Sword Art Online. Том 20. Колыбель луны

Глава 2

— Эх… зачем я так закричал… — вздохнул, обхватив голову, Верховный мечник.

Ронье, Тизе и Асуна дружно усмехнулись в ответ.

Когда затянувшееся совещание подошло к концу, Ронье и Тизе вернули Берче Фанацио и направились к лестнице, чтобы спуститься на десятый этаж и пообедать в Великой столовой, но у выхода из зала их остановила Асуна и предложила поесть вместе. Причин отказываться не было, так что девушки охотно согласились. Вторая мечница привела их на девяносто пятый этаж Центрального собора, известный как «Дозор утренней звезды».

Этот открытый со всех сторон — не считая четырёх несущих колонн — этаж был почти целиком отведён под сад, полный прекрасных цветов и ручьёв. По сути, это и был верхний этаж собора. Асуна с помощью своей силы поставила неразрушимую дверь перед лестницей на девяносто шестой этаж, так что попасть туда не мог даже Верховный мечник, не говоря уже о рыцарях единства.

Девушки уселись за белый столик в одном из уголков сада. Через несколько минут появился Кирито, сел и произнёс те самые слова. Разумеется, он говорил о своей реакции на имя Сельки Цуберг.

Ронье и Тизе тоже не удержались, когда в зале вдруг раздалось имя Френики, но это была их соседка по общежитию младших кадетов в академии мечников, так что реакцию девушек понять было нетрудно.

Однако у Кирито всё немного… нет, гораздо сложнее.

Тизе и Ронье, пока были пажами Кирито и Юджио, слышали от своих наставников историю о том, как те покинули северную деревню Рулид и многое пережили, прежде чем поступить в академию.

Но больше в соборе никто этого не знал. Дело в том, что Кирито и Юджио шли в Центорию с определённой целью — спасти из плена Церкви Аксиом теперь уже легендарного золотого рыцаря единства Алису Синтесис Сёрти, тоже уроженку деревни Рулид.

Поскольку многие рыцари единства до сих пор верят в слова Первосвященницы о том, что они призванные с небес воины, Кирито вынужден скрывать от них любую информацию, касающуюся происхождения рыцарей. К тому же, когда маленькая Алиса нарушила Кодекс Запретов, её забрал из Рулида Дюсольберт Синтесис Севен, ныне занимающий важную должность в Совете мира людей. Хотя сам Дюсольберт этого совершенно не помнит, он постепенно свыкается с правдой о ритуале синтеза, но не делится ей с остальными — скорее всего, из беспокойства за молодых рыцарей.

Когда на утреннем совещании Кирито закричал, услышав имя Сельки Цуберг, он оправдался тем, что якобы почти так же звали человека, который ему в своё время сильно помог. От его слов веяло фальшью, так что Фанацио и остальные, судя по их лицам, ему не поверили.

Перестав смеяться, Асуна попыталась успокоить схватившегося за голову Кирито:

— Ну что уж теперь, Кирито, слово не воробей. Тем более, когда Селька придёт в Центральный собор, все всё равно узнают, что вы знакомы.

— Может, и так, но… мне всё равно хотелось подготовиться, прежде чем начнутся расспросы…

— Подготовиться? Единственное, что ты мог сделать, — тайком договориться с Селькой, и, по-моему, это неправильно…

— Ну-у, наверное… — согласился Кирито, не поднимая головы.

— A-а… Кирито? — не слишком уверенным голосом обратилась к нему Тизе.

— М? Чего тебе, Тизе?

Верховный мечник наконец-то выпрямился и посмотрел на рыжеволосую девушку. Ещё немного поколебавшись, она предложила такое, что изумилась даже Ронье:

— Мне кажется, вы уже могли бы рассказать им правду… Пусть рыцари единства узнают, что они, как и все, родились в мире людей…

— Ч-что ты, Тизе!.. — перебив подругу, воскликнула Ронье.

Ритуал синтеза — величайший секрет ордена рыцарей единства, если не всего Совета мира людей. Если кто и может такое предлагать, то точно не рыцарь-ученик!

Но Кирито улыбнулся и жестом призвал Ронье успокоиться.

— Угу, в целом я с тобой согласен, — ответил он, глядя на Тизе. — Легенда о призванных с небес воинах уже сейчас трещит по швам. Из ветеранов почти всю правду знают Фанацио и Дюсольберт, да и Шета наверняка догадывается. Думаю, что когда-нибудь… желательно поскорее, нам придётся обо всём рассказать. Просто… — Кирито сделал паузу и посмотрел на Ронье и Тизе виноватым взглядом. — Простите, что заставляю вас вспоминать такое, но… вы же ещё помните смерть Райоса Антинуса?

