Судьба ликвидатора (СИ)

ГЛАВА 27

Летним воскресным утром в доме отставного офицера КГБ бывшего СССР раздался телефонный звонок. Константин Петрович вышел в отставку еще в середине 80-х годов и проживал один в своей киевской трехкомнатной квартире недалеко от Вечного Огня. Через несколько месяцев он готовился отметить свой 80-летний юбилей, хотя отмечать особо было не с кем. Большинство его сослуживцев уже отошли в мир иной, а новыми друзьями он так и не обзавелся. Семьи, в обычном понимании этого слова, у него не было, поэтому телефонный звонок вызвал у него понятное недоумение.

— Слушаю Вас. — Ответил он, усаживаясь в старое потертое кресло.

— Здравствуйте, Константин Петрович, — услышал он в трубке незнакомый приятный женский голос.

— Добрый день, — сухо ответил он. — С кем имею честь разговаривать.

— Вас беспокоит Наталья Шепитько. Я журналистка и хотела бы взять у вас интервью.

— Я не даю никаких интервью. — Недовольно ответил старик и уже хотел положить трубку, но журналистка его опередила.

— Прошу Вас, не кладите трубку. — Молящим тоном защебетала она. — Мне рекомендовал обратиться к вам Александр Пантелеймонович Святогоров.

Эта фамилия прозвучала для старого чекиста, как пароль. Святогоров был не просто полковник СБУ в отставке, для многих он оставался до конца своих дней живой легендой. Именно, он стал прообразом Йогана Вайса в фильме «Щит и меч» и, именно, он в конце 50-х — начале 60-х годов работал в советской резидентуре в ФРГ.

— Полковник Святогоров умер в 2008 году, поэтому вряд ли мог Вам меня рекомендовать. — Усомнился в словах журналистки Константин Петрович.

— Совершенно верно. — Не сдавалась Шепитько, — Но я брала у него интервью еще в 2004 году, а потом в Украине произошла Померанчевая революция и тема, которую я хотела поднять, оказалась не актуальной.

— И какую же тему вы собирались поднять? — уже с интересом спросил ветеран.

— Я не хотела бы об этом говорить по телефону. — Интригующе ответила женщина, и сразу, как подобает в таких случаях, пошла в наступление, — Если вы не против, я могу прямо сейчас подойти к вам домой. Если хотите, можем встретиться на нейтральной территории.

Старик немного подумал и про себя усмехнулся.

— К сожалению, я уже не в том возрасте, чтобы ходить на свидания. Для меня привычнее общаться дома. Записывайте адрес.

— Не надо. — Прозвучал радостный голос журналистки. — Я уже стою перед дверью вашего подъезда.

— Однако, оперативно. — Засмеялся Константин Петрович, — Снимаю шляпу перед Вашей настойчивостью.

Через минуту в квартиру ветерана госбезопасности вошла миловидная женщина лет тридцати пяти, стройная, чуть выше среднего роста, в строгом брючном костюме синего цвета. В руках она держала небольшой клач. На первый взгляд ее можно было принять за молоденькую девушку, но возраст выдавали необычайно умные и уставшие глаза.

— Добрый день, Константин Петрович, — она протянула мужчине руку.

— Еще раз здравствуйте, — ответил на рукопожатие тот и жестом руки предложил женщине войти в гостиную.

Она медленно вошла в комнату, внимательно осматривая ее обстановку. Обычная трехкомнатная квартира, обставленная старой советской мебелью, красноречиво говорила об аскетизме хозяина. Хотя две вещи все же говорили о том, что этот человек не живет одним лишь прошлым. Плазменный телевизор, подчеркивал приверженность его к комфорту. На прямоугольном столе, стоящем в дальнем углу, лежал ноутбук, говорящий о том, что хозяин квартиры старался не отрываться от реалий сегодняшней жизни. О причастности к некогда всесильной службе говорил лишь маленький бюст Дзержинскому, который красовался на книжной полке.

