Еще, умоляла я, не уверенная, думаю ли я или говорю, осознавая только то, что я хочу этого, и он убрал свою ногу с того места, где она удерживала мою, позволяя мне шире раздвинуть бедра. Он снова погрузил пальцы в меня, смазывая их, а затем поймал ту крошечную выпуклость, которая, казалось, вмещала в себя все желания моего тела, и потянул ее, одновременно лаская большим пальцем.

Освобождение обрушилось на меня с силой набегающей волны, и моя спина выгнулась дугой. Я бы выкрикнула его имя, прощаясь с нами обоими, но рот Бьорна внезапно оказался на моем. Он поглощал мои крики, гладил языком мои губы, впивался в них зубами, пока волна за волной наслаждение накатывало на меня.

И только когда моя разрядка ослабла, оставив без сил, его губы покинули мои, переместившись к уху. И под звук завывающего ветра он прошептал:

― Ты моя, Рожденная в огне. Даже если об этом знаем только мы двое.

Я знала. Боги помогите мне, но я знала. И впервые в жизни мне показалось, что я больше ничего не хочу.



Глава 27

Рассвет наступил, когда мы лежали, задыхаясь, в объятиях друг друга, скрытые только накинутыми на нас мехами. Я понимала, что должна отодвинуться, что между нами должно быть расстояние, пока не проснулись другие или не стало достаточно светло, чтобы дежурные разведчики могли что-то рассмотреть, но я не хотела этого делать. В объятиях Бьорна я впервые за долгое время чувствовала себя довольной и защищенной, поэтому я так и лежала, когда Бодил зевнула и села.

― Доброе утро, Фрейя, ― сказала она, бросив на меня взгляд, который говорил о том, что мы не были и вполовину так осторожны, как я надеялась. ― Кровь сегодня горячее? Пальцы на руках и ногах еще целы?

― Да. ― Это слово прозвучало как писк, потому что я прекрасно понимала, что Бодил была близко, но Бьорн ― еще ближе. ― Я вполне оправилась.

Бьорн фыркнул, затем сел, натягивая брюки на мою голую задницу. После чего он залез под меха и достал мои руки, которые осмотрел под первыми лучами рассвета. Кожа покраснела, кончики пальцев были белыми и восковыми, но я все еще чувствовала их.

― Ты можешь сжать их? ― спросил он, и у меня возникло искушение заметить, что он прекрасно знает, что могу, но вместо этого я сжала кулак.

― Да.

― А что с ее ногами?

Мы все трое подняли головы при звуке голоса Снорри. Он пробирался сквозь окружавших нас воинов, натягивая на голову меха так, что его лицо было скрыто тенью. Я нехотя вытащила одну ногу, понимая по боли, что мои ноги перенесли испытание не так хорошо, как руки. Когда я стянула две пары шерстяных носков, которые были на мне, мой желудок сжался. Ноги были в порядке, но пальцы на ногах были багровыми, и боль усиливалась, чем больше я на них смотрела.

― Ты можешь ходить?

Я снова натянула носки, радуясь, что больше не придется смотреть на пальцы. Бьорн встал рядом со мной, затем потянулся вниз, чтобы помочь мне встать. Я стиснула зубы, когда на ноги надавил весь мой вес, боль была сильной, но терпимой. Я сделала шаг, потом еще один, мое равновесие было неустойчивым.

― Фрейя не может сражаться в таком состоянии. ― Голос Бьорна был низким, в нем кипел гнев. ― Надеюсь, ты доволен, отец, ведь это твоя заслуга.

Я прикусила внутреннюю сторону щеки. Бьорн пытался защитить меня, я знала это. Но если это действительно было испытание, устроенное мне богами, я должна была продолжать. Даже если это не так, жители Халсара надеялись на нашу победу. На то, что мы завоюем для них дома и стены, которые защитят их от долгой зимы.

― Я послала за лекарем, прежде чем мы покинули Халсар, но он будет добираться до нас два дня, ― сказала Бодил, осматривая мои ноги. ― Возможно, стоит подождать его.

― Со мной все будет в порядке, ― ответила я. ― Эйр с бо́льшей вероятностью окажет милость и исцелит меня, если я проявлю себя в бою, так что я буду сражаться, а к твоему целителю пойду после.

― Ты рискнешь жизнью ради шанса, что бог пощадит твои пальцы? ― Бьорн скрестил руки, глядя на меня. ― Думаю, твои мозги замерзли сильнее, чем ноги, если ты примешь такое решение.

Он не ошибался, но я не видела другого выхода. Время значило все, если мы хотим добиться успеха в этой битве, поэтому я готова была рискнуть.

― Я не стану подвергать опасности жизни всех жителей Халсара, чтобы защитить себя. ― Оглянувшись на Снорри, я спросила: ― Сколько времени осталось до Гриндилла?


***


Три часа, ответил Снорри.

А мне казалось, что прошла целая вечность.

Пот ручьями стекал по спине, заставляя тосковать по холодному ветру предыдущего дня, но небо было чистым, утреннее солнце пробивалось сквозь ветви деревьев и не давало мне передышки, растапливая выпавший накануне снег. Хотя кончики пальцев на ногах онемели, все остальное нестерпимо пульсировало при каждом шаге по мокрой земле, а полный живот, набитый едой, которую Бодил уговорила меня съесть, грозил вот-вот вернуть все обратно.

― Похоже, ты готова опять опустошить свой желудок, ― сказал Бьорн в полголоса, идя слева от меня. ― Ты настроена покончить с собой.

― Ты сказал, что я не умру сегодня, ― напомнила я ему. ― К тому же, когда начнется битва, я не буду испытывать боль.

― Первое было сказано, когда в моем теле было очень мало крови, обслуживающей ту часть, которая думает, ― прошипел он. ― Что касается второго, то кто, блядь, сказал тебе это дерьмо?

― Наверное, ты. ― Я вздрогнула, когда зацепилась за корень дерева, и боль прокатилась по ноге. ― Источник всего дерьма.

Бьорн пнул камень, и тот, пролетев сквозь деревья, едва не задел Бодил, которая обернулась и бросила на него сердитый взгляд, прежде чем исчезнуть вдали.

― Все готовы, ― напомнила я ему. ― Если мы будем медлить ради моих пальцев, то рискуем быть обнаруженными. Нам нужна эта крепость. Не только для того, чтобы разместить наших людей на зиму, но и для того, чтобы защитить их, когда северяне попытаются напасть.

― Я знаю, какова цена. ― Он схватил меня за руку и притянул к себе. ― Нельзя нападать на сильных, когда ты слаба, Фрейя. Нужно выждать время.

― Я не слабая. ― Я отрывисто произнесла эти слова, несмотря на то, что в моих венах расцвел страх, а не гнев. Так много зависело от меня в этой битве. Так много зависело от того, выиграем ли мы этот бой, потому что отступление не выведет нас из-под удара зимы. Вырвав руку, я пошла вперед, пока не догнала Снорри, надеясь, что это удержит Бьорна от дальнейших высказываний, подрывающих мою уверенность.

Глупая надежда.

― Отец, ― сказал он, подойдя к Снорри с противоположной стороны, ― нам нужно притормозить. Дождись лекаря Бодил и попроси его осмотреть Фрейю, прежде чем мы продолжим путь. ― Он заколебался, потом добавил: ― Ее роль решающая. Если она дрогнет, мы все покойники.

― Я тоже, ― пробормотала я.

― Спасибо, что прояснила этот момент, ― ответил Бьорн. ― Я это упустил.

― Вы двое ссоритесь как дети! ― Окинув нас обоих мрачным взглядом, Снорри махнул рукой. ― Фрейя, беги к тем деревьям.

― Что? ― спросила я. ― Зачем?

― Если ты сможешь бегать, значит сможешь и сражаться. Беги.

Не давая себе времени на раздумья, я помчалась к деревьям, щит подпрыгивал у меня на спине. Каждый шаг словно ножом резал ноги, но я не обращала внимания на боль и набирала скорость, стараясь наступать на ровную поверхность, чтобы не споткнуться. Я могу это сделать. Я должна.

Пот струился по моему лбу, когда деревья стали ближе, а затем мой взгляд переместился дальше. Один из воинов Снорри рылся в карманах человека, истекающего кровью на земле. Судя по луку рядом с ним, это был охотник. Остановившись, я спросила:

― Кто это?

― Тот, у кого есть глаза, ― ответил воин, снимая с пальцев охотника серебряные кольца и надевая их на свои. Умирающий смотрел на меня ― рот открывался и закрывался, по шее стекала кровь, пущенная стрелой, пронзившей горло, потом глаза потускнели, тело обмякло.

Он был мертв.

Я видела больше покойников, чем могла сосчитать, жертв налетчиков, которые пришли ограбить мой народ. Убить мой народ. Взять в плен мой народ и превратить его в рабов. Но это было другое.

На этот раз налетчиком была я.

Горло обожгло, и я сглотнула желчь, а затем повернулась к Снорри, готовая сказать ему, что мои ноги слишком болят, чтобы я могла сражаться. Чтобы выиграть время и придумать другой способ взять эту крепость, кроме как силой. Но прежде чем я успела заговорить, он сказал:

― Время для отступления прошло. Теперь мы будем сражаться. Подавайте сигнал.

Вокруг нас воины сбрасывали с себя то, что им не понадобится в бою, снимали со спин щиты и доставали оружие. На их лицах появлялась устрашающая боевая раскраска, которая за мгновение до этого была лишь пеплом и краской. Бодил достала из своих вещей горшочек, подошла ко мне и, сняв крышку, открыла синюю краску. Пальцами она покрыла кожу вокруг моих глаз, а затем провела маленькими капельками по щекам.

― Говорят, Хлин собирает слезы тех, кто оплакивает павших, ― прошептала она. ― Пусть мир утонет в слезах, оставленных сегодня нашими клинками.

Я сглотнула и напряженно кивнула, когда один из бойцов позвал:

― Наши отряды подали сигнал. Они переходят в атаку.

― Как и мы, ― сказал Снорри. Он провел рукой по луже крови рядом с остывающим трупом, затем подошел к Бьорну и провел ладонью по лицу сына. ― Не разочаровывай меня.

Бьорн не ответил, но в его руке появился топор, и божественный огонь запылал в безмолвном инферно, а его взгляд встретился с моим, отчего по мне пробежала дрожь. Он выглядел таким опасным, каким я его никогда не видела, глаза были полны гнева, и я отвернулась.

Потому что его гнев был направлен на меня.

Мы двинулись вниз по склону горы к столбам дыма, поднимающимся над крепостью. Не стройными рядами, как у народов далекого юга, а как стая волков, бесшумно передвигающихся по лесу, со стальными зубами и когтями.

Мы достигли опушки, и я впервые увидела крепость Гнута. В груди у меня сжалось ― описание Бьорна не соответствовало действительности.

Гриндилл был раза в три больше Халсара, и с севера его огибала бурная река Торн. С западной стороны крепость упиралась в скалу, и подойти к ней можно было только с юга и востока. Вот только там ее окружала глубокая траншея, утыканная заостренными кольями, пересечь которую можно было только по деревянному мосту. Но больше всего меня поразила стена за ним. Крутые земляные насыпи, утыканные кольями, были увенчаны высокими деревянными стенами, за которыми, должно быть, находились платформы, потому что я разглядела головы и плечи лучников, стоящих на них. С этой стороны был только один вход, который был закрыт, и еще больше лучников выглядывали из крытого строения, возведенного над прочными деревянными воротами.

Из крепости доносились крики ― отряд, состоящий в основном из воительниц Бодил, начал атаку на южные ворота, и те, кто оказались заперты снаружи, бросились к восточному входу в поисках убежища.

Лучники наверху только качали головами, они мрачно смотрели на линию деревьев, где притаились наши силы. Я их не винила, ведь их было мало, а значит, отвлекающий маневр удался. Шпионы Гнута донесли ему, что я тренируюсь с воительницами Бодил, а значит, он поверил, что я с ними, и стянул свои силы, чтобы встретить меня у главных ворот.

Оставив свою задницу незащищенной для настоящей атаки.

― Вот этот, ― услышала я слова Снорри и, повернувшись, увидела, что он указывает на старый дуб в море сосен. Бьорн опустил щит и схватился обеими руками за рукоять топора. С усилием он взмахнул топором, и дерево застонало, когда огненное лезвие глубоко вонзилось в его плоть. Напрягая мышцы, Бьорн освободил его, а затем снова замахнулся, точно прицелившись. Капля пота прочертила линию по крови, размазанной по его лицу, когда он замахнулся в третий раз.

Дуб издал предсмертный стон и медленно повалился, набирая скорость и падая на открытое пространство. Люди, собравшиеся у основания стены, закричали в панике ― некоторые благоразумно бежали прочь от крепости, но многие остались, умоляя впустить их внутрь.

Я зажмурила глаза, понимая их страх. Зная, каково это, когда на тебя нападают, а безопасность находится совсем рядом. Бегите, ― приказала я им, пока Бьорн обрубал дерево до приемлемой длины, а остальные обматывали веревки вокруг ствола. Пока они поднимали таран с земли, те, кто находились на стене, подняли тревогу. Вызвали подкрепление.

Они не успеют вовремя.

Чувствуя себя так, словно наблюдаю за собой со стороны, я заняла место рядом с тараном ― Бьорн впереди, Бодил сзади. Мой щит висел мертвым грузом в левой руке до тех пор, пока он не понадобится, и моя магия будет скрыта до последнего момента.

― Вперед, ― скомандовал Снорри, стоявший впереди, и те, кто несли таран, напряглись от усилий, когда мы перешли на медленный бег по полю между лесом и стеной. Наши ноги гулко стучали, когда мы пересекали мост, и пот катился по моему лицу, когда я рассматривала бесчисленные заостренные колья под нами.

― Щиты! ― крикнул Снорри, когда лучники на стене подняли оружие, и я сомкнула свой щит с теми, кто стоял по обе стороны от меня. Воздух наполнился тихим шипением, и через мгновение стрелы вонзились в щиты над нашими головами. Одна пробила щит Бьорна, наконечник остановился совсем рядом с его плечом, и мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не призвать свою магию для его защиты.

― Держать, ― крикнул Снорри, словно почувствовав мои мысли. Словно он знал, что я на грани того, чтобы выдать себя. ― Держать!

Кто-то впереди закричал, и ствол дерева опустился, когда те, кто его держал, споткнулись об упавшего человека. Мой желудок скрутило, когда я перешагнула через тело.

Не смотри вниз, приказала я себе. Не делай ничего, что может заставить тебя упасть!

― Держать! ― прорычал Снорри, когда мы приблизились, теперь уже настолько, что я могла разглядеть лица тех, кто стоял на стенах. Их мрачная решимость и страх, когда они обмакивали наконечники стрел в смолу и поджигали их.

