Комната оказалась огромной, больше десяти метров в длину, с потолком не ниже пяти метров. Одна стена была стеклянной, и сквозь нее открывался вид на овраг и долину.
Миссис Джонсон подошла к этой стене и, повернувшись ко мне спиной, смотрела куда-то за горизонт. На этом грандиозном фоне она казалась почти крохотной.
— Это Провидение, — проговорила она тихо, словно сама себе. — С той поры как я вышла замуж за Абеля, все казалось мне таким простым, таким легким… Но я совсем забыла, что в жизни за счастье надо расплачиваться…
Я подошел к ней.
— Могу понять ваше горе, миссис Джонсон, но разрешите мне сказать, что в своем фатализме вы заблуждаетесь.
— Нет, нет, я знаю, что говорю. Я вышла замуж за богатого человека и, как и все женщины, думала, что деньги приносят счастье. Но именно богатых судьба карает особенно жестоко, и сейчас мне очень хотелось бы быть бедной. Тогда никому не пришло бы в голову похитить моего Джемми ради выкупа.
Она медленно обернулась и окинула взглядом роскошную обстановку своей гостиной.
— Деньги — это несчастье.
— Необязательно. В жизни бедняков случаются очень тяжкие периоды. Мне это хорошо известно, потому что именно с такими мне чаще всего приходится иметь дело.
Она удивленно посмотрела на меня, как будто только что заметила мое присутствие.
— А кто же вы?
— Говард Кросс, уполномоченный по наблюдению за условно осужденными.
— Кажется, я помню, как Абель упоминал ваше имя.
А разве вы не работаете вместе с полицией?
— Да, конечно, но у нас совершенно разные обязанности. Я как бы являюсь связующим звеном между нарушителями закона и его защитниками.
— Я не совсем понимаю вас.
— Постараюсь объяснить. Преступник находится как бы в состоянии войны с обществом. Общество в свою очередь защищается — полиция и тюрьмы, созданы для этого. Я же пытаюсь играть роль арбитра, пытаюсь мирными путями прекратить эту войну вообще. Я всегда нейтрален.
— Нейтрален?! — неожиданно вскричала она. — Похищен ребенок, а вы осмеливаетесь говорить о своей нейтральности!
— Безусловно, не в этом случае. Похитителя условно не осудит ни один суд. Похищение карается по нашим законам смертной казнью, и я считаю, что это совершенно справедливо. Но я, как и вы, не хочу спешить с выводами. Я лично занимался делом Фреда Майнера, и, возможно, я не совсем объективен, но все-таки я должен сказать, что считаю Фреда неспособным на такое дело. Подобное преступление способен совершить только субъект, начисто, лишенный каких-либо моральных преград.
— Я готова согласиться с вами, но почему тогда он, не предупредив меня, потихоньку увез Джемми?
— Этого я не знаю, но уверен, что у него были для этого какие-то веские основания. По крайней мере; в его представлении. Ведь как вам, вероятно, известно, наш Фред не слишком умный человек.
— Да, я знаю. Но у него доброе сердце, и он всегда готов услужить человеку. Во всяком случае, так я до сего времени думала. Даже несмотря на этот… случай с машиной. А каково ваше мнение, мистер Кросс, обо всем этом?
— Пока у меня еще нет никакого мнения.
У меня были, конечно, некоторые соображения на этот счет, но, боюсь, они только увеличили бы ее опасения.
— На вашем месте я все-таки обратился бы в полицию, — заметил я.
— Сейчас вы поймете, почему мы не сделали этого.
С этими словами она подошла к большому столу в углу комнаты и взяла лежавший на нем большой сложенный лист бумаги.
— Письмо о выкупе? — поинтересовался я.
Она молча кивнула. Я развернул лист и прочел письмо, написанное крупными печатными буквами.
«Мистер Джонсов, ваш ребенок у нас. С ним не случится ничего плохого, если вы будете следовать нашим инструкциям. Во-первых, если вы хотите увидеть своего сына живым, вы не должны связываться с полицией. Во-вторых, деньги — пятьдесят тысяч долларов — вы должны положить в купленный специально для этого черный чемодан, а чемодан поставить рядом с газетным киоском на вокзале Пасифик Пента, между киоском и стеной, Сделайте это сами в субботу утром, без двух минут одиннадцать. Поезд на Сан-Диего отправляется в одиннадцать одну.
