Судьба начертанная кровью

― Спасибо.

Он нахмурился, а затем отвернулся от меня к своему брату.

― Мы поймали шпиона.

Бьорн переступил с ноги на ногу, прищурив глаза.

― Какого шпиона?

Пожилой воин, мужчина со смуглой кожей и темными волосами с серебряным отливом, закрученными в узел за головой, шагнул вперед.

― Мы не знаем. Никто ее не узнает, и она отказывается говорить.

― Ты должен был поджечь ее ноги, Рагнар. ― Илва положила руку на плечо Лейфа. ― Тогда она спела бы для тебя.

Воин подергал себя за бороду, которая была достаточно длинной, чтобы серебряные кольца на ней касались его кольчуги на груди.

― Я подумал, что лучше привести ее к ярлу, госпожа.

― Возможно, она не шпионка, ― вмешался Бьорн. ― Возможно, она не говорит на нашем языке.

Рагнар фыркнул.

― Она понимает достаточно хорошо. И она пыталась сбежать. Дважды.

― Достаточно убедительное доказательство для тебя, Бьорн? ― Голос Илвы был слащавым, и Лейф бросил на нее косой взгляд.

― Это был справедливый вопрос, мама.

Она фыркнула.

― Ему просто не нравится мое предложение пытать женщину.

― В то время как ты, похоже, наслаждаешься этой мыслью, ― проворчал Бьорн.

Лейф вскинул худые руки, на его лице было заметно раздражение.

― Вы двое вечно деретесь, как загнанные в угол кошки. Отец, как ты терпишь их постоянные склоки, я не понимаю. Ты должен положить этому конец ради всех нас.

― Для этого нужно заткнуть им обоим рот кляпами. Или вырезать языки. ― Снорри махнул на них рукой. ― Вы оба, помолчите, хотя бы раз. Рагнар, приведи пленницу, и мы посмотрим, что она скажет в свое оправдание.

Я нашла все происходящее захватывающим. Лейф и Снорри, очевидно, были хорошо осведомлены о конфликте между Бьорном и Илвой, хотя Лейф, казалось, был больше обеспокоен этим, что наводило на мысль, что он чаще выступал в роли миротворца. Как я впишусь в эту смесь личностей? Мое присутствие улучшит ситуацию? Или станет еще хуже?

Хуже, подумала я, не упуская из виду, что Лейф бросил на меня косой взгляд, когда Рагнар покинул большой зал. Старый воин вернулся через несколько минут с женщиной, лицо которой было скрыто мешком, а запястья связаны. На ней было невзрачное коричневое платье, спереди испачканное кровью, а подол весь в грязи. Светло-каштановые волосы с седыми прядями свисали на спине.

Снорри поднял руку и стянул мешок с ее головы, открыв перед нами пожилую женщину с бесцветными глазами. Она моргнула, глядя на меня.

А потом ее голова слетела с шеи.

В нос ударил запах жженых волос и плоти, когда ее тело рухнуло на землю, а из почти прижженного обрубка потекла кровь.

Я отшатнулась назад, когда Илва вскрикнула и прикрыла глаза Лейфа одной рукой, но он с раздражением оттолкнул ее, переводя взгляд с трупа на своего брата.

― Объяснись, ― прорычал Снорри Бьорну, который уже опустил свой топор, скрестив руки и застыв на месте.

― Ее зовут Ранхильда. Она присягнула Харальду, и, ― он потянулся вниз, чтобы разорвать заднюю часть ее платья, открыв алую татуировку глаза, ― она дитя Хёнира¹⁴.

Я прижала руку ко рту, уставившись на голову, покоящуюся у моих ног. Дети Хёнира умели говорить с теми, кто носил их знаки, и показывать им видения. И Ранхильда видела меня.

― Разве ты не проверил ее метки?

Снорри потребовал от Лейфа, щеки которого раскраснелись, когда он ответил:

― Я не собирался прикасаться к старухе.

― Твоя мораль противоречит здравому смыслу! ― Снорри поднял руку, чтобы ударить младшего сына, но вместо этого сплюнул на пол.

― Если повезет, я убил ее до того, как она смогла послать ему видения, ― сказал Бьорн. ― Иначе твой самый опасный враг уже знает, что твоя дева щита найдена.

― То, что она видела, ничего не значит! ― огрызнулась Илва. ― Харальд и так скоро узнал бы о Фрейе, но ради того, чтобы держать его в неведении еще неделю или две, ты лишил нас возможности узнать о нем хоть что-то. Мы могли бы заставить Ранхильду говорить!

― Вряд ли, учитывая, что у нее нет языка, а Харальд ― единственный, кто связан с ней.

Я тяжело сглотнула.

― Что это значит?

Его зеленые глаза встретились с моими.

― Он постоянно носит ее высушенный язык на шнурке у себя на шее. Он ― единственный человек, с которым она могла говорить.

Мне стоило большого труда удержаться от рвоты.

― Он вырезал его?

Бьорн покачал головой.

― Это сделал ее бывший хозяин. Харальд снял язык с его шеи, когда убил его. ― Его взгляд переместился на Илву. ― Харальд узнает о ней, да. Но любая отсрочка дает нам время подготовиться. Время заключить союзы, чтобы мы могли защититься от его нападения, которое обязательно произойдет. Он не хочет видеть Горные земли объединенными под твоей властью, особенно если учесть, что ты планируешь принести войну в Северные земли.

― Двадцать лет я ждал Фрейю. ― Снорри потер висок. ― И теперь, когда наконец нашел ее, время торопит меня, и я могу просто погибнуть, если сделаю хоть один неверный шаг.

Я изо всех сил старалась не фыркнуть от отвращения. Он мог готовиться к этому моменту всю свою жизнь, в то время как я всего несколько дней назад узнала о том, что могущественные правители двух стран сойдутся в схватке, когда мое имя станет известно. У Снорри не было оправданий тому, что он не готов.

Убрав руку от виска, Снорри посмотрел на Бьорна.

― Когда он сможет напасть?

Бьорн прочистил горло.

― Через несколько недель.

― С теми потерями, что мы понесли против Гнута, у нас не будет ни единого шанса противостоять Харальду, ― сказал Рагнар, а Лейф пробурчал:

― Ты уверен, что эта женщина того стоит, отец? Может, лучше убить ее? Кажется, она скорее прикончит всех нас, чем приведет тебя к власти.

Рядом со мной вспыхнул топор Бьорна, но тут же исчез, и Лейф нахмурился.

― Я просто задал вопрос отцу, ибо как ярл он должен принять решение.

― Никакого решения принимать не нужно, ― возразила Илва. ― Фрейя сделает твоего отца конунгом Горных земель, если только мы будем верны своей цели, и ты, как его сын, получишь от этого наибольшую выгоду.

Лейф закатил глаза.

― Бьорн выиграет больше всех, мама. Но я буду горд сражаться на его стороне, станет он ярлом или конунгом, разницы нет. Я спрашиваю, сколько потеряет наша семья, если мы оставим эту женщину в живых? Сколько потеряет Халсар? Что касается меня, то я скажу, что оно того не стоит.

Хотя мальчик предлагал убить меня, я была согласна с доводами Лейфа, ибо он, похоже, ценил жизнь выше власти, репутации и амбиций. Мудрый не по годам и явно достаточно взрослый, чтобы понять, что должно быть важно для ярла.

― Боги покарают нас за то, что мы проигнорируем дар, который они послали, ― ответил Снорри. ― Даже если бы они этого не сделали, если бы мы убили Фрейю, это было бы воспринято нашими врагами как слабость. Они поймут, что я из трусости и страха отказываюсь от возможности стать великим, и все наши враги нападут на нас. Мы будем придерживаться нашего плана.

Лейф нахмурился, но, когда Илва одобрительно кивнула, Бьорн спросил:

― Что за план? Как ты планируешь заключить необходимые союзы за то короткое время, которое у нас осталось до начала набегов?

Правильный вопрос.

― Я соберу всех ярлов Горных земель и попытаюсь убедить их, что, объединившись, мы будем иметь больше шансов. ― Снорри улыбнулся. ― Это еще одно доказательство того, что боги благоволят нам, ведь ярлы уже в дороге, чтобы собраться в одном месте. Готовьте свои вещи, ибо мы едем, чтобы воздать почести богам в Фьяллтиндре.

Глава 14

Фьяллтиндр был священным храмом на самой вершине горы, известной как Хаммар. Каждые девять лет здесь проходило собрание, на которое съезжались люди из ближних и дальних стран, чтобы отдать дань богам и принести свои жертвы. Я никогда не была там раньше ― мои родители всегда утверждали, что это не место для детей, и это был первый раз с тех пор, как я достигла совершеннолетия.

В большом зале царила суматоха, две дюжины лошадей и множество вьючных животных уже были оседланы и запряжены, когда я появилась в сухой одежде и теплом плаще. Илва руководила процессом ― правительница Халсара была одета уже не в дорогое платье, а в одежду воина, включая мужскую рубашку, на поясе висел длинный сакс. Я не сомневалась, что она умеет им пользоваться.

Особенно когда ее противник стоял к ней спиной.

― Ты будешь командовать воинами, которых я оставлю защищать Халсар, ― сказал Снорри Лейфу. ― В мое отсутствие ты будешь ярлом. Разошли по моим территориям весть, призывая тех, кто умеет сражаться, и прикажи им, чтобы они готовились.

― Готовились к нападению? ― Лейф скрестил руки на груди, выражая несогласие. ― Они будут недовольны, отец.

― Напомни им, что боги к нам благосклонны, ― ответил Снорри, садясь на коня. ― Если же им это безразлично, напомни им, что те, кто сражается за меня, будут вознаграждены. ― Отвернувшись от сына, он сказал мне: ― Мы потеряли лошадей во время пожара, поэтому у нас их мало. Ты поедешь с Бьорном.

Я не успела ничего ответить на это, как Снорри потянулся вниз, чтобы поднять Илву, которая удобно устроилась позади него. Стейнунн тоже села на коня, но с молодой рабыней, и скальд следила за каждым моим движением, хотя на ее лице не отражалось никаких эмоций. Вздохнув, я подошла к крупному чалому мерину Бьорна, заметив, что на нем тоже надета кольчуга.

― Что случилось с тем, что ты обычно идешь в бой без рубашки? ― Я ворчала, мои ноющие руки запротестовали, когда он потянул и усадил меня позади себя, зная, что через несколько часов будет страдать и моя задница. Да и конь, скорее всего, не впечатлится.

― Ты едешь позади меня, Рожденная в огне, ― сказал он, трогая коня с места. ― И я почти гарантированно скажу что-нибудь, что разозлит тебя в пути. Это долгая поездка, а я не умею молчать.

― Ну, это, конечно, правда. ― Мне едва удалось сдержать крик, когда он пустил коня галопом, отчего я едва не свалилась. Я держалась за талию Бьорна, пока мы следом за Снорри покидали Халсар, но, когда мы выехали из города, мое внимание привлекла фигура в капюшоне на скалистом выступе.

Это была та самая фигура, которую я видела во время похорон жертв набега ― дым и пепел уносило ветром, несмотря на то что воздух был неподвижен.

― Бьорн! ― Я указала на него. ― Ты видишь этого человека?

Он повернул голову, и сквозь кольчугу и все подкладки, которые он носил под ней, я почувствовала, как он напрягся.

― Где? Я никого не вижу.

По спине пробежал холодок страха ― если Бьорн не видит его, то я либо схожу с ума, либо это призрак, явившийся только мне.

― Останови коня.

Бьорн остановился, остальные последовали его примеру, хотя Снорри спросил:

― Почему ты остановился?

Я снова указала на призрака, который так и остался стоять с опущенной головой, а вокруг него кружились зола и пепел.

― Кто-нибудь из вас видит эту фигуру в капюшоне? Угли? Дым?

Все в замешательстве смотрели туда, куда я указывала, и качали головами. Ничего. А вот лошади, похоже, заметили его ― все они фыркали и били копытами, прижав уши.

― Призрак, ― вздохнул Снорри. ― Возможно, даже один из богов, сошедший на землю смертных. Поговори с ним, Фрейя.

Мои ладони стали липкими, потому что это было последнее, что я хотела сделать.

― Попробуй приблизиться к нему.

Бьорн направил своего коня к выступу, пока тот не уперся копытами, отказываясь двигаться дальше.

― Что тебе нужно? ― крикнула я призраку.

― Как вежливо, Рожденная в огне, ― пробормотал Бьорн, но я не обратила на него внимания, наблюдая за тем, как голова призрака поворачивается ко мне, но его лицо по-прежнему было скрыто капюшоном. Затем он поднял руку и заговорил, голос был грубым и наполненным болью.

― Она, с неизвестной судьбой, она, дитя Хлин, она, рожденная в огне, должна принести жертву богам на горе в первую ночь полнолуния, иначе ее нить оборвется, и будущее, которое было предсказано, окажется не сотканным.

Слова оседали в голове, и понимание того, что они значат, вызвало у меня приступ тошноты.

― Он ответил? ― спросил Бьорн, и я напряженно кивнула.

― Да. ― Я спросила громче: ― Почему? Почему я должна это сделать?

― Она должна заслужить свою судьбу, ― ответил призрак, а затем рассыпался на угли и дым.

Конь заржал, и я выругалась, ухватившись за талию Бьорна, чтобы не упасть, пока он осаживал животное.

― Что ответил призрак? ― спросил Снорри, объезжая нас кругами на своей фыркающей лошади. ― Он назвал себя?

― Он сказал, что я должна заслужить свою судьбу, ― ответила я, выпрямляясь позади Бьорна. ― Я должна принести жертву богам на горе в первую ночь полнолуния, иначе моя нить оборвется.

― Испытание! ― Глаза Снорри засияли. ― Наверняка призрак был одним из богов, а они любят такие вещи.

Испытание, которое, если я не справлюсь, приведет меня к смерти. Не стоит и говорить, что я не разделяла энтузиазма Снорри.

― Боги не даруют величие просто так, ― сказал он. ― Ты должна доказать им, что ты достойна.

Меня не покидало ощущение, что когда-то я мечтала о величии, а теперь, когда оно маячило передо мной, мне казалось, что это последнее, чего я хочу.

Кроме того, моя судьба не была предопределена. Как мог призрак, боги или кто-либо еще предсказать, что ждет меня в будущем? Как они могли знать наверняка, что если я не отправлюсь в Фьяллтиндр, то умру? Возможно, я могла бы изменить свою судьбу и избежать этого. Может быть, я смогу дождаться момента, когда все отвернутся, и убежать. Я могла бы найти свою семью, и мы вместе бежали бы от угроз Снорри. Я могла бы сплести себе новую судьбу. Из-за этих мыслей, проносящихся в моей голове, я вдруг пожалела, что не приняла предложение Бьорна помочь мне бежать.

