Анастасия шла наугад по улицам, вдыхая воздух свободы. Она машинально взглянула на табличку. Сто двадцать пятaя улица, носящая имя Мартена Лютера Кинга, черного проповедника, который вошел в пантеон славы Америки и был божеством всех афроамериканцев да и просто многих честных людей. У нее до "тюрьмы" Джимми было парочка богатых черных клиентов. Понятное дело, что с ними приходилось не сладко. Сначалa ее тело чутко отзывалось на пулеметные очереди этих господ, но надолго ее не хватало. И она уже себя чувствовала наездником на бешенной лошади с которой можно упасть каждую секунду и сломать шею. Ей казалось, что все это было в другой жизни и так давно, что прошла целая вечность. Дорогу женщине перегородила какая-то птичка, пытаясь что-то объяснить на своем щебечущем языке.
— Дурочка! Я тебя не понимаю, что кушать хочешь? Так смотри, сколько ресторанчиков и кафешек на каждом углу, по пять на маленький квартал. Так тебе самые вкусные крошки припасли. Что, хочешь из моих рук? Тут только она обнаружила, что держит недоеденный кекс, как здесь говорят мафлин, и птица с восторгом смотрит на это "богатство".
— Как все относительно, — подумала женщина, — для меня это кусочек хлеба, а для нее — целое состояние.
Внезапно ей в бок кольнуло что-то острое. "Только этого не хватало!" Но это оказался простой уличный воришка, Настя откупилась одним долларом, даже улыбнулась при этом из вежливости, а конечно, могло закончиться и похуже. Ей как-то попалась на глаза газета, где было сообщение, что за то, что человек отказался дать доллар, его просто лишили жизни. Хотя Нью-Йорк и продолжал оставаться мегаполисом с тысячью возможностей и тысячью опасностей, но это уже был не тот город, о котором шла слава, что там грабят, как только успеваешь закрыть квартирную дверь и хорошо еще, если грабитель попадется выдержанный. А иные так просто вталкивали хозяина обратно в квартиру и там начинали "допрос с пристрастием". Да, с последним мэром Джулиани город потерял свою криминогенную "привлекательность".
Сегодня пятнадцатое, значит, в плену у маньяка она пробыла неделю. За это время беглянка как-то повзрослела, появились седые пряди в шелковистых волосах. Джимми выжег остатки человечности, которые еще недавно теплились в ее душе. Сейчас женщина во всем видела только угрозу, ничего доброго или хорошего. Вон тот — явный лицемер, а этот обжора, только и думает, как набить брюхо, злые и равнодушные лица. Настя безучастно скользила взглядом по шикарным витринам, которые кричали о роскоши и благополучии, которым обманывались многие. Но у девушки сейчас были средства, она могла позволить себе "вкусить" нормальной жизни, устроится. Но зачем? Как долго продержится очередная иллюзия? До тех пор, пока очередной Самсон или Берт не захочет сломать хрупкий мирок, который каждый раз приходится восстанавливать? Нет смысла в роскоши, в доме, если на душе мерзко. Лучше уж и не пытаться выглядеть счастливой, ибо каждый готов покуситься на подобный островок спокойствия. Настя зашла на почту и положила часть денег в сейф-ячейку, оставив основную часть при себе (о чем потом пожалела); приняла решение навестить бар, в котором работала ее знакомая Памелла. Но сразу не пошла, захотелось пару дней отлежаться, чтобы поджили ссадины и порезы. Сняла дешевую комнатку, запаслась едой и тупо провалялась несколько дней на кровати. Хозяйка комнаты оказалась старой лесбиянкой и пришлось еще повоевать, чтобы отстоять свои "редуты". После нескольких попыток сблизится, хозяйка, махнула на нее рукой. Анастасии стало даже жаль старую увядшую женщину, но удалось подавить эту слабинку в душе, слишком уж Джесcика выглядела омерзительно, хотя если судить по ее фото десятилетней давности, то в молодости та была даже ничего: огненный взгляд зеленых глаз из под нахмурившихся красивой стрелочкой бровей и роскошные огненно-черные волосы водопадом ниспадающие на плечи. Как быстро старятся женщины. Как скоро увядает их красота и привлекательность. Еще вчера та, от которой безумели все знакомые мужчины и которой восторгались, как примером, женщины, сегодня оказывалась на самом дне. И начинались наркотики, выпивка. Но ничто не могло вернуть душу на тот олимп, на котором она царствовала еще совсем недавно.
