарата 2 в 02:58 среднеевропейского времени (20:58 местного). Вторая торпеда ничего не изменила, вероятно, промах. В 03:06 (31:06 местного времени) я сделал разворот, чтобы начать новую атаку, но по курсу 174° обнаружилась новая цель, показавшаяся танкером. Я решил атаковать танкер, как более привлекательную цель. Курс его 40 градусов, скорость 9,5 узлов.[91]

Итак, корветтен-капитан Шух покинул сцену. Об этой атаке он больше ничего не записал, так же как не дал дополнительного описания цели. Могла ли это быть «Кэролин»/«Этик», которую он атаковал в точке около 270 миль восточнее Нэгс Хэд, Северная Каролина, и в 320 милях южнее острова Нантакет, Массачусетс? Очевидные свидетельства подтверждают это предположение. Ведь он был в районе, точку вблизи которого Хардеген указывает как место своей торпедной атаки. Точное местоположение лодки Шуха было неизвестно, оно определялось методом счисления, который не дает точного результата. Карта движения, приложенная к вахтенному журналу Шуха, отчетливо показывает множество уточнений местоположения, что в целом подтверждает действительное положение лодки несколько севернее, сравнительно с тем, которое считал Шух.

На основании этого можно полагать, что U-105 могла находиться поблизости от «Этика» во время первоначальной атаки Хардегена. И если это так, мог ли об этом знать Хардеген? Мог и не знать, ведь у него была другая забота — потенциально смертельно опасное судно-ловушка. Его сближение с ним и первая торпедная атака происходили в надводном положении, и гидроакустический пост был не задействован, следовательно, слышать U-105 он не мог. Знал ли корветтен-капитан Шух о U-123 в этом районе? Вероятно, нет, ведь он был занят преследованием цели и пусками торпед. Более того, от цели он находился дальше и, возможно, по другую сторону судна относительно U-123. Слышал ли он, как U-123 ударила по «Кэролин»/«Этику» за девятнадцать минут до того, как начал атаку он на ту же самую цель? Очевидно, что нет. Хардеген отмечал, что взрыв был приглушенный. Это вполне объяснимо — звук мог быть частично ослаблен бревнами, находившимися в носовых трюмах «Кэролин». Шух мог не увидеть и столба воды от взрыва — с расстояния более двух тысяч метров в темноте ночи. Но остается тайной, почему Шух не услышал взрывов глубинных бомб «Этика».

Через 19 минут после первого попадания Хардегена Шух выпустил в цель свою торпеду. Он слышал, как она попала в корабль, но не слышал взрыва. Он заметил, что «пароход кренится на левый борт». Он также отметил, что «незадолго до атаки цель изменила курс в сторону правого борта». Хардеген тоже записал, что «Кэролин» после того, как в 20:57 его торпеда поразила судно, изменила курс в сторону правого борта, имея крен на левый борт. Совпадение? Уж очень маловероятно одновременное нахождение двух разных грузовых судов по 3000 тонн, идущих одним и тем же главным курсом, делающих поворот направо и имеющих крен на левый борт.[92]

На борту «Этика»/«Кэролин» создалась атмосфера некоторого затишья. Прошло 23 минуты с начала торпедной атаки. У лейтенанта Деккелмэна было немного времени, чтобы освоиться с огромной ответственностью, которая теперь легла на него. Надо было разобраться с первоочередными делами. Вначале надо было оказать помощь раненым. Второе, что надо было сделать — сохранить состояние боевой готовности. Третье — удержать «Этик» на плаву, если это вообще возможно. И четвертое — сохранить технические средства, обеспечивающие электроэнергию, пресную воду и тепло. Все эти дела были важными.

На мостик вернулся лейтенант Эд Джойс с оценкой ситуации в низах. Он начал с приблизительного подсчета убитых, раненых и пропавших без вести. Затем рассказал о повреждениях: они были значительны со стороны левого борта в районе трюма 2. Трюм 3 также наполнялся водой. Торпеда попала в борт прямо под столовой, и большинство жертв было именно среди людей, находившихся на этой палубе со стороны левого борта. Пулемет в носовой части на левом борту, исчез, также и обслуживавшие его два человека. Пулемет на правом борту уцелел и был исправен, хотя и был сорван со своего складного кронштейна. Носовое орудие левого борта вышло из строя. Основание его было сорвано и сдвинулось вверх. Передняя переборка, отделяющая котельное и машинное отделения от трюма 3, имела протечку воды. Группа борьбы за живучесть пыталась устранить ее. Основные пробоины были заделаны. Джойс рекомендовал спасательные шлюпки с людьми вернуть на борт. Деккелмэн согласился.

Затем он обернулся к наблюдателю — старшине Космидеру и попросил вызвать на мостик мичмана Леонарда. Декклмэн заметил, что у старшины окровавлено лицо, и спросил, все ли с ним в порядке. Космидер ответил утвердительно и объяснил, что в лицо ему попали осколки стекла от разлетевшихся при взрыве торпеды окон рубки. Мичман Леонард находился в помещении, радиорубке, рядом с мостиком и тут же явился на вызов. Деккелмэн приказал Леонарду передать сообщение SSS SOS: «атака подлодки в надводном положении, значительные повреждения, дифферент на нос, но корабль не тонет, требуется медицинская помощь». По мысли Деккелмэна, это короткое сообщение должно было побудить командира лодки всплыть вновь, чтобы потопить судно артиллерийским огнем. Деккелмэн полагал, что командир, конечно, сглупит, если схватит эту наживку, но по обстоятельствам он все же ее подкинул. После этого Деккелмэн снова обратился к Дэну Космидеру с указанием вызвать на мостик лейтенанта Беккета.

