«Ни в коем случае не отступлю, пока остается малейшая надежда на успех»
Решение Хардегена оставаться в подлодке оправдалось. Через полчаса U-123 всплыла. Один из дизелей фирмы MAN («Машиненфабрик Аугсбург-Нюрнберг АГ» — Прим. авт.) отказал при попытке продуть балластные цистерны[158]. Сварка решила эту проблему. У Шульца были проблемы и с продувкой некоторых цистерн из-за того, что клапаны заклинило в закрытом положении и их удалось открыть лишь с большими трудностями. Погнутые гребные валы каким-то образом выправились, и неприятные шумы ослабли. Лодка шла относительно стабильно, но аварийное погружение было уже невозможно. Хардеген продолжал движение по поверхности, несмотря даже на осветительные парашютные бомбы, которые бросал самолет к северу у него за кормой. Он шел на юг. Он должен был подзарядить батареи и оторваться от своих преследователей до того, как заря раскроет его местоположение.[159]
Печальный опыт капитан-лейтенанта Хардегена отражен в этих выдержках из его вахтенного журнала:
Каким-то образом мы теряем воздух. Позднее мы обнаружили, что все клапаны выбило и воздух выходит через них… Люк боевой рубки тоже распахнулся, но его удалось закрыть. Для меня удивительно, что враг не проявил настойчивости, используя глубинные бомбы на этом мелководье в обоих случаях. И все, что мы могли делать, так это перемещаться в пределах одного и того же места, обозначавшегося воздушными пузырями, которые поднимались на поверхность: надо подумать, не следует ли покинуть лодку — подняться на поверхность. Мы уже начали подготовку к уничтожению всех секретных материалов. И трудно поверить, что он (преследователь. — Прим. перев.) не хотел найти белую фуражку командира, как доказательство его гибели. Если бы был день, он смог бы обнаружить лодку. Уверен, что имели дело с неопытными в противолодочной защите людьми. По всей вероятности, они думали, что с нами покончено, когда увидели поднимающиеся пузыри и, в особенности, когда не слышали доносящихся снизу странных шумов.
Этот опыт произвел неизгладимое впечатление на смелого офицера. Внешне Хардеген не проявлял никаких эмоций, переживая страшный опыт и повреждения лодки. Он и его команда были еще живы — и можно было подумать о будущем. Хотя его и не вполне удовлетворяло отступление перед противником, он понимал, что разумнее ускользнуть, чтобы можно было оценить масштаб повреждений U-123 и определить ее способность искать новую возможность для атаки в более благоприятных условиях. Насколько он мог себе представить, данный эпизод завершился. Свои чувства он выразил в вахтенном журнале:
Когда мы снова вдохнули свежесть ночного воздуха, час наших испытаний уже забылся. Теперь у меня была только одна мысль: осталась 1 торпеда и 90 снарядов.
Осторожный и расчетливый Хардеген держался ближе к берегу Флориды. Здесь и тоннажа хватало, и здесь он мог проверить мореходные качества своей поврежденной лодки прежде, чем начать переход через Атлантику в 37 сотен миль.[160]
2 апреля U-123 двинулась на юг; «Эвелин» тем временем пошла на север. Оба корабля требовали ремонта. Повреждения «Эвелин» ограничивали ее скорость, а гидролокатор только в пассивном режиме не давал возможности Легуену провести полноценную атаку. Вдобавок, самолет продолжал бросать осветительные бомбы, делая освещенное судно-приманку легкой целью для торпедной атаки идущей под водой лодки. И несомненно, с приближением зари и вне видимости подлодки «Эвелин» лучше было уйти прочь. Легуен понял, что надежды на успех нет. А Хардеген не обращал внимания на близкое соседство хромающей «Эвелин» с ее смертельным оружием. Если бы он подозревал, что это еще одна ловушка подлодок, жаждущая сыграть в кошки-мышки, то к его проблемам добавилась бы еще одна.
U-123 медленно шла в надводном положении к мысу Канаверал. В 06:25 при наступлении светлого времени Хардеген погрузил лодку на грунт на глубину 100 метров. Сорок пять минут нахождения в надводном положении дали Шульцу время для того, чтобы проверить важнейшие системы, сделать временные починки и регулировки и убедиться в том, что U-123 пригодна к долгому пути домой. Хардеген порадовался этому, но внимание свое направил не на возвращение в базу, а на еще остававшиеся 1 торпеду и 90 снарядов.
Тем временем, Легуен передал кодированное сообщение в Оперативный Отдел Охраны Восточной Морской Границы о том, что «Эвелин»/«Эстерион» нуждается в сухом доке для ремонта гидролокатора и двигательной установки. Оперативный Отдел в ответе дал разрешение «Эвелин» следовать в Нью-Йорк на верфь «Атлантик Бэсин Айрон Уоркс», с которой была достигнута договоренность. Легуен поблагодарил — «если только «Эвелин» сможет дойти до Нью-Йорка». Ги Браун заверил командира, что благодаря вкладышам из жести консервных банок в подшипниках, домкратам и хомутам, укрепившим фундамент главной машины он мог бы провести «старушку» даже вокруг света, но на малой скорости.
В 18:00 Хардеген, освежившийся 6-часовым отдыхом в постели и горячей пищей с камбуза, повел U-123 на перископной глубине к мысу Канаверал. Одиннадцать с половиной часов на грунте 100-метровой глубины дали время всему личному составу, исключая кока и его помощников, выполнить ремонт, прибраться в лодке и, что особенно требовалось, передохнуть и несколько расслабиться. Хардеген после отдыха выбрал время, чтобы в своем вахтенном журнале кратко описать атаку и затем изложить ее подробности. Он содрогнулся, вспоминая эту атаку, и подумал, насколько U-123 была близка к гибели. Окончательным результатом он был удовлетворен и не стал терять время на поиск ответов на все вопросы, в особенности, почему противник не бросил вторую серию глубинных бомб. Он был благодарен своей счастливой судьбе и не без удовлетворения вспоминал высказывание прусского фельдмаршала графа Гельмута фон Мольтке (19 век): «В дальнем походе удача приходит только к активным».
Получалось, что этот командир подлодки заслужил столь большую удачу за свою рассудительность, ум и внимание к мелочам.
В 20:09, когда солнце уже давно село за берегом Флориды, второй вахтенный офицер Вольф-Гарольд Шюлер заметил судно, идущее курсом на север. Хардегена вызвали на мостик. Свет звезд и отражения от берега улучшали видимость. Несколько минут он изучал цель. Это было тихоходное товарно-пассажирское судно примерно в 5500 брт, крупнее, чем «Эспарта». Небо было безоблачным, слабый ветер дул с северо-запада, и море было спокойным, исключая только океанскую волну, которая слегка покачивала лодку. Самолетов не было, так что цель была легкая.
Хардеген наслаждался приятной весенней погодой у берегов Флориды. Свежий ароматный воздух навевал расслабленное философическое настроение. Он радовался чувству самоудовлетворения, наступившего к концу боевого похода во вражеские воды. Последняя торпеда, пятидесятая за время командования лодкой, покоилась внизу и ожидала его команды. Еще один танкер добавил бы радости. Но это не было танкером. Он колебался. Жесткое решение сменило каприз. Приступ прихоти был кратким. Он решился атаковать грузовое судно и не дожидаться танкера. Почему? «Мне предоставилась такая возможность и я не должен был ее упустить, иначе судьба накажет меня». Хардеген дал фон Шрётеру разрешение начать надводную атаку. Цель шла курсом на север со скоростью 6 узлов. Соблюдала радиомолчание и шла без огней. Цель оказалась слишком близко к лодке и фон Шрётеру пришлось выбрать новую позицию для атаки со стороны носовой части правого борта цели. В 23:11 с расстояния 600 метров была выпущена торпеда из аппарата 4. Через 40 секунд она ударила в среднюю часть корпуса судна. Грузовой трюм поглотил большую часть энергии взрыва, но темный высокий столб воды был отчетливо виден.