Ронье и Тизе вздрогнули, услышав это имя.

Разумеется, они не могли его забыть. Пока они служили Кирито и Юджио пажами, Райос Антинус был старшим курсантом академии. Он жестоко издевался над Френикой, своим пажом, а когда Ронье и Тизе пришли к нему в комнату, чтобы выразить своё возмущение, тот связал их, прикрываясь судебным правом аристократии, и попытался обесчестить.

К счастью, в последний момент в комнату ворвались Кирито и Юджио и спасли девушек. Однако когда Кирито одним ударом отрубил Райосу обе руки, тот умер такой ужасной смертью, что Ронье до сих покрывалась мурашками, вспоминая об этом.

Он скончался не от потери крови. Ещё до того, как Жизнь Райоса иссякла, он вдруг закричал нечеловеческим голосом и упал замертво, будто душа вдруг покинула его. Во время Войны двух миров Ронье много раз видела гибель людей и полулюдей, но ничего подобного ей больше не встречалось.

Ронье и Тизе вздрогнули; Кирито и Асуна не сговариваясь наклонились, взяли девушек за руки, опустили их ладони на стол и накрыли своими. Ронье не знала рук теплее, чем у этой пары из Реалворлда. Сковавший её холод мигом отступил.

Ронье кивнула, не в силах даже сказать: «Спасибо». Кирито и Асуна улыбнулись, кивнули в ответ и вновь откинулись на спинки стульев. Переведя дыхание, Ронье спросила:

— Разве смерть элитного курсанта Антинуса как-то связана с ритуалом синтеза?

— Нет, напрямую не связана. — Кирито помотал головой. — Просто с любым жителем Андерворлда может случиться то же, что с Райосом, если перегрузить ему психику.

— А…

Ронье и Тизе вытаращили глаза, и Кирито вновь поспешно помотал головой:

— Не волнуйтесь, вам это не грозит. Такое случается только с людьми, которые скованы закостенелым мировоззрением.

— Закостенелым… мировоззрением?

— Да. Райос пытался сделать выбор между своей жизнью и Кодексом Запретов. Из-за непомерного самомнения он считал свою жизнь важнее всего на свете. С другой стороны, Кодекс Запретов был для него непреложным законом. Выжить, нарушив Кодекс, или умереть, соблюдая его? Райос так и не смог сделать выбор — его душа погибла, когда он попытался принять решение.

Даже на лице Асуны, наверняка слышавшей эту историю раньше, отразились ужас и негодование. Кирито осторожно погладил её руки и продолжил:

— И кстати, Фанацио рассказывала, что во время обороны Великих восточных врат предыдущий вождь гигантов потерял рассудок и, подобно Райосу, кричал нечеловеческим голосом. Гиганты считают себя сильнее прочих рас, и эта мысль помогает им держать себя в руках. Я думаю, вождь сошёл с ума, когда его убеждения начали рушиться. И загвоздка в том, что, скорее всего, для некоторых рыцарей единства вера в своё божественное происхождение — такой же важный фундамент, на котором держатся их души.

Ронье ежедневно была свидетелем проявлений силы и благородства рыцарей единства, поэтому слова Кирито отчасти смутили её.

Безусловно, для рыцарей будет сильнейшим потрясением узнать, что Первосвященница Администратор от начала и до конца лгала обо всём, что касается ритуала синтеза. Но непоколебимые, привыкшие во всём полагаться исключительно на самих себя рыцари единства должны выстоять. Не может такого быть, чтобы их души разрушились, как у Райоса Антинуса.

Но, возможно, Ронье выдавала желаемое за действительное? Поселившись в соборе, она начала испытывать к рыцарям ещё больше уважения и восхищения, потому что каждый день разговаривала с ними и училась у них фехтованию и священным заклинаниям. Что, если именно поэтому ей хотелось, чтобы рыцари единства и дальше оставались безупречными и несокрушимыми?

Ронье невольно опустила голову.

— Слушай, Кирито, — вдруг неуверенно заговорила Асуна. — Я немного не понимаю… Кодекс Запретов — это ведь непреложный закон для всего мира людей, да? Настолько, что душа человека разрушается просто от попытки нарушить его?

— А, ну… почти. Обычно до разрушения души дело не доходит: включается печать в правом глазу, и, как правило, после этого человеку уже не до мятежных мыслей. У Райоса печать не включилась, потому что он не собирался нарушать Кодекс из-за личных убеждений — просто он застрял в цикле противоречий, пытаясь и сохранить себе жизнь, и не нарушить Кодекс.

— Извините, что такое цикл? — вдруг вставила Тизе.