Через три минуты Хэл Беккет поднялся на мостик и доложил, что котлы еще действуют, но его беспокоит, что из-за сильного дифферента на нос винты будут впустую вращаться в воздухе. Беккет подтвердил, что понадобились большие усилия, чтобы укрепить переборку перед котлом, не допуская ее прорыва. Френчи Куеллет и его группа борьбы за живучесть упорно работали, не допуская затопления котельного отделения. В противном случае корабль остался бы без освещения! Деккелмэн предложил оставить в машинном отделении минимальное число людей. Беккет сказал, что если потребуется, он сам будет находиться там.

Затем Деккелмэн обратил свое внимание на артиллерию и велел старшине Космидеру вызвать на мостик канонира Дона Тэйлора. Канонир первого класса Дон Тэйлор был унтер-офицером такого типа, которого любой артиллерийский командир хотел бы иметь в своем подчинении. Он хорошо знал вооружение. Он мог выполнять любую обязанность при орудии. Он не терпел оставленных без смазки масленок, не допускал ни пыли, ни грязи. Затвор, ствол, прицельный механизм его орудия должны были быть в безукоризненном состоянии и смазаны именно так, как это положено, должным количеством масла или защитной смазки. Его подносчики снарядов были приучены относиться к каждому предмету материальной части, как к ребенку. В его ведении были и глубинные бомбы. Деккелмэн сообщил Тэйлору, что теперь он стал старшим артиллерийским офицером. Он поделился соображениями о том, что командир подлодки теперь уже знает, что «Этик» — ловушка. Камуфляж надо убрать, и у орудий должен находиться личный состав. Очевидно, что у судна значительный крен на левый борт и дифферент на нос. Ствол орудия правого борта требуется поднять под углом 45°, чтобы можно было навести его на цель, но можно ли стволы орудий левого борта опустить достаточно низко, чтобы нацелить их на цель, находящуюся на поверхности воды на близком расстоянии? Это возможно, только если корабль накренится направо при повороте. Деккелмэн предложил Тэйлору потренировать наводчиков. Другой заботой Деккелмэна были глубинные бомбы. Он не думал, что они потребуются снова, поэтому он хотел бы убедиться, что на каждом взрывателе указатель поставлен на «SAFE» и защитные крышки ввернуты. Он не хотел, чтобы бомбы взорвались, если корабль затонет. Деккелмэн убедился, что Тэйлор понял его указания.

Старшина кузнецов Эрб Макколл находился возле открытого люка грузового трюма, когда ударила торпеда с U-123. Он спустился по трапу трюма, с кислородной маской на лице и с фонарем в руке. Многие бревна были выброшены через левую сторону трюма, другие выплывали наружу по мере заполнения разорванного до самой верхней палубы трюма водой. Некоторые бревна у левого борта еще дымились, но вода вскоре должна была их погасить. Пробоина в борту была длиной не менее 30 футов. Макколл, посветив фонарем вокруг, осмотрелся, чтобы оценить объем разрушений для доклада на мостике. И тут он увидел это. Сначала он не поверил глазам. Затем всмотрелся, разглядывая незнакомый предмет с расстояния около двадцати пяти футов.

— Торпеда, — подумал он и произнес это вслух громко, хотя знал, что его не услышит никто, но он должен был сказать это вслух, чтобы убедить самого себя.

Среди бревен у левого борта, частично скрытый ими, лежал длинный цилиндрический объект с гребными винтами.

— Езус, — сказал он себе, — этого не может быть! Она боевая? Она не взорвалась! Слава богу!

Его группа борьбы за живучесть ждала его наверху. Он ничего не сказал о находке, отправив людей в столовую, чтобы заняться подготовкой к погребению погибших. Здесь Эдвин Дана уже собирал личные номера и составлял списки погибших и пропавших без вести. Макколл поднялся на мостик, чтобы доложить о торпеде. Деккелмэн внимательно и спокойно выслушал его. Он согласился с тем, что это должно быть, действительно невзорвавшаяся торпеда, что же еще? Он решил, что лодка залпом выпустила две торпеды, и вторая, очевидно, с неисправным взрывателем, успокоилась среди бревен. Пока что она опасности не представляла.

В 20:53 две радиостанции восточного побережья приняли первое сообщение от «Кэролин». Обе они — в Манаскване, штат Нью-Джерси и Фэйр Айленд, Нью-Йорк, переправили это сообщение в Нью-Йоркский район Береговой Охраны и в общий коммуникационный центр Командующего Третьим Военно-морским Районом и Командующего Охраной Восточной Морской Границы, в 20:57. Обе станции взяли пеленг на сигнал «Этика»/«Кэролин», но расстояние было слишком велико для точного определения места, и они лишь нашли, что место передачи находилось примерно в 300 милях восточнее Норфолка, Вирджиния. Второе сообщение «Кэролин», с временем передачи, указанным, как «00:55 GMT» (по Гринвичу. Прим. авт.) или 20:55 местного, также было зафиксировано двумя береговыми станциями в 21:32 и морской радиостанцией в Сэрфсайде, Массачусетс, в 21:34. Снова были взяты пеленги и снова расхождения были слишком велики, чтобы можно было определить точное местоположение. Второе сообщение пришло в центр связи Охраны Восточной Границы в 21:34. Тридцатисемиминутная разница между временем, указанным «Кэролин» — 00:55 GMT — и временем, в которое это сообщение приняли радиостанции, могла быть вызвана неразберихой на борту судна после торпедного удара.