Словно услышав мои мысли, Снорри добавил:

― Если ты разрушишь судьбу, предначертанную мне, Фрейя, тебе лучше умереть. Ибо мой гнев будет пылать, как лесной пожар, и обратится на всех, кого ты любишь.

Ненависть вскипела в моей груди, потому что боги не были той угрозой, которой я боялась. Это был стоящий передо мной ублюдок.

― Мы потеряли достаточно времени! Мы едем в Фьяллтиндр, ― приказал он, пришпоривая лошадь и пуская ее в галоп.

Вместо того чтобы следовать за ним, Бьорн повернулся в седле, обхватил меня одной рукой за талию и усадил перед собой. Пока я с трудом пыталась усесться, он сказал:

― Не думаю, что призрак угрожал тебе, Фрейя. Скорее, он предупреждал тебя о том, что на этом пути будут те, кто попытается тебя убить.

― Как будто я сама этого не поняла.

― Вершина горы ― священная земля. ― Рука Бьорна прижалась к моим ребрам, чтобы удержать меня на месте. ― Оружие запрещено, потому что все смерти должны быть принесены в жертву богам, и это обеспечивает определенный уровень безопасности в пределах границ Фьяллтиндра.

Меня это не слишком утешило.

― Сколько времени нам понадобится, чтобы добраться туда?

― Завтра мы достигнем деревни у подножия горы, где оставим лошадей, ― сказал он. ― Потом еще полдня подъема.

Ночь под открытым небом. Я тяжело сглотнула.

― Думаю, нам следует ехать быстрее.

***

К тому времени, когда опустились сумерки, лошади уже изрядно устали, а мое тело болело от многочасового подпрыгивания между бедер Бьорна. Судя по его стонам, когда он медленно сползал с коня, падал на спину в грязь и кричал в небо, что потерял способность зачинать детей, у него дела обстояли не лучше.

И все же впервые с тех пор, как мы покинули Халсар, кто-то засмеялся, и я была рада даже временному ослаблению напряжения, пусть даже смеялись надо мной. Воины толкались и пихали друг друга локтями, ухаживая за лошадьми, а рабы, которых взял с собой Снорри, занялись приготовлением ужина, пока их хозяйка сидела на скале, явно не собираясь ничего делать.

Я заколебалась, не зная, чем заняться, а потом пошла к рабам. Я не знала, как устроить оборону лагеря, но могла развести костер и освежевать дичь.

Осторожно сложив кучу хвороста, я запихнула под него мох. Моя покрытая шрамами рука болезненно затекла, вероятно, из-за тренировок с Бьорном, и я с трудом удерживала нож, чтобы чиркнуть им по кремню.

― Есть более простой способ. ― Бьорн присел на корточки рядом со мной, в его руке появился топор. Алое пламя замерцало и заплясало, когда он сунул его в мою тщательно уложенную кучу дров, опрокинув все, а затем исчез во тьме.

Я посмотрела на оружие ― это была первая возможность рассмотреть топор вблизи. От него исходило сильное тепло, хотя пот, появившийся на лбу, выступил скорее от нервов, чем от температуры, поскольку я вспомнила, что почувствовала, когда топор обжег мне руку. За мгновение до того, как я взяла его, пламя охватило мою ладонь, словно намереваясь поглотить меня. Словно сам Тир хотел наказать меня за то, что я взяла в руки оружие, которое никогда мне не предназначалось.

Однако любопытство оказалось сильнее страха, и я наклонилась ближе, щурясь от сияния. Под мерцанием огня сам топор казался сделанным из полупрозрачного стекла с узорами, выгравированными на лезвии и рукояти.

Осознав, что рабы наблюдают за мной, я набросала на топор хворост. Древесина быстро воспламенилась, оранжево-золотистые и голубые оттенки естественного пламени смешались с кроваво-красным божественным огнем, когда я добавила более крупные поленья.

― Ты опишешь мне внешность призрака? ― Стейнунн опустилась на колени рядом со мной, ее плащ скользнул в опасной близости от топора Бьорна. Я потянулась, чтобы отодвинуть ткань, и одновременно сказала:

― Он был в плаще с капюшоном. Из него вырывались зола и дым, как будто он горел под плащом.

― Что ты почувствовала, увидев его? О чем ты подумала?

Моя челюсть сжалась, назойливость ее вопросов снова вывела меня из себя. Словно почувствовав мое раздражение, скальд быстро сказала:

― Так работает моя магия, Фрейя. Я записываю истории нашего народа в виде баллад, но, чтобы они были проникновенными и эмоциональными, они должны быть рассказаны с точки зрения тех, о ком идет речь, а не моих собственных наблюдений. Я хочу лишь воздать должное твоей растущей славе.

― Странно делиться с кем-то, кого я едва знаю.

В глазах скальда мелькнула редкая эмоция, затем она отвела взгляд.

― Я не привыкла говорить о себе. Большинство желает, чтобы я рассказывала об их подвигах, поэтому разговор идет о них, а не обо мне.

Мое раздражение сменилось сочувствием, и впервые с момента нашей встречи я по-настоящему сосредоточилась на скальде, размышляя о цене ее дара. Каково это, когда каждый, с кем ты разговариваешь, заботится только о том, чтобы рассказать тебе свою историю ради возможности прославить себя в балладе, и совсем не интересуется женщиной, которая их сочиняет. Стейнунн использовали как инструмент, так же, как и меня.

― Я бы хотела узнать о тебе больше.

Стейнунн напряглась, затем вытерла ладони о юбку.

― Рассказывать особо нечего. Я родилась в маленькой рыбацкой деревушке на побережье. Когда мне исполнилось четырнадцать, наш ярл взял меня в услужение, но это было недолго, потому что вскоре другой ярл узнал о моем даре и заплатил ему золотом, чтобы забрать меня. Так продолжалось много лет, ярлы покупали мою службу друг у друга.

Как рабыню.

― Ты не могла распоряжаться своей жизнью?

Стейнунн пожала плечами.

― По большей части мне хорошо платили и заботились обо мне, а в последние годы моя… свобода возросла. При последних словах она стиснула зубы, но затем улыбнулась мне, и чувство неловкости исчезло так же быстро, как и появилось.

Я открыла было рот, чтобы спросить, есть ли у нее семья или хочет ли она ее иметь, но тут же закрыла его. Если у нее и была семья, то не в Халсаре, и она могла расстроиться из-за того, что я подняла эту тему.

― Так ты хочешь узнать, что я чувствовала? Так работает твоя магия?

Стейнунн кивнула.

Не сводя глаз с топора Бьорна, я прикусила внутреннюю сторону щеки. Признание в том, что мне было страшно, противоречило той истории, которую Снорри хотел обо мне рассказать, но если я скажу обратное, женщина наверняка поймет, что это ложь.

― Возможно, будет проще, если я покажу тебе, ― сказала скальд и, приоткрыв полные губы, начала петь. Тихо, так, чтобы слышала только я, ее прекрасный голос наполнил мои уши, повествуя о набеге на Халсар. Но не слова вырвали испуганный вздох из моих уст, а видения тьмы и пламени, представшие перед моими глазами, заслонившие окружающий мир, и страх, словно тиски, сжавший мою грудь.

― Оставь свои кошачьи вопли для тех, кто не пережил этой битвы, Стейнунн.

Голос Бьорна прервал песню, и скальд замолчала, а видение тут же исчезло.

― Я выполняю приказ твоего отца, ― огрызнулась она, и это был первый признак гнева, который я когда-либо видела у нее. ― Это Снорри желает, чтобы слава Фрейи росла.

― Мне было страшно, ― проговорила я, не желая оказаться в центре противостояния этих двоих, которые явно не были друзьями. ― Но я также хотела получить ответы.

Я затаила дыхание, молясь, чтобы этого было достаточно.

― Спасибо, Фрейя. ― Стейнунн поднялась на ноги и, не сказав Бьорну ни слова, прошла мимо него.

― Ты не должен быть таким грубым, ― сказала я, когда он опустился на колени у костра. ― У нее не больше выбора в том, что она делает, чем у меня.

Бьорн хмыкнул, но я сомневалась, было ли это согласием или отрицанием.

― Однажды я поделился с ней своими мыслями, не понимая, на что способна ее магия. Спустя несколько дней она запела для всего Халсара, и я понял, что ее сила позволяет всем, кто слышит ее песню… стать мной в тот момент. Увидеть то, что видел я. Почувствовать то, что чувствовал я. Осудить меня за то, чем я никогда бы не поделился с ними, если бы у меня был выбор. Это было… унизительно.

Мне показалось странным, что такой человек, как он, возмущается тем, что приносит ему известность. Он участвовал в набегах, а для таких воинов, как Бьорн, ничто не имело большего значения, чем боевая слава. Вот только я сама совсем недавно мечтала прославиться в бою, но первые стихи о набеге на Халсар вызвали у меня не гордость и восторг, а страх. Возможно, как это ни невероятно, Бьорн чувствовал то же самое. Но все же…

― Это не значит, что ты должен быть груб с ней.

― Возможно, ты пересмотришь свою позицию после того, как она еще несколько месяцев будет копаться в каждой детали твоих действий, ― ответил он. ― Это единственный способ заставить ее оставить меня в покое.

Пожевав внутреннюю сторону щеки, я решила не спорить, и сменила тему. Показав на его топор, я спросила:

― Это обязательно должен быть топор? Или ты можешь сделать любое оружие?

Бьорн хмыкнул на смену темы, но ответил:

― Это всегда был топор. Для тех, в ком течет кровь Тира, ― еще может быть меч или нож.

― И он выглядит одинаково каждый раз, когда ты его вызываешь?

Топор резко исчез, словно Бьорну не нравилось, что я его разглядываю, так же, как и вторжение Стейнунн в его мысли.

― Более или менее. — Обойдя вокруг костра, он сел рядом со мной, скрестив ноги. ― А щит Хлин всегда один и тот же?

Я нахмурилась, обдумывая вопрос.

― Он принимает форму щита, который я держу в руках.

― А это обязательно должен быть настоящий щит? Или твоя магия может превратить в щит что угодно? ― Он протянул руку и поднял котелок, размахивая им. ― Такая магия не позволит никому перечить тебе на кухне. Кстати, ты хорошо готовишь?

― Не будьте ослом ― конечно, я хорошо готовлю. ― Вырвав котелок из его рук, я перевернула его в руке, а затем подняла. ― Хлин, защити меня.

Сила разлилась по моим венам, ее тепло разогнало холод в воздухе. Она струилась из моей руки, покрывая котелок, и ее сияние освещало темноту лучше, чем огонь. Смутно я осознавала, что все остановились, чтобы посмотреть на меня, но все мое внимание было приковано к Бьорну, который задумчиво разглядывал котелок.

Вытащив из-за пояса нож, он ткнул острием в мой котелок. Оружие отскочило с такой силой, что вылетело из его руки и упало в грязь, но вместо того, чтобы подобрать нож, он жестом велел мне подняться. Нервы затрепетали, но я подчинилась, и нервы мои сменились страхом, когда в его руке появился топор.

― Бьорн… ― сказал Снорри, шагнув вперед. ― Я не думаю, что это…

― Ты веришь, что я не промахнусь? ― Бьорн обратился ко мне, как будто его отец ничего не говорил.

Я сглотнула.

― Бьорн, у меня в руках котелок.

― Ты владеешь силой Хлин, ― поправил он. ― Так что, возможно, лучше спросить, доверяешь ли ты богине? Или доверяешь ли ты себе?

Доверяю ли я? Магия Хлин уже однажды противостояла магии Тира, но Бьорн оказался неподготовленным. Что, если на этот раз его топор пронзит мою магию?

Воспоминания о боли, которую я испытала, когда топор обжег меня, заполнили мою голову и стали настолько реальными, что я посмотрела на свою руку, чтобы убедиться, что она не пылает. Мое дыхание участилось, пульс застучал в ушах, а рука, державшая котелок, задрожала.

― Бьорн, ― прорычал Снорри, ― если ты причинишь ей вред, я вырежу твое проклятое богами сердце!

Бьорн даже не моргнул, лишь тихо спросил:

― Ну что, Фрейя?

Ужас и тошнота скрутили мои внутренности, каждый инстинкт подсказывал мне отступить. Сказать, что я не могу этого сделать. Что мне нужен подходящий щит и время, чтобы проверить, насколько сильна магия. Но непокорная, хотя и потенциально идиотская, часть моего сердца заставила меня произнести два слова, прорвавшихся через сдавленное горло и пересохший язык.

― Сделай это.

Бьорн метнул топор.

Я стиснула зубы, борясь с инстинктивным желанием уклониться, но вместо этого крепко сжала котелок, и крик заполнил мои уши. Алое пламя устремилось в мою сторону, и крик, который, как я потом поняла, был моим собственным, был заглушен оглушительным взрывом, сотрясшим воздух подобно грому.

Топор срикошетил от моего котелка, пробил ветви деревьев и взлетел в небо, а затем погас.

Илва громко закричала, но Бьорн только рассмеялся, его глаза загорелись, когда он протянул руку, чтобы дотронуться до светящегося котелка.

― Осторожно! ― Я напряглась, опасаясь, что магия раздробит его руку. Но он с абсолютным бесстрашием прижал ладонь.

Вместо того чтобы отразить его прикосновение, моя магия позволила руке Бьорна погрузиться в нее, как в воду. В тот момент, когда он дотронулся до горшка, я почувствовала легкое давление, тогда как при ударе его топора я не ощутила ничего. Ощущение прошло вверх по руке и проникло в самое сердце, словно он коснулся не магии и металла, а моей голой кожи, и я задрожала.

― Ты получаешь то, что отдаешь, ― пробормотал он, затем поднял глаза от магии и встретился с моими. ― Или, возможно, точнее, ты отдаешь то, что получаешь.

Весь остальной мир исчез, пока я обдумывала его слова, и мне казалось, что он ― первый человек, который когда-либо понимал меня.

Вот только… это было не совсем так.

Моя семья понимала меня. Мои друзья понимали меня. Но во мне были части, которые они хотели изменить, в то время как Бьорн принимал меня такой, какая я есть. Казалось, он даже поощряет те стороны моего характера, которые все остальные в моей жизни пытались подавить. По мне пробежала дрожь, мощная смесь эмоций наполнила мою грудь так, что стало трудно дышать.

Затем Снорри заговорил, разрушив момент.

― Ее магия сильнее твоей? Дева щита сильнее тебя?

Моя челюсть сжалась от того, что он использовал название моей магии, а не имя ― напоминание о том, что для Снорри я была инструментом, а не человеком.

