Ночь была темная и тихая. Я остановил машину на вершине холма и глянул вниз, на огни города. Вдали скорее угадывался, чем виднелся океан. Неожиданно я вспомнил, что нахожусь в нескольких метрах от того места, где Кэрри Сноу нашел свою смерть, и включил фары. Тени вокруг меня стали более резкими и удлинились — фантастическое зрелище, заставившее меня вздрогнуть. Здесь нечего было делать. Я включил газ и продолжил свой путь.
Где же все-таки мог находиться Джемми? Если он жив, его надо отыскать, если убит, убийцу должно настигнуть возмездие. Это уже становилось моим личным делом.
Я доехал до дома, в котором жили Майнеры. Дом был темный и казался печальным. Главное здание, наоборот, сверкало огнями. Я узнал машину Ларри Зейфеля, стоявшую у входа.
Он сам и открыл мне дверь. Вид у него был сонный, он моргал ресницами, и, проходя мимо него, я ощутил явный запах спиртного. Он поспешил за мной и задержал меня в прихожей.
— Вы знаете, что случилось? — быстро спросил он.
— Масса событий.
Я почувствовал, как его пальцы впиваются в мою руку.
— Я говорю о старом Джонсоне. Он умер сегодня вечером. Вернее, вчера вечером.
— Мне только что сообщил об этом Форест. Будет вскрытие?
— Не вижу для этого никаких оснований. По словам врача, его сердце просто перестало биться. Эллен согласна с этим.
— Она, наверное, почувствовала облегчение?
Его лицо напряглось.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ничего особенного. Вы же юрист, так что прекрасно понимаете меня. Человек серьезно болен, всем известно, что малейшее волнение может его погубить. Происходит крайне тяжелый случай — похищение единственного ребенка. Человек умирает. Возникает вопрос: имело ли здесь место убийство? Вот вы как адвокат и ответьте на этот вопрос.
— Хотите знать мое мнение? Оно неоднозначно, Происшедшее можно рассматривать как убийство. С другой стороны…
— Благодарю. Теперь вторая проблема: Форест сказал мне, что в 1946 году вы донесли на Кэрри Сноу, обвинив его в дезертирстве. Скажите, может ли человек, поступивший подобным образом, начисто забыть об этом?
— Вы считаете меня лжецом?
— Отнюдь… Но я считаю, что ваша память… ну, скажем, эластична. Вам пора о ней позаботиться.
— Достаточно, Кросс. За кого, собственно, вы себя принимаете?
— За Диогена. У меня комплекс Диогена — я ищу человека. А у вас есть комплексы?
— Эдипов, — объявила появившаяся в дверях Эллеи Джонсон. — Мы как раз говорили об этом с Ларри перед вашим приходом. Для Ларри Абель был типом отца. Теперь, когда бедного Абеля не стало, Ларри очень хочет убедиться, что я тоже представляю собой определенный тип, тип матери. Вы ведь это хотели сказать, Ларри?
— Вы не теряете времени, Зейфель, — заметил я.
— Убирайтесь к дьяволу! — крикнул он.
Я увидел, как он поднял кулак, и успел, схватив его за запястье, вывернуть ему руку назад.
— Вы просто до невозможности ребячливы, Зейфель! Когда вы повзрослеете? Ну к чему приведет эта ваша демонстрация силы?
— Отпустите меня и вы увидите, какой я ребенок! — воскликнул он. — Вы будете лежать в пыли и грызть от бессилия свои грязные ногти!
Продолжая кричать, он старался вырваться, и на глазах его выступили слезы ярости. Быть униженным на глазах любимой женщины — это непереносимо для любого мужчины.
Эллен подошла к нему и положила руку на плечо.
— Успокойтесь, Ларри. Если вы будете продолжать в таком же духе, я попрошу вас удалиться.
Он перестал вырываться, как только почувствовал ее прикосновение, но мускулы его не расслабились. Я выпустил его. Ларри повернулся к Эллен, дрожа от ярости.