— Хотите чаю? — предложил Константин Петрович, — Кофе я не держу в доме, в последнее время начались проблемы с сердцем, а чай у меня хороший, с чабрецом.

— Пожалуй, не откажусь. — Улыбнулась в ответ Наталья.

— Тогда я поставлю чайник, а Вы располагайтесь, где вам будет удобно.

Константин Петрович вышел на кухню, оставив гостью в гостиной. Когда он вернулся, женщина сидела в кресле, положив на журнальный столик маленький цифровой диктофон.

— А вот это лишнее. — Старик строго посмотрел на журналистку. — Я с удовольствием отвечу на любой Ваш вопрос, но только при условии, что не будет никакой звукозаписи.

— Хорошо. — Немного смутившись, согласилась женщина и спрятала свой диктофон в клач.

Константин Петрович занял место в кресле напротив и, сложив руки на колене, спросил:

— Так о чем вы хотели со мной поговорить?

— Не о чем, а о ком. — Загадочно улыбнулась журналистка. Выдержав небольшую паузу, она продолжила. — Я хотела бы, чтобы Вы пролили мне свет на некоторые белые пятна в судьбе Богдана Сташинского.

— А какое отношения я к нему имею? — усмехнулся старик и отвел в сторону глаза от журналистки.

— Во время нашей последней встречи со Святогоровым, он мне рассказал, что больше Вас в отношении этого ликвидатора мне не сможет рассказать никто. Если верить его словам, то вы были в курсе всех аспектов его подготовки и дальнейшей работы.

— Ох уж старый лис, даже после смерти нет от него покоя. Ну, раз уж он Вам меня так отрекомендовал, попробую Вам ответить. — Улыбнулся хозяин квартиры и добавил. — Хотя, что нового я могу рассказать о Сташинском, если вся его жизнь подробно изложена в материалах следствия. Насколько мне известно, он ничего не скрывал на суде. По материалам его допросов, написано масса статей, а также документальных и художественных книг.

— Я знаю, — согласилась журналистка. — Более того, я все их перечитала и досконально изучила, но, тем не менее, некоторые ответы Сташинского на суде вызвали у меня большие сомнения.

— Например? — усмехнулся старик и с интересом посмотрел на женщину.

— Ну что ж. — Журналистка достала из сумочки маленький блокнот с заранее подготовленными вопросами. — Начнем с самого начала. И так, Сташинский рассказал, что поводом для его вербовки послужил факт задержания за безбилетный проезд в поезде, когда он ехал на выходные домой. Так ли это?

Константин Петрович, потер ладонью подбородок и задумался.

— Вы чего-то опасаетесь или просто не хотите говорить о Сташинском? — с вызовом спросила Наталья. — Неужели Вас, как ветерана органов госбезопасности, не задевает тот факт, что Ваш бывший коллега так и останется в людской памяти, как убийца и изменник Родины.

— А Вы умеете брать «на слабо»! — рассмеялся старик и мечтательно поднял глаза вверх. — Милая Наталья, позвольте мне так к вам обращаться, — девушка в ответ утвердительно кивнула головой. — я прожил долгую жизнь и давно уже никого не боюсь.

Он еще помолчал некоторое время, видимо, собираясь с мыслями и начал рассказывать.

— Конечно, же это глупость, что банальный безбилетный проезд стал для него поводом для вербовки. В пятидесятые годы большинство студентов ездили «зайцами» в электричках. Тогда это было нормой. Сами понимаете, далеко не многие родители могли помогать своим детям материально. А на мизерную стипендию, студентам нужно было жить целый месяц. Поэтому безбилетная езда имела в то время массовый характер. К тому же, тогда ездить в транспорте без документов было обычным явлением и при появлении контролера, задержанный мог назвать любую попавшуюся фамилию. Тогда деканаты были завалены копиями протоколов на несуществующих студентов. Поэтому, это заявление Сташинского на суде, было сказано скорее для прессы. Нужно было создать из КГБ образ организации, лишенной всякой человечности. Это был тактический ход, чтобы люди поверили в то, что Сташинский стал сотрудничать с КГБ или тогда еще МГБ вынужденно, по принуждению.