Если самолюбие Бьорна и было уязвлено этим замечанием, он никак этого не показал, лишь пожал плечами.

― Похоже, так оно и есть.

Я ждала, что он что-то добавит. Что он возразит, что в бою у меня не будет ни единого шанса против него. Но он этого не сделал. Он не стал принижать меня, чтобы выглядеть сильным, как это делали многие мужчины.

― Еще одно доказательство того, что боги благоволят ей. ― Снорри улыбнулся. ― Что они благоволят мне.

Я не смогла сдержаться, чтобы не спросить:

― Почему? Как сила моей магии может служить доказательством того, что боги благоволят тебе как будущему конунгу Горных земель?

― Заткни свой непочтительный рот, девчонка! ― Илва протиснулась мимо Бьорна, и я опустила свой котелок, чтобы случайно не отправить ее в полет через весь лагерь. ― Инструмент хорош лишь настолько, насколько хороша рука, которая им управляет, а пророчество сделано Снорри. Без него ты ничто.

Моя челюсть сжалась, но прежде чем я успела возразить, Снорри сказал:

― Будь спокойна, любовь моя. У нее нет твоего опыта и мудрости, чтобы верить в богов.

― Это правда, ― сказал Бьорн. ― Я бы оценил опыт на два десятилетия меньше. Или три, Илва?

Снорри нанес удар.

В одно мгновение Бьорн смеялся, а в другое уже стоял на коленях, и изо рта у него текла кровь.

― Ты мой сын, Бьорн, и я люблю тебя. ― В голосе Снорри звучал лед. ― Но не считай мою привязанность слабостью. Оскорбив Илву, ты оскорбляешь меня. А теперь извинись.

Челюсть Бьорна ходила туда-сюда, глаза прищурились и наполнились гневом.

Нет, это было нечто большее.

Он ненавидел Илву. Ненавидел ее больше, чем можно было оправдать тем, что я видела и слышала. Он открыл рот, и я напряглась, чувствуя, что слова, которые сейчас вырвутся, будут не извинениями. Но Бьорн лишь глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

Илва скрестила руки, прищурившись.

― Я была благодарна своему мужу за то, что он смог спасти тебя от наших врагов, Бьорн, но каждый день ты испытываешь эту благодарность.

― Не лги мне, Илва, ― ответил он. ― Я знаю, что тебя злит то, что я занял место Лейфа как наследник. Хотя бы имей порядочность признать это, а не прячься за ложными чувствами.

― Ладно! ― фыркнула она. ― Я не желаю, чтобы ты был наследником. Тебя не было слишком долго, и ты вырос в Северных землях. Народ заслуживает, чтобы им правил кто-то из своих. Законный сын!

Я прижала руку ко рту, потрясенная ее словами, но Бьорн даже не моргнул.

― Хватит! ― крикнул Снорри. ― Вы оба, прекратите эту бессмысленную ссору.

Бьорн, казалось, даже не услышал отца, только опустил голову на уровень Илвы и сказал:

― Я слышал, что ты однажды сказала то же самое моей матери.

Я сделала шаг назад, ибо, хотя и стояла в центре этого спора, перестала быть его частью. Воины и слуги вокруг делали все возможное, чтобы смотреть куда угодно, только не на разгоревшийся спор.

Илва покраснела от обвинения, но именно Снорри прорычал:

― Кто сказал тебе эту ложь? Илва была подругой твоей матери, и ты это знаешь.

― Это не имеет значения. ― Бьорн отвернулся. ― Это история. Все кончено. Забудь, что я сказал.

Затем он зашагал прочь в темноту.

Снорри направился было в ту сторону, куда ушел Бьорн, но Илва поймала его за руку.

― Он не станет слушать, пока злится, ― сказала она. ― И чем больше ты будешь отрицать, тем больше он будет верить, что это правда.

― Это был Харальд, ― прорычал Снорри. ― Это его манера. Шептать в уши яд и ложь, извращая верность.

― Скорее всего, так и есть, ― ответила Илва. ― Возникает вопрос, что еще он нашептывал Бьорну на ухо в те долгие годы, когда твой сын был на его попечении.

Я заскрипела зубами. Даже в этот момент Илва манипулировала обстоятельствами в своих интересах. Но, по крайней мере, Снорри, похоже, это понимал.

― Твои отношения с Бьорном были бы лучше, если бы ты не пыталась постоянно искать способы его опорочить. И с какой целью? Чтобы выставить Лейфа в выгодном свете? Я и так знаю, что мой сын ― отличный мальчик и станет прекрасным воином, но он не мой первенец. Не тот, кого Тир решил почтить каплей крови.

Я сделала шаг назад, намереваясь разыскать Бьорна, но тут же пожалела об этом, когда Илва посмотрела на меня с хмурым видом, словно все это было моей виной. Порывшись в сумке на поясе, она достала баночку и бросила ее мне.

― Лив сказала, что ты должна использовать это каждую ночь. Это облегчит боль и скованность, и ты сможешь оставаться полезной. А теперь иди и займи себя чем-нибудь.

Сунув горшочек с мазью в карман, я вернулась к костру, где рабы трудились над приготовлением еды. Илва взяла с собой нескольких из них, все примерно моего возраста и, скорее всего, захваченные во время набегов на соседние территории. Их жизнь будет тяжелой и недолгой, если только Илва не решит в какой-то момент сделать их свободными женщинами.

― Чем я могу помочь?

Одна из них открыла рот, вероятно, чтобы сказать мне, что в этом нет необходимости, и я быстро ответила:

― Илва желает, чтобы я была полезна. ― Молодая женщина бросила косой взгляд на свою хозяйку, а затем протянула мне ложку. ― Помешивай время от времени.

Я послушно повиновалась, хотя мой взгляд то и дело устремлялся на окраину лагеря, ожидая, что Бьорн снова появится. Что он имел в виду, говоря о своей матери? Была ли Илва как-то причастна к тому, что с ней случилось?

Миллион вопросов без ответов. Опустив ложку в рагу, я попробовала его и постаралась не скорчить гримасу, потому что оно было безвкусным. Дотянувшись до крошечных мешочков с приправами, которые оставили женщины, я добавила соль и еще кое-что, снова попробовала и оно пришлось мне по вкусу.

― Все готово.

Женщины раздали всем миски, а я села в сторонке, уплетая рагу и размышляя о ситуации, в которой я оказалась. Закончив, я отставила миску в сторону и открыла мазь, которую дала мне Илва. Содержимое было как воск с резким запахом, но, хотя запах не был неприятным, я закрыла ее.

― Чтобы она помогла, ее нужно использовать.

Я вздрогнула от голоса Бьорна, не услышав, как он вышел из темного леса. Он сел напротив меня у костра, взял палку и задумчиво потыкал в угли, а потом добавил еще дров. Затем он поднял голову.

― Ну что? Разве ты не собираешься сделать это?

Мои пальцы болезненно затекли, и, вероятно, утром будет еще хуже, но по причинам, которые я не могла объяснить, я отложила баночку.

В ответ на это Бьорн, поднявшись и обойдя вокруг костра, издал звук раздражения.

― Дай мне мазь.

Осознавая, что все взгляды устремлены на нас, я передала ему маленькую емкость и поморщилась, когда он извлек из нее слишком много, ― экономность во мне протестовала против излишеств.

― Очевидно, ты не знаешь о сундуках с серебром, которые мой отец закопал в разных местах на своей территории, ― сказал он. ― Поверь мне, он больше заботится о том, чтобы ты могла пользоваться рукой, чем о том, чтобы оплачивать банки с мазью.

Бережливость была присуща моему характеру, но в этом он был прав. Вытянув руку, я ждала, что он положит мне на ладонь немного мази. Вместо этого Бьорн взял мою руку и размазал мазь по изуродованной татуировке на правой ладони. Я напряглась, стесняясь того, что он прикасается к шрамам, несмотря на его заявления о том, что это знаки чести. Но если текстура моей кожи и беспокоила его, то Бьорн этого не показывал ― его сильные пальцы настойчиво впивались в жесткие шрамы, и жар его плоти согревал мою кожу сильнее, чем огонь.

Не то чтобы я могла расслабиться.

Это было невозможно, потому что интимность этого момента не укрылась от меня. Я была женой другого мужчины. И не просто чужой, а женой его отца.

И все же я не отстранилась.

Отблески костра плясали на руках Бьорна, сухожилия выделялись на фоне загорелой кожи, испещренной крошечными белыми шрамами, многие из которых выглядели так, словно это были ожоги. Мой взгляд прошелся по его мускулистым предплечьям, изучая все татуировки ― черные, потускневшие от времени, они, должно быть, были у него уже много лет. Я задалась вопросом, имеют ли они для него значение или являются просто украшениями, приглянувшимися ему, но воздержалась от вопроса.

Я не хотела нарушать момент. Не хотела делать ничего такого, что заставило бы его убрать свои руки от моей. Не потому, что боль ослабевала от его заботы, а потому, что уменьшающаяся скованность в пальцах сменялась растущим напряжением в моем сердце.

Ты проклятая дура, Фрейя. Идиотка, которая заслуживает пощечины за то, что вожделеет того, чего не может иметь.

Мало того что тело игнорировало мои наставления, так еще и боль усилилась, а вместе с ней ожило и мое воображение. В голове мелькали образы Бьорна без рубашки. Без брюк. Без всякой одежды между нами, его руки на моем теле и его губы на моих.

Прекрати, умоляла я свое воображение, но Фрейя, владевшая этими мыслями, лишь ухмылялась и подкидывала еще больше.

Мое воображение было проклятием.

Оно всегда было проклятием, вселяя в меня ложную веру в то, что то, что оно создает, может стать реальностью, что всегда приводило к разочарованию. Как бы я ни была недовольна выбором отца выдать меня замуж за Враги, я все равно мечтала об удовольствиях, которые испытаю в брачную ночь, и мое воображение подпитывали истории, рассказанные мне другими женщинами. Реальность отрезвила меня, потому что Враги лишь потребовал, чтобы я разделась, а затем перегнул меня через кровать и обслужил, как лошадь, кончив в считанные мгновения и оставив после себя лишь холодную и глухую пустоту.

― Глубокие мысли для позднего часа, ― мягко сказал Бьорн, и я подняла глаза, чтобы встретиться с его взглядом, чувствуя себя застигнутой врасплох, несмотря на то что воспоминания о Враги победили похоть, пылавшую в моем теле.

Хотя теперь я сгорала от смущения.

― Я ни о чем не думала. ― Я выдернула руку из его хватки и спрятала ее в складках плаща. ― Спасибо за помощь. Боль значительно уменьшилась.

Бьорн пожал плечами.

― Это ерунда.

Если бы только это было так.

― Прошу прощения, ― добавил он через мгновение. ― За то, что было раньше. Ты пыталась понять, в какой роли видит тебя мой отец, а я перевел разговор на свои собственные претензии, лишив тебя этой возможности.

Я пожала плечом, почему-то не в силах встретить его взгляд.

― Он не собирался мне ничего рассказывать.

― Думаю, это потому, что он не знает. ― Подняв палку, Бьорн ткнул в огонь и низким голосом добавил: ― Он знает о войнах, набегах и переиначивании историй о богах в своих целях. Но как ты сможешь вдохновить Горные земли присягнуть ему как конунгу? Думаю, он в таком же неведении, как и мы с тобой.

Я прикусила нижнюю губу, ночной воздух стал еще холоднее, чем минуту назад.

― Тебе следует отдохнуть, ― сказал он, поднимаясь на ноги. ― Завтра перед рассветом мы снимемся с лагеря и отправимся в путь.

Расстелив свои меха, я легла и натянула на себя толстую шкуру, не сводя глаз с тлеющих углей. Без нашего разговора в лагере было тихо, только треск тлеющих дров, ветер в сосновых ветвях и слабый храп одного из воинов.

Поэтому невозможно было не заметить хруст ломающихся костей, наполнивший воздух.

Поднявшись на ноги, я с ужасом увидела, как один из воинов, стоявших на страже, рухнул в круг света костра с топором, всаженным в череп. Не успела я выкрикнуть предупреждение, как среди деревьев появились воины с лицами, покрытыми боевой раскраской, и оружием, сверкающим на свету; их боевые кличи наполнили мою грудь чистейшим ужасом.

― Убейте деву щита! ― кричал один из них. ― Убейте всех женщин!

Одна из рабынь бросилась прочь, с криком пытаясь убежать. Не успела она сделать и двух шагов, как один из мужчин полоснул ее по спине. Она умерла, еще не коснувшись земли, и глаза воина устремились ко мне.

Инстинкты взяли верх.

Вскочив на ноги, я выхватила меч, а затем нагнулась, чтобы поднять щит ― страх придал сил моей руке. Они хотели, чтобы я была мертва. Значит, именно меня им придется убить.

― Хлин, ― закричала я, ― дай мне свою силу!

Магия наполнила меня, затем выплеснулась из руки и окутала щит, озарив ночь ярким серебристым светом. Все взгляды обратились ко мне, а затем атакующие с ревом ринулись вперед. Не просто несколько мужчин и женщин, а десятки, высыпавшие из-за деревьев, с глазами, полными жажды убийства.

А я стояла одна.

Или мне так показалось.

Рядом со мной появился еще один щит, и я повернулась, чтобы увидеть Бьорна рядом со мной, его топор ярко горел. Его лицо было забрызгано кровью, но он ухмылялся.

― Выше щит, Рожденная в огне. ― Затем, уже громче, он крикнул: ― Стена щитов!

Другие воины поспешили занять позиции, Снорри в том числе. Щиты сомкнулись, образовав круг, внутри которого притаились Илва, Стейнунн и рабы. Хотя я чувствовала их ужас, мой исчез. Вместо него дикий, яростный вызов питал мою силу. И моя магия.

Сияние выплеснулось наружу, охватив сначала щит Бьорна, а затем и остальных, распространяясь, как прилив, пока стена щитов не засияла сплошным кругом.

Однако враг не колебался.

То ли потому, что они не знали, на что способна сила Хлин, то ли потому, что были слишком захвачены яростью боя, чтобы заботиться об этом, но враги мчались к нам, как волна из щитов, топоров и клинков. Столкновение было оглушительным: моя магия отбросила их назад с такой силой, что они столкнулись со своими товарищами, сбив их с ног. Крики и треск ломающихся костей наполнили ночь, а затем Снорри крикнул:

― В атаку!

На мгновение я вздрогнула, а затем голос прошептал в голове: Они напали на тебя. Напали на твой народ. Они заслужили такую участь. Я позволила ярости, звучавшей в этом голосе, взять верх.

