Сын минувшего будущего

Вскрыть в случае моей смерти

Утро третьего дня я встретило меня пиликанием будильника на телефоне. Через слипающиеся веки я огляделся. Обстановка с ночи не изменилась, я по-прежнему лежал на сомкнутых вместе стульях, приставленных к стене. Через окно в кабинет начинал проникать ранний рассвет. Тело ныло от долгого лежания в одной позе, ушиб на спине ощутимо болел. Гадостное ощущения ночного кошмара никуда не исчезло, лишь слегка притупилось, перебиваемые физическими страданиями.

Хорошо, что телефон с будильником лежал далеко, иначе я бы точно его выключил, перевернулся на другой бок и заснул. Зато сейчас я понимал, что время 7:30 и следующий сигнал всё равно сработает через 5 минут, так что не было смысла оттягивать неизбежное. Для начала дал себе время посидеть с закрытыми глаза, потом раздвинул стулья, встал и шагнул к столу. Забрав телефон, отправился до шкафа за одеждой, практически не размыкая век. Мне предстояла мерзкая процедура — умывание и обтирание ледяной водой в сортире, который по привычке здесь называли «уборной». Натянув штаны, воткнув ноги в кроссовки и накинув куртку поверх майки, я высунулся на разведку в коридор — было тихо.

Стоя над единственной работающей раковиной, я с неприязнью смотрелся в поеденное желтоватой коррозией зеркало. Ситуация, наверное, со стороны выглядела похожей на сценку из мультфильма «Дядюшка Ау», когда старичок разговаривал со своим отражением. Мне аналогично хотелось самому себе сказать: «Что-то ты мне сегодня совсем не нравишься…» Включив и потрогав воду, мне ещё больше расхотелось делать задуманное — кончики пальцев едва ли не сводило от холода. Мысленно досчитав до пяти, я набрал в ладони воду и резко погрузил в неё лицо. На удивление, я практически ничего не почувствовал. Видимо, вода заморозила нервные окончания, но спустя считанные секунды кожу начало щипать и обжигать. Бодрила процедура, конечно, хорошо.

Естественно, что ни зубной щётки, ни мыла у меня с собой не было — они остались лежать в утраченном чемодане. Пришлось заменить чистку зубов на тройное обмораживающее полоскание, но впереди была ещё менее приятная процедура — обтирание мокрой туалетной бумагой хотя бы самых критичных мест. Побеждая отвращение, холод и прилипающие комочки бумаги за 10 минут я справился. Вытирался остатками той же бумаги, не забыв припрятать на всякий пожарный пару метров в карман — кто знает, когда выдадут новую… Бриться было нечем. Слив вчерашние остатки воды из чайника, я налил новых добрых 3 литра в этого алюминиевого гиганта, стараясь не заглядывать внутрь из-за брезгливости. Перед уходом я машинально оглядел помещение, проверяя, не забыл ли я чего. Гора мокрой туалетной бумаги под раковиной весьма гармонировала с остальной обстановкой, так что я решил за собой не убирать. На обратном пути до меня дошло, почему в царские времена в высшем обществе умывание называли «утренний туалет».

К 8:30 я был вполне готов для дальнейших злоключений. Папе Саше тоже сегодня предстоял нелёгкий день: комиссия, большие начальники, нервотрёпка. В ожидании его прибытия, попивая изысканный растворимый хлорированный кофе, я размышлял, куда бы мне скрыться с глаз долой, чтобы опять не подставлять родителя.

Папа вошел в кабинет в 8:47, предварительно предупредив меня стуком. После ночи одиночества и пережитого кошмара я вдвойне был рад его видеть. Он, конечно, не ожидал, что на весьма формальный вопрос «Как спалось?» я расскажу ему свой ужастик.

— …ну, и в итоге, я просыпаюсь на полу между стульев с задранными кверху ногами. Так себе ощущение, честно говоря, — заканчиваю я рассказ.

— Головой не ударился? — участливо интересуется папа.

— По счастью нет, только позвоночником вот тут, — показываю я.

— Ну, вид у тебя не выспавшийся, это заметно.

— Ну, лёг-то я рано… Ладно, проехали. Тебе чайку налить?

— Да, давай, есть 15 минут, потом побегу на планёрку. Я вот тебе бутербродов привёз на завтрак.

— О, благодарю. Перекусить не помешает.

Мы усаживаемся попить чаю и кофе, я жую бутерброды. Жизнь, так сказать, налаживается. Лампы дневного света под потолком создают в кабинете бодрую и рабочую атмосферу. За окном ещё темновато, и из-за этого возникает дополнительное виртуальное ощущение комфорта. После того, как пересказал сон вслух, его смысл и значимость для меня притупились. Я уже не думал об этом, как о каком-то пророчестве, сигнале или предостережении — теперь это был просто текст пересказа события в моей голове, такой же, как все остальные сны. Сконцентрировавшись на бутерброде, я прогнал остатки унылых мыслей и переключился на сегодняшний план-график, который предстояло обсудить:

— Ну, как там по квартире, есть информация?

— У Нади там есть какой-то вариант с однокомнатной квартирой в Мамонтовке[40], цена 2000 в месяц для своих. Бо́рису Серёга вчера звонил, в итоге мы с Борькиным отцом кратенько поговорили. Квартира пустует, может сдать на 2 недели точно, а там по ситуации.

— А цена какая?

— Он пока ответил уклончиво: «Договоримся».

— Понятно, ждёт от нас предложений, — я замялся перед неудобной темой, которую предстояло обсудить, — Сколько сможешь мне пока ссудить на квартиру и питание? Планы как заработать у меня есть. Но это долго рассказывать, я пока тебя не буду нагружать. Просто знай, что я рассчитываю отдать в течение максимум месяца.

Он колебался, не зная, что ответить.

— Давай так: 1500 сможешь выделить? За 1000–1200 попробуем сторговаться по квартире, остальные на еду и одежду.

— Ну, если он согласится…

— Смотри, а что ему терять? Квартира так и так пустует, туда Борька, небось, тусовки сейчас водит вместо учёбы. Если сдать хоть за копейку — уже двойная выгода.

Я не слышу прямого ответа на свой вопрос, приходится пока отступить:

— Ладно, ты пока подумай, время есть. Как вы договорились с ним?

— Договорились, если всё нормально, то вечером можно квартиру посмотреть.

— Да видел я её тысячу раз… Хотя да, правильно, формальности надо соблюсти. С этим понятно… Второй вопрос: Я тут подумал, может мне посидеть весь день в компьютерном зале? Буду делать вид, что работаю, что-то печатаю нужное, а заодно, и от вашего лютого директора подальше.

— Ну, вообще можно. Там надо записаться на время, но, в принципе, машины свободные есть всегда.

— Я вчера мимо проходил, так там почти весь зал был свободен.

— Давай сейчас до планёрки тогда я тебя там посажу.

Это как раз неплохой шанс спокойно попечатать тексты песен и сценарий для «Брат-2». Сяду в уголке, наушник в ухо и вперёд.

— Отлично, только дай мне на пару минут — достать ноут из сейфа. Нужно кое-какую музыку в телефон закачать.

В 8:55 мы были готовы выдвигаться: папа на планёрку, я на импровизированную работу, захватив мобильник, наушники и одну дискету для сохранения результатов. Уже с порога я окинул кабинет взглядом — не осталось ли каких-то аномалий после моей ночёвки, успокоился и шагнул в коридор. Приходилось брать в привычку соблюдать предосторожности.

В компьютерном зале почему-то пахло озоном, как в медицинских кабинетах после кварцевания — запах, который у меня так же ассоциировался с ранним детством, поликлиникой, простудами и УФЛ-прогреванием[41].

— Под какой фамилией тебя в журнале записать? — негромко спросил папа.

— Да какой хочешь, Иванов, Петров, Шниперсон, — отшутился я, — Проверять же не будут?

— На Изю Шпиперсона не тянешь, — вернул он.

— Ну, пиши Иванов.

Я выбрал компьютер в дальнем от входа углу в надежде, что сюда будут подсаживаться в последнюю очередь, и чтобы не мозолить глаза входящим. Моя машина была похожая на ту, что стояла у папы в кабинете с неизменным защитным экраном на мониторе. Я включил, посмотрел комплектацию на экране загрузки — почти такая же, только памяти побольше, наверное, для работы с офисными приложениями. План работы на сегодня у меня был прост: по памяти выписать песни с альбомов Иванушек, потом проверить по записям. Со скрипом загрузив MS Word, я приступил к работе.

Проработав часа три, я уже имел ряд претензий к происходящему. Во-первых, пришлось отказаться от частого сохранения результатов, потому что запись файла на дискету отнимала кучу времени, о чём я с отвращением теперь вспомнил. В эти моменты весь компьютер замирал, ни на что не реагировал, пока дисковод ритмично жужжал и гудел. Я сразу же вспомнил анекдот того времени:

— Папа, а Windows 95 многозадачная операционная система?

— Да, сынок. Вот дискету отформатирую и покажу.

Это было смешно, потому что было правдой. Работать с дискетами и делать параллельно что-то другое Windows 95 не умел. Во-вторых, я отвык от механических клавиатур с высокими клавишами, это сильно замедляло набор, было много печаток. В-третьих, опечатки никто автоматически за меня не исправлял и не подчёркивал — самый неприятный из сюрпризов. В-четвёртых, от визга вечно печатающих матричных принтеров я начинал уже сходить с ума. В-пятых, мышка… Она была не лазерная и даже не оптическая. Внутри неё был металлический такой шарик, покрытый слоем резины, который с грохотом перекатывался по столу, собирая внутрь всю пыль и грязь, оседавшую в утробе на двух пластиковых вращающихся валиках. Эти валики отвечали за отслеживание вращения шарика по осям X и Y. От налипшей грязи они, понятное дело, вращаться переставали, а курсор мыши просто залипал, отказываясь двигаться то одной, а то и сразу по двум осям. В такие моменты мышку хотелось разбить о стол, если бы это помогло навсегда исправить проблему.

Я решил ненадолго прерваться — успокоить расшатавшиеся нервы. У меня было готово первые шесть текстов с альбома «Об этом я буду кричать всю ночь», остальные песни я помнил только частями, и их надо было переслушать. Закрыв текстовый редактор, я машинально поискал в системной панели значок USB-накопителя, чтобы «извлечь» и сам с себя улыбнулся. Я же работал с дискетой, а у них такой функции попросту не было. Дискету нужно было вынимать вручную нажатием кнопки. Второй безусловный рефлекс, при отлучении от компьютера — нажатие Win+L[42], заставил меня безрезультатно сначала искать не придуманную ещё кнопку Win, а потом какой-то альтернативный способ заблокировать рабочий сеанс.

Я, как и вчера, уединился в кабинке туалета, достал наушники, открыл плейлист и запустил очередь треков, начиная с седьмого. Однако, уже на восьмом я вынужденно остановился.

Это был трек «Рядом ты (Я тебя никогда не забуду)». Он был посвящен памяти Игоря Сорина — солиста и автора некоторых песен. В голове пронёсся сразу сноп трудноуловимых мыслей, оставив несколько главных линий: «Можно ли спасти Сорина от смерти?» и «Вдруг я внезапно умру во сне, например, как мог бы сегодня, и так ничего не успею сделать». Последняя мысль, видимо, появилась через наложение нынешнего сна на давным-давно полученную информацию о том, что во сне кошмары могут отражать пограничные состояния организма, например аритмию, асфиксию и тому подобное. Сложив два плюс два, я сделал вывод — песни подождут, нужно написать несколько записок, одна из которых будет в конверте с надписью «Вскрыть в случае моей смерти».