— А разве это не так?

— Знаете, для вербовки агента, который бы просто давал информацию об атмосфере в студенческой среде, может быть, этот повод и стал бы достаточным. Кстати, таких агентов в институте и без Сташинского было предостаточно. Но его завербовали с другой целью и в дальнейшем использовали для серьезной работы. Поэтому основа этой вербовки могла быть только патриотической, а не с использованием какой-то зависимости или компрматериалов. Как правило, агенты, которых «держат на поводке», не долговечны и не надежны. Таким никогда не доверяли и вряд ли доверяют сейчас ответственные задания.

— Тогда почему же, мальчик из глухого украинского села, в семье которого не особо жаловали Советскую власть, все же пошел на сотрудничество с органами госбезопасности? — усомнилась журналистка.

— В данном случае, сработали несколько факторов. Во-первых, многое зависело от профессионализма оперативного сотрудника, завербовавшего его. В то время, на Западной Украине популярность среди молодежи набирал писатель Ярослав Галан. Сташинский был поклонником его творчества, поэтому убийство автора многих популярных на то время произведений, вызвало негодование у ряда студентов, в том числе и у Сташинского. Именно этим и воспользовался оперативный сотрудник, завербовавший будущего ликвидатора. Во-вторых, многое зависело от настроений самого Сташинского. В свое время он имел возможность лично убедиться в зверствах УПА, поэтому не испытывал к этой организации никаких симпатий. Более того, он не видел ничего враждебного со стороны Советской власти, во всяком случае, для себя. Как Вы правильно подметили, мальчик из глухого украинского села, имел свое мировоззрение и понимал, что при поляках он бы никогда не смог поступить в институт, бесплатно учиться и жить полноценной жизнью во Львове. До 39 года этим правом могли воспользоваться только дети служителей греко-католической церкви. Выходцам из простых крестьянских семей учеба в высших учебных заведениях была недоступной.

— Значит, Сташинский сразу и без колебаний согласился на сотрудничество с МГБ?

Константин Петрович снисходительно улыбнулся. Ему начинал нравиться напор молодой журналистки.

— Нет, конечно. До этого, с оперуполномоченным МГБ капитаном Ситниковским у Сташинского произошло пять или шесть предварительных встреч. Причем оперативный сотрудник не ставил ему никаких условий, просто пытался показать студенту, что тот ему импонирует. Он нисколько не давил на молодого парня, не пытался его ломать или шантажировать, как сейчас часто показывают в кино. Капитан старался быть ему старшим товарищем. Вообще, этот оперативный работник, по словам Сташинского, был очень начитанным и интеллигентным человеком, даже знал латынь. Вы знаете хоть одного современного политика или сотрудника правоохранительных органов, который бы владел латынью? — спросил старик у журналистки и, получив отрицательный ответ, продолжил. — То-то же. Поэтому Богдану было очень интересно с ним общаться. Обычно не принято рассказывать, кого и как завербовали, но мне Сташинский однажды рассказал, что как-то вместе с Ситниковским они обсуждали агрессивную политику НАТО. И вот тогда, Богдан, в силу своей молодости и наивности, спросил у него: «А неужели в нашей стране нельзя найти двух десятков героев, которые смогли бы проникнуть в стан врага и уничтожить руководителей этих империалистических государств?» Возможно, именно этот, по-детски наивный вопрос, и предопределил дальнейшую судьбу будущего ликвидатора.

Наталья с недоверием покачала головой, но решила не углубляться в развитие этой темы, а задала свой следующий вопрос:

— А как вы прокомментируете тот факт, что Сташинский предал свою семью, пойдя на сотрудничество с МГБ. Ведь одна из его сестер сотрудничала с УПА?