Я стиснула зубы, когда раскаленные добела стрелы полетели в нашу сторону, ударяясь о наши щиты. Кусок горящей смолы провалился в щель и угодил мне в запястье, кожа мгновенно почернела. Я зашипела, тряся рукой, прежде чем он успел прожечь кожу. Другим повезло меньше: от их криков у меня заложило уши.

― Держать!

Еще дюжина шагов.

― Держать!

Десять.

― Теперь, Фрейя! ― скомандовал Снорри, и я выкрикнула имя Хлин.

Магия струилась из моей руки, покрывая сначала мой щит, потом щит Бьорна, расширяясь вперед и назад, пока все щиты не засияли серебряным светом.

И ни секунды не медля.

Таран с грохотом врезался в ворота. Но это было ничто по сравнению со взрывом над нами. Периферийным зрением я видела, как во все стороны летит жидкость, когда моя магия отталкивает то, что, должно быть, было кипящей водой, и пар клубится в воздухе.

― Назад! ― На крик Снорри все попятились назад, спотыкаясь о тела двоих, в которых попали стрелы, а я изо всех сил старалась удержаться на ногах. Боролась за то, чтобы мой щит оставался на месте, ведь если он отделится от остальных, они лишатся защиты моей магии.

― Вперед! ― проревел Снорри, и мы снова помчались вперед, таран раскачивался на веревках, натянутых между дюжиной мужчин. С каждым подходом новые воины падали, пораженные стрелами, а земля превращалась в жижу, усеянную препятствиями. Это был хаос. Дыхание перехватывало от отчаяния, я сосредоточилась на том, куда ступаю, ноги скользили по грязи.

Бум!

Оглушительный звук кипящей воды, взорвавшейся от моей магии, раздался в моих ушах в тот самый момент, когда ударил таран. Я пошатнулась, зацепившись за Бьорна, но сумела удержать щит.

От пара у меня заслезились глаза, и я закашлялась, когда мы снова взмахнули тараном, и земля под нашими ногами превратилась в лужу крови и грязи.

Бум!

Вслед за взрывом раздались крики, и под рукой Бьорна я увидела, как один из наших воинов отлетел от тарана, лицо его было красным от ожогов, а одежда насквозь мокрая. Я запаниковала, уверенная, что моя магия исчезла, но, когда я подняла голову, мой щит все еще ярко пылал над нашими головами.

― Это не ты, ― прошептала я, когда мы снова двинулись в атаку. ― Это не твоя вина.

Я могу это сделать.

Я сделаю это.

И тут моя нога зацепилась за тело.

Я пошатнулась, пытаясь поймать равновесие, но ногам не хватило сил удержать мой вес.

С моих губ сорвался крик, и я упала, врезавшись в Бодил, которая прижала меня к своей груди и держала, пока я вставала на ноги.

― Подними руку, Фр…

Раскат грома расколол воздух, когда я с усилием вернула свой щит на место и, повернувшись, увидела, что Бодил ранена, в ее груди чернеет дыра. Я закричала, ужас и неверие охватили меня, когда она упала на землю.

И Бодил была не единственной, кто упал.

Моя оплошность лишила защиты моих товарищей, и вокруг меня люди были залиты кипятком, их лица были красными от ожогов. Они кричали. Умирали.

Таран с треском упал, и я услышал крик Снорри:

― У них дитя Тора! Отступайте!

― Бодил, ― простонала я, заметив, что в ее глазах еще теплится жизнь. Если бы мне удалось вытащить ее из этой передряги, ее можно было бы спасти. Если бы я успела вовремя доставить ее к целителю, возможно, она бы выжила.

Но рука Бьорна обвилась вокруг моей талии, поднимая меня и отрывая от нее.

― Мы ее потеряли, ― крикнул он. ― Нужно отступить!

Стрела просвистела мимо моего лица, но я все еще боролась с ним и тянулась к Бодил, когда она подняла руку ко мне. Наши пальцы соприкоснулись, а затем меня отбросило, и мы с Бьорном отлетели в сторону.

Я приземлилась прямо в тот момент, когда грянул гром. Густой пар заполнил воздух, закрыв от меня Бодил. Мешал найти к ней дорогу. Руки подхватили меня и потащили по земле.

― Вставай, ― крикнул мне в ухо Бьорн. ― Беги!

Проморгавшись от слез, я увидела, что площадка перед воротами превратились в ад ― тела и таран были поражены молнией. Я кричала в бессильной ярости, пока Бьорн тащил меня к деревьям, мои ноги били по выжженной траве, а глаза были прикованы к месту боя.

Именно поэтому я увидела дитя Тора.

В крытом строении над воротами стояла фигура в капюшоне, между поднятыми ладонями которой то и дело вспыхивали дуги молний.

Тот, кто убил Бодил. Тот, кто украл ее у меня.

Беззвучно закричав, я вырвалась из хватки Бьорна. Подхватив упавший щит, я побежала, призывая свою магию. Мой щит пылал, как серебряное солнце, когда дитя Тора поднял руки.

Опустившись на одно колено, я подняла щит.

Хлопок грома расколол воздух, когда молния ударила в него, как будто сам Тор сошел с небес и вступил в бой. В ушах зазвенело. Вспышка резанула по глазам, и я застыла на месте, ослепнув и оглохнув, пока медленно свет не рассеялся и звон не ослаб.

На месте ворот зияла дыра, целая часть стены лежала в руинах, дитя Тора не было видно.

Ошеломленная, я уставилась на дымящиеся руины, на обугленные останки людей, покоящихся на почерневшем и тлеющем дереве.

― В атаку! ― крикнул Снорри.

Воины пронеслись мимо меня, устремляясь к пролому. Перепрыгивая через останки наших сородичей. Через Бодил.

Никогда больше я не услышу ее совета. Не буду пить с ней у костра. Сражаться рядом с ней.

Они забрали ее у меня.

Кровь забурлила, и я вскочила на ноги, не чувствуя боли, только бесконечную, неумолимую ярость.

Выхватив отцовский меч, я вскарабкалась по обломкам и сквозь дым помчалась за Снорри и остальными между зданиями. Куда бы я ни посмотрела, отовсюду с криками бежали люди, но я не замечала женщин с детьми на руках, немощных и слабых, так как искала боя. Искала избавления от агонии, жгущей меня, как кислота, под моей яростью.

Из здания выскочил бородатый воин, половина его лица была обожжена, но он, казалось, не чувствовал этого, мчась ко мне. Его топор ударился о мой щит, и моя магия отбросила его в сторону.

С моих губ сорвался дикий смех, и я взмахнула своим оружием, пробив доспехи, и его внутренности вывалились наружу. Я крутанулась в сторону, встречая атаку другого воина и рассекая его горло, затем следующего. И следующего.

Пока не осталось никого, с кем можно было бы сражаться.

Кровь капала с моего лица, когда я остановилась, моя ярость жаждала большего, она не была удовлетворена. Не могла быть удовлетворена.

И тут мой взгляд упал на Бьорна. Он стоял в нескольких шагах от меня, весь в крови, его плечи поднимались и опускались, когда он тяжело дышал. У его ног лежали мертвецы, которые пали не от моего меча, но я даже не подозревала о его присутствии. Я не видела ничего, кроме мужчин и женщин, которые сражались против меня, их лица уже стали размытыми.

― Ты знаешь, сколько раз ты чуть не погибла? ― Прошипел он. ― Сколько людей напало на тебя сзади, пока ты потеряла голову от жажды крови? Сколько раз я выкрикивал твое имя, а ты так и не услышала?

Я оскалила зубы, все еще охваченная яростью. Я не хотел лишаться ее, потому что понимала, что как только я сделаю это, меня ждет расплата. Поэтому я отвернулась от него с криком:

― Где Гнут? Где ваш ярл, который предпочел обагрить себя кровью и пеплом, вместо того чтобы присягнуть на верность конунгу Горных земель?

― Фрейя! ― прорычал Бьорн, но я проигнорировала его и двинулась между зданиями, мой голос звучал как странная песня: ― Выходи, Гнут. Где ты?

Смутно я осознавала, что к Бьорну присоединились другие. Слышала, как Снорри требовал, чтобы я замолчала, но я не обращала на них внимания, продолжая охоту.

И тут между зданиями показался знакомый мужчина с топором, а за ним ― дюжина покрытых кровью воинов, и все они настороженно смотрели на меня.

― Вот ты где, Гнут. ― Я одарил его ухмылкой, обещающей смерть. ― Я думала, мне придется искать тебя среди детей.

― Оставь их в покое, ведьма, ― прошипел он, занося топор.

― Не меня они должны бояться. ― Я подошла ближе. ― А тебя. Это ты больше заботился о своей гордости, чем об их безопасности.

― Это говорит монстр, убивший их родителей!

Меня пробрала дрожь, кончик меча дрогнул, но я отогнала поднимающееся чувство вины. Я похоронила его глубоко под своей яростью. Они заслужили все, что получили, за то, что выступили против нас. За то, что убили Лив и сожгли Халсар. За то, что отняли у меня Бодил.

Мои глаза затянуло красным, череп запульсировал от такой ярости, что мыслей не осталось. Был только гнев.

Подняв меч, я беззвучно закричала и бросилась в атаку, желая прикончить его.

Мимо меня пронеслась вспышка пламени.

Ухмылка Гнута померкла. Искра злобы в его глазах исчезла, когда отрубленная голова отлетела в сторону и с грохотом упала на землю за мгновение до того, как его тело рухнуло.

Мертв.

― Остальные сдаются? ― прорезал тишину голос Бьорна. ― Или вы хотите умереть за этого человека?

Оставшиеся воины беспокойно зашевелились, затем бросили оружие и упали на колени.

Я смотрела на них, мои руки тряслись, магия на щите пульсировала. Гнут был моим. Всех этих воинов я хотела убить, а Бьорн отнял у меня эту возможность.

Развернувшись, я направилась к нему.

― Почему ты украл у меня месть?

Он с отвращением фыркнул.

― Ты имеешь в виду их месть?

Небрежным движением руки он схватил меня за плечи и развернул, чтобы я увидела, как воины Снорри выталкивают из-за укрытия пару лучников.

― Гнут заманивал тебя, Фрейя. Еще несколько шагов ― и в тебя вонзились бы стрелы, а Гнут умер бы с боевой славой, уложив перед этим тебя в могилу.

Он повернул меня обратно, наклонив так, что мы оказались нос к носу.

― Но, может, ты этого и хотела?

― Отвали! ― Я сильно толкнула его, но с таким же успехом можно было толкнуть каменную стену.

― Почему? ― потребовал Бьорн. ― Чтобы я не оказался достаточно близко, чтобы спасти тебя в следующий раз, когда ты попытаешься покончить с собой?

― Замолчите! ― прорычал Снорри, но я его проигнорировала.

― Гнут заслужил смерть, ― крикнула я. ― Все это произошло потому, что он отказался подчиниться. Бодил мертва, потому что…

― Потому что она добровольно пошла в бой, а в бою люди умирают. Она знала о риске не хуже других, Фрейя. И уж точно знала о нем лучше, чем ты.

Я вздрогнула и отступила от него, моя ярость сдалась под натиском более сильных эмоций. Я решила сражаться сегодня, зная, что слаба. Я споткнулась. Я уронила свой щит. Я оставила Бодил беззащитной.

Я убила ее.

Щит выскользнул у меня из рук, магия погасла, когда он упал на землю. Бодил погибла по моей вине.

― Бодил была воином. ― Голос Бьорна был тихим, словно его гнев погас вместе с моим. ― Она умерла с оружием в руках и теперь будет в Вальхалле.

Вот только это было не так.

У меня перехватило дыхание, в груди всколыхнулась боль, когда я вспомнила, что Бодил бросила свой меч, чтобы поймать меня. А я не задержалась, чтобы вложить его ей в руку перед бегством. Я оставила ее умирать без него.

Внезапно я побежала. Я бежала через дымящуюся крепость к воротам, каждый шаг был похож на бег по ножам, но я терпела боль. Ворот совсем не было, обугленное дерево валялось на земле, словно его разбил гигантский кулак. Но я смотрел дальше, на тлеющие останки тарана и разбросанные вокруг него неузнаваемые фигуры.

В нос ударил запах горелой плоти и волос, и я задыхалась, замедляя шаг, пока искала ее среди трупов.

Так много тел.

Их было так много, лица исчезли, и опознать их можно было только по размеру, форме и испачканным сажей доспехам. Ветер порывисто завывал, разметывая клубы дыма по месту побоища, но я успела заметить серебристую вспышку.

По лицу потекли слезы, и я подошла ближе. Длинный локон серебристых волос, спасенный каким-то божьим промыслом от огня, развевался на ветру там, где его зажало под обугленными останками. Опустившись на колени, я схватила волосы и пропустила из сквозь пальцы, когда они попытались вырваться на свободу.

― Прости меня, ― прошептала я. ― Это моя вина.

Глубоко вздохнув, я перевела взгляд с ее черепа на руку, где обожженные до кости пальцы сжимали рукоять меча. Я шумно выдохнула, и мои плечи опустились от облегчения. Она в Вальхалле.

Земля обжигала мне колени, но я не двигалась с места, собирая ее волосы в локон, а затем крепко сжимая его в кулаке, когда услышала его приближение.

― Пришел сказать, что ты меня предупреждал? ― мягко спросила я. ― Если бы я дождалась лекаря, который помог бы мне с ногами, Бодил, возможно, была бы жива.

Выдохнув, Бьорн покачал головой.

― А может, она поскользнулась бы и разбилась насмерть, когда мы отступали в поисках лекаря. Возможно, пришло ее время умереть.

Я впилась ногтями в ладони, желая закричать.

Бьорн присел рядом со мной, его взгляд был прикован к почерневшему клинку Бодил.

― Подобные мысли сведут тебя с ума, Фрейя, ведь невозможно узнать, привел ли твой выбор к определенным последствиям. ― Он помолчал мгновение, а затем добавил: ― Думаю, большинство людей находят утешение в том, что им суждено. Знать, что все уже предначертано для них, потому что… потому что ни одно решение не является по-настоящему твоим, а определено Норнами. Даже боги должны утешаться тем, что их судьбы определены, исход конца дней уже известен. Но по какой-то причине такие, как ты, я и Бодил, способны изменять переплетение наших нитей, а значит, мы должны нести всю тяжесть ответственности за каждый свой выбор.

― Говорят, что кровь бога ― это дар, ― прошептала я. ― Но на самом деле ― это проклятие.

Долгое время Бьорн молчал, а потом сказал:

― Сегодня ты была сама не своя. Ты… ― он прервался, резко тряхнув головой. ― Если ты и дальше будешь идти по этому пути, Рожденная в огне, если позволишь моему отцу управлять тобой, это уничтожит тебя. Ты должна изменить свою судьбу.

