Я нахмурилась: хотя я не забыла о слове, которое дала в ночь свадьбы, меня больше волновали последствия, которые обрушатся на мою семью, если я нарушу его, чем последствия магии. Сможет ли заклинание, наложенное Илвой, удержать меня от нарушения слова, словно некие магические цепи? Или же мне будет причинен какой-то вред, если я нарушу клятву? Я не знала, и, задав такой вопрос Илве, лишь привлекла бы ее внимание к тому, что я отчаянно пыталась скрыть.

Это не имеет значения, напомнила я себе. Ты не собираешься этого делать.

Бьорн выбрал именно этот момент, чтобы оглянуться ко мне.

― Ты тихая.

― Нечего сказать. ― Я поморщилась от упущенной возможности, когда он пожал плечами и снова повернулся лицом вперед.

Когда мы выйдем из этих туннелей, будет легче, потому что мы не будем одни, и не будет соблазна. Даже когда эта мысль пронеслась у меня в голове, я поняла, что обманываю сама себя. Напряжение между нами никуда не денется, а поскольку Снорри настаивал на том, что Бьорну предначертано богами охранять каждый мой шаг, мы постоянно будем вместе, а значит, постоянно будем подвергаться искушению.

Смирись с этим, сурово сказала я себе. Ты не животное, чтобы тобой управляла похоть. Перестань думать об этом, и все пройдет.

Только дурак будет думать о сексе. Были гораздо более насущные проблемы, например, что произойдет, когда я доберусь до вершины горы для этого ритуала. Куда более насущные вопросы, например, почему именно мне, из всех детей богов, суждено сыграть столь важную роль и как я выполню то, что было мне предначертано. Вот о чем мне следовало думать.

Но мой разум уклонялся от этих вопросов, потому что все это казалось мне неподвластным. Что толку зацикливаться на том, чего я не понимаю и на что не могу повлиять? Это только доведет меня до безумия, особенно в этот момент, когда нет никакой возможности узнать ответы на все эти вопросы.

Если спрятаться от этого, оно не исчезнет.

Я проигнорировала эту мысль и посмотрела на Бьорна, который вел меня за собой. У меня сжалось в груди, когда я оценила его широкие плечи и узкую талию, рукава кольчуги, обнажавшие крепкие мышцы предплечий. Он держал топор чуть поодаль от себя, чтобы не поджечь штаны, и я восхитилась тем, с какой сосредоточенностью он, должно быть, поддерживал постоянное горение своей магии. Усилия, которые он прилагал, должны были быть изнурительными.

Это восхищение беспокоило меня, потому что то, что я чувствовала… это было не только физическое влечение. Он мне нравился. Мне нравилось, что он одновременно ужасающе безжалостен и душераздирающе добр. Мне нравилось, как он смешит меня и что его остроумие заставляет всегда быть начеку. Мне нравилось, что в его присутствии я чувствую себя не только защищенной, но и сильной. Я хотела быть рядом с ним, и меня пугало, как могут разрастись мои чувства, если я буду продолжать питать это желание.

Поговори с ним.

Да помогут мне боги, но это было логичным поступком. Бьорн мог потерять столько же, сколько и я, предав своего отца, если бы мы поддались напряжению между нами. Возможно, если бы мы обсудили этот вопрос и пришли к единому мнению, что не будем делать ничего подобного, то избавили бы себя от многих душевных терзаний.

Скажи что-нибудь, убеждала я себя. Сейчас самое время.

Мои губы приоткрылись, но вместо того, чтобы сказать что-нибудь важное, я лишь зашипела, как рыба, словно у меня отнялся язык. Что, если я ошибаюсь? Что, если это влечение совершенно одностороннее, и признание в моих чувствах приведет его в ужас? Мысленно я представила, как говорю: Бьорн, я знаю, что замужем за твоим отцом, но нам нужно обсудить то, что мы оба хотим раздеться догола и заняться сексом, и взгляд паники и отвращения, наполняющий его глаза, пока смущение медленно засыпает меня курганными камнями.

Лучше так, чем иначе, прошептал голос. Перестань быть такой трусихой и поставь вопрос ребром.

Собравшись с духом, я позвала:

― Бьорн…

Но он указал вверх, туда, где слабый отблеск солнечного света освещал стены.

― Похоже, мы достигли вершины.

Впервые за целую вечность я вдохнула чистый горный воздух. Мы добрались до Фьяллтиндра.

А это означало, что момент, когда нужно говорить и действовать, остался позади.

Волна облегчения захлестнула меня, и, протиснувшись мимо Бьорна, я почти бегом поднялась по последней лестнице и оказалась на вершине горы.

Все вокруг было затянуто облаками и туманом, и я ждала, пока глаза приспособятся, чтобы случайно не упасть с края обрыва, на который я только что с таким трудом забралась. Когда я сморгнула жгучие слезы, в поле зрения появились деревья и земля, покрытая легкой снежной пылью.

На этой земле стоял мужчина, который уставился на меня широко раскрытыми глазами и с открытым ртом.

― Как…? ― сказал он, протягивая руку, чтобы дотронуться до меня, словно желая убедиться, что я существую. ― Как…?

― Драуги повержены, ― объявил Бьорн, шагнув рядом со мной и заставив мужчину отшатнуться назад. ― За это ты можешь поблагодарить Фрейю, Рожденную в огне, дочь Хлин и правительницу Халсара.

Я закусила щеку, всем сердцем желая избавиться от последнего титула.

Мужчина, который, судя по одежде, был служителем храма, пораженно уставился на нас обоих, а потом прошептал:

― Она победила драугов?

― Именно так я и сказал, да. ― Бьорн оперся локтем о каменную конструкцию, прикрывавшую лестницу, по которой мы спустились. ― Похищенные богатства храма в пределах досягаемости, и я бы поостерегся оставлять их там, найдется много охотников поживиться.

Священник моргнул, затем покачал головой.

― Воистину, это деяние богов.

Бьорн открыл было рот, но я наступила ему на ногу, не желая так скоро пересказывать сильно приукрашенную версию событий. Кроме того, я поднялась сюда с определенной целью и хотела довести дело до конца.

― Может быть, мы продолжим путь к храму?

― Конечно, дочь Хлин. ― Священник склонил голову. ― Ты можешь войти через главные ворота только после того, как подчинишься воле богов. ― Он указал жестом на узкую тропинку, идущую вдоль вершины скалы, по которой, судя по всему, почти не ходили люди. ― Следуй по ней до моста, где один из служителей будет ждать, чтобы подтвердить твою покорность.

Если в храм вел только один путь, какова вероятность того, что его не охраняют многочисленные ярлы, желающие моей смерти?

Бьорн явно думал о том же, потому что сказал:

― Мы прошли трудный путь и оказали Фьяллтиндру большую услугу, так что, возможно, ты сделаешь исключение и позволишь нам пройти здесь. ― Он жестом указал на деревья, сквозь которые я могла различить строения и людей, двигавшихся вокруг них. ― Кто узнает?

Священник выпятил грудь и вздернул подбородок.

― Боюсь, это невозможно. Даже для тебя.

Я поморщилась, потому что после нескольких дней недосыпания сейчас было не время проверять выдержку Бьорна. Мои опасения подтвердились, когда Бьорн раздраженно сжал челюсти.

― И кто же меня остановит? Ты? Можешь попробовать. ― Покачав головой, Бьорн направился к деревьям. ― Пойдем, Фрейя. Я чувствую, что здесь готовится еда.

Он сделал полдюжины шагов, а затем отшатнулся, словно натолкнувшись на какой-то невидимый барьер. Потирая лоб и ругаясь от досады, Бьорн протянул руку, и она остановилась в воздухе, словно прижатая к совершенно прозрачному стеклу. Я заметила, что священник ухмыляется, но он благоразумно придал лицу нейтральное выражение, прежде чем Бьорн обернулся, и его голос торжественно повторил:

― Ты должен пройти через ворота.

Бьорн выглядел разочарованным, и я чувствовала то же самое. Мы пробирались сквозь тьму, насилие и смерть, и только традиции ставили нас в тупик.

― Ты знаешь, кто я? ― огрызнулся он.

Священник одарил его снисходительной улыбкой, которая показалась мне довольно смелой, даже если Бьорн ее заслужил. Я и сама изо всех сил старалась не закатить глаза, хотя знала, что Бьорном движет отчаяние, а не тщеславие.

― Боюсь, ты не назвал своего имени, когда представлял свою даму. Но независимо от твоей боевой славы, ты должен пройти через ворота. Такова воля богов.

Челюсть Бьорна задвигалась туда-сюда, затем он одарил служителя улыбкой, от которой тот сделал нервный шаг назад.

― Отлично. Фрейя, пойдем.

Когда мы отошли на некоторое расстояние, и Бьорн бормотал под нос все известные ему красочные ругательства, я спросила:

― Что мы будем делать?

― Мы собираемся выяснить, охраняются ли ворота. Возможно, благосклонность богов сохранится, и мы войдем без боя.

Учитывая, что это должно было быть испытание, я подумала, что это маловероятно, но не стала спорить.

Мы шли по узкой тропе вокруг вершины горы, облака и туман заслоняли вид, но я чувствовала, как задыхаюсь от высоты. Я задалась вопросом, не был ли храм расположен так высоко, чтобы сделать нас как можно ближе к небу и богам, но когда я посмотрела вверх, то обнаружила лишь еще больше облаков. Мой желудок заурчал, когда до нас донеслись запахи готовящейся еды, а те, кто уже находился в пределах границ Фьяллтиндра, смеялись и слушали музыку, казалось, ни о чем не заботясь. Вот только добраться до них не было никакой возможности: мы с Бьорном проверяли невидимый барьер через каждые десять футов, но так и не нашли прохода. Он даже заставил меня встать ему на плечи, чтобы дотянуться как можно выше, но барьер упирался в облака. Когда наконец показались два массивных каменных столба, я была голодна, раздражена и готова сбросить с обрыва любого, кто встанет у меня на пути.

Схватив меня за руку, Бьорн затащил меня за какие-то кусты, и мы оба стали вглядываться сквозь голые ветви. Я впервые видела тропу, ведущую вверх по южному склону. Судя по тому, что я видела, это был трудный подъем по крутой и опасной тропе, а на последних шагах путники должны были пересечь узкий пролет скалы, протянувшийся над пропастью, чтобы выйти на открытую площадку перед воротами.

И перед этими воротами стояли восемь воинов. Еще больше было на дальней стороне пропасти, где присутствовали признаки того, что они разбили лагерь, а не просто ожидали, когда их впустят на территорию храма.

― Ты знаешь, кто они? ― прошептала я.

Бьорн напряженно кивнул, указывая на крупного воина с кустистой рыжей бородой и бритой головой. ― Это ярл Стен.

Ярл Стен был сложен как бык и держал топор, который мне, наверное, было бы трудно поднять.

― Полагаю, он не в лучших отношениях с твоим отцом?

Бьорн бросил на меня косой взгляд, давая понять, что надеяться на это было бы идиотизмом.

― Прекрасно, ― пробормотала я, бросив взгляд на небо. Солнце клонилось к закату, а значит, до появления луны оставался всего час или два. ― Мы убьем их, а потом пройдем через ворота и займемся тем, ради чего мы сюда пришли.

Брови Бьорна поднялись.

― Возможно, у тебя не только кровь бога, но ты происходишь от древних валькирий.

― Почему ты так думаешь?

― Ты начинаешь считать насилие лучшим решением.

Это было неизмеримо далеко от истины. Я считала насилие выходом только потому, потому что альтернативой ему было насилие, примененное ко мне.

― Почему это не выход?

― Потому что, ― ответил он, ― насколько я понимаю, чтобы пройти через ворота во Фьяллтиндр, ты должна встать на колени и почтить каждого из богов по имени.

Я уставилась на него, с ужасом понимая, что, прожив большую часть своей жизни в Северных землях, Бьорн никогда не был в храме.

― Каких богов?

― Всех. ― Когда я покраснела, он тихонько рассмеялся. ― Не все битвы выигрывают сталью, Рожденная в огне, некоторые ― хитростью.

― И что ты предлагаешь? ― спросила я, одновременно обеспокоенная и заинтересованная, потому что Бьорн широко ухмыльнулся, а его зеленые глаза ярко сверкнули. И я знала, что это значит.

― Я предлагаю пойти посмотреть, как годары собирают свое золото.



Глава 18

Не прошло и часа, как мы с Бьорном снова подошли к воротам, но на этот раз мы были одеты в годарские одеяния с капюшонами, а глубокие плащи служили двойной цели ― согревали и скрывали нас.

Достать одежду не составило труда, поскольку, как и предполагал Бьорн, священник и один из его товарищей сразу же отправились в туннели на поиски украденного богатства. Погасив фонарь, Бьорн сообщил им, что оставит их одних в темноте, если они не отдадут свою одежду, что заставило их раздеваться быстрее, чем в брачную ночь.

Но Бьорн все равно оставил их в темноте, некрепко связав, чтобы они могли освободиться и найти выход.

В конце концов.

Я чувствовала себя виноватой, уходя, когда мне вслед звучали рыдания, и пробормотала:

― Оставить их там, в темноте, было жестоко.

― Это не было жестоко. Ублюдки планировали прибрать к рукам часть богатства, пока никто не узнал о нем, и тогда боги, которым они, по их словам, служат, могли бы превратить их в драугов. Мы спасли их от самих себя. Теперь иди быстрее, у нас мало времени.

Бьорн повел меня по тропе, пока мы не оказались почти у самых ворот, а затем замедлил шаг.

Я подражала ему, держа голову опущенной, пока мы приближались к ожидающим воинам.

Не подозревая, что их цель может появиться с этой стороны, никто из них не обратил на нас никакого внимания. Они также не освободили нам дорогу, вынудив нас с Бьорном пробираться между ними. Сердце бешено стучало, желудок скручивался в узлы, и я боялась, что кто-нибудь из них заметит мое учащенное дыхание. Узнает, что это мы с Бьорном, а не пара незадачливых годаров.

Но они только ворчали на холод, половина из них, похоже, считала, что это глупое поручение, а другая половина ― что я пройду по мосту с горящим щитом. Никто не подозревал, что я стою прямо рядом с ними, поэтому через несколько шагов мы уже достигли ворот.

Пожилой священник с редкими белыми волосами ждал нас, и я опустилась перед ним на колени, Бьорн последовал моему примеру. Старик растерянно моргнул, я подняла лицо, чтобы встретить его взгляд, и негромко сказала:

― Драуги побеждены.