Константин Петрович строго посмотрел на женщину. Его нижняя губа слегка дрогнула, но он, сохранив выдержку, ответил:

— Я не считаю это предательством. Его сестра действительно сотрудничала с УПА и возможно ее бы ожидала участь многих жителей Западной Украины, разделяющих взгляды ОУН. Но именно, благодаря тому, что Сташинский стал работать на МГБ, никто из его родственников не пострадал.

После этого, он встал с кресла и вышел на кухню. Через минуту он вынес на небольшом подносе две чашки из мейсенского фарфора и заварной чайник. Не торопясь, он разлил ароматный напиток и подвинул одну из чашек ближе к журналистке. Сделав небольшой глоток, он спросил:

— Так какие еще «белые пятна» в судьбе Сташинского вас интересуют?

Женшина взяла в руки свой чай и поднесла его к губам.

— Действительно очень вкусный. — Констатировала она и тут же сказала:

— Мне с трудом вериться, что столь молодому сотруднику, каким был на тот момент Сташинский, сразу доверили убийство такого политического деятеля, как Лев Ребет. Не кажется ли Вам, что это было очень рискованно.

— Отнюдь. Но прежде, чем ответить на ваш вопрос, я хотел бы определиться в понятиях. Сташинский не был убийцей, а был ликвидатором. Вы ведь не называете солдата, воюющего на поле брани, убийцей? Тогда тоже шла такая же война, только незримая и Сташинский был солдатом своей страны и своего времени, поэтому я считаю более приемлемым в данном случае термин «ликвидация», а не убийство.

— Извините. — Наталья примиренчески подняла ладони вверх и смущенно улыбнулась.

— Теперь по сути основного вашего вопроса. — Продолжал бывший разведчик. — Конечно же, Сташинскому не сразу поручили ликвидацию Ребета. Этому предшествовали долгие годы вживания в образ Йозефа Лемана. Для этого, уже на месте в Германии нужно было стать настоящим немцем со своей историей, привычками и образом жизни. Но это не говорит о том, что все эти годы он только вживался в легенду. Сташинский работал, как агент-связник, часто добывал информацию путем негласного наблюдения и выполнял много разных других заданий. И лишь потом, спустя несколько лет, встал вопрос о ликвидации Ребета.

— А в этом была необходимость?

— С точки зрения нынешних реалий, возможно, что и нет. Ребет был теоретиком украинского национализма и по правде сказать, мало известным среди сторонников ОУН и УПА на территории самой Украины. Тогда все говорили только о Бандере и Шухевиче, поэтому идеолог в изгнании оставался в тени. Но нельзя забывать, что в то время началась холодная война, и ЦК КПСС посчитал главной задачей органов госбезопасности — устранение любых ростков враждебной идеологии.

— А относительно ликвидации Бандеры Вы считаете также? — с лукавой улыбкой поинтересовалась журналистка.

Константин Петрович поставил чашку на чайный стол и промокнул губы салфеткой.

— С Бандерой совершенно другая история. Еще в 1949 году в СССР ему был вынесен смертный приговор. Поэтому Сташинский всего лишь привел его в исполнение. Для него Бандера не был ни легендой, ни символом. Он воспринимал его только как объекта, как цель и не более того. Хотя, — он задумчиво насупил брови, — Вполне возможно, если б Бандера остался жив, о нем бы сейчас никто и не вспомнил, как, в прочем не вспоминают о другом руководителе ОУН — Мельнике, который благополучно умер от старости в своей постели. Ликвидация Бандеры вызвала большой резонанс у мировой общественности и поэтому о нем не забывают по сей день, постепенно окутывая его личность различными легендами и мифами. Хотя, ничего хорошего украинскому народу он не принес. На его совести десятки тысяч безвинных жертв и сотни тысяч поломанных судеб. — Константин Петрович не довольно махнул рукой, — Но, это мое личное мнение. Если честно, не хочу его обсуждать. Давайте, лучше вернемся к Сташинскому.

Наталья вновь улыбнулась. Она поняла, что задела своего собеседника за живое, но не стала настаивать. Она заглянула в свой блокнот в поисках очередного вопроса.