— Сколько ни пытаюсь следить за языком, всё равно англ… то есть слова, на священном языке проскакивают, — посетовал Кирито. — Слово «цикл» переводится как «кольцо» и по аналогии с формой колец часто обозначает нечто бесконечное и повторяющееся… Я понятно объяснил? — спросил Кирито, переводя взгляд на Асуну.

— По-моему, вполне, — с улыбкой согласилась она. — Ещё говорят «зацикливать» — это значит «закольцевать», «соединить в кольцо».

— Хмм! Спасибо! — поблагодарила Тизе и достала из кармана формы (Кирито иногда называл его «по́кетом» на священном языке) небольшую стопку прошитых нитками листов льняной бумаги и медную ручку.

Она пролистала несколько исписанных страниц, нашла чистую и внесла туда значение слова «цикл».

— А… Что это такое, Тизе?

— Хе-хе, я выпросила в хозяйственном отделе обрезки бумаги и сделала записную книжку. Так я хоть не буду забывать слова священного языка, которые мне объясняют.

— С каких пор ты так…

Ронье слегка занервничала: откуда такое рвение у Тизе, которая всегда ненавидела учёбу ещё больше, чем она?

— Потом научи меня, как такие книжки делать, — прошептала Ронье подруге, толкая её локтем.

— Хе-хе-хе, что-то я давно не ела медовиков из «Прыгучего оленя».

— Ну что ты за человек! Ладно…

Кирито, с улыбкой наблюдавший за их разговором, откинулся на спинку стула и сказал:

— Надо бы поскорее увеличить производство снежного льна. Урожаи должны быть в три… нет, в пять раз больше нынешних.

— Нам даже десятикратного прироста не хватит, — вставила Асуна. — Мне хотелось бы, чтобы каждый ребёнок в мире людей… нет, во всём Андерворлде мог свободно пользоваться ручками и тетрадями.

— Это было бы так прекрасно… — согласилась неизвестно когда открывшая в себе тягу к знаниям Тизе, глядя на свою маленькую записную книжку. — Пергамент ужасно дорогой, поэтому дети младших аристократов вроде нас с Ронье пишут на нём разведёнными чернилами из синих лотосов, а потом моют пергамент и пользуются им снова. Есть, конечно, дешёвая бытовая бумага из белой нителистницы, но она за неделю теряет Жизнь и рассыпается… Я думаю, если у каждого ребёнка будет льняная бумага, они все полюбят учиться.

— Это точно. Правда, придётся ещё написать много учебников, — заметила Асуна.

На этот раз Ронье тоже согласилась.

Кирито пришлось на какое-то время отложить дела и летать по всему миру людей в поисках материала для новой бумаги, которая сочетала бы долговечность пергамента и дешевизну нителистницы. Наконец ему удалось обнаружить снежный лён — белоснежный цветок, растущий лишь в горах на северо-западе Северной Империи. Сначала листья и стебли этого растения необходимо мелко нарезать и отварить. Получившуюся смесь нужно вылить тонким слоем на плиты и быстро высушить теплородами и ветрородами, потому что отвар считается едой и быстро теряет Жизнь, но в высушенном виде переходит в разряд полотна и прекрасно хранится. Наконец, смесь раскатывается большими скалками и превращается в гладкую белую бумагу.

Льняная бумага намного дешевле пергамента, который делается из шкур овец, причём из одной шкуры можно сделать лишь один лист шестьдесят на шестьдесят санов. По долговечности она тоже практически не уступает пергаменту. С другой стороны, производить её сложнее, чем бытовую бумагу, для получения которой достаточно просто постучать молотком по скреплённым друг с другом листьям нителистницы, но главное — нигде в окрестностях Центории снежный лён не выращивается. Конечно, в горах уже появились поля снежного льна, а в самой Центории построены целых четыре бумажных фабрики, которые продают свои изделия горожанам, но пока что льняная бумага заметно дороже бытовой. Даже Ронье, не знавшая многих тонкостей, понимала, что сделать эту бумагу достаточно доступной для детей не только мира людей, но и мира тьмы будет очень трудно.

Но Кирито и Асуна не собирались останавливаться на производстве бумаги. Они планировали выпускать в огромных количествах учебники по языку мира людей, математике, заклинаниям и так далее.

— Конечно, если у каждого человека будет по учебнику, дети смогут учиться по ним в любое время… — начала Ронье, и Тизе подхватила:

— Но у опытного писаря уходит месяц, чтобы сделать копию даже учебника начальных священных заклинаний. И конечно же, эти книги очень дорогие… Мой отец с огромным трудом накопил деньги и купил мне его, потому что священные заклинания — часть вступительных экзаменов в академии мечников. Он очень сожалел, что смог достать только самое дешёвое издание, написанное получитаемой скорописью. Правда, для меня этот учебник всегда был сокровищем.