U-123 находилась поблизости пораженного судна, пока оно не перевернулось и не затонуло. Затем она в темноте в надводном положении двинулась на юг.[161]
Лейтенант Г. Э. Бэрч из штаба Командующего Морскими Операциями в своем отчете от 29 апреля 1942 года суммировал показания уцелевших при потоплениях. Он определил это судно как пароход «Лесли», американское грузовое судно, выполнявшее чартерный рейс для фирмы «Грэйс Стимшип Компани». Оно было торпедировано без предупреждения в 23:20 ВВВ. «Лесли» было гружено сахаром-сырцом и шло из Гаваны в Нью-Йорк. Грузоподъемность его была всего 2609 брт, значительно меньше, чем показалось Хардегену. Уцелевшие моряки сообщили, что примерно через час после атаки они слышали звук орудийной стрельбы и могли видеть вспышки выстрелов в четырех милях к югу. Отчет лейтенанта Бэрча включает в себя следующее заявление: «На следующее утро после доставки на берег уцелевшие после атаки моряки «Лесли» подтвердили, что обстрелянное судно было шведским теплоходом «Корсхольм».[162]
Потопив «Лесли», удовлетворенный Хардеген записал: «Это торпедирование не будет обнаружено немедленно, и поскольку еще рано, я буду двигаться дальше на юг в поисках «пушечного мяса». Топлива у меня достаточно, и поскольку я могу стрелять, нет резона начинать движение домой, даже после израсходования всех моих торпед в этой плодородной местности. Я использовал еще не все возможности для атаки».
В 00:30 13 апреля 1942 года Хардеген был снова вознагражден. Наблюдатель правого борта доложил об обнаружении тени, идущей на север. U-123 была в четырнадцати милях от места, где она атаковала «Лесли». На северо-западе отчетливо просматривалась 137-футовая башня маяка Мыс Канаверал, через каждые 60 секунд посылающего троекратную вспышку света. И снова командира подлодки вызвали на мостик. Торжествующий Хардеген рассмотрел цель. Это было груженое судно и ему показалось, что оно относится к классу 8000-ников. Он приказал: «Auf Artilleriegefechtstationen!» («Занять артиллерийские боевые посты!» — Прим. авт.). Шюлер и его орудийный расчет встали у носового 10,5-сантиметрового орудия. Хорст фон Шрётер стоял рядом с Хардегеном на мостике и смотрел, как Шюлер деловито проверял личный состав, орудие и подносчиков снарядов. Он отчетливо вспомнил, что в последнем походе это был его боевой пост. Как большинство «мальчиков», он любил артиллерийскую стрельбу — и часто ему хотелось быть наводчиком, прицеливаться и вести огонь. Его задачей было топить корабли, а не убивать людей. Теперь в своем новом, более высоком положении старшего вахтенного офицера он должен был довольствоваться тем, что стоит рядом с командиром и наблюдает.[163]
Шюлер крикнул на мостик, где Хардеген, находящийся всего в нескольких метрах от него и с выделяющейся в темноте белой фуражкой, не отрывал от цели взгляда через бинокль: «Готовы открыть огонь, герр Ка-лой». Расстояние до цели составляло 1000 метров. Хардеген дал указание лейтенанту вначале ударить по мостику и антенне, а затем бить по ватерлинии. Он скомандовал: «Открыть огонь!» Время — 01:45.
В «мостик исключительно больших размеров» заколотили снаряды. Хардеген и фон Шрётер прикрывали глаза от ярких вспышек выстрелов. Они видели, как разрывы снарядов разламывают на части рубку на мостике. Каким-то образом то ли рулевой смог это сделать до начала артиллерийского обстрела, то ли капитан дал приказ таранить, используя единственное имеющееся у него средство защиты, — но цель повернулась правым бортом в сторону U-123. Артиллеристы Шюлера начали бить по ватерлинии приближающегося судна. Хардеген приказал временно прекратить огонь. Он отвел лодку подальше, обошел израненное судно со стороны кормы и со стороны левого борта начал новую атаку с близкого расстояния. Командир орудия снова открыл огонь, методически продырявливая корпус по ватерлинии — сначала под трубой, чтобы попасть в машинное отделение, затем — трюмы. Груз вспыхнул и интенсивно горел. Хардеген счел, что цель уничтожена.
Наблюдатель доложил еще об одной тени, идущей с юга, Хардеген посмотрел на часы. До рассвета оставалось еще несколько часов. Несколько мгновений он рассматривал новую тень. Предвосхищая его намерения, фон Шрётер сказал, что оставшиеся еще крупнокалиберные снаряды находятся в снарядном погребе верхней палубы и доступ к ним затруднен. К его удивлению, Хардеген громко рассмеялся, затем приказал оставить боевые посты и готовиться к долгому переходу через Атлантику. Он передал в центральный пост «Встать на курс 45° и установить обороты для 10-узлового хода». Оба офицера стояли локоть к локтю и смотрели в сторону кормы, разглядывая горящий танкер и пароход, идущий на север. Ни один из них опасности не создавал, и при 10 узлах U-123 вскоре обгонит эту тень. Фон Шрётер не удержался от вопроса:
— Герр Ка-Лой, почему вы засмеялись?
В этот редкий для него момент неформального общения Хардеген ответил:
— Меня позабавило, Хорст, когда вы упомянули склад готовых снарядов верхней палубы. Они только называются «готовыми», а на самом деле они вовсе не являются готовыми, потому что находятся двумя палубами ниже, в снарядном погребе. И как вы знаете, их надо перетащить с нижней палубы наверх — вот тогда они станут «готовыми». Перетаскивать их придется по одному, это тяжкая работа и надо будет использовать специальные щипцы. Этим мы займемся в ближайшие несколько дней.
Фон Шрётеру не надо было подробно объяснять это. Как бывший артиллерийский офицер, он знал все это так же хорошо, если даже не лучше, чем его командир. Прежде чем спуститься вниз, Хардеген взглянул на горизонт. Пламя от горящего теплохода «Корсхольм» отчетливо просматривалось в семнадцати милях к югу. Уходя с мостика, командир приказал своему старшему помощнику установить курс 0 — на север — и установить обороты для 6-узлового хода, чтобы U-123 некоторое время шла вместе с Гольфстримом.[164]
Хардеген вернулся в свою каюту. Он хотел записать события суток, пока не забылись мелочи. Он был слишком возбужден, чтобы расслабиться. Он сел за свой столик и начал писать. Настроение было игривое, романтическое и поэтическое. Ему хотелось реальность изобразить в виде фантазии — чтобы другие читали его записи и испытывали его радость. Но никак не мог сосредоточиться. Он снова поднялся на свежий воздух.