— Исходя из материалов суда, Сташинский был первым, кто использовал пистолет с ампулой синильной кислоты. Это правда, что накануне ликвидации, он опробовал его на обычной собаке?

— Нет, конечно, — Добродушно рассмеялся бывший чекист. — Во-первых, пистолеты, выстреливающие струей ядовитого газа, изготавливались исключительно, как штучное оружие, причем в единственном экземпляре. Поэтому делать из них тренировочные выстрелы, считалось непозволительной роскошью. Во-вторых, Сташинский очень любил собак и никогда бы себе не позволил убить животное. А в-третьих, он не был первым ликвидатором, кто применил пистолет, с ампулой ядовитого газа. Незадолго до устранения Ребета, другой ликвидатор, не буду называть его имени, таким же оружием уничтожил сына гетмана Скоропадского.

Журналистка округлила и без того большие глаза и удивленно произнесла:

— Я об этом ничего не слышала. А кто все же его убил? — Она на секунду осеклась, а затем, поправила себя, — Я хотела сказать, ликвидировал.

— Этого я не могу вам сказать. — Категорично отрезал собеседник.

Наталья Шепитько вновь пригубила свой чай, а затем, поставив чашку на место, спросила:

— А романтическая история с Инге Поль, что в ней правда, а что вымысел?

Старик на этот раз замолчал, его блуждающая улыбка окончательно сошла с лица, он задумался. На этот раз пауза затянулась намного дольше, чем прежде.

— Знаете, Наталья, отношения Богдана Сташинского и Инге Поль заслуживают отдельного внимания и однозначно их оценить нельзя. — У Константина Петровича невольно дернулось веко и он часто заморгал глазами. — Сташинский был в нее по-настоящему влюблен. Они действительно, познакомились в Берлине и потом поженились. Поначалу они были очень счастливы.

— Настолько, что фактически ради нее, Сташинский пошел на предательство и бежал за границу? — на этот раз журналистка алчно улыбнулась, видимо этот вопрос был главным в ее интервью.

— А не было никакого предательства. — Константин Петрович с интересом посмотрел на женщину. Он выжидательно замолчал, получая удовольствие от реакции своей собеседницы. Улыбка сошла с губ женщины, ее лицо даже несколько вытянулось.

— Ну как же, даже Джон Стил назвал свою статью по материалам суда в журнале «Лайф» — «Убийца сраженный любовью», — не уверенно пробубнила журналистка, — Он ведь присутствовал на судебных заседаниях по этому делу и все слышал?

— Дело в том, милая Наталья, — удовлетворенный полученным эффектом, продолжал хозяин квартиры, — Что ни предательства, ни бегства Сташинского за границу не было. Была очень сложная многоходовая операция КГБ по внедрению его в спецслужбы одного из ведущих государств мира.

— Не поняла. — Перебила его Наталья. — Можно об этом чуть-чуть подробнее.

— Конечно. Сначала все шло так, как рассказывал на суде Сташинский и как пишет об этом пресса. Руководство КГБ поначалу было против его отношений с иностранкой, сама Инге так и не смогла принять сторону мужа и продолжала постоянно склонять его к бегству за границу. Однако, не смотря ни на что, Богдан Сташинский оказался настоящим чекистом и остался верен своему долгу. Тогда и было принято решение использовать сложившуюся ситуацию в своих целях.

— Вы хотите сказать, что Инге смогли заставить работать на КГБ? — перебила его Наталья.