То же самое могла сказать и Ронье.

Больше всего в мире людей ценятся учебники, написанные так называемым аксиомным шрифтом, который используется в Кодексе Запретов. Они стоят по десять тысяч ший за том, и их не могут себе позволить ни простолюдины, ни младшие аристократы. Разумеется, том, выполненный плохо читаемой скорописью, над которым работал неопытный писарь, обойдётся намного дешевле, но всё равно будет очень дорогим.

— Береги его. Возможно, когда-нибудь… — начал Кирито с улыбкой, но прервался и медленно выдохнул. — Боюсь, наладить производство учебников будет в разы сложнее, чем бумаги, но что поделать, буду постепенно над этим работать. В конце концов, времени у меня навалом…

— Да… это точно, — согласилась Асуна с хитрой улыбкой. — Кстати, Кирито, как ты умудрился сдать экзамены в академию, если там было не только фехтование, но и священные заклинания?

— Эй, я, если что, был в числе двенадцати лучших кадетов… наверное. Но, конечно, если бы Юджио не учил меня всем заклинаниям, вряд ли бы я поступил.

Тизе тихонько засмеялась, но Ронье услышала в этом смехе не только радость и поэтому позволила себе только слабую улыбку.

Асуна ласково улыбнулась в ответ, затем посмотрела на небо между колоннами и вдруг округлила глаза, словно что-то вспомнив:

— Ох, мы заболтались! Вы, наверное, голодны! Давайте обедать. Поможете принести еду?

— Конечно! — дружно выпалили Ронье и Тизе, вскочив из-за стола.

Одновременно с ними поднялся и Кирито. Когда Ронье была его пажом, она всегда в такие минуты пыталась убедить его не помогать ей, но Кирито никогда не соглашался сидеть и ждать.

«Он совсем не изменился…» — подумала Ронье, идя следом за Асуной.

Тизе вдруг вновь достала ручку и записную книжку:

— Кстати, госпожа Асуна, под «тетрадью» вы подразумевали нечто вроде этой записной книжки, да?

Ронье оставалось лишь заскрипеть зубами и сжать кулачки.

Прямо под «Дозором утренней звезды», на девяносто четвёртом этаже собора, находится большая и хорошо оборудованная кухня — впрочем, немного уступающая кухне в Великой столовой на десятом этаже.

Как только идущая впереди Асуна распахнула двери, в нос ударил сладкий запах мёда и аромат запечённого сыра. Желудок Ронье невольно сжался.

И пол, и потолок на кухне были из мрамора, но его белизну разбавляла разноцветная посуда и бутылки на полках вдоль стен. На дальней стене разместились полки с утварью, там же располагалась внушительных размеров печь. В центре просторного помещения стоял большой деревянный разделочный стол.

За столом работала молодая — правильнее будет сказать, что молодая на вид, — худощавая женщина в безупречно чистом белом фартуке и поварском колпаке, под который были убраны короткие волосы. При появлении Гостей она подняла голову.

Только что женщина сидела на стуле и точила большой нож, но встала, едва увидев посетителей. Первым делом она поклонилась Асуне, затем сказала:

— Госпожа Асуна, то, что вы запекали, уже готово, но я не доставала блюдо из овена, чтобы не остыло. Салат и хлеб — в корзинке.

— Спасибо, Хана. Извини, что мы так поздно, — поблагодарила женщину Асуна и подошла к большой каменно-кирпичной печи у стены кухни.

В печи была герметичная камера для равномерного нагрева еды, обычно называемая духовкой, но конкретно эта работала на теплородах, а не на огне, поэтому называлась овеном — что переводится со священного языка как «духовка». Это слово — равно как и «салат» — давно уже перестало восприниматься как часть священного языка, поэтому Тизе не понадобилось доставать записную книжку.

Надев толстые кожаные рукавицы, Асуна открыла печь и достала изнутри большую ёмкость с крышкой. Сыром пахло именно из неё.

Обычно для жарки использовали тонкое пшеничное тесто — бедняки заворачивали в него любые ингредиенты и жарили на сковороде. Ронье никогда ещё не слышала, чтобы завёрнутую в лепёшку еду перед этим клали в посуду и ставили в духовку. И вообще, разве духовка не только для хлеба? Ронье заворожённо смотрела, как Асуна ставит овальную ёмкость на рабочий стол и осторожно снимает крышку.

— Ух-ты… Ой, что это? — недоумевая, спросила Тизе.

Ронье тоже озадаченно крутила головой.

Лепёшка была совсем белой и тонкой, слегка подгорелой по краям. Она напоминала бумагу.