― Возможно, ты прав. — Я поднялась на ноги и направилась обратно в крепость. ― Проблема в том, что каждый раз, когда я пытаюсь изменить ход судьбы, все становится только хуже.


Глава 28

― Фрейя?

Мягкий голос донесся до меня через дверь, но вместо ответа я перевернулась в постели и зарылась лицом в меха. Именно это я делала последние несколько дней. Сначала в постель меня привела усталость, но потом это переросло в желание не смотреть в глаза тому, что я сделала.

Вернее, как я это сделала.

― Фрейя? Это Стейнунн. Я надеялась поговорить с тобой.

Уходи, хотелось крикнуть мне. Оставь меня в покое. Потому что меньше всего мне хотелось вспоминать взятие Гриндилла. Смерть Бодил. Мою всепоглощающую ярость.

Молчание затянулось, и я надеялась, что скальд сдалась. Ушла. Затем ее мягкий голос произнес:

― Конунг Снорри приказал мне поговорить с тобой, прежде чем я закончу свою песнь.

Конунг, мать его, Снорри.

Я заскрежетала зубами, понимая, что не имею права злиться, ведь это я позволила ему претендовать на этот титул.

― Фрейя, ― пронзил стены голос Илвы. ― Открой дверь.

Я вздохнула, потому что не было ни малейшего шанса, что игнорирование Илвы заставит ее уйти. Правительница Халсара, а ныне Гриндилла, как я полагала, прибыла вскоре после окончания битвы, и, вероятно, только потому, что она была занята уходом за ранеными и восстановлением крепости, мне удавалось столько времени избегать ее язвительного языка.

Поднявшись на ноги, я вздрогнула, когда мои босые ступни прижались к холодному деревянному полу. Все в Гриндилле было сделано из дуба. Здесь должно было быть спокойно и безопасно, но вместо этого я чувствовала себя в ловушке.

Открыв засов, я распахнула дверь.

― Простите, ― пробормотала я. ― Я спала.

Илва нахмурилась, скорее всего, потому, что был полдень, хотя, возможно, дело было в моем внешнем виде. Последний раз я мылась сразу после битвы, и ничего не делала со своими волосами после того, как заплетала их в мокрую косу, поэтому они были растрепанными и неухоженными. В моей комнате стояли грязные миски и пустые кубки, которые слуги оставляли у дверей, но я никому не позволяла убирать за мной. Если бы мама увидела меня в таком виде, она бы отлупила меня.

Но мне было все равно. Все, чего я хотела, ― это спать.

― Ты ответишь на вопросы Стейнунн, ― прорычала Илва. ― Иначе тебе придется ответить на мои.

― Хорошо. ― Я позволила скальду войти внутрь, а затем захлопнула дверь перед лицом Илвы.

― Твой брат приехал погостить в Гриндилле, ― сообщила мне Стейнунн. ― Он привез с собой жену, Ингрид.

Жену.

Я даже не знала, что они поженились. И уж тем более не была приглашена на свадьбу, да и времени на это не было. За исключением последних дней, у меня не было ни минуты передышки. Но все равно было неприятно, что меня не пригласили.

― Спасибо, что сообщила мне.

Стейнунн вошла в комнату, окинула взглядом беспорядок и присела на угол моей смятой постели. Уже не в первый раз я поразилась тому, как она прекрасна ― ее светло-каштановые косы были в идеальном порядке, а округлые щеки покрывал розовый румянец. Ее платье было безупречного покроя и на нем не было ни пятнышка, а ложбинка декольте, которому я сильно завидовала, выглядывала над скромным вырезом. Хотя она была старше меня, единственным признаком этого были почти незаметные морщинки возле глаз. Однако, несмотря на ее красоту, я ни разу не видела, чтобы кто-то оказывал ей знаки внимания, будь то мужчина или женщина, и я задавалась вопросом, потому ли это, что она избегала этого, или же все замечали только ее голос.

Я так и осталась стоять со скрещенными на груди руками.

― Я думала, ты все еще путешествуешь и поешь свою песню о Фьяллтиндре. ― Распространяя весть и приумножая мою славу, потому что Снорри верил, что именно это заставит ярлов присягнуть ему как своему конунгу.

Она слабо улыбнулась.

― Хочешь послушать? В Халсаре ты упала в обморок, едва я начала.

― Не очень. ― Я понимала, что говорю неприятные вещи, но не могла удержаться от колкости. ― Я уже прожила это.

― Я понимаю, ― сказала она. ― Нужно быть человеком определенного склада, чтобы захотеть увидеть себя в волшебстве моих песен. Бьорн сказал, что скорее послушает, как чайки дерутся за рыбу, чем услышит что-нибудь с его участием.

― Бьорн ― засранец, ― пробормотала я, хотя была с ним вполне согласна. ― Ты прекрасно поешь. Все так говорят.

Стейнунн склонила голову.

― Ты очень добра, что льстишь мне, Фрейя.

Учитывая, что я вела себя как злобная ведьма, я не смогла удержаться от гримасы.

― Что ты хочешь узнать?

― Я бы хотела услышать твой рассказ о битве.

Отвернувшись, я подошла к столу, заставленному грязными мисками и кубками, и сгрузила их на поднос. Мне нужно было чем-то занять руки, потому что это был единственный способ сдержать всплеск бешеных эмоций в моей груди.

― Там были и другие. Спроси их.

― Да. Но песня посвящена тебе. Она должна убедить все Горные земли, что ты ― женщина, которую нужно уважать. Что за тобой нужно следовать. То, чем ты поделишься со мной, поможет сложить песню так, чтобы она лучше передавала твой дух.

Чтобы она могла использовать ее для укрепления моей репутации. Что на самом деле означало укрепление репутации Снорри, ибо я служила его воле.

― Я не могу рассказать тебе ничего такого, чем не поделились бы другие.

Она нахмурилась.

― Ты уверена?

Во мне поднялось раздражение от того, что она настаивает на своем, и резкие слова подступили к горлу. Я быстро кивнула, прежде чем они успели вырваться, и прикусила язык.

Стейнунн поднялась и склонила голову.

― Сегодня я буду петь для нашего народа, и было бы хорошо, если бы ты присутствовала при этом. Хотя тебе следует воздержаться от медовухи.

В моем самообладании образовались трещины, и мой нрав вырвался наружу.

― Я знаю, что произошло, Стейнунн. Я не получила удовольствия от пребывания там и не получу удовольствия от того, что увижу это снова, так что прошу простить мое отсутствие.

Скальд кивнула и направилась к двери. Но вместо того, чтобы позволить мне снова погрузиться в меха и страдания, она остановилась.

― Я пережила трагедию, которая стоила мне почти всего, чем я дорожила, так что я понимаю твое горе и желание избежать любого напоминания о нем. И все же, хотя моя песня тебе не понравится, я считаю, что тебе нужно увидеть, чему были свидетелями все те, кто тебя окружает, и почему они относятся к тебе так, как относятся.

Не сказав больше ни слова, Стейнунн ушла, закрыв за собой дверь.

Я еще долго стояла, глядя на деревянные доски, и мои ноги так замерзли, что начали болеть. Но вместо того чтобы снова забраться на кровать, я быстро умылась водой, которую принесла служанка, а затем надела чистое платье. Я сняла завязки с косы и расчесала пальцами длинные волосы, распустив их по спине.

Дверь скрипнула, когда я открыла ее, и я вздрогнула, хотя и не совсем понимала, почему. Возможно, потому, что я не была уверена, действительно ли готова снова выйти в мир и хотела сделать первые шаги незаметно. Выйдя наружу, я захлопнула дверь и чуть не выпрыгнула из кожи, когда краем глаза заметила темную фигуру.

― Бьорн, ― пробормотала я, сердце бешено колотилось.

― Фрейя.

Бьорн стоял, прислонившись к стене, а у его ног лежал аккуратно свернутый тюфяк и полупустая чаша с водой. Я тяжело сглотнула, осознав, что все это время он был за моей дверью.

― Пожалуйста, скажи мне, что ты не спал здесь.

Он пожал плечом.

― Мой отец беспокоится о твоем благополучии.

Я впилась зубами в нижнюю губу, потому что знала, что это беспокойство не столько о том, что могут сделать другие, сколько о том, что могу сделать я сама.

― Я в порядке.

Его челюсть сжалась, зеленые глаза буравили меня, пока я не отвела взгляд. Но не раньше, чем я заметила темные круги под глазами, небритые щеки и помятую одежду. Я не могла сказать, оставался ли он здесь все то время, что я пряталась в комнате, но у него определенно не было времени позаботиться о себе

― Стейнунн сообщила мне, что мой брат и Ингрид приехали в Гриндилл, ― выпалила я, желая покончить с молчанием.

Бьорн фыркнул.

― Это правда. Они приехали с Илвой и остальными из Халсара.

― Это Снорри приказал ему приехать? ― Меня охватило беспокойство, потому что единственная причина, по которой Снорри мог призвать их сюда, заключалась в том, чтобы иметь больше влияния на меня. Неужели это произошло потому, что я бросила вызов его авторитету во время осады?

― Нет. ― Он резко тряхнул головой, с явным раздражением. ― Твой брат-идиот заплатил лекарю, чтобы тот вылечил ему ногу, а потом пришел просить, чтобы ему позволили вернуться в боевой отряд. Мой отец согласился на это в награду за успехи, которых ты добилась.

Гейр сам решил приехать в Гриндилл? Привез сюда Ингрид по собственной воле?

Волна гнева прокатилась по моим венам от его полнейшей глупости.

― Где он?

― Наслаждается плодами твоих трудов, я полагаю. ― Бьорн оттолкнулся от стены. ― Я отведу тебя к нему.

Он повел меня в большой зал, и хотя я, вероятно, уже проходила этот путь, когда мне предоставили комнату после битвы, ничто не показалось мне знакомым. Мой взгляд скользил по богатствам, которые Гнут накопил за время своего правления, резной мебели и толстым гобеленам на стенах ― все это теперь принадлежало Снорри. Как подобает конунгу.

― Уже прибыли присягнуть ярл Арме Гормсон и ярл Ивар Рольфсон, ― сказал Бьорн, нарушив молчание. ― За ними последуют другие, особенно когда Стейнунн начнет путешествовать по Горным землям, распространяя слухи о твоей ― он заколебался ― боевой славе.

Скорее, о бесславии.

― Стейнунн хотела, чтобы я послушала, как она поет, ― сказала я, гадая, был ли Бьорн одним из тех, с кем она разговаривала, была ли часть истории рассказана им. ― Я отказала ей.

Он ничего не ответил, но я чувствовала на себе его взгляд, когда мы вышли из большого зала на улицы города.

Поврежденные здания почти не ремонтировались, все усилия были направлены на заделку дыры, которую я проделала в стене. Десятки мужчин и женщин трудились над заменой обугленных бревен, даже дети помогали им, маленькие фигурки бегали туда-сюда. Все были заняты своими делами, но каждый останавливался, чтобы посмотреть, как мы с Бьорном проходим мимо, и я чувствовала их настороженность, как будто это было осязаемо, но ни один из них не рискнул посмотреть мне в глаза.

Тошнота скрутила мои внутренности, потому что это было то, от чего я пряталась.

Осуждение.

И это было несправедливо. Наш народ был жестоким, и то, что я сделала, было не хуже того, что сделал любой из здешних воинов. Бьорн, вероятно, убил больше людей, чем мог сосчитать, но никто не смотрел на него так, словно ожидал, что он отрубит им головы за то, что они на него смотрят.

― Эта стена сама себя не восстановит, ― прокричал Бьорн. ― И я думаю, никто не желает, чтобы в ней была дыра, когда наши враги подойдут к воротам!

Все повиновались, но я все равно чувствовала, что они наблюдают за мной искоса, словно боясь полностью отвернуться.

― Почему они так смотрят на меня? ― пробормотала я, хотя чувствовала, что задыхаюсь от странной смеси гнева и обиды. ― У них есть стены благодаря мне. Благодаря мне они в безопасности.

― Уверен, они планируют, как лучше вылизать твои сапоги.

Тон Бьорна был резким, и я перевела на него взгляд.

― Почему ты так говоришь? Я не требую, чтобы они рассыпались в благодарностях, но я не понимаю, почему они меня ненавидят.

― Они не ненавидят тебя, Фрейя, ― ответил он, остановившись перед дверью длинного дома. ― Они боятся.

Прежде чем я успела что-то ответить, он толкнул дверь в большое общее пространство. Ингрид сидела за одним из столов. Глаза моей подруги расширились при виде меня, на лице отразилось смятение, которое, как я понадеялась, мне почудилось, когда оно быстро сменилось улыбкой.

― Фрейя!

Протиснувшись мимо Бьорна, она обняла меня, но я готова была поклясться, что она была напряжена, как доска, когда крикнула:

― Гейр, Фрейя здесь! ― а затем отступила назад, продолжая натянуто улыбаться.

― Я тоже рад тебя видеть, Ингрид, ― сказал Бьорн, прислонившись к дверному косяку.

Улыбка Ингрид померкла, но она ответила:

― Бьорн с ней.

Через мгновение из одной из комнат в задней части дома появился Гейр.

― Сестра! ― Он схватил меня за руки и крепко обнял, прижав к себе. ― Моя сестра, дева щита! Воительница! Победительница!

― Я вижу, твоя нога зажила. ― Освободившись от его хватки, я прошла внутрь, отметив, что дом был намного лучше, чем то, за что Гейр мог бы заплатить сам. Большой, заставленный тяжелой деревянной мебелью, он, вероятно, принадлежал одному из воинов Гнута, убитому в бою.

Возможно, одному из тех, кого убила я.

Отогнав эту мысль, я подождала, пока Бьорн прикроет дверь, а затем сказала:

― Зачем ты здесь, Гейр? Какое безумие заставило тебя приехать в Гриндилл, да еще и прихватить с собой Ингрид?

Мой брат поморщился и отвернулся от меня, чтобы взять серебряный кубок с вином, стоявший на большом столе.

― Ярл Снорри обещал мне, что я смогу вернуться в его боевой отряд, когда смогу ходить. Я могу ходить, и вот я здесь. А Ингрид ― моя жена, ее место рядом со мной.

Взгляд Ингрид метался туда-сюда между нами.

― Фрейя, ярл был рад нашему приезду. Он подарил нам комнату в этом доме. Сказал, что так будет лучше, ведь мы теперь одна семья.

Позади меня Бьорн разразился смехом, и я прижала пальцы к вискам, пытаясь сдержать свой гнев.

