Судьба открытия. Роман

5

Девятьсот тридцать пятый год. Наступил июль, а летняя погода все никак не устанавливалась. То налетит холодный ветер, мчатся рваные на клочья, облака, то дождь зарядит на неделю.

Стрельцово - это даже не город: только крупный рабочий поселок. Здесь узловая станция, железнодорожное депо, несколько фабрик. Вплотную к поселку прилегают живописные окрестности - поля, речка, дубовые рощи на пологих холмах. На десятки километров вокруг расположен очень плодородный сельскохозяйственный район. Вблизи от поселка добывают ценную глину, из которой тут же, на керамическом заводе, делают прекрасный огнеупорный кирпич.

Дома кирпичного завода составляют одну из окраин Стрельцовского поселка. Они благоустроены, окружены садами и угодьями. В отдельном особняке живет директор завода, в другом таком же - главный инженер.

Директор - человек молодой. А главный инженер работает здесь уже лет двадцать - это он построил и усовершенствованные печи на заводе, канатную дорогу, и большинство из заводских жилых домов. На вид он еще крепкий старик, хоть ему уже за шестьдесят. В поселке все его знают и все ему при встрече кланяются. Смолоду, как говорят о нем, он служил на угольных шахтах в Донбассе. Там - еще в царское время - у него были какие-то неприятности. Еще до революции он переехал в Стрельцово да так тут и остался навсегда.

Свою жену, худощавую старушку, он называет, как девочку, Зинуша. С ней изредка бывает в клубе, если в Стрельцовском клубе кино или случится хороший спектакль; они усаживаются в кресла и молча, даже чопорно сидят, иногда обмениваясь взглядами. У себя дома пожилая инженерша каждый день играет на рояле.

Детей у Терентьевых нет. Живут они размеренно, хозяйственно и обеспеченно.

А сегодня в инженерском доме дым коромыслом: моют и без того чистые полы, на кухне чад - жарят телятину, баранину, взбивают яйца, толкут что-то в ступке, месят сдобное тесто. Инженерша Зинаида Александровна, хотя и позвала себе в помощь трех соседок, все равно хватается за голову. Нет-нет - охнет, оглянется на часы. Лишь бы успеть! Сегодня к ним приезжают гости: сестра Ивана Степановича, Зоя, со своим новым мужем - профессором Зберовским.

Зоя писала, будто ее нынешний муж, правда очень давно, встречался с Иваном Степановичем - еще бог знает когда, на Харитоновском руднике. Зинаида Александровна настойчиво спрашивала: «Ванечка, да какой же он?» А Иван Степанович только плечами пожимает. Совершенно не помнит, забыл.

Терентьевы лет десять не виделись с Зоей. В позапрошлом году она обещала приехать - не смогла, не хотела ехать без мужа: профессор и в каникулы работал; в прошлом году у Зберовского снова были дела. А сейчас наконец они едут. Поживут здесь немного, потом отсюда дальше - куда-то на курорт.

Как раз, на счастье, после холодов выдался теплый-теплый день. Хорош был вечер. И вот долгожданные гости уже у Терентьевых.

Новый родственник Зинаиде Александровне понравился. Он оказался скромным, простым. Если бы не знать заранее, никак не скажешь, что это профессор и доктор наук. Улыбается:

- Благодать у вас!

Надо заметить, Григорий Иванович совсем недавно с великолепным результатом закончил цикл опытов. Найден более удобный способ превращать углеводы одной формы в другую; скоро и целлобиоза перестанет быть помехой. И он, будучи в отличном настроении, решил взять отпуск. Впервые у них с Зоей такая поездка - бездумная, легкая.

Сад, окружающий домик Терентьевых, был гордостью Зинаиды Александровны. Именно тут, под яблонями, среди цветущих георгин, она устроила ужин. Яркая электрическая лампа освещала стол. Парадно выглядели на столе и скатерть и салфетки в кольцах, тарелки с золотыми ободками, блюда, хрустальные графины.

- Кушайте, батенька, кушайте, - сказал хозяин Зберовскому. Сам переглянулся с женой. Зинаида Александровна глазами спросила: «Теперь узнал его?» Иван Степанович слегка качнул головой: «Нет». И обратился к гостю: - Вы отдыхайте здесь. Чего вам ехать на курорт? У нас же лучше! Речка у нас, батенька! Рыбная ловля!

- Верно, прелестные места, - мягко согласился Зберовский. - Если не прогоните, мы с Зоечкой недельку непременно поживем…

Он посмотрел на Зою и Ивана Степановича - с задумчивой, точно отвечающей каким-то его мыслям улыбкой.

Сейчас ему вспомнился далекий вечер, летом девятьсот восьмого года, когда Зоя его пригласила на Харитоновский рудник. Теперь он чувствует очарование и аромат того так давно миновавшего времени. Тоже сидели за ужином: брат и сестра Терентьевы и он, Зберовский. А Зоя была совсем молоденькой девушкой. В светлом платье… Разговор тогда коснулся, кажется, Лисицына. Ведь этот самый Терентьев даже учился вместе с Лисицыным в Горном институте.

Вдруг оживившись, Зберовский вскинул руку в сторону Ивана Степановича:

- Если угодно, я могу вам поведать одну невеселую повесть. Вы помните, вероятно, с вами в Горном институте был такой - Лисицын?

Терентьев положил салфетку и выпрямился.

Зберовский заговорил о трудах Лисицына, о его необыкновенном открытии, о каторге и о побеге из Сибири. Закончил свой рассказ на том, что Лисицын под чужим именем должен был приехать в Петербург, но не приехал. И словно сквозь землю провалился. И ни тогда, ни позже никто о нем уже не слышал ничего…

- Я слышал! - в наступившей тишине, со строгим выражением лица, произнес Терентьев. Показал на жену: - Мы знаем все… Вот, с Зинаидой Александровной. До самой гибели его… до дня смерти он возле нас жил. У меня помощником работал!

