Только к концу декабря Сташинский вновь появился в Восточном Берлине. Учеба на курсах повышения квалификации непредвиденно затянулась. Уезжая в Москву, Богдан знал, что задержится в столице на какое-то время, но даже не предполагал, что его командировка продлится почти полтора месяца. Он искренне сожалел о том, что опять не смог предупредить Инге о своем столь длительном отсутствии, хотя в этот раз он не ждал встречи с ней с прежним вожделением. Он по-прежнему ее очень любил и в его сердце не было места для другой женщины, однако, после возвращения из СССР, он чувствовал себя перед ней последним подлецом и предателем. Задача, которую поставил перед ним Председатель КГБ по приезду в Германию, казалась невыполнимой. До этого момента, ему без труда удавалось жить двойной, а порой и тройной жизнью. Он легко вживался в образ того человека, чей паспорт на тот момент находился у него в кармане. Но сейчас ему нужно было стать перед Инге самим собой и открыть ей свою тайну. Он не мог представить себе, как она воспримет его признания в том, что на самом деле, он не Йозеф Леман, а Богдан Сташинский, а тем более, не переводчик внешне-торгового представительства, а советский разведчик.
Тем не менее, прямо с вокзала он пересел на электричку он направился в Западный Берлин в парикмахерскую, где работала Инге.
Постояв несколько минут возле входа, Богдан собрался с духом и вошел в помещение. Там, как всегда, стоял смешанный запах дешевого одеколона с пудрой, ставший характерных для всех подобных заведений независимо от страны пребывания. Клиентов в парикмахерской не было и Инге, с отсутствующим взглядом, равнодушно рассматривала свои ногти, медленно перемещаясь в крутящемся кресле то в одну, то в другую сторону.
— Фройлян, у Вас можно побриться? — громко спросил Богдан, стараясь казаться веселым и беззаботным.
Девушка медленно подняла на него глаза, а затем, резко вскочила с места и бросилась ему на встречу.
— Как же долго тебя не было, — оторвавшись от объятий и поцелуев, произнесла Инге. — Ты не представляешь себе, как я соскучилась.
— В командировке возникли непредвиденные обстоятельства. — Ответил Богдан и осмотрелся по сторонам. Его мало интересовали условия работы своей невесты, но в этот момент ему нужно было спрятать глаза, по которым Инге давно научилась читать его настроение.
— Ну, можно было, хотя бы открытку прислать, чтоб я знала, где ты находишься. — Продолжала причитать Инге.
— Не мог. Меня из Варшавы отправили в Москву вместе с делегацией. — Соврал Богдан, продолжая удерживать девушку в своих объятиях.
— Куда? — удивленно спросила Инге и отпрянула от Богдана.
— В СССР. — Пояснил он.
— Никогда в жизни не решилась бы поехать в эту дикую и ужасную страну.
Она сняла с вешалки свое пальто и, не давая возможности Богдану за ней поухаживать, сама быстро накинула его на плечи и крикнула своей коллеге:
— Марта, подстрахуй меня, на всякий случай. — И многозначительно улыбнувшись, добавила, — Я думаю, что сегодня уже на работу не вернусь.
Напарница с пониманием посмотрела на подругу и махнула рукой в знак согласия.
Прижавшись друг к другу, они вышли на улицу и сразу остановились, растворившись в объятиях. В свете тусклых фонарей медленно почти вертикально падал пушистый снег. Редкие прохожие, уткнувшись лицами в воротники, сосредоточенно спешили по своим делам, совершенно не обращая внимания на двух влюбленных, стоящих посреди улицы. Богдан молча смотрел на девушку, мысленно собираясь начать столь нелегкий для себя разговор.
— Йозеф, а у тебя деньги есть? — оторвала его от тяжких раздумий Инге.
— Не понял, что?
— Я спрашиваю, у тебя деньги есть? — улыбнулась Инге и тут же пояснила. — Предлагаю сегодня устроить банкет по поводу твоего приезда, да и подарки не мешало бы купить родственникам к Рождеству.
— Да-да, конечно. — Растерянно пробормотал Богдан и полез за бумажником во внутренний карман пиджака.
— Мне не нужны сейчас твои деньги, — остановила его за руку девушка, — в магазине сам расплатишься.
— Да, конечно. — Кивнул Богдан и опустил руку.
— Какой-то ты сегодня странный. — Посмотрела ему в глаза Инге. — Я тебя не узнаю. У тебя что-то случилось?
— Все нормально. — Улыбнулся в ответ Сташинский, и, взяв девушку под руку, добавил, — Просто устал с дороги.