― Конечно, он хотел бы видеть тебя здесь, Ингрид. Ты, Гейр и моя мать ― заложники моего хорошего поведения, а значит, если вы будете рядом, он сможет использовать вас против меня, когда ему это понадобится. В то время как раньше ему было сложнее достать вас в Селвегре. ― Голова раскалывалась. ― Дом, который, к тому же, захвачен, ― это небольшая плата за то, чтобы крепче держать меня в руках.

Вместо того чтобы признать свою глупость, Гейр бросил на меня взгляд, полный отвращения.

― Кто ты, Фрейя? Маленький ребенок, который ведет себя хорошо только из страха наказания? Ты ― жена ярла. Тебе дают все, чего желает твое сердце. Ты живешь жизнью, о которой можно только мечтать. И все равно ты ворчишь и чем-то недовольна. Я всегда относился к твоим жалобам на Враги с пониманием, но теперь я думаю, не в тебе ли дело?

Меня пронзил шок, и краем глаза я заметила, как напрягся Бьорн. Я подняла руку, потому что могла сама постоять за себя. Особенно против своего брата.

― Ты идиот. ― Слова прозвучали как рычание сквозь стиснутые зубы. ― Как ты можешь не видеть цену этого?

― Я заслужил свое место в отряде ярла еще до того, как он узнал твое имя, ― ответил Гейр. ― Я вообще потерял его только потому, что хранил твой секрет! Я принадлежу этому месту так же, как и ты, Фрейя. Даже больше, потому что я заслужил это, в то время как ты здесь благодаря капле крови.

Боги, он ревновал.

Я видела, как ревность кипит в его янтарных глазах, и знала это, потому что когда-то сама испытывала те же чувства. Разница заключалась в том, что я предпочла скрывать то, кем я являлась, а не выставлять напоказ.

― Ты чертов дурак. Ты больше заботишься о своей уязвленной гордости, чем о безопасности своей жены.

― Это неправда, ― прошипел он. ― Я люблю Ингрид.

― Тогда тебе следует держать ее как можно дальше от меня!

Люди вокруг меня рисковали своими судьбами из-за моего выбора. Люди вокруг меня рисковали потерять все. Люди вокруг меня рисковали оборвать свои нити.

Гейр отступил на шаг, и я увидела вспышку жестокости в его глазах за мгновение до того, как он сказал:

― Почему, Фрейя? Неужели потому, что все говорят правду? Что ты сумасшедшая стерва?

Прежде чем до меня дошел смысл его слов, Бьорн пересек комнату. Он схватил моего брата за горло и швырнул его на стол, разбив его вдребезги. Ингрид закричала, когда они повалились на пол, меся друг друга кулаками, и в итоге Гейр оказался лицом вниз, со скрученными за спиной руками.

Я не двигалась. Я не могла пошевелиться. Неужели он действительно так думает обо мне? Что я бешеная собака, дикая и опасная?

― Я сломаю тебе оба запястья, ты, тупой кусок дерьма, ― прорычал Бьорн. ― Посмотрим, как жена будет терпеть твою глупость, когда ей придется вытирать тебе задницу в течение следующего месяца!

Ингрид закричала во всю мощь своих легких, и дверь распахнулась, когда три воина ворвались, чтобы разобраться в происходящем. Они остановились, в замешательстве глядя на то, как Бьорн поднимает моего брата и снова швыряет на пол, а Гейр стонет.

― Помогите ему! ― кричала Ингрид. ― Прекратите это! — Но мужчины стояли на месте, не желая вмешиваться.

― Вы не заслуживаете права называться ее семьей! ― рычал Бьорн. ― Вы не заслуживаете ее преданности!

― Фрейя! ― Ингрид схватила меня за платье и стала трясти. ― Заставь его остановиться! Ты должна защищать нас!

Я уставилась на нее. Все, что я пережила, все, что я сделала, было продиктовано желанием защитить свою семью, включая ее, но это желание стремительно ослабевало.

― Пожалуйста, ― умоляла она. ― Пожалуйста!

— Ты такая, какая есть, ― прошептал голос в моей голове, а другой, более мрачный, прошептал: ― А что, если это не так?

Из ступора меня вывел страх, что второй голос может оказаться прав.

― Хватит. ― У меня перехватило дыхание, и это слово прозвучало не громче вздоха. ― Хватит!

Бьорн застыл на месте, его глаза устремились на меня.

― Отпусти его, ― сказала я. ― Они застелили свои постели. Теперь они могут спать в них и молиться, чтобы судьба не превратила эти кровати в могилы.

Затем я повернулась и вышла.



Глава 29

― Куда ты собралась? ― требовательно спросил Бьорн, быстро догоняя меня своими длинными шагами.

― Мне надоело бороться с этим, ― сказал я, обойдя козу, а затем пару кур, которые с кудахтаньем бросились мне наперерез. ― Хватит задавать вопросы, хватит пытаться изменить все к лучшему. Пришло время принять путь, который был предначертан для меня. Путь, который предрекла твоя мать.

Бьорн поймал меня за руку и остановил.

― Принять его? Что это значит?

― Это значит позволить твоему отцу контролировать меня. ― Я заставила себя поднять глаза на Бьорна. ― Он должен править, а не я, поэтому пришло время мне присягнуть ему как конунгу.

― Фрейя…

Я попыталась вырваться из его хватки, но его рука крепко сжалась на моем запястье, и я набросилась на него.

― Что именно ты хочешь, чтобы я сделала, Бьорн?

― Я уже сказал тебе. ― Он наклонился так, что мы оказались нос к носу. ― Измени свою судьбу.

Он говорил мне это над телом Бодил, но я не задумывалась, что это значит.

― Ты не хочешь, чтобы я объединила Горные земли?

― Я… ― Он тяжело вздохнул, придвигаясь ближе. Слишком близко, учитывая, что мы находились на виду у десятков любопытных глаз. ― Спроси себя, как Горные земли станут едиными. А потом спроси, кем тебе придется стать, чтобы достичь этой цели.

― Какая разница? ― ответила я, поскольку не хотела заглядывать в себя, чтобы найти ответы на эти вопросы.

― Это важно для меня. — Его большой палец провел по тыльной стороне моего запястья. ― Ты имеешь для меня значение.

Ты моя, Рожденная в огне. Даже если об этом знаем только мы двое. Эхо того, что он сказал мне на вершине горы, заполнило меня, и я задрожала.

― Что ты хочешь, чтобы я сделала?

Он тяжело сглотнул.

― Я хочу, чтобы ты сегодня послушала, что будет петь Стейнунн.


***


Посреди площади в центре крепости был установлен помост, и, казалось, все до единого мужчины, женщины и дети в Гриндилле пришли послушать, как Стейнунн будет петь свою балладу.

Не то чтобы я была удивлена.

Услышать, как поет дочь Браги, было не просто развлечением, а привилегией, которую мало кому доведется испытать в своей жизни. Не только истории, которые скальды рассказывали своими песнями, передавались из поколения в поколение, но и сам опыт присутствия при исполнении песни непосредственно из уст скальда. Ведь человек не просто слышал, он видел.

Именно этого я и боялась, потому что видеть туннели, ведущие в Фьяллтиндр, было тяжело. Но смотреть на пережитую битву было гораздо хуже.

― Ты не обязана этого делать, если не хочешь, ― сказал Бьорн, стоя слева от меня. ― Я не буду тебя винить.

― Я буду винить себя. ― Я расправила плечи. ― Я прожила это, а значит, смогу справиться.

Я должна была. Нужно было увидеть то, что видели все остальные, что вызвало этот вновь обретенный страх передо мной. Нужно было увидеть то, что видел Бьорн.

Толпа зашевелилась, расступаясь, чтобы Снорри и Илва могли проводить Стейнунн на помост.

Скальд несла простой барабан, на ней было платье из малиновой шерсти, отороченное мехом, а на голове ― головной убор в виде ворона с полуночно черными перьями, ниспадающими по плечам и спине. Глаза ворона были сделаны из полированного стекла, когти и клюв ― из серебра, и я готова была поклясться, что эта проклятая тварь пристально смотрела на меня, когда скальд повернулась лицом к толпе.

Снорри и Илва сели на стулья, поставленные в задней части помоста, а Стейнунн без всяких предисловий начала бить в барабан, который держала в руках.

По толпе пронесся глубокий, хриплый напев. Мое сердце тут же забилось в ритме, предвкушение и трепет заполнили грудь в равных долях, потому что я чувствовала ее силу. Волшебство ее голоса возвращало меня в тот момент, когда мы неслись по склону горы к Гриндиллу, и в наших сердцах пылала месть.

А потом Стейнунн начала петь.

Мое дыхание стало прерывистым, казалось, что воздух не попадает в легкие. Ведь я не просто слышала историю.

Я видела ее. Я чувствовала ее. Я заново проживала ее.

Не своими глазами, а глазами тех, кто был со мной, ― точка зрения переходила от человека к человеку, вызывая странное чувство общего знания. Как будто… как будто я видела события так же, как боги.

Я наблюдала за собой ― рот плотно сжат, янтарные глаза горят страхом, походка скованная и болезненная. Все вокруг меня ахнули, когда люди в толпе почувствовали отголосок той боли, какой был для меня каждый шаг, и я вздрогнула.

Но это было ничто по сравнению с той мучительной болью, которая пронзила меня, когда зрение сфокусировалось на лице Бодил.

Я не могла этого сделать.

Не могла смотреть, как она снова умирает.

Рука Бьорна сомкнулась на моей, сжимая ее. Он был рядом, когда мое мужество пошатнулось.

Рожденная в огне, напомнила я себе, глядя, как он рубит дерево. Ты рождена в огне, ты сможешь это сделать.

Песня Стейнунн наполнилась нашим тяжелым дыханием, когда мы несли дерево. Крики паники. Крики Снорри.

Удар тарана о ворота.

Перспектива изменилась.

Теперь мы смотрели сверху вниз, и я с ужасом поняла, что Стейнунн разговаривала с теми, кто выжил после нашей атаки. Теперь я видела произошедшее их глазами.

Чувствовала их ужас.

Мое дыхание стало слишком быстрым, когда руки, принадлежащие смотрящим, помогли поднять чан с кипящей водой. Они вылили ее на стену и с отчаянием закричали, когда она взорвалась от магии моего щита.

Отчаяние сменилось надеждой, когда к ним приблизилась высокая фигура в капюшоне, лицо скрыто, между ладонями сверкают молнии.

Момент приближался. Сердце хаотично билось в груди, ударяясь о ребра.

Я не могла этого сделать. Не могла смотреть.

Вырвав руку из хватки Бьорна, я зажала уши ладонями и зажмурил глаза. Но мне не удалось заглушить магию Стейнунн, и видение только усилилось. Всхлипывая, я смотрела, как спотыкаюсь. Смотрела, как Бодил бросает свой щит, чтобы поймать меня.

Видела, что молния, брошенная ребенком Тора, предназначалась не ей. Она предназначалась мне.

Я не думала, что мое чувство вины может стать еще сильнее, чем оно уже было, но, наблюдая, как стрела прожигает Бодил насквозь, я окончательно сломалась.

Мои колени подкосились, и только благодаря тому, что Бьорн подхватил меня, я не упала. Он прижал меня к своей груди, обхватив руками, а я смотрела на себя его глазами, пока он оттаскивал меня от Бодил. Почувствовала его панику, когда я вырвалась из его хватки, а затем его благоговение, когда я использовала свой щит, чтобы отразить молнию в стену Гриндилла.

Увидела момент, когда он встретил мой взгляд.

И не узнал женщину, которую увидел.

Я застыла, потрясенная маской холодной ярости на моем лице, глаза, горевшие алым огнем, мелькнули лишь на мгновение, прежде чем я повернулась и помчалась сквозь разрушенную стену в крепость.

Взгляд переместился к тем, в чей дом я только что вторглась, и слезы высохли на моих щеках, а ужас заполнил мой желудок, когда я наблюдала, как убиваю всех, кто пересекает мой путь, вымещая свой яростный гнев. Неважно, кто это был, скрещивали ли они со мной клинки или пытались бежать, я рубила всех без разбора. Бьорн сражался рядом со мной, убивая всех, кто пытался нанести мне удар в спину, постоянно выкрикивая мое имя. Умолял меня остановиться. Но я продолжала идти вперед.

Продолжала убивать.

Я видела финальную схватку с Гнутом глазами его людей. Вся в крови, с оскаленными зубами, я была скорее чудовищем, чем женщиной, и дрожь облегчения пробежала по мне, когда топор Бьорна отсек голову Гнута, а последняя строфа песни Стейнунн унеслась по ветру.

Высвободив пальцы из мертвой хватки, сжимавшей рубашку Бьорна, я обернулась и увидела, что толпа переминается с ноги на ногу и качает головами, пока видение рассеивается перед их мысленным взором. Илва обхватила себя руками, на ее лице застыла маска отвращения, которая не исчезла, когда она посмотрела на меня. Один лишь Снорри, казалось, оставался спокоен, он положил руку на плечо Стейнунн и воскликнул:

― Сага предсказала, что имя девы щита родится в огне! Было предсказано, что она объединит Горные земли под властью того, кто распоряжается ее судьбой. И теперь вы увидели, что значит бросить вызов воле богов!

Толпа зашевелилась, повернулась, чтобы посмотреть на меня. Не с уважением, а со страхом.

― Завтра Стейнунн покинет Гриндилл, чтобы разнести весть о нашей боевой славе. Она будет путешествовать по Горным землям, переходя от деревни к деревне, и после ее песен люди толпами придут, чтобы присягнуть мне, своему конунгу, ― прорычал Снорри, привлекая их внимание к себе. ― А о тех, кто сражается на моей стороне, будут петь в следующих поколениях!

Толпа одобрительно загудела, и через мгновение загремели барабаны. Кувшины с медовухой передавались по кругу, пока Снорри открывал хранилища Гнута, чтобы наградить тех, кто последовал за ним. Я тупо смотрела на праздник, и ужас увиденного сковал меня, потому что это не могло быть тем, что я сделала. Я не так все это помнила, потому что в тот момент мне казалось, что это справедливость. Как будто я исправляла ошибку.

Словно я наказывала тех, кто отнял у меня Бодил.

Желчь обожгла мне горло. Боясь, что меня вырвет на глазах у всех, я повернулась и пробормотала:

― Мне нужен воздух.

Я шла без цели, зная только, что мне нужно быть подальше от толпы. Мне нужно было оказаться подальше от всех этих людей, которые смотрели на меня как на чудовище. Которые шли за мной не из уважения, а из страха. Я смутно чувствовала Бьорна за спиной, безмолвной тенью следующего за мной. Сапоги заскрипели, я остановилась, и он налетел на меня.

― Это ложь. Не знаю, заставил ли ее Снорри или солгали те, с кем она говорила, но все было не так. Люди, которых я убила… они были врагами. Они напали на меня. Они… ― Я замолчала, увидев выражение лица Бьорна. Опустошение. Горе.