Рубя и нанося удары по врагу, я убивала и калечила тех, кто пришел, чтобы сделать то же самое со мной. Кровь забрызгала мне лицо, на языке появился привкус меди, но мне было все равно. Они вызвали меня на бой, но закончу его я.

А потом все стихло.

Задыхаясь, я осматривалась в поисках того, с кем бы сразиться. Кого убить. Но все враги лежали на земле, либо мертвые, либо при смерти, и свет от моего щита освещал залитую кровью сцену.

Мужчины и женщины превратились в трупы. Отдельные части. Ярость, обуревавшая меня, улетучилась, сменившись тошнотворным ужасом от представшей передо мной картины. Картины, которую я помогла создать. Пальцы превратились в лед, в горле горела желчь, потому что каждый вдох приносил запах крови и развороченных кишок. Они заслужили это! Отчаянно напомнила я себе. Они сделали бы то же самое с тобой, если бы у них была возможность!

― Ты ранена?

Я подняла голову и увидела перед собой Бьорна, глаза которого прищурились от беспокойства.

― Такой отвратительный запах, ― выпалила я. ― Я не думала, что будет так сильно вонять.

Глупо было говорить это. Глупо было даже думать так, но Бьорн лишь мрачно кивнул.

― Сладко пахнущая победа ― это миф, Рожденная в огне.

Но я в него верила.

Я тяжело сглотнула, чувствуя себя до боли наивной, но прежде чем я была вынуждена признать это перед ним, наше внимание привлекла какая-то суматоха.

Снорри склонился над воином, кишки умирающего вываливались из обугленной дыры в его кольчуге, и можно было предположить, что удар нанес Бьорн.

― Давненько мы не скрещивали клинки, ярл Торвин, ― сказал Снорри, вытирая кровь со лба. ― Было бы лучше, если бы ты не лез в это дело.

Торвин сплюнул полный рот крови.

― Твое время скоро придет, ― прохрипел он. ― Ты владеешь девой щита, но у тебя не хватит сил, чтобы удержать ее. Все придут за ней, чтобы убить ее или забрать, и ты скоро станешь таким же трупом, как я.

Снорри рассмеялся.

― Как я могу бояться смерти, когда сами боги предрекли мое величие?

― Они предрекли величие, ― прошептал Торвин. ― Но твое ли оно? Или его можно завоевать?

Лицо Снорри потемнело, и, повернув топор головкой вверх, он засунул рукоять в рот Торвину, с улыбкой наблюдая, как тот задыхается, хватаясь за горло, и наконец затихает.

Все молчали, когда Снорри выпрямился.

― Готовьте лошадей. Мы отправляемся в Фьяллтиндр прямо сейчас.

Бьорн прочистил горло.

― Они перерезали привязи и разогнали лошадей. Потребуется время, чтобы разыскать их.

― У нас нет времени, ― сказала Илва. ― Ты слышал его ― каждый ярл Горных земель придет за ней.

― Мы потеряли треть наших людей, ― сказал Бьорн. ― Нам следует вернуться в Халсар.

Кровь прилила к лицу Снорри, и я уставилась на то, что выглядело как кусочки черепа, застрявшие в его бороде.

― Нет, ― сказал он. ― Призрак сказал, что, если Фрейя не сможет принести жертву в первую ночь полнолуния, ее нить оборвется. И если она умрет, я не смогу выполнить свое предназначение.

Сколько людей погибнет, чтобы это случилось? Этот вопрос пронесся в моих мыслях, и я схватилась за рукоять меча. Все эти смерти ради призрачной власти.

― Если то, что сказал Торвин, правда, то на тропе в гору нас будет ждать засада, ― сказал Бьорн. ― Она узкая, и мы окажемся в невыгодном положении по сравнению с теми, кто будет выше.

Над оставшимися в живых участниками боя повисло молчание, и, хотя в центре его была моя судьба, я придержала язык.

Потому что не знала, какой путь лучше выбрать.

Если я не доберусь до Фьяллтиндра, это будет означать, что я мертва, так что поворачивать назад было нельзя. Но это не означало, что я выживу, если пойду дальше. Возможно, даже боги не знали этого наверняка.

― Есть и другой путь, ― сказал Снорри, наконец нарушив молчание. ― Ты и Фрейя пойдете по нему, а остальные будут отвлекать внимание.

Бьорн уставился на него.

― Ты же не имеешь в виду…?

― Никому не придет в голову устроить там засаду.

― Потому что только сумасшедший попытается совершить такое восхождение, ― взорвался Бьорн, вызвав у меня прилив тревоги. Если это было настолько опасно, чтобы испугать Бьорна, то, должно быть, это действительно безумие.

Я открыла рот, чтобы потребовать объяснений, но прежде чем я успела заговорить, Снорри сказал:

― Боги устроили Фрейе это испытание, и сама Хлин поставила тебя охранять ее спину.

― Нет. ― Бьорн был бледен. ― Я лучше пробьюсь через все кланы Горных земель, чем пойду тем путем.

― Каким путем? ― спросила я. ― О чем ты говоришь?

Снорри даже не посмотрел в мою сторону, но взгляд Бьорна встретился с моим.

― Он называется ― Путь в Хельхейм. Он состоит из лестниц и туннелей, проходящих по отвесной части горы.

От одной мысли о туннелях у меня заколотился пульс: мне не нравилось находиться под землей, но я не думала, что Бьорна пугает мысль о замкнутом пространстве.

― Что в этом такого опасного?

Бьорн ответил ровным тоном:

― Там полно драугов¹⁵.

Нежить.

У меня мурашки побежали по коже, когда я вспомнила истории, которые слышала в детстве, о трупах, которых нельзя было убить обычным оружием.

― Предположительно, ― сказал Снорри. ― Доказательств нет.

― Трудно найти доказательства, когда любой дурак, попытавшийся взобраться туда, погибает, ― огрызнулся Бьорн. ― Территория вокруг входа усеяна костями. Даже животные не решаются подойти близко.

― У нас нет выбора. ― Снорри сжал руки в кулаки. ― Фрейя должна быть там в полнолуние. Призрак сказал ей, что она должна заслужить свою судьбу, а это значит, что она должна пройти все испытания, определенные ей богами.

― Призрак говорил намеками, ― возразил Бьорн. ― Ты можешь невольно отправить Фрейю на смерть.

― Ты боишься смерти Фрейи, ― лицо Снорри было твердым, как гранит, ― или своей собственной, Бьорн?

Все молчали. Казалось, никто даже не дышал.

― Ты мой сын или трус, потому что ты не можешь быть и тем, и другим, ― мягко сказал Снорри. ― Выбирай.

Выбора не было, я знала это. Либо Бьорн идет навстречу смерти и сохраняет свою честь, либо он живет и получает клеймо труса, что означает изгнание и остракизм со стороны всех, с кем пересечется его путь.

Выйдя вперед, я сказала:

― Я не обреку никого на смерть только для того, чтобы самой избежать этой участи. Тем более я не обреку никого на вечность в качестве драуга. ― Ведь именно такая участь ожидала каждого, кто был убит одним из них.

Бьорн открыл было рот, чтобы заговорить, но Илва перебила его.

― Если ты не доживешь до полнолуния, Фрейя, ты перестанешь представлять ценность. Как и твоя семья. Я ясно выражаюсь?

Я прижала руки к бедрам, потому что альтернативой было ударить ее. Сильно. И я не думала, что смогу остановиться после одного удара. Не думала, что смогу остановиться, пока ее лицо не превратится в кровавую кашу под моими кулаками.

― Боги видят все, Илва. За это будет расплата.

― Пророчества ― это слова богов. Самого Одина, ― ответила она. ― Они не направили бы нас на этот путь, если бы не намеревались вознаградить нас за то, что мы сделаем все, что потребуется, чтобы дойти до конца.

У меня возникло искушение заметить, что ни она, ни Снорри не собираются встречаться с драугами, но вместо этого я сказала:

― Тогда я пойду одна.

― Нет! ― Все трое заговорили разом, и все, как мне показалось, по разным причинам. Илва ― потому что надеялась, что драуги убьют Бьорна и освободят путь для Лейфа. Снорри ― потому что боялся потерять свою судьбу. А Бьорн… я не была до конца уверена в его мотивах, только в том, что его «нет» было более решительным, чем у других.

― В этом есть смысл, ― сказала я.

― Это не имеет смысла. ― Бьорн скрестил руки на груди. ― Ты не знаешь дороги. Идти вообще ― безумие, а идти одной ― слепая глупость.

― Согласен, ― сказал Снорри. ― Хлин желает, чтобы он сопровождал тебя до исполнения твоего предназначения, а это значит, что он должен быть с тобой во время каждого испытания.

Часть меня считала, что мне следует поспорить. Другая часть меня задавалась вопросом, прав ли Снорри.

― Хорошо.

Засунув пальцы в рот, Бьорн свистнул, и через мгновение из-за деревьев появился его уродливый чалый конь, который направился к хозяину.

― Бери только самое необходимое. И то, что ты готова нести. ― Его взгляд встретился с моим. ― Оставь все, что не хочешь потерять для этого мира.

Мой взгляд инстинктивно метнулся к мечу, который я все еще держала в руках, липкому от крови тех, чьи жизни он отнял. Это была последняя вещь, принадлежавшая моему отцу, и, если я умру, она должна достаться Гейру, а не остаться ржаветь в пещере.

Темный голос прошептал в моей голове: Почему? Разве он дорожил им?

Я сжала челюсти, ибо голос говорил правду. Вытерев клинок о тело одного из павших, я вложила его в ножны, а затем повернулась к Снорри.

― Мне нужна моя собственная лошадь.

Глава 15

Разговоры были невозможны, пока Бьорн вел меня по лесным тропинкам, а все мое внимание было направлено на управление моей лошадью, небольшой гнедой кобылой, которую Снорри выбрал за ее ровный нрав, ведь я была не самым опытным наездником.

Мы ехали не одни.

Стейнунн скакала следом за мной вместе с одним из людей Снорри. Ярл настоял на том, чтобы скальд поехала с нами, чтобы засвидетельствовать наше испытание, а воин ― чтобы отвести лошадей обратно к основной группе, так как возвращение, очевидно, не предполагалось. Учитывая то, что скальд рассказала мне о действии ее магии, я не понимала, почему ее присутствие необходимо, но Снорри отказался выслушать мои доводы о том, что женщина должна остаться с основной группой.

По мере подъема воздух становился все холоднее, в тени сосен лежал снег, копыта лошадей хрустели по иголкам, и я чувствовала их запах. Впереди вырисовывался Хаммар.

Гора действительно имела форму молота, северная, восточная и западная стороны представляли собой почти вертикальные скалы, хотя Бьорн сказал, что южная сторона имеет более пологий склон. Когда мы приблизились к скале, обращенной к северу, Бьорн замедлил шаг, придерживая коня, чтобы не споткнуться обо что-то на земле. Я натянула поводья своей лошади, и сердце мое екнуло, когда я увидела, чего он избегал.

Кости.

Как только я увидела первые выбеленные обломки, они стали попадаться мне повсюду. Лишенные плоти кости всех размеров и видов.

И не только животных.

Пот выступил у меня на спине, когда моя лошадь проехала мимо человеческого черепа, лежащего на камне с зияющей дырой сбоку. Слева от него в кустарнике запуталась остальная часть скелета, и ветерок заставлял кости двигаться, словно в них еще теплилась жизнь.

― Волки? ― предположила Стейнунн за моей спиной, на что Бьорн лишь пренебрежительно фыркнул через плечо, прежде чем двинуться дальше.

Ветер дул в лесу, ветви деревьев скрипели и стонали. К этому добавился еще один звук ― странное полое клацанье, от которого у меня по коже поползли мурашки.

― Что это?

Бьорн поднял руку, и я посмотрела в указанном направлении. Кости были развешены на деревьях как ветряные колокольчики, бедренные кости и ребра стучали друг о друга, создавая ужасную музыку.

― Похоже, волчья стая Стейнунн любит украшения, ― сказал Бьорн, положив руку на холку своего коня, когда животное отпрянуло в ужасе.

Моя собственная лошадь громко фыркнула, прижав уши к голове, и остановилась. Я била пятками по ее бокам, пытаясь заставить ее двигаться вперед, но она отказывалась. Не то чтобы я винила ее за это, ведь в нашу сторону спускалось облако, несущее запах гнили.

Лошадь Стейнунн встала на дыбы и попыталась развернуться, в ее глазах мелькнули белки, и она игнорировала все попытки Стейнунн двигаться дальше. Воину Снорри повезло еще меньше. Даже конь Бьорна сопротивлялся, опустив голову и фыркая на клубы пара.

― Если бы только мой отец проявлял такое же здравомыслие, как ты, ― пробормотал он своему коню, слезая с него и отводя животное назад, чтобы привязать его к дереву. ― Мы оставим лошадей здесь и пройдем остаток пути пешком.

― Я уведу лошадей сейчас, ― объявил воин, с ужасом разглядывая кости.

― Нет. ― Бьорн похлопал коня по шее. ― Фрейя должна увидеть путь, прежде чем решит подниматься. Подожди час, потом бери лошадей и присоединяйся к отряду моего отца, если успеешь добраться до южной тропы.

Кроме ветра и перестука костей не было слышно ни звука, пока мы двигались по каменистой тропе, а мой взгляд был устремлен на вздымающийся к облакам утес, слишком отвесный даже для самого умелого скалолаза, чтобы его преодолеть.

А я не была скалолазом.

Не то чтобы я боялась высоты, но я здраво оценивала, что значит упасть с этой скалы, и мое воображение с готовностью представляло, как мой череп, словно дыня, раскалывается от удара о землю.

Мы вышли из леса и остановились перед разломом в основании скалы. Он был достаточно большим, чтобы войти в него, но дальше была совершенная чернота, нарушаемая лишь огромными облаками пара, которые вырывались наружу каждые несколько мгновений.

― Просто волчье логово, верно, Стейнунн? ― Бьорн присел на корточки, осматривая окрестности.

Положив щит на землю, я взглянула на Стейнунн, заметив, что ее лицо белое, как простыня.

― Это путь в Хельхейм, ― прошептала она, а затем обернулась к Бьорну. ― Я сама скажу об этом Снорри, Бьорн. Я поручусь за тебя, что входить туда было безумием.

Бьорн встретил мой взгляд.

― Это твой выбор, Фрейя. Я не буду заставлять тебя идти туда.

Я тяжело сглотнула, от гнилостного запаха скручивало живот и подкатывала тошнота. Мое тело словно заледенело, но пот выступил у основания позвоночника и под грудью, а сердце стучало за ребрами, как барабан. Легкого пути в гору не было. Южный склон охраняли люди, готовые убить меня, а на этом пути ждали драуги, готовые сделать то же самое. Но если верить призраку, поворот назад будет не менее смертоносным.