Его глаза, затуманенные катарактой, расширились, а затем устремились на воинов, стоявших всего в нескольких футах позади меня. Я напряглась, наблюдая за тем, как он осознает кто я, и молясь всем богам, чтобы он не продал меня тем, кто желает мне смерти. Вместо этого старый священник улыбнулся, а затем произнес: ― Подчиняешься ли ты Одину, Тору, Фригг, Фрейру и ― он подмигнул, ― Фрейе?

― Да, ― прохрипела я, подавляя желание оглянуться назад: ощущение, что враги находятся у меня за спиной, а я беззащитно стою на коленях, было бесконечно хуже, чем встреча с ними лицом к лицу.

― Тиру, Хлин, Ньорду и Локи?

― Да, ― ответил Бьорн, хотя я просила старика говорить быстрее. Оставались десятки и десятки богов, и каждая секунда грозила смертью.

Я едва слышала имена богов, лишь бормотала согласие при каждой паузе, уверенная, что воины позади нас вот-вот услышат стук моего сердца. Почувствуют нервный пот и страх, выступивший на моей коже, или заметят, что руки Бьорна, покрытые шрамами и прижатые к земле, ― это не руки годара. Или, что еще хуже, зададутся вопросом, почему годар храма вообще стоит на коленях, подтверждая покорность богам.

Только когда воздух наполнился криками, я поняла, что мои опасения были не напрасны.

Я дернулась, поднимая лицо, чтобы посмотреть в ворота. За ними к нам направлялись двое мужчин, раздетых до нижнего белья. Пока я таращилась, наполняясь ужасом, один из них указал на нас.

― Это они! Они победили драугов, а потом напали на нас, чтобы пробраться в Фьяллтиндр!

Люди, задерживающиеся у ворот, услышали, и шепот интереса пронесся среди них, как лесной пожар, некоторые повернулись, чтобы посмотреть, на кого указывают мужчины.

― Я должен был убить их. ― Бьорн вздохнул. ― Это Тир наказывает меня за то, что я отказался от своих инстинктов.

Если бы я не тонула в потоке паники, я бы врезала ему, но воины позади нас зашевелились, и это означало, что у нас оставались считанные секунды. У ворот собиралась толпа, пара священников указывала на меня, повторяя свой рассказ.

Старик уже быстрее перечислял имена богов, мы с Бьорном бормотали свое согласие, а мой мозг силился вспомнить, сколько же их осталось. Слишком много ― к такому выводу я пришла за мгновение до того, как чья-то рука ухватилась за мой капюшон и рванула его назад.

― Это она! ― прорычал мужской голос.

Бьорн был уже на ногах, мантия сброшена, а в руке горел топор.

― Вы действительно хотите вступить в бой? ― спросил он воинов. ― Вы так уверены, что дитя мелкого бога стоит ваших жизней?

Я не стоила этого. Все это не имело смысла. Но, похоже, все были готовы зарубить друг друга из-за меня.

― Девочка, ― прошипел старик, привлекая мое внимание к себе. ― Ты подчиняешься?

Я понятия не имела, каких богов он только что назвал, и молилась, чтобы те не сочли меня недостойной, когда я выпалила: ― Да, я подчиняюсь!

― Мы слышали о пророчестве, Огнерукий, ― ответил один из воинов. ― И никто не желает приносить клятву ярлу Снорри.

Я не винила их, но сомневалась, что эти слова помогут мне.

Старый священник пристально смотрел на меня, и это означало, что я пропустила еще один набор имен, отвлекшись.

― Да! ― Я прорычала, подняв руки, чтобы проверить, не опустился ли барьер, но он оставался неприступным. ― Быстрее!

― Ты же знаешь, какими бывают провидицы, ― ответил Бьорн. ― Они говорят загадками, и ничего из того, что они говорят о будущем, не ясно, пока это не произойдет.

― За исключением случаев, когда речь идет о детях богов, ― возразил воин. ― Судьба девы щита не определена. Как и твоя, Огнерукий.

Бьорн рассмеялся.

― Тогда то, чем закончится эта битва, может стать сюрпризом как для тебя, так и для богов. Хотя я думаю, что вряд ли.

В ушах раздался крик, и я вовремя обернулась, чтобы увидеть, как воин с обугленной дырой в груди падает спиной назад с обрыва, а топор Бьорна уже сталкивается с оружием следующего. Топор сцепился с мечом, и Бьорн ударил воина по лицу, а затем отсек ему ногу, и крики стали оглушительными. Воины один за другим падали под ударами Бьорна. Вот только ярл Стен был уже на полпути через мост, и у него было еще больше людей. Двадцать против одного.

Руки сжались на моих плечах, и я обернулась, чтобы увидеть, что старик тянет за мою украденную одежду.

― Если ты хочешь жить, ты должна сосредоточиться, ― прошипел он. ― Подчиняешься ли ты Сигину и Снотре?

Почему было так много богов? Почему так много имен?

― Да!

Снова крики, едкая вонь горящей плоти. У меня по коже побежали мурашки от желания повернуться лицом к опасности, но старик выкрикивал все новые имена.

― Да! ― Я ждала, что он назовет еще больше богов, но старик лишь сказал: ― Все, девочка! Бросай оружие и проходи!

Ни единого шанса.

Повернувшись, я выхватила меч:

― Бьорн…

Рука Бьорна ударила меня в грудь. Я провалилась сквозь барьер, магия вырвала меч из моей руки, и я приземлилась на задницу рядом с собравшимися годарами. Бьорн выбил мое оружие из рук, крикнув священникам:

― Держите ее!

― Ты идиот! ― закричала я, когда руки сомкнулись на моих плечах, оттаскивая меня назад. ― Ты проклятый дурак!

Если Бьорн и услышал, то никак не отреагировал.

Стен и остальные его люди были на другом конце моста и надвигались на Бьорна, сомкнув стену щитов, сквозь ее щели торчали копья.

― Уступи, Огнерукий, ― крикнул ярл. ― Сдайся, и мы оставим тебя в живых.

― Зачем мне уступать, если я побеждаю? ― Бьорн подтолкнул сапогом умирающего. ― Ты и твои воины должны сдаться. Отступите, сохранив свои жизни, если не честь.

― Только не тогда, когда дева щита еще жива, ― прорычал Стен. ― Без нее Снорри ― ничто. Без нее не будет будущего, которое предвидела Сага.

Бьорн рассмеялся.

― Ты не в силах изменить ее судьбу. ― Затем он метнул свой топор в один из щитов, и в воздух полетели куски горящего дерева, а человек, в которого попал топор, зашатался и врезался в тех, кто стоял за ним.

― Атакуйте, ― прорычал Стен. Мужчины бросились вперед, топор Бьорна все еще был воткнут в щит мужчины, а дерево почти сгорело.

Бьорн нагнулся, чтобы подобрать свой упавший меч, когда один из мужчин ударил его поверх щита, острие копья задело его лицо. Бьорн лишь отступил в сторону и вонзил мой меч в ту же щель, мужчина закричал, когда лезвие пробило ему грудь.

Топор Бьорна снова появился в его руке, когда он увернулся от очередного удара копьем, и он потянулся, чтобы зацепить щит женщины, дернув ее вперед. Она споткнулась и замахнулась топором на Бьорна, но он увернулся, нанося удар в бок, и огненное топорище вонзилось в ее торс, кольца кольчуги разлетелись в стороны, когда она закричала.

Он перешагнул через ее труп и протиснулся в брешь, оставленную ею в стене щитов, мужчины и женщины падали, когда он рубил их, а затем отступал, его лицо было алым от крови.

― Держите стену, ― крикнул Стен, заняв место женщины, и щиты снова сомкнулись. В глазах воинов Стена читался страх, но они держали строй. Один из них метнул копье в Бьорна, и я задохнулась, но Бьорн отбил его в воздухе своим топором. Еще несколько человек последовали примеру, бросая копья одно за другим.

Я закричала, борясь с полудюжиной годаров, не дававших мне прийти на помощь Бьорну, когда он упал, ударившись спиной о барьер.

― Нет! ― закричала я, уверенная, что он смертельно ранен. Я была уверена, что теряю его.

Но вместо того чтобы рухнуть замертво, Бьорн поднял перед собой упавший щит.

Через мгновение двое из нападавших воинов закричали и упали, в их спины вонзились стрелы.

Что происходит?

Пригнувшись, я попыталась рассмотреть. На дальней стороне моста собралась группа воинов с луками в руках.

Их возглавлял Снорри.

Он проревел:

― Выпускай! ― и на Стена и его людей посыпался дождь стрел.

Отступать им было некуда.

Несколько человек попытались пройти через ворота, но отскочили от преграды, и стрелы нашли их спины. Другие, видя, что бежать некуда, бросились на Бьорна, отчаянно пытаясь использовать его, чтобы укрыться от шквала стрел.

Бьорн ударил одного из них своим топором. Тот застонал, зажимая обугленную рану на руке, но остальные схватились за щит Бьорна и вырвали из его рук. Посыпались новые стрелы, одна из которых просвистела так близко от его руки, что я ахнула, когда она отскочила от барьера.

Вырвавшись из рук годаров, я бросилась вперед, но кто-то схватил меня за ноги. Я упала на Бьорна и, понимая, что дальше мне не продвинуться, обхватила его руками. Жар его топора опалил ткань моего рукава, когда я сжала его пальцы, впиваясь в них ногтями, чтобы не выпустить.

― Хлин, ― прошептала я. ― Защити меня.

Защити его.

Магия заструилась из моих рук, покрывая Бьорна серебристым сиянием, как раз в тот момент, когда воин замахнулся на него мечом. Я закричала, предупреждая, но Бьорн спокойно поднял одну руку.

Меч отскочил от моей магии с такой силой, что перелетел через голову воина и упал в пропасть. Вокруг нас посыпались стрелы, но пока я готовилась к неизбежной боли, когда одна из них попадет в меня, Бьорн даже не вздрогнул. Вокруг нас падали воины, наполняя мои уши криками боли и своими последними вздохами.

А потом наступила тишина.

Я судорожно втягивала воздух. Мои ногти впились в руку Бьорна, вторая рука обвилась вокруг его талии, а лицо уткнулось в бедро. Годары прекратили свои попытки протащить меня обратно через барьер. Ноги болели в тех местах, куда впивались их пальцы, а кожа, скорее всего, завтра покроется синяками. Если я проживу так долго.

― Все кончено, ― тихо сказал Бьорн. ― Они мертвы.

Я верила ему, но не могла взять под контроль свою магию. Не могла ослабить защиту, когда в венах бурлила кровь, подгоняемая гневом и страхом. Не могла отпустить его, когда была так близка к тому, чтобы потерять его совсем.

― Фрейя, мой отец идет.

Его отец. Мой муж.

Снорри был нашим спасением, но я предпочла бы столкнуться с другим кланом, пытавшимся убить меня, чем с ним.

― Фрейя. ― Глубокий голос Снорри разорвал тишину. ― Опусти свой щит.

Вспышка горечи наполнила меня, но я подчинилась и подавила свою магию, а затем ослабила хватку на руке Бьорна. На его коже остались пять багровых полумесяцев от моих ногтей, и из одного из них на землю скатилась капелька крови. Меня пробрала дрожь, но я села на корточки и подняла лицо, чтобы встретить взгляд Снорри.

Илва стояла рядом с ним, остальные воины его отряда ― за его спиной.

― Ты победила драугов и прошла испытание. ― Рот Снорри расплылся в широкой улыбке. ― Я знал, что так и будет. У богов на тебя свои планы.

Не знаю почему, но его слова вызвали во мне прилив гнева. Он рисковал моей жизнью и жизнью Бьорна, слепо веря в слова, нашептанные призраком, и при этом вел себя так уверенно, словно все шло по его четко разработанному плану.

― Я все время это слышу. ― Мой голос звучал хрипло, что было даже к лучшему, потому что это скрывало холодность моего тона. ― Похоже, ты поднялся на гору целым и невредимым.

Снорри пожал плечами.

― Пришлось прибегнуть к хитрости, но боги вознаграждают умных, и принесенные жертвы стоили того, чтобы мы вовремя добрались до вас.

Я еще раз оглядела воинов ― все лица, которые я ожидала увидеть, присутствовали, и ни один не выглядел хуже, чем раньше.

― Какие жертвы?

Снорри даже не моргнул.

― Рабыни. Мы выдавали их за тебя. Трижды это сработало ― те, кого послали устроить нам засаду, преследовали белокурую женщину, переодетую воином, которая сбежала от нас.

Мертвы. Все три женщины были мертвы.

Тошнота скрутила желудок. Отвернувшись, я выблевала его содержимое в грязь. Жертвоприношения подразумевали, что у тех, кто отдавал жизнь, был выбор. Подразумевалось, что они хотели умереть, хотя на самом деле Снорри наверняка угрожал им худшей смертью, если они откажутся.

Жестокий, бессердечный урод. Я так и осталась стоять на коленях, сплевывая на землю, потому что если бы я повернулась сейчас, то убила бы его.

Или, по крайней мере, попыталась.

И когда я неизбежно потерплю неудачу, потому что рядом окажутся куда лучшие воины, чем я, моя семья будет наказана.

Прикуси язык, Фрейя, приказала я себе. Мертвые тебе не помогут, но ты еще в силах обречь на гибель живых.

― Думаю, не стоит здесь задерживаться, учитывая, что придут другие, ― сказал Бьорн. Повернувшись к старому священнику, он добавил: ― Может, продолжим с того места, на котором я остановился?

Старик, разинув рот, смотрел на кровавую бойню, но при словах Бьорна моргнул, а затем кивнул.

― Да. Да, конечно, сын Тира.

Бьорн опустился на колени, чтобы завершить обряд, а воины Снорри принялись снимать с мертвецов ценности и оттаскивать тела в сторону, где, как я полагала, их в конце концов сожгут. Враги они или нет, но они были горцами и их должны были похоронить с почестями.

― Мы будем ждать тебя в Зале Богов. ― Бьорн бросил эти слова отцу через плечо, проходя через барьер. Обняв за плечи, он повел меня сквозь толпу зевак, которые расступались перед нами, снова и снова шепча нам в след ― они победили драугов.

― Может, нам стоило подождать? ― пробормотала я, когда мы углубились в море палаток и костров для приготовления пищи, вокруг которых сновали десятки мужчин, женщин и даже детей. Здесь, должно быть, собрались сотни людей из близких и далеких мест.