«Может быть и к лучшему, что сегодня разговор не получился, — подумал он, — Не буду ей омрачать предстоящий праздник».
По приезду в Восточный Берлин, они посетили продуктовый магазин, где Инге купила все, что хотела купить к столу. Затем, они пробежались по сувенирным магазинам, где Богдан полностью доверился своей возлюбленной с выбором подарков для ее родственников. Вечером, в квартире Сташинского, они устроили настоящий праздник, завершившийся бессонной ночью любви.
Через неделю они вместе поехали в Дальгов к родителям Инге, чтобы отпраздновать Рождество. За столом Богдан старался быть веселым и непринужденным, много шутил, однако выражение его глаз настораживало Инге. Женским чутьем она понимала, что с ним что-то происходит, но не могла определить, что именно. Внешне, он оставался все тем же Йозефом Леманом, с которым она познакомилась почти три года назад. Зато внутри, по ее мнению, он стал другим: замкнутым и напряженным, не пускающим в свой мир, чужим человеком. В чем причина, Инге терялась в догадках, но первая идти на откровенный разговор не решалась.
Рождественскую ночь они провели в родительском доме. Утром, проснувшись с первыми лучами солнца, Инге открыла заспанные глаза и к своему удивлению увидела, что Йозеф неподвижно лежит на спине и, не моргая, смотрит в потолок.
— Ты можешь объяснить мне, что происходит? — тихо произнесла она, приподнимаясь на локте.
Сташинский, как будто давно ожидавший этого вопроса, медленно перевел взгляд на девушку, а затем, повернувшись к ней всем телом, сказал:
— Инге, любовь моя, я не могу тебе больше лгать. — Он сделал глубокий вздох, стараясь подобрать нужные слова, — Я не тот, за кого выдавал себя все эти три года.
Нечто подобное она уже была готова услышать, поэтому молча смотрела на него, ожидая продолжения. Но Богдан молчал. В его глазах появились слезы, которые он быстро смахнул ладонью. Стыдясь своей слабости, он отвернулся и вновь тяжело вздохнул.
— Ты вор? — осторожно произнесла Инге, предполагая, по ее мнению, самое страшное.
— Почему ты так решила? — вновь повернулся к ней лицом Богдан.
— У тебя всегда есть деньги, которые, как мне показалось, никогда не заканчиваются. Я не думаю, что переводчики в торговом представительстве имеют такие зарплаты. Ты постоянно куда-то уезжаешь, не предупреждая меня, а когда возвращаешься, то какое-то время всегда держишь себя как-то сдержанно и обособленно, как будто боишься о чем-то проговориться.
В ответ он грустно улыбнулся и погладил девушку ладонью по щеке.
— Нет Инге, я не вор. — Он выдержал долгую паузу и, наконец, произнес то, о чем долго не мог и не имел права говорить, — Я советский разведчик.
— Ты с ума сошел? Разве такими вещами не шутят?
— Это правда, Инге, и если ты хочешь, чтобы мы были вместе, ты должна с этим смириться.
— Ты точно сумасшедший. — Она вскочила с постели и стала быстро натягивать на себя одежду. — Если это Рождественская шутка, то она оказалась не удачной.
— И, тем не менее, это так. — Продолжал Богдан. — Поэтому сейчас все зависит от тебя.
— Что от меня зависит? — не поняла Инге. — Я должна смириться с тем, что ты советский шпион?
Во-первых, не шпион, а разведчик. А во-вторых, мое настоящее имя не Йозеф, а Богдан. — Он встал с постели и стал глазами искать свою одежду.
Инге смотрела на своего жениха глазами полными слез и молчала. Ее лицо исказила гримаса ужаса. Откровение Йозефа-Богдана она восприняла, как личное предательство. В этот момент, мужчина, которого она любила всем сердцем, умер. Перед собой она не видела прежнего человека, перед ее глазами находилась лишь внешняя оболочка того Йозефа Лемана, которого она знала все эти годы.
— Инге, возьми себя в руки. — Богдан подошел ближе к девушке и слегка встряхнул ее за плечи. — Ничего между нами не изменилось. Не важно, как меня зовут и кем я работаю, важно то, что я тебя по-прежнему люблю и ты для меня самое дорогое, что есть в жизни. Ты можешь называть меня Йозефом, если тебе так удобно, а моя работа так и останется моей работой.