Безопасного выбора не существовало. По крайней мере, для меня.

― Что сделает с тобой Снорри, если я не попытаюсь подняться? ― спросила я Бьорна. ― Смирится ли он с тем, что ты согласился со мной? Или тебя накажут за то, что ты не заставил меня идти туда?

― Не принимай это решение, заботясь обо мне, ― ответил он. ― Я пойду туда, куда пойдешь ты, и если мы отправимся на поиск медовухи и потом хорошенько напьемся, ожидая, пока нас убьют, то так тому и быть.

Пожевав ноготь большого пальца, я уставилась на темный проем, зная, что лучше умереть сражаясь, чем отступить.

― Полагаю, нам следует начать восхождение.

Бьорн не стал оспаривать мое решение. Не спросил, уверена ли я. Только сказал Стейнунн:

― Ты не пойдешь с нами. Возвращайся к лошадям.

Ее было не так легко сломить.

― Ярл приказал мне остаться с вами.

― Чтобы шпионить за каждым моим шагом?

Скальд дернулась, и я поморщилась, зная, что это не улучшит мнение Бьорна о ней. Но вместо того чтобы отрицать это, Стейнунн сказала:

― Чтобы быть свидетелем ваших испытаний, чтобы я могла рассказать историю Фрейи. Чтобы все узнали правду о том, кто она такая.

Я нахмурилась, но прежде чем я успела заговорить, Бьорн ответил:

― Мертвые не поют, и смерть станет твоей судьбой, если ты пойдешь с нами.

Его мнение о наших перспективах выжить почти заставило меня передумать, но слова призрака нельзя было понять иначе. Обратного пути не было. Не для меня. Но судьба Стейнунн не должна была оставаться сплетенной с моей.

― Если я выживу, я расскажу тебе все, что случится, ― сказала я ей. ― Я отвечу на все твои вопросы, клянусь. ― Мой взгляд метнулся к Бьорну. ― И ты тоже.

Он фыркнул.

― Я вырежу себе язык, прежде чем скажу хоть слово шпионке Снорри.

Я так рассердилась на его упрямство, что это прогнало часть моего страха, но у нас не было времени стоять здесь и спорить.

― Достаточно ли моего слова, Стейнунн?

Женщина долго молчала, а потом сказала:

― Я с нетерпением жду твоего рассказа, Фрейя, Рожденная в огне.

― Тогда решено, ― сказал Бьорн. ― Если ты поторопишься, то успеешь добраться до воина моего отца и лошадей прежде, чем он уведет их. В противном случае тебе предстоит долгий путь.

Стейнунн скрестила руки, встретив его пристальный взгляд.

― Ты на каждом шагу перечишь Снорри, Бьорн. Настанет день, когда ты за это поплатишься.

― Но не сегодня. ― Бьорн махнул мне рукой в сторону разлома. ― Идем.

Зная, что я сдамся, если задержусь еще хотя бы на мгновение, я направилась к пролому в стене утеса, а Бьорн последовал за мной. Каждый выброс пара был похож на дыхание огромного зверя в холодный день, который пожирает как осторожных, так и неосторожных.

― Что нам делать со светом?

В качестве ответа в руке Бьорна появился огненный топор, и мы вместе шагнули внутрь.

Глава 16

Я думала, что туннель сразу же превратится в подобие лестницы внутри скалы, но вместо этого нас встретил проход, уходящий вглубь. Из трещин в полу вырылись струи пара, заставляя нас останавливаться, чтобы не ошпариться. Топор Бьорна освещал не более полдюжины футов, и казалось, что темнота поглощает сияние божественного огня.

― Ты действительно думаешь, что она шпионит для Снорри?

― Конечно, ― ответил Бьорн. ― Она идеальный шпион, ведь все отвечают на ее вопросы в надежде на упоминание в одной из ее песен. А даже если и нет, она всегда прячется по углам, наблюдая и слушая. В ее присутствии тебе лучше следить за своими словами.

В этом он, возможно, прав, но…

― Мне жаль ее.

― Почему? У нее есть все.

― В ней есть какая-то печаль. Я… ― Я покачала головой, не в силах объяснить это чувство. Кроме того, Стейнунн и то, шпионила она для Снорри или нет, вряд ли были моей главной заботой. ― Как драуги оказались здесь? ― Я бросила взгляд в сторону входа, но увидела, что солнечный свет уже исчез, а туннель незаметно изогнулся. ― Кто они?

― Запрещено проносить оружие через границы храма или забирать жизнь, не принесенную в жертву богам, ― ответил Бьорн. ― Как гласит история, один ярл возжелал богатства Фьяллтиндра и попытался завладеть ими. Он и его верные воины пришли на ритуал, а на последовавшем за ним празднике похитили большую часть золота и серебра, оставленных в качестве подношений, и скрылись с ними по этой тропе. Один за другим их сразила божественная сила, заставив нести бремя проклятия своего ярла и охранять туннели до конца дней. Большинство верит, что похищенные ими сокровища все еще хранятся в пещерах, и многие пытались украсть их сами. Никто из них так и не вернулся, и говорят, что любой, кто прикоснется к сокровищам Фьяллтиндра, будет проклят и сам станет драугом. Так что если ты увидишь что-нибудь ценное, лучше не трогай.

― Принято к сведению, ― пробормотала я, переступая через мертвого кролика, шкура которого была разорвана когтями. ― А что насчет твоего топора? Можешь ли ты по-прежнему использовать его в границах храма?

― Я бы не пытался этого делать. ― Бьорн остановился у подножия лестницы, ведущей вверх ― каждая ступенька была глубиной всего в полпяди¹⁶, а камень был скользким от влаги. У его ног лежали гниющие задние конечности оленя. ― Это оружие.

― А как же мой щит?

Он оглянулся на меня через плечо.

― Ты готова рискнуть и узнать об этом?

Учитывая то, что случилось с ярлом и его людьми, это было однозначное «нет». Ступени поднимались все выше и выше, и прошло совсем немного времени, прежде чем мои икры заныли от усилий по удержанию равновесия на скользком камне. Я подозревала, что Бьорну было еще сложнее, поскольку он был достаточно высок и вынужден был горбиться, но он не останавливался.

И с каждым шагом гора давила все сильнее.

Невозможно было определить, как глубоко мы продвинулись или даже насколько далеко от входа мы ушли, стены туннеля, казалось, все больше сужались, а воздух становился все более горячим и едким. Странные звуки наполняли воздух, и не раз я готова была поклясться, что слышала топот ног. Шепот странных голосов. Я делала один вдох за другим, сердце хаотично билось в груди, а стены становились все ближе.

Это всего лишь твое воображение, говорила я себе. Здесь достаточно места.

Бьорн выбрал именно этот момент, чтобы проворчать:

― Впервые в жизни я хотел бы быть меньше, ― а затем повернулся боком, чтобы протиснуться между каменными стенами, и пар зашипел, ударившись о его топор. Затем он остановился и повернул голову, чтобы посмотреть на меня. ― Ты в порядке, Рожденная в огне?

Меня била дрожь, но я заставила себя кивнуть.

― В порядке. А что?

― Ты выглядишь так, будто тебя сейчас стошнит. ― Он нахмурил брови. ― Или упадешь в обморок.

― Я не собираюсь падать в обморок, Бьорн, ― огрызнулась я, а потом пожалела об этом, когда мой голос эхом разнесся по туннелям. Мы оба замерли, прислушиваясь, но, кроме бесконечного шипения выходящего пара, было слышно только наше дыхание. ― Клянусь, я слышу шаги, ― прошептала я. ― Голоса. Ты их слышишь?

Он помолчал, потом сказал:

― У тебя разыгралось воображение.

По кончикам моих пальцев пробежал холодок, ведь он не отрицал, что что-то слышит.

― Не думаю, что мы здесь одни.

― Это не значит, что это драуги, ― мягко сказал Бьорн. ― Может быть, кости ― это уловки годаров¹⁷, чтобы отпугнуть тех, кто собирается грабить или разбойничать. Может быть, это все мифы и легенды.

― Может быть, ― прошептала я, вспоминая всех мертвых животных, через которых я переступила на бесконечных лестницах. Существа, которые не умирали без причины. ― В любом случае, я не хочу здесь задерживаться.

Бьорн кивнул в знак согласия, а затем продолжил боком продвигаться по тесному пространству, и надетая на нем кольчуга заскрежетала по камню.

И тут он оступился.

Что-то металлическое пронеслось мимо меня, и я успела оглянуться, чтобы увидеть, как золотой кубок, усыпанный драгоценными камнями, скатывается по ступенькам и исчезает из виду.

Кланк.

Кланк.

Кланк.

Звук удара металла о камень, когда он падал, падал и падал, был громче любого крика. Хуже того, казалось, что он длится вечно, и к тому времени, когда он наконец затих, мой желудок скрутило в узлы.

Я затаила дыхание, ожидая малейшего признака того, что нас услышали. Хоть какое-то подтверждение того, что по туннелям этих гор ходит кто-то еще, кроме нас.

― Похоже, что… ― Бьорн прервался, когда воздух зашевелился.

Горячий туман закружился вокруг моего лица, как будто гора сделала глубокий вдох. Как будто гора… пробудилась.

― Черт, ― прошептал Бьорн.

Я протиснулась через узкий проход к тому месту, где он стоял. И тут у меня отвисла челюсть. Лестница под его ногами сверкала монетами и кубками из серебра и золота, рубинами и изумрудами, мерцающими в свете топора.

Похищенное сокровище, и если эта часть истории была правдой, то…

Тьму прорезал крик. Затем еще один и еще.

Громкие, сотрясающие душу вопли доносились со всех сторон. Голосам не было числа, их завывания были полны горя, боли и ярости. На смену крикам пришли барабаны не от мира сего, быстрый ритм которых дополняли звуки шагов. Не сапог, не туфель и даже не шлепанья босых ног, а скрежет… костей о камень.

И они приближались.

― Бежим! ― выдохнула я, но Бьорн уже схватил меня за запястье и потащил вверх.

Ужас прогнал усталость, и я преодолевала по три ступеньки за раз, щит подпрыгивал у меня за спиной. Лестница кончилась, и Бьорн свернул в узкий туннель, увлекая меня за собой.

Затем он остановился.

Я налетела на него, и его кольчуга впилась мне в лоб, а мой череп отскочил от его плеча. Ошеломленная, я посмотрела мимо него.

Часть меня пожалела, что я это сделала.

Четыре скелета мчались к нам, освещенные странным зеленым светом. С их костлявых тел свисали обрывки кожи и доспехов, из зияющих пастей с почерневшими и оскаленными зубами доносились леденящие душу боевые кличи. Но оружие в их руках сверкало ослепительно ярко, словно даже после смерти драуги заботились о нем.

Повернувшись, я оглянулась в ту сторону, откуда мы пришли, но тот же зеленый свет освещал лестницу, а барабаны и шаги становились громче с каждой секундой.

Мы оказались в ловушке.

― Фрейя, ― сказал Бьорн, снимая щит с плеча, ― готовься к бою.

Сорвав со спины свой собственный щит, я выхватила меч, а затем призвала Хлин. Магия вспыхнула над моим щитом, когда драуг ворвался с лестницы. Стоя спиной к Бьорну, я встала увереннее и выпрямилась, с каждым резким вдохом наполняя легкие едким паром.

Пустые глазницы смотрели на меня, их ужасные крики сотрясали воздух, когда они бросились вперед, подняв оружие.

Рожденная в огне, прошептала я, а затем выкрикнула свой собственный боевой клич.

Драуг бросился на меня, и на мгновение я подумала, что моя магия не сработает. Что драуг пробьет мою защиту, скрежеща когтями и зубами. Но в серебристом сиянии была сила богини, и она словно подхватила его и швырнула с силой самой Хлин.

Драуг пролетел по воздуху, и врезался в тех, кто стоял за ним. Существа присели на четвереньки и зашипели, как звери. Вот только вместо того, чтобы снова атаковать, драуги зашептались между собой, и мои надежды на то, что это бездумные существа, развеялись как дым. Проклятые и сгнившие, они все еще оставались воинами, которыми когда-то были.

Пот покрыл мои ладони, когда один из них подпрыгнул, цепляясь за потолок, его шея неестественно выгнулась назад, чтобы он мог наблюдать за мной, подкрадываясь ближе. Другой прижался к стене, кости пальцев хватались за трещины в камне, нож был зажат между зубами. Но возглавлял их атаку самый крупный, который шел тяжелыми скребущими шагами.

Дыхание сбилось, и мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не отступить. Впрочем, отступать было некуда. Позади меня Бьорн рычал от усилий, сражаясь с визжащим драугом, но я не смела смотреть. Не тогда, когда он доверял мне прикрывать свою спину.

Драуг придвинулся ближе. Мой щит был недостаточно широк, чтобы перекрыть всю ширину туннеля, и мое внимание переключилось с драуга на потолке на драуга на стене, а затем на драуга, который шел на меня, разинув пасть в пародии на ухмылку.

Шаг. Кости его ног заскрежетали по камню. Шаг.

Он подобрался, готовясь к атаке.

Но тут зашевелился тот, что на потолке.

Я сдвинула щит, стиснув зубы, когда он соскочил с него, и едва успела переместить руку, чтобы отбить удар того, кто прыгнул со своего места на стене.

А вот на третьего мне не хватило скорости.

Его меч скользнул по правому краю моего щита. Я резко подняла свой клинок, чтобы парировать удар, и его оружие встретилось с моим, заставив меня пошатнуться. Он снова замахнулся, и моя рука дрогнула, когда я отбила его атаку.

Другие драуги уже встали на ноги, а из тоннеля появилось еще больше, и от них несло гнилью.

Большой драуг снова попытался наброситься на меня. На этот раз я отразила удар щитом. Моя магия выбила оружие из его руки, и я воспользовалась этим, направив меч ему в сердце.

Оружие прошло сквозь тварь, словно это был не более чем воздух.

Удар лишил меня равновесия, и я пошатнулась.

Прямо в лапы драуга.

Его костлявые пальцы сомкнулись вокруг моего горла, рот широко раскрылся, обнажив почерневшие зубы, и он потянул меня к себе. Боль пронзила мою шею, легкие отчаянно пытались вдохнуть, а другой драуг попытался воспользоваться преимуществом.

Я попытался разрубить его мечом, но драуг лишь хрипло рассмеялся, и на меня повеяло зловонием.