Анастасию блаженствовала, долгожданная свобода окутывала ее душу, как уютное покрывало и Настю не смущало, что это покрывало было забрызгано кровью Джимми, ей и самой было странно это равнодушие к своему мучителю. Ну, был, ну мучил, все уже позади, и остановила она его, и справедливость восторжествовала, все точка, из сердца вон! Наконец, когда в потертом зеркальце ванной стала отражаться женщина более-менее похожая на Настю, она решилась выйти. В момент ее душевной слабости внимательно следившая за ней хозяйка Джеcсика, подстерегла и склонила к близости. Анастасия снисходительно, но с брезгливостью отдала себя на откуп бедной женщине, которая уже давно была лишена тепла взаимности. Ладно, пусть, иногда нужно быть щедрой и благотворительной. Сегодняшнее утреннее приключение иначе, как акт благотворительности и не рассматривалось. С Анастасией что-то происходило, она изменилась. Всегда смелая и решительная, женщина вдруг поняла, что боится. Боится идти по улице, если она недостаточно освещена, боится шумных компаний, идущих навстречу, громких голосов — всего, на что раньше внимания не обратила бы.
А вот и знакомая покосившаяся, словно от лишней дозы спиртного, вывеска.
— Привет, — озираясь по сторонам, Настя устроилась за стойкой.
— Это ты, Ниара? — ужаснулась Памелла, едва узнав в посетительнице ту сногсшибательную женщину, что приходила пару недель назад.
— Куда пропала-то? Что с тобой случилось? — посыпался ряд вопросов. Памела даже присела с ней рядом. — Ты слышала про Сэма? Ужас! Его нашли зверски забитым в подвале собственного дома! Оказывается, он был маньяком! В том же подвале он держал свои жертвы, мучил их, а потом убивал. Трупы нескольких девушек откопали на заднем дворе.
— Знаю, — ответила Настя глухим голосом.
— А ты не..? — глаза Памелы округлились от ужасной догадки, — это он с тобой сделал?
Настя промолчала, но ее внешний вид говорил за себя, официантка догадалась, что она была его последней жертвой и … его палачом.
— Как же тебе удалось выбраться? Это ведь ты его, ну…
— Я, — не стала отнекиваться Настя, — это был настоящий ад!
— Тебе нужно уходить отсюда, — испуганно выдавила из себя Памела, — когда полиция пришла сюда, я рассказала им о тебе. Они разыскивают убийцу. Но ты ведь защищалась, другого выхода не было, правда? Беги! Я никому не скажу, что ты приходила. Если б я знала, то не стала давать твоего описания. Но ты пропала, хотела прийти сюда работать и исчезла. Я уж думала, что не увижу тебя никогда.
— Меня не так просто убить, — горько сказала Настя, — a внутренний голос продолжил — сама судьба выдергивает меня из лап смерти, чтобы я жила и мучилась, чтобы еще при жизни оплатила все свои грехи. Но с каждым разом я погружаюсь еще глубже в пучину отчаяния и зла, я не знаю, как прекратить все, как оборвать эту нить страданий.
— Я хоть и знаю тебя недолго, но вижу, насколько ты сильная женщина. Быть может, у судьбы свои планы на тебя.
— Тогда она самая коварная и жестокая, — усмехнулась Настя, — ладно, пойду я. Думала, что найду здесь работу, но, видно, честный труд не для меня.