Но в обоих случаях Охрана Восточной Границы (ОВГ — Прим. авт.) оказалась глуха к этим сообщениям. В «Военном дневнике ОВГ» отмечено: «На телеграмму от парохода «Кэролин» никаких немедленных действий не последовало». Подумаешь, еще одно торговое судно![93]

«Эстерион»/«Эвелин» принял сообщение SSS SOS Хикса в 21:25. Легуен тут же изменил курс. Он сообщил офицерам, что у «Этика» произошел контакт с подводной лодкой и он отправляется в указанное место.

U-123 оставалась в погруженном состоянии после своего спешного бегства от контратаки приманки. Хардеген держал лодку на достаточном расстоянии от противника — так, чтобы можно было следить за «Кэролин», и в то же время суметь успеть отреагировать на какие-то «фокусы» приманки. В 22:00 фон Шрётер, поглядывавший на судно в перископ, сообщил «герру Ка-Лою» (Ка-Лой уважительная сокращенная форма «Капитан-лейтенант» — Прим. авт.), что корабль-ловушка не тонет:

— Кажется, что у нее груз, придающий плавучесть. Корабль остановился, и команда снова поднялась на борт.

Хардеген ответил:

— На этот раз я решил атаковать из подводного положения.

Он снова взял на себя управление лодкой и подготовил к пуску аппарат 1. Он развернул U-123 так, чтобы пеленг на цель составлял бы 0°, и угол стрельбы тоже 0°: таким образом, он целился прямо в правый борт внешне безжизненной «Кэролин». В 20:30[94] 26 марта 1942 года с расстояния 500 метров Хардеген выпустил торпеду G7e с номером 21921 для выстрела в упор в машинное отделение «Кэролин». Через 24 секунды «угорь» достиг своей цели.[95]

На борту «Кэролин» его не видели. При 90-процентной облачности лунного света для обнаружения перископа было недостаточно. U-123 шла осторожным 3-узловым ходом, при котором след от перископа был едва различим. Электрическая торпеда G7e на скорости 30 узлов ударила в машинное отделение. Взрыв одиннадцати сотен фунтов сильного взрывчатого вещества нанес мгновенный смертельный удар по всем, кто был в этом закрытом помещении: это были лейтенант Беккет и его машинная команда, Френчи Куеллет и его группа борьбы за живучесть. Взрыв снес верхнюю палубу со стороны левого борта над точкой удара, убив и ранив многих людей из личного состава артиллеристов и повредив при этом второе орудие. Деккелмэн был поражен, но не удивился. Он ожидал второго торпедного удара, но не так скоро. Он надеялся продолжить бой, хотя и знал, что ни один разумный командир подлодки не примет вызов к бою, если у него не закончились торпеды. Хардеген был разумен, и торпеды у него были.

Очередных сообщений о разрушениях Дэну Деккелмэну не требовалось. Находясь на мостике, он почувствовал взрыв и видел желто-оранжевую вспышку со стороны правого плеча. Он слушал, как сыпались обломки на крышу штурманской и ходовой рубок у него над головой. Он подумал, что поток воды, ринувшийся сверху, никогда не закончится. Потребовалось несколько минут, чтобы глаза снова приспособились к темноте, и он удивился тому, как хорошо он стал видеть. Он начал обшаривать взглядом поверхность воды со стороны правого борта, надеясь, что подлодка всплывет. Затем его охватило беспокойство по поводу увеличения дифферента судна на нос. Он подумал, не будет ли «Кэролин» тонуть, или же бревна, как это и предполагалось, придадут ей достаточно плавучести, чтобы она оставалась на плаву, даже если она будет частично затоплена. Он подумал, можно ли будет использовать орудия, если вода будет на уровне верхней палубы? О дальнейшем думать не хотелось, но ситуация требовала уделить этому все внимание.

Лейтенант Деккелмэн не собирался бросать корабль. У него было две возможности: бороться или отступить. Его не учили отступать. Пока у него есть орудия и несколько боеспособных людей, он будет биться.

Из тьмы появился Эдвин Леонард и доложил, что радиосвязи больше нет, даже запасная батарейная рация не работает.

О своем появлении доложил Эд Джойс и сообщил, что по одному орудию с каждого борта имеет личный состав и готово к бою, и что оба пулемета исправны; жилое помещение в носовой части и жилая палуба заливаются водой. Деккелмэн поблагодарил его и велел проверить спасательные плотики и распределить все, кто не занят на вахтах по двум оставшимся шлюпкам, приказав им находиться вблизи корабля, чтобы принять на борт оставшихся, если корабль пойдет ко дну. Джойс ушел.