— Хе-хе, это называется «бумага для запекания», — гордо пояснила Асуна.

Ронье и Тизе дружно ахнули и вытаращили глаза.

— Н-неужели настоящая бумага? Льняная? — спросила Ронье, не веря своим ушам.

Вторая мечница кивнула, широко улыбаясь:

— Я взяла подгоревшую во время сушки бумагу с соборной фабрики и попробовала пустить в дело.

— Но разве бумага не должна была моментально сгореть дотла в овене?

— Обычная бумага сгорает, уже пробовала. Пергамент не стала — всё-таки он слишком дорогой, чтобы готовить на нём еду. А вот льняная бумага не подвела меня.

С этими словами Асуна ткнула пальцем в аккуратно сложенную бумагу. Та сухо похрустела, но не рассыпалась. Похоже, она действительно сохранила приличный запас Жизни даже в чудовищном пекле овена.

— Кухня мира людей… и всего Андерворлда довольно простая, но подчиняется строгим законам, — продолжила Асуна, снимая рукавицы. — Неважно, жаришь ты или варишь, приготовление пищи требует определённого количества времени и высокой температуры, иначе продукты не превратятся в блюдо. Если жара недостаточно, блюдо получит дополнительный статус… то есть получится недоваренным или недожаренным, и, если вы его съедите, у вас заболит живот. И наоборот, если температура слишком высокая, блюдо подгорит — будет жёстким или горьким.

— Ага…

Это в первую очередь объясняют матери своим дочерям, когда те учатся готовить. Ронье слушала Асуну, с любовью вспоминая наставления из детства: «Всегда лучше слегка пережарить, чем недожарить. Поэтому никогда не жалей огня!»

— Главная сложность заключается в том, что самая вкусная еда — та, которая только что превратилась из недожаренной в готовую. Затем жар лишь выпаривает воду. Жареное при этом становится сухим и жёстким, а варёное теряет вкус и аромат продуктов. Конечно, если готовишь суп, можно бесконечно добавлять в него новые продукты и варить на медленном огне, насыщая бульон вкусом, но на это требуется слишком много времени.

— Ага… — вновь поддакнула Ронье.

Она вспомнила необычный вкус загадочного обсидианского варева, которое пробовала в столице мира тьмы, так что тут же решила спросить, чтобы отвлечься от воспоминаний:

— Но какое отношение это имеет к бумажной лепёшке?

— Так вот, сначала я собиралась отследить момент, когда еда превратится в готовую, но Хана меня отговорила, — ответила Асуна и перевела взгляд на женщину в поварском колпаке.

— Это ошибка всех людей с Призванием повара, — невозмутимо отозвалась Хана. — Никакие тренировки не помогут безошибочно определить этот миг. Давным-давно император Нолангарта пригласил к себе в замок повара, которого как раз называли мастером определения готовности еды по её внешнему виду, — говорили, что такие рождаются лишь раз в сотню лет. Тот приготовил императору ужин — и салат, и суп были идеальными, но основное блюдо, стейк из краснорогого быка, он снял с огня на секунду раньше, чем нужно, В результате у императора скрутило живот, а повара наказали судебным правом аристократии, отрубив ему обе руки.

Ронье и Тизе обомлели, а Асуна покачала головой и продолжила:

— Вот почему я отказалась от мысли следить за едой и решила просто пропекать её как следует. Я подошла к делу с другой стороны и спросила Хану, нет ли способа сохранить сочность еды во время долгой готовки. Она сказала, что немного помогает закрытая посуда и запекание в овене.

— Ух ты!.. Я тоже много чего готовила, но такое мне в голову не приходило. Не зря вы были личным поваром госпожи Первосвященницы! — восхитилась Тизе.

— Это в прошлом. — Хана пожала плечами. — Тем более только в соборе есть посуда с высоким уровнем приоритета, которая не трескается в овене, к тому же у запекания есть и свои недостатки… Поскольку оно не выпускает наружу сок, блюдо отчасти превращается в суп, разбавляя вкус.

— Вот почему я обратилась к традиционным методам и попробовала запечь блюдо в пшеничной лепёшке и посуде с крышкой, — подхватила Асуна. — Но, как я и боялась, тесто впитало влагу и вкус… Разумеется, это не страшно, если собираешься съесть и лепёшку тоже, но это не даёт раскрыться вкусу продуктов. Я начала искать плотно прилегающую оболочку, которая не слишком впитывает воду и способна выдержать сильный жар. Вот так я и пришла к тому, чтобы использовать бумагу.

— О-о… значит, вот для чего запекать в бумаге… — прошептала Ронье, глядя в открытую ёмкость.