Никакое оружие, выкованное руками смертных, не может причинить им вреда. Предупреждение Бьорна всплыло в моей голове, но я не могла поднять щит, чтобы нанести удар, не позволив другим драугам пройти. Если бы я это сделала, они вонзили бы Бьорну меч в спину, а я не могла допустить этого, пока мое сердце еще билось.

Что, возможно, продлится недолго.

Грудь сжималась от нехватки воздуха, и бездумное отчаяние заставляло меня раз за разом наносить драугу удары, но кончик меча лишь врезался в стену туннеля.

Тогда я отпустила меч.

Оружие с грохотом ударилось о землю, а я сжала руку в кулак и замахнулась. Костяшки пальцев разбились, столкнувшись с черепом драуга, но он хоть и отшатнулся, но не отпустил меня.

Мои легкие разрывались от боли, зрение расплывалось, но я оскалила зубы и замахнулась снова. И еще раз. На костяшках пальцев появились раны, но боль была вторична по сравнению с потребностью в воздухе, слезы заливали мое лицо. Затем драуг вцепился в мое запястье, костлявые пальцы впились в сухожилия и плоть, и…

Над головой вспыхнуло пламя, и топор Бьорна рассек череп твари. В течение страшного мгновения его хватка на моем горле оставалась крепкой.

Затем он превратился в пепел.

Я втянула воздух, мир вокруг поплыл, но я успела поднять щит, защищая Бьорна слева, пока он рубил драугов, оставляя за собой взрывы пепла. Твари вопили от ярости и страха, один попытался бежать, но Бьорн метнул топор, и огненное лезвие превратило его в пыль. Бьорн развернулся, и топор снова появился в его руке, пока он искал другого противника.

Но мы снова остались одни в туннеле.

― Прости меня. ― Мой голос был хриплым и едва слышным, когда я нагнулась, чтобы поднять меч и убрать его в ножны. Моя разбитая рука едва справилась с этой задачей, боль пронзила запястье и предплечье. Но, несмотря на всю эту боль, больше всего я чувствовал стыд. ― Мое оружие прошло сквозь него и…

― Я видел, что ты сделала. ― Он обхватил меня за талию и притянул к себе, а свет нашей магии осветил глубокий порез на его брови, из которого по лицу текла кровь. На земле дальше по туннелю валялись обломки его щита. ― Никогда больше не подвергай себя опасности ради меня.

Мое бешено колотящееся сердце затрепетало от силы его голоса и тепла его руки, прижатой к моей спине. Адреналин, бурлящий в моих венах, теперь уже не из-за угрозы, нашел другую цель, и я наклонилась ближе. ― Почему? Потому что твой отец убьет тебя, если я хоть раз оступлюсь?

Пальцы Бьорна сжались, пронзив меня, как молния, до моего естества.

― Нет, ― ответил он. ― Потому что я этого не заслуживаю.

― Почему ты так говоришь? ― спросила я. ― Потому что, уверяю тебя, какие-то предсказания не делают мою жизнь важнее твоей.

― Многие скажут, что именно так и есть.

― Ну, я не из их числа. ― Я уставилась в его глаза, в которых отражался блеск его топора. Его учащенное дыхание обдавало мое лицо жаром, пальцы все еще крепко сжимали меня, а моя грудь, обтянутая кольчугой, касалась его груди. ― И прежде чем ты начнешь спорить, позволь напомнить, что мне плевать на то, что ты думаешь, если то, что ты думаешь, ― полное дерьмо.

Бьорн разразился смехом.

― Если боги решат, что ты не годишься для твоей нынешней роли, Рожденная в огне, тебе следует стать скальдом. Люди будут съезжаться со всей округи, чтобы услышать поэзию твоих слов. Стейнунн останется без работы.

Мои щеки покраснели.

― Поцелуй меня в задницу, Бьорн.

На его лице появилась ухмылка.

― Возможно, позже. Сомневаюсь, что это был последний раз, когда мы видели драуга, и, хотя встретить свой конец с губами, прижатыми к твоему заду, возможно, не самая худшая смерть, я не думаю, что это обеспечит мне место в Вальхалле.

Моя кожа пылала, но мне удалось вымолвить:

― Уверена, ты будешь не первым облизывателем задниц, попавшим в Вальхаллу.

― Теперь мы говорим об облизывании, да? ― Его плечи тряслись от смеха, и я проклинал себя за то, что мне никак не удавалось взять над ним верх. ― Какой грязный ум, Фрейя. Твоя мать знает, о чем ты думаешь?

Я не собиралась выигрывать этот раунд, но поклялась, что, как только мы выберемся из этих проклятых туннелей, его будет ждать расплата.

― Нам пора идти.

Бьорн выглядел так, словно хотел сказать что-то еще, но затем пожал плечами и начал подниматься по туннелю, и мне не осталось ничего иного, кроме как следовать за ним по пятам. Хотя крики и барабаны больше не оглушали нас, я знала, что шепот и слабый топот ног не были плодом моего воображения.

За нами наблюдали. И когда драуги нападут снова, мы будем готовы.

***

Мы не разговаривали, пока продолжали подниматься в гору, и для меня это в значительной степени было вызвано усталостью. Каждый шаг давался мне усилием воли, ноги были словно налиты свинцом, а щит, вновь пристегнутый к спине, с начала нашего восхождения стал весить втрое больше. Сжатое драугом горло болело, а костяшки пальцев пульсировали.

Но все это не шло ни в какое сравнение с гложущим чувством, что нас преследуют, что враг ждет подходящего момента, чтобы устроить засаду. Судя по напряжению, исходившему от Бьорна, он чувствовал то же самое, а значит, это не было просто моим воображением.

Поднимаясь по разваливающейся лестнице, Бьорн протянул руку, чтобы помочь мне. Левая сторона его лица была залита кровью, рана на брови все еще сочилась.

― Ты должен позволить мне перевязать этот порез, ― сказала я. ― Ты оставляешь за собой кровавый след.

― Я в порядке. — Наши руки переплелись, его ладони были достаточно большими, чтобы полностью обхватить мои, и он крепко держал меня, пока я не оказалась над обломками камней. ― И трусливые твари знают, что мы здесь, независимо от того, что я делаю или не делаю.

Воздух задрожал, и я бросила на Бьорна сердитый взгляд, когда он поднял меня над очередным разбитым участком.

― Возможно, провоцировать их ― не лучшее решение.

― Почему? ― Он двинулся по туннелю, все еще держа меня за руку. ― Вороватые ублюдки все равно планируют напасть. ― Громче он добавил: ― Почему бы не сделать это по-мужски, а не сидеть в засаде, трусливые уроды!

― Бьорн! ― зашипела я, горячий воздух обдал меня. ― Заткнись.

― Они готовят засаду, ― пробормотал он. ― Нам лучше самим выбрать место боя.

Хотя в этой мысли была своя логика, я также придерживалась мнения, что мы могли бы, по крайней мере, попытаться тихо подняться на вершину без еще одной драки.

В то время как Бьорн явно жаждал ее.

Заметив кучу сокровищ, он пнул ее ногой, разбросав по полу туннеля.

― Выходите и сражайтесь так, будто ваши яйца не сгнили несколько десятилетий назад!

Гора выдохнула, а затем вдалеке возобновился бой барабанов. Громкие удары, от которых у меня запульсировала голова.

― У тебя вместо мозгов личинки, ― прорычала я. ― Глупый дурак!

Бьорн отцепил щит от моей спины и протянул мне.

― Мне больно, когда ты обзываешься, Фрейя. Кроме того, тебе следует больше доверять мне ― у меня есть план.

― Это не значит, что план хороший. ― Мой голос был пронзительным, а страх усилился от грохота шагов скелетов, мчащихся в нашу сторону. Их было больше, чем раньше. Гораздо больше.

― Он идеален. Поверь мне. ― Он подтолкнул меня к отверстию, через которое мы только что пролезли. ― Держи его заблокированным.

Выплюнув все известные мне проклятия, я призвала Хлин, а затем прижала щит к проему. Над и под ним было свободное пространство. Более чем достаточно, чтобы просунуть руки. Руки с оружием. Я пробормотала:

― Удивительно, что ты прожил так долго, ― и повернула голову, чтобы посмотреть на Бьорна и обругать его, но мой язык прилип к нёбу.

По туннелю к нам двигалось тошнотворное зеленое сияние. Ледяной ветер доносил до нас зловоние разложения, наполняя маленькую пещеру и вызывая рвотные позывы, и мне пришлось сжать зубы, чтобы не блевануть на пол. Появились первые драуги с гниющими щитами, которые они соединили в стену перед Бьорном, а остальные выстроились сзади, заполняя пространство за их спинами. Свечение растянулось по туннелю позади них, демонстрируя их огромное число.

Как их могло быть так много?

И тут я вспомнила… не только люди ярла, укравшие подношения богов в Фьяллтиндре, были прокляты здесь, это были все, кто приходил в эти туннели с тех пор, намереваясь украсть сокровища, но вместо этого погибшие от рук драугов.

Напоминание о том, что, если мы с Бьорном умрем, мы не присоединимся к богам, а будем обречены вечно находиться в этом месте.

Времени на размышления о своей судьбе не было, потому что за моим щитом что-то заскрежетало. Затем сквозь щель между камнем и щитом протянулась рука. Не так давно умершего человека, плоть все еще оставалась на костях драуга, рука выгнулась вверх, пытаясь схватить меня за запястье. Я отбила ее, и мой живот свело, когда ошметки плоти остались в моих пальцах.

― Сучья дочь Хлин, ― шипел драуг, видимо, все еще владея своим языком. ― Твоя плоть скоро наполнит мое брюхо.

В ответ я вцепилась в его предплечье и крутила, пока не вывихнула локоть, наслаждаясь его криком боли, хотя и знала, что последнее слово вполне может остаться за ним.

Позади меня голос Бьорна эхом разнесся по камере.

― Вижу, моя репутация достигла даже недр этой дыры.

― Ты никто для нас, сын Тира, ― прохрипел один из драугов, шевеля черным гнилым языком. Он попытался обойти Бьорна, двигаясь вдоль стены пещеры и не сводя с меня глаз. Но Бьорн вытянул руку, и пылающий топор преградил путь твари.

― Если я никто, ― сказал он, ― то почему вас собралось так много, чтобы сразиться со мной? Я ― всего лишь один воин.

Если бы я не была занята борьбой с гнилой рукой, я бы указал ему на то, что он не один. Но первый драуг впивался когтями в мои сапоги, в то время как другой пытался ударить меня клинком, просунутым поверх моего щита.

― Мне кажется, что вы либо лжецы, либо, ― Бьорн сделал паузу, и я представила себе ухмылку на его лице, ― трусы.

Драуги зарычали на это оскорбление, несколько из них издали леденящие душу боевые кличи, но ни один не бросился в атаку.

Потому что они боялись.

Ни одно оружие этого мира не могло положить конец их ужасному существованию, но топор, горевший в руке Бьорна, не принадлежал миру смертных. Это был огонь бога, а значит, он мог превратить их в пепел. Если бы я была обречена на такую участь, я была бы только рада покончить с этим, но они вздрогнули, когда топор исчез из правой руки Бьорна, а затем материализовался в его левой, преградив путь еще одному драугу, пытавшемуся добраться до меня.

― Самый трусливый из всех ― ваш предводитель, ― продолжал Бьорн, в его голосе звучала насмешка. ― Он обрек вас на эту участь и до сих пор не явился. Где ваш ярл? Неужели он трясется где-то вдалеке, боясь встретить огонь богов, которые прокляли вас здесь?

Я не понимала, чего хотел добиться Бьорн, издеваясь над ними, кроме последнего удовлетворения перед смертью, ведь не было никакой надежды на то, что мы убьем всех. А учитывая, что после смерти мы, скорее всего, пополним их ряды, я не могла не думать о том, что провоцировать их ― чревато последствиями.

Мои размышления о недальновидности плана Бьорна улетучились в тот момент, когда воздух зашевелился, и стена щитов расступилась, явив огромное неповоротливое существо.

Такой же скелет, как и все остальные, он был облачен в полную кольчугу, которая гремела при движении, его череп скрывал шлем, а на поясе висело несколько видов оружия. Голосом, похожим на вой ветра, он потребовал:

― Кто ты такой, чтобы называть меня трусом, Бьорн Огнерукий?

― Значит, ты слышал обо мне. ― Бьорн покачался на пятках, явно забавляясь, хотя как он не описался от страха ― ума не приложу.

― Я слышал много историй за те часы, что прошли с тех пор, как ты ступил в мои владения, ― шипело существо. ― И рассказал много своих.

― Я слышал только то, что ты обычный вор, но, в любом случае, если тебе есть что рассказать, я с удовольствием послушаю.

Драуг-ярл разинул пасть и издал вопль гнева, который словно ножом резанул по барабанным перепонкам.

Бьорн не вздрогнул, лишь подождал, пока затихнет эхо.

― Это объясняет, почему никто не помнит твоего имени, ярл. У тебя нет боевой славы.

― Я завоюю великую славу и почет за твою смерть, Огнерукий, ― прошипела тварь. ― Песня, которую будут петь скальды поколение за поколением.

― Маловероятно, ведь никто об этом не узнает.

Я не понимала, как он мог вести себя так нагло, потому что у меня в груди все сжалось, а во рту пересохло.

― Об этом будут петь, ― повторил драуг, оскалив зубы в ухмылке.

Бьорн пожал плечами.

― Тогда, полагаю, мы должны сделать так, чтобы эта песня звучала достойно. Я вызываю тебя на бой. Если я выиграю, ты пропустишь нас. Если проиграю, что ж… мне придется целую вечность слушать песни о твоем величии.

У меня перехватило дыхание. Возможно, его план был не таким уж идиотским, как мне показалось.

Драуг наклонил череп, обдумывая предложение Бьорна, хотя не было ни одного воина, живого или мертвого, который бы не знал, что он скажет. Отказ лишь подтвердит обвинения Бьорна в трусости. Он потеряет уважение всех тех, кто шел за ним, и если в его нынешнем состоянии его заботит то же, что и при жизни, то потеря репутации будет иметь для него значение.

― Да будет так. ― Ответ ярла пронесся надо мной, пряди волос хлестнули меня по лицу. И все же я готова была поклясться, что он улыбнулся, добавив: ― Только это будет на условиях живых. А это значит, Бьорн Огнерукий, что ты должен сражаться смертным оружием.

У меня свело желудок. Неужели это правда?

Я получила ответ, когда Бьорн застыл.

― Тебя нельзя убить сталью.

Смех ярла повторили его воины.

― Это правда, Бьорн Огнерукий. Так что теперь твой выбор ― умереть с честью. Или без нее. В любом случае ты пополнишь мои ряды.