Беглянка пожала руку официантке в знак прощания и направилась к выходу. Она не заметила, как мужчина, сидевший за одним из столиков, поднялся и последовал за ней. Слежку Настя почувствовала скорее кожей. Чей-то взгляд будто дырявил спину, прожигал затылок. Замедлив ход у одной из витрин, oна уловила на себе внимание незнакомца, который тут же отвернулся и сделал вид, что ищет что-то в портфеле. Потом, стоило женщине продолжить путь, как он тоже пошел в этом же направлении. Сомнений не оставалось, за ней следили, но кто? Кому это нужно? Если полиции, то ее бы сразу арестовали. Может, думают, что у меня есть сообщники? Как же! Люди Самсона? Вряд ли, они заполучили убийцу. Сердце чуть сжалось от воспоминания, Сильвии, наверное, уже нет в живых. Странно? Почему я не испытываю горя, она была близким человеком? Или еще одним свидетелем моего падения? — Настя усмехнулась своему равнодушию. — Да! Она, несомненно, любила меня, но, кто, как не Сильвия открыла двери в пучину разврата? Своей любовью она надеялась искупить вину? А чувствовала ли она себя вообще виноватой?
Настя увидела несколько нищих, копающихся в мусорном баке.
— Вот, — подумала она, — их считают отбросами, падшими, потерявшими человеческий облик. Но ведь это не так, они просто выживают.
В этот момент один из бродяг нашел что-то съестное, поделился с товарищем.
Внутренний голос нашептывал женщине, будто из книги, слова от которых невозможно было спрятаться:
— В них больше человеческого, чем во всем обществе, презирающим нищету. Oни делятся единственными крохами, что имеют. А чем культурнее, обеспеченнее человек из общества, тем больше пытается отнять у других, черствеет, превращаясь в паразита. Женщина отреагировала так, как умела — купила в ближайшем киоске три хот-дога, подошла к бродягам и протянула им два. Сама же молча села рядом на землю и стала есть. Бродяги так же без слов стали уплетать горячее лакомство.
— Мы идем в ночлежку, если хочешь, пойдем с нами. — предложил один из нищих. Настя кивнула и пошла следом за бродягами. Эту ночь Настя провела на старом матрасе в окружении таких же несчастных, что и она. Женщина видела, что тот, кто следил за ней, остался ждать на улице.
— Пусть, — думала она, — пусть следят, пусть поймают, все равно. Я устала от чего-то бежать, что-то искать в своей жизни. Лучше уж жить одним днем, думать о том, как заработать на кусок хлеба. Этот грязный мир вокруг соответствует тому, что внутри меня, так нечего пытаться что-то менять.
Вскоре она убедилась в том, что здесь тоже есть свое начальство. Правда никто этих людей не назначал, они сами себя назначили, пользуюсь правом силы и наглости. Едва уставшая женщина закрыла отяжелевшие веки, как ее растормошили.
— Слышь, вставай, новенькая, разговор есть, отойдем в уголок. Анастасию почему-то безропотно подчинилась, даже не понимая — страх это или равнодушие к тому, что с ней могут сделать. Женщину отвели в дальний угол за колонну. Сколько их было? Пятеро, шестеро, семеро? Несчастная сбилась со счета. Лица всех цветов мелькали над ней, как птицы в бурю над тонущим кораблем. Ей было все равно, только противно и еще мокро. Мерзкая клейкая жидкость чуть ли не коркой вскоре застыла внизу живота. Хотелось броситься в пропасть, но пропасти не было. Один из насильников подошел опять и, проявив вежливость, помог найти свободное место для сна, растолкав несколько вшивых бродяжек, как истинный кавалер. Но он, следуя воровской привычке, не преминул незаметно вытащить из бюстгальтера обесчещенной клочок ткани, в котором были кровавые деньги — память от Сэма. Через некоторое время, видимо что-то хорошее проснулось в этой загубленной душе и он подошел к лежащей с открытыми глазами Aнастасии, и сунул ей молча в руку двадцать долларов.
— Спасибо, добрая душа, — произнесла опозоренная и ограбленная женщина, понимая что ее недавний насильник и грабитель испытал что-то в виде приступа совести.
— Я ничего, бери, пригодится…шит…бай. Потом он молча протянул ей недопитую банку пепси. Женщина тут же выпила все до дна.
Утром бродяги сами подошли к ней.
— Привет, как тебе здесь? — спросил один из них.
— Шикарно, лучше не придумаешь, — съязвила Настя, внимательно всматриваясь в лица "благодетелей" и пытаясь распознать, не было ли их среди ночных изуверов. "А впрочем, какая разница, даже если они участвовали, давно забыли об этом".