Инге присела на стул и уставилась в окно, чтобы не смотреть на Богдана. Ее тело сотрясалось от мелкой дрожи, она пыталась успокоиться, но у нее это плохо получалось. Сташинский молча на нее смотрел, ожидая того момента, когда она придет в себя, чтобы продолжить дальнейший разговор. Он вновь сел на кровать и безвольно опустил руки вниз.
Спустя несколько минут, Инге сделала глубокий вздох, и, повернувшись к Богдану лицом, спросила:
— Можно тебя спросить? — Она умышленно не назвала его по имени. — Как ты себе представляешь нашу дальнейшую жизнь?
— Точно так же, как мы и жили прежде. — Спокойно ответил Богдан. — Ты будешь работать в парикмахерской. А я буду периодически выезжать в служебные командировки и всегда возвращаться домой.
— Ну, просто идиллия, — не скрывая сарказма, выпалила Инге. — А как я должна вести себя с твоими коллегами и начальниками? Неужели ты хочешь сказать, что они не будут вмешиваться в нашу жизнь и пытаться заставить меня шпионить вместе с тобой?
— Никто не будет понуждать тебя заниматься этой деятельностью вопреки твоей воле. — Попытался ее успокоить Богдан, — Хотя, не буду лукавить, подобное предложение тебе поступит обязательно, но ради нашего будущего, я думаю, ты сможешь сделать хотя бы вид, что согласна на это. Большего от тебя и не требуется. В противном случае, мне просто не разрешат на тебе жениться.
Инге, не глядя на Богдана, нервными движениями с силой стала расчесывать перед зеркалом спутавшиеся волосы, вырывая целые пряди. От перевозбуждения, она не чувствовала боли, слова Богдана прозвучали для нее как взрыв разорвавшейся бомбы. Инге уже не слышала его, стараясь воспринять только то, что он ей уже сказал. Если б она не стояла на ногах, то посчитала бы, что это кошмарный сон, который вот-вот должен закончится, но, увы, это была реальность.
— Я хочу быть с тобой, — наконец, заявила она твердым голосом. — Но я никогда не поеду в Советский Союз.
В течение двух минут, она походила по комнате, еще и еще раз обдумывая его слова и, наконец, подойдя к нему, села перед ним на корточки и тихо сказала. — Давай вместе убежим в Западную Германию, там нас никто не знает, мы начнем новую жизнь. Ты устроишься куда-нибудь переводчиком или учителем в школу, я буду работать в парикмахерской. На первое время мой отец даст нам денег, потом мы сами сможем жить, как все люди, без твоего КГБ, без страха и гонений.
Она с надеждой и мольбой в глазах посмотрела на Богдана.
— Это исключено. — Ответил Сташинский. Он взял со стула свои брюки и, надевая их, продолжил, — Неужели ты не понимаешь, что меня найдут на следующий день после нашего побега в любой точке земного шара и тогда, мы уже до конца дней своих не сможем быть вместе. Ты еще не знаешь, что такое КГБ. Попасть туда можно разными способами. А вот выйти, только одним. Думаю, догадываешься каким.
Он грустно улыбнулся и покачал головой.
— И что же нам делать? — обреченно произнесла Инге. Она встала и, расправив помятое платье, пересела на стул.
Богдан медленно одевался, стараясь не смотреть на девушку.
— Для начала, ты подтвердишь моим руководителям, что согласно вместе со мной сотрудничать с КГБ.
— А если нет? — перебила его Инге.
— А если нет, то нам придется расстаться прямо сейчас. — Категорично отрезал Сташинский. — Других вариантов у нас нет.
Инге беззвучно зарыдала, прикрыв ладонями лицо. Ее плечи, еле заметно подергивались, но она старалась держать себя тихо, чтобы не разбудить родителей в соседней комнате. Богдан продолжал молча приводить себя в порядок, давая возможность ей прийти в себя. Наконец, она успокоилась и, вытерев ладонями распухшие глаза, спросила:
— Значит ты русский?
— Не совсем. Я украинец.
— А это еще кто? — удивилась Инге. Она никогда ранее не слышала о такой национальности, но восприняла это известие с некоторой долей мужества, видимо предвкушая, что впереди ей предстоит узнать еще очень много неожиданного о своем любимом.
— В Советском Союзе есть такая республика, расположенная между Россией и Польшей. — Сташинский не стал дальше рассказывать ей о себе и продолжил, — Если ты согласна, то сразу после Нового Года поедем вместе в Москву. Я должен представить тебя своему руководству.
Инге долго молчала, уставившись глазами в пол.
— Так ты согласна или нет? — спросил Сташинский, выводя ее из оцепенения.
— Да. — Еле слышно ответила она и вновь заплакала.