— Это самое… может, вы уже развернёте, а?.. — жалобно протянул до сих пор молчавший Верховный мечник.

Похоже, он уже настолько проголодался, что не мог больше ждать.

Асуна хихикнула и взялась за край подгоревшей бумаги.

— На самом деле я никогда раньше не готовила в бумаге. Прости, но, если получилась гадость, придётся обойтись хлебом и салатом.

— Что?! — воскликнули одновременно Кирито и Тизе. Мысленно согласившись с ними, Ронье горячо помолилась Террарии, богине земли и еды.

Она наблюдала, как Асуна медленно разворачивает бумагу. И как только показалась еда, у Ронье даже голова закружилась от ударившего в нос насыщенного аромата.

Основу блюда составляли ломтики белой рыбы. Их дополняли грибы, овощи и пряные травы, сверху всё покрывал расплавленный сыр. С первого взгляда было ясно, что блюдо прекрасно пропеклось, но ничуть не подгорело и не высохло, как часто бывает при жарке. Весь сок остался внутри продуктов.

— По-моему, неплохо, — сказала Хана.

— Ага, так что давайте накладывать, пока не остыло, — согласилась Асуна. — Кирито, принеси, пожалуйста, пять тарелок.

Хотя Хана всячески отказывалась, Асуна убедила её подняться на девяносто пятый этаж и присоединиться к обеду, состоявшему из запечённой в бумаге белой рыбы, свежего хлеба и салата.

Кирито тоже проворно помогал накрывать на стол — видимо, вспомнил, как сам был пажом. Всего через несколько минут все сели за стол, чокнулись бокалами сиральской воды и взяли в руки ножи и вилки.

От лежащей на тарелке рыбы до сих пор поднимался пар, возбуждая аппетит, но всё же Ронье для начала глубоко вдохнула, оценивая аромат. Аромат овощей, грибов и расплавленного сыра ослабел, а лёгкий запах подгоревшей бумаги и вовсе исчез.

Сочное филе рыбы выглядело упругим, но распалось на ломтики чуть ли не от одного касания ножом. Когда Ронье попробовала кусочек, её поразило то, что филе очень мягкое. Рыба была сочной — с трудом верилось, что она действительно хорошо пропеклась.

— Ух ты… Эта рыба совсем не похожа на жареную! Она такая вкусная! — восхитилась Тизе, и Ронье быстро закивала, поддерживая её.

Асуна, судя по её выражению лица, придирчиво оценивала вкус еды. Наконец она довольно кивнула, но затем задумчиво склонила голову:

— Да, рыба получилась сочной, как я и надеялась… но у неё нет насыщенного аромата, как после жарки… И мне она кажется чуточку сырой.

— Возможно, стоило в самом конце снять крышку с посуды, убрать бумагу и поджарить с помощью теплородов? — предложила Хана, и Асуна ахнула:

— Да, именно так! Если слегка подрумянить блюдо, оно должно стать гораздо ароматнее! В следующий раз выключим овен на двадцать секунд раньше и попробуем.

Пока два повара обменивались мнениями, Кирито безмолвно, вернее, самозабвенно работал вилкой. Ронье испугалась, что он так ничего и не скажет, и невольно шепнула:

— Извините, как вам обед?

— М? — промычал Верховный мечник с набитым ртом. Наконец он прожевал и выпалил: — Вкусно!

Асуна вздохнула и покачала головой:

— Кирито, я, конечно, не ожидала от тебя отзыва на уровне ресторанного критика… но нельзя ли поконкретнее?

— Э-э… ну-у… настолько вкусно, что я съел бы и бумагу, в которую это было завёрнуто!

Три девушки, хорошо знавшие Кирито, дружно вздохнули. Несмотря на то, что Хане удалось сохранить на лице невозмутимое выражение, Ронье увидела, что даже у неё слегка дёрнулся глаз.

После хорошего обеда Хана настояла на том, что хотя бы посуду она уберёт сама. Кирито, Асуна, Тизе и Ронье остались на девяносто пятом этаже и какое-то время молчали с блаженным видом.

Сложно даже перечислить, сколько всего изменили в Андерворлде гости из Реалворлда. Безусловно, ничто не сравнится по важности с указами об аристократии, но Ронье куда больше впечатляли изменения, которые были полезны в быту, вроде изобретения бумаги или запекания в ней пищи.

Кирито и Асуна работали над тем, чтобы больницы, пока что существующие лишь в больших городах, появились даже в деревнях. До сих пор больными и ранеными в глубинке были вынуждены заниматься настоятели церквей, и нередко случалось так, что они просто не успевали ухаживать за большим количеством пациентов. К тому же при лечении применялись сложные заклинания, основанные на светородах и темнородах, и неопытный заклинатель мог попросту не успеть их зачитать, когда травма угрожала жизни.