― Учитывая, что ты, похоже, готова убить моего отца голыми руками, я счел благоразумным увеличить между вами расстояние. Это даст тебе возможность успокоиться. — Он сжал мои плечи, а потом отпустил ― тепло, оставшееся от его рук, угасало слишком быстро. ― Я голоден. И пить хочу ― схватка всегда вызывает у меня желание выпить.

Словно услышав его слова, мужчина, сидевший у костра, крикнул

― Бьорн! ― и наполнил кубок из кувшина, стоявшего у его ног. Он передал его Бьорну, после чего они энергично похлопали друг друга по спине, пообещав найти друг друга позже.

― Расстояние меня не успокоит, ― сказала я ему, когда он осушил свой кубок. Другой мужчина у другого костра рассмеялся и снова наполнил его, после чего процесс повторился у следующего костра. Бьорна, очевидно, хорошо знали и любили даже за пределами территорий его отца.

― Ничего не поделаешь, ― ответил он. ― Месть за тех женщин обойдется тебе дороже, чем ты готова заплатить. Ты знаешь это, поэтому не сбросила Снорри со скалы. Вот, выпей, это слишком быстро бьет мне в голову, а я не люблю напиваться в одиночку.

Я сделала несколько глотков из протянутого им кубка и отдала его обратно. От медовухи мой язык работал быстрее, а голова медленнее, да и моя обычная вспыльчивость все усугубляла.

― Снорри следует быть осторожным, чтобы не перегнуть палку. Всему есть предел.

― Есть? ― Мой взгляд встретился со взглядом Бьорна, и я уставилась в его зеленые глаза, в которых было скорее любопытство, чем осуждение: ― Мой отец держит твою семью в заложниках, а ты уже не раз доказывала, что нет ничего, чего бы ты не сделала, чтобы защитить их, и нет жертвы, на которую ты не пойдешь. Даже несмотря на то, что, хочу добавить, они этого не заслуживают. А значит, он может делать все, что захочет, а ты будешь подчиняться.

― Это неправда! ― Мой протест прозвучал неуверенно даже для меня, правдивость его слов навалилась на мои плечи, как свинцовая гиря, увлекая вниз. ― Что ты считаешь, я должна сделать? Что бы ты сделал?

Он пожал плечами.

― Для того чтобы я оказался в такой ситуации, нужно, чтобы среди живых был кто-то, кого можно было бы использовать как рычаг давления на меня.

Меня кольнуло в груди от мысли, что среди живых нет никого, о ком бы он так заботился, но я отогнала это чувство.

― Если в твоей жизни нет того, ради чего стоило бы умереть, то ради чего жить?

― Репутация. Боевая слава.

Ответ Бьорна должен был бы вызвать у меня отвращение своим эгоизмом, но… под легкомысленностью скрывалась пустота, заставлявшая меня задуматься, не желает ли какая-то часть его души иного.

― Что ж, это у тебя есть, ― сказала я и осушила кубок.

В молчании мы подошли ко входу в огромный зал, резные деревянные двери которого были широко распахнуты. Шагнув внутрь, я замерла, чтобы дать глазам привыкнуть к полумраку, а после сосредоточилась на огромных деревянных изображениях богов, расставленных по залу.

Я пошла к ним, но Бьорн замер.

У меня по коже побежали мурашки, и я обратила внимание на то, чего не заметила раньше ― на нашем пути стоял мужчина, а чуть позади него ― крупная женщина со светлыми волосами, заплетенными в военные косы.

Мужчина, который, возможно, был ровесником Снорри, улыбнулся, его губы изогнулись, обнажив белые зубы.

― Давно не виделись, Бьорн.

Бьорн мгновение молчал, и взгляд в сторону показал мне, что он испытывает напряжение, когда он наконец сказал:

― Так и есть, конунг Харальд.

Конунг Харальд.

Мое сердце заколотилось в груди. Это был конунг Северных земель. Это был человек, который держал Бьорна в заложниках все эти долгие годы. А значит, именно он убил мать Бьорна.



Глава 19

― Я удивлен встретить тебя здесь. ― Легкий тон Бьорна не соответствовал напряжению, исходившему от него. ― Это долгое путешествие из Северных земель во Фьяллтиндр. И опасное.

― Я почувствовал необходимость доказать свою преданность богам, ― ответил Харальд. ― Я не хочу, чтобы Тор смотрел на меня с неприязнью, когда я выйду в море этим летом.

Женщина рядом с ним довольно фыркнула, и медовуха в моем желудке забурлила. Летом выходить в море означало совершать набеги, а Горные земли были ближайшей целью.

Хотя Бьорн должен был это знать, он сказал:

― Планируешь путешествие? В теплые месяцы на морском побережье лучше всего отдыхать.

Конунг слегка улыбнулся, а затем пожал плечами, и это движение показалось элегантным благодаря его высокой, худощавой фигуре. Если бы не моя инстинктивная неприязнь к нему, я бы сочла его более чем привлекательным с его высокими скулами и золотисто-каштановыми волосами, которые распущенными волнами спускались до плеч, а короткая борода была закреплена золотым зажимом.

― Посмотрим, что нам уготовили Норны. Уже сейчас происходят удивительные события.

Его бледно-серые глаза встретились с моими, и я поняла, что речь обо мне. Я и была тем самым удивительным событием. Несмотря на то что Бьорн убил его шпионку, конунг Харальд знал, кто я и что собой представляю. Этот факт подтвердился, когда он спросил:

― Ты ― дева щита, да? Как тебя зовут?

Отрицать мою личность было бессмысленно.

― Фрейя, дочь Эрика.

― Я удивлен, что ты до сих пор жива, ― сказал он. ― Многие хотят убить тебя, ибо не желают видеть Горные земли едиными, и тем более присягать на верность Снорри. Хотя, как я вижу, несмотря на все усилия, им не удалось сделать то, в чем они поклялись.

Бьорн беспокойно зашевелился рядом со мной, и я подумала, не размышляет ли он о том же, о чем и я ― причисляет ли Харальд себя к тем, кто желает моей смерти. Оружие в Фьяллтиндре, возможно, и запрещено, но это не помешает его людям устроить засаду за пределами храма.

― Немного дальновидности подсказало бы тем, кто желает смерти Фрейи, что есть и другой путь, ― ответил Бьорн. ― Тот, ради которого стоит рискнуть, учитывая, что боги предсказали будущее, которое еще не сбылось.

Эта фраза прозвучала странно, но конунг ответил прежде, чем я успела ее обдумать.

― Значит, это правда, то, что слухи распространяют по Фьяллтиндру? Она победила драугов в туннелях? ― Харальд не стал дожидаться ответа, лишь наклонил голову и спросил: ― Как? Их нельзя убить смертным оружием, а щит Хлин лишь защищает.

― Похоже, ей благоволит не только Хлин.

Учитывая, что Тир однажды удовлетворился тем, что сжег половину кожи с моей руки, это было явно не так. Но если мне потребуется убедить тех, кто хочет меня убить, что все боги благосклонны ко мне, чтобы прекратить попытки всадить саксы в мое сердце, я с радостью буду кричать об этом день и ночь. Моя честь переживет это преувеличение.

Одна бровь конунга поднялась.

― Интересно.

За нашими спинами послышался стук множества ног по ступеням, и я, обернувшись, увидела приближающихся Снорри и Илву, а за ними ― воинов.

― Ярл Снорри. Или теперь ― конунг Снорри? ― Конунг Харальд широко улыбнулся, хотя в его улыбке было мало тепла. ― Прошла целая вечность. Я только что встретил Бьорна. Нам не хватает его, и мы многое бы отдали, чтобы он вернулся в Северные земли.

По моей коже пробежал холодок.

― Харальд. ― Снорри встал рядом с Бьорном, не обращая внимания на замечание конунга: ― Я вижу, ты познакомился с моей новой женой.

Глаза Харальда потемнели, и я поняла, что это ответ Снорри на угрозу конунга. Если предсказание сбудется и Горные земли объединятся под его властью, мы не только сможем отражать набеги, но и будем в состоянии сами совершать их в Северные земли.

― Да. Фрейяяяя, ― ответил конунг, не проявляя ни малейшего признака страха, когда произносил мое имя. ― Прекрасная и грозная. Пусть она принесет тебе много детей, а также корону, мой старый друг.

Снорри скрестил руки на груди, сжав челюсти.

― Должно быть, приятно наконец найти деву щита из твоего пророчества, но ходят слухи, что она стоила тебе гораздо больше, чем принесла, ― сказал конунг. ― На Халсар напали, ты потерял людей в битве с Гнутом, еще больше потеряно по дороге в Фьяллтиндр. Я бы беспокоился, что неправильно истолковал слова Саги.

― Мы здесь, чтобы принести жертву богам, ― прервал его Снорри. ― А не для пустой болтовни с нашими врагами.

Враги ― это слишком сильно сказано. Особенно если учесть, что когда-то мы были друзьями и союзниками.

― Когда-то, ― фыркнул Снорри. ― Тогда ты убил мою провидицу и украл у меня сына. И оставил его у себя в качестве раба!

На лице конунга промелькнула вспышка эмоций, но улыбка быстро вернулась. ― В качестве заложника, которого я вырастил как собственного сына в честь нашей дружбы, ― поправил конунг. ― А какой у меня был выбор? Хотя я был невиновен, ты перед всеми обвинил меня в смерти Саги, и использовал это, чтобы заручиться поддержкой своего народа в набегах на мои берега. Если бы я не удерживал Бьорна, эти набеги стали бы реальностью. Ты бы вырезал мой народ, и это была бы война.

― Это будет война. ― Снорри встал нос к носу с конунгом. ― Ты больше не сможешь использовать моего сына для защиты от меня, Харальд. Скоро он будет стоять напротив тебя на поле битвы рядом с девой щита, и Северные земли будут истекать кровью, как Горные земли все эти долгие годы, пока ты отказывал им в конунге. Перед богами, ― он яростным жестом указал на статуи, ― клянусь, так и будет!

Я прикусила внутреннюю сторону щеки. Снорри не только хотел стать конунгом нашего народа, но и намеревался использовать Горные земли как силу против человека, которого он, похоже, винил в отсрочке своей судьбы.

Мой пульс участился, когда я представила, как плыву через пролив, чтобы начать войну с Северными землями, и я не была уверена, что чувствую по этому поводу. Часть меня упивалась идеей нанести ответный удар человеку, который скрывал Бьорна от его семьи ради достижения собственных целей.

Но другая часть меня помнила, как Бьорн рассказывал о доброте северного народа к нему, пока он был в плену.

Я бросила взгляд в сторону Бьорна, чьи глаза были устремлены в землю, а не на спорящих мужчин. Сделай что-нибудь, мысленно приказала я ему. Скажи что-нибудь.

Но он, казалось, едва ли слышал, о чем идет речь.

Мой гнев вспыхнул с новой силой, потому что мне было невыносимо видеть, как он ведет себя подобным образом, словно он совершенно не в себе. Находясь в присутствии человека, который держал его в плену, он должен был прийти в ярость, но вместо этого он стоял абсолютно неподвижно, опустив глаза. Мой гнев сорвался словами с языка.

― Тот, кто использует ребенка, чтобы спрятаться от битвы, ― трус, который никогда не увидит Вальхаллу. Именно Хель заберет тебя после смерти, конунг.

Не успела я произнести эти слова, как земля под нашими ногами задрожала. Все в зале встревожились, кроме Снорри, который рассмеялся.

― Видишь? ― сказал он. ― Боги наблюдают за ней и проявляют свою благосклонность.

― Действительно, ― ответил Харальд. ― Она еще более грозная, чем я предполагал. ― Отступив в сторону с нашего пути, он добавил: ― Я не стану стоять между тобой и богами, старый друг.

Снорри фыркнул, затем схватил меня за руку и потащил вперед, а все остальные, включая Бьорна, следовали за нами по пятам. Как только мы все прошли, Харальд позвал:

― Бьорн. Что случилось с Ранхильдой?

При упоминании шпионки Бьорн остановился и обернулся.

― Она мертва, хотя, полагаю, тебе это известно.

Харальд склонил голову в знак согласия.

― Кто убил ее?

Молчание.

― Какая разница? ― отрезал Снорри, встав между Бьорном и Харальдом. ― Она шпионила за мной и понесла за это наказание.

― Никакой разницы. ― Харальд пожал плечом и встретился со мной взглядом. ― Хотя, твое лицо было последним, что она видела, Фрейя, и из-за этого она умерла. Идем, Тора.

Не говоря больше ни слова, конунг Северных земель и высокая женщина покинули зал, оставив нас наедине со статуями богов.

― Харальд сейчас нас не интересует, ― сказала Илва, толкая Снорри в противоположном направлении. ― И не представляет непосредственной угрозы.

― С ним женщина ― Тора, дочь Тора, ― ответил он. ― С ним также Скади, и обе они смертельно опасны.

Я понятия не имела, кем может быть эта Скади, но дочь Тора могла призывать молнии, и это было достаточно страшно.

Если Илва и чувствовала то же самое, она не показала этого, лишь сказала: ― Ни та, ни другая не могут использовать свою магию в пределах Фьяллтиндра, так что с ними мы разберемся позже. Мы должны сделать то, зачем пришли. Все твои военные клятвы ничего не значат, если Фрейя не принесет свою жертву и боги ополчатся на нее за это.

Снорри сопротивлялся, не сводя глаз с двери, из которой вышел Харальд, но потом зарычал и достал из кармана горсть серебряных монет, которые вложил мне в руки.

― Попроси у богов их благосклонности.

Попроси сам, хотелось сказать мне, но вместо этого я кивнула и шагнула к статуям.

В зале не было пола, только голая скала, по которой тек ручей, образуя островки, на которых стояли статуи. У ног каждого бога лежали груды подношений, и я перешагнула через воду, чтобы положить серебряную монету под изображение Ньорда.

Ньорд, я прошу у тебя прощения за… Я замешкалась, на меня нахлынули воспоминания. Не воспоминания о том, как Враги обращался со мной, а скорее о том, как он использовал магию, дарованную ему кровью Ньорда. Вспомнила кита, которого он раз за разом вытаскивал на берег ради развлечения. Вспомнила всю рыбу, которая не набила брюхо, а сгнила на берегу из-за его беспечности. Он обесчестил твой дар.

Я положила еще одну монету к ногам богини, в честь которой меня назвали, и тут же подумала о своем брате. Фрейя, пожалуйста, даруй Гейру и Ингрид любовь и счастье. И много детей, ― добавила я, зная, что это было желанием Ингрид.