На темном полуразрушенном мостике стояла тишина. Никто не произносил ни слова. Леонард, Космидер, Бэрджесс и Деккелмэн молчали. Из штурманской рубки на мостик проникал слабый свет — это старшина рулевых, квартермейстер Джон Далтон при свете фонаря вел ходовой журнал, многократно проверяя счисленное местоположение. Пока подавалась энергия, он в радиорубке ждал на частоте 500 килогерц сообщений береговых радиостанций, которые могли дать пеленг на последней своей передаче. Затем Далтон присоединился к группе. Мичман Леонард прервал тишину риторическим вопросом: сколько бедствий еще сможет выдержать судно? Он знал, что ответа у Деккелмэна на этот вопрос нет, как ни у кого другого. Все понимали, что старушка и так выдержала столь много лишений, чего невозможно было представить. Палуба была покрыта водой до самой передней настройки, и гребные винты торчали над водой. Деккелмэн, вероятно, намеревался находиться на судне, пока оно на плаву, резонно считая, что уцелевшие будут здесь в большей безопасности, чем в шлюпках и на плотиках в бушующем море. Он рискует получить еще один торпедный удар. Все его беспокойство сосредоточилось на орудиях и их расчетах. И все это беспокойство прекратилось в 23:50 в четверг 26 марта 1942 года. Все рухнуло мгновенно и полностью, и что произошло на самом деле — осталось тайной.

Капитан-лейтенант Хардеген был встревоженным свидетелем последних мгновений судна-приманки. Он продолжал держать U-123 в погруженном состоянии после своего «удара милосердия» в 22:30, затем отошел от «Кэролин» примерно на 2000 метров. Удар его второго «угря», однако, не стал добивающим жертву «ударом милосердия» — «Кэролин» оставалась на плаву еще целых восемьдесят минут. Он видел в перископ, как команда снова стала пересаживаться в спасательные шлюпки. Он видел, как носовая надстройка ушла глубже в воду и теперь вода подходила к основанию надстройки посредине судна. Было заметно, что крен на левый борт увеличился. Со стороны кормы были видны в воздухе над водой гребные винты. В 23:27 U-123 всплыла, все еще находясь на безопасном расстоянии, ее стройная рубка черно-серого цвета пряталась в темноте безлунной ночи. Хардеген записал следующее:

«Пароход выглядел точно так, каким я его видел при наблюдении в перископ».

В 23:50 Хардеген был свидетелем гибели парохода «Кэролин»/корабля ВМС США «Этик». Позднее он записал свои наблюдения в вахтенный журнал:

«27 марта 1942. 05:50 среднеевропейского времени. Произошел сильный взрыв — либо котлы, либо глубинные бомбы, либо боезапас. Больше я этого судна не видел. Не видел и обломков».

Хардеген вспомнил три отчетливых взрыва, произошедших в течение часа и двадцати минут после того, как он выпустил вторую торпеду. За двадцать минут до этих необъяснимых взрывов, он видел «Кэролин» на плаву в том же состоянии — носовая надстройка под водой, вода подступает к надстройке в средней части, винт торчит над водой — так она выглядела после его второго торпедного удара. Очевидно, что она не тонула, или же скорость погружения при наблюдения издалека — была незначительной. Он подозревал, что это взорвались котлы, глубинные бомбы или артиллерийский боезапас.

Это не могли быть котлы, потому что они были уничтожены второй торпедой час назад. Не могли это быть и снарядные погреба, потому что на «Этике» их не было. Снаряды хранились прямо возле орудий в шкафах. Они не могли сдетонировать один или три раза, так же как не могли сами взорваться глубинные бомбы.

* * *

Глубинные бомбы сконструированы с расчетом обеспечения безопасности при их хранении. Они взрываются действием гидростатического взрывателя. Глубинные бомбы на «Этике» находились в режиме безопасного хранения на полках или будучи загруженными в бомбосбрасыватели. По Хардегену, корабль находился на плаву во время трех происшедших друг за другом через краткие промежутки времени взрывов: таким образом, при поднятой над водой корме в высоко расположенные на ней бомбы вода попасть не могла и гидростатические взрыватели не сработали бы. Возможное объяснение — закапризничавшая торпеда в трюме 2. Предположительно почти израсходовавшая свой ресурс движения эта торпеда смогла проникнуть в пробоину корпуса «Кэролин», сделанную первой торпедой от U-123, и там остановиться среди раскиданных бревен, не задевающих, однако, взрыватель. Источником этой торпеды могла стать U-105. Корветтен-капитан Шух на U-105 записал, что выпустил две торпеды — в 20:56 и в 20:58. Одна из них ударила в левый борт и не взорвалась, вторая прошла мимо. Это произошло через девятнадцать минут после торпедного удара Хардегена. Есть резон в предположении, что увеличение дифферента на нос или качка от волн приведи к перемещению торпеды или бревен, в результате чего взрыватель был задет и сработал.

Дальше события могли развиваться в такой последовательности: взорвавшаяся торпеда оторвала кормовую часть по люку трюма 3 или возле него, она взлетела в воздух, затем рухнула в море. Взорвавшаяся торпеда, падающие обломки и резкое смещение силы тяжести могло каким-то образом столкнуть и повредить две из оставшихся глубинных бомб и вызвать взрыв, который разорвал на части корабль и уничтожил или смертельно ранил всех, кто находился на борту и в шлюпках рядом с кораблем. «Этик»/«Кэролин» была бы уничтожена полностью. Никто не уцелел. Хардеген не отметил наличия спасательных шлюпок или плотиков. Дело командира U-123 было завершено, возможно с некоторым участием корветтен-капитан Шуха на U-105.