Зберовский схватился за край стола.

- Как?! - воскликнул он.

Зинаида Александровна, повернувшись к Зберовскому и Ивану Степановичу, смотрела странно загоревшимся взглядом.

- Да расскажите все как следует! Пожалуйста! - почти закричал Зберовский.

Они принялись говорить одновременно - Терентьев и Зинаида Александровна. Он скажет, она вмешается - добавит, он продолжит дальше. В сбивчивом потоке фраз они разворачивали историю жизни Лисицына на спасательной станции, скорбные обстоятельства его гибели.

Зберовский растерянно поднялся с места.

- А что касается его работы, - в заключение вздохнул Иван Степанович, - то здесь мы ничего вам объяснить не сможем. Не вникали… знаете… в предмет его исследований. Он - втайне все это. А нам расспрашивать зачем? Только от вас услышали впервые, над какими он проблемами…

Григорий Иванович стоял недвижимый. Долго не мог прийти в себя. Наконец спросил:

- Журналы, какие-нибудь записи, наверно, сохранились?

- Не было бумаг…

- А лабораторию осмотрели? Кто разбирал и изучал ее? Вообще - кому она досталась?

Терентьев грустно усмехнулся.

- Э, батенька, что вспомнили! Да поймите, как былото все, - словно оправдываясь, сказал он, - команда в шахте полегла, сироты, вдовы плачут, голова кругом идет, тут - следствие, полиция… А Владимир Михайлович, покойник, как ни говорите - с каторги бежал! Что прикажете делать? Ведь я же приютил его… Поймите!

- Так лабораторию - полицейские эксперты?…

- Какие там эксперты!..

И Иван Степанович признался: тотчас после катастрофы он велел собрать все без остатка, что было в лаборатории Лисицына, увезти подальше в степь и закопать. Ночью, чтобы никто не видел. Приказал это конюху - был такой, исполнительный, по фамилии Черепанов. Ну, конюх так и сделал. Тогда не следовало привлекать внимания к личности необычного штейгера…

До конца вечера Зберовский уже не мог говорить ни о чем другом. Потрясенный неожиданно открывшимся, он хотел узнать про Лисицына каждую деталь, спрашивал о характере и поведении, и каких политических взглядов Лисицын придерживался, и имел ли друзей и знакомых, и с какой целью ездил с рудника в Харьков и Киев.

- А, реактивы, стекло! - восклицал он по ходу беседы. - Да-да, понятно.

Было около полуночи, когда хозяева отвели гостей в приготовленную для них комнату.

С порога ее Григорий Иванович задал Терентьеву еще один, последний на сегодня вопрос:

- Как думаете, ваш бывший конюх - Черепанов, что ли, вы его назвали, - жив сейчас? Трудно ли его найти?

Иван Степанович напомнил: он покинул рудник двадцать лет тому назад. Кто знает, что там произошло с людьми за эти годы.

Он улыбнулся, попрощался и ушел следом за Зинаидой Александровной.

Зберовские остались вдвоем. Лишь теперь Зоя вслух заметила, что какая-то канва этой трагической истории ей была давным-давно известна. Краем уха она слышала об этом от Зинаиды Александровны еще до революции. Фамилия погибшего, конечно, сразу выпала из памяти. И со слов Зинаиды Александровны отнюдь нельзя было понять, что речь идет о подлинном ученом. Пытался опыты делать, - ну, мало ли. От полиции скрывался…

- Зоечка! - перебил ее Зберовский. - А что, если я завтра уеду? Ты погостишь здесь без меня?

- Куда поедешь?

- В Донбасс. Дня на четыре, а потом сюда вернусь.

Быстро на него взглянув, она тотчас же решила:

- Завтра - Зинаида Александровна обидится. Нельзя. А послезавтра мы оба поедем. Я не помешаю, нет, увидишь, я постараюсь быть тебе полезной в поисках.

- Ладно, - озабоченно ответил Григорий Иванович.

Лег он поздно, но ему не спалось, и он на рассвете встал. В ночной пижаме сел на стул возле открытого окна. Оперся локтями о подоконник.

В его мыслях еще раз проплыла давнишняя встреча в Петербурге, когда он, студент, в порыве мальчишеского восхищения явился к незнакомому ученому. У Лисицына было хорошее лицо и умные карие глаза; они смотрели и посмеивались. Борода с яркой рыжинкой, золотисто-бронзового цвета. Лисицын говорил о счастье человечества. Мечтал…

И все заслонил новый облик Лисицына - то, о чем рассказали Терентьевы. Человек упорный, страстно любящий свою идею, всеми силами прокладывающий ей дорогу в кольце мрачных обстоятельств. Одинокий, затравленный, внутренне надломленный, он служил ей до конца. Честный, сильный человек!

Шелестели листья деревьев в саду. Доносился аромат цветов. Над деревьями - светлеющее небо, звезды.

Зберовский думал: а не Лисицыну ли он обязан, что посвятил всю жизнь именно химии углеводов?

Зоя спала. Он тихо поднялся и вышел в сад. Остановился посреди аллеи.

Не проходило ощущение чрезвычайной, исключительно большой ответственности, которая с нынешнего дня легла ему на плечи. Он остро чувствовал сейчас и как стремительно движется вперед наука, и бег времени, и смену поколений. Зберовскому казалось: Лисицын будто передал свое открытие ему.

Только где оно, это открытие? Неужели все-таки потеряно?…