«Корсхольм» был шведским грузовым судном в 2647 брт. Как говорилось в конфиденциальном докладе мичмана А. Дж. Пауэрса из Морского Министерства от 5 мая 1942 года, он был подвергнут артиллерийскому обстрелу и затонул — на расстоянии менее 15 миль от маяка Мыс Канаверал. Груз его составлял 4593 тонны фосфатов. Он шел курсом на север из Тампы, Флорида, в Ливерпуль, Англия, через Галифакс в Новой Шотландии.[165]
Другой заботой Хардегена стала экономия топлива. Лодка шла на оборотах винтов для умеренного 6-узлового хода и дополнительно 4 узла добавлялись течением Гольфстрим, на теплой груди которого теперь находилась лодка. Хардеген держал на ней лодку, пока не добрался до мыса Гаттерас, вблизи которого находилась точка пересечения с «линией пути модифицированного большого круга». Если только командование не даст нового приказа, он двинется через Атлантику и прибудет в Бискайский залив и в Лоран во Франции. Он снова уселся в своей каюте, чтобы подготовить отчет командованию. Ханнес приветствовал его чашкой свежезаваренного горячего чая. Смягчающее действие ароматного напитка сняло внутреннюю напряженность. Голова была ясной, свежей и все еще поэтически настроенной. В свой список он добавил еще одно судно и 8000 тонн. Он спешил сообщить:
Таким образом, в этом походе мы потопили или повредили 10 судов общей грузоподъемностью 74 815 тонн, и таким образом, побили рекорд предыдущего похода. С общим тоннажем 300 141 брт U-123 стала второй германской подлодкой, превысившей тоннаж потопленных судов в 300 000 брт в этой войне.[166]
Хардеген объявил о 74 815 брт потопленных в этом походе судов, ориентируясь на примерные оценки в условиях темноты. Поскольку он в некоторых случаях не мог знать названий атакованных судов, определить по справочнику Грёнера действительный тоннаж он не имел возможности. На самом деле суммарный тоннаж потопленных им судов составил 59 394 тонны или на 15 421 тонну меньше (20,6 %). Соответственно, U-123 не дотянула до 300 000 тонн. Тенденция к преувеличению тоннажа имелась у командиров подлодок, и это вполне понятно. Более того, некоторые из них иногда подготавливали свои сообщения в поэтической форме, и Хардеген не был исключением. Он суммировал свои текущие подвиги в сообщении командованию следующим образом:
Командованию — от U-123, Хардеген
Для семи танкеров последний час настал,
Ловушка лодок медленно тонула
Два грузовых на грунте тоже,
И каждый был утоплен барабанщиком![167]
Это короткое сообщение последовало ночью 13 апреля за обширным ситуационным отчетом, содержащим список атакованных и считающихся погибшими кораблей. В случаях, когда название было неизвестно, использовались тип судна и примерный тоннаж. 13 апреля в 21:00 U-123 получила следующее радиосообщение:
Хардегену. Браво. Это действительно Удар в литавры. Командующий Дениц.[168]
Капитан-лейтенант Гленн Легуен повел «Эвелин» в сторону берега к мысу Лукаут. Он оставался вне судоходных путей, хотя и невдалеке от них — на случай необходимости получить помощь, если бы расчеты Ги Брауна в отношении мореходности «Эвелин» оказались ошибочными. В 06:28 14 апреля, когда «Эвелин» миновала плавучий маяк Мель Даймонд у мыса Гаттерас на расстоянии около 24 миль к северо-востоку, по левому борту параллельным курсом мимо прошло грузовое судно примерно в 6000 тонн. На его гафеле гордо развевался британский флаг. Мы с лейтенантом Нэвиллом несли вахту на мостике. Небо было чистым и море спокойным. Хотя было светло, солнце еще не подошло к горизонту. Судно было в пределах видимости, когда в 07:45 Ги Браун поднялся к нам, чтобы сменить нас. Я ознакомил Ги Брауна с обстановкой, показав ему пеленги на судно и на плавучий маяк — оба с разницей в один градус к северо-востоку. Нэвилл доложил Легуену, что виден маяк мели Даймонд, имея в виду объявление боевой тревоги на 2–3 часа, в течение которых мы будем обходить мыс.
В 08:00 Легуен был на мостике и Нэвилл объявил боевую тревогу. Мы были все еще южнее плавучего маяка примерно на 14 миль. В 09:26, когда до маяка оставалось всего две мили, а грузовое судно — вдали по левому борту, над ним вдруг взметнулся высокий столб черного дыма. Дым поднялся и рассеялся вместо него в воздух поднялся гейзер белой воды. Торпедированное судно стояло прямо и ушло под воду на глубину примерно 60 футов. Мачты, мостик, труба и гафель с развевающимся флагом торчали из воды над поверхностью океана. «Эвелин» обошла плавучий маяк и приблизилась к затопленному судну. Мы отчетливо видели на воде три спасательные шлюпки с красным парусом, поднятым на мачтах, а когда подошли поближе — то еще и шлюпку с мотором. Легуен остановился и поднял на борт капитана, команду, а также собаку капитана. Капитана Легуен пригласил на мостик, остальные офицеры и матросы были размещены в жилой палубе. «Док» Фигнар и «крошка» Лоу обеспечили первую помощь и еду, главным образом горячий чай для этих переживших потрясение гостей.
Поскольку все попавшие на борт смогли понять, что «Эвелин» — не обычное торговое судно, Легуен ознакомил капитана с задачей, выполняемой «Эвелин». Он обратился к группе спасенных, советуя им ничего не рассказывать об особенностях его корабля, а говорить о нем, что это просто небольшое грузовое судно.[169]
Погибший корабль был британским торговым судном «Эмпайр Траш» в 6160 брт, работавшим в «Канадиэн Пасифик Стимшип Компани». Судно было построено в 1919 году в Кирни, Нью-Джерси под названием «Лорейн». «Эмпайр Траш» шел из Тампы, Флорида, в Галифакс, Новая Шотландия, чтобы присоединиться к конвою, направляющемуся в Великобританию. Судно было гружено фосфатной рудой, лимонной пульпой, лимонным концентратом и 745 тоннами взрывчатых веществ и орудийного пороха. Судно было вооружено одним 4-дюймовым орудием, установленном на кормовой надстройке. При орудии был расчет, но атакующая подлодка не всплывала. Капитан, беспокоясь о том, что вторая торпеда могла бы вызвать детонацию груза взрывчатых веществ, приказал команде покинуть судно. Потерь личного состава не было. «Эвелин» проследовала в Хэмптон-Роудс, где спасенные были переведены на корабль ВМС. Затем «Эвелин» продолжила путь в Нью-Йорк. Атаку «Эмпайр Траш» приписывает себе капитан-лейтенант Рольф Мютцельбург на U-203.[170]
В 6 утра 16 апреля U-123 находилась примерно в 335 милях восточнее мыса Лукаут, Северная Каролина. Радист Гейнц Барт получил следующее сообщение:
Лодке U-123, командиру и экипажу. Выражаю вам за ваш большой успех мою особую признательность.
Главнокомандующий ВМС Редер.
В этот же самый день во второй половине дня наблюдатель на U-123 заметил облако дыма на пеленге 80° по компасу. Через 7 минут по пеленгу 350° были замечены две мачты и дымовая труба. Хардеген знал, что этот район является точкой соединения морских путей от прохода Уиндворд между Кубой и Гаити к Канаде и от северо-восточных портов США до восточных Кариб и Вест-Индии. Такое движение судов ему не показалось удивительным. В качестве цели он выбрал пароход по пеленгу 350°, идущий курсом 160° в сторону погрузившейся U-123. Было 18:44 местного времени, примерно полчаса до наступления сумерек. Осторожный Хардеген вел лодку на перископной глубине и ждал, когда цель подойдет ближе:
«Я хотел получше рассмотреть ее в перископ, пока было светло».[171]
Он дал судну пройти 300 метров. По его оценке, 5000 брт. На нем были пулеметы, но тяжелого вооружения не было. Грузовые стрелы были закреплены у мачт. На палубе между мачтами располагалось множество крупных, похожих на котлы танков и открытых грузовиков.
— Ценная цель, — сказал Хардеген фон Шрётеру, — мне надо будет стрелять очень экономно, чтобы потопить его малым количеством снарядов.
U-123 пошла вслед судну. В 20:11 U-123 всплыла и в течение часа сорока минут она в темноте обошла цель справа, чтобы занять боевую позицию спереди. За это время Шюлер и его орудийные расчеты поднялись на палубу и собрали теперь уже «готовые» снаряды.
В 21:50 Хардеген и фон Шрётер развернули лодку в сторону правого борта у носовой части цели. Они ожидали, когда расстояние сократится до 400 метров. В 21:55 Хардеген дал команду открыть огонь. Первые несколько 10,5-сантиметровых снарядов поразили ходовой мостик. После 10 выстрелов носовое орудие Шюлера выпустило восемь снарядов в ватерлинию в районе машинного отделения. Поскольку цель продолжала движение, U-123 обошла ее с кормы и оказалась со стороны левого борта. Верхние палубы были обстреляны 3,7-сантиметровыми скорострельными пушками.
Судно передало по радио свой позывной, не указывая, однако, названия и места атаки, только сообщало, что шло «из Норфолка в Гваделупу. Капитан ранен, команда — в спасательных шлюпках». Позывной судна имелся в международном списке позывных, и по нему можно было определить, что это пароход «Пойнт Брава» 4834 брт.