― Магия скальда не может показать ложь. ― Его голос был низким. ― Что бы ни говорили люди Стейнунн, магия ее песни открывает только правду, как ее видят боги.

Мои губы задрожали.

― Так… так вот что ты видел?

Молчание Бьорна стало ответом, в котором я нуждалась.

― Я не знаю, как ты можешь смотреть на меня, ― прошептала я. Отвернувшись от него, я сделала один шаг, прежде чем он схватил меня за руку и втянул в узкое пространство между зданиями.

― Я видел, как ты потеряла себя. ― Его дыхание было горячим на моем лице, лоб прижался к моему, а руки обхватили мои бедра, удерживая меня на месте. ― От горя. В битве.

Мне хотелось поверить ему, но я видела, как горели красным мои глаза, в них не было ничего человеческого.

― Что, если я не потеряла себя, Бьорн? Что, если я нашла себя?

Подняв подбородок, чтобы встретиться с его взглядом, я прошептала:

― С того момента, как я узнала о предсказании твоей матери, я сомневалась, что моя магия способна объединить Горные земли. Что, если это так? Что, если… что, если моя сила ― это страх?

Его пальцы сжались на моих бедрах, а тело прижалось к моему.

― У тебя есть возможность изменить свою судьбу, Фрейя. Ты можешь уйти. Мы можем уйти. Позволь мне увезти тебя от всего этого. Заставь наши судьбы измениться и отправь в Хельхейм те предсказания, что сделала моя мать.

Мы можем уйти. Меня пробрала дрожь от того, что он предложил. Не просто шанс вырваться из этого безумия, но и возможность сделать это с ним вместе.

― Ты уйдешь со мной?

― Да.

― Но… ― Я тяжело сглотнула. ― Тебе придется от многого отказаться. От своей семьи. От своего народа. Шанса отомстить Харальду. Шанса править Горными землями.

― Я не хочу править, ― ответил он. ― Я хочу тебя.

Бьорн набросился на мои губы, одна его рука покинула мое бедро и запуталась в моих распущенных волосах. Я застонала, позволяя ему проникнуть в мой рот, и наши языки переплелись. Реакция моего тела на его прикосновения была быстрой и яростной, потому что страсть всегда таилась под поверхностью. Постоянное желание.

Я обвила руками его шею, подпитывая эту потребность ощущением его волос на моей коже, твердых мышц его плеч под моими ногтями. Влажный жар пульсировал внутри, и я прижалась к нему бедрами, отчаянно пытаясь заглушить ужас, грозивший поглотить меня.

― Докажи это.

Я не только почувствовала, но и услышала его вздох, и зарылась лицом в его шею, кусая за горло.

― Докажи, что я ― то, что тебе нужно. ― Я провела рукой по его груди, по твердым мышцам живота и обхватила его член. Он застонал, а я погладила его мощную длину, мое лоно пульсировало от желания. ― Возьми меня.

― Фрейя, не так. ― Он схватил меня за запястье и прижал к стене здания. ― Не здесь.

Разочарование захлестнуло меня.

― Почему нет? ― потребовала я, целуя его. Я укусила его так сильно, что почувствовала вкус крови, а его стон боли и удовольствия подстегнул мое желание. ― Это из-за твоего отца?

― Фрейя…

― Потому что он никогда не обладал мной. И никогда не будет.

Шок прорвался сквозь дымку желания, ведь я дала клятву никому не рассказывать о сделке, которую мы со Снорри заключили. Но словно кто-то другой владел моим языком. Кто-то, кто готов был сказать все, что угодно, сделать все, что угодно, лишь бы получить желаемое. В моей груди поднялась паника, но эта моя новая сущность слишком хорошо владела собой и отбросила ее.

Она поцеловала Бьорна, да так сильно, что наши зубы клацнули друг о друга.

― Наш брак ― ложь, фарс. ― Она провела ногтями моей свободной руки по его спине. ― Мы заключили сделку, Илва и я. Он никогда не прикоснется ко мне, а я в обмен на это буду всем лгать. Но боги знают правду, Бьорн. Я свободная женщина.

Не было в мире большей лжи, но она все равно ее произнесла.

― Тогда сбежим вместе. ― Его рука скользнула по моим ребрам и коснулась груди. ― Прямо сейчас. Как только мы окажемся в безопасном месте, я дам тебе все, что ты захочешь, Фрейя. Клянусь.

Она хотела сказать «да». Но под желанием, под жаждой, которая поглощала меня, более знакомый голос кричал: Ты не можешь их бросить!

― Моя семья. ― Протест прозвучал между отчаянными поцелуями, мои руки блуждали по его телу. ― Снорри заставит их заплатить, если я сбегу.

― Тогда, возможно, им следовало бы относиться к тебе лучше. ― Бьорн поцеловал мою челюсть, горло. ― Гейр сам построил свой собственный курган.

Он прав, прошептал мне новый голос. Они только и делали, что использовали тебя.

Но старый голос, знакомый голос, умолял: Твою преданность не нужно заслуживать.

― Я не могу уйти. — Слова вырвались сами собой ― горло пыталось их задушить, а язык ― переиначить.

― Тогда мы не можем этого сделать. ― Бьорн вырвался из моей хватки и отступил на шаг, так что его спина прижалась к зданию напротив. ― Я не буду этого делать, Фрейя. Я не буду прятаться с тобой в тени, проживая каждый день во лжи и наблюдая, как тебя меняют амбиции моего отца. У меня будешь либо вся ты, либо ничего.

В моей груди вскипела ярость ― чистейшая форма, потому что он отказывал мне в том, чего я хочу.

― Если ты хочешь избавить меня от тени своего отца, возможно, тебе стоит найти свои яйца и избавиться от него самому.

Бьорн отшатнулся.

― Не можешь справиться с этим? ― Прошипела я, какая-то часть меня, спрятанная глубоко внутри, была возмущена словами, слетевшими с моих губ.

Он долго молчал, а потом сказал:

― У тебя красные глаза, Фрейя. Такие же, как были, когда ты напала на Гриндилл.

Горят алым огнем.

Тошнота и отвращение заглушили мой гнев, и я, пошатываясь, отошла на несколько шагов, а потом упала на колени.

― Мне жаль. ― Я впилась ногтями в грязь.

Голос Бьорна был полон беспокойства, когда он спросил:

― Что именно ты хочешь, чтобы я сделал?

Убей Снорри, ― шипел новый голос. Брось ему вызов и забери все. Я резко тряхнула головой.

― Это не то, что я думаю. Я не хочу этого.

― Фрейя…?

Я слышала его замешательство. Его беспокойство.

О боги, я спорила сама с собой.

Голос Гейра заполнил мою голову, повторяя слова «сумасшедшая стерва» снова и снова, пока я не вздохнула:

― Со мной что-то не так, Бьорн.

Я почувствовала его жар, когда он опустился на колени рядом со мной.

― Во мне что-то есть, ― прошептала я, слепо глядя в темноту. ― Кто-то.

― Это Хлин. ― Бьорн обхватил мое лицо ладонями, пытаясь найти мои глаза. Должно быть, краснота исчезла, потому что он расслабился. ― Я знаю, каково это, Фрейя. Я знаю, каково это, когда часть тебя, которая принадлежит им, берет над тобой контроль. Но ты можешь научиться держать это в узде.

По моему телу пробежала дрожь, потому что то, о чем он говорил, звучало как одержимость. Как безумие. И это было нелогично.

― Как Хлин может заставить меня так себя вести, Бьорн? ― Я встретила его взгляд, хотя в тени было трудно разглядеть. ― Она же богиня защиты.

― Я не знаю. ― Его хватка на мне усилилась. ― Она второстепенный бог. О ней рассказывают всего несколько историй, и ни одна из них не объясняет ее природу. Я могу сказать тебе это с уверенностью, потому что многие стремились узнать о ней все, когда моя мать предсказала, какой силой ты будешь обладать.

Это означало, что я воюю с тем, о ком ничего не знаю. С кем никто из живущих никогда не встречался. Кроме…

Я села прямо, чувствуя, как учащается пульс.

― Мне нужно поговорить с матерью.



Глава 30

― Мой отец не позволит тебе отправиться в деревню, ― тихо сказал Бьорн, пока мы возвращались в большой зал. ― Половина ярлов Горных земель желает схватить или убить тебя, а другая половина направляется в Гриндилл, чтобы встретиться с тобой. Ты слишком важна, чтобы упустить тебя из виду. Он заставит твою мать приехать сюда для того, чтобы дать тебе ответы.

― Нет. ― Мой голос был ровным. ― Достаточно того, что Гейр и Ингрид решили подставить себя под удар, приехав в Гриндилл, я не стану подвергать риску и свою мать.

― Тогда я не вижу решения. ― Бьорн остановился, игнорируя то, что люди на улицах обходят нас. Мне было труднее не обращать внимания на испуганные взгляды, которые многие из них бросали на меня. ― До Селвегра и обратно целый день пути. Невозможно провернуть это так, чтобы твое отсутствие не было замечено.

Я потирала свою покрытую шрамами руку, напряженно размышляя. Потом мне пришла в голову идея.

― Мне нужно найти Стейнунн.

Глаза Бьорна сузились.

― Зачем?

― Потому что ее магия может дать мне нужные ответы. ― Отвернувшись от него, я вошла в большой зал. Как и ожидалось, скальд была там, разговаривая с Илвой и Снорри, а также с двумя мужчинами, которых я не узнала. ― Отвлеки отца, пока я с ней разговариваю, ― пробормотала я.

― А вот и мой приз, ― сказал Снорри при виде меня. ― Фрейя, это ярл Арме Гормсон и ярл Ивар Рольфсон, которые присягнули мне на верность как конунгу Горных земель. ― Обращаясь к мужчинам, он сказал: ― Моя жена, Фрейя, и мой сын, Бьорн.

Оба имени были мне знакомы, поскольку их владения находились недалеко от Халсара. Я почтительно склонила голову, и шок пронесся сквозь меня, когда оба низко поклонились.

― Дева щита, ― сказал Ивар, ― мы присутствовали на выступлении Стейнунн, и это было честью для нас. Наши враги будут трястись в ужасе, когда столкнутся с тобой на поле боя, в этом нет сомнений. Особенно после того, как Стейнунн разнесет весть о твоей боевой славе.

Я прикусила щеку, вспомнив, как совсем недавно боевая слава была моей самой большой мечтой. Я думала, что это будет моей наградой за то, что я стала женой Снорри. Но теперь, когда я пережила настоящую битву, эти мечты казались мне кошмарами. Они стали моими кошмарами ― парад людей, павших из-за меня, которые каждую ночь маршировали в моем сознании.

― Когда сила Горных земель возрастет, мы обратим свой взор на Северные земли, ― сказал Снорри. ― Они накопили золото и серебро за годы их набегов. Пора нам вернуть то, что принадлежит нам.

Мужчины одобрительно кивнули, а взгляд Арме переместился на Бьорна.

― Когда ты видишь, как на горизонте маячит месть за убийство твоей матери, Огнерукий, твоя кровь должна гореть в венах. Это событие будет достойно одной из песен Стейнунн, когда оно свершится.

Бьорн склонил голову.

― Я много лет ждал отмщения.

Мужчины усмехнулись.

― В следующий раз мы увидимся на драккарах, когда наш флот будет плыть через пролив, чтобы поставить Харальда на место.

― Мой отец считает, что моя судьба ― сражаться рядом с Фрейей, ― сказал Бьорн. ― Так что куда она, туда и я. Если это будут Северные земли, тем лучше.

― Муж, ― обратилась я к Снорри, прервав обмен мнениями. ― Я хотела бы поговорить со Стейнунн. У меня… у меня есть кое-какие мысли, которыми я могла бы поделиться с ней, чтобы добавить к ее песням.

Он одобрительно кивнул мне.

― Приятно видеть, как ты смиряешься со своей ролью.

Кивнув, я прошла мимо, оставив Бьорна общаться с ярлами. Я подошла к Стейнунн, которая беседовала с Илвой. Лейф стоял рядом со своей матерью, и бросил на меня настороженный взгляд, а его рука метнулась к саксу, висевшему у него на поясе. Я улыбнулась ему, понимая, что шансы завоевать его расположение невелики, но морщина на лбу Лейфа только углубилась. Руки Илвы сомкнулись на его плечах, оттаскивая его назад.

― Иди, ― сказала она. ― Тебе давно пора спать.

Младший сводный брат Бьорна готов был возразить, но один взгляд матери заставил его поспешить в конец зала. Скрестив руки на груди, Илва сказала:

― Я менее снисходительна к твоему поведению, чем Снорри, девочка. Ты несколько дней провалялась в кровати, а потом вышла на сцену и стала вдохновительницей потасовки, после чего сбежала с представления, которое было устроено в твою честь. Это…

― Это было сделано не в мою честь, Илва, а для того, чтобы заставить людей бояться меня, ― перебила я. ― Вот почему я хочу поговорить со Стейнунн.

― Моя магия говорит только правду, ― быстро ответила скальд. ― Если правда ужасна, я ничего не могу сделать, чтобы изменить это.

― Если только в этой истории нет чего-то большего, ― сказала я. ― Нерассказанная часть, которая могла бы придать ей необходимую глубину. ― Повернувшись к Илве, я сказала: ― Снорри хочет привлечь других ярлов на свою сторону рассказами о боевой славе, чтобы они присягнули ему, и это хорошо. Но людям, которыми он будет править, нужно что-то другое. Что-то… большее. Конунг берет с народа клятву верности, а тот, в свою очередь, дает клятву защищать его. Люди должны видеть это. Должны верить, что это правда, которую нельзя доказать ничем лучше, чем песней скальда.

Глаза Илвы прищурились.

― Что именно ты хочешь добавить, Фрейя? Все, что ты доказала, ― это свое умение убивать.

Я вздрогнула.

― Тогда, возможно, песне Стейнунн нужны не столько истории обо мне, сколько рассказы о богине, чьей силой я обладаю.

― Таких историй мало, ― вмешалась Стейнунн. ― То, что известно о ней, уже знают все. Чтобы сделать эти песни достойными, они должны содержать новые истории, которые побудят людей к действию. За всю нашу жизнь не нашлось никого, кто бы видел богиню или говорил с ней, и мог рассказать какие-то подробности.

― Кроме матери Фрейи. ― Илва поджала губы, голубые глаза смотрели отстраненно, но затем устремились ко мне. ― Есть ли какая-нибудь захватывающая история, связанная с твоим зачатием, Фрейя? Потому что я не думаю, что рассказы о похоти и божественном блуде вдохновят людей думать о тебе лучше.