С Бьорном, Снорри и Илвой по пятам я ходила от бога к богу, принося свои подношения и прося богов благоволить тем, кого я любила. Тем, кто, как я знала, нуждался в помощи и заслуживал ее.

Когда я дошла до Локи, я подумала о себе. Локи был обманщиком, его дети были одарены способностью превращаться в других людей для достижения своих целей. Обманщики просили его о благосклонности.

А учитывая всю ту ложь, которую я произносила, я был обманщицей первой величины.

— Локи, пожалуйста… ― Я замялась, не желая просить его помочь с моей ложью, потому что, несмотря на то, что меня принудили играть эту роль, в душе я была совсем другой. Поэтому я ничего не попросила, только положила монету к его ногам.

Повернувшись к последнему богу, Всеотцу Одину, я услышала, как Снорри сказал:

― Я больше не могу молчать, Бьорн.

Пока я приносила свои подношения, никто не говорил, и я замедлила шаг, любопытствуя, что может сказать Снорри, пока думает, что я не слышу.

― Почему ты просто стоял там? Харальд лишил Горные земли конунга, удерживая тебя в плену, и когда я обещал отомстить, ты съежился, как побитая собака.

Гнев вспыхнул в моей груди, но я закусила губу и промолчала.

― Я мог либо ничего не делать, либо совершить убийство на территории Фьяллтиндра, ― ответил Бьорн. ― Радуйся, что я сдержал свою жестокость, отец.

Снорри фыркнул, похоже, совершенно не убежденный. ― Действуй как оружие, которым ты и являешься. Всели страх в сердца наших врагов. Будь достоин огня Тира.

Дай сдачи, мысленно приказала я Бьорну. Поставь его на место. Но он лишь ответил:

― Да, отец.

Нахмурившись, я перешагнула через поток воды и положила монету к ногам Одина.

― Один, ― прошептала я. Всеотец, если на то будет твоя воля, пожалуйста, освободи Бьорна от бремени его прошлого, чтобы он мог сражаться с теми, кто заслуживает его мести. Прими это подношение от его имени.

Меня пробрала дрожь, кожа покрылась мурашками. Но это ощущение быстро прошло, и я внезапно обессилела. Я почти не спала несколько дней, взбиралась по горе, кишащей чудовищами, сражалась словами и оружием. Все, чего мне хотелось, ― это свернуться калачиком где-нибудь на ровной поверхности и не двигаться до завтрашнего рассвета.

Вот только, судя по ритмичному стуку барабанов снаружи, сон не предвиделся.

― Ритуал начинается, ― сказала Илва. ― Мы должны идти готовиться, и побыстрее.

В окружении воинов Снорри мы отправились в небольшой зал, который, судя по всему, был предоставлен Снорри в пользование. Мы остановились у входа, и Илва палочкой с углем начертила на двери руны ― знаки ярко вспыхнули, а потом, прогорев, словно проникли в дерево.

― Пока мы называем этот зал домом, никто не должен входить в него со злыми намерениями, ― пробормотала она. ― Хотя это не помешает им сжечь его не заходя внутрь.

― Я поставлю охрану, ― сказал Снорри, а затем жестом велел мне войти внутрь.

Зал был обставлен просто ― множество кроватей, в очаге горел огонь, но в остальном он был пуст.

― Где Стейнунн? ― спросил Снорри у Бьорна, в его голосе звучало неподдельное беспокойство. ― Она погибла?

― Ей было слишком опасно идти сюда, ― ответил Бьорн. ― Я отправил ее обратно с твоим воином. Велел ей попытаться догнать тебя.

Лицо Снорри потемнело.

― Мы не видели ее следов. У нее была причина идти с тобой, Бьорн.

Блеск в глазах Бьорна подсказал мне, что он собирается усугубить ситуацию, поэтому я его опередила:

― Она сопротивлялась и согласилась расстаться с нами только после того, как я дала слово, что расскажу ей все, что она пожелает узнать. И хорошо, что она не стала подниматься с нами, ведь она наверняка бы пала в битве с драугами. ― Он выглядел недовольным, и я добавила: ― Сама Стейнунн говорила мне, что ее магия сильнее, когда ее песня рассказывает историю глазами тех, кто прошел через испытания, так что будет лучше, если она будет петь именно мою историю без влияния ее восприятия.

Я затаила дыхание, пока Снорри молча обдумывал мои слова, затем он кивнул и сказал:

― Ты расскажешь ей все при первой же возможности. Сейчас я хотел, чтобы она спела балладу о твоем рождении в огне и о том, как ты была отмечена для всех кланов, но теперь это придется отложить.

― Я расскажу ей все, ― солгала я, потому что в туннелях определенно были моменты, о которых мир не должен был знать.

Снорри отрывисто кивнул мне, снова повернувшись к Бьорну, а Илва затолкала меня за занавеску.

― Снимай одежду. Поскольку все мои рабы мертвы, чтобы помочь тебе, тебе придется искупаться самой. Сделай это быстро.

Ты убила их, а не я, хотела сказать я. Но я промолчала и стала стягивать с себя кольчугу, а затем и нижнюю одежду, морщась от вони металла, пота и крови, которая пропитала меня. Сапоги и брюки присоединились к куче на полу, и я надеялась, что у меня будет время постирать их, прежде чем придется снова надевать, потому что иначе запах станет еще хуже.

Принесли ведро с кипятком, и я с трудом распустила косы одной рукой. Моя правая ужасно болела, шрамы на ней распухли еще сильнее из-за ран, которые я получила, ударив драуга.

― Проклятая, бесполезная девчонка. ― Илва бросила мыться, чтобы помочь мне. ― Голову в ведро.

Она быстро вымыла мне волосы и оставила меня оттирать грязь с тела тряпкой. Из мешков она достала простое платье, в которое помогла мне облачиться, а затем оделась сама.

― Что произойдет сегодня вечером? ― спросила я, надеясь наконец-то получить ответы на вопросы, о которых так долго не хотела думать. За то, чтобы доставить меня сюда для проведения ритуала, была заплачена огромная цена, но я все еще не представляла, что здесь произойдет.

― Все, кто отправился во Фьяллтиндр, принесут жертвы богам, ― сказала Илва. ― Как и ты.

― И это все? ― Не то чтобы я жаловалась. Если мне нужно было убить курицу, я бы с радостью это сделала.

― После этого будет праздник, но ты вернешься сюда, где мы сможем обеспечить твою безопасность. Руны, начертанные на дверях, защитят тебя. ― Она подошла к стене, где на крючках висела дюжина масок, и выбрала одну, похожую на ворона, с которой свисала длинная накидка из черных перьев. Она надела ее мне на голову, и когда я подняла голову, то увидела острый клюв, торчащий у меня надо лбом. Пеплом она наложила тени на кожу вокруг глаз, словно я собиралась на войну. Закрепив на голове маску с оленьими рогами, она сказала: ― Мы послали гонца в Халсар после того, как ты пошла через туннели. Уже сейчас Рагнар спешит сюда с остальными нашими воинами, чтобы мы смогли вернуться с этой горы живыми.

― Они оставят Халсар без защиты?

― Да. ― Ее взгляд был ледяным. ― Надеюсь, ты понимаешь, что это делается для твоей безопасности.

И все это ради того, чтобы я могла убить курицу на глазах у толпы людей.

Словно услышав мои мысли, Илва обхватила меня за плечи, глядя на меня немигающими глазами из-за своей маски.

― Ты ― дитя богов, девочка. Твоя судьба не определена, а значит, все, что ты делаешь, способно изменить твою судьбу и судьбы тех, кто тебя окружает, как в лучшую, так и в худшую сторону.

Уже не в первый раз этот факт выводил мня из себя. Я жаждала стать обычной смертной, чтобы все, что я когда-либо сделаю, уже было определено. Ибо мне казалось, что я бегу по неизведанному пути, где легко сбиться с дороги, увлекая себя и всех, кто мне дорог, к верной гибели.

Илва оглядела меня с ног до головы, ее губы были плотно сжаты.

― У нас больше нет времени, так что придется обойтись этим.

Когда мы вышли из-за занавеса, Снорри и Бьорн ждали нас. Они были без масок и стояли в напряженном молчании. Оба сняли кольчуги, а Бьорн оттер кровь с лица, открыв глубокие тени под зелеными глазами. Измученный, он тем не менее сразу подошел ко мне, и отец одобрительно кивнул ему, прежде чем выйти наружу, где ждали воины.

Снорри и Илва повели группу через деревья, сотни людей двигались в том же направлении. Многие мужчины и женщины были одеты в сложные маски, как моя собственная, часто сопровождаемые украшенными шкурами или плащами из перьев, что создавало впечатление, будто стадо зверей приближается к месту проведения ритуала.

Бьорн шел слева от меня, его глаза внимательно осматривали всех, кто приближался. Против потока людей шла женщина, ее лицо скрывала маска из вороньих перьев, сливавшаяся с темными волосами. Бьорн напрягся, когда она приблизилась, и у меня самой заколотилось сердце, от ожидания угрозы на каждом шагу. Но она лишь прошептала:

― Каким путем ты идешь?

Я моргнула, открывая рот, чтобы ответить ей, но Бьорн схватил меня за руку и потянул вперед.

― Похоже, многие уже напились грибного чая.

Нахмурившись, я бросила взгляд на женщину, но она уже скрылась за деревьями, и я перевела глаза туда, где горели факелы, освещая сборище сотен людей, стоящих перед большим плоским камнем. Барабанщики отбивали тот же ритм, что и раньше, ― низкий и зловещий, а над головой сквозь листву деревьев светила полная луна.

Как будто они ждали нашего прибытия, барабаны усилились, и появились годары с чашами, предлагая по глотку каждому прибывшему. Один из них подошел к нашей группе, но все воины покачали головами, отказываясь от подношения.

― Ты будешь пить, ― тихо сказала мне Илва, когда Снорри и Бьорн отказались. ― Чай приблизит тебя к богам.

Меньше всего мне хотелось пить содержимое чаши. Даже отсюда я чувствовала землистый запах грибов, а я вела не такой закрытый образ жизни, чтобы не знать, что произойдет, если я выпью.

Служитель улыбнулся и поднес чашу к моим губам. Я сделала вид, что пью, но Илву это не обмануло.

― Ты думаешь, они не видят? ― прошипела она. ― Думаешь, они не знают?

Я сильно сомневалась, что богам есть дело до того, пью я грибной чай или нет, но я бы не позволила Илве заставлять меня пить насильно, поэтому я сделала крошечный глоток. Илва отказалась пить, а Бьорн тихонько засмеялся, глядя на мой хмурый взгляд.

― Пусть чай покажет тебе сладкие видения, Рожденная в огне.

Черт.

Я не хотела ничего видеть, но, если не засовывать пальцы в горло и не блевать на глазах у всех, у меня не было выбора.

Выглядывая из-за голов тех, кто был выше меня ростом, я наблюдала, как мужчина поднимает козла на алтарь, и это существо не проявляло ни малейшего осознания, а значит, и беспокойства по поводу своей предстоящей смерти. Барабаны становились все громче, слова мужчины, обращенные к богам, потонули в этом шуме. На лезвие из белой кости падал лунный свет, и кровь брызнула, а животное обмякло, когда его жизненная сила потекла по вырезанным каналам и закапала в ожидающие чаши. Священник обмакнул в нее руку, чтобы отметить лица тех, кто приносил жертву. Кровь стекала по лбу и щекам, и я была готова поклясться, что слышала, как капли падали на землю, несмотря на расстояние, делавшее это невозможным.

По телу пробежала дрожь, воздух наполнился таким зарядом, какого я никогда раньше не ощущала. Как будто дела, совершенные в этом месте, и слова, сказанные здесь, значили больше, чем где-либо еще. Как будто мы действительно были ближе к богам.

Смущенная, я отвела взгляд, сосредоточившись на лысой голове мужчины в нескольких шагах передо мной.

Но ощущения не ослабевали.

Воздух стал густым, запахло грозой и дождем. Ощущение усилилось, и я оторвала взгляд от лысой головы, чтобы посмотреть на своих спутников. Глаза всех были устремлены на алтарь, но когда я перевела взгляд на Бьорна, он потер голые предплечья, и темные волосы на них встали дыбом, словно ему было холодно.

Бьорн никогда не мерз.

Что происходит?

Те, кто пили чай, смотрели на жертв на алтаре странными, немигающими взглядами. Я сосредоточилась на своих ощущениях, пытаясь понять, подействовал ли мой крошечный глоток чая.

Смогу ли я понять? Смогу ли я определить, будет ли то, что я вижу, реальностью или галлюцинацией?

Посмотрев снова на жертвенный камень, я увидела, что за то время, пока я отвлеклась, было принесено еще несколько жертв. Мужчины и женщины вокруг меня были в пятнах крови, которую священник размазывал по их лицам. В нос ударил медный запах.

Бам, Бам.

Мое сердцебиение участилось, подстраиваясь под ритм барабанов, мир вокруг пульсировал.

Бам, Бам.

― Пора, ― прошептала Илва мне на ухо. ― Не подведи.

Один из воинов Снорри подошел к алтарю. Вот только в руках у него была не курица, а веревка, привязанная к быку, и я тяжело сглотнула, почувствовав, как рука прижалась к моей спине. Толпа впереди меня расступилась, и люди стали раскачиваться в ритм барабанам, когда я приблизилась.

Или они стояли на месте?

Каждый раз, когда я смотрела на толпу, я видела что-то новое. Я не была уверена, было ли то, что я видела, реальностью или чай искажал мое зрение.

Каждый шаг давался все тяжелее, дыхание сбивалось, как тогда, когда я взбиралась на гору, но к алтарю я не приближалась. Я побежала, потом споткнулась и вдруг оказалась на камне, протягивая руку к быку, чтобы коснуться его теплой шкуры.

Он задрожал, повернул огромную голову и уставился на меня глазами, похожими на черные ямы.

Годар вложил нож в мою руку.

Я уставилась на костяное лезвие ― кровь, покрывающая его, клубилась и двигалась, как морские волны, а запах душил меня.

― Я буду держать его крепко.

Голос Бьорна донесся до меня. Одной рукой он держал веревку, а другой ― рог существа. Бык был старым, его морда была седой. Он беспокойно дергался, то ли от запаха крови, то ли от толпы, то ли каким-то шестым чувством понимая, что его конец близок, я не могла сказать.

― Ты знаешь, как?

Бьорн говорил отстраненно, как будто стоял в дюжине футов от меня, а не у моего локтя.

― Да.