— Вы не слышали, что он сказал?
— Что именно?
Она была спокойна. Может быть, слишком спокойна. Ее красота в эту ночь казалась особенной. Я заметил несколько морщинок у нее на лбу и темные круги под глазами.
— Он фактически чуть ли не обвиняет вас в убийстве мужа, а меня — в предательстве.
— В самом деле? — спросила она, подняв брови и повернувшись всем корпусом ко мне.
— Ларри выдумывает. Форест, этот сотрудник ФБР, сказал, что смерть вашего мужа можно рассматривать как невольное убийство. Я же спросил адвоката Зейфеля, считает ли он, что похитители являются по сути убийцами.
— Я не вижу здесь ничего, что бы имело отношение ко мне.
— Я тоже.
— Но вы, наверное, явились сюда не для того, чтобы узнать мнение Ларри?
— Не только для этого.
— В таком случае давайте прежде всего покончим с вопросом о смерти Абеля. Я думала об этом весь вечер и всю ночь и полагаю, что лучше всего сказать вам правду.
Зейфель, стоявший перед ней, всем своим видом демонстрировал готовность защитить ее.
— Ни слова, Эллен! Безрассудно делать необоснованные заявления в таком состоянии, в каком вы сейчас находитесь.
Эллен даже не взглянула на него.
— Это вернет мне самоуважение, — по-прежнему спокойно сказала она. — К тому же у меня нет ни сил, ни мужества для того, чтобы играть роль неутешной вдовы.
Она проговорила это так холодно и значительно, что мне стало не по себе.
— Не лучше ли нам сесть? — предложил я.
— Ах, простите! Вы, наверно, страшно устали, мистер Кросс. Форест рассказывал мне, сколько вы сделали за прошедший день, и я всю жизнь буду считать себя вашей должницей.
Оставьте это, миссис Джонсон. Пока Джемми не найден, можно считать, что я не сделал ничего.
— Я придерживаюсь другого мнения… — на ее глазах появились слезы. — Садитесь же…
Она усадила меня на диван, занимавший почти всю стену гостиной. На камине горели египетские свечи, распространяя аромат, напоминавший аптечный. Эта погруженная в полумрак комната производила какое-то грустное, угнетающее впечатление.
— Что я могу предложить вам, мистер Кросс? Ларри с удовольствием приготовит вам что-нибудь выпить… Не так ли, Ларри?
— Конечно, — холодно ответил тот.
— Очень вам благодарен, но лучше не надо. Я так устал, что один стаканчик может свалить меня с ног.
— В таком случае, Ларри, позаботьтесь о себе, — сказала Эллеи.
Он вышел из комнаты. Она осталась сидеть на диване, скрестив ноги.
— Было время, когда я очень любила Ларри, — заговорила Эллен. — Но теперь он действует мне на нервы. Сегодня вечером он перешел все границы. Подумайте, у него хватило наглости просить моей руки! Он уговаривал меня немедленно удрать и как можно скорее обвенчаться! Воображаете?
— Да.
— Мне надо было выставить его за дверь.
— Почему же вы этого не сделали?
— Я боялась остаться одна.
— У вас нет ни родных, ни друзей?
— Никого, с кем бы мне хотелось побыть. Я отправила телеграмму своей матери в Нью-Йорк, и она, конечно, завтра или послезавтра прилетит сюда… — Эллен понизила голос. — Говоря откровенно, я обманулась в Ларри. Я считала, что у него больше такта.
— Он сегодня, начиная с полудня, постоянно пил. Нет сомнений, что он хотел освободиться от своих комплексов.
— Вы думаете? Сейчас многие страдают этим. Люди делают все, что только им нравится, а это часто портит жизнь не только им самим, но и окружающим, — Эллен немного наклонилась ко мне и внимательно посмотрела в глаза. — А какой вы человек, мистер Кросс?
— Я надеюсь, вы не ожидаете от меня откровенного ответа?
— Ожидаю.
