Святоша

Глава 2

Павел

Ну и вечер, мать его. Хотел помочь бабе, а в итоге пополнил список ее кошмаров. Нерв на щеке дернулся. Ветер ударил в лицо. Температура колебалась вокруг нуля – объективно не так уж и холодно. Но для человека, который последние несколько лет провел в тропиках – вполне достаточно, чтобы продрогнуть до костей. Бр-р-р…

Поежившись, сунул замерзшие руки в карманы и торопливо зашагал обратно к стоянке. Забрался в батин Патриот, который позаимствовал на первое время. Далеко не с первого раза завел двигатель. Мотор взревел так, что топчущиеся неподалеку голуби испуганно взмыли ввысь.

Что в Патриоте работало исправно – так это печка. Я практически тут же взмок. Расстегнул куртку. Окинул взглядом украшенный к праздникам двор. Надо же – даже мусорные баки, стоящие в стороне, нарядили. В этом месте за версту несло благополучием. И наверное, за Иду можно было не переживать. Наверное…

Выехал с парковки, а перед глазами ее глазищи огромные застыли. Пе-ре-пу-га-а-анные! Вроде ничего такого я и не делал, а она смотрела так, будто я нож достал, и вот-вот пущу его в ход. Может, не так к ней подходить надо было? А как? Ничего другого я не придумал, свято веря, что проблемы надо решать по факту – то есть тут же, а не кружить вокруг да около.

Я поддал газку, меся колесами снежную кашу. Развернулся к мосту, на украшение которого тоже не поскупились, благополучно его проехал, пробираясь через столичные пробки к отцовскому дому, как меня остановили менты. Да чтоб его!

Достал документы, открыл окно – печка работала на полную, внутри было как в сауне, а снаружи кусался мороз. Подошли двое. Один молодой, другой – в годах и с усами, как у Эркюля Пуаро. Молодой взял права, деловито уткнулся в них и поднял на меня недоверчивый взгляд.

– Апостол… Павел?

– Все верно.

– Михалыч! – позвал он, ухохатываясь. – Ты только посмотри, кого мы тормознули!

Я откинулся поудобнее в кресле. Жизненный опыт подсказывал, что это надолго.

Усатый подошёл, будто делая одолжение, уткнулся в мои права и хмыкнул в усы. Это было непрофессионально. Наверное, я бы даже мог пожаловаться – среди гайцов у меня были кое-какие тяги. Но, честно говоря, я давно смирился с неадекватной реакцией на мое имя. И стал относиться к ней с пониманием.

– Ну, Ленчик, думаю, обойдемся без обыска. Раз у нас тут святой человек, – веселился Михалыч. – С наступающим, Апостол Павел. Замолвите там за нас… – подмигнул, наверняка думая, что жутко соригинальничал. Ну да. Как же. Более заезженным был бы только вопрос о том, почему я один, и где Петр.

Сунув права под козырек, кивнул и поехал дальше. Квартира отца располагалась в ведомственной высотке. Огромные потолки, совершенно дурацкая планировка… Я отвык.

– Бать, я дома. Ты ужинал?

– Нет, тебя ждал. Давай быстрее мой руки. Я сварил пельмени.

– Ага. Сейчас…

Скинул парку, сунул обувь в шкаф. До ванной тут было два шага. Я оставил дверь открытой, зная, что отец пойдет следом.

– Ну, рассказывай. Встретился с этой девочкой?

– Угум.

– И что?

– Все ровно так, как ты и предсказывал.

– Стало быть, она даже разговаривать с тобой не стала? Ну и правильно, Пашка, не твоя это забота.

– А чья? Может, Ярика? – фыркнул, нервно стряхивая воду с рук. Мутные капли осели на зеркале. Я чертыхнулся, схватил полотенце. Вытер сначала руки, а потом протер и стекло. Так лучше. Повернулся к отцу. Вот в кого я пошел – просто одно лицо. Ну и все остальное тоже. Я могу четко представить, каким буду через сорок пять лет. Я поздний ребенок, да… Ну, по крайней мере, для отца. С матерью у них была огромная разница в возрасте. И я до сих пор не понимал, как мой батя, умнейший мужик, в нее вляпался.

– Кажется, ты хочешь у меня спросить что-то другое, – усмехнулся он. Я покачал головой, выходя из ванной. Да, я хотел… Но слишком уважал старика, для того чтобы лезть к нему в душу.

– Ничего я не хотел. Где там твои пельмени?

– Вон. Достать сметаны?