Смелые военные моряки с корабля «Этик» и их доблестный старый корабль стали достоянием истории. Их мужество и жертвенность были скрыты тайной их миссии и более удачными и празднуемыми морскими сражениями, происходившими на атолле Мидуэй, в Коралловом море, в Филиппинском море, и конечной победой над подводными лодками.

* * *

А на U-123 Рейнгард Хардеген обратил свое внимание на мичмана Рудольфа Хёлцера, лежавшего бездыханным после смерти, наступившей во время второй атаки на «Кэролин».

Хардеген записал:

Мы потеряли хорошего товарища. Около 08:00 среднеевропейского времени (02:00 местного) после краткой, но торжественной церемонии мы предали тело морю. Он покоится в морской могиле в 35°38′ северной широты и 70°14′ западной долготы.

Понятно, что Хардеген был обеспокоен инцидентом с судном-ловушкой. Кроме записи в вахтенный журнал и краткого радиодонесения командованию о бое с американской ловушкой подводных лодок он никаких других шагов по информированию Деница о подробностях боя не предпринимал. Внутренне Хардеген переживал потерю мичмана и свою неспособность определить в «Кэролин» ловушку. Он терзался самообвинениями, понимая, что только исключительная удача спасла его, лодку и экипаж от судьбы, которую он в конце концов навязал противнику. Внешне же он предвкушал свое прибытие к мысу Гаттерас и к его обильным целям. Он двинулся курсом 270° к своим «охотничьим угодьям».

На «Эвелин»/«Эстерионе» капитан-лейтенант Гленн Легуен записал, что 26 марта в 21:25 он был проинформирован об атаке на «Этик». Старшина-радист Ричард Тюря вручил командиру «Кэролин» первое сообщение от 00:55 по Гринвичу. Легуен попросил Нэвилла, у которого тоже была копия сообщения, встретиться в штурманской рубке. Легуен рассказал Ги Брауну Рэю, который нес вахту на мостике, что «Этик» подвергся атаке и горит. Он приказал изменить курс на 269° и дал указание в машинное отделение идти полным ходом. Нэвилл, который оставался в штурманской рубке, измерил расстояние до места расположения «Этика»: он сказал Легуену, что до указанного «Этиком» места около 275 миль и при скорости 9,5 узлов примерно двадцать девять часов хода. Расчетное время прибытия в этот район — раннее утро 28 числа.[96]

Тюря вошел в штурманскую рубку с вторым сообщением «Этика» и вручил его лейтенанту Нэвиллу. Нэвилл прочитал его вслух Легуену, который сказал на это, что «Этик», должно быть, был застигнут врасплох парой метко попавших торпед и артиллерийским огнем, иначе он бы стал отбиваться. Он отметил, что если судно не попало в настоящую катастрофу, то оно должно быть на плаву. Он решил, что связываться по радио с Хиксом сейчас не стоит. Там поблизости должны находиться и другие суда, и надо надеяться, что Охрана Восточной Границы направит корабль или самолет к указанному месту. Оба офицера раздумывали над судьбой «Этика» и надеялись на лучшее. Обоих беспокоила дальнейшая информация. Но она не поступала.

* * *

Эти несколько дней в «зоне войны» дали возможность своими глазами увидеть Легуена и Нэвилла в напряженной ситуации. Хотя напряженность и не была столь сильна, как при настоящей торпедной атаке, все же для этих непосвященных и неопытных офицеров, командовавших приманкой, любая неожиданность при наблюдениях или относительно странное событие было поводом для боевой тревоги и занятия боевых постов. Эти фальшивые тревоги объявлялись 24-го, 25-го и 26-го числа: осветительные бомбы, «писк», шум винтов от «своих» судов, появление любых огней на небольших лодках — все приводило к объявлению боевой тревоги.

Командир и старший помощник образовали гармоничную пару. Капитан-лейтенант Легуен был агрессивным, быстро реагирующим и бесстрашным. Лейтенат Нэвилл, не выказывая страха, был более расчетливым, аналитичным и сдержанным. Возможно, эта сдержанность была противовесом неистовости Легуена, отношения с которым и понимание которого радовали его. Я относился к ним обоим с большим уважением. Вообще мое положение на судне было не совсем обычным. Я был офицером корпуса снабжения, штабным, но не командующим офицером. Я отвечал прежде всего за логистику (снабжение — поставки хранение) и за финансирование. Я был казначеем вымышленной «Эстерион Шиппинг Компани» и был единственным, кто имел право доступа к счету компании в «Риггс Нэшнл Бэнк» в Вашингтоне. И как штабной офицер, я не должен был нести вахтенной службы.

Мичман Лукович был офицером-связистом и нес вахту в радиорубке. Он служил также запасным вахтенным офицером на мостике. Лейтенант Ларри Нэвилл был не только старшим помощником, но и штурманом. В этой должности он должен был каждое утро и вечер «ловить звезды», когда это позволяла погода, и потом минут двадцать в штурманской рубке определять положение корабля в результате расчетов по показаниям секстанта. Я предложил Нэвиллу, что, поскольку не несу вахтенной службы, то буду рад быть его младшим офицером на каждой из его двух дневных вахт. Мы были убеждены, что именно во время сумерек мы были наиболее уязвимы для подводных атак. Нэвилл принял мое предложение и сообщил об этом Легуену. Из прошлых бесед и наблюдений они знали, в какой степени мне известен корабль, что я знаю правила плавания судов, вооружение и обращение с судном — хотя посредине Атлантики все это вряд ли требовалось. Очевидно, что к их удовлетворению я показал и свое чувство ответственности. У меня было исключительно хорошее ночное зрение и вследствие своего живого интереса в юности к кораблям, я был знаком с особенностями многих судов, иностранных и своих. Через короткое время ходовой мостик стал моим местом вахты и боевым постом.