— Я — Айзек, — представился бомж, — а это, — кивнул он в сторону второго, — Тим.
— Айзек, Тим, — мямлила Настя, но свое имя называть не спешила.
— А тебя как называть-то?
— Не помню, — пожала плечами Настя, — все равно.
— Тогда будем звать тебя Милашка, — попытался сделать комплимент Айзек.
— Милашка? — прыснула от смеха уже пришедшая в себя от ночного кошмара Настя, — ладно, пускай будет так.
— Чем занимаешься, милашка? — спросил Тим.
— Ничем, а вы?
— Собираемся на площадь, деньжат подзаработать.
— Это как же?
— Пойдем с нами, увидишь, — загадочно сказал Айзек.
Пройдя несколько кварталов, бродяги оказались на небольшой площади. Там было нечто вроде ярмарки, сновало куча народу. Большими буквами от руки было написано "Гараж сейл". Здесь жители близлежащих кварталов избавлялись от всякого ненужного барахла, залежавшегося в гаражах, кладовках, а заодно и общались друг с другом. Это был своего рода американского клуб свободного общения. Айзек и Тим сняли свои головные уборы, положили на землю и устроились рядом.
— Вы попрошайки! — догадалась Настя.
— Ага, — кивнул Тим, — днем попрошайки, вечером можно чистить улицы, что больше по-нраву?
— Да, черт с ним, "шит" — Настя села рядом с нищими, просто протянув руку для подаяния.
Как к ней легко пристало это слово, которые американцы употребляют на каждом шагу, а означает оно всякие отбросы туалетные, "Ну, черт, ну и "шит" с ним".
Ей даже успели кинуть несколько центов, когда Тим и Aйзек с криком «шухер» мгновенно подорвались с места, забыв о своих шапках и удрав со всех ног. Настю же схватили несколько крепких мужиков.
— Бродяжка? Ты в курсе, что не имеешь права тут сидеть без нашего разрешения, — начал один, заломив женщине руку за спину.
— С тебя штраф! — добавил другой, схватив ее лицо рукой, поднял его вверх, — вроде ничего так, сгодится!
— Ща, проверю, — первый ловко облапал Настю, — вполне.
— Держи крепче, чтоб не сбежала, — сказал второй и мотнул головой в сторону, — давай, тащи сюда.
В измученном сознании только успело пронестись: "Опять, за что?"
Попытавшуюся было вырваться Настю, больно ткнули в живот кулаком и подтолкнули вперед. Пройдя какими-то дворами и переходами. Ребята привели девушку к дому с яркой неоновой вывеской, на которой были изображен огромный рот с ярко красными пухлыми губами. Толкнули внутрь и сами пошли следом. Длинный серый коридор упирался в единственную дверь. Ребята постучали. На уровне глаз имелось зарешеченное окошко, запертое изнутри. На стук бандитов послышались шаги, затем окошко открылось, обнажая чью-то физиономию. Та признала своих, и поспешила открыть дверь. Физиономия принадлежала существу, пол которого сложно было определить с первого взгляда. Черты лица явно мужские, но обилие косметики выдавало женщину. К тому же имелась пышная грудь, но вот под обтягивающими штанами проступали явно мужские достоинства.
— О, ребятки, кого вы это нам привели? — чудо подошло к Насте и потрепало ее за щеку, — прямо Милашка.
Настя едва сдержала смешок, похоже, других прозвищ здесь придумать не могли.
— Глядите-ка, ей смешно! — всплеснуло руками чудо, — посмотрим, будешь ли ты и дальше веселиться. Пойдем, дорогая, — жеманно сказало оно, — а, вы ребятки, уберите-ка свои лапищи. Не портьте мне товар.
— Зози, не забывайся, — прикрикнул один из парней, — если бы не мы, работал бы ты один.
— Хм-м, — состроил Зози рожицу и, крутанув перед бандитами задом, подтолкнул Настю внутрь.
Попав в комнату, Настя огляделась. От каждого элемента обстановки веяло вульгарностью и пороком, сомнений не осталось, она попала в дешевый публичный дом. На диване сидела пара разукрашенных донельзя девиц, на вид изрядно затасканных, с отекшими от алкоголя и и крека лицами. Они презрительно оглядели свою новую товарку, оставшись в явном недовольстве от сравнения.