— Ничего подобного. — Улыбнулся старик. — Конечно, первоначально были мысли ее завербовать и даже ввести в штат КГБ, но Инге оказалась «крепким орешком». Ее ненависть к социалистическому образу жизни была настолько сильна, что никакие усилия опытных психологов и бывалых чекистов, так не смогли ее переубедить. Даже любовь Богдана оказалась в этом бессильной. Она методично и настойчиво продолжала склонять Сташинского к бегству за границу. Именно тогда этим и воспользовались Шелепин и некоторые из его заместителей. Сташинский по согласованию с Председетелем КГБ согласился с предложением Инге бежать и стал ей подыгрывать. Об этом замысле в Руководстве КГБ знали всего несколько человек. Поэтому придавать гласности детали этого плана было очень рискованно. Тем более, что многие из непосвященных руководителей КГБ считали, что отпускать Сташинского в ГДР на тот момент было нельзя. Многие, зная настроения его жены, начали его воспринимать, как потенциального перебежчика. Поэтому в кулуарах КГБ разработали легенду о смерти сына, чтобы появился реальный повод для выезда его в Германию. Поэтому даты «смерти» ребенка и его «похорон» подгадали к той ночи, когда власти ГДР собирались возвести стену, разделяющую Берлин. Сами понимаете, днем позже, им уже не удалось бы пересечь границу, а днем раньше их бы нашли и задержали сотрудники берлинской резидентуры КГБ. А дальше все было так, как это описывает тот же Джон Стил, — Сташинский сдался американской полиции и заявил об убийстве Бандеры.

— Я не пойму смысла этой операции. — Развела руками Шепитько, по ее виду можно было заметить, что она, действительно, поражена ответами своего собеседника. — Разве не проще было бы им уехать в Западный Берлин и попросить там политического убежища, без признания в сотрудничестве с КГБ и убийстве Бандеры?

— Нет, конечно, — возразил ей Константин Петрович, — Ведь задача Сташинского была не просто обосноваться за рубежом, а привлечь к себе внимание американских спецслужб. Именно к выполнению этой задачи его и стали готовить после ликвидации Бандеры. Если б он не признался в устранении Ребета и Бандеры, его персона никого бы не заинтересовала. Тогда из Восточного сектора в Западный люди бежали целыми семьями. А так, в результате этого признания, цель была достигнута. После четырех лет заключения, его освободили по настоянию ЦРУ и отправили в США.

— Тогда получается, что Инге он просто использовал? А как же любовь, о которой вы говорили?

— Я не говорил, что Сташинский любил Инге, я сказал, что он был в нее влюблен, а это разные вещи. Любовь остается на всю жизнь, а влюбленность имеет тенденцию затухать. Так и в отношениях с Инге. У Сташинского, действительно, возникло к Инге серьезное чувство, но потом все это постепенно рассыпалось, как карточный домик. Богдан был профессионалом своего дела и другой жизни себе не представлял, да и не смог бы жить по-другому. Инге в этом не стала для него другом и помощником, наоборот, она с каждым днем все сильнее и сильнее настаивала на бегстве за границу и постоянно высказывала свое недовольство жизнью в СССР. В итоге, от былой любви, а точнее влюбленности, не осталось и следа.

— И все же я не могу с вами согласиться, что это была многоходовая операция КГБ. Даже в СССР побег Сташинского был расценен, как серьезный провал отечественных спецслужб — вновь обрела прежнюю уверенность Наталья. — Насколько я знаю, после бегства Сташинского за рубеж в системе КГБ начались, как сейчас говорят, большие разборки. Я слышала, что пострадали 17 офицеров, прямо или косвенно причастных к его подготовке.

— На самом деле все обстояло не столь драматично. — Хозяин квартиры откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу. — Повторюсь, об этой операции знал очень узкий круг руководителей КГБ, поэтому некоторых офицеров и генералов, действительно, уволили, но при этом использовали «бегство» Сташинского лишь, как повод. Знаете, в любой организации бывают люди, от которых есть желание избавиться, но нет повода. И КГБ в данном случае не исключение. Что касается других офицеров, то некоторых перевели в систему МВД, как тогда говорили, для усиления этой организации. Некоторых направили на другие участки работы, как Вашего бывшего интервьюера Святогорова. Кстати, он спокойно дослужил до пенсии и уволился, даже позже меня, хотя был значительно старше по возрасту. А что касается Председателя КГБ Шелепина, то после этого, как вы говорите «провала», он стал сначала членом Политбюро ЦК КПСС, его назначили Председателем Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, а затем, заместителем Председателя Совета Министров СССР. Сами понимаете, если б это был действительно провал КГБ, ему вряд ли доверили столь высокие посты в государстве.