Священник начал взывать к богам, предлагая жертву, но его слова было трудно расслышать, так как поднялся ветер. Он трепал мою одежду и вороньи перья, ветви окружающего леса шуршали друг о друга, а сами деревья скрипели и стонали от его натиска.

Священник замолчал, и Бьорн сказал:

― Сейчас, Фрейя.

Я крепче сжала нож. Вверху сверкнула молния, и лучи света разорвали ночь, затем все снова погрузилось во тьму. Люди обратили свои взоры к небу, чтобы увидеть, как стая черных птиц спускается вниз, летая хаотичными кругами, в то время как лес ожил от криков существ, их голоса превратились в какофонию шума. Бык беспокойно задергался и заревел.

― Фрейя, ― шипел Бьорн, ― если он решит броситься, я не смогу его остановить.

Я не могла пошевелиться. Не могла оторвать взгляд от кружащих птиц. Предзнаменования. Знак того, что боги наблюдают, и я засомневалась, было ли это тем подношением, которого они хотели. Но призрак сказал, что, если я не сделаю этого, моя жизнь оборвется.

В небе сверкнула молния. Один, два, три раза, гром был оглушительным, но не настолько сильным, чтобы перекрыть удары барабанов. Бык дергался, пытаясь вырваться из хватки Бьорна, в то время как птицы спускались все ниже, задевая крыльями мое лицо, а глаза быка закатывались, когда он начал паниковать.

― Фрейя!

Если я потерплю неудачу, жизнь моей семьи оборвется.

― Прими это подношение, ― вздохнула я и провела ножом по яремной вене быка.

Бык попятился, увлекая за собой Бьорна, а затем рухнул на колени, и кровь хлынула вниз, заполняя каналы и стекая в таз, который держал годар.

Все затихло, даже барабаны, а птицы исчезли как дым.

Я дрожала, глядя на то, как бык обмяк, его бок замер от наступившей смерти.

Никто не говорил. Никто не двигался. Казалось, никто даже не дышал.

Первым отреагировал годар, подняв чашу и окунув пальцы в багровое содержимое. Но я сосредоточилась на чаше, а не на его руке, кровь бурлила, как будто в ее глубинах образовался водоворот.

Кап.

Кап.

Кап.

Каждая капля крови, упавшая с руки священника, отдавалась в моих ушах, словно камни, падающие с высоты. Я вздрагивала от каждого удара, шум был оглушительным.

Годар потянулся ко мне, и мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не отшатнуться, когда он провел пальцами по моему лицу, я ощутила, как горячая кровь обжигает мою ледяную плоть.

В тот момент, когда его пальцы покинули мою кожу, меня ударил порыв ветра, и мой желудок сжался, как будто я падала с огромной высоты. Толпу окружили фигуры в капюшонах, каждая из которых держала факел, горевший серебряным огнем.

Я не могла пошевелиться. Я едва могла дышать.

― Бьорн, ― прошептала я, ― я вижу то, чего нет.

― Нет. ― У него тоже перехватило дыхание. ― Они здесь.

Боги были здесь.

Не один из них, а… все они. Я переводила взгляд с фигуры на фигуру, не уверенная, шокирована я или напугана, или и то, и другое вместе. Воздух заклубился, неся с собой голос, не мужской и не женский, который прошептал:

― Фрейя, Рожденная в огне, дитя двух кровей, мы видим тебя.

Затем фигуры исчезли.

Я стояла, не в силах пошевелиться, даже если бы захотела, потому что боги… боги были здесь. И они пришли из-за меня.

Оставалось понять, хорошо это или плохо, ведь я все еще не понимала, какое будущее они мне пророчат. Почему они заботятся о ребенке самого незначительного из своих богов.

Почему именно я?

Словно у меня было не больше ума, чем у мертвого быка у моих ног, я окинула взглядом толпу, гадая, многие ли из них поняли, что это не было галлюцинацией, вызванной чаем. Слишком многие, решила я, увидев глаза, которые смотрели на меня с ясностью. Снорри, Илва и их воины, да. Но также и конунг Харальд, чей взгляд был задумчивым, когда он стоял со скрещенными руками в глубине толпы, а Тора по-прежнему стояла рядом с ним.

Мои колени подкашивались, требуя, чтобы я села, но, к счастью, у Бьорна хватило выдержки справиться с ситуацией. Схватив мою окровавленную руку, которая все еще сжимала костяной нож, он высоко поднял ее.

― Боги наблюдают, ― прорычал он. ― Не разочаровывайте их в своем веселье!

Толпа ответила одобрительным ревом, мужчины и женщины разошлись туда, где горели костры и стояли кувшины с медовухой.

― С тобой все в порядке? ― спросил Бьорн, сжимая мои руки.

― Я… Я… ― Вывернувшись из его хватки, я едва успела добежать до края алтаря и упасть на колени, прежде чем меня вырвало. Бьорн стянул с меня маску ворона, а затем придержал мои волосы, когда меня стошнило во второй раз за день, мышцы живота болели от издевательств над ними.

Закончив, я повернулась и посмотрела на него.

― Почему? Почему они следят за мной?

Прежде чем он успел заговорить, Снорри и Илва оказались рядом с нами.

― Теперь невозможно отрицать предсказание, ― сказал Снорри. ― Мы должны вернуть Фрейю в зал, пока не прибудет подкрепление, потому что она достаточно ценная добыча, чтобы кто-то решился нарушить покой Фьяллтиндра.

С трудом поднявшись на ноги, я не сопротивлялась, когда Снорри повел меня мимо десятков костров, вокруг которых люди смеялись и танцевали, ели и пили. Мы направились к залу, который охраняли руны Илвы, и воины заняли посты вокруг него, когда меня ввели внутрь.

Как только я оказалась в дверях, я вырвала руку у Снорри.

― Мне нужно поспать.

Мне нужно было подумать, задать вопросы, понять, что произошло. Но дни, проведенные без отдыха, настигли меня, и я знала, что ничего из этого не произойдет без нескольких часов бессознательного состояния. К счастью, никто не стал спорить. Снорри, Илва и Бьорн говорили тихими голосами, пока я шла к занавешенной комнате, где разделась и с помощью тазика с водой оттерла кровь с лица.

Не потрудившись снять платье, я рухнула на кровать, из последних сил натягивая на себя меха.

Фрейя, Рожденная в огне, дитя двух кровей, мы видим тебя.

Неземной голос снова зазвучал в моей голове, и я вздрогнула, перевернувшись так, чтобы смотреть на занавеску. Сквозь нее я различила тени троих.

― Сейчас самое время заключать союзы, ― сказал Снорри. ― Сейчас, когда явление богов и подтверждение ими пророчества еще свежи в памяти.

Подтвердили ли боги предсказание провидицы? Они лишь сказали, что наблюдают, а это могло означать что угодно.

― Несколько часов назад эти же люди пытались схватить Фрейю и убить ее, и ты думаешь, что этого достаточно, чтобы они приняли твое правление? ― Бьорн раздраженно фыркнул. ― Я думаю, теперь они будут стараться еще больше.

― Именно поэтому я должен убедить их в неизбежной угрозе, которую Харальд представляет для всех нас, ― ответил Снорри. ― В одиночку ни один клан не сможет противостоять ему, но объединившись? Он дважды подумает о том, чтобы снова совершать набеги на наши берега. Особенно когда мы начнем устраивать свои набеги на его территории.

― Значит, это твое намерение? ― спросил Бьорн. ― Немедленно выступить против Харальда с Фрейей в центре стены щитов?

Молчание, затем Снорри сказал:

― Такое предложение должно было воодушевить тебя, сын мой. Харальд вырастил тебя не по доброте душевной. Он спрятал тебя от нас, чтобы лишить меня возможности стать конунгом. Чтобы лишить Горные земли силы, необходимой для противостояния его налетчикам. Тебе следовало бы взывать к отмщению.

― Я действительно жажду мести, ― огрызнулся Бьорн, и яд в его голосе говорил о том, что он действительно очень хочет этого. ― Но до недавнего времени Фрейя занималась тем, что потрошила рыбу и вела домашнее хозяйство. И все же ты считаешь магию и пророчество достаточным основанием для того, чтобы она повела твоих воинов в бой, несмотря на то, что она ничего не знает о войне. Кажется, это идеальный способ всех убить.

Я поморщилась, но, учитывая, что Бьорн был прав, обижаться было глупо.

― В кои-то веки Бьорн рассуждает здраво. ― Голос Илвы испугал меня, поскольку я почти забыла о ее присутствии. ― Ты говоришь о войне с Харальдом, в то время как мы еще не заключили ни одного союза с другими ярлами. Давай сделаем первый шаг, а потом второй, чтобы не упасть.

― Именно это я и предлагал сделать, но вместо этого я стою здесь и слушаю вашу болтовню! ― Снорри издал раздраженный звук. ― Ты останешься здесь с Фрейей, а я продолжу разговор, который поможет достичь наших целей.

― Возьми с собой наших воинов, ― сказала Илва. ― Тебе нужно продемонстрировать силу, когда ты встретишься с другими ярлами.

― Они должны остаться, чтобы защитить Фрейю.

― Руны не позволят никому проникнуть внутрь.

Снорри покачал головой.

― Это слишком рискованно.

― Тебе нужно, чтобы ярлы поверили, что у тебя хватит сил выполнить обещанное, ― сказала Илва. ― Кроме того, Бьорн будет здесь с ней.

Снорри заколебался, потом сказал:

― Хорошо. Не выходите за пределы зала.

Его сапоги застучали по деревянному полу, а занавеска шевельнулась от дуновения воздуха, когда он открыл дверь и вышел.

― Мне нужно поспать. ― Тон Бьорна был холодным. ― Буди меня только в случае крайней необходимости.

― Ты мне еще ни разу не понадобился, Бьорн. ― Голос Илвы был таким же ледяным. ― И я думаю, что в ближайшие несколько часов это вряд ли изменится.

Я услышала скрип, с которым Бьорн опустился на кровать, и в комнате воцарилась тишина. Как и подобает мужчинам, его дыхание стало глубже, а в моей голове продолжали прокручиваться события, не давая мне успокоиться настолько, чтобы уснуть.

Каждый раз, когда я закрывала глаза, перед моим мысленным взором возникали видения богов, и этот странный коллективный голос звучал как гром: Фрейя, Рожденная в огне, дитя двух кровей, мы видим тебя. Что они имели в виду? Дитя двух кровей ― это было достаточно ясно, поскольку в моих венах текла как смертная, так и божественная кровь, как и у всех остальных детей богов. Что же такого они увидели во мне, что все разом ступили на землю смертных? Что во мне было такого особенного? Почему они решили, что я объединю нацию разрозненных кланов, которые из года в год совершали набеги и воевали друг с другом? Кланов, которые не хотели объединяться.

Потому что Бьорн был прав ― я не была воином-легендой, чья боевая слава вызывала бы благоговение и вдохновляла других следовать за мной. Не была я и одаренным оратором, чьи слова способны убедить даже самых упрямых скептиков.

Почему я? Почему не Бьорн или кто-то вроде него?

И… и почему богам было не все равно, объединятся ли Горные земли вообще? Сколько себя помню, мы были разделены, как и все остальные народы, поклонявшиеся нашим богам, кроме Северных земель. Что выиграют боги от этой перемены? Почему они выбрали для этого именно меня?

И почему из всех людей они хотели, чтобы конунгом стал Снорри?

Кто-то зашевелился, и я различила мягкий стук ног Илвы, когда она шла по залу. Затем занавес пошевелился.

Я напряглась, почувствовав сквозняк, уверенная, что мои предательские мысли призвали моего мужа обратно, но, когда ветер стих, никто не произнес ни слова.

Охваченная любопытством, я потянулась вниз и приподняла край занавески, заглядывая в темный зал. Бьорн лежал на кровати, но в остальном помещение было пустым.

Илвы не было.

Она просто вышла по нужде, сказала я себе. Спи, пока можешь, идиотка.

Перевернувшись на спину, я закрыла глаза, сосредоточившись на звуке дыхания Бьорна. Вот только это заставляло меня думать о нем. Снова перевернувшись на бок, я приподняла занавеску, затаив дыхание. Он лег на живот и сбросил с себя спальные меха, из-за чего обнажилась его голая спина.

Спи, Фрейя. Только для того, чтобы оторвать взгляд от его крепких мускулов, требовалась более сильная женщина, чем я когда-либо была. Я рассматривала его татуировки, вспоминая, как он вздрогнул, когда я дотронулась до метки бога на его шее. Татуировки на его плечах и спине были черными, и мне стало интересно, как далеко они простираются вниз после того, как исчезают за поясом его брюк, и что еще я обнаружу, если последую за ними.

Между моих бедер возникла боль, и я прикусила губу ― одна часть меня хотела плакать о том, что я обречена быть неудовлетворенной женой, а другая ― испытывала ярость от того, что это так. Если боги действительно благоволили ко мне, то они должны были послать привлекательного мужчину, который знал бы, как доставить удовольствие женщине. Вместо этого меня сначала отдали тому, кто относился ко мне в равной степени как к служанке и племенной кобыле, а затем ― женатому на другой женщине, хотя, по правде говоря, то, что мне не пришлось терпеть прикосновения Снорри, было милосердием.

Трудно сохранить самообладание, столкнувшись с женщиной, столь же прекрасной, как берег для человека, затерявшегося в море.

Никогда в жизни никто не говорил мне таких слов, и я позволила себе повторять их мысленно снова и снова, особенно когда вспоминала его прикосновения к моим рукам. Напряженность его взгляда, когда мы смотрели друг другу в глаза. Его тепло и силу, когда он обнимал меня, защищая от холода.

Я хотела почувствовать все это снова.

Это просто похоть, рычала я на себя. Смирись с этим и ложись спать.

Опустив занавеску, я перевернулась на спину и потянулась под меха, задирая подол платья. Я просунула руку в нижнее белье и ничуть не удивилась, обнаружив, что уже мокрая. Закрыв глаза, я провела кончиком пальца по центру своего удовольствия, представляя, каково это ― чувствовать пальцы Бьорна между бедер. Его руки были намного больше моих, сильные и мозолистые, но не менее ловкие. Поэтому я представила, что это он, а не я, ласкает меня. Скользит пальцами внутрь меня, а другой рукой обнимает мою грудь.

Прикусив губу, чтобы заглушить стон, я потянулась к вырезу платья, нащупала твердые и ноющие соски, желая, чтобы к ним прикоснулись. Я хотела, чтобы он всосал их в свой рот.