– Ага. И побольше.

На круглый накрытый скатертью стол под лампой с красивым абажуром опустились столовые приборы и фарфоровая антикварная супница.

– Так что там эта дамочка?

– Послала меня в пеший тур в обнимку с благими намерениями, – набив рот, пробубнил я.

– Паша! Прожуй…

Вместо этого я улыбнулся. Замечание отца отправило меня прямиком в детство. Мать нас бросила, когда мне не было и трех. Но вот ведь какое дело – я никогда не чувствовал себя брошенным. С таким-то батей… Мы с ним были похожи не только внешне. Кроме прочего, нас объединяли довольно специфическое чувство юмора и одна на двоих любовь-ненависть. Любовь к естественным наукам, рыбалке и туристическим походам. Ненависть к грибам, которая каким-то образом сосуществовала с любовью к их собирательству.

– Ида подтвердила, что ему пятнадцать лет дали.

– Вот и хорошо. Хоть мать не будет мучить.

– Тебе ее жалко, что ли? – ошалел я.

– А как ее не жалеть? Дура ведь… Такая дура, Паша!

– Ну, это для меня не секрет.

– Всю жизнь гонялась непонятно за чем, и вот как все обернулось…

Бросив отца, мать переключилась на какого-то бандюгана, от которого впоследствии забеременела. На закате девяностых того мужика убили, и с тех пор с кем она только ни встречалась, а жизнь все не складывалась, тут отец прав. Ну, а Ярик, которого мать воспитывала – это вообще отдельная песня. Спасибо отцу, что я с ним остался. А то непонятно, что бы из меня вышло с такой маманей. Вдруг Ярик номер два?

– Может, по пятьдесят? Как твое давление?

– Не жалуюсь. Достань там, в верхнем ящике…

– Ого, бать! Это тебе студенты такую коллекцию натаскали? – присвистнул я, обозревая ряды бутылок. Отец – человек неподкупный. Взятки он никогда не брал. Но учитывая, каким авторитетом он пользовался в научной среде…

– Да это презенты к праздникам. Говорю им, говорю, что мне ничего не надо, а они: «Что ж нам, Андрей Палыч, с пустыми руками к вам в гости идти? Некрасиво!». И что тут скажешь?

– Действительно. Так-то они правы.

Достав рюмки из резного буфета, плеснул нам с отцом по писюрику.

– Так что, говоришь, у вас общение совсем не заладилось?

– Да как сказать? Она испугалась сильно.

– А ты как хотел? У нее на глазах убили любимого человека. – Отец нахмурился. Подпер щеку. – Да и ты, Пашка, тоже, чем думал?

– В смысле? – удивился я.

– Хоть бы костюмчик надел… А то ж настоящий бирюк!

Я растерянно повернулся к окну. Почесал бороду. Ну-у-у… Есть немного. Здесь я зарос – холодно ведь, а борода, как-никак, греет.

– Не знаю… По-моему, ей вообще до звезды было, как я выгляжу. Едва визитку успел впихнуть – так она спешила избавиться от моего общества.

– Проклинала? – отец сам потянулся к бутылке. Накапал нам еще. Совсем чуть-чуть, на донышке, интеллигентно.

– Напротив. Даже сказала, что я не в ответе за брата.

– А я тебе о чем толкую? – кивнул отец, растирая руки. – Может, хотя бы ее послушаешь?

– Похоже, ничего другого мне действительно не остается. Но знаешь, бать, неспокойно мне. И как это объяснить, я не знаю. Умом все понимаю, да… А вот тут, – постучал по груди двумя сложенными вместе пальцами, – неспокойно.

– Твоя визитка у нее есть. Если что – позвонит.

– Да не позвонит она, в том-то и дело. Ей вообще со мной не хочется иметь дел. Говорит, я ей о Ярике напоминаю.

– Не бери в голову. Она не в курсе, что вы абсолютно чужие люди. Бог с ней. Пусть все у этой девочки сложится.

– Там еще есть пострадавшая.

– Мать?

– Ага.

– Ой, Паша… Вот к кому я тебе вообще не советую лезть. Если уж жена жертвы тебя послала куда подальше, то мать даже слушать не станет. Не надо. Не береди. Ну, ведь, правда, не твое это дело!

– Не знаю, – пригладил бороду. – Может, мне действительно стоило уделять ему больше внимания? И права мать…

– Кому это следовало делать, так это именно матери! А она что? Таскалась от одного мужика к другому, вместо того чтобы воспитывать парня!