Настя хоть и выглядела побитой, но следы былой красоты еще проступали сквозь грязь и шрамы.
— Это Лу и Гвеневра. — представил Зози соседок. Настя закусила губу. Сдерживая очередной смешок. Очень уж не вязались имена с их обладательницами, — а это… — Зози задумался, как лучше представить новенькую, — у тебя есть имя? Конечно же, есть, о чем я. Но кому оно интересно, пусть останется Милашка. Мне нравится! Девочки, это Милашка. Пойдем, покажу твою комнату.
Зози повел Настю на второй этаж, где располагались комнатки, в которых, видимо и обслуживали клиентов женщины. Открыв одну из дверей, Зози подтолкнул Настю внутрь. Все пространство комнаты занимала кровать, застланная старым красным покрывалом. Еще имелся маленький шкаф для вещей, кресло и столик. За шкафчиком располагалась едва заметная дверка, ведущая в уборную. Маленькая ванная, зеркало с полочкой, рукомойник и унитаз.
— Быстренько в душ, — распорядился Зози, — я пока подыщу тебе подходящую одежду.
Когда Настя предстала перед Зози в коротеньком платьице с виднеющимся кружевом чулков на ногах и соблазнительно открывающейся в вырезе грудью, восторгу чуда не было предела.
— Потрясающе! — Хлопал в ладоши Зози, ходя кругами вокруг новенькой, — просто великолепно. Наши дела пойдут вверх. Надеюсь, ты не станешь меня огорчать, солнышко?
— Нет, — горько усмехнулась Настя, — я знаю свое дело.
— Вот и хорошо! Замечательно!
Действительно, у Милашки отбоя от клиентов не было, бизнес Зози процветал, а для Насти дни слились в один. Похожие друг на друга лица, разговоры, мужчины — Настя не задумывалась, сколько их уже было. Старалась относиться к этому, как к работе. Даже смогла подружиться с Зози и девочками.
— Милашка, собирайся! — влетел как обычно бесцеремонный Зози, — сегодня сам босс попросил прислать Милашку. Ему очень нужно, чтобы ты соблазнила одного клиента. Да, и одень маску, он не должен видеть лица.
Настя послушно стала собираться. Человек, под крышей которого вел свой бизнес Зози, частенько вызывал Милашку для своих гостей, иногда и сам развлекался. Он хорошо платил, а Настя всегда делала свою работу отлично. А в отношении маски или любого костюма, она одевалась так, как хотел клиент.
Вот и сегодня, она вновь ехала в богатый квартал Мидтауна, шикарный дом с колонами в готическом стиле на пересечении 55 стрит и 4 авеню. У отеля их встретил человек босса, он провел Настю через черный вход, доставил на 3 этаж и постучал в нужный номер. Дверь оказалась не запертой. Охранник втолкнул Настю внутрь и прикрыл дверь плотнее. В комнате царил полумрак. Мужчина, сидящий в кресле, поднялся, встречая гостью. Настя даже не успела слова сказать, как оказалась в объятиях незнакомца. Тот жадно впился в ее рот своим, снимая на ходу одежду с доступного тела. Настя замерла от неожиданности. Всегда механически исполняющая обязанности, она вдруг затрепетала от прикосновения рук этого мужчины. Настя не понимала, что творится с ней. Но одно знала точно, она хотела этого человека, своими ласками он пробуждал в ней нечто давно забытое. Поддавшись на зов тела, Настя ответила незнакомцу со всей страстью, на которую была способна. Снова и снова они сплетались в объятиях, будто никак не могли насытиться друг другом. Среди стольких тел, что любили Настю, это впервые за долгое время пробудило желание, настоящее, горячее, страстное. Ее тело перестало быть станком удовольствия, оно проснулось. Эти два тела словно знали друг друга всю жизнь, словно были созданы друг для друга. Настя жила этим волшебным моментом, жила этими счастливыми мгновениями. Она ощущала себя птицей, летящей на большой высоте над огнедышащим вулканом, который пытался обдать ее своим жаром, и хотелось раствориться в его кратере и смешаться с раскаленной лавой. Пусть все скоро закончится, и она вернется в салон Зози, но эта ночь навсегда останется в памяти. Достигнув пика наслаждений, любовники в изнеможении откинулись на подушки. Все это время на лице женщины находилась маска. Мужчина потянулся было, чтобы стянуть ее. Но тут в комнате зажегся яркий свет. Инстинктивно зажмурившись. Настя отпрянула, буквально соскочив с кровати. В комнате вошел мужчина, довольно сурового вида афроамериканец. Она узнала его, ублажать приходилось не раз. Настя подхватила валяющуюся на полу одежду и скользнула в ванную. Ее любовник остался на кровати, неприятно пораженный таким бесцеремонным вмешательством.