Я все глубже погружалась в свои фантазии, представляя, как он снимает с меня одежду и устраивается в колыбели моих бедер, надавливая твердыми пальцами на те места, где мои пальцы сейчас стремились достичь кульминации. Одна мысль об этом едва не заставила меня кончить.

Это не помогало мне справиться с моей похотью. Это только усугубляло ее.

Я знала это. Знала, что фантазии о Бьорне только заставят меня хотеть его еще больше, но мне было все равно.

Потому что я хотела. Хотела так много вещей, и мне казалось, что мне не суждено получить ничего из этого.

Освобождение было совсем рядом, и я погрузила пальцы в свою влажность, представляя, что это его член. Мое дыхание стало прерывистым, я чувствовала, как он заполняет меня.

Я была так близка. Почти на грани. Напряжение достигло пика….

И Бьорн зашевелился.

Я выдернула руку из-под меха, иррационально уверенная, что он почувствовал, что я делаю. Мое лицо раскалилось, и я ждала, что он сейчас выглянет из-за занавеса и обвинит меня в том, что я ублажала себя с его именем на губах.

Но вместо этого Бьорн почти бесшумно прошел к выходу из зала, занавеска поднялась и опустилась, когда он закрыл за собой дверь, оставив меня одну.

Выдохнув, я ждала, когда он снова войдет. Проходили секунды. Потом минуты, а мое беспокойство по поводу того, куда делись Илва и Бьорн, росло и росло, пока я больше не смогла оставаться на месте.

Тогда я поднялась на ноги.

Приоткрыв дверь, я выглянула наружу, ожидая увидеть Бьорна, прислонившегося к стене, или, по крайней мере, обнаружить его в поле зрения.

Но никого не было.

Хотя зал был защищен рунами, чтобы оградить всех, кто находится внутри, от недобрых намерений, мне все равно казалось неправильным, что он оставил меня одну и без охраны, особенно если учесть, что Снорри велел ему быть рядом.

Что происходит?

Мое беспокойство усилилось, и я приоткрыла дверь настолько, чтобы высунуть голову и плечи. Вдалеке между кострами двигались бесчисленные фигуры, но вблизи зала никого не было.

Оставайся под защитой рун. Предупреждение Снорри эхом отдавалось в моей голове. Я закрыла дверь и прислонилась к ней, но пульс не успокаивался. Илва, как я подозревала, отправилась на поиски мужа, возможно, потому, что не хотела, чтобы он договаривался с другими ярлами без ее присутствия.

Но где же был Бьорн?

От страха у меня свело желудок, а в голове крутились ответы, каждый из которых был хуже другого.

Наши враги хотели убить не только меня. Конунг Харальд недвусмысленно дал понять, что снова попытается взять Бьорна в плен. Что, если он и его солдаты ждали снаружи? Что, если бы они дождались, пока он выйдет помочиться, а затем ударили его по голове, пока он поливал дерево? Что, если они поняли, что им не прорваться через руны Илвы, и решили ограничиться одним пленником? Что, если прямо сейчас они тащат его вниз по южному склону горы?

Ты должна оставаться в зале, сказала я себе. Он защищен. Бегать по Фьяллтиндру в одиночку ― идиотское занятие. Жди возвращения Снорри.

Вот только я понятия не имела, когда это произойдет. А что, если я просижу здесь до утра, и Бьорна уже увезут в Северные земли?

Мне нужно было позвать на помощь, пока не стало слишком поздно.

Мой плащ лежал на скамье, и я быстро надела его, а также одну из оленьих масок, висевших на стене, молясь, чтобы другие участники праздника все еще носили свои, и я могла слиться с толпой. Затем я вышла в ночь.

Пробираясь между деревьями, я вглядывалась в тени, желая позвать Бьорна, но понимала, что это привлечет ненужное внимание. Поэтому я тихо шептала:

― Бьорн? Бьорн? ― а затем, в отчаянии, ― Илва?

Ничего.

Мне нужно было найти Снорри и остальных воинов. Нужно было рассказать им о случившемся, чтобы они могли помочь с поисками. Но, зная о намерении Снорри встретиться с другими ярлами, я понятия не имела, где его искать.

Подойдя ближе к веселящимся вокруг костров, я стала высматривать знакомые лица, понимая теперь, почему родители никогда не привозили меня в Фьяллтиндр. Куда бы я ни посмотрела, повсюду шатались мужчины и женщины, либо пьяные, либо одурманенные другими веществами, а те, кто не двигался, совокуплялись на виду у всех. Не только парами, но и группами по трое, четверо и больше, и, если бы я не была в полной панике, я бы разинула рот и пялилась.

Такие вещи приветствовались богами, которые наслаждались плотскими удовольствиями. Однако я сомневалась, что пирующими управляли боги, они были полностью поглощены собственными удовольствиями. Это было хорошо, потому что означало, что они не обращают на меня никакого внимания.

― Где ты, черт возьми, Снорри? ― прошептала я, хотя сердце кричало: ― Где ты, Бьорн?

Ритмичный стук барабанов эхом разносился в воздухе, пока я шла, но он не мог заглушить стоны удовольствия веселящихся, которые искали разрядки на земле или у деревьев, некоторые в масках, некоторые нет, и все они были незнакомцами. Возможно, среди них был и Бьорн. Возможно, он покинул зал в поисках более приятных занятий, полагая, что у меня хватит мудрости остаться под защитой рун. У меня скрутило желудок, но логика тут же прогнала эту мысль. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы он мог пойти на такой риск.

За исключением того, что он покинул зал по собственной воле. Возникал вопрос: почему?

Вопрос повторялся в такт барабанам, мой желудок скручивало, а грудь сжималась, каждый вдох давался с трудом.

Я пробиралась по узким тропинкам, искала, но ни одного знакомого лица так и не появилось. Меня била дрожь, руки и ноги подкашивались, когда я осматривала другие спальные залы, но по периметру их стояли стражники, присматривая за ярлами и их семьями.

Что, если они все мертвы? ― Это не так, ― шептала я в ужасе. ― Никто не посмеет убить их в пределах Фьяллтиндра. Это запрещено.

Я сделала еще один шаг по тропинке, и тут мой взгляд привлек свет из Зала Богов. Десятки ярких факелов окружали строение, и пока я наблюдала, перед ними прошла тень.

Подойдя ближе, я в конце концов разглядел лицо Торы. Если она была здесь, то и Харальд, несомненно, тоже, и если он схватил Бьорна, то именно здесь он его и держит. Тора с непримиримым выражением лица стояла со скрещенными руками перед входом. Хотя она была безоружна, а ее магия, как и моя, была ограничена силой этого места, она все же была вдвое больше меня, а это означало, что я не смогу пройти мимо нее, не оповестив о своем присутствии тех, кто внутри.

Черт.

Я обошла здание вокруг, желая, чтобы пирующие перестали смеяться, кричать и бить в барабаны, чтобы я могла, черт возьми, что-то услышать, но, зная свой народ, я понимала, что они будут веселиться до рассвета.

Единственная дверь охранялась Торой, а окон не было. Перешагнув через ручей, я остановилась ― если вода, струящаяся между статуями внутри, откуда-то вытекала, значит, в стене было отверстие. Пробираясь вверх по течению, я добрался до скалы, на которой стоял зал. Вода стекала по камню, издавая тихие журчащие звуки.

Нащупывая опору для рук, я полезла наверх, тихо ругаясь, когда рога на моей маске царапались о деревянную стену зала. От ледяной воды у меня онемели руки, но я едва замечала это, вглядываясь в узкое отверстие, через которое лилась вода. Мой взгляд сразу же устремился туда, где стоял Харальд.

Он что-то говорил, но я не могла разобрать слов из-за журчания воды и шума пирующих. Как и не видела лица того, к кому он обращался, ибо тот или те были скрыты от глаз статуей Локи. Я вглядывался в тени в поисках каких-либо признаков Бьорна, Илвы, Снорри или остальных наших спутников, но ничего не нашла. Тогда мой взгляд снова обратился к конунгу.

Он был разгневан, жестикулировал и указывал куда-то пальцем.

К кому он обращался?

― Неужели ты думал, что за это не придется заплатить? ― Я уловила некоторые из его слов в момент временного затишья и наклонилась вперед. ― …он уничтожит все, что тебе дорого, если… только так ты можешь быть уверен, что Снорри не…

При имени Снорри мое сердце пустилось в галоп, и я беззвучно прикрикнула на пирующих, чтобы они замолчали, когда они разразились песней.

― Хорошая мать защищает своего сына… делает все, что нужно, чтобы…

Громкие голоса пирующих заглушили остальное, но Харальд перестал жестикулировать, сосредоточившись на своем невидимом собеседнике.

Пение прекратилось.

― Значит, таков наш план, ― сказал Харальд. ― Он доверяет тебе. Иди… ― Громкий взрыв смеха заглушил все остальные слова Харальда, после чего он повернулся и вышел из здания, оставив того, с кем он говорил в зале, одного.

Мне нужно было увидеть, кто это.

Отверстие, через которое вытекала вода, было слишком узким, поэтому я быстро спустилась вниз и обогнула здание сбоку. Я притаилась в тени, ожидая увидеть, кто появится, но дверь оставалась закрытой. Тревога наполнила мою грудь, и я подкралась к двери, тихонько приоткрыв ее.

В зале по-прежнему горели фонари, освещая статуи, но не было никакого движения. Кто бы ни был здесь с Харальдом, он уже ушел.

― Черт, ― прорычала я, повернувшись в поисках убегающей фигуры, но все, что я увидела, были люди, танцующие вокруг костров вдалеке.

Кто это был? Кто был в сговоре с Харальдом?

Может, это кто-то из моих знакомых?

Хорошая мать защищает своего сына… Беспокойство наполнило мою грудь, и я стала рассматривать пирующих. Это не могла быть она. Не может такого быть

Сомнения заставили меня остановиться. Что мне делать? Искать шпиона? Продолжить поиски Бьорна? Попытаться найти Снорри, чтобы предупредить его?

Мимо меня, пошатываясь, прошла группа пирующих, один из которых едва не сбил меня с ног и громко крикнул:

― Присоединяйтесь к нам!

Я проигнорировала его и выпрямилась, но когда подняла голову, то увидела женщину в капюшоне, которая шла к залу, где я должна была спать.

И где должен был спать Бьорн.

Здание, защищенное только наложенными ею чарами, потому что она позаботилась о том, чтобы в нем не было стражи. И она это сделала для того, чтобы встретиться с Харальдом, потому что вместе с ним замышляла избавиться от Бьорна, чтобы освободить место для своего сына Лейфа.

Илва. Я была уверен в этом.

Мои руки сжались в кулаки, когда я смотрела, как она тянется к двери, уже предвкушая шок, который она испытает, когда поймет, что ни Бьорна, ни меня нет внутри. Когда она поймет, что ее план не сработал.

Рука Илвы сомкнулась на ручке, открывая дверь, но когда она переступила порог, словно один из богов взмахнул могучим кулаком, отбросив ее назад. Она приземлилась прямо на задницу в полудюжине шагов от двери.

Я чуть не закричала от восторга. Ее собственная защита сработала против нее, запретив вход всем, кто хотел навредить нашим планам. Отказывая ей во входе.

Моя радость была недолгой, когда чьи-то руки сомкнулись на мне, оттаскивая назад к деревьям.



Глава 20

Я вырвалась из рук нападавшего, замахнулась кулаком на темную фигуру и тут же отпрянула, когда узнала в темноте Бьорна.

― Что ты здесь делаешь, Фрейя? — прошипел он. ― Кто угодно мог схватить тебя.

Облегчение разлилось по моим венам, но на смену ему пришло раздражение.

― Где ты был?

― Мне нужно было кое с кем поговорить, ― сказал он. ― Когда я вернулся в зал, тебя уже не было. Я искал тебя. Где ты была?

― Искала тебя. И шпионила. ― И тут я проговорилась: ― Илва заодно с Харальдом.

Он застыл на месте.

― О чем ты говоришь?

― Я подслушала их разговор в Зале Богов, ― прошипела я. ― Она сговорилась с ним убить тебя, чтобы Снорри объявил наследником Лейфа.

Молчание.

Помедлив, Бьорн спросил:

― Ты видела, как Илва говорила с Харальдом?

У нас не было на это времени. Нам нужно было найти Снорри.

― Я не видела ее, но слышала достаточно. Я… ― Мои слова оборвались, потому что я увидела, как сквозь деревья среди пирующих шли воины, выглядевшие невероятно трезвыми, и изучали лица всех, кто попадался им на пути.

― Я не знаю, убедила ли она его похитить тебя или он все еще планирует тебя убить, ― прошептал Бьорн, а затем потянул меня за руку. ― Мне нужно доставить тебя к моему отцу и его воинам.

― Где он? ― прошипела я, споткнувшись о корень, когда торопливо шла за ним.

― Встречается с другими ярлами. Сюда.

Мне пришлось перейти на бег, чтобы не отстать, но Бьорн вдруг резко остановился. Впереди нас среди деревьев тоже показались люди с факелами. Мы повернулись, но позади было еще больше людей.

― Сколько воинов у Харальда? ― От страха у меня заледенели руки, потому что бежать было некуда. Мы были безоружны, и такое количество мужчин точно нас одолеет. Им останется только вытащить нас за пределы Фьяллтиндра и сбросить с горы.

― Слишком много. ― Бьорн повернулся ко мне. ― Нам придется прятаться на виду.

Я чувствовала, как колотится его сердце, когда моя рука прижалась к его груди, как участилось дыхание, выдавая его страх и усиливая мой собственный.

― Как?

― Ты доверяешь мне?

Больше, чем следовало бы, подумала я, но лишь кивнула.

― Да.

― Подыграй, ― сказал он и откинул капюшон плаща. Я не успела и глазом моргнуть, как его рот накрыл мой.

На секунду я замерла, настолько ошеломленная тем, что Бьорн целует меня, что не могла пошевелиться. Не могла думать. А потом инстинкт взял верх, мои руки обвились вокруг его шеи, и я поцеловала его в ответ.

Бьорн замер, и я подумала, не ожидал ли он, что я дам ему пощечину, а не отвечу взаимностью. Но я не только понимала, что эта уловка может спасти наши жизни, я хотела, чтобы Бьорн поцеловал меня.

И я не хотела, чтобы на этом все закончилось.

Удивление Бьорна исчезло в одно мгновение, его руки подхватили меня за бедра и подняли, мои ноги обвились вокруг его талии, а плечи прижались к дереву за спиной. Его губы снова нашли мои, дыхание стало горячим, а заросший щетиной подбородок царапал мою кожу, пока он поглощал меня.