Хардеген позволил команде покинуть корабль в шлюпках, затем возобновил обстрел. Корабль был покинут идущим полным ходом с рулем, установленным право на борт. На верхней палубе бушевал пожар. В течение двух часов в цель было выпущено 27 10,5-сантиметровых и 86 3,7-сантиметровых снарядов и 120 2-сантиметровых пуль. Цель затонула кормой вниз. А Хардеген добавил к своему списку одиннадцатое судно, увеличив — по своей оценке — тоннаж с 74 815 до 79 649 тонн. В высшей степени удовлетворенный командир возобновил движение домой курсом 60°. Цель была опознана под своим первоначальным названием, «Пойнт Брава», однако теперь ее название было другое — «Алкоа Гайд» — и принадлежало оно американской «Алкоа Стимшип Компани». Капитан и один из матросов умерли от ран, полученных при интенсивном обстреле, пять членов экипажа пропали без вести, 27 человек уцелевших было спасено 19 апреля эсминцем «Брум» (DD210).[172]
23 апреля, когда U-123 находилась посреди Атлантического океана, на борт поступила радиограмма, подписанная самим Гитлером. Хардеген был награжден Дубовыми Листьями к Рыцарскому Кресту ордена Железного Креста. 2 мая 1942 года U-123 медленно вошла в бункер Кероман в Лоране. Ее встречал военный оркестр, девушки с цветами и целое множество высокопоставленных военных и штатских. U-123 медленно вошла в бункер Кероман в Лоране. К великому удивлению Хардегена, рядом с адмиралом Деницем он разглядел гросс-адмирала Редера. Хардеген был счастлив, что его встречают два адмирала, и еще более счастлив, что лодка вошла в док с ювелирной точностью. Было видно, что он отдавал рулевому минимум маневровых команд. Лодка подошла к причалу так, что ее мостик оказался точно напротив Редера и Деница. Несколько взлохмаченные матросы и офицеры, свободные от вахты, выстроились на палубе. Самодельный вымпел, на котором был указан тоннаж потопленных судов, гордо развевался на перископе.[173]
U-123 быстро принайтовали вдоль дока «Кероман», уложили и закрепили сходни. Первым на борт поднялся Редер, за ним шел Дениц. Гросс-адмирал выразил собравшемуся личному составу свое удовлетворение результатами похода U-123 в американские воды и тоннажем потопленных судов. Далее он заявил, что на следующий день он лично будет инспектировать личный состав и вручит награды Железного Креста достойным. Редер сказал Хардегену, что он удостоен Дубовых Листьев к его Рыцарскому Кресту ордена Железного Креста и награжден будет из рук фюрера. Затем пригласил командира U-123 на обед, где он присоединился к другим командирам подлодок, включая капитан-лейтенанта Эриха Топпа.[174]
Формальная инспекция офицеров и команды гросс-адмиралом прошла как полагается. Наиболее отличившиеся члены команды, рекомендованные Хардегеном, были награждены Железными Крестами, вручавшимися «дядей Карлом».
Фон Шрётер и Мертенс получили следующее воинское звание. А «герр Ка-Лой» после инспекции вылетел в Париж, в новую штаб-квартиру Деница. Здесь «Лев» изучил тщательно подготовленный вахтенный журнал Хардегена. Он был приятно удивлен тем, что U-123 прошла 9228 морских миль, превысив расчетную дальность действия лодок IXB серии на 695 миль. Тот факт, что «герр Ка-Лой» привел лодку в Кероман на электромоторах при полном отсутствии дизельного топлива в баках, был отмечен, но не обсуждался. Одобрительная подпись «Льва» на письменном докладе сопровождалась похвальными фразами типа «выдающийся успех», «уникальное достижение», «превосходное исполнение», «высокий боевой дух». В ответ на указание адмирала Хардеген подготовил краткий письменный комментарий к двум своим походам. Дениц смог использовать «полученный урок» как учебник и предостерегающее напоминание для командиров подлодок, отправляющихся в свой первый поход в Западную Атлантику.[175]
Затем Хардеген ненадолго вернулся в Лоран, после чего они с Эрихом Топпом вылетели в восточную Германию на встречу с фюрером. Встреча имела целью повышение морального духа военных признанием выдающихся достижений по службе. Награждение желанными Дубовыми Листьями было большой честью для каждого; получить их из рук фюрера для большинства означало двойную честь, хотя некоторым это представлялось просто забавным. Для Редера и Деница церемония стала возможностью устроить парад морских мундиров перед Гитлером, не особо жаловавшим военно-морские силы.
Здесь мы снова имеем возможность изучить поведение двух командиров подлодок, Хардегена и Топпа. На этот раз сравнение относится больше к личностям, нежели к тактической компетенции, как командиров подлодок. Верность обоих фатерланду была бесспорна, так же как их честь и достоинство. Ни тот, ни другой не были бросающимися в глаза личностями, при этом Топп по сравнению с Хардегеном был более сдержанным. Это заметно в точных записях в его вахтенном журнале. Устные высказывания его также сжаты, выразительны и сдержанны. В отличие от Хардегена, Шепке, Люта и нескольких других командиров подлодок, Топп, подобно «молчаливому Кречмару», предпочитал не участвовать в пропагандистских выступлениях или писать статьи, основанные на его походах и успехах. Правда, в нескольких кинохроникальных материалах и в новостях военного периода он появлялся. Как ас подводного флота на лодке «Красный Дьявол», он иначе и не мог поступать. В 1946 году он поддерживал адмирала Деница в Нюрнберге. Его поведение, без сомнения, стало причиной его успехов в Бундесмарине, где он достиг ранга вице-адмирала. Впоследствии он опубликовал свои мемуары «Осветительные бомбы над Атлантикой».[176]
Рейнгард Хардеген, наоборот, был более экспрессивным и склонным к поучениям, что, несомненно, было унаследовано от отца. Он склонялся к общепринятому положению, устанавливающему достоинство командира — не брататься с командой. В своем вахтенном журнале он вел подробные и обширные записи, понимая, что это — своего рода его монолог, адресованный вышестоящим и прежде всего адмиралу. Он признавал важность записывания своих наблюдений, анализа, интуиции и заключений для блага подводного флота. Адмирал Дениц высоко ценил вклад этого способного капитан-лейтенанта.
За церемониальной встречей с фюрером последовал обед с Гитлером и несколькими высшими офицерами. На обеде командир U-123 оказался перед аудиторией — с какой можно было встретиться лишь раз в жизни — и изложить свои взгляды, если бы ему дали такую возможность. Он использовал такую возможность, неумышленно предоставленную самим Гитлером.
Как вспоминал сам Хардеген, Гитлер заметил крылатый знак различия Люфтваффе, который был у Хардегена на морском мундире, и поинтересовался его происхождением. Хардеген ответил, что был летчиком в морском отделе воздушных сил. Пока фюрер и его достойные гости, включая Топпа, занимались прекрасным обедом, молодой подводный ас излагал наставление по стратегии и тактике, включавшее и упрек в отсутствии мудрости генерального штаба в ликвидации морской авиации, в потере «Бисмарка», в необходимости воздушной поддержки действии подлодок, в уроках, которые следовало бы учесть по опыту итальянцев и японцев, и т. д., и т. п.
Пришедший в кажущуюся ярость Гитлер ударом кулака по столу закончил и выступление Хардегена, и сам обед. По всей вероятности, неприятных последствий это не имело. Адмирал Дениц еще раньше решил, что капитан-лейтенант Хардеген переводится в учебную флотилию в Данцигском заливе (ныне это Гдыня в Польше. — Прим. авт.). Командиром U-123 был назначен Хорст фон Шрётер. Адмирал Дениц согласился с этим назначением относительно молодого офицера по рекомендации Хардегена.[177]
18 апреля 1942 года, через примерно трое суток после потопления судна «Алкоа Гайд» и примерно за две недели до прибытия U-123 в Лоран, Легуен провел «Эвелин» мимо маяка Амброз и ввел ее в канал нью-йоркской гавани. Хардеген всего шестьдесят дней назад видел этот маяк и остров Кони-Айленд. Когда мы вошли в пролив, я смог увидеть жилой дом и окна на 9701 Шоор Роуд мой дом. Приятное чувство охватило меня. После пролива мы вошли в залив Гованус возле Рэд-Бэнк, Бруклин, и в «Атлантик Бэсин Айрон Уоркс». На этом мы завершали свое первое патрулирование. На передней мачте у нас не было швабры[178], на главной — не было флага с цифрой тоннажа, но мы были дома. Через короткое время мы будем готовы к новому выходу.