― Это несправедливо, ― крикнула я, не в силах сдержаться. ― Проклятые мертвецы не заслуживают условий, установленных для смертных.

Ярл снова рассмеялся.

― Может, и так, дитя Хлин, но вызов бросил Бьорн Огнерукий. ― Его зубы клацнули, и с них посыпалась черная труха. ― Теперь мы увидим, чего стоит его репутация.

Я открыла рот, чтобы возразить, но Бьорн прервал меня.

― Я согласен. ― Он развернулся и направился ко мне. ― Мне нужен твой щит, Фрейя. Все их щиты наполовину сгнили.

― Нет, ― сказала я. ― Мы будем сражаться. Есть шанс, что мы сможем пройти сквозь них.

Бьорн покачал головой.

― Я не умру трусом.

― Какая разница? ― Слова вырвались из моего горла. ― Они проклятые мертвецы — какая разница, что они думают?

― Это важно. ― Его голос был резким. ― Делай то, что нужно, чтобы выжить, Рожденная в огне. Ты не связана моим словом.

Он положил свой пылающий топор на землю рядом со мной, а затем потянулся к моему щиту. Моя магия исчезла в тот момент, когда я выпустила его из рук.

― Доверься силе Хлин, Фрейя.

Я стиснула зубы. Что толку от моей магии без щита в руках?

― Не трогайте женщину во время боя, ― приказал ярл своим воинам, и остальные драуги отступили, их костлявые ноги заскрежетали по земле. ― После его смерти делайте с ней что хотите, но Огнерукий ― мой.

От ужаса у меня свело живот, и я прижалась спиной к стене, мучаясь от беспомощности, когда Бьорн стоял напротив ярла. Один из драугов приблизился. Похоже, когда-то это была женщина, лохмотья платья свисали с ее скелета. Она протянула Бьорну топор, затем схватила обоих бойцов за запястья и высоко подняла их. Отовсюду доносились восторженные крики драугов, и я, выронив меч, зажала уши руками ― звук был мучительным. Но я видела, как шевельнулась лишенная плоти пасть существа, когда оно произнесло.

― Начинайте.

С невероятной скоростью ярл взмахнул оружием.

Бьорн был готов.

Его одолженное оружие оказалось там, где нужно, в мгновение ока ― топор поймал меч ярла, даже когда тот увел его в сторону. Менее опытный боец выронил бы свой клинок, но ярл двигался вместе с Бьорном, вырвал меч и замахнулся снова.

Бьорн отразил удар моим щитом, застонав от силы удара и отшатнувшись назад. Ярл ухмыльнулся, обнажив почерневшие зубы, и нанес новый удар. Бьорн парировал, но меч ярла перерубил рукоять его одолженного топора и отбросил лезвие в сторону.

Бьорн выругался и едва успел отразить щитом следующий удар. Затем еще и еще, дерево трещало и раскалывалось под натиском врага.

Подняв меч, я крикнула:

― Бьорн, возьми мой! — и протянула его рукоятью вперед.

Он среагировал мгновенно, блокировав удар, а затем повернулся ко мне. Он выхватил у меня оружие и развернулся как раз вовремя, чтобы отразить следующий удар.

Бьорн отражал удары, но не переходил в наступление, потому что в этом не было смысла. Мой меч прошел бы сквозь тело драуга, не причинив ему никакого вреда. Убить ярла можно было только силой бога, чему Бьорн упорно сопротивлялся, несмотря на то что его топор был совсем рядом.

Все ради гребаной чести.

Я задыхалась от боли, представляя, как он умирает, еще один, кто падет из-за меня и всего того, чем я якобы была. Слезы текли по моим щекам, потому что вместо того, чтобы отправиться в Вальхаллу, как он того заслуживает, Бьорн станет одним из драугов. И мне придется оставить его здесь. Придется придумать, как пробиться сквозь этих тварей, чтобы выжить, потому что моя смерть казалась мне величайшим оскорблением, которое я могла нанести Бьорну, отдавшему за меня свою жизнь.

А значит, нужно было найти способ выбраться.

Щит Бьорна разлетелся вдребезги от одного из ударов ярла, и осколки полетели во все стороны. Мой взгляд скользнул по кускам дерева ― все они были слишком малы, чтобы быть хоть сколько-нибудь эффективными. В пределах досягаемости не было ничего достаточно большого, чтобы использовать, а это означало, что мне придется попытаться вырвать щит у одного из драугов.

― Черт, ― вздохнула я, видя, что силы Бьорна иссякают, а я не нахожу решения. Он сказал довериться Хлин, но что это значит?

Бьорн оступился под тяжелым ударом, из открывшегося пореза на его брови брызнула кровь, капли с шипением ударились о топор, который все еще лежал у моих ног.

Топор.

Я уставилась на оружие, понимая, что мне нужно сделать, и по спине побежали капельки пота.

Смогу ли я сделать это снова? Смогу ли я поднять его? А если подниму, то что я смогу сделать, учитывая, что моя рука будет сожжена в считанные мгновения? Что, по мнению Бьорна, я смогу сделать?

Подумай, Фрейя, беззвучно крикнула я.

В чем состоял его первоначальный план? Чего он надеялся добиться, заманив их сюда и бросив вызов ярлу, потому что я ни на секунду не верила, что эти ублюдки выполнят условия, о которых договорился их предводитель.

Если только им не придется?

Заставив нести бремя проклятия своего ярла. Голос Бьорна заполнил мою голову, и я тут же поняла, что мне нужно делать.

Подними его, приказала я себе. Покончи с этим.

Пот катился по щекам, смешиваясь со слезами, страх перед болью боролся со страхом увидеть, как умирает Бьорн. И умереть самой.

Сделай это.

Сердце заколотилось от ужаса, когда я приблизилась к топору. От его жара меня уже тошнило, голова кружилась.

Резкое шипение боли привлекло мое внимание, и я вернула взгляд к схватке, чтобы увидеть, как Бьорн споткнулся, и рана чуть выше его локтя окрасилась в алый цвет. Ярл, не сбавляя темпа, нанес мощный удар.

Сталь столкнулась со сталью, мой меч вылетел из рук Бьорна, а рот ярла распахнулся от хохота.

Времени больше не было.

Я потянулась к топору, стиснув зубы от предстоящей боли. Не успела я взять оружие в руки, как в моих ушах зазвучали слова Бьорна ― доверься силе Хлин.

― Хлин, ― задыхаясь, произнесла я. ― Защити меня.

Магия ворвалась в мое тело в тот самый момент, когда Бьорн упал, тяжело приземлившись на спину. Слезы ужаса залили мое лицо, но я заставила себя сосредоточиться. Не выталкивать магию из себя, а направить ее к пальцам. Ладони. Запястью, пока все не засияло светом богини.

Пожалуйста, пусть это сработает. Я сомкнула руку на рукояти топора и приготовилась к ожогу.

Но ничего не произошло. Запах обугливающейся плоти не проник в мой нос.

Встав на ноги, я подняла оружие, когда драуг надавил костлявой ногой на грудь Бьорна.

― Ты побежден, ― прошептал ярл, не замечая, что я держу топор, и обращаясь к своим воинам, ― вы можете получить женщину после его смерти, но только я буду пировать плотью Огнерукого.

Ярл поднял оружие, и Бьорн усмехнулся.

― Я отказываюсь от вызова.

Драуг заколебался, по-видимому, удивленный, и в тот же миг я метнула топор.

Он перевернулся и с глухим звуком вонзился в грудь ярла. Тот медленно опустил взгляд, и его глазницы впились в горящее оружие.

Сердце заколотилось от страха, что я ошиблась. Что Тир не одобрит моих действий и лишит меня своей власти.

Ярл сделал шаг ко мне, протягивая руку.

И тут же превратился в пепел, а оружие и доспехи упали в кучу на земле.

И не только он.

Вокруг нас драуги, присягнувшие ярлу, превратились в пепел, проклятие, привязывающее их к этому месту, разрушилось со смертью их повелителя. Я в изумлении смотрела, как оружие и куски доспехов падают на пол туннеля, а пепел вздымается удушливыми облаками.

Если бы только на этом все закончилось.

Остались те, кто пришел в эти туннели на поиски потерянного сокровища и погибли из-за этого, ибо не жадность ярла прокляла их, а их собственная.

Оскалив зубы, они ввалились в пещеру, настороженно поглядывая на горящий топор, который снова держал Бьорн. Страх боролся с неутолимой жаждой живой плоти.

Бьорн вернул мне меч, и я с помощью вновь обретенных знаний о своем даре покрыла его магией, пока мы стояли спина к спине.

― Их стало меньше, ― пробормотал он. ― В отличие от людей ярла, это не обученные воины.

И все же их было много.

Я крепче сжала меч, ярость внутри меня разгоралась, заглушая страх. Ярость от того, что эти оболочки людей покончат с нами, несмотря на все, что мы сделали. Несмотря на то, как упорно мы сражались. Снорри и другие говорили, что боги благосклонны ко мне, но разве так проявляют благосклонность? Драуги были заперты здесь волей богов и только ею, а значит, это была воля богов, чтобы мы встретились с ними лицом к лицу.

― Я проклинаю вас, ― прорычала я, не зная, кого имею в виду ― драугов, богов или и тех и других. ― Я проклинаю вас Хельхеймом, вы, тени людей. Пусть Хель правит вами до скончания дней, ибо вы не заслуживаете чести Вальхаллы!

Воздух в туннеле резко стал ледяным, а под ногами земля задрожала с такой силой, что я бы упала, если бы Бьорн не поймал меня за руку.

Драуги закричали и попытались бежать, но не успели они сделать и шага, как из пола туннеля потянулись щупальца, похожие на почерневшие древесные корни. Они обвились вокруг каждого драуга, и те закричали, пытаясь вырваться на свободу.

Я отпрянула от Бьорна, и от шока у меня перехватило дыхание, когда корни, как один, опустились и исчезли.

Оставив после себя лишь разбросанные кости и обрывки одежды.

Их больше не было. Все драуги исчезли.

― Приятно видеть, что боги наконец-то помогают нашему делу, ― сказал Бьорн, но его голос был жестким и лишенным обычного юмора.

Я сглотнула, потому что альтернативой была рвота.

― Полагаю, нам нужно было пройти их испытание.

― Не нам, ― сказал Бьорн. ― Тебе. Хотя ты не торопилась это делать.

― Полагаю, ты хотел сказать ― спасибо за то, что спасла мою задницу, Фрейя.

Эта фраза лишила меня последних остатков бравады. Ноги подкосились, и я упала на пол, уткнувшись лбом в колени, чтобы остановить вращение.

Бьорн сел рядом со мной, протягивая бурдюк с водой, из которого я долго пила.

― Это и была моя идея.

― Твоя идея? ― Я попыталась пронзить его взглядом, что было непросто, учитывая, что я была близка к обмороку. Или рвоте. Или и тому, и другому. ― Откуда ты мог знать, что это сработает?

― Я не мог. ― Весь юмор исчез с лица Бьорна, когда он сжал мои предплечья. ― Но я знал, что ты сделаешь то, что нужно.

― Твоя уверенность безосновательна! ― Я вспомнила, как колебалась. Как я боялась.

Бьорн наклонил голову, выражение его лица стало задумчивым.

― Я много в чем сомневаюсь, ― наконец сказал он. ― Но храбрость Фрейи, Рожденной в огне не подлежит сомнению.

В груди у меня все сжалось, а по телу разлилось тепло, потому что никто и никогда не хвалил меня за то, что имело столь большое значение. А от него это значило еще больше. Я подыскивала слова, чтобы сказать ему об этом, но неожиданно поймала себя на том, что начинаю спорить.

― Я не смелая. Мне было страшно взять его в руки. Страшно, что моя магия с ним не справится. Мне было стыдно, что мне потребовалось столько времени, чтобы преодолеть свою трусость.

Бьорн издал смешок, который прозвучал странно сдавленно.

― Если уж говорить начистоту, то в последние секунды перед тем, как ты убила ярла, у меня были некоторые опасения, что я могу обделаться от ужаса.

Я фыркнула от смеха, прекрасно понимая, что он пытается заставить меня чувствовать себя лучше.

― Бьорн, единственное, что из тебя лезет без спроса, ― это бахвальство и глупости.

― Это был обоснованный страх. ― Он поднял меня на ноги и потащил вверх по туннелю, подальше от останков драугов. ― Если бы ты выбралась живой, это был бы лишь вопрос времени, когда твой язык развяжется от вина и ты расскажешь всем, что произошло на самом деле. Тогда я не только был бы проклят на веки вечные в этих туннелях как драуг, но и навсегда стал бы известен смертным как Бьорн Обделавшийся.

Мои плечи тряслись, так я смеялась.

― Я бы никогда не рассказала.

― Женщины всегда болтают. ― Он тащил меня вверх по лестнице, и мои ноги подкашивались все сильнее с каждым следующим шагом. ― Особенно друг с другом. Нет такого священного для вашего рода секрета, который заставил бы замолчать ваш язык, когда вы собираетесь вместе. Особенно когда есть вино.

Я улыбнулась, хотя у меня едва хватало сил продолжать движение.

― Ты говоришь так, будто у тебя есть опыт. Скажи мне, какой твой серьезный секрет выболтала женщина? Что она знала такого, что ты так отчаянно пытался скрыть от насмешек?

― У меня нет секретов. ― Он подмигнул, глядя на меня сверху вниз, и его рука переместилась с моих плеч на талию, поддерживая меня. ― Только большие факты, которыми, как я надеюсь, женщины не будут делиться, чтобы не посеять зависть в сердцах своих подруг, что, в свою очередь, приведет их мужчин к моему порогу в приступе ревнивой ярости, вызванном чувством неполноценности.

― Ах. ― Мои щеки покраснели, потому что я подозревала, что все, на что он намекал, было правдой. Бьорн был крупным мужчиной, поэтому вполне логично, что у него был большой… ― Значит, твои требования не болтать полностью альтруистичны?

― Я рад, что ты понимаешь мое самопожертвование во имя высшего блага.

Я фыркнула.

― Я скорее поверю, что у тебя член, как у самого Тира, чем что ты пожертвуешь каплей мочи, чтобы защитить тщеславие других мужчин.

Бьорн поднял меня над обломками.

― Вот почему ты мне нравишься, Фрейя. У тебя есть мозг между ушами и дерзкий язык, чтобы озвучить свои мысли.

Меня затопило жаром.

― Пытаешься отвлечь меня комплиментами? Ты теряешь хватку, Бьорн. В следующий раз ты скажешь мне, что я красивая, и я потеряю всякое уважение к твоему остроумию.

― Трудно сохранять остроумие, когда сталкиваешься с женщиной, столь же прекрасной, как вид берега для мужчины, потерявшегося в море.