― По правде говоря, я не знаю, ― призналась я. ― Мой отец запретил кому-либо в нашей семье говорить о моем происхождении. Но Стейнунн могла бы отправиться в Селвегр и поговорить с ней. Узнать все, что моя мать знает о Хлин, а затем использовать это, чтобы изменить свою песню.

― Моя песня не нуждается в изменении, ― огрызнулась Стейнунн. ― Она уже доказала свою эффективность. По приказу Снорри завтра я отправляюсь в путь по Горным землям, и буду выступать перед всеми желающими, чтобы они узнали о боевой славе Фрейи, Рожденной в огне. Эти люди давно желают развязать войну с северянами, и они будут не в силах устоять перед возможностью воплотить свои мечты в жизнь.

― В твоей песне я предстаю чудовищем, ― огрызнулась я.

Стейнунн наклонилась ближе.

― Возможно, потому что ты такая и есть. ― Оглянувшись на Илву, она добавила: ― Снорри хочет, чтобы я уехала завтра. Я должна отдохнуть. Спокойной ночи вам обеим.

Повернувшись, скальд вышла из зала.

Мои руки сжались в кулаки, и я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь обрести спокойствие. Ярость, охватившая меня во время битвы, овладевшая мной не далее как час назад при разговоре с Бьорном, снова нарастала.

Это заставляло меня задуматься о том, права ли Стейнунн. Что к песне больше нечего добавить.

― Люди боятся тебя, ― тихо сказала Илва. ― Ты выглядишь таким же чудовищем, как и драуги, с которыми ты сражалась в туннелях под Фьяллтиндром. ― Ее горло дернулось, когда она сглотнула. ― И я помогла обрушить такое зло, как ты, на их головы.

― Тебе было суждено. ― Мой голос был холодным. Отрывистым. ― Это был не твой выбор, его сделали Норны, которые сплели твою нить.

― Я не думаю, что это значит быть обреченной, ― ответила Илва. ― Я думаю, это значит, что Норны знают наши нити так хорошо, что видят каждое наше решение. ― Ее глаза остановились на моих. ― Значит, я не освобождена от ответственности, а лишь предсказуема в ней.

Из моих губ вырвался вздох, гнев улетучился, хотя я не совсем понимала, почему.

― Я люблю своего мужа, ― сказала Илва. ― Но он видит только славу, а не тела тех, через кого ему приходится переступать, чтобы достичь ее. Я вижу лица тех, кто стоит за нашими спинами, и мне не нравятся выражения, которые я видела на них сегодня вечером. ― Ее взгляд метнулся к Снорри, который смеялся и бил Бьорна по плечу. ― Я не хочу, чтобы он пришел к власти на волне страха. Не хочу, чтобы это стало наследием моего сына.

Я затаила дыхание, ожидая решения от женщины, которая, как я теперь поняла, была скорее союзником, чем врагом, ибо во многом наши желания совпадали.

― Поезжай тайно в Селвегр сегодня ночью, ― наконец сказала Илва. ― Узнай все, что сможешь, от своей матери о богине, от магии которой зависят наши судьбы, а затем возвращайся. Я скажу всем, что ты ищешь совета у богов и тебя нельзя тревожить, а также отложу отъезд Стейнунн, пока ты не расскажешь ей, какие ответы дали тебе боги. ― Она заколебалась, а потом добавила: ― Возьми с собой Бьорна. Он знает, как незаметно вывести тебя из Гриндилла и доставить обратно. Он обезопасит тебя в пути и позаботится о том, чтобы ты вернулась к нам.

Не дав мне возможности ответить, Илва объявила: ― Муж, Фрейя должна обратиться за советом к богам. Ей нужно уединиться на ночь и день, чтобы узнать, какие ответы дадут ей боги. ― Она щелкнула пальцами. ― Бьорн, поскольку Хлин поручила тебе присматривать за Фрейей в этом путешествии, ты должен сопровождать ее.

Все мужчины уставились на нее, а Илва скрестила руки. ― Ну? Ты хочешь, чтобы боги подождали? Снорри, принеси грибов. Бьорн, позаботься о том, чтобы у Фрейи было все необходимое для испытания. А вы, ― она указала пальцем на двух приезжих ярлов, ― должны пировать! Мы должны вместе отпраздновать наш союз и наше великое будущее. Принесите еду! Медовуху! Музыку!

Все занялись своими делами, а я прошептала Бьорну:

― Собери все, что нам нужно для поездки в Селвегр сегодня вечером, и встретимся в моей комнате.

Снорри подошел и протянул мне кубок, наполненный отваром из грибов. ― Пей больше, ― сказал он. ― Я с нетерпением жду, когда смогу узнать, что боги хотят показать тебе в твоих видениях.

― Я тоже. ― Я кивнула ему, а затем бросилась к лестнице и поднялась на второй уровень, где находилась моя комната. Войдя в нее, я поставила кубок на стол и сразу же начала собирать то, что мне понадобится в ночной поездке. Меч моего отца и сакс. Щит. Плащ с глубоким капюшоном, чтобы скрыть лицо.

Дверь открылась и закрылась, и я повернулась, чтобы увидеть Бьорна с мешком провизии. Я сказала ему:

― Илва желает знать то же, что и я. Она скроет наше отсутствие, чтобы мы могли расспросить мою мать.

― Это неутешительные новости, ― сказал он. ― Я надеялся, что ты устроила так, чтобы мы провели ночь и день, наедаясь до отвала, пока наш разум будет мчаться сквозь облака в видениях, вызванных грибами. А не скакать всю ночь, чтобы увидеть твою мать.

Я закатила глаза, затем задвинула засов на двери и подошла к окну, слыша, как в коридоре внизу отбивают ритм барабаны.

― Нам понадобятся лошади.

― Уже за стеной, ― ответил он, а когда я бросила на него недоверчивый взгляд, Бьорн лишь подмигнул и сказал: ― Полагаю, тебе не составит труда подняться на крышу?


***


Мы ехали всю ночь, следуя вдоль реки до побережья, а затем по дороге, ведущей к следующему фьорду, в котором находился Селвегр. Когда я пустила лошадь рысью по знакомой дороге к ферме моей семьи и спешилась перед нашим домом, был уже разгар утра. Куры что-то клевали в земле, а две новые козы щипали траву вдоль забора. Огород радовал обилием весенней зелени, а вспаханное поле вдалеке давало уже высокий для этого времени года урожай, земля хорошо плодоносила.

Дверь открылась, но вместо моей матери на улицу вышел незнакомый мужчина. Возможно, ровесник Снорри, он был крепкого телосложения, с длинной седой бородой, украшенной серебряными кольцами. В одной руке он держал топор с привычкой человека, который уже много раз использовал его в качестве оружия, и моя рука инстинктивно переместилась к собственному оружию.

― Кто ты? ― спросила я. ― Где моя мать?

― Ты, должно быть, Фрейя, ― ответил он, а затем дернул подбородком в сторону Бьорна. ― Доброго дня тебе, Бьорн.

― Биргер. ― Бьорн тоже спешился и подошел, чтобы встать рядом со мной. ― Снорри дал Фрейе разрешение навестить мать. Она здесь или нам следует поискать ее в деревне?

― Кельда в постели, ― ответил Биргер. ― Нездорова, но идет на поправку.

― Значит, оставила тебя заниматься фермерством? ― Бьорн рассмеялся. ― Ты немного тяжеловат для сбора куриных яиц.

Это был человек, которого Снорри послал присматривать за моей матерью, что означало, что он, вероятно, был тем, кто причинит ей вред, если Снорри отдаст приказ. Мои руки сжались в кулаки, но удар готовился нанести язык. Я знала, что здесь кто-то есть, но видеть его ― совсем другое дело. Совсем другое дело ― знать, что он живет в доме моей матери.

― Что с ней не так? Если ты причинил ей боль, ты, набитый кусок дерьма, я…

― Уйми свой змеиный язык, Фрейя, или я вымою его с мылом! ― Моя мать появилась из-за спины Биргера, поправляя на плечах незнакомую мне шаль с меховой отделкой, и опираясь тростью о землю. ― У меня был флюс, но он прошел. Милосердие, что Биргер был здесь, чтобы присматривать за животными, ведь ты вышла замуж, а твой брат уехал служить в военном отряде твоего мужа, и Ингрид с ним. Я осталась совсем одна.

Чувство вины захлестнуло меня с головой, ведь, думая об опасности, которой подвергалась моя мать, я не подумала о жизненных трудностях, вызванных моим отсутствием.

― Как предусмотрительно твой муж прислал кого-то позаботиться обо мне, ― продолжила она, взяв меня за руку и оглядывая. Я сделала то же самое, отметив новое платье и сапоги, а также толстый серебряный браслет на ее запястье.

― Похоже, ты получила то, что хотела, милая, ― наконец сказала она. ― Теперь ты настоящий воин, как и твой брат.

Бьорн фыркнул, а я бросила взгляд через плечо, прежде чем снова повернуться к матери.

― Ты достаточно здорова, чтобы поговорить со мной? ― Вопросы, которые я хотела задать, были личными, и мне не нужно было, чтобы Биргер подслушивал у меня за плечом.

― Конечно, милая. Биргер, эти козы сами себя не подоят. И не забудь сегодня залезть на крышу и найти протечку, иначе спать под ней будешь ты.

Рот Биргера открывался и закрывался, когда он переводил взгляд между мной и матерью, прекрасно понимая, что не должен позволять нам общаться наедине.

― Я провожу их, ― сказал Бьорн. ― А ты займись своими делами.

― Ты ничего такого не сделаешь, Огнерукий. ― Голос моей матери был холодным. ― Я слышала о тебе много плохого, и я не потерплю, чтобы ты был у меня за спиной. Нужно нарубить дров, и ты можешь заняться этим.

― Есть много тех, кто ищет смерти Фрейи, ― ответил он. ― Поэтому, если ты хочешь, чтобы я нарубил дров, тебе придется оставаться достаточно близко, чтобы я мог отговорить всех, у кого есть дурные намерения.

Моя мать нахмурилась, направив на него свою трость.

― Если ты думаешь…

― Это не обсуждается, ― перебил Бьорн. ― Я не стану рисковать безопасностью Фрейи только потому, что ты беспокоишься о моей репутации.

Мать нахмурилась еще сильнее, и я, видя, что назревает драка, быстро поймала ее за руку.

― Мы будем держаться рядом.

На мгновение мне показалось, что они оба набросятся на меня, но Бьорн лишь сбросил с себя рубашку и направился к дровянику. Мама сопротивлялась, когда я тянула ее за руку, и уступила только тогда, когда в правой руке Бьорна появился топор, одним взмахом разрубивший толстое бревно.

― Прости, что не приехала раньше, ― сказала я, когда мы оказались за пределами слышимости. ― Я…

― Я прекрасно понимаю твои обстоятельства, Фрейя. ― Мамина челюсть сжалась. ― Это моя вина, что ты в них оказалась.

― Что это значит? ― Я впервые слышала об этом, хотя на самом деле мама всегда мало рассказывала о моем происхождении и ничего о событиях, связанных с моим зачатием. Я же, не интересуясь подробностями интимных отношений между родителями, никогда не спрашивала, о чем теперь жалела. ― Ты знала, что пригласила в свою постель именно Хлин?

Мама долго молчала, прежде чем ответить.

― Мы пригласили в свою постель не Хлин, Фрейя, а другого бога.

Я моргнула.

― Но…

― Это был другой, ― прервала меня мама. ― Мы никогда не говорили с тобой об этом, но Гейр… он был болезненным ребенком. Травницы ничем не могли помочь, говорили, что милосердным выбором будет оставить его на произвол судьбы и волков, но… я не смогла этого сделать.

Таков был путь нашего народа, я знала это. Я знала женщин, которые рожали больных детей, они оказывались в руках у матерей, а на следующий день исчезали, и о них больше никогда не говорили. Но от мысли, что моей матери велели поступить так с моим братом, у меня кровь стыла в венах.

― Хорошо, что ты этого не сделала, мама, потому что они были неправы. Он вырос сильным.

По крайней мере, телом.

― Они не ошиблись. ― Голос моей матери дрогнул, и я взглянула на Бьорна. Он быстро справлялся с кучей дров, татуированная кожа блестела от пота, и он определенно не был вне зоны слышимости.

― Что случилось? ― спросила я.

― Я молила богов, чтобы они пощадили его, ― прошептала моя мать. ― Молилась Фрейе, Эйр и всем, кто слушал, приносила жертвы в знак своей преданности, но ему становилось только хуже, и вскоре он стал слишком слаб, чтобы есть. ― Ее рука сжалась на моей. ― Я поверила, что все они решили проигнорировать мои мольбы, что такова судьба моего сына. Наступила ночь, и я знала, что она станет для него последней, твой отец держал нас в своих объятиях, пока мы ждали, когда его грудь перестанет подниматься. А потом в нашу дверь постучали.

Это была история, передававшаяся из поколения в поколение, пока не стало казаться, что такое вряд ли может произойти. Сказки о том, как боги приходят к смертным, чтобы творить добро или зло, в зависимости от их настроения, которое всегда было переменчивым. Но это была не сказка ― это была моя жизнь.

― Мы открыли дверь и увидели женщину, ― продолжала моя мама. ― Она была молода и красива, с кожей белой, как слоновая кость, и волосами темными, как безлунная ночь. Она сказала: «Я спасу твоего сына в обмен на подарок в качестве компенсации за его потерю», и я поняла, что это богиня, пришедшая по моей просьбе. Что мои молитвы были услышаны.

Меня пробрала дрожь, но я ничего не сказала, увлеченная рассказом.

— Твой отец спросил, что она хочет получить взамен, и она ответила: «Лечь между вами, и то, к чему приведет наша страсть, ― это будет жертва, которой ты заплатишь за здоровье своего сына. Выбирайте».

Было известно, что боги ненасытны в своей похоти, и получить их в свою постель ― большая честь. И все же я могла только представить, что чувствовали мои родители, вынужденные заниматься сексом, чтобы спасти своего сына, когда он лежал при смерти в той же комнате. Это было нечестиво и жестоко, и… не похоже на богиню, чьей магией я обладала.

― Конечно, мы выполнили ее просьбу, ― сказала моя мать, ― и это не было похоже ни на одну ночь, которая была у меня до этого или после, мы оба были так измотаны, что погрузились в глубочайший сон. Когда мы проснулись, женщины уже не было, как и твоего брата.

Я задохнулась, прижав руку ко рту, чувствуя ужас момента, несмотря на то что знала, что мой брат жив и здоров.

По лицу моей матери потекла слеза.

― Я кричала и кричала, уверенная, что это Локи пришел и жестоко разыграл нас, исцелив нашего сына, чтобы выполнить свое слово, и после украл его, чтобы лишить нас того, на что мы рассчитывали, и я проклинала себя за то, что не подумала об этом, когда заключала сделку с богом. Я до крови била кулаками по земле, пока твой отец проклинал богов. Но мы оба замолчали, когда раздался стук в дверь.