Константин Петрович вытянул ноги и немного прогнулся в спине. Видимо, от долгого сидения у него затекли мышцы.

— Надеюсь, я ответил на все Ваши вопросы?

— Нет. — Улыбнулась Наталья, — Остались еще три.

— Хорошо, задавайте, но если вы не возражаете, я немного похожу по комнате. Не могу долго сидеть в одном положении.

— Это вы меня извините за назойливость, но все же, как после этого сложилась судьба Инге Поль?

Константин Петрович подошел к окну и отодвинул штору. Во дворе, на площадке играли дети под опекой своих родителей. Он посмотрел на них и невольно улыбнулся.

— Не знаю. — Равнодушно буркнул он. — Она не дождалась выхода Сташинского из тюрьмы и ее дальнейшая судьба не известна. Говорят, в Западной Германии она вышла замуж и сменила фамилию.

— А что стало с их ребенком, Вам известно? — поинтересовалась журналистка.

Старик тяжело вздохнул и повернулся лицом к гостье.

— Это целая история. Когда Сташинский предложил Инге в качестве повода для выезда в Германию, инсценировку похорон собственного сына, Инге была вне себя от ярости. Но затем, убедившись, что ничего другого придумать нельзя, согласилась и более того, сама все организовала. Сначала она отвезла ребенка в Потсдам своей бабушке. Затем ее отец, используя свои связи, смог договориться в одной из больниц о захоронении за свой счет умершего там беспризорного ребенка. Поэтому родители Инге хоронили совершенно неизвестный им труп. Расходы на всю эту церемонию оплатил Сташинский за счет КГБ. А потом, этого ребенка перевезли в СССР. Его нельзя было оставлять в Германии. Любого нелегала, работающего за границей, всегда нужно чем-то держать на родине. Иначе он может уйти в свободное плавание. Именно таким «якорем» стал для Сташинского его сын. — Пояснил ветеран, увидев недоумение в глазах журналистки, а затем, продолжил. — У мальчика было тяжелое детство, первое время он жил в чужой семье под опекой коллег Сташинского, а потом, спустя более десяти лет, вновь обрел отца, закончил школу, поступил в институт и сейчас преподает в университете. Он кандидат наук, доцент, хотя у него другая фамилия и отчество. Так что, сейчас у него все хорошо.

— Вы сказали, что он вновь обрел отца. — Слегка опешила Наталья, а, может быть, только сделал вид. — Значит ли это, что Сташинский никуда не пропал, а вернулся вновь на Родину?

Константин Петрович улыбнулся одними глазами.

— Все произошло так, как давным-давно спланировали в КГБ. Богдана Сташинского больше нет. После выхода из тюрьмы, его, как и замышляли на Лубянке, завербовали американцы, сделали ему пластическую операцию и сменили имя. Что было потом, я уже Вам сказать не могу. Есть тайны, раскрыв которые, можно пролить свет на загадки прошлого, а есть тайны, которые раскрывать нельзя никогда, ибо они могут изменить будущее.

Он вышел на центр комнаты и, став напротив Натальи, произнес:

— Надеюсь, я ответил на все ваши вопросы, а сейчас извините меня, я жду сына с внучкой. Они должны прийти ко мне с минуты на минуту.

— Да, конечно, извините, если мои вопросы показались Вам несколько бестактными. — Женщина протянула на прощание ему руку. — Большое, Вам, спасибо, за интересный рассказ.

— Напротив, общение с вами, дорогая Наталья, было очень приятным. — Мужчина аккуратно пожал хрупкую ладошку Натальи.

Они вышли в коридор, но Шепитько не спешила покидать квартиру. Она все же остановилась у двери и, повернувшись в полуоборот к хозяину, спросила:

— Скажите, неужели все эти годы вы не хотели увидеть Инге?

— Это уже четвертый вопрос. — Константин Петрович бросил на гостью холодный взгляд. — До свидания.