«Эстерион»/«Эвелин» шел на запад по 36-й параллели. Легуен очень часто поднимался на мостик для дискуссий с Нэвиллом. Я редко в них участвовал, но мне не отказывали в возможности присутствовать при них. Легуен предполагал, что мы сможем найти «Этик». Его интересовало состояние корабля, повреждения, которые он смог выдержать, влияние груза бревен на плавучесть и подробная последовательность атак подлодки. Нэвилл более прагматично считал, что местоположение, которое сообщал «Этик», было приблизительным и что небольшие спасательные шлюпки будут угнаны ветром далеко от места, если корабль затонул. Хотя Нэвилл знал, что по сообщению оперативного офицера в штабе Охраны Восточной Границы помощь не предоставлялась, он считал, что поисковый самолет послать могли и это более подходящий вариант, чем посылка надводного судна. Он попросил мичмана Луковича прослушивать различные частоты для обнаружения сигналов бедствия «Кэролин».

В то время как Легуен был убежден, что удастся найти уцелевших, Нэвилл столь оптимистичным не был.

Около 03:30 27 марта Лукович разбудил Нэвилла и передал ему сообщение о сигнале бедствия SSS SOS от норвежского танкера «Свенёр». Судно сообщало свои координаты примерно на 35 миль южнее места, указывавшегося в сообщении «Этика», и западнее маршрута «Эстериона».[97] Нэвилл оделся и поднялся в штурманскую рубку. Быстрый расчет показал, что «Свенёр» находится в 160 милях западнее.

Он отметил близость его к местоположению «Этика» и заключил, что та же самая подлодка атакует в этом районе. Он стал ждать утра, чтобы, определившись по звездам, доложить Легуену.

В 07:15 Нэвилл определил положение корабля и был готов к разговору с Легуеном. Он отправил вестового с донесением о сигнале бедствия от «Свенёра» к командиру. Нэвилл лихорадочно раздумывал о возможных ближайших событиях. Могут быть уцелевшие с «Этика» и шведского[98] танкера. Достаточно ли у нас продовольствия и предметов медицины для этих людей? Он поделился своим беспокойством со мной. Продовольствия у нас было достаточно, но в отношении медицины было хуже. Мы имели штат санитаров, но не имели врача. Я предложил вызвать «Дока» Фигнара, старшину санитаров. Нэвилл отправил посыльного за Доком. Вскоре старшина Энди Фигнар появился на мостике. Это был человек серьезный, независимых взглядов и строго следующий правилам. Именно он из тех, кто был у нас на борту, был ближе всех к доктору и капеллану. Старший помощник объяснил ситуацию и указал Доку подготовиться к приему уцелевших и сообщать о всех случаях беспокойства в команде. Чувство долга Нэвилла и его оценка ответственности и способностей Дока Фигнара достойны внимания. Он чувствовал физическое и умственное напряжение, которое мы все испытывали, но предпочитали скрывать, как только могли. Он понимал, что на людей на нижних палубах Док оказывал успокаивающее влияние. Нэвилл одобрительно воспринимал фигуру отца Фигнара в гуще матросов, особенно когда он встречался с молодыми моряками. По мере течения времени росло мое доброе отношение и уважение к Нэвиллу. Живость его ума и его спокойствие в значительной мере ослабляли мою нервозность от мыслей о столкновении с нашей первой подлодкой. Я чувствовал уверенность, что он справится с любой ситуацией под огнем, пока физически будет в состоянии делать это.

За несколько минут до 08:00 нас с Нэвиллом сменил Ги Браун. Мы направились в кают-компанию, чтобы позавтракать и передохнуть. Мы оба были сильно уставшими — почти не спали за прошедшие четверо суток. В кают-компанию вошел Легуен с сообщением «Свенёра» в руке. Он сказал, что успел позавтракать и собирается подняться ненадолго в штурманскую рубку и на мостик. Нэвилл хотел присоединиться к нему, Но Легуен отклонил это предложение:

— Вам, Ларри, следует отдохнуть. Ночь у нас будет, видимо, занята делом.

Было видно, что атака на «Этик» и очевидная потеря этого корабля тяжело давила на нашего командира. Он жаждал мщения. Но против какой подлодки? Против любой! Легуен не имел возможности узнать, что в 16:00 этого дня он будет на расстоянии менее 50 миль от U-105. Потопив «Свенёр», корветтен-капитан Шух отправился курсом норд-ост-ост по прямой на свою базу в оккупированной Франции.

Капитан-лейтенант Хардеген, после похорон мичмана Хёлцера, двинулся в противоположном направлении. Все еще находясь под впечатлением столкновения с ловушкой-кораблем «Кэролин», он собирался искать утешения путем добавления тоннажа в свой список потопленных судов. После этого похода он выразил свои печали в изданной им брошюрке под названием «Auf Gefechstationen!»[99]:

Мы не могли позволить себе погрузиться в печальные размышления. Война в первый раз потребовала от нас жертвы. Это только придало силы нашим рукам. Наши прицелы ищут врага, чтобы уничтожать его в соответствии о нашим лозунгом: «Атаковать! Наступать! Топить!»