Мое сердце остановилось, а затем ускорилось. Потому что это был комплимент совершенно другого рода, имеющий совершенно иной смысл. Я так много времени провела, думая о том, что чувствую к нему, но впервые я действительно задумалась о том, что он чувствует ко мне.

― Бьорн…

В этот момент мои ноги подкосились от усталости, и только его хватка на моей талии не позволила мне рухнуть на землю.

― У меня болят ноги, ― заявил он, опуская меня так, что я уперлась спиной в стену туннеля. Положив топор на землю, он сел рядом со мной. ― И я голоден. После боя я всегда хочу есть.

― Прости, ― пробормотала я. ― Не знаю, почему я так устала.

Бьорн покопался в своем рюкзаке, достал немного сушеного мяса, которое протянул мне.

― Потому что ты почти не спала несколько дней. Потому что ты только что поднялась до середины горы. Потому что ты только что сражалась с армией драугов. Потому что…

― Ты донес свою мысль. ― Откусив мясо, я жевала, слепо глядя на алое пламя его топора. Я была измотана, но мой разум продолжал перескакивать с одной мысли на другую, слишком перегруженный, чтобы сосредоточиться, но не в состоянии расслабиться.

Мой взгляд привлек шум, а затем звук осыпающихся камешков, и я напряглась, глядя в ту сторону, откуда мы пришли. Бьорн тоже застыл на месте, но потом покачал головой.

― Драуги побеждены, Фрейя. Они больше не представляют угрозы.

Я знала это. Я видела это своими глазами, но все равно долго смотрел в темноту, пока мое сердце не успокоилось, а дыхание не замедлилось настолько, что я смогла откусить еще мяса, которое держала в руках.

Мы ели и пили в тишине, единственным звуком было дуновение ветра в туннелях и треск топора Бьорна, от которого камень, на котором он лежал, стал черным. С расстоянием, на которое мы забрались, выбросы едкого пара давно исчезли, холод пробирал меня до костей, а сверху дул ледяной ветер. Дрожа, я протянула руки к жару пламени, костяшки пальцев правой руки кровоточили от ударов по драугу. Пальцы болели от скованности, кожа была болезненно натянута ― постоянное напоминание о том моменте, когда моя жизнь изменилась.

― Где мазь Лив? ― спросил Бьорн. ― Ты должна использовать ее каждый день.

Мысль о том, чтобы искать ее, показалась мне утомительной.

― Она мне не нужна.

― Нужна.

― Я не знаю, где она. ― Посмотрев на него, я добавила: ― Это ты ранен. ― Я не солгала, учитывая, что половина его лица была покрыта засохшей кровью, рукав пропитался алым, и я была уверена, что у него полно других синяков после битвы с ярлом-драугом.

― Ты права, ― ответил он. ― Мало того, что мне очень больно, так еще и этот порез, ― он коснулся лица, ― был нанесен ржавым клинком драуга и, скорее всего, загноится, испортив мою внешность. А я знаю, как ты ценишь ее, Рожденная в огне, потому что ты уже дважды говорила мне об этом.

Невозможно было не закатить глаза.

― Я просила тебя позволить мне позаботиться о твоих ранах. Ты сказал, что все в порядке.

― Я передумал.

Вздохнув, я встала на колени, мои уставшие мышцы протестовали против движения, когда я приподнялась, чтобы посмотреть на рану. Чуть ниже линии роста волос тянулся порез длиной с мой мизинец и, скорее всего, глубиной до кости. Его следовало бы зашить, но у меня не было инструментов. Покопавшись в сумке, я достала чистую тряпку, которую смочила водой, а затем стерла всю кровь.

Трудно было сосредоточиться, когда его дыхание касалось моего горла, а его кожа была горячей под моими холодными руками.

― Это от лезвия?

― Ржавого лезвия.

Нахмурившись, я покачала головой.

― Когда мы доберемся до Фьяллтиндра, надо будет найти травы, чтобы лучше очистить это. Возможно, подойдет гвоздика, ― добавила я, вспомнив, что видела ее среди специй, которые несли рабы Снорри.

― В мази Лив есть гвоздика.

― Верно, ― пробормотала я, потянувшись в сумку, и моя рука нащупала маленькую баночку, но тут же замерла. ― Ах ты, задница.

― Вечно ты обзываешься. ― Бьорн скользнул рукой в сумку, где моя рука сжимала горшочек с мазью, и его пальцы обхватили мои. От этого ощущения по коже пронеслись искры, и мой желудок сделал сальто, когда он вытащил наши руки из сумки.

Разжав мои пальцы, он извлек мазь из моей хватки и открыл ее большим пальцем.

― Мне повезло, что ты ее не потеряла. Или, ― он взял немного и размазал по своему порезу, ― повезло тебе, потому что теперь мое лицо спасено.

― Ты такой тщеславный. ― Я опустилась на землю, прислонившись спиной к стене, и скрестила руки. ― Это неправильно, когда мужчина так беспокоится о своей внешности.

― Это ты сказала, что думала, будто Бальдр наконец-то освободился от Хель, когда впервые увидела меня, ― ответил он, взяв мою руку и нанося мазь на мою покрытую шрамами ладонь. ― А еще ты думала, что я ослепляю своих врагов красотой, нападая на них без рубашки. И…

― Я ненавижу тебя.

― Если бы только это было правдой, ― пробормотал он, его сильные пальцы впились в жесткие шрамы моей руки, прогоняя холод и боль и заменяя их чем-то другим. Желанием ощутить их прикосновение к остальным частям моего тела.

Желанием прикоснуться к нему.

Я ничего не сказала, только смотрела, как он продолжает массировать мою руку долгое время после того, как мазь впиталась в мою покрытую шрамами кожу. Затем он перевернул ее, прослеживая извилистые линии второй татуировки, которую подарила мне Хлин. Чтобы прервать молчание, я спросила:

― Интересно, как она должна была выглядеть?

― Может быть, именно так, ― возразил он, взяв мою вторую руку и изучая алый щит, вытатуированный на тыльной стороне ладони, линии которого пульсировали с каждым ударом моего сердца. ― Боги предвидели, что ты возьмешь мой топор. Что твоя кожа сгорит. Именно поэтому они сказали, что твое имя родится в огне.

― Если только я не поступила иначе, чем они ожидали, ― сказала я. ― Если только я не изменила судьбу, которую Норны запланировали для меня. Может быть, именно поэтому татуировка искажена, потому что с того момента путь, который они видели для меня, перестал существовать.

― Только боги могут ответить на этот вопрос. ― Бьорн заколебался, все еще держа меня за руку. ― Или провидица.

― Знаешь кого-то? ― спросила я и тут же пожалела об этом, когда он опустил мою руку. ― Мне жаль.

― Не стоит. В том, что случилось с моей матерью, нет твоей вины.

И это явно не то, о чем он хотел говорить. Я ломала голову, как бы сменить тему, чтобы не чувствовать себя неловко, и наконец выпалила:

― Что изображено на твоей татуировке?

Бьорн удивленно вздохнул.

― Какой именно?

― Ту, что сделал тебе Тир, очевидно.

― Эту вряд ли можно спрятать. ― Он бросил на меня косой взгляд, и уголок его рта снова приподнялся. ― Я думал, ты имеешь в виду ту, что у меня на заднице.

Мой подбородок задрожал от усилия, которое потребовалось, чтобы не рассмеяться.

― Я уже знаю, что там изображено.

― Откуда ты можешь знать? ― Обе его брови поднялись. ― Ты подглядываешь за мной, когда я моюсь, Рожденная в огне?

― Это сложно, учитывая, что ты этого не делаешь. ― Сохраняя спокойное выражение лица, я добавила: ― И мне не нужно ее видеть, чтобы понять, что там изображены плохие решения, которые ты принимаешь, когда пьян, в то время как я думаю, что Тир более тщательно подходил к выбору, когда помечал тебя.

Откинув голову назад, Бьорн рассмеялся, и насыщенный звук наполнил туннель эхом.

― Ты ― богиня среди женщин, ― наконец сказал он, вытирая слезы с глаз. ― Тогда посмотри сама.

Он повернулся ко мне спиной и опустил голову, обнажив шею. Его рост не позволял мне хорошо рассмотреть, поэтому я встала на колени и, придерживая его волосы с одной стороны, наклонилась ближе.

― Больше света.

― Такая требовательная, ― пробормотал он, но поднял топор, чтобы осветить кожу.

Неудивительно, что татуировка имела форму топора, а лезвие было выгравировано с невероятными подробностями, хотя мое внимание привлекла руна, изображающая Тира. Как и моя собственная татуировка, алые чернила пульсировали в такт биению его сердца, и под моим пристальным взглядом она, казалось, пульсировала быстрее.

― Нервничаешь?

― Моя шея открыта для тебя, Рожденная в огне, ― ответил он. ― Я чертовски напуган.

Улыбаясь, я провела указательным пальцем левой руки по тонким красным линиям. Он задрожал от моего прикосновения, и его реакция разожгла во мне огонь желания, который невозможно было погасить. Сглотнув сухость в горле, я сказала:

― Оружие в твоих руках.

― И все же я чувствую себя полностью в твоей власти, ― пробормотал он себе под нос, опуская топор обратно на землю. Бьорн повернулся ко мне лицом, и, стоя на коленях, мы оказались на одном уровне. Мы дышали одним воздухом, и напряжение между нами было таким сильным, что я чувствовала легкое головокружение.

― Довольна? ― спросил он, его зеленые глаза казались черными от сгустившихся теней.

Я не была. Ни капельки, но то, что нужно было сделать, чтобы удовлетворить меня, было совершенно запретным.

― Это хорошая работа.

Бьорн наклонил голову ко мне, не отрывая от меня взгляда, и я вдруг обнаружила, что совсем не могу дышать. Мы были одни в этих туннелях, а значит, нас ничто не могло остановить, кроме нас самих, и я почувствовала, что моя воля ослабевает.

Я хотела его.

Хотела прикоснуться к его губам. Хотела ощутить его руки на своем теле. Хотела провести рукой по твердым мускулам и упругой коже под его одеждой и кольчугой, пока не узнаю каждый дюйм его тела.

Он сын твоего мужа, кричал голос в моей голове. Ничего хорошего из этого не выйдет!

Муж только по статусу, крикнула я в ответ. Это фиктивный брак!

Это не значит, что ты не связана обязательствами! Это не значит, что ты не заплатишь, если тебя поймают!

Эта мысль вернула мне здравый смысл, и я отвернулась. Опустившись так, чтобы прижаться спиной к стене, я вновь устремила взгляд на его топор. По мере того как желание угасало, улетучивался и адреналин, и наваливалась усталость. Холод сковал мои ноги, спину, и я задрожала.

― Иди сюда. ― Голос Бьорна был низким и хриплым, и я не сопротивлялась, когда он притянул меня к себе, тепло его тела прогнало холод. Я прислонилась головой к его груди, испытывая мучительную усталость, но так и не смогла закрыть глаза. Не могла расслабиться, потому что страдания в моем сердце не давали мне этого сделать.

― Как там, в Северных землях? ― Возможно, это не лучшая тема, чем его убитая мать, но мне нужно было заполнить тишину чем-то тяжелым. Чем-то, что тянуло бы меня все ниже и ниже, пока я наконец не усну.

Бьорн прочистил горло.

― Холоднее. Суровее. По сравнению с севером жизнь в Горных землях кажется легче.

Это было трудно представить, хотя я не сомневалась, что он говорит правду.

― А люди какие?

― Такие же. И совершенно другие. ― Он заколебался, потом добавил: ― Это трудно объяснить, но, если бы ты побывала там, думаю, ты бы поняла.

Северные земли были главным врагом Горных земель, самые жестокие налетчики приплывали оттуда, и мне трудно было примирить эту истину с его словами, ибо я видела лишь чудовищ, которые убивали семьи и сжигали деревни, похищая все ценное.

― Они хорошо с тобой обращались?

― Да. Очень хорошо.

Его голос звучал натянуто, но я все равно спросила.

― Снорри хочет начать с ними войну. Это будет трудно для тебя? Сражаться с теми, кто тебя вырастил?

Бьорн не ответил, но я молчала и ждала, и в конце концов он сказал:

― Как бы я ни относился к людям, я должен отомстить тому, кто обидел мою мать. Я дал клятву забрать у него все, и любой, кто встанет на этом пути, будет не более чем жертвой войны.

По мне пробежала дрожь, и я начала поворачиваться, чтобы посмотреть на него, но его хватка усилилась. Удерживая меня на месте, он пробормотал:

― Спи, Рожденная в огне. Через несколько часов мы поднимемся на вершину и узнаем, что боги приготовили для тебя.

Глава 17

― Фрейя, проснись.

Я застонала и приоткрыла глаза, мое тело запротестовало, когда я выпрямилась. ― Как долго я спала?

― Всего пару часов, ― ответил Бьорн, поднимаясь на ноги. ― Но мы не можем оставаться дольше. Уже полдень, а тебе нужно быть в храме к полнолунию.

― Как ты можешь определить время? ― Я вздрогнула, когда он потянул меня за руки ― все болело.

― Инстинкт.

Он потер глаза, и я заметила тени под ними.

― Ты не спал?

― Мой топор исчезает, если я засыпаю, ― сказал он, ― а тебе было холодно.

Я должна была почувствовать себя виноватой, но вместо этого меня охватил прилив тепла от такой доброты.

― Спасибо.

Бьорн пожал плечами.

― Радуйся, что ты не родилась в Северных землях. Ты бы не пережила свою первую зиму с таким отношением к холоду.

Я не могла спорить с этим и решила накинуть рюкзак на плечи.

― Идем.

Мы не разговаривали, пока продолжали подниматься в гору, что, к сожалению, дало мне время подумать о разговоре, который мы вели до того, как я заснула. О напряжении между нами.

Я знала, что не выдумываю. Чувствовала, что между нами есть притяжение, которое не было односторонним. Но я не знала, что мне с этим делать. Удовлетворять свою похоть было глупым риском. Не только из-за последствий, если меня поймают, но и потому, что я не думала, что этот зуд исчезнет после почесывания, скорее, он будет усиливаться с каждым движением ногтей по моей коже. Точнее, по его коже. Быть с ним ― значит хотеть его еще больше, а прелюбодеев всегда ловят.

Прелюбодейка.

Это слово заставило меня скривиться, но в то же время вызвало желание плюнуть от злости, потому что оно не отражало действительность. Мы со Снорри не были по-настоящему женаты, поэтому мои чувства к Бьорну не были изменой супружеским клятвам. Но это определенно было нарушением клятвы на крови, которую я дала.