Любой военный поход может быть сочтен в определенной степени успешным, если окончание его происходит на несколько юмористической нотке. Наш не стал исключением. Руководство верфи «Айрон Уоркс» было информировано о наших потребностях и о необходимости спешного ремонта. Соответственно, нам указали поместить «Эвелин» в сухой док, а не у пирса или пристани. Шванер находился на корме, чтобы руководить швартовкой кормы и присматривать за скрытыми орудиями. Боцман Лайонел Кук был на носовой надстройке и отвечал за швартовку носовой части и за обращение с якорями. Телефонной связи с носовой надстройкой не было, поэтому все приказы требовалось передавать с мостика голосом, тем более что расстояние было небольшим. «Эвелин» помогал войти в старый узкий деревянный сухой плавучий док небольшой буксир. Док был затоплен, чтобы судно могло войти между двумя его кессонами. Ветер мешал вводу судна между стенками дока, поэтому требовалось поработать основательно и швартовами — «подтянуть правый носовой; ослабить левый кормовой, ослабить левый носовой» и т. д. Боцман Кук знал свое дело не хуже прочих и большей частью мог предсказать приказ с мостика и дать указания своей швартовой команде.
Роджер Мец, находившийся на мостике, конечно, знал, что Кук туговат на ухо, но не особенно беспокоился об этом. То есть до тех пор, пока порыв ветра с противоположного первоначальному направлению не двинул судно в сторону правого борта.
— Выбрать слабину и держать правый средний, — приказал Легуен.
— Что он сказал? — спросил Кук у стоявших рядом.
— Опустить левый якорь, — прозвучал ответ и не от кого-нибудь, а от «Быстроногого» Брауна, который стоял рядом с Куком.
— Опустить левый якорь! — скомандовал Кук.
Ни один матрос в здравом уме не рискнул бы протестовать против команды боцмана Кука. Кувалда ударила по защелке якорь-цепи и тут же якорь и якорь-цепь полетели вниз в воду через клюз в облаке ржавой пыли и с грохотом тысячи барабанов. Якорь пробил деревянное дно дока и ушел вниз с порядочным куском якорь-цепи.
Легуен замахал руками во все стороны, ругаясь на действие носовой швартовой команды и крича по поводу швартовов и якоря. Боцманмат второго класса Улис Стенбэри, также находившийся на носу, ясно представлял, как выполнить приказ Легуена в отношении среднего швартова, но Кук, внимание которого все еще было поглощено голосовой связью с мостиком, не расслышал или не понял команды.
— Что он сказал? — снова спросил Кук.
— Опустить правый якорь, — сказал «Быстроногий» авторитетно и убежденно.
— Опустить правый якорь! — приказал Кук до того, как Стенбэри смог отвлечь его внимание.
Снова кувалда сбила защелку, и снова пыль ржавчины взметнулась вверх и якорь на якорь-цепи полетел в воду — и сквозь деревянное дно дока.
«Поднять якоря» было затем исполнено, но без традиционных фраз или звуков марширующего оркестра Морской академии. Оплата в 4000 долларов со счета «Эстерион Шиппинг Компани» фирме «Атлантик Бэсин Айрон Уорко за разные услуги восстановила деревянный сухой док. А бывший матрос первого класса Меркюри «Быстроногий» Браун из Норфолка, Вирджиния, стал матросом второго класса Брауном и героем жилой палубы. Инцидент с тремя чашками кофе был отомщен.
Второй поход «Эстерион»/«Эвелин» начался 4 мая 1942 года. Все, что было в списке ремонта, было отремонтировано, но в головах многих из тех, кто находился на борту, было представление о ее крайне слабой «мореспособности» и «израсходованности». «Эвелин» совершила всего шесть патрульных походов, в которых она заходила во все уголки на атлантическом побережье, в Мексиканский залив и Карибское море в поисках подлодок. Она была свидетельницей потоплений многих судов, но ни разу не получила возможности атаковать самой, вероятно из-за своих небольших размеров. Нет свидетельств и того, что кто-нибудь из командиров подлодок когда-либо заподозрил, что она являлась судном-ловушкой.
10 января 1943 года «Эвелин» пришла в Нью-Йорк с Тринидада. Состояние ее было таково, что Отдел повреждений Морского Министерства подтвердил мнение Легуена о том, что она не выдержит даже одного торпедного удара и еще останется после этого боеспособной боевой единицей. К тому времени, когда в ней были проведены усовершенствования, 14 октября 1943 года был организован и начал действовать Десятый флот. Система конвоев и поисково-ударные противолодочные группы, в которых использовались эскортные авианосцы и приспособленные для противолодочной борьбы эсминцы и эскортные корабли, стали очень эффективным оружием против германских подлодок. Худшее осталось позади, и деятельность «Эвелин»/«Эстерион» уже не требовалась.
Ее передали Береговой Охране, она служила в роли метеорологического судна, затем была объявлена непригодной к плаванию и пошла на слом. Поставленные перед ней задачи далеко превосходили ее способности. Галантное старое судно пока могло выдерживало тяготы. Для тех, кто плавал на «Эвелин» во время ее службы в роли приманки подводных лодок, она всегда будет гордой и благородной леди.
Корабль «Эстерион» действовал в самый тяжелый период борьбы в мелях атлантического побережья. По данным самого Деница, уровень потоплений в североамериканских водах в период с января 1942 года по 14 марта 1942 года составил 1,2 судна в сутки. В период с 15 марта по 20 апреля — 2,2 судна в сутки. Затем наступило резкое сокращение числа успешных атак: с 21 апреля по 19 июля 1942 года этот уровень не превышал 0,7. Именно в этот период количество подлодок, действовавших одновременно в североамериканской зоне от мыса Сэйбл до Ки-Уэст, было увеличено до максимума с 16 до 18 единиц.[179] Именно на этот период на счету морских и воздушных сил США оказалось шесть уничтоженных подлодок:
U-352, капитан-лейтенант Гельмут Ратке — кораблем ВМС «Икарус».
XT-157, корветтен-капитан Вольф Хенне — кораблем ВМС «Тетис».
1Т-1В8, капитан-лейтенант Эрих Роотин — 74 патрульной эскадрильей.
U-701, капитан-лейтенант Хорог Деген — 396 эскадрильей армейской бомбардировочной авиации.
U-153, корветтен-капитан Вильфрид Райхманн — 59 эскадрильей армейской бомбардировочной авиации и кораблем «Лэнсдаун».
U-576, капитан-лейтенант Дитер Хейнике — VS9 эскадрильей ВМС и пароходом «Уникой» из подразделения вооруженной охраны рыболовства.[180]
До 15 апреля потоплено было три лодки:
U-636, капитан-лейтенант Крекинг — VP82 эскадрильей ВМС.
U-503, капитан-лейтенант Герике — VP82 эскадрильей ВМС.
U-85, обер-лейтенант Эберхард Грегер — эсминцем «Ропер» (DD147).
Несомненно, что подводный блиц-криг у американских берегов закончился. Хотя кое-где потопления продолжались, в особенности в дальних районах Карибского моря возле Тринидада, Арубы и Панамского канала, что стало возможным благодаря введению подводных танкеров, затраты Деница в форме потерь подлодок начали расти. К концу 1942 года, потеряв 15 лодок, Дениц перевел свои лодки в районы, где проходили североатлантические конвои и в юго-восточную часть Атлантики. В 1942 году в Атлантике погибла 61 лодка, а во всем мире — 85 лодок.
У Деница ситуация лучше уже не становилась. В мае 1943 года он потерял 38 подлодок или 32,2 % всего действующего подводного флота. Верно, что ноябрь 1942 года был месяцем беды для транспортных путей союзников в Атлантике, когда было потоплено судов на 603 000 тонн, в среднем 3 судна в сутки. Но к маю 1943 года эта цифра снизилась до 212 000 тонн, или до одного судна в сутки. Кроме того, судостроительная промышленность союзников начала производить суда в количестве, значительно превышающем потери. В кратковременном плане стратегия Деница могла быть успешной, но достигла ли она основной цели, вопрос остается открытым. С точки зрения на тотальную войну и ее результаты, «Паукеншлаг» и последующие операции в прибрежных американских водах были непоследовательными. Война — это игра стратегии и тактики, но результат часто определяет удача. Для Деница «Паукеншлаг» был дерзким шагом, отклонением от стратегии нападений на конвои. Рассчитанный риск оставался независимо от того, обеспечит ли изменение тактики предусмотренный адмиралом достаточно мощный удар по судоходству союзников в американских прибрежных водах.