Если во всех деревнях и городах появятся больницы с дежурными лекарями, в совершенстве владеющими исцеляющими заклинаниями, в мире людей сразу пойдёт на убыль смертность от несчастных случаев и мора. К тому же Кирито и Асуна не собирались лечить людей одними только заклинаниями и планировали также развивать бытовую медицину, основанную на лекарствах, бинтах и припарках.

Ронье очень радовалась тому, что их усилия вели мир к светлому будущему. Но в то же время она немного переживала.

За триста лет правления Первосвященницы — особенно с тех пор, как она основала четыре Империи, — мир людей практически не менялся. Первосвященница сознательно стремилась к тому, что она называла вечным застоем. С одной стороны, это привело к безнаказанности знати и огромному разрыву между столицей и глубинкой, но с другой — жизнь никогда не становилась хуже.

В противовес ей, Кирито и Асуна упрямо стремились к развитию не только мира людей, но и всего Андерворлда. И они уже сделали этот мир лучше — достаточно вспомнить об освобождении людей от гнёта аристократии на частных угодьях.

Но Ронье казалось, что чем сильнее изменится мир, тем больше надежд люди будут возлагать на Совет… и в особенности на Кирито и Асуну, которые его возглавляют. Ронье, как рыцарю-ученику, они казались обладателями почти божественной силы, но всё же Верховный мечник и Вторая мечница не всесильны и не всеведущи. Кирито до сих пор винил себя за то, что не смог спасти Юджио, и скорбел по другу. Ронье знала об этом и именно поэтому беспокоилась за Верховного мечника. Что, если однажды его с Асуной сил и знаний не хватит, чтобы предотвратить катастрофу, и Андерворлд окажется даже в большей опасности, чем во время Войны двух миров? Ронье пугала одна только мысль о том, что тогда скажут люди Кирито и Асуне…

— Извините, госпожа Асуна, — вдруг раздался голос Тизе, и Ронье отогнала тяжёлые мысли.

— Да, Тизе? — Асуна недоуменно моргнула, оторвавшись от послеобеденного кофильского чая.

— Вы перед обедом хотели о чём-то поговорить, не так ли? О Кодексе Запретов?

— Я что-то спрашивала? — задумалась Асуна.

Ронье тоже пришлось напрячь память.

А ведь и правда. Когда они обсуждали, стоит ли раскрывать рыцарям единства правду о ритуале синтеза, Асуна задала Кирито вопрос о Кодексе Запретов. Однако затем Кирито начал рассказывать о цикле противоречивых мыслей, в котором застрял Райос Антинус; потом Тизе попросила объяснить, что такое цикл; затем разговор перескочил на записную книжку и планы по производству бумаги. Получается, что…

— Тизе, это ведь ты и сбила госпожу Асуну с мысли! — негромко воскликнула Ронье.

— Ха-ха, может быть, — согласилась Тизе, тоже придя к этому выводу, и показала подруге язык.

— Эх ты… Простите, госпожа Асуна, — извинилась Ронье вместо подруги.

Вторая мечница улыбнулась и покачала головой:

— Нет-нет, можете обращаться к нам когда угодно, если у вас есть вопросы. Так вот… к чему я это спрашивала… — Перестав улыбаться, Асуна перевела взгляд влево. — В общем, Кирито, я правильно понимаю, что для жителей мира людей Кодекс Запретов настолько важен, что при попытке его нарушить либо включается печать в правом глазу, либо разрушается психика?

Кирито кивнул, добавляя в кофильский чай молоко, только сегодня утром надоенное в стойле собора.

— Угу. В принципе, всё так и есть.

— И отсюда следует вывод… что убийца Ядзена сломал печать в правом глазу, нашёл неизвестный способ обойти Кодекс Запретов или с самого начала ему не подчинялся, так?

— Угу. Мне тоже кажется, что тут одно из трёх… Правда… третий вариант означает, что преступник — кто-то из мира тьмы, а не мира людей, но в нём действует право сильного, такое же непреложное, как Кодекс. В мире тьмы сейчас самый сильный — Искан, и он даёт путешественникам письменные наказы о том, чтобы они не совершали в мире людей ничего дурного…

Ронье подняла руку, вспомнив, что Асуна разрешила задавать вопросы «когда угодно».

— Кирито, можно я скажу?

— М? Что такое, Ронье?

— Я бы хотела добавить… что человек в чёрной накидке, который похитил в замке дочь Искана и Шеты, тоже не подчинялся праву сильного. Он не только взял Лизу в заложники, но и приказал Искану убить вас…

После этих слов нахмурилась не только Асуна, читавшая подробный доклад о происшествии, но и Тизе, уже слышавшая пересказ подруги.