— Я… как бы это сказать… Я — немного неудовлетворенный человек. Меня ничто до конца не удовлетворяет. Да и я никого полностью не удовлетворяю.
— Поэтому вы и остались холостяком?
Я взялся за каминные щипцы, оказавшиеся у меня под рукой, и разворошил угли, подняв целый сноп искр.
Эллен молчала. Я встал и тоже посмотрел на нее.
— Вы говорили обо мне с Энн?
— А разве этого не следовало делать?
— А также вы говорили с ней о Ларри Зейфеле?
— Естественно. Она влюблена в него по уши, и я думаю, что Ларри тоже влюблен в нее. Не знаю только, хватит ли у него смелости признаться в этом. Но вы не ответили на мой вопрос.
— Вы хотите получить правдивый ответ, а я затрудняюсь дать его вам. Передо мной никогда и не возникал вопрос о женитьбе. Я слишком много занимаюсь другими и не успеваю позаботиться о себе. К тому же я хорошо помню союз своих родителей. Я иногда служил для них буфером, иногда — посредником. Я очень тяжело пережил Большую Депрессию и, возможно, именно поэтому выбрал своей профессией социологию. Желание помочь другим, если вы меня понимаете. В те времена это было своего рода религией для молодых людей. У меня не было ни настоящего детства, ни настоящей юности. Только после войны я стал понемногу присматриваться к окружающей меня жизни. Чтобы закончить наконец как-то затянувшийся ответ, будем считать, что я просто задержался в своем эмоциональном развитии.
— Вы серьезно так думаете?
В ее глазах зажглись огоньки.
Я пожал плечами и промолчал. Мне действительно нечего было сказать.
— В сущности, — заговорила она, — вы просто компенсируете отсутствие личной жизни помощью другим. Я же была медсестрой, но это вовсе не мешало мне переживать свои увлечения и всяческие невзгоды.
Я продолжал смотреть на нее. Она не опустила глаз.
— Не знаю, почему вы вышли за Абеля Джонсона, — наконец сказал я. — Если это не был брак по любви, то вы совершили ошибку.
Ее лицо окаменело.
— Какое право вы имеете утверждать это! — воскликнула она.
— Никакого права у меня нет. Но мне кажется, что ваше замужество было неудачным.
После долгой паузы она ответила:
— Я любила его… По-своему. Скажем лучше, особым образом. Конечно, я знала, что он богат. До замужества мне пришлось много и тяжело работать, но замуж я вышла не из-за денег.
— О какого рода чувствах вы говорите?
— Вы опасный человек, — сказала она, отворачиваясь.
— Не я, а факты. Поверьте, я хочу вам только добра. Может быть, то, что случилось сегодня, поможет вам наладить свою жизнь.
— Я жалела Абеля. Он умолял меня стать его женой и ухаживать за ним. Он чувствовал себя очень одиноким и боялся смерти. И он очень хотел иметь сына… Но я должна признать, вы правы: брак был ошибкой.
— Почему?
— Он был намного старше меня. Эта возрастная разница очень угнетала его. Он старался бодриться, но у него ничего не получалось. Даже Джемми был ему в тягость. Абель был для своего сына, скорее, дедом. Он обожал Джемми, но не мог долго держать его на коленях. Вот почему я позволяла Майнерам, особенно Фреду, заниматься мальчиком… Да, самая ужасная ошибка из всех, что я совершила. А сколько их у меня было!
— Не вы одна. Ваш муж тоже совершил их немало. Ответственность лежит не только на вас.
— Мне бы не хотелось говорить об этом, — она вдруг удивленно, будто очнувшись, осмотрелась вокруг. — А что вам удалось узнать?
— Я разговаривал с неким Бурком, хозяином сыскного агентства в Голливуде.
Она сделала глубокий вдох, и лицо ее стала заливать яркая краска. Несколько рыжих прядей упали ей на лоб. Она была действительно красивой женщиной. Очень красивой.