Будущее «Льва» напрямую зависело от успеха его дерзкого замысла
Важно понять стратегию германского подводного флота с точки зрения немцев применительно к операциям в западной Атлантике с конца 1941 по июнь 1942 года. Наступательные действия подлодок в американских прибрежных водах были проанализированы и записаны фрегаттен-капитаном Гюнтером Гесслером, племянником адмирала Деница, бывшим командиром U-107 и оперативным офицером флагмана подводного флота. Записки Гесслера были переведены и опубликованы Издательством Ее Величества под названием «Военно-морская история Германии: подводная война в Атлантике, 1939–1945». Эта работа была сделана после войны по указанию британского Адмиралтейства. В ней приводятся некоторые интересные проникновения в образ мыслей Деница и его штаба в этот период. Краткое изложение их дается ниже.[181]
Еще в сентябре 1941 года германский военно-морской штаб решил, «что должны быть предприняты действия против американских судов, везущих грузы в Англию». Дениц поддерживал это предложение, и, как сообщает Гесслер, в его военном дневнике имется запись от 15 мая 1942 года, которая гласит: «В долгосрочном плане предпочтение состоит в превосходстве количества утопленных судов перед вновь построенными. Кораблестроение и производство оружия сосредоточено в зоне Америки… Нападениями на суда, перевозящие военные грузы… в зоне Америки я нанесу удар в корень зла».
По Гесслеру, Дениц дал обязательство, что «если бы он мог иметь свои лодки в готовности отправиться к берегам Америки к началу войны, он смог бы нанести сильнейший неожиданный удар — einen kraftigen Paukenschlag» («сильный удар в литавры» — Прим. авт.). Сентябрьское предложение было отвергнуто Гитлером по политическим соображениям Он не хотел провоцировать Америку на вступление в войну. Однако нападение на Пёрл-Харбор ускорило объявление войны Германией и убрало ограничения на наступательные действия против кораблей ВМС США и торговых судов. Дениц смог ударить в свой барабан.
Штаб германских ВМС, по Гесслеру, рассчитывал на неопытность американских противолодочных сил и в связи с этим на возможность действий подлодок в районах портов США, где местные силы могли быть неэффективными. Это подтвердил и Хардеген на U-123 — неадекватность оборонительных действий США. Утверждение Гесслера, что в промежутке с 1939 по начало 1942 года «американским противолодочным силам не хватало опыта», было несомненно точным. Фактом было и то, что у ВМС США отсутствовали организованные противолодочные силы.
Это было задокументировано в конце 1944 или начале 1945 года по приказу адмирала Кинга в штабе Главнокомандующего ВМС (COMINCH), было подготовлено обозрение «противолодочных операций против германских подлодок во Второй мировой войне». В качестве отклика на него был создан подытоживающий совершенно секретный документ (ныне рассекреченный), включающий 8 источников и 12 приложений, который снабдил COMINCH данными, необходимыми для создания основы плана послевоенных ВМС мирного времени. В этом документе констатировалось очевидное:
Подобно прочим видам деятельности ВМС США, развитие противолодочных сил между Первой и Второй мировой войнами страдало от отсутствия продолжающихся программ. Возможно, что противолодочные силы пострадали даже больше из-за отсутствия сколько-нибудь важного или авторитетного агентства, способного продвигать разработки и тактику.
Исключая усовершенствования в гидролокационной аппаратуре, никаких других успехов в развитии противолодочных средств между Первой и Второй мировыми войнами достигнуто не было…
Достаточно сказать, что… до весны 1943 года мы ничего не делали для противолодочной войны так хорошо, как бы нам этого хотелось… главным образом из-за отсутствия сил, неспособности подготовить кадры, которыми мы располагали из-за их постоянной оперативной занятости, и от использования устаревших тактики и оборудования. В действие были пущены все виды разнообразных надводных судов.[182]
Неудивительно, что Рузвельт и Кинг в январе 1942 года, учитывая уровень неподготовленности США, предпочли использовать в качестве аварийного средства расходуемые суда-ловушки, которые должны были заполнить временную противолодочную брешь. Свое присутствие у американских берегов силы союзников показали не ранее апреля-мая 1942 года. Гесслер отмечает, что, начиная с апреля, для подводных лодок атаковать стало небезопасным, исключая ночное и безлунное время. Лодки стали уязвимы перед увеличившимся количеством патрульных судов и самолетов. Первая гибель лодки произошла 14 апреля, когда возле мыса Гаттерас была потоплена U-85. 15 июня и 7 июля были потоплены U-576 и U-701, соответственно, также у мыса Гаттерас. В мае, как отмечал Гесслер, количество потопленных судов союзников начало сокращаться и понадобилось пересмотреть ведение войны в прибрежных районах. В заключение он указывает. «19 июля двум лодкам, действовавшим у мыса Гаттерас, было приказано уйти из прибрежной зоны. Таким образом, усилившееся влияние американских противолодочных сил отогнало нас от берега и из этого родилось наше решение посылать к берегам время от времени только одиночные лодки, да еще ставить мины возле портов».[183]
Дениц расценивал свою операцию «Паукеншлаг» и битву у берегов Америки как успех. Это заключение следует признать спорным. По причинам политического характера в высших кругах германского командования было важно ублажить Гитлера и добиться его благосклонности, поэтому в интересах адмирала было особенно выделять индивидуальные успехи отдельных лодок, таких как U-123 (Хардеген) и U-552 (Топп), а не показывать несколько разочаровывающие средние данные по количеству тоннажа потопленных судов, приходившихся на одну лодку. Очевидные провалы в достижении такой цели, как подрыв путей морского снабжения союзников могли только ухудшить положение Кригсмарине, боровшейся с Люфтваффе и Вермахтом за ограниченные ресурсы Германии. Некоторые историки называют операцию «Паукеншлаг» «Пёрл-Харбором Атлантики». С учетом людских потерь и уничтоженных судов и материалов нет спора о том, насколько неоспоримо серьезны были атаки на судоходство союзников. Однако сделать объективное заключение как об общих результатах, так и о точном уровне достижения или провала, крайне затруднительно. Один из подходов мог бы послужить оценке того, достиг ли, этим Дениц своей цели. Второй — определил бы меру того, насколько эти атаки повлияли на политическое поведение и, военно-промышленную реакцию США.
«Паукеншлаг» был решительным ударом, но вряд ли можно счесть его «мощнейшим воздействием», как это задумывал Дениц. Он мог рассчитывать, что своей цели он добился бы, если бы каждая из его пяти лодок уничтожила по 7–8 судов, то есть всего 35–40 судов. На деле было атаковано только 24 судна, или 60–69 % от ожидавшегося количества. Хотя Дениц мог считать масштабную прибрежную подводную войну тактическим успехом, имеется достаточное свидетельство того, что это — провал, или, в лучшем случае, небольшой урон потоку военных грузов в Европу. Лишь на короткое время прибрежные наступательные операции создавали угрозу грузовым линиям на Британские острова, в Мурманск и в Архангельск. И тщательное изучение действий подлодок в американских водах позволяет сделать только то заключение, что в общей оценке битвы за Атлантику угроза казалась более значительной на фоне тех потерь, которые имели место в действительности.
Пёрл-Харбор, объявление Германией войны и подводные атаки у побережья создали оправдание усилиям Рузвельта подготовить США к войне. Планирование мобилизации промышленности уже началось, и меры в этом отношении были предприняты. Президент сформировал Военно-промышленный совет и были установлены годовые цифры выпуска артиллерийских орудий, танков, самолетов и грузовых судов. Для последних целевые цифры были в 8 000 000 тонн дедвейтом, на 1943 год — 10000000 тонн. Строительство эскортных эсминцев (DE) тоже уже началось. Конгресс охотно выделил необходимые фонды для поддержки этой «невероятной программы».