Я затаила дыхание, сердце бешено колотилось в груди.

― Твой отец распахнул дверь, готовый обрушить на богиню весь свой гнев, и увидел, что за дверью стоит другая женщина с корзиной в руках. Внутри лежал хнычущий малыш, и если бы не родинка на его щеке, я бы никогда не узнала в этом толстом и здоровом ребенке твоего брата. Но это был он.

― Кто это был? ― спросила я. ― Кем она тебе показалась?

― Воином. ― Глаза моей матери были отрешенными. ― Одетая в кожу и сталь, с клинками наготове и щитом, пристегнутым к спине. Она казалась одновременно молодой и древней, ее волосы были золотистыми и заплетены в боевые косы, а янтарные глаза светились как солнце.

Мои собственные глаза горели, потому что я бы многое отдала, чтобы увидеть лицо богини. Хлин, моей божественной матери, которая поделилась со мной и своей кровью, и магией.

― Что она сказала?

Мама прочистила горло.

— Она сказала: «Тебя обманули, и все слезы в мире не тронут того, кто отнял у тебя сына, но они кое-что значат для меня. Поэтому я предложу тебе честную сделку ― позволь ребенку, который вот-вот зародится в тебе, стать моим сосудом, и я верну тебе этого мальчика. Но выбирай быстро, ибо момент для этого скоро пройдет».

Я уставилась на землю у своих ног, удивляясь, почему она никогда не рассказывала мне эту историю, ведь о ней скальды слагали бы песни, чтобы помнить ее в веках.

Мама вытерла глаза.

― Я плохо соображала, мне хотелось только обнять твоего брата, но у меня хватило здравого смысла спросить, зачем ей нужен мой ребенок ― нужна ты как ее сосуд. Она ответила мне: «Если ребенок одарен лишь алчностью, ее слова будут проклятиями, но, если она будет одарена еще и альтруизмом, у нее будет выбор, какую божественную силу она сделает своей ― это судьба, которая еще не соткана».

Я нахмурилась, повторяя слова в голове.

― Что это значит, матушка?

― Кто может сказать, что загадки богов значат для смертных. ― Она подняла лицо к небу, испустив дрожащий вздох. — В тот миг меня не волновало ничего, кроме возвращения твоего брата, и я сказала: «Да. Да, ты можешь использовать моего ребенка в качестве своего сосуда». ― Она улыбнулась, передала мне корзину с твоим братом, смахнула две слезинки с моих щек и ушла.

В один миг, в результате этого отчаянного выбора, сделанного моей матерью, я получила каплю крови бога, помещенную туда, где вскоре будет биться мое сердце, и стала одной из тех, чья судьба не была определена. Моя нить могла свободно виться по гобелену, как я того пожелаю.

Или как пожелает Снорри.

Я нахмурилась, но эта мысль вылетела у меня из головы, когда мать резко вцепилась в меня, прижимая к себе.

― Мне так жаль, Фрейя.

― Почему? ― спросила я, встревоженная тем, что мать так себя ведет, ведь это было не в ее характере. ― Кроме того, что ты скрыла от меня эту историю, тебе не за что просить прощения.

― Я выбрала твоего брата, а не тебя. ― Ее пальцы впились в мои плечи. ― Обрекла тебя стать оружием ярла.

Был ли это ее выбор? Слова Илвы гулко отдавались в моей голове, мысль о том, что норны не определяют, а лишь знают, какой выбор сделает человек, захватила мой разум. Я прижала мать к себе, наши лбы соприкоснулись.

― То, что твое дитя избрано богиней, ― это привилегия, от которой никто не откажется, мама. Мне не за что тебя прощать.

― Я думала, что это Фрейя, ― прошептала она. ― Думала, что однажды ты призовешь ее имя и создашь жизнь там, где ее не было, поэтому и назвала тебя в ее честь. И ни о чем не догадалась, когда твой отец вернулся из Халсара с вестью о том, что провидица изрекла пророчество о дочери Хлин. Лишь ждала дня, когда ты обретешь свою силу, но каков же был мой ужас, когда это произошло, ибо не жизнь сулила твоя магия, а войну. Я прокляла тебя, любовь моя. Прости меня.

Трудно было не вздрогнуть от осознания того, что именно так она воспринимает мою магию, но все же я не понимала, почему она так переживает.

― Не за что прощать. Я довольна.

Она отстранилась и держала меня на расстоянии вытянутой руки, не сводя с меня глаз.

― Не лги мне, девочка.

Я дернулась.

― Я не лгу.

― Если ты так довольна своим мужем и своей жизнью, почему ты рискуешь всем этим, ложась в постель с его сыном?

Меня охватил шок, и я уставилась на нее.

― Прости?

― Не лги мне, любимая. Я знаю, как выглядит мужчина, который по-собственнически относится к тому, что, по его мнению, принадлежит ему, и Огнерукий смотрит на тебя именно так. Как и ты на него. ― Ногти матери впились в мои руки, и она яростно затрясла меня. ― Какое безумие владеет тобой, Фрейя? Твоя жизнь и жизни всех членов нашей семьи зависят от благосклонности Снорри, а ты наставляешь ему рога с его собственным сыном? Думаешь, это останется в тайне? Что он не узнает? Ты должна покончить с этим.

Я задрожала от гнева, стыда и страха.

― Неужели удовлетворение твоей похоти стоит жизни твоего брата? ― потребовала она, и мое нутро сжалось. ― Покончи с этим, Фрейя. Пообещай мне, что ты покончишь с этим ради всех нас. Поклянись в этом именем Хлин.

Странное головокружение охватило меня, но вместе с ним пришла неожиданная ясность. Я не могла исполнить пророчество Саги и быть с Бьорном. Я не могла защитить свою семью и быть с ним.

Я должна была выбрать.

Воздух словно задрожал, и краем глаза я увидела, как Бьорн осматривается в поисках возможных угроз.

Но я сосредоточилась на матери. На том, что она мне рассказала. На всем том, о чем она просила меня на протяжении всей моей жизни. И на том, что она требовала от меня сейчас. Мой гнев, всегда кипевший во мне, разгорелся в пламя.

― Не предъявляй ко мне требований.

Ее рот приоткрылся.

― Ты сошла с ума?

Я покачала головой.

― Нет, мама. Впервые в жизни я наконец-то вижу ясно.

― Что ты имеешь в виду?

Ее глаза были полны замешательства, и это только подогрело мой гнев, потому что как она могла не знать?

― Всю мою жизнь ты только и делала, что отнимала что-то у меня в пользу Гейра. Или в свою. Судя по твоим словам, ты ставила меня на последнее место с самого моего рождения.

― Фрейя…

― Ты заставила меня скрывать мое наследие, мою магию, то, кем я была, ― прошипела я. ― Выдала меня замуж за Враги, чтобы он принес богатство и привилегии нашей семье, хотя знала, как он будет со мной обращаться. Вы с Гейром принесли себя в жертву, как безмозглых козлов, чтобы у Снорри был рычаг давления на меня, потому что знали, что это будет вам на пользу. А теперь ты просишь меня отвергнуть единственного человека, который всегда ставит меня на первое место, единственного, кто заботится обо мне, потому что это угрожает твоей эгоистичной шкуре. Возможно, это правильный выбор. Но это должен быть мой выбор, а не твой.

Напряжение в воздухе словно схлопнулось, как слишком туго натянутая веревка, и мама сделала шаг назад.

― Тогда я ожидаю, что ты обречешь нас всех.

Я горько вздохнула.

― Ты сама выбрала свою судьбу. Ты могла легко ускользнуть от Биргера, но ты видела только преимущества, которые давало тебе серебро Снорри. То же самое с Гейром, который мог бы легко сбежать с Ингрид, но отказался потерять свое место в воинском отряде Снорри. В своем эгоизме и жадности вы сами подставили свои шеи под топор и жалуетесь, что это моя вина, когда лезвие грозит опуститься.

― Ты смеешь называть нас эгоистами, маленькая шлюха! ― Она подняла руку, чтобы дать мне пощечину, но тут на ее запястье сомкнулась гораздо более крупная рука.

― Извинись. ― Голос Бьорна был как лед.

― Это ты должен извиниться. ― Мама попыталась вырваться, но хватка Бьорна только усилилась. ― Это ты сделал ее такой. Раньше Фрейя была хорошей и верной женщиной.

― Она и сейчас такая. Просто ты больше не достойна ее верности.

― Неважно, ― ответила я, желая оказаться подальше от нее, прежде чем скажу что-то еще. ― Я ухожу, мама. Пришло твое время прокладывать свой собственный путь в этом мире.

Повернувшись, я направилась к своей лошади, Бьорн шагал рядом со мной.

― Фрейя! — кричала она, пока Бьорн усаживал меня на лошадь. ― Пожалуйста!

Я не оглядывалась.



Глава 31

― Нам нужно спешить. ― Я скакала быстрым галопом по узкой тропе, огибающей фьорд, понимая, что, несмотря на всю мою браваду, мне предстоит принять решение. ― У нас мало времени, чтобы вернуться.

Вместо ответа Бьорн резко остановил своего коня, и тот раздраженно вскинул голову.

― Зачем вообще возвращаться? Это наш шанс сбежать. Мы можем отправиться вниз по побережью и найти торговое судно, идущее на юг, где мы будем недосягаемы для всего этого.

― Чтобы Снорри казнил моего брата-идиота и нерадивую мать? ― Я фыркнула. ― Как бы это ни было заманчиво в данный момент, но нет.

Протянув руку, Бьорн вцепился в поводья моей лошади, не давая мне перевести ее на рысь и уйти от этого разговора.

― Фрейя, я должен тебе кое-что сказать.

― Если это твое мнение о моей семье, то я не хочу его слышать.

― Дело не в твоей семье. Дело в моей. ― Он поднял глаза, чтобы встретиться с моими. ― Предсказание моей матери… оно было не единственным, что она говорила о тебе.

Мое сердце заколотилось, в животе поселилось беспокойство, и я перестала пытаться освободить свою лошадь.

― Что она сказала? И когда?

Почему ты не сказал мне раньше?

― Я… ― Он сглотнул. ― Это было очень давно, когда я был еще мальчиком, но я помню это отчетливо.

― Ты, похоже, многое помнишь о ней очень отчетливо и при этом ничего не рассказываешь, ― огрызнулась я. ― Что она сказала?

Бьорн молчал, и тошнота скрутила мои внутренности. От того, что он мог сказать. И от того, что он вообще скрывал это от меня.

― Она впадала в странные трансы, когда ей что-то говорил Один, ― наконец ответил он. ― Я был с ней наедине, когда ее внезапно охватил один из них. Она сказала мне, что дева щита объединит Горные земли, но десятки тысяч людей будут убиты. Ты будешь ходить по земле, как чума, натравливая всех друг на друга, брата на брата, и все будут бояться тебя.

Его слова поразили меня, и я с трудом восстановила дыхание.

― Все, что она видела, приводило ее в ужас, ― продолжал он. ― Я был молод, и в моей голове засело, что дева щита будет скорее чудовищем, чем женщиной. Даже став взрослым мужчиной, я… именно такой представлял тебя. ― Он отвел взгляд. ― Это не могло быть дальше от истины. Не монстр, а красивая и храбрая женщина, которая спасает рыб и проходит сквозь огонь, чтобы защитить других.

Мои глаза горели, и я быстро моргала, чтобы не дать слезам пролиться.

― Я не говорил тебе, потому что ты не была такой, как описывала моя мать, ― сказал Бьорн. ― Я был уверен, что неправильно запомнил. Или что ты изменила судьбу, и будущее, которое Один показал моей матери, больше не существует, не только тьма и смерть, но и все остальное. Но потом начались испытания, боги спустились на землю, чтобы принять твою жертву, и я больше не мог отрицать, что тебе суждено вести за собой. ― Он глубоко вздохнул. ― Я наблюдал, как ты делаешь выбор, чтобы защитить Халсар, и мне казалось невозможным, что ты станешь чудовищем, несущим смерть и разрушение. Но после взятия Гриндилла…

― Ты решил, что, возможно, я все-таки чудовище. ― Я выдавила эти слова, ужас душил меня.

Бьорн покачал головой.

― Нет. Но Снорри превратит тебя в него, если ты позволишь ему управлять твоей судьбой. Я думал, что, услышав песню Стейнунн, увидев себя такой, ты пойдешь другим путем, но ты просто не можешь избавиться от необходимости защищать куски дерьма, которых ты называешь семьей.

Я вздрогнула. ― Не говори о них в таком тоне.

― Почему нет? — огрызнулся он. ― Несмотря на все, что ты делаешь, все, что ты уже для них сделала, твой брат назвал тебя бешеной сукой. Твоя мать назвала тебя шлюхой. Они не стоят того, чтобы позволять Снорри превращать тебя в чудовище.

Он не ошибался. Но и не был прав.

― Я думал, что когда ты увидишь, как живет твоя мать, ты отвернешься от нее, ― сказал он. ― И хотя я видел, что ты понимаешь, что она наживается на твоей боли, это ничего не изменило. Я видел, как ты слушала ее рассказ о том, как она снова и снова выбирала твоего брата и себя, а не тебя, и снова это ничего не изменило. Ты отказываешься менять свою судьбу.

― И ты решил сделать это за меня? ― Моя кожа покраснела от гнева. ― Потому что не только у меня в жилах течет кровь бога, и не только я могу изменить свою судьбу. Ты тоже можешь это сделать.

― Я бы уничтожил планы богов, если бы это означало избавить тебя от участи, которую предвидела моя мать, ― сказал он. ― Но я хочу, чтобы ты сама решила уйти, Фрейя. Все, что я сделал, ― это предоставил тебе такую возможность.

Хотя я жалела, что он не рассказал мне всю правду раньше, я все равно чувствовала, что мой гнев угасает.

― Я хочу сказать ― да, Бьорн. То, что я увидела в магии Стейнунн, ужаснуло меня. Но если я уйду, то обреку свою семью на смерть.

― Они сами себя обрекли.

Повернув лошадь, я отъехала на небольшое расстояние и встала на утесе с видом на море. Чайки парили над пенистыми гребнями волн, северный ветер трепал мои волосы, выбившиеся из косы. Было бы так просто спуститься к берегу. Найти торговое судно из стран, расположенных далеко к югу отсюда, и уплыть, никогда не оглядываясь назад. Даже не зная, выполнил ли Снорри свои угрозы.

Не знать было бы еще хуже. Не знать, выживут ли те, кого я люблю, или умрут. Возможно ли вообще счастье, если чувство вины отравит всю жизнь, которую я построю?