Хардеген беспокоился о том, чтобы достичь атлантического побережья США, где его месть будет крупномасштабной и сладкой. Он будет там через трое суток.[100]

В 14:00 27 марта Легуена и Нэвилла вызвали на мостик. Лейтенант Шванер и наблюдатель правого борта обнаружили частично затопленную спасательную шлюпку. Легуен остановил корабль для осмотра лодки. Стало ясно, что лодка находится в море уже несколько месяцев. В корме лодки был пролом, шлюпочные марки, указывающие на принадлежность шлюпки, отсутствовали. Лодку оставили там, где обнаружили. В 20:00 «Эстерион» убавил ход до 5 узлов и широким кругом обошел место, о котором сообщал тонущий «Свенёр». Лунный свет обеспечивал достаточную видимость, однако поиски в течение часа были бесплодны. Легуен приказал двигаться на запад дальше, к месту, где был «Этик», еще три-четыре часа хода.

Начиная с 22:00, западный ветер начал крепчать. Через час это был уже шторм, скорость его достигала 30 узлов. Волнение усилилось и «Эстериону» пришлось убавить ход до двух узлов. Легуена беспокоили дополнительная задержка к сроку прибытия на место «Этика» и последствия ухудшения погоды для уцелевших членов экипажа «Этика». В субботу днем 28 марта 1942 года «Эстерион» еще не добрался до места, сообщенного его систершипом.

Ветер тем временем усилился до 9 баллов, сильный шторм и бурное море. Еще три часа Легуен вел свой корабль на запад, затем повернул на юг и двигался так два часа, затем в течение часа шел на север и, наконец, снова двинулся на запад. К моменту наступления сумерек по-прежнему не встретилось никаких следов «Этика», ни его команды. В течение всего времени поиска на дополнительном мостике, размещенном выше ходового, находились дополнительные наблюдатели. И этот продолжавшийся в течение дня поиск в бушующем море создал сильное напряжение как у личного состава, так и у корабля.

Вечером заклинило привод руля и только с помощью блока и тросов удалось несколько уменьшить давление на руль. Отказ руля добавил еще одну заботу к множеству других забот командира.[101]

На рассвете 29 марта Легуен возобновил поиск. Теперь он двинулся по ветру, зигзагом. Но привод руля отказал снова. Теперь им можно было управлять только из кормовой рулевой рубки, расположенной на юте судна. Было ясно, что старушка «Эвелин» не очень-то привычна к крайностям быстрого маневра в бурном море. На «непривычное грубое обращение» она ответила еще и порядочной течью в нескольких местах барабана котла. Теперь требовалось тратить больше, чем обычно, питающей воды. Под давлением настойчивых, но убедительных, аргументов Ги Бруана Легуен прекратил поиски и направил нос «Эстериона» в сторону Норфолка, Вирджиния. Ги Браун и его «черная команда», как называли механиков, смогли бы выполнить необходимый ремонт на якорной стоянке в спокойных водах Хэмптон-Роудс. Мы пришли к мысу Генри 31 марта, взяли на борт лоцмана капитана Хью Фостера из Ассоциации Лоцманов Вирджинии и проследовали к месту нашей стоянки у Олд Пойнт-Комфорт. Вскоре после того, как мы встали на стоянку, Легуен покинул корабль, чтобы добраться до офиса Командующего Морским Районом для доклада Оперативному Отделу Охраны Восточной Морской Границы. Нэвилл заметил при этом, что, поскольку наш командир был в гражданской одежде, ему придется использовать весь свой дар убеждать, чтобы попасть в офис командующего и не быть при этом арестованным. Мы все безгранично доверяли нашему командиру.[102]

На «Эстерионе» служило немало превосходных унтер-офицеров. Двое из наиболее выдающихся — это боцман Лайонел Кук и боцманмат Роджер Мец. Боцман Кук был, пожалуй, самым старшим по возрасту на корабле, 55–60 лет. Это был крупный человек мощного телосложения. Огромные руки его, как и лицо, загрубели от многолетнего нахождения под солнцем и в море. Общительным его нельзя было назвать. Казалось, что он постоянно находится в штурманской рубке или на мостике, наблюдая за ветром и морем. Он часто брал направление на звезды и определял высоту полуденного солнца вместе с лейтенантом Нэвиллом, и, подобно Кэдингу на U-123, гордился точностью определения счисленного местоположения корабля. Это был моряк старой школы и ему было трудно воспринимать нарочитую неформальность гражданской одежды на этой мерзкой службе на судне-ловушке. От него нередко можно было услышать: «На моем корабле матросы — это матросы, а не слюнтяи!» Его товарищи рассказывали, что он остается все время в штурманской рубке потому, что она находится посредине корабля, как по длине, так и по ширине, а значит, наиболее удалена от возможного места удара торпеды. Вероятно, что это была правда. И если так, то это означало разумное суждение. Кук всегда становился так, чтобы тот, кто говорит с ним, находился справа от него. Мец был того мнения, что Кук туговат на левое ухо или не слышит им вообще, и подозревал, что и правым слышит не очень хорошо. Мец так считал потому, что Кук большей частью говорил очень громко — «кричал на матросов». Тем не менее Мец в свои двадцать с небольшим лет, очень уважал и развлекал Кука, за что тот платил ему тем, что делился своими познаниями, учил его и просто дружил с ним.