Для противодействия потере судов и грузов ВМС особый упор сделали на противолодочной программе. Адмирал Кинг создал аналитическое подразделение по противолодочной борьбе, конвойный и трассовый отделы в своем штабе, а также специальные школы и подготовительные курсы по противолодочной войне. Он сосредоточился на Северной Атлантике и на связях с британцами и русскими. На вновь организованную Охрану Морских Границ Кинг возложил ответственность за операции в прибрежных водах. Охране Морских Границ предоставили множество катеров и патрульных кораблей, переоборудованных яхт и 22 траулера, взятых в долг у Британии вместе с опытными офицерами и командами. К 1 июля 1942 года эти меры заставили Деница отступить от своей компании у американских берегов. Хотя по мнению Сэмюэля Морисона операция «Паукеншлаг» была «избиением младенцев» и «унижением» для США, было немного, если они вообще были, свидетельств таких унижений президента, конгресса или очнувшейся от апатии американской публики.[184]
Широко разрекламированный Деницем успех операции «Паукеншлаг» в немалой степени был обязан Хардегену. Адмирал дал своему капитан-лейтенанту соответствующую награду — возвращением из второго похода в американские воды для этого аса закончилась карьера в море. Калс, Запп, Моор и Топп также достигли своих индивидуальных заданий по тоннажу и получили свои награды. Но остальные командиры подлодок ожиданий адмирала по тоннажу потопленных судов не оправдали. В то время как Деницу следует отдать должное за концепцию «Паукеншлага», в целом эту операцию надо оценивать путем оценки и определения уровня достигнутого успеха. А недостаток ее состоял в том, что задуманный план выполнялся плохо.
Хорст фон Шрёгер стал командиром U-123 и совершил еще несколько походов, хотя из них ни одного не было в северную Атлантику. Фон Шрётер пережил войну, остался в ВМС послевоенной мирной Германии — Бундесмарине — и достиг ранга вице-адмирала.
U-123 находилась в Лоране до конца войны и была затем отправлена на слом французским правительством.
Рейнгард Хардеген в начале 1945 года в ранге корветтен-капитана служил в штабе гросс-адмирала Деница в Фленсбург-Мюрвике. Здесь, вместе с другими членами штаба, он сдался в плен британцам, которые посадили его в тюрьму, по ошибке спутав его с членом «Ваффен-СС», также носившим фамилию Хардеген. После 18 месяцев тюрьмы дело выяснилось — главным образом благодаря усилиям Барбары Хардеген, в результате которых было подтверждено его имя и служба в подводном флоте. Хардеген вернулся в свой дом в Бремене воспитывать детей и служить своему городу в парламенте прежде, чем уйти на покой, он создал и управлял морской нефтяной компанией. Сейчас он ездит по миру от полюса до полюса и от одного континента к другому — но большей частью по поверхности воды.
Когда «Эвелин» освободили от службы судна-ловушки в 1943 году, офицеры и матросы бывшего секретного корабля продолжили борьбу на море на Атлантическом и на Тихоокеанском фронтах. Успехи технологии вели к замене основного электротехнического и управляемого вручную оборудования. Военные корабли большей частью приобретали более современный вид сравнительно с кораблями времен Первой мировой и 20-х годов. И, самое важное, тактика не диктовала более пассивных действий. «Эвелин»/«Эстерион» был кораблем, пущенным в расход: предполагалось, что он поглотит торпедный удар и затем выманит подлодку всплыть. Надо надеяться, что эта отчаянная тактика изъята из учебников по морской стратегии и тактике. Офицеры и матросы «Эстериона» приветствовали изменение характера своей службы и возвращение в «нормальные и современные ВМС».
Гленн Уокер Легуен еще на «Эстерионе» был повышен в звании до капитана 3 ранга. В начале 1944 года он принял командование 47 эскортным дивизионом. За героическую службу в операциях против врага во время амфибийного десанта в южной Франции он был награжден Бронзовой Звездой. Позднее, в штабе командующего Восьмой десантной группой, он участвовал в нападении и захвате Минандао на Филиппинах и Баликпапан на Борнео и затем в оккупации Нагойи в Японии. В 1945 году Легуен был повышен в звании до капитана 2 ранга. Со службы он ушел на отдых в 1957 году и умер 12 декабря 1981 года.
Лоуренс (Ларри) Роберт Нэвилл получил звание капитана 3 ранга в 1944 году и капитана 2 ранга — в 1952 году. В 1944 году он вошел в состав штаба командующего Седьмым флотом в западной части Тихого океана. За выполнение обязанностей оперативного офицера и «исключительно похвальное поведение во время операций против вражеских японских сил» он был награжден знаком Легиона Почета Конгресса США с боевой «V». После войны капитан Нэвилл служил на командных и штабных должностях, включая должность помощника атташе в Риме. Он покинул службу 1 ноября 1959 года в ранге контр-адмирала. Он умер 9 января 1986 года.
Генри С. («Датч») Шванер-младший, еще на «Эстерионе» был повышен в звании до капитан-лейтенанта. В 1944 году он стал капитаном 3 ранга и служил на крейсере «Честер». На нем он участвовал в боях с противником во время рейдов на удерживавшиеся японцами острова Палау, Иап, Улити и Уолеай. За ними последовали обстрел острова Маркус, операции на Курильских островах, на Лейте (Филиппины), Иводзима, Окинава Гунто и на территории Японии. После окончания войны он служил в различных штабах и командах, включая Штаб Командующего Морскими Операциями и в должности командира 42 эскортного дивизиона, где он получил звание капитана 2 ранга. Впоследствии он командовал 36 эскадрой эсминцев. Капитан Шванер умер от сердечного приступа во время службы 8 декабря 1965 года.
Ги Браун Рэй уволился из ВМС в октябре 1946 года в ранге капитан-лейтенанта. Он умер в Сиэттле, Вашингтон, 3 января 1969 года.
Лайонел М. Кук, который на «Эстерион» пришел с чином боцмана, впоследствии стал мичманом и лейтенантом. Он ушел со службы в 1946 году и умер.
Роджер Мец, помощник боцмана Кука, стал мичманом еще на «Эстерионе» и после войны постепенно поднимался в ранге. Во время корейского конфликта он был командиром десантного корабля LSM355 и командиром 32 дивизиона десантных кораблей LSM. В чине капитан-лейтенанта он был командиром корабля «Бассет» (APD73). После присвоения чина капитана 3 ранга он служил старшим офицером на корабле «Таконик» (AGC17). Роджер Мец закончил службу в 1960 году и жил в Уестервилле, Огайо. Он умер в августе 1996 года.
Джон Лукович изменил фамилию на «Люк» и, очевидно, ушел с морской службы. Его послевоенная жизнь неизвестна.
Что касается меня, то я оставил «Эстерион» 9 октября 1943 года для 10-месячной береговой службы. За это время я женился на своей Барбаре. Большую часть 1945 года я провел на борту корабля вспомогательных сил, выполнявшего задачи снабжения флотов в Западной части Тихого океана: у атоллов Эниветок и Улити, в заливе Лейте и у Окинавы. После войны я перешел на службу в основные ВМС в ранге капитан-лейтенанта и служил в корпусе снабжения. Следующие пять лет отслужил на разных должностях на берегу, включая относящиеся к программе ядерного оружия, и получил чин капитана 3 ранга. Закончив программу обучения руководителей в Гарвардской школе бизнеса я был назначен на ударный авианосец «Беннигтон» (CVA20), затем был переведен в Вашингтон сначала в Управление Системой Снабжения флота, а затем в новое Бюро Морских Вооружений. В 1959 г. я получил звание капитана 2 ранга и был переведен в штаб командующего 73 оперативного соединения — мобильного тыла Седьмого флота США, находившийся на корабле «Аякс» (AR6), который базировался в Сасебо, Япония. В 1963 году я вернулся в США для службы в качестве старшего офицера, а затем начальника штаба электронного обеспечения. Последним местом моей службы стало Министерство Обороны, где я занимал особую должность помощника секретаря по оборудованию и снабжению. ВМС сочло меня достойным ордена «За боевые заслуги». Я ушел со службы в 1968 году и в течение 17 лет проходил вторую карьеру в качестве менеджера в компании «Ингэлл Шипбилдинг Дивижн, Литтон Системс». Здесь, к своему большому удовлетворению, я обнаружил весьма приятное дополнение к своей морской службе, поскольку оказался в гуще ряда программ по разработкам и постройке наиболее совершенных военных кораблей, таких, как эсминцы класса «Спрюэнс», как десантные суда-амфибии класса «Тарава», крейсер «Тикондерога» класса «Эгис» и в начале работ по эсминцам «Эрлей-Бэрк» класса «Эгис». После двадцати лет работы в частной промышленности я покинул и ее, чтобы сосредоточиться на карьере начинающего писателя и рассказать эту повесть.