— Действительно. — Кирито кивнул с невозмутимым видом. — Другими словами, преступник либо считал себя сильнее Искана, либо подчинялся кому-то, кто так считает… Да?

— Об этом я и говорю. Мне кажется, тут… всё немного расплывчато. Каким образом жители мира тьмы определяют, кто кого сильнее? Они же не устраивают каждый раз поединки?

— Насколько я знаю, гладиаторы Искана так и делают. Правда, у них это не столько сражения, сколько тренировки… Но ты, конечно, нрава, люди там не нападают на всех, кого встретят. Если не вдаваться в подробности, то в каждой расе и гильдии выбирается сильнейший, который становится вождём или главой. Его также называют маркизом, и до войны Совет этих маркизов управлял миром тьмы, принимая различные законы. Сейчас на смену Совету маркизов пришёл Совет пяти рас, но его суть осталась прежней. Прямо сейчас Искан считается самым сильным воином среди всех, кто состоит в Совете.

— Значит ли это, что похититель не мог нарушить право сильного, просто убедив себя в том, что он сильнее Искана? Ему обязательно было доказать это через победу над ним? — спросила Ронье.

— Гмм… — протянул Кирито, складывая руки на груди. — Это, наверное, зависит от силы убеждения… Во время Восстания императоры тоже нарушили первый параграф Кодекса Запретов и взбунтовались против Церкви Аксиом. Они убедили себя в том, что Совет мира людей отнял власть у Церкви, и в том, что они должны забрать у нас эту власть во имя Первосвященницы. Этого оправдания хватило, чтобы одолеть власть Кодекса, и если житель мира тьмы по какой-то причине так же крепко поверит в свою силу, то наверняка сможет нарушить право сильного даже без битвы с Исканом.

Ронье вздрогнула, вспомнив Кругера Нолангарта VI и практически сочащуюся из него уверенность в собственном превосходстве, Тизе слегка поёжилась и тихо спросила:

— Конечно, императоры ни во что не ставили Совет мира людей, но это ведь потому, что их семьи столетиями правили Империями, не так ли? Разве люди, за которыми нет такого прошлого, могут найти в себе силы восстать против правителей?

На этот вопрос ответила Асуна, которой вновь не дали довести до конца начатую мысль:

— Совершенно верно — нужен очень прочный бэкбон, чтобы нарушить Кодекс Запретов или право сильного, просто убедив себя в своей правоте. А, «бэкбон» — это буквально «хребет», но в переносном значении — «основание» или «психологический стержень».

— А, хорошо.

— И я… как раз собиралась спросить Кирито именно об этом, — договорила Асуна, поворачиваясь к недоуменно моргающему Верховному мечнику.

— Да?..

— Из какого бы мира ни был убийца Ядзена, либо он сам, либо тот, от кого он получает приказы, помешан на своём величии не меньше императоров. И вот поэтому я недоумеваю — неужели этот человек не мог сделать в мире людей чего-то… поважнее, сравнимого с похищением Лизетты в мире тьмы? Конечно, я вовсе не пытаюсь сказать, что жизнь Ядзена ничего не стоила, просто… Извините за прямоту, но, если преступник пытался посеять семена раздора между мирами людей и тьмы, для этого были куда более подходящие таргеты… то есть мишени.

— С хорошим социальным положением, да?.. Аристократы, крупные купцы и их семьи… Да, и правда… — пробормотал Кирито.

— Но… — вновь вмешалась Ронье. — Если он всего лишь пытался заставить вас прилететь в Дарк Территори, ему ведь было не важно, кого убивать.

— Угу, наверное… Но всё же на месте преступника я бы постарался хайпануть посильнее, ведь я бы тогда тем более полетел в Обсидию как можно скорее… — опять забормотал Кирито, а Тизе попросила Асуну объяснить, что такое «хайпануть». Похоже, сегодня для её записной книжки выдался на редкость урожайный день.

«Кстати, а ведь названия Обсидии и Центории тоже произошли от слов священного языка. Интересно, что они обозначают?» — задумалась Ронье.

Тем временем Асуна допила слегка подслащённый кофильский чай и твёрдо заявила:

— Знаешь, Кирито, я всё-таки попробую.

— Э-э… Что попробуешь? — поинтересовался Кирито с таким видом, словно слова Асуны не предвещали ничего хорошего.

Ответ ошарашил не только Ронье и Тизе, но и Верховного мечника, тоже мастера безумных выходок.

— Заклинание взгляда в прошлое, о котором говорила Аюха. Если оно действительно работает, то его можно применить в гостинице и увидеть, кто это сделал.