В этом не было ничего сладкого. Ничего нежного.

А значит, это было именно то, чего я хотела. То, что мне было нужно в этот момент, и я получала то, о чем мечтала, несмотря на опасность, подступающую все ближе.

Хотя я знала, что мы целовались, чтобы отвлечь внимание и воины прошли мимо нас, это показалось настолько далеким, когда язык Бьорна скользнул в мой рот, поглаживая мой. У него был вкус медовухи, и с каждым вдохом я ощущала запах хвои, снега и ветра над фьордом. Это пробудило во мне что-то дикое, и я крепко сжала ноги, притягивая его ближе к себе, а моя юбка задралась до бедер.

Сосновые иголки хрустнули, когда шаги приблизились, и я отпрянула назад, прикусив нижнюю губу и встретив его взгляд.

― Этого недостаточно, чтобы тебя не решились прервать, Бьорн, ― сказала я тихо. ― Сделай это убедительно.

― Боги, женщина, ― прорычал он, а затем его рот снова оказался на моем, его язык дразнил мои губы, пока он одной рукой отпускал мою задницу. Потянувшись вверх, он ухватился за шнуровку моего платья и резким рывком распустил ее.

Шаги приближались, и в моем сердце зародились сомнения в том, что это сработает. Во мне росла уверенность, что они не поверят нам и потребуют увидеть наши лица.

Сердце билось в учащенном ритме, когда я отпустила Бьорна настолько, чтобы потянуть платье вниз, сползающая ткань лифа царапала грудь, заставляя спину выгибаться. Мои плечи плотно прижались к дереву, и рога на маске скребли по коре в соблазнительном ритме, когда я прижалась к нему бедрами. Ночной воздух поцеловал мои соски, и от его медленного выдоха они стали твердыми, и с моих губ сорвался стон, когда он обхватил одну грудь и большим пальцем провел по вершинке.

Никогда в жизни меня так не целовали. Не прикасались. И боги, это заставляло меня чувствовать то, что я считала невозможным. То, что я считала лишь разговорами, преувеличениями и сказками, но ноющее желание, нарастающее между бедер, говорило мне, что я сильно ошибалась. Мне хотелось содрать одежду с его тела и попробовать на вкус каждый его дюйм. Хотелось избавиться от платья и узнать, каково это ― чувствовать его глубоко внутри себя.

Это безумие, кричали последние остатки логики во мне. Тебе нужно бежать! Тебе нужно спрятаться!

Я проигнорировала предупреждение и уперлась пятками в поясницу Бьорна, скользнув одной ногой вниз, чтобы найти пояс его брюк и потянуть их вниз. Почувствовав жар его голой задницы под своей лодыжкой, я прикусила его губу, наслаждаясь тем, как он стонет мне в рот. Передняя часть его брюк оставалась зажатой между нашими бедрами, но это нисколько не скрывало твердую длину его члена. Боже, помоги мне, он был возбужден так же, как и я, а это означало, что ни один из нас не мог мыслить здраво. Но мне было все равно ― я терлась о него, ткань скользила по моей чувствительной плоти, а тело становилось горячим и влажным от нарастающего внутри меня напряжения. Я хотела этого, хотела его. Я буду наслаждаться этим моментом вплоть до той секунды, когда меня поймают, а потом я буду сражаться.

И им не будет пощады за то, что они украли у меня этот момент.

― Нам нужно увидеть ее лицо.

Я напряглась, услышав это требование. Но Бьорн прорычал:

― Она занята. А теперь отвали, пока я не нарушил покой Фьяллтиндра.

Спрятав лицо, я лишь вызвала бы подозрения, поэтому, доверившись маске, я отодвинулась назад, ударившись плечами о дерево.

― Заткнись и трахни меня, ― громко вздохнула я. Оба воина уставились на мою грудь, а не на лицо в маске, и я молча поблагодарила мужчин за предсказуемость.

Но они не уходили.

Уходите, взмолилась я, но голос разума заглушила моя распутная часть, требовавшая, чтобы Бьорн довел это представление до конца. Та часть меня, которой нужен был его член глубоко внутри меня. Она победила. Она скакала на нем, как дикое животное, и освобождение было все ближе.

Но мужчины все еще оставались, наблюдая за происходящим.

Паника смешалась с моим желанием, сердце разрывалось от напряжения, и все это потонуло в ужасе, когда Бьорн откинул капюшон, открывая свое лицо.

― Должно быть, ты действительно желаешь смерти.

Что он делает?

Я сжала руку в кулак, готовясь к тому, что мужчины узнают его и нападут, но они лишь рассмеялись.

― Надеюсь, она того стоит, Бьорн.

И они пошли дальше.

Шок пронзил меня. Это сработало. Они ушли.

Но почему?

― Почему они просто ушли? ― прошептала я, глядя им вслед. ― Харальд договорился с Илвой убить тебя. Я слышала их.

― Ты приведешь на трон конунга, Рожденная в огне. Единственная жизнь, о которой заботится Харальд, ― это твоя, ― сказал Бьорн, и тон его голоса заставил меня снова обратить на него взгляд. Он смотрел на меня сверху, лунный свет падал на его слишком красивое лицо. Выражение было странным, почти благоговейным, и мы долго не могли отвести глаза друг от друга.

Затем он покачал головой и отвернулся от меня.

― Ты была очень убедительна.

Меня охватило смятение. Он решил, что я притворяюсь, что хочу его? Подумал, что все это не более чем спектакль, чтобы сбить воинов Харальда со следа?

В животе у меня образовалась пустота, и я позволила своим ногам соскользнуть с его талии, поправляя лиф платья так, чтобы прикрыть грудь. Я с болью осознавала, что между бедер у меня скользко, а внутри ноет от потребности, которая не была удовлетворена и никогда не будет удовлетворена.

Но это было привычное разочарование. Ничто не могло сравниться с болью в моем сердце, потому что я подумала…

Ты идиотка, Фрейя.

Меня чуть не похитил главный враг Горных земель, а я беспокоюсь о своих проклятых чувствах.

Глубоко вздохнув, я сказала:

― Почему это сработало, Бьорн? Почему они не потребовали показать мое лицо?

Его хватка на моих бедрах ослабла, затем он убрал руки.

― Потому что они знают, что я не настолько глуп, чтобы наставлять рога собственному отцу.

Очевидно, я была единственной, кому хватило бы глупости сделать это.

Крики и суматоха вернули мое внимание к залу. Снорри стоял перед открытой дверью и отдавал приказы.

Я должна была почувствовать облегчение, но рядом с ним стояла Илва, и вид этой вероломной суки наполнил меня яростью. Мне захотелось пересечь пространство между нами и надавать ей по заднице, прежде чем рассказывать о том, что она сделала, даже если у нее ничего не вышло.

Рука сомкнулась на моем запястье, и я посмотрела в глаза Бьорна.

― Не надо, ― сказал он. ― Если ты будешь выдвигать обвинения без доказательств, мой отец тебе не поверит.

― Именно она убедила его увести с собой всех воинов. Чем это не доказательство?

― У нее были веские причины. Он доверяет Илве, и он знает о напряжении между вами. Он расценит твои слова как попытку опорочить ее из ревности.

― Я не ревную к ней. ― Слова вырвались у меня сквозь зубы. ― Я хочу столкнуть ее со скалы.

Вместо того чтобы ужаснуться такой мрачной правде, Бьорн рассмеялся.

― Так говорят все ревнивые женщины.

Я окинула его равнодушным взглядом, но он лишь ухмыльнулся.

― Иди. И попридержи язык, потому что тебе выгодно, чтобы те, кто замышляет что-то против тебя, считали тебя неосведомленной.

Он был прав, но мне все равно хотелось скрежетать зубами от мысли, что Илве сегодня все сойдет с рук. Мне нужно было быть умной, нужно было действовать стратегически, но я так устала. Усталость, рстерянность и неудовлетворенность. На глаза навернулись слезы, и я проклинала себя за то, что так сильно переживаю из-за какой-то ерунды.

Вывернувшись из хватки Бьорна, я сделала два шага, а затем замерла, когда он сказал низким голосом:

― Это не у тебя есть причины для ревности, Фрейя.

Меня пробрала дрожь, хотя я и не знала почему. Илва ревновала ко мне не больше, чем я. Не отвечая, я сняла оленью маску и бросила ее в кусты, а затем прошла сквозь пирующих к месту, где стоял Снорри, все еще выкрикивающий приказы.

Его глаза уставились на меня и расширились.

― Куда ты ходила? Почему ты покинула зал?

― Я проснулась и обнаружила, что осталась одна. ― Поколебавшись, я добавила: ― Я испугалась, что с тобой что-то случилось и отправилась на поиски. ― Лучше пусть он поверит в это, чем в правду.

Хмурый взгляд Снорри смягчился, а Илва нахмурилась.

― Зал под защитой. Ты поступила по-идиотски, когда ушла.

Я прикусила язык и опустила голову, и, к моему удивлению, Снорри огрызнулся:

― Где ты была, Илва? Ты не должна была выходить из зала, как и она!

― С ней оставался Бьорн, ― ответила она. ― Интересно, где он сейчас?

Снорри окинул взглядом окружающих, а потом сосредоточился на Илве, и его голос стал холодным.

― Ты не ответила на мой вопрос.

У него возникли подозрения, и, хотя это произошло по неверным причинам, я ждала, что Илва начнет оправдываться.

Мне не следовало надеяться.

Правительница Халсара подняла подбородок и устремила взгляд на мужа.

― Ты хочешь знать, где я была? Я была с…

― Она была со мной.

При звуке этого голоса все обернулись.

К ним приближалась высокая женщина. На ней была одежда воина, кроме оружия, а по пятам за ней следовала дюжина других женщин, одетых так же. По возрасту она была, пожалуй, ровесницей Снорри, ее посеребренные волосы были заплетены в боевые косы, а на голых руках виднелись поблекшие шрамы. Остановившись, она засунула большие пальцы в пояс.

― Ярл Снорри.

Его челюсть сжалась.

― Ярл Бодил.

Я ахнула. Я ничего не могла с собой поделать. Бодил была знаменитой воительницей и единственной из живущих женщин, имеющей титул ярла. Но кроме того, она была дочерью бога Форсети18, способной отличить правду от лжи, кто бы что ни говорил. А это означало, что, если Илва лгала о том, что делала, Бодил об этом знала.

А вот станет ли она делиться этой информацией ― вопрос другой.

― Илва встречалась со мной, чтобы обсудить союз, ― сказала Бодил. ― Учитывая то, чему я стала свидетелем сегодня ночью ― сами боги спустились к смертным, чтобы принять жертву Фрейи и признать ее своей, ― я увидела в ее предложении смысл. Я последую за девой щита в битву против наших общих врагов.

Ее слова потонули в шуме, потому что в них не было смысла. Илва была с Харальдом, а не с Бодил. Я видела…

А что я видела?

Ответ на этот вопрос был один ― ничего. Но Харальд с кем-то разговаривал, и то, что я слышала было компрометирующим, кроме того, я видела, как Илва не смогла пройти через свои руны в зал.

Но ты не видела ее лица. В моей груди зародились первые зерна сомнения, что, возможно, я поспешила с выводами. Но все, что я видела, все, что слышала… все указывало на Илву.

― Я принимаю твою верность, ― наконец сказал Снорри, и по тону его голоса было понятно, что он хотел бы, чтобы это прозвучало от кого угодно, только не от нее.

― Моя верность ― деве щита, а не тебе.

Лицо Снорри потемнело, но Илва встала между ними.

― Она замужем за Снорри, так что это одно и то же. ― Встретившись взглядом с мужем, она добавила: ― Бодил давно дружит со мной, так что на ее верность мы можем рассчитывать.

Снорри ничего не мог на это возразить, и все присутствующие это знали. Учитывая, что он ничего не сказал о том, что убедил других ярлов присоединиться к нему сегодня, я сомневалась, что ему это удалось. Ему нужен был союз, и он не мог позволить себе быть слишком избирательным, с кем его заключать. Мышцы на челюсти Снорри ходили ходуном ― вероятно, его гордость боролась с разумностью, ― но он кивнул.

― Давайте выпьем за первые шаги по пути, предсказанному богами.

Кто-то принес кувшин с медовухой, и Снорри поднял его.

― За единые Горные земли! ― проревел он, и все закричали ― Скол! ― поднимая тост за союз, пока кувшин передавали по кругу. Когда он дошел до меня, я сделала глоток и пробормотала ― Скол, ― но, когда я передавала его, по моей шее побежали мурашки.

Повернувшись, я увидела Бьорна, приближающегося к нам с мрачным выражением лица.

― Где ты был? ― потребовал ответа Снорри. ― Почему ты оставил Фрейю одну?

― Мне нужно было поговорить с провидицей, ― сказал Бьорн. ― Я отсутствовал совсем недолго, но, когда вернулся, Фрейи уже не было. Я искал ее, но вижу, что с ней все в порядке.

― Ты с ума сошел? ― зарычала Илва. ― Зачем тебе рисковать и разговаривать с провидицей другого ярла?

Бьорн пожал плечами.

― Провидицы всегда говорят правду, опасаясь гнева Всеотца. Мне нужен был совет.

Я взглянула на Бодил, чтобы понять, не распознала ли ее магия ложь на его губах, но лицо ярла выражало лишь любопытство.

Глаза Снорри прищурились.

― Что же такого сказала провидица, что стоило оставить Фрейю одну?

― Она сказала мне, что в неохраняемом очаге разгораются самые жаркие угли, а в заброшенном зале самые сухие щепки.

Мой пульс участился, а глаза Илвы расширились.

― Халсар.

Бьорн пожал плечом.

― Она не уточнила.

― Мы не можем ждать до рассвета! ― Илва надвинулась на Снорри. ― Мы должны выступить сейчас. Пошли весть Рагнару, чтобы он вернулся и предотвратил беду, которую предвидит эта провидица.

― Это испытание, ― пробормотал Снорри, глядя на нее отрешенными глазами. ― Боги проверяют мою преданность. Заставляют меня выбирать между тем, что у меня есть, и тем, чего я могу достичь.

― Мы оставили наш народ без защиты, ― вскричала Илва. ― Все наши воины здесь или у подножия этой проклятой горы. Женщины и дети остались одни.

К горлу подкатила тошнота, когда я вспомнила, что сказал мне Бьорн в ночь нападения Гнута, что Снорри ценит своих воинов больше, чем невинных, и готов пожертвовать последними во имя первых. Потому что именно воины приведут его к короне, а не беспомощные дети.