Несколько заключительных слов по Проекту LQ. Завеса секретности над ним существовала еще долго после гибели «Этика» и передачи «Эстериона» Береговой Охране. Только несколько из офицеров Охраны Восточной Морской Границы, которые опекали судно-ловушку танкер «Биг Хорн», и те, кто плавал на нем, сохраняли интерес к действиям кораблей-приманок. «Биг Хорн» был не более успешным, чем «Эстерион». У Рузвельта, Кинга, Нимица и Хорна было гораздо более важное дело — вести войну в мировом масштабе. Далее благодаря американской технологии и индустриальной мощи теперь появилось более совершенное оружие для борьбы с подлодками.
Несомненно, что к концу 1943 года «счастливые времена» для Деница кончились и наступил период отчаяния. К концу войны Проект LQ был распределен по многим закрытым делам, похороненным в сейфах нескольких отделов Морского Министерства. Уцелевшие офицеры и матросы с «Эстериона» и «Биг Хорна» смотрели в свое прошлое сквозь дымку и мглу наступления в Северной Африке, десанта в Южной Европе, дня «Д» и кампаний в Западной части Тихого океана, и теперь вспоминали как очередной этап своей службы волнующие, но и выматывающие дни на ловушках подлодок.
В соответствии с последним списком, подготовленным Морским Министерством, на «Этике» погибло 133 члена команды и 6 офицеров. Родственникам каждого офицера и матроса было сообщено 7 мая 1942 года, что «…его родственник пропал без вести в ходе выполнения своего служебного долга на службе своей стране. Он официально считается пропавшим без вести с 27 марта 1942 года, когда корабль, на котором он служил, отсутствовал сверх срока и предполагается пропавшим в Северной Атлантике».
Никаких других официальных сообщений не передавалось в течение двух лет до 5 мая 1944 года, пока Бюро Морского Персонала не объявило, что в соответствии с законом пропавшие без вести моряки считаются мертвыми с 5 апреля 1944 года. Под этой датой значился сертификат, подписанный президентом Франклином Д. Рузвельтом, в память каждого из погибших. В письме от 8 мая 1944 года морской министр Джеймс Форрестол выразил свое личное соболезнование. А 7 июля министр посмертно наградил медалью Пурпурного Сердца каждого служившего и погибшего на «Этике».
Естественно, что из-за скудости или полного отсутствия информации о статусе своих родственников за период с 7 мая 1942 года по 5 мая 1944 года многие семьи переживали беспокойство и тяжкие заботы. С другой стороны, Морское Министерство не знало, как еще можно было обращаться с этим персонально затрагивавшим многих людей и в высшей степени секретным материалом. Другого варианта не было. Война «Этика», как и война «Эстериона», была тайной войной, и даже те немногие факты о ней, которые были известны Морскому Министерству, огласке не подлежали. Семьи офицеров и матросов «Этика» должны были пережить неопределенность, отчаяние и подозрения в отношении статуса своих пропавших родных. Сокрушенность и мучительные мысли, выстраданные семьями, которых поставили в подвешенное состояние неясности — «пропал без вести в бою», — должны быть отмечены и признаны в нашем повествовании. Молодая жена миссис Джойс, оппозиционерка миссис Деккелмэн, покорная миссис Беккет, семья холостяка Армана «Френчи» Куелетта, жена и дети старшего писаря Дэниэла Космидера, родители юного мичмана Эдвина Леонарда и многие другие, любимые которых служили на «Этике», должны были изо дня в день переносить боль от этого сбивающего с толку молчания, которое тянулось не неделю и не три недели, а почти два года.
Большинство семей ожидало в молчании, но не все: миссис Деккелмэн, миссис Беккет и миссис Джойс вместе посетили штаб-квартиру Охраны Восточной Морской Границы в Нью-Йорке — но не узнали ничего. Этель Деккелмэн, впоследствии Этель Делстон, выразила свою печаль в романе «Помнящая о любви», изданном в 1972 году.
Миссис Пол Г. Леонард, из Колумбии, Южная Каролина, мать мичмана Леонарда, обратилась 12 января 1946 года к морскому министру Джеймсу Форрестолу и сенатору Барнету Мэйбэнку с рядом вопросов и рассказом о своих безуспешных усилиях получить информацию о сыне. Ее полное отчаяние звучит в словах:
«Меня до крайности обидело, что ВМС проглядело тех из нас, чьи сердца разрываются и болят почти четыре года, отказываясь сообщить факты, которые оно, очевидно, имело и скрывало».
Никакой копии ответа или ссылки на ответ в адрес миссис Леонард в архивах найдено не было, хотя в делах Морского Исторического Центра сохранилась копия несекретного меморандума адмирала Хорна Морскому Министру, датированного 18 марта 1946 года. На основании этого можно предположить, что письмо было подготовлено и отправлен несекретный ответ. Несомненно, что отсутствие полноценного сообщения семьям до окончания войны имело причиной необходимость соблюдения строжайшей секретности Проекта LQ.
5 июня 1946 года капитан Легуен направил Командующему Морскими Операциями предложения по соответствующему награждению офицеров и матросов «Эстериона» и «Этика». В 9-страничном письме Легуена в подробностях описывалась необычность их миссии и ее опасности, состоявшие и в том, что «не ожидалось, чтобы какой-либо из кораблей продержался бы дольше месяца после вступления в строй» (что оказалось совершенно справедливым в отношении «Этика»). Он рассказал о своих успехах и хвалил офицеров и матросов. Какого-либо ответа на это письмо Легуена не найдено.
Некоторые авторы воспоминаний отмечали, что капитан 3 ранга Гарри Хикс, как командир «Этика», был награжден посмертно Морским Крестом, но в штабе Морского Министра записи о такой награде не найдено.
В Германии на берегу Кильского канала, в Киле, установлен памятник подводникам. На нем отлитые из бронзы дощечки с именами каждого офицера и матроса, погибшего на службе в подводном флоте. За период 1914–1918 гг. перечислены 5249 имен. За Вторую мировую войну с 1939 по 1945 год — имена 33003 человек и 739 подводных лодок. Дощечки с их именами заполняют обе стены открытого U-образного коридора[185], образующего Канал Славы. Под U-123 значится имя фенриха цур Зее Руди Хольцера. Хотя мичман Хольцер похоронен в море один неподалеку от места упокоения «Этика», его гордую мемориальную табличку можно видеть всем среди подобных табличек его товарищей. Он тоже является частью истории Проекта LQ и американской прибрежной кампании времен Второй мировой войны.
Для тех, кто погиб на «Этике» во время его тайной и одинокой войны, никакого особого памятника нет, исключая ту память, которая осталась в сердцах их семей и друзей. Их израсходовали и почти забыли. Надежда на то, что эта повесть станет хотя бы напоминанием, если уж не признанием их героизма. Они были среди храбрецов в том, что стало впоследствии величайшими ВМС, какие только знал мир.
Признанный специалист по разведке, исследователь и писатель Ладислас Фараго в своей книге «Десятый флот» дает объективную и краткую оценку Проекта LQ ВМС США:
«Несмотря на свою тщетность и даже на порицание за потерянные жизни ста сорока одного офицера и матроса в этой бесплодной затее, проект выделяется тем, что является еще одной сагой о противолодочной кампании. Он возник в тот момент, когда у нас не было ничего, чтобы заткнуть эту брешь — наше единственное наступательное усилие создать опасность мародерам. Секретные корабли требовали наивысшего мастерства и смелости от офицеров и матросов. Пусть они только создавали наступательный дух в то время, когда все на восточном побережье были охвачено оборонительными настроениями».[186]
С этой мыслью я и заканчиваю мое повествование. Буду рад быть полезным.
Audentes Dew ipse iuvat (Смелым сам бог помогает).