― Хлин сказала моей матери, что если я буду обладать лишь алчностью, то мои слова станут проклятиями, но если я буду обладать альтруизмом, то божественная сила, которую я смогу сделать своей, будет еще не соткана судьбой. ― Я заколебалась. ― Я знаю, что нет способа узнать, что она имела в виду, но для меня это означает, что, выбирая других, а не себя, я обрету судьбу, отличную от той, что видела твоя мать. ― Когда я повернула голову и посмотрела на него, у меня перехватило дыхание, потому что я поняла, что сделать этот выбор ― значит отказаться от него. ― Я должна вернуться. Я не могу уйти, зная, что они умрут, потому что это означало бы поддаться алчности, о которой предупреждала Хлин.

Я затаила дыхание, ожидая реакции Бьорна. Ждала гнева и осуждения моего выбора. Вместо этого он тихо выдохнул.

― Как получилось, что та часть тебя, которую я ненавижу больше всего, одновременно является причиной моей любви к тебе?

Любви.

Эмоции захлестнули меня, угрожая разорвать пополам, и мне отчаянно захотелось сказать ему, что я тоже люблю его. Что я люблю его больше, чем когда-либо могла себе представить.

Но что значили эти слова, учитывая, что я опять выбирала не его? Поэтому вместо этого я сказала:

― Если ты больше не хочешь иметь со мной ничего общего, я пойму. Я не буду тебя винить.

Даже если это разобьет мне сердце.

― Ты моя, Рожденная в огне, ― ответил он, протягивая мне руку. ― И я твой, даже если об этом знаем только мы двое.

Я вцепилась в его руку, с трудом переводя дыхание. Зная, что если я посмотрю на него, то сломаюсь, вместо этого я уставилась на фьорд. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как появляется большой драккар с парусом в бело-синюю полоску.

― Бьорн…

― Вижу, ― ответил он, прикрывая глаза рукой. ― Черт.

В груди зашевелилось беспокойство.

― Что это?

Или кто?

― Скади. ― Бьорн сплюнул в грязь. ― Нам нужно идти.

Снорри упоминал имя Скади, когда мы были во Фьяллтиндре, но я понятия не имела, кто она такая.

― Она одна из воинов Харальда?

― Его охотница. Которую он посылает найти тех, кто не хочет, чтобы их нашли. ― Он сглотнул. ― Она дочь Улля.

У меня внутри все сжалось, ведь я знала, что у детей Улля есть луки с волшебными стрелами, которые никогда не промахиваются мимо цели.

― На кого она охотится?

Бьорн повернул голову и встретил мой взгляд, мышцы на его челюсти напряглись так сильно, что проступили на загорелой коже.

― Нет, ― выдохнула я. ― Это бессмысленно. Все думают, что я в Гриндилле.

― У нее нет другой причины быть здесь, Фрейя. Нам нужно уходить. Надо успеть, пока она не нашла наш след.

Страх, бурливший в моей крови, подсказывал мне, что он прав, вот только в этом фьорде было только одно место, где мог причалить драккар такого размера. Селвегр. Мой дом.

Не обращая внимания на протесты Бьорна, я ударила в бока лошади и пустила ее быстрым галопом. Слишком быстрым для узкой тропы, но мне было все равно. Все мужчины и женщины в Селвегре, способные сражаться, были призваны присоединиться к Снорри в Гриндилле, а значит, деревня была беззащитна. Там было полно женщин и детей, стариков и немощных. Они совершенно не замечали, что к ним приближается драккар, ощетинившийся воинами Харальда.

― Фрейя!

Я рискнула бросить взгляд на Бьорна, его конь скакал за мной следом.

― Я должна предупредить их!

― Ты не успеешь!

Он был прав. Как бы быстро я ни мчалась, драккар подгонял сильный ветер. Но я должна была попытаться. Нужно было что-то сделать.

Сквозь деревья я наблюдала, как драккар спускает парус, а гребцы подводят его к единственному пустому причалу. Их уже должны были заметить, броситься на поиски своих детей. Хватать оружие.

Прятаться.

― Фрейя! Остановись!

Более мощный и выносливый, конь Бьорна догонял меня. Я подстегнула свою лошадь, но она выбилась из сил, и, когда тропа расширилась, Бьорн поехал рядом со мной. Я попыталась увеличить расстояние, но он безрассудно наклонился в сторону и поймал мои поводья, заставив животных встать на дыбы.

Вскрикнув, я спрыгнула с лошади и бросилась бежать. Сапоги застучали по земле, когда он бросился в погоню, легко поймав меня за руку. Я сопротивлялась, но Бьорн подсек мои ноги, и мы оба тяжело упали.

― Перестань шипеть, как рассерженная кошка, и смотри, ― огрызнулся он, прижав меня к земле. ― Они не нападают!

― Я ничего не вижу! ― Я извивалась, пытаясь освободиться, но Бьорн был намного сильнее меня, и его бедра прижимали меня к земле.

― Послушай!

Инстинкт требовал, чтобы я боролась, ведь я была нужна своим людям, но я заставила себя успокоиться. Единственными звуками были прерывистое дыхание Бьорна, свист ветра и плеск воды фьорда о берег. Никакого лязга стали. Никаких криков.

Бьорн освободил меня, и мы на четвереньках подползли к краю гряды, возвышающейся над водой, откуда я могла отчетливо видеть Селвегр и драккар Скади, привязанный к причалу. Некоторые воины уже вышли из драккара, но большинство сидели в ожидании.

― Это Скади. ― Бьорн указал на нее, и я увидела женщину с алыми волосами, которая стояла и спокойно разговаривала с деревенским жителем, не было видно никакого оружия. ― Она ищет тебя, а не драку.

― Тогда почему у нее на драккаре целый отряд воинов?

Бьорн долго не отвечал, а потом произнес:

― Хороший вопрос.

В его голосе было что-то такое, от чего у меня мурашки побежали по коже, но, когда я оторвала взгляд от Скади и посмотрела на него, лицо Бьорна было нечитаемым.

― Лучше спросить, откуда они вообще знают, что мы здесь?

Он нахмурил брови.

Единственным человеком, который знал, куда мы направляемся, была Илва. ― Меня передернуло. ― Я была дурой, когда доверилась ей.

Бьорн резко покачал головой.

― Это бессмысленно. Когда ты обвинила ее в том, что она оставила послание с рунами, она отрицала это, а Бодил подтвердила, что она говорит правду.

― А что, если Бодил лгала? ― Эта мысль пронзила меня насквозь, потому что я доверяла Бодил. Полагалась на нее. Обнаружить, что она солгала мне, вступила в сговор с Илвой, с Харальдом…

― В этом нет никакого смысла, ― возразил Бьорн. ― Что Бодил могла выиграть от такого союза? И зачем Илве отдавать тебя, если она стольким пожертвовала ради судьбы моего отца?

― Потому что у нее сдали нервы из-за этого! Ты видел ее лицо, когда твой отец решил отказаться от Халсара, чтобы устроить засаду на Харальда, когда тот покинет Фьяллтиндр? Ее горе, когда мы вернулись и обнаружили, что Халсар сгорел, и ее гнев, когда твой отец отказался его восстанавливать. Ее страх, когда она слушала песню Стейнунн. Илва больше не хочет этой судьбы, и что может быстрее положить этому конец, чем отдать нас обоих Харальду?

― Ты, должно быть, ударилась головой, когда я сбил тебя с ног, ― огрызнулся Бьорн. ― Нет смысла отдавать тебя ее врагу. Лучшим способом был бы яд в наших кубках. Илва не союзница Харальда.

― Тогда кто? Ведь мы знаем, что среди нас есть предатель!

Прежде чем Бьорн успел ответить, наше внимание привлекла суматоха у причала Селвегра. Скади вернулась к своему драккару, и у меня свело желудок, когда половина воинов выбрались на причал, следуя за человеком, с которым говорила Скади, и вошли в деревню.

А затем вышли из нее с другой стороны.

Моя кожа покрылась мурашками, когда я поняла, в каком направлении они идут и куда ведет их этот человек.

― Моя мать.

Бьорн помрачнел.

― Она может просто допросить ее, Фрейя. Харальд послал ее найти тебя, иначе Селвегр и все его жители были бы мертвы.

― Ты уверен? ― потребовала я, мой пульс бешено колотился. ― Ты, несомненно, знаешь Скади со времен своего пребывания в Северных землях. Если моя мать не захочет ей помочь, ты уверен, что Скади не убьет ее?

Бьорн встал и потянул меня за собой, направляясь к лошадям.

― Неужели ты думаешь, что твоя мать не расскажет ей все, что она захочет знать?

Я прикусила губу, на глаза навернулись слезы.

― Я не об этом спрашивала.

― Скади ― убийца, ― ответил Бьорн. ― Но она верна Харальду и не пойдет против его приказов.

― Бьорн… ― Слезы текли по моим щекам, потому что именно из-за меня Скади была здесь. Из-за меня моя мать была в опасности. ― Скади причинит ей вред?

― Я не знаю. ― Бьорн пнул камень. ― Это… я не знаю, что он задумал, только то, что если мы пойдем туда, то сделаем именно то, чего он хочет.

Я сказала матери, что с ней покончено. Пришло твое время самой прокладывать свой путь в мире.

Ложь, потому что я отказывалась бросить ее.

Поймав поводья, я вскочила на спину лошади.

― Ты пойдешь со мной или мне придется справляться одной?

Бьорн сел в седло.

― Куда ты, туда и я, Рожденная в огне. Даже если это приведет нас к воротам Вальхаллы.

Я скакала впереди, ибо знала эту землю наизусть. Мы свернули за Селвегр, чтобы те, кто остались у драккара, не заметили нас, а затем спустились по узким тропинкам, которые привели нас к дальнему краю фермы моей матери. Мы спешились, оставив лошадей, и стараясь не шуметь поспешили сквозь деревья ― навыки охотника, которым меня научил отец, пригодились, а Бьорн, несмотря на свои размеры, почти не издавал звуков.

― Скади не промахивается, ― тихо сказал он. ― Ее стрела сделана из дерева не больше, чем мой топор из стали. Единственный способ убить ее ― застать врасплох, но ее инстинкты не знают себе равных.

― Но моя магия может блокировать ее стрелы, ― ответила я, крепче сжимая щит. ― Так же, как она блокирует твой топор и молнии Тора.

― Ее стрела летит не так, как у смертного, ― ответил Бьорн. ― Может показаться, что Скади целится тебе в лицо, а на самом деле она целится тебе в спину. Убей ее до того, как она выстрелит, или умрешь на месте.

Добравшись до опушки леса, мы пригнулись, прячась за кустами, и приблизились к дому моей семьи. Моя мать стояла в поле, вокруг нее паслись козы. Биргер был на крыше, вероятно, устраняя протечку, на которую жаловалась моя мать. Я открыла было рот, чтобы выкрикнуть предупреждение, когда он внезапно напрягся, и у меня перехватило дыхание при виде светящейся зеленой стрелы, торчащей из его затылка. Она почти сразу же исчезла, и Биргер упал навзничь, скатившись с крыши и приземлившись с сильным грохотом.

Моя мать вздрогнула, услышав звук и начала искать его глазами, но Биргер упал вне пределов ее видимости. Я попыталась встать, чтобы защитить ее, но Бьорн потянул меня вниз за мгновение до того, как Скади появилась из-за деревьев на другой стороне поля.

― Кто ты? ― требовательно спросила моя мать, вытаскивая из ножен короткий клинок, который она носила. ― Биргер! Биргер!

― Меня зовут Скади, ― ответила она, в ее голосе слышался северный акцент. Такой же, как у Бьорна. ― Я военачальник конунга Харальда.

Моя мать сделала шаг назад, но воины Скади окружили ее, и бежать было некуда. Я затаила дыхание, когда двое встали всего в нескольких шагах от кустов, за которыми мы прятались. Это означало, что у нас нет ни единого шанса подобраться достаточно близко, чтобы напасть на Скади, прежде чем она убьет одного из нас.

Пот струился по моей спине, пальцы, сжимавшие рукоять щита и эфес меча, были ледяными. Пожалуйста, взмолилась я Хлин, защити ее.

― Ты ― Кельда. Мать Фрейи, дочери Эрика, да? Также известной как Фрейя, Рожденная в огне, дочь Хлин?

Моя мать не ответила.

― Мы знаем, что это так, ― сказала Скади. ― Твой односельчанин привел нас к тебе.

Предательский ублюдок, хотелось кричать мне, но в то же время я понимала, почему он решил помочь ей. Он почувствовал опасность и решил защитить себя и своих близких.

― Твоя дочь приходила к тебе? ― спросила Скади. ― Она намеревалась.

― Почему ты хочешь знать это?

― Я не хочу, ― ответила Скади. ― А вот конунг Харальд хочет. Так что ты должна ответить мне, иначе тебя постигнет участь человека Снорри. ― Она ухмыльнулась. ― Он умер, сжимая в кулаке солому, так что я сомневаюсь, что он на пути в Вальхаллу.

Скажи ей правду, приказала я матери. Скажи ей то, что она хочет знать, чтобы она оставила тебя в живых.

Мать заколебалась, потом сказала:

― Она приезжала. Уехала час назад.

Рядом со мной Бьорн сжал в руке горсть грязи, костяшки его пальцев побелели.

Скади не ответила, только наклонила голову.

― На лошади, ― быстро добавила моя мать. ― С ней был сын ярла, Бьорн, известный как Огнерукий.

― Только вдвоем?

― Я видела только их, ― ответила моя мать. ― Возможно, их сопровождал кто-то еще. Она не сказала, куда направляется, но я думаю, что в Гриндилл. Если ты поторопишься, то сможешь их догнать.

Хорошо, тихо сказала я матери, хотя Бьорн рядом со мной зарычал. Умная мысль.

Скади медленно кивнула, затем посмотрела в сторону.

― Дом обыскали, да?

― Там никого нет, ― отозвался мужской голос. ― И следы копыт в грязи говорят о том же. Две лошади пришли и ушли, направившись в сторону фьорда. Ты хочешь, чтобы мы взяли лошадей в деревне и отправились в погоню?

Скади наклонила голову, ее взгляд был отрешенным, словно то, что она видела, было не тем, на что она смотрела.

― Нет. Думаю, у нас есть ответы, которые мы ищем. ― Она наклонила голову к моей матери. ― Ты была очень полезна.

Она повернулась, чтобы уйти, и ее воины последовали за ней. Я опустилась на землю, вздохнув с облегчением, потому что лучшего исхода и быть не могло. Моя мать была в безопасности. Скади не собиралась убивать ее. И мы теперь точно знали, что Харальд замышляет снова попытаться захватить меня.

Но когда Скади достигла ветвей деревьев на дальней стороне поля, она остановилась и громко и четко произнесла:

Загрузка...