Однако эти самые воины беспокойно переминались с ноги на ногу, ведь это были их друзья и семьи, которых мы оставили без защиты. Некоторые из них, казалось, были готовы высказаться, но тут Снорри возвысил свой голос над толпой.

― Сами боги сошли сегодня на землю смертных, чтобы почтить деву щита, которая объединит Горные земли под властью одного конунга. Создаст единую армию, которую мы поведем против наших врагов без всякой пощады. Вместе нам по силам победить врага, когда он покинет пределы Фьяллтиндра, но ты предпочитаешь бежать домой, опасаясь неясных пророчеств провидицы?

Мне стоило большого труда не закатить глаза от его лицемерия.

Расправив плечи, Снорри прошелся среди воинов.

― Разве вы не понимаете? Это испытание! Испытание не только вашей веры в деву щита, но и веры в самих богов, ибо она ― их избранница.

Мне стало не по себе: я не хотела быть причиной того, что эти мужчины и женщины бросят свои семьи на произвол судьбы.

Словно услышав мои мысли, Снорри воскликнул:

― Судьбы тех, кто остался в Халсаре, уже сплетены, и будут ли они жить или умрут в наше отсутствие, уже известно богам. Но судьба девы щита не определена, и нити наших судеб зависят от нее. Давайте же встанем на защиту Хаммара и свершим возмездие нашему главному врагу, конунгу Харальду из Северных земель. Давайте отомстим!

В голове крутилась мысль о том, что все жизни предопределены, кроме тех немногих из нас, в чьих жилах течет хоть капля крови бога. Что, стоя одной ногой в смертном царстве, а другой ― в божественном, правила, связывающие всех, включая богов, не действуют. Мысль о том, что мои действия могут зацепить и запутать нити судеб окружающих меня людей, заставив их выстроиться не так, как было задумано Норнами. И это заставляло меня задуматься, насколько широки мои возможности. Могу ли я изменить судьбы тех, кто живет в Халсаре?

― Скажи мне, ― прорычал Снорри, ― побежишь ли ты назад, к тем, чья судьба уже решена, или встанешь в стену щитов с тем, кому благоволят боги? Выбирай!

Уничтожить нашего врага или защитить наш дом. Я сжала руки в кулаки, потому что альтернативой было сжать голову. Все это было выше моих сил, это царство великих мыслителей, а не жен рыботорговцев.

Вот только я больше не была женой рыботорговца.

Я была Фрейей, дочерью Хлин и правительницей Халсара, и именно это заставило меня говорить.

― Что толку в мести, когда все, кого мы знаем и любим, мертвы? Какую славу мы почувствуем, победив врага, если не вернемся к огню очага? Может быть, Норны и соткали судьбу Халсара, но вместе мы заставим их сплести новый узор, и, опираясь на силу наших семей и союзников, мы обратим наши взоры на север, чтобы отомстить!

Воины вокруг зааплодировали, и в моей груди потеплело от облегчения, которое я увидела в их глазах. Не только потому, что я избавила их от необходимости выбирать между честью и семьями, но и потому, что у меня была сила изменить то, что увидела провидица.

В моих силах было спасти Халсар.

Однако не все улыбались. Челюсть Снорри была напряжена, губы сжаты в тонкую линию. Его больше волновала победа над Харальдом, чем жизни людей в Халсаре, и я украла у него возможность отомстить. Но также я подозревала, что заслужила его гнев тем, что вообще посмела принять решение. Люди, которыми управляли, не могли выбирать ― выбор делали за них.

Он посмотрел на своих воинов, которые подняли руки, приветствуя мои слова, и сказал:

― Пусть Харальд бежит домой в Северные земли, пусть прячется, ибо с каждым днем, пока он ускользает от нас, мы будем становиться сильнее. Когда богам будет угодно, мы нанесем свой удар, и месть свершится!

Мужчины и женщины кричали о своем согласии, обещая пролить кровь, и я сама сгорала от предвкушения этого момента, когда бы он ни наступил.

― Приготовьтесь, ― крикнул Снорри. ― Мы выступаем, и если боги будут с нами, мы увидим подножие этой горы еще до рассвета.

Все превратилось в организованный хаос, моя одежда ― все еще грязная и вонючая ― снова оказалась на моем теле вместе с кольчугой, а затем мы зашагали к воротам Фьяллтиндра, где годар ждал нас с оружием.

Когда мы переступили порог, топор Бьорна вспыхнул, освещая нам путь вниз. Я хотела спросить его, почему он покинул зал. Почему он пошел поговорить с провидицей, когда угроза, окружавшая нас, была так велика.

И больше всего ― что нам делать с тем, что между нами произошло.

Этот вопрос приводил меня в ужас, и это подтверждало, что меня беспокоит то, что произошло. Слишком, слишком сильно. Поэтому вместо этого я спросила:

― Ты веришь, что будет битва?

Бьорн долго молчал, а потом сказал:

― Моя мать однажды сказала мне, что проблема с предсказаниями заключается в том, что ты никогда по-настоящему не понимаешь их, пока они не сбудутся.

Я нахмурилась.

― Тогда почему ты потрудился спросить провидицу о Халсаре?

― Вот в чем беда с провидицами, ― сказал он, отходя в сторону, когда Бодил подошла ко мне, а ее воительницы окружили нас. ― Они редко отвечают на вопрос, который ты задаешь.



Глава 21

При свете факелов мы спускались по южному склону Хаммара. Никто не разговаривал, требовалось все наше внимание, чтобы не поскользнуться на коварной тропе. И все же, несмотря на опасность малейшей оплошности, которая могла привести меня к гибели, в голове мелькали воспоминания. Ощущение губ Бьорна, наши сплетенные языки, его вкус, ощущаемый как пряность. Его руки на моем теле, мои ноги, обхватившие его талию, его твердость, трущаяся о мое лоно, когда я прижималась к нему. Каждый раз, когда под моими ногами осыпались камни или я спотыкалась о корень, я возвращалась к реальности и чувствовала, что мои щеки раскраснелись, а бедра были мокрыми от жаркого желания, в моем сердце расцветал стыд.

Как я могла зайти так далеко?

Легко было сказать себе, что мы сделали то, что должны были сделать, но это послужило лишь толчком. Дальнейшее было вызвано лишь желанием, моим желанием, и, хотя тело Бьорна отреагировало, это произошло лишь потому, что он был мужчиной, а мужчины мало что могут контролировать в таких вещах. Он был предан своему отцу, а я поставила эту преданность под сомнение. Опозорила себя и его, и каждый раз, когда он протягивал руку, чтобы поддержать меня, меня охватывало чувство унижения.

И все же, несмотря на все мое самобичевание, между нами словно натянулась струна, мое ощущение его близости никогда не ослабевало, и я могла бы поклясться, что, даже если бы мои глаза были закрыты, я могла бы дотянуться до него с безошибочной точностью. Мои глаза сами собой устремлялись к нему, лишь сила воли заставляла их вернуться обратно, а уши навострялись каждый раз, когда я слышала его голос.

Ты глупая, влюбленная дура, рычала я на себя. На карту поставлены жизни, а ты вожделеешь мускулов и смазливого личика. Веди себя как взрослая женщина, а не как девчонка, у которой никогда не было мужчины между ног.

Это нечто большее, протестовало мое сердце. Это больше, чем просто похоть.

Именно это пугало меня больше всего. Похоть я могла удовлетворить сама. Но эмоции, пылающие в моей груди? Это было не то, что можно удовлетворить ловкими пальцами в темной комнате. И уж точно не мной.

Я испытала облегчение, когда в лучах рассвета показалась деревня у подножия горы, а рядом с ней ― многочисленные стоянки, полные лошадей, и все под разными знаменами. Одно из них принадлежало Снорри. Должно быть, те, кто стоял на страже, узнали нас, потому что я не успела пройти и десятка футов, как к нам подошел Рагнар.

― Господин, ― сказал он, ― мы не ждали вас так скоро.

― На Халсар может быть совершен набег. ― Голос Снорри был резким. ― Сворачивайте лагерь и готовьте лошадей. Мы должны спешить.

Бодил и ее воительницы отправились в свой лагерь, а мы двинулись к своему. Когда мы приблизились, из палатки вышла знакомая фигура, ее платье и плащ были грязными, а лицо ― изможденным.

― Я рада видеть вас в добром здравии, господин, ― сказала Стейнунн, затем обратилась к Илве: ― И вас, госпожа. ― Бьорна она проигнорировала, но обратилась ко мне: ― Я хочу услышать твою историю, Фрейя, Рожденная в огне. ― Голос ее был холоден, выражение лица каменное, что-то в ее взгляде вызывало неприятные ощущения, от которых у меня скрутило живот.

― Она устала, ― прорычал Бьорн. ― В то время как ты спокойно отдыхаешь в лагере, Фрейя уже несколько дней почти не спит.

― Напротив, ― огрызнулась скальд, ― я прибыла в лагерь час назад, потому что этот идиот с лошадьми ушел раньше… Она замолчала, когда Бодил подошла к ней, склонив голову. ― Ярл Бодил.

Крупная женщина окинула ее внимательным взглядом, а затем сказала:

― Прошло много месяцев с тех пор, как ты в последний раз удостаивала Бреккур своим присутствием, Стейнунн. Я с нетерпением жду выступления.

― Я расскажу историю о том, как Фрейя победила драугов и достигла вершины Хаммара.

― Откуда ты знаешь, что именно это произошло? ― спросил Бьорн. ― Возможно, туннели были пусты, и мы просто поднялись на вершину.

Скальд бросила на него испепеляющий взгляд, но прежде, чем все еще больше усугубилось, я сказала:

― Это была великая битва, и я расскажу тебе о ней, как и обещала.

― Поскольку ты ясно дал понять, что не хочешь ничего мне рассказывать, Бьорн, ― сказала Стейнунн, ― может быть, ты позаботишься о наших лошадях?

Глаза Бьорна прищурились, но Бодил сказала:

― Я останусь с Фрейей, Огнерукий. Я очень хочу услышать эту историю.

― Все в порядке, ― сказал я ему, ― я не буду упоминать об обделавшемся Бьорне.

Бодил закашлялась только что выпитой водой, но Бьорн лишь ухмыльнулся.

― К моему счастью, магия скальдов показывает только правду.

Я ухмыльнулась в ответ, стараясь не обращать внимания на то, как внутри все сжимается от волнения.

― Если я в это верю, то разве это не правда?

― Моя репутация уже пошатнулась, Рожденная в огне, ― ответил он. ― Я ухожу, чтобы не подвергать ее еще большим нападкам.

Повернувшись, он зашагал к стражникам, а я оторвала взгляд от его фигуры и увидев, что Бодил наблюдает за мной, смущенно сказала:

― На самом деле все было не так…

― Может быть, начнем с самого начала, ― сказала ярл и ткнула пальцем в Стейнунн, которая смотрела в землю. ― Будь внимательна, девочка, ты же не хочешь что-то упустить.


***


Я говорила до тех пор, пока не охрипла настолько, что у меня заболело горло, рассказывая о нашем путешествии по кишащим драугами туннелям. О наших сражениях, о том, как моя магия защитила меня, чтобы я могла взять топор Бьорна, и о том, как боги вмешались в последние мгновения, когда казалось, что все потеряно, чтобы утащить оставшихся тварей в Хельхейм. К счастью, моменты, которыми я не хотела делиться, не были насыщены событиями, и никто, казалось, не замечал их отсутствия. Бьорн упорно отказывался участвовать и оставался в хвосте колонны.

Рассказ помог мне не думать о нем, но он также помог отвлечься тем, с кем я ехала, и кто боялся за свои семьи в Халсаре. Но когда солнце стало клониться к закату, а Илва настояла на том, чтобы мы ехали при свете факелов, меня сморил сон. И в глубинах моего разума я не была защищена от воспоминаний.

Я снова стояла на крыше большого зала Халсара, но на этот раз все горело. Люди бежали с криками, их одежда пылала, а воины-тени преследовали их и рубили мечами, разбрызгивая черную кровь, даже когда их жертвы с криками падали. А я ничего не могла сделать. Не могла сдвинуться с места, будто мои ноги были прикованы к крыше зала, а тело застыло на месте. Все, что я могла, ― это кричать и кричать, ибо я навлекла на них всех это.

Я резко выпрямилась, и только веревки, привязывающие меня к седлу, удержали меня от падения с лошади.

― У тебя беспокойные сны.

Моя голова метнулась влево, где скакала Бодил, ведя за собой мою кобылу. Хотя она оставалась рядом со мной всю дорогу и слушала каждое слово моего рассказа, о себе она почти ничего не сказала. Логически я понимала, что должна быть осторожна, что говорю, ведь она распознает любую ложь, а у меня есть секреты, которые я должна хранить, но в ее присутствии было что-то успокаивающее, заставляющее меня признаться в своих страхах.

― У меня неспокойная жизнь, ― наконец ответила я. ― Эти проблемы проникают в мои сны.

Она слегка наклонила голову.

― Ты переживаешь за тех, кто живет в Халсаре, несмотря на то что он совсем недавно стал твоим домом?

― Да. ― Сдвинувшись в седле, я молча приказала тем, кто ехал впереди меня, прибавить скорость, чтобы разговор стал невозможен. ― Их оставили без защиты из-за меня.

― Это было решение Снорри, а не твое.

Точно так же, как он решил пожертвовать рабами для отвлечения внимания во время восхождения на Фьяллтиндр, но мне не становилось от этого легче.

― Я не хочу, чтобы кто-то умирал из-за меня, особенно невинные люди.

― Если такова их судьба, значит, такова их судьба.

Я нахмурилась, хотя она говорила правду, которую я слышала всю свою жизнь.

― Я сама плету свою судьбу, Бодил, как и ты. Как и все дети богов. Если, изменив свой путь, я смогу изменить их, почему бы мне не попытаться?

― Я не говорила, что тебе не следует этого делать. ― Бодил пришпорила коня, объезжая куст. ― Но как ты узнаешь, изменил ли твой выбор что-нибудь?

― Если все в Халсаре будут живы, это будет подтверждением, потому что это будет отличаться от того, что предрекла провидица.

― Возможно. ― Бодил надолго замолчала. ― А может, слова провидицы означали не то, что предположила Илва. Возможно, она говорила о моменте, который наступит в далеком будущем. А может быть, ― она окинула меня долгим взглядом, ― о другом месте, нежели Халсар. Только боги знают наверняка.

Загрузка...