— Браво! — захлопал человек в ладоши, — ваша постельная сцена достойна интернета. Кстати, забыл предупредить. Что здесь повсюду камеры, и они в подробностях засняли вашу любовную оргию. Признаться, я слышал, как работает Милашка, но увидев своими глазами ее таланты, пришел в полный восторг. Ганджу Крхоту бесцеремонно лгал по привычке, не ему ли были знакомы все ложбинки на теле шмыгнувшей в душевую женщины.
— Она и правда, супер! — подал, наконец, голос любовник.
Настя, натягивающая в этот момент платье, застыла, услышав знакомый голос: «не может быть!»
Дрожа от волнения, она вышла из ванной.
— Я… — хотел что-то сказать незнакомец, но застыл при виде вошедшей без маски девушки.
— Настя?
— Ты? — у девушки слезы навернулись на глаза. Перед ней стоял Игнат, бывший муж. Вот почему, ей показалось знакомым это тело. Вот почему, она словно очнулась от долгого тяжкого сна. Это он! Ее любовь, ее жизнь, телу не нужны были слова, оно сразу узнало его. Только мозг, отказывающийся принимать действительность, сопротивлялся, ища возможные объяснения вспыхнувшей страсти.
— Какая трогательная встреча, — рассмеялся бандит, — давайте тут, побыстрее. Я вам билеты заказал в Москву, маленький презент, за столь потрясающее хоум-видео.
— Так ты все это время знал, где она? — с обидой спросил Игнат пирата Ганджу, — знал ведь, что я искал ее.
— Ну, нашел же! — хмыкнул бандит, — а эта девчонка везде успеет отличиться. Мой человек выследил прохвостку, помог устроить на работу.
Настя молча слушала разговор, она вспомнила человека, что следил за ней: «Значит, это был человек африканца. И в бордель угодила с его помощью, и Игната вот обслужила. Боже! Теперь он знает, что я шлюха. Он мне никогда этого не простит, наша светлая полоса жизни закончена».
Африканец Ганджу Крхоту вышел, оставив молодых людей наедине. Настя молчала, ее появление и так говорило обо всей ее жизни. И Игнат не решался сказать что-либо, эта ночь с Настей всколыхнуло сердце, разбередила старую рану. Он был наслышан о бизнесе бывшей жены в Москве, но после ее исчезновения, потерял след. Оказывается, она не бросила свое ремесло. Что делать? Простить?
Видя, что Игнат не решается заговорить, а значит, сомневается в ней, женщина развернулась и пошла к выходу.
— Ты куда? — остановил ее вопрос Игната на пороге.
— Делаю выбор за тебя, — не оборачиваясь, ответила Настя, — тебе ведь не нужна жена — проститутка.
— Зачем ты так?
— Это — правда и никакая ложь этого не изменит. Только я не горжусь собой, но и оправдываться не собираюсь. Пусть мы и созданы друг для друга, пусть все еще любим, люблю, — поправилась Настя, — но лучше каждому идти своей дорогой.
— Настюха, — тяжелая рука легла на плечо, — останься. Без тебя мне еще хуже.
Игнат крепко сжал Настю, которая бросилась в его объятия. Ее плечи содрогались от беззвучного рыдания, слез у девушки просто не осталось.
— Ты только подумай, как нам было хорошо с тобой только что. Но это только тела! А наши измученные души еще больше нуждаются друг в друге! Если бы ты только знала… Слова, которые он запретил говорить себе под страхом смерти, чуть не сорвались с уст.