— Я не изменяла Абелю, — наконец произнесла она сдавленным голосом. — Странно, что я говорю вам об этом. Я никогда ни с кем на эту тему не разговаривала. Вероятно, с моей стороны было неосторожным разрешать Ларри сопровождать себя. Но я никогда не подозревала, что Абель зашел так далеко. Он был очень скрытным и никогда не проявлял ревности, но я знала, что он ревновал меня.
— На его месте ревновал бы любой.
— Любой старик, — она подчеркнула второе слово. — Теперь, когда Абеля уже нет, я больше не испытываю к нему жалости. Она исчезла уже некоторое время назад, но я не отдавала себе в этом отчета до вчерашнего дня, когда Абель признался, что нанимал человека следить за мной.
— Он сказал вам об этом сам?
— Да. Вернувшись из морга, я описала ему человека, которого я там видела, потому что мне пришло в голову, что Абель мог встретить его в районе вокзала. И действительно, Абель видел его, но не около вокзала. Это был тот самый частный детектив, которому было поручено в свое время следить за мной, — Эллен встала, подошла к окну и прижалась лбом к стеклу. — Только перед самой смертью Абель понял, что он не должен был поддаваться своей необоснованной ревности. Он сам ввел этого человека в нашу жизнь. Если бы он доверял мне, ничего этого не случилось бы… А вы в самом деле подозревали, что я виновна в смерти Абеля, как сказал Ларри?
— Ларри сделал неверное заключение из моих слов, но такое подозрение действительно мелькало в моей голове.
— Ну так вы ошиблись. Абель сам убил себя. Он просто не мог больше жить — угрызения совести стали для него невыносимы. Он сказал мне об этом за несколько минут до смерти.
— Значит, он покончил с собой?
— Не в общепринятом смысле этого слова. Он не воспользовался пистолетом и не принимал яда. В его состоянии это было излишним. Он просто встал с постели и стал голыми руками ломать мебель в спальне. Он угрожал, что убьет меня, если я попытаюсь ему помешать или даже просто войду в комнату. Такое физическое напряжение убило его. Я вошла в спальню, когда шум в ней прекратился. Он лежал посреди этого разгрома без сознания и почти сразу умер, не приходя в себя.
— Вы должны прилечь отдохнуть, Эллен. День был действительно ужасным.
— Я знаю, но я не могу спать.
— У меня есть снотворное. Если хотите…
— Нет, — перебила она меня, — у меня тоже есть, но я не хочу спать. Знаю, что это глупо, но мне все время кажется… вдруг мне придет в голову, где может находиться Джемми…
— Вы его очень любите?
— Я обожаю его. Ведь это мой сын.
— Я уверен, что он вместе с Майнером где-то в пустыне.
Я рассказал ей о записях на конверте Лемпа, который остался у Фореста.
— Вы не знаете такого места в пустыне, куда бы Майнер мог отвезти мальчика?
— Нет, Фред ненавидел пустыню… — Эллен задумалась. — У нас есть нечто вроде шале там, но Фред вряд ли решился бы отвезти туда Джемми.
— Проверим. Может, он как раз и рассчитывал, что вы догадаетесь об этом. Там кто-нибудь живет? Шале охраняют?
— Нет, мы просто запираем его. Летом там слишком жарко.
— А где ключи?
— Они обычно лежат в столе у Абеля. Пойду принесу.
Эллен вышла из комнаты, но очень скоро вернулась, вид у нее был обескураженный.
— Там нет ключей.
— Где расположено шале? Там есть телефон?
— Конечно.
Мы вышли в прихожую, где стоял телефон, Эллен сняла трубку и заказала разговор. Было уже три часа утра, а в это время ждать соединения долго не приходится. В трубке зазвучали длинные гудки, после четвертого на том конце провода сняли трубку и голос телефонистки произнес:
— Вас вызывает Пасифик Пент.
Наступило долгое молчание.
— Вас вызывает Пасифик Пент, — повторила телефонистка. На другом конце положили трубку. — Ваш абонент не отвечает, — сообщила телефонистка, помолчав.
— Но ведь там снимали трубку? — уточнил я.
— Совершенно верно. Хотите, чтобы я снова позвонила?
Эллен прошептала:
— Да, да! Нужно попробовать еще раз. Теперь я уверена, что они там. Никого больше там быть не может.
— Нет, спасибо, — сказал я телефонистке и положил трубку.
Эллен схватила меня за плечи и начала трясти.
— Но ведь они там! Я уверена в этом! Вызовите шале снова! Я должна поговорить с Фредом!
— Нет, можно возбудить его подозрения. Я и так боюсь, что мы совершили ошибку, позвонив туда.
Реакция Эллен была столь же неожиданной, сколь и бурной.
— Вы правы! — воскликнула она. — Мы должны поехать туда! Сейчас же! Немедленно!
— Мы?
— Больше я никому не доверяю.
Я протянул руку к телефону.
— Я должен предупредить Фореста.
Эллен вцепилась в меня.
— Никого не предупреждайте! Я не желаю новых осложнений. Если Фред Майнер вернет мне Джемми, я не стану преследовать его, даже не попрекну. И он может оставить себе деньги, если захочет.
— А это далеко?
— Примерно два часа езды на машине. На «линкольне» мы доедем даже быстрее.
— А ФБР может туда добраться еще быстрее на самолете.
— Это изменит всю ситуацию! Я не хочу рисковать, Я хочу найти своего сына живым.
Спорить с ней было бесполезно, и я капитулировал.
— А где Зейфель? — спросил я. — Он может быть нам полезен, если возникнут осложнения.
— Он пошел приготовить себе выпивку.
На кухне я нашел ведерко со льдом, открытую бутылку виски и стакан, из которого пил Зейфель, но никаких признаков его самого обнаружить не удалось.
Я нашел его в ванной, держащего голову под струей холодной воды. Через приоткрытую дверь в спальню Джонсона я увидел картину, которую мне никогда не забыть. Эллен не преувеличивала — от кровати остались одни обломки, валявшиеся вместе с обрывками постельного белья по всей комнате. Занавески были сорваны и разодраны в клочья, зеркало разбито.
Зейфель поднял отекающую водой голову и стал искать полотенце. Я подал его ему.
— Я был совершенно не в себе, — извинился он. — Теперь мне лучше. Не надо было мне мешать напитки.
Он вытер голову и принялся причесываться. Увидев в зеркале свое отражение, он поморщился.
— Ну, в путь! — сказал я. — Мы отправляемся в путешествие.
— В путешествие? Куда?
— Сейчас я вам все объясню. Хватит вам причесываться, вы и так хорошо выглядите. Пошли.
— Секундочку, Кросс. Прежде всего я должен сказать вам одну вещь с глазу на глаз.
Я уже было подумал, что он снова собирается напасть на меня, но он просто заявил:
— Я хочу извиниться перед вами за происшедшее. Я слишком много выпил, а Эллен была слишком жестока со мной. Впрочем, вы правы — я вспомнил о Кэрри Сноу. Вернее, вспомнил его имя, потому что я никогда не видел этого человека. Я действительно сообщил о нем властям в 1946 году.
— И в лицо его не видели?
— Точно. Я только указал ФБР, где его можно найти.
— А вы-то откуда это знали?
— Мне все равно придется рано или поздно сказать вам об этом, так что лучше я сделаю это сейчас. Эллен сообщила мне его адрес и просила содействовать его задержанию. Только не говорите ей, что это я вам сказал.
Он улыбнулся странной улыбкой. Теперь уже у меня появилось великое желание ударить его. Отвергнутый Эллен, он пытался весьма подло отомстить ей. Но одновременно я был уверен, что он говорит правду.
С трудом сдержавшись, я вышел из ванной. Зейфель следовал за мной. Эллен мы нашли уже за рулем синего «линкольна», мотор которого тихо урчал.
Она уступила мне свое место и пересела на заднее сиденье, где принялась объяснять Зейфелю, куда и зачем мы едем.