После постановки на якорь боцман Кук и Роджер Мец взяли пеленги для того, чтобы зафиксировать точное место корабля. После того, как соответствующие данные были внесены в журнал, Кук несколько расслабился, рассказав Мецу о бое между «Монитором» и «Мерримаком», который происходил в 1862 году рядом с тем местом, где теперь стояла на якоре «Эвелин». Мец слушал вежливо и затем поинтересовался вслух, не участвовал ли его шеф в этом деле. Старшина Кук на это повернулся к нему глухим ухом.

Утром 4 апреля, когда корабль все еще стоял на якоре, хотя ремонт котлов был закончен и все готово было к выходу в море, Легуен снова отправился на берег для еще одного контакта с Оперативным Отделом Охраны Восточной Морской Границы. Штаб Атлантического флота предоставил Легуену защищенную телефонную линию для связи с Нью-Йорком. Капитан 3 ранга Фэйрли из Охраны Восточной Морской Границы сообщил о последних атаках подводных лодок вблизи берегов Вирджинии и обеих Каролин. Легуен со слов Фэйрли записал:

26 марта танкер «Дикой Эрроу» 34°56′N/76°02′'W

27 марта грузовое судно «Эквипуаз» 36°36′N/74°48′W

29 марта грузовое судно «Сити оф Нью-Йорк» 36°16′N/75°25′W

31 марта буксир «Меноминея» и три баржи 37°34′N/76°25′W

01 апреля танкер «Тайгер» 36°50′N/74°18′W

01 апреля грузовое судно «Рио Бланко» 36°18N/74°18′W

02 апреля танкер «Лиебре» 34°11′N/76°08′W

02 апреля грузовое судно «Давид Г. Этуотер» 37°37′N/78°10′W

Было видно, что атаки производились вблизи от берега, в основном на удалении в 60 миль. Легуен предложил Фэйрли, чтобы «Эстерион» находился бы в прибрежных водах вместо требуемого оперативным планом расстояния от берега в две сотни миль. Фэйрли согласился. Более того, в связи с гибелью «Этика», Фэйрли предоставил Легуену свободу действий в пределах полосы от Нью-Йорка до проливов Флориды. Легуен доложил Фэйрли, что «Эстерион» готов к выходу в море и что он покинет Хэмптон-Роудс в 13:00, чтобы проследовать на юг к мысу Гаттерас, где более всего свершилось атак подводных лодок.

Завершая разговор, Фэйрли сказал, что у него нет информации о потере «Этика» и все еще остается надежда найти уцелевших. Он также сказал, что адмирала Эндрюса интересует точка зрения Легуена на то, что произошло с «Этиком». Легуен приветствовал возможность поделиться своим мнением. Он полагал, что «Этик» был атакован неожиданно и был выведен из строя одним или несколькими торпедными ударами. Затем в темноте подлодка всплыла и с близкого расстояния артиллерийским огнем разрушила мостик, радиорубку и надстройку вместе с установленными на ней артиллерийскими орудиями. Хикс, несомненно, отбивался огнем из 4-дюймовок и крупнокалиберных пулеметов, возможно, от его огня артиллеристы на палубе лодки понесли потери. Командир подлодки тоже был удивлен неожиданностью и разъярился так, что в отместку выпустил еще одну торпеду в медленно тонущий «Этик». Он мог в заключение своей мести уничтожить спасательные шлюпки и плотики. Легуен отметил, что его очень удивило отсутствие обломков или спасшихся людей, несмотря на очень плохую погоду. По его личному мнению, немцы были безжалостны и склонялись к полному уничтожению приманки. Он был убежден, что уже в начале боя были уничтожены все средства радиосвязи, имевшиеся у Хикса, полагая, что в противном случае Хикс поделился бы с ним подробностями атаки. Легуена беспокоило то, что в силу идентичности характеристик «Этика» и «Эстериона» последний может быть распознан как приманка и может либо избежать подводной атаки, либо стать отыскиваемой целью для такой атаки. С учетом этого Легуен сказал, что если других приказов не будет, то он будет атаковать любую подлодку, которую сочтет уязвимой, не дожидаясь ее первого удара. Фэйрли поблагодарил Легуена за высказанное мнение. Легуен сказал еще, что если адмирал Эндрюс не согласен с предлагаемой тактикой, «Эстерион» будет действовать, как предписано, но Легуен ждет дополнительных инструкций. После этого Легуен вернулся к своей команде.[103]

В том, как погиб секретный корабль «Этик», остается много неясного. Но наиболее темным остается вопрос о том, почему Хикс не взял инициативу на себя и не начал первым атаки против подлодки до наступления темноты. U-123 находилась на небольшом удалении, и артиллеристы 4-дюймовых орудий «Этика» хорошо видели цель, да и маневренность корабля еще не ухудшилась. Возможно, что Хардеген начал свою атаку буквально за секунды до момента, когда Хикс намеревался это сделать сам.

Рассказ о том, как был потерян «Этик», известный также как корабль ВМС США «Кэролин», почти завершен. Очередные 139 из офицеров и матросов были в Морском Министерстве зарегистрированы в статусе «пропали без вести при выполнении своих обязанностей на службе своей страны». И до самого мая 1944 года Морское Министерство не давало официального статуса им, как предположительно погибшим офицерам и матросам корабля «Этик» в результате вражеских действий в Северной Атлантике.

Загрузка...