Входите в поезд и уезжайте. Любое наблюдение за оставленным чемоданом будет фатальным для ребенка. Если вы будете следовать инструкциям, ребенок будет вам возвращен сегодня».
— Это письмо сочинял не Майнер, — заметил я.
— Я знаю, — ответила она, садясь на низкий стульчик. — Главное, узнать, кто автор этого послания.
— По-моему, это профессиональный преступник. Может быть, даже банда. Текст свидетельствует о большом опыте в подобных делах. Кроме того, автор явно знаком с техникой письма, делающей невозможным составление характеристики писавшего. Для меня совершенно ясно, что тут работают весьма опытные личности.
— Вы хотите сказать, что это профессиональные похитители?
— Нет. Похитители вообще встречаются очень редко, с тех пор как это преступление внесено в разряд федеральных и карается смертной казнью. Но речь, безусловно, идет о людях с большим уголовным опытом. Повторяю, миссис Джонсон, для вас лучше всего было бы оповестить полицию.
— Я не могу этого сделать! Я обещала Абелю.
— Тогда разрешите мне сделать это за вас. ФБР располагает всеми необходимыми средствами для розыска вашего сына. ФБР, только ФБР! Тогда у вас будет больше шансов на успех. Преступники это отлично знают, потому и настаивают так, чтобы вы не обращались в полицию.
Она отрицательно покачала головой.
— Я не смею принять такое решение. Если Абель возвратится и увидит в своем доме полицию… Это убьет его.
— Он до такой степени болен?
— Да. Врачи предупредили его остерегаться малейшего волнения. В 1946 году у него был коронарный тромбоз. Я не хотела даже, чтобы он ехал в город, но иного выхода просто не было.
Я посмотрел на свои часы. Была половина первого.
— Если он сел в этот поезд, то должен быть уже в Сан-Диего.
— Нет, Ларри должен был следовать за поездом на машине. Абель, без сомнения, сошел в Сапфир Бич.
— Ларри?
— Ларри Зейфель, адвокат моего мужа. Мы известили его, как только получили письмо.
— Это он был защитником Фреда, не правда ли?
— Да… — она явно нервничала. — Не понимаю, почему они запаздывают. Абель обещал вернуться к полудню.
Я взял письмо о выкупе за уголок и попытался обнаружить на нем отпечатки пальцев.
— Миссис Майнер говорила, что оно пришло с утренней почтой. В котором часу это было?
— Приблизительно в половине десятого. Мы как раз садились завтракать. Я уже повсюду искала Джемми. Он встает очень рано, и обычно Фред занимается им, пока мы не встанем. Они отлично ладили друг с другом… Да, в половине десятого.
— Да, похитители предоставили вашему мужу не — слишком много времени. С половины десятого до одиннадцати всего девяносто минут. А кстати, где же конверт?
— Сейчас я вам дам его.
Она встала и взяла с того же стола обычный белый конверт. Адрес был тоже написан печатными буквами: «Мистеру Абелю Джонсону, Долина Виста, ранчо Риджеркрест Роад, Пасифик Пент».
На почтовом штемпеле стояло: «Пасифик Пент. 18 ч, 51 м. 9 мая». То есть письмо было отправлено накануне.
— Простите, миссис Джонсон, я на минутку отлучусь.
Оставив письмо и конверт на столе, я прошел в кухню, где миссис Майнер раскладывала на тарелках сандвичи, а Энн заправляла салат.
— Где был вчера-вечером ваш муж, миссис Майнер?
— Не знаю… Кажется, он куда-то уходил. Да, он отвозил Джонсонов в город.
— В котором часу он уехал отсюда?
— Этого, я не помню, мистер Кросс. Думаю, что после семи. Я накормила его перед уходом.
— Это было в семь пятнадцать, — раздался с порога голос миссис Джонсон. — Мы были вчера приглашены на обед, и я просила подать машину вовремя. До самого нашего отъезда Фред работал в патио, расчищал там бассейн. Джемми был с ним. Так что он не мог опустить в ящик это письмо. Я уже думала об этом.
— А кто оставался вчера вечером с Джемми? — спросил я.
— Я оставалась, — ответила миссис Майнер. — Бедная крошка!
— С кем вы обедали, миссис Джонсон?
— С Ларри Зейфелем и его матерью. Почему вы спрашиваете об этом?
Энн выронила вилку, и она упала в салатницу. Наши взгляды встретились. Энн покраснела, но я не мог понять почему.
С улицы послышалось шуршание гравия под колесами чьей-то машины.