Отец хлопнул ладонью по столу. Разнервничался. И это в его преклонном возрасте. Черт! Не надо было с ним вообще делиться своими планами. Но ведь привык, не таясь, говорить с ним обо всем.

– Ладно, па, ты прав. – Я встал, чтобы убрать в посудомойку тарелки. – Я тебя оставлю, хочу еще почитать рабочий контракт перед собеседованием.

– Вот это правильно.

Контракт я, конечно же, полистал. Убедился, что никакого подвоха в нем нет. Но ночь один черт провёл беспокойно. Вроде и пельмени, и по пятьдесят под разговор с батей, и усталость звериная, а всё равно сон никак не шел. Просыпался, ворочался, то о Ярике думал, который растерял все человеческое, то об Иде, то о собеседовании. Полноценный сон пришел лишь под утро, а когда глаза открыл – за окном уже стало светать. Я подхватился – проспать сегодня было нельзя. На такие должности в *-атом звали не каждый день.

Отец, естественно, уже не спал. Он вставал рано, сколько я себя помню, а в последнее время стал вообще просыпаться затемно.

Чтобы окончательно проснуться, я плеснул в лицо холодной воды. Достал из чехла костюм, купленный как раз для этого случая. Дорогой, зараза. К нему шли рубашка в цвет, строгий галстук и котлы по цене крыла самолета. Всё как положено. Из зеркала на меня смотрел почти приличный человек. Если не считать бороды, которая делала меня похожим то ли на философа, то ли на лесоруба. И чего я с вечера не побрился?!

Батя заглянул в комнату, прыснул в кулак:

– Ну, жених, а?!

Я закатил глаза. Есть вещи, которые со временем не меняются. И эти его «жених» в ответ на любую примерку – тоже. Что в десять он так их комментировал, что в пятнадцать, что сейчас – в тридцать семь.

– Я на работу устраиваюсь, а не женюсь, пап.

– Ничего. Когда-нибудь женишься. Какие твои годы?

Это да. Отец и сам семьей обзавелся, когда на него в этом плане уже все махнули рукой. И, наверное, именно поэтому он никогда не наседал на меня по поводу брака, как делали родители моих холостых приятелей.

Собеседование прошло отлично. Впрочем, иначе и быть не могло, учитывая тот факт, что это не я искал работу, а мне ее предложили сверху. Ясное дело, проверив до этого все – начиная от моей биографии, закачивая профессиональными навыками, в которых ни у кого не могло возникнуть сомнений, потому что до этого я трудился у них же, только на другой должности.

Подписав все необходимые документы для перевода в отделе кадров, я вполне мог вернуться домой, но черт дернул свернуть в другом направлении. К цветочному, который принадлежал матери убитого Яром парня. Вошел, огляделся и как-то сразу понял, что передо мной она. Подошел. Представился. Объяснил, кто я и зачем пришел. Лариса Юрьевна, в отличие от ее невестки, выслушала меня вполне спокойно. И даже… доброжелательно? Хотя говорил я довольно банальные вещи. Что мне жаль, что я понимаю – сына ей не вернуть, но, может, я бы мог ей как-то помочь, или…

Лариса Юрьевна кивала, приложив платочек к глазам. Рассказывала, что это ее единственный сын, благо еще есть дочка. Что она рассчитывала на его помощь в старости, а теперь приходится расширять бизнес, хотя она уже собиралась уйти на пенсию… Что под это расширение нужна куча денег, а ее невестка, такая-сякая, не спешит делиться наследством…

– А мне всего-то принадлежит третья часть от его доли! Квартира в браке куплена, совместно нажитая собственность, видите ли! Ида, конечно, девочка неплохая, но много ли она «нажила»… – фыркнула Лариса Юрьевна. Я внимательно ее слушал, испытывая весь спектр эмоций по мере ее рассказа. От сочувствия и желания помочь до какой-то брезгливости даже к этой мелочной бабе.

– Говорю ей – давай продавать, делить! Так нет же! У Иды губа не дура. Зачем такие хоромы продавать? Понятно, ей удобно и все такое. А мне? Мне как? Вертись, как хочешь?!

И вроде понять ее можно, а вроде и нет… Речь ведь не только об Иде, к ней вообще-то прилагается дочь. Единственная внучка этой дамы! Все, что осталось ей после сына. Но, похоже, оставшееся после него имущество волновало ту гораздо сильнее.

– Придется выделять свою часть… И пытаться продать ее.

– Постойте, Лариса Юрьевна. О какой сумме мы говорим?