Сюрреализм по-английски

Даже у океана есть дно

но никому не измерить гору

моей тоски по тебе

Твой уход вырвал ломоть

из персика моего сердца.

Мне ль совладать с торпедами!

Мои скипидарные слезы затопили б аптеку.

Если ты хочешь покинуть сушу,

можно, я завяжу глаза, пока мы опять не встретились;

я принял тебя за амброзийную птичку,

не смыслившую в акустике.

А может, мне уже поздно завязывать глаза:

ведь я промокашка в брызгах чернил —

слов, напоминающих мне о тебе.

Простоволосый воздушный замок,

ты была прекрасна, словно метла из волос и плоти.

Когда ты ушла,

я был не в силах угнаться за своей безумной тоской,

и теперь-то я знаю, что скорбь может сбежать только вместе с рассудком

из безутешного, словно лестница, тела.

Январь бинтует раненую лапу,

Январь-воришка прячет бриллиант

заката, замирив его багровой кровью.

День исписался, проронив стихи,

И те артачатся, как конь пред бездной ночи.

А завтра эта рана станет глазом:

вверх по щеке взбежит росинка,

как слезка, у которой поменялись планы.

Без чувств как локти аисты свалились

Она мне по затылку лупит лёгким

И кто-то где-то кличет Пикассо

Лассо любви удавлен призрак счастья

Гнетущая печаль мешка сластей китайских

Дупло в скале как след усилий моря

Безлицый зритель со слезами, не бросающими тени

И ради этих пустяков я загубил свои стихи

В этой постели негде спать, Танги

И провод, по которому нам подавали сон, оборван

И номер ночи, номер дня един — один!

Песчинки угрожают как скульптуры

Фонтан огня ждет, когда спустят расписной крючок

И гвозди, что забил ты в землю, проросли

Мадонны и машины пыток отмеряют время

Ты тронул тучу дождь овеществился

Лyка его дуга — радуга, стрела — Египет

Мишень его неведома, а жертва — страх

Всё это лишь скелеты, спрятанные доныне

Из леденцов их кожа и нет во рту языка

Ловушки новые для древних снов расставил

О приручи их до того, как угодят в силок!

В этой постели негде спать, Танги

Всё